Онлайн чтение книги Вторая родина
Глава IX

Прибрежный пейзаж. — Шаланда причаливает к устью полноводной реки на неизвестной земле. — Планы на следующий день. — Река получает название Монтроз.

Первым делом на следующее утро Церматт осмотрел восточную сторону горизонта. За легкой дымкой тумана, на глазах рассеивающегося, вырисовывался огненный диск солнца, несколько увеличенный вследствие преломления лучей. Все говорило о прекрасной погоде, ничто не предвещало каких-либо отклонений в атмосфере. Последние три-четыре дня столбик барометра стойко держался на одной и той же отметке, также обещая ясную погоду. Воздух немного замутился из-за поднявшейся пыли, не отягощенной атмосферной влагой. Кроме того, довольно свежий бриз устойчиво, как казалось, дул с северо-запада. На протяжении одного лье от берега море спокойно. Итак, сделал вывод Церматт, «Элизабет» может безопасно продолжать плавание вдоль побережья.

В шесть утра все собрались на палубе. Шаланда снялась с якоря и, поставив фок, кливера и бизань, вышла в открытое море, где ветер дул сильнее. Стоявший у руля Уолстон направлял судно к югу, и оно следовало вдоль изгибов берега на расстоянии десятка кабельтовых, так что все находившиеся на палубе могли в мельчайших подробностях видеть особенности прибрежного пейзажа — от зубчатых гребней скал до пляжей и их подножий.

По расчету, залив Ликорн от той зеленой долины, которая вчера открылась взгляду с вершины скалы, отделяет четыре-пять лье. Это расстояние шаланда может пройти за два-три часа. Прилив, начавшийся с восходом солнца, будет продолжаться все это время и благоприятствовать движению судна, а полная вода,[92]Полная вода — высшая фаза прилива. скорее всего, наступит как раз тогда, когда шаланда уже прибудет к месту назначения. А уж дальнейший образ действий зависит от особенностей местности и возможных случайностей.

По обе стороны от судна стаями носились великолепные осетры длиной по семь-восемь футов, и, естественно, Эрнст и Жак тут же загорелись желанием подцепить гарпуном пару-тройку этих великолепных красавцев. Но отец категорически воспротивился этой затее, опасаясь, как бы рыбалка не спутала все планы. Однако за бортом полно и всякой другой рыбы, и ее можно поймать на удочку, не задерживая движение «Элизабет». Так и сделали неуемные рыбаки, а путешественники получили к завтраку прекрасных макрелей и морских драконов,[93]Морской дракон — рыба отряда окунеобразных. В первом спинном плавнике расположена мощная колючка с ядовитыми железами в основании; уколы этой колючкой очень болезненны; два вида морских драконов встречаются в Средиземном и Черном морях. отваренных в подсоленной воде.

Вид берега почти не менялся. Та же непрерывная цепь известняковых и гранитных скал, стеной нависающих над морем, с множеством пещер у подножий. Можно себе представить, с каким бешеным ревом разбиваются об эти скалы волны открытого океана, прибиваемые ветром во время бурь! Ничего, кроме грусти, эта унылая картина у путников не вызвала.

Однако чем дальше продвигалось судно к югу, тем оживленнее становились берега. Появились птицы — глупыши, фрегаты, чайки, альбатросы, они с оглушительными криками проносились над шаландой, приближаясь иногда на расстояние ружейного выстрела. Какое искушение для Жака! Он ни за что не сдержал бы свой охотничий азарт, если бы не Анна, упросившая его пощадить безобидных пернатых.

— А вдруг среди этих альбатросов питомец Дженни? — предупредила она юношу. — И ты можешь безжалостно его подстрелить.

— Анна права, — поддержал девушку Эрнст.

— Ну, конечно, права как всегда, — недовольно проворчал Жак. — Что ж, придется не стрелять ни в одного альбатроса, пока не найдется посланник с Дымящейся горы.

— Уверена, что когда-нибудь мы его все-таки увидим, — заверила Анна.

— Очень может быть, ведь я его не подстрелю, — нашелся Жак.

Около девяти утра шаланда подошла к месту, где отвесные скалы заметно понижались, чередуясь с широкими откосами, переходящими в песчаный пляж. У берега опять появились рифы, острые очертания которых виднелись в открытом океане на расстоянии нескольких кабельтовых от суши. «Элизабет» продвигалась вперед с большой осторожностью. Перевесившись через фальшборт,[94]Фальшборт — продолжение борта над палубой судна, служащее ограждением палубы. Уолстон внимательно вглядывался в воду: всякое подозрительное завихрение, изменение цвета являлись предупреждением о рифе.

— Об этих местах не скажешь, что они пустынны. Здесь есть обитатели, и очень прелюбопытные, — заметил Жак.

— Что ты имеешь в виду, сын? — полюбопытствовала мать. — Ты что, увидел людей… или, может быть, дикарей?

Дикарей, а ими могли быть только индо-малайские туземцы, наиболее свирепые из чернокожих, госпожа Церматт боялась больше всего.

— Ну, отвечай же, Жак, — заинтересовался и отец.

— Успокойтесь, успокойтесь, я имею в виду не людей, хотя эти существа также имеют две ноги, но у них есть еще и крылья.

— В таком случае это гагарки?[95]Гагарка бескрылая — вымершая птица отряда чистиков; обитала на побережьях Западной Европы, востока Северной Америки и Исландии; последние экземпляры этого вида были уничтожены в 1844 г. — догадался Эрнст.

— Да, ты угадал.

— Они относятся к отряду перепончатолапых, — уточнил Эрнст.

— Или, проще говоря, гусей.[96]Автор заблуждается: отряда перепончатолапых в классе птиц нет; есть подотряд лапчатоногих, но он входит в отряд журавлеобразных. По современной научной классификации, гуси входят в отряд гусеобразных, где они выделены в подотряд пластинчатоклювых. Название как нельзя лучше подходит к этим глупым птицам, — сказал Церматт.

— Не потому ли их иногда и принимают за людей, — не унимался Жак.

— Неисправимый насмешник! — заулыбалась Анна.

— Возможно, издалека… — заметил Церматт. — В самом деле, взгляните на их шеи, окантованные белым воротником, их крылышки, опущенные вниз, словно человеческие руки, посмотрите, как высоко держат они голову и как важно топают друг за другом, точно в строю, в своих униформах. Помните, сколько гагарок водилось вначале и в наших местах, в устье Шакальего ручья.

— Конечно же отлично помню, как наш храбрый Жак бросился на большой отряд гагарок, войдя по пояс в воду, и действовал палкой так ловко, что уложил на месте с полдюжины, — заметил не без иронии Эрнст.

— Не забудь, что мне было тогда не более десяти лет. Не правда ли, я уже тогда подавал надежды…

— И ты их вполне оправдал, — продолжил за него отец. — Однако бедные животные, с которыми мы так дурно обошлись, оставили берег бухты Спасения и нашли убежище, как мы видим, здесь, на этом скалистом берегу океана.

Как бы то ни было на самом деле, но действительно в первые же месяцы после обоснования семьи Церматт в Скальном доме, гагарки покинули эти места.

Продолжая следовать вдоль берега, «Элизабет» приблизилась к обширным участкам побережья, на которых отлив должен был оставлять соли. Со временем на этих солончаках, решили путешественники, новые колонисты построят сотни солеварен и полностью обеспечат остров необходимым для жизни продуктом.

У подножия скал, резко обрывавшихся в воду, находилось подводное продолжение мыса. Чтобы на него не наткнуться, судно отошло от берега на полулье и приблизилось снова, только входя в бухту, к которой и примыкала зеленая долина.

— Река!.. Я вижу реку! — закричал Жак с высоты фок-мачты. Вооружившись подзорной трубой, Церматт стал внимательно изучать окрестность. И вот что открылось его взору.

Справа, сделав крутой поворот, скалы уходили в глубь острова. Слева берег заканчивался мысом, выдающимся в море на три-четыре лье. Все пространство до горизонта покрывала зелень лесов и лугов. Между мысом и скалами располагалась бухта, являясь превосходной естественной гаванью для судов. Скалы защищали ее от неблагоприятных восточных ветров, а проходы между ними легко доступны.

В бухту впадала река с живописными зелеными берегами, отражающимися в ее чистых, прозрачных водах. Река казалась судоходной, а русло ее уходило далеко на юго-запад, насколько об этом можно судить с палубы судна.

Условия очень благоприятны, чтобы именно здесь бросить якорь. Достигнув мыса, «Элизабет» убрала лишние паруса и, ограничившись кливером и бизанью, пошла правым галсом[97]Правый галс — ветер дует в правый борт судна. в бейдевинд. Ходу судна благоприятствовал прилив, он должен продолжаться еще час. Поверхность моря гладкая и спокойная. Сейчас рифов не видно, хотя во время отлива их остроконечные вершины, конечно, выступят из воды. Тем не менее мерами предосторожности решили не пренебрегать. Церматт — у руля, Уолстон и Эрнст — на носу, Жак — на корме, перебегая от одного борта к другому, пристально следили за проливом, середины которого придерживалась «Элизабет». Находящиеся на палубе женщины молчали, находясь во власти одновременно и любопытства, и смутного беспокойства от скорой встречи с новой неизвестной землей. Тишина нарушалась лишь плеском воды вдоль корпуса шаланды, к которому примешивались хлопание наполненных ветром парусов на мачтах да крик вспугнутых малых и больших чаек в прибрежных скалах.

Около одиннадцати часов утра судно бросило якорь у естественной пристани, слева от устья реки. Растущие чуть поодаль от берега роскошные пальмы обещали надежное укрытие от палящих лучей солнца, — оно стояло в зените и жгло немилосердно. После легкого завтрака путешественники стали готовиться к высадке.

Устье реки оказалось таким же пустынным, как и устье Шакальего ручья в ту пору, когда там высадились потерпевшие кораблекрушение. Казалось, что здесь никогда не ступала нога человека. Но, в отличие от маленького спокойного Шакальего ручья, новая река была широкой и полноводной, вытекающей из центральной части острова.

Жак выскочил на незнакомый берег первым, как только «Элизабет» бросила якорь, и канатом притянул судно к скалам. Вслед за ним сошли и остальные. Под кроной развесистого дерева разложили провизию, и все общество принялось за еду, утоляя поистине зверский аппетит, появившийся у всех без исключения из-за продолжительного плавания.

— Возможно, мы сделали ошибку, — начал беседу Уолстон, — пристав к левому берегу, более низкому, тогда как с противоположной стороны возвышаются скалы высотой в сотню футов…

— …и на них можно взобраться и обозреть широкое пространство, — подхватил Жак.

— Нет ничего проще, чем пересечь бухту на шлюпке, — произнес Церматт. — Но стоит ли об этом сожалеть? На том берегу лишь камни да песок, к нему примыкает бесплодная пустыня, и она тянется до самого Восточного мыса. Здесь же, наоборот, зелень роскошных деревьев, где всегда можно отдохнуть в тени, а далее простирается долина, которую мы увидели еще с открытого океана и которую мы должны прежде всего исследовать. На мой взгляд, трудно выбрать путь лучше этого.

— Мы все одобряем твой выбор, не так ли, господин Уолстон? — поддержала мужа Бетси.

— Конечно, госпожа Церматт, — не мог не согласиться Уолстон. — В конце концов, если мы пожелаем, то всегда сможем переправиться на ту сторону.

— Могу лишь добавить, что это место такое чудесное… — начала Мери Уолстон.

— …что совсем не хочется его покидать, — закончил Жак, посмеиваясь. — Итак, решено. Оставляем Скальный дом… Соколиное Гнездо… да и всю Землю обетованную, переселяемся сюда, на берега этой прекрасной реки, и основываем здесь будущую столицу Новой Швейцарии.

— Жак, как всегда, увлекается, — серьезно произнес Эрнст. — Но если отбросить шутки, то следует признать, что полноводность реки и глубина бухты могут сыграть решающую роль для создания колонии именно здесь, и место это имеет явные преимущества перед бухтой Спасения и устьем Шакальего ручья. Разумеется, надо основательно изучить весь район, углубившись в него, исследовать его ресурсы и убедиться, что здесь не водятся хищные звери.

— Вот это действительно важно, — согласилась с ними Анна.

— Как и все остальное, что говорит Эрнст, — съехидничал Жак.

— Но, как бы прекрасны и богаты ни были эти места, — задумчиво произнес Церматт, — никому, надеюсь, не придет в голову мысль расстаться с Землей обетованной.

— Нет, конечно нет, — заверила Бетси Церматт. — У меня сердце не выдержало бы расставание с ней…

— Прекрасно вас понимаю, дорогая Бетси, — поддержала ее Мери Уолстон. — И я ни за что не расстанусь с вами, чтобы поселиться здесь.

— Э-э, — проворчал Уолстон. — Разве об этом речь. Пока нам нужно всего лишь исследовать местность, и мы приступим к этому сейчас же, сразу после завтрака.

Все с ним согласились, но тем не менее женщины — жена и дочь Уолстона и Бетси Церматт — не высказали горячего желания участвовать в походе, довольно утомительном для них.

Тогда, поразмыслив, Церматт сказал:

— Я не могу оставить вас здесь одних, даже на несколько часов. Ты знаешь, Бетси, что в Скальном доме кто-нибудь всегда с тобой оставался. Ведь в случае какой-либо опасности что вы будете делать одни, во время нашего отсутствия? Нет, я не найду себе ни минуты покоя… И думаю вот что. Поскольку река судоходна, то почему бы нам не отправиться по ней всем вместе?

— Как? На шлюпке? — спросил Эрнст.

— Нет, зачем же, на «Элизабет», тем более что ее нельзя оставить без присмотра.

— Это самое лучшее решение! — обрадовалась Бетси. — И мы готовы следовать вместе с вами.

— А сможет ли «Элизабет» идти против течения? — спросил Уолстон.

— Течение станет благоприятным, надо только дождаться прилива. Скоро это произойдет, и часов через шесть мы им воспользуемся.

— Не слишком ли будет поздно отправляться в путь? — засомневалась Мери Уолстон.

— Да, действительно поздновато. В таком случае предлагаю закончить этот день здесь, ночь провести на борту судна, а завтра рано утром, когда начнется прилив, сняться с якоря.

— В таком случае чем мы сейчас займемся? — спросил нетерпеливо Жак.

— Мужчины смогут осмотреть окрестности бухты, а поскольку сейчас сильная жара, советую дамам укрыться в тени деревьев и дожидаться там нашего возвращения.

— Согласны, но при условии, что вы не станете уходить далеко, — ответила за всех женщин Мери Уолстон.

— Да, конечно, это всего лишь небольшая прогулка по левому берегу реки. Мы будем совсем близко от лагеря, — пообещал Церматт.

Не теряя времени, мужчины приступили к обследованию местности. Взобравшись на небольшую возвышенность, Церматт, Уолстон, Эрнст и Жак стали рассматривать открывшуюся перед ними широкую, зеленую, плодородную равнину. На всем обозримом пространстве тянулись густые леса, прерываемые местами обширными лугами с ковром сочных трав, прекрасным пастбищем для жвачных животных. Целая сеть ручейков стекалась к широкой реке, орошавшей долину. Естественной границей этой просторной области служила горная цепь на юго-западе.

— Теперь видно, что эти горы гораздо ближе к нашему дому, чем мы думали, когда впервые увидели их с холмов Зеленой долины. За туманной дымкой они казались голубоватыми и далекими. Мы решили тогда, что нас отделяет не менее пятнадцати лье, но это был оптический обман. Ты согласен, Эрнст?

— Да, отец, — отозвался тот. — Расстояние до гор казалось нам раза в два больше, чем на самом деле. Думаю, ближе всего к истине считать семь-восемь лье от Зеленой долины.

— Совершенно с тобой согласен, — поддержал его и Уолстон. — Весь вопрос в том, та ли это горная цепь?

— Вне всякого сомнения, — заверил Эрнст. — Не думаю, что Новая Швейцария настолько велика, чтобы на ней поместилась еще одна, достаточно высокая горная гряда.

— А почему бы и нет? — задорно возразил Жак. — Почему бы нашему острову не быть по величине равным Сицилии, Мадагаскару или Новой Зеландии…[98]Площадь указанных островов, по современным данным, равняется (в тысячах квадратных километров): Сицилия — 26, Мадагаскар — 596, Северного острова Новой Зеландии — 115, Южного острова Новой Зеландии — 150,5.

— …или даже целому континенту? — засмеялся Уолстон.

— Вы хотите сказать, что у меня склонность к преувеличениям? — не сдавался Жак.

— Не в этом дело, сын. Просто у тебя слишком богатое воображение. Однако давайте подумаем вот о чем: если бы наш остров имел размеры, которые вообразил себе Жак, разве его не заметили бы уже давно мореплаватели?

— …Старого и Нового Света, — добавил Эрнст. — Его положение в этой части океана достаточно выгодное, так что будь уверен: если бы о его существовании знали, например, англичане…

— Не стесняйтесь, дорогой Эрнст, — перебил его Уолстон. — Мы, англичане, — ненасытные колонизаторы, мы дерзко присваиваем все, что попадается под руку…

— Давайте закончим неуместный спор, — прервал его Церматт. — Рано или поздно остров был бы все равно открыт и занесен на карту Адмиралтейства — и при этом под именем Новой Англии, а не Новой Швейцарии.

— Во всяком случае, — отметил Уолстон, — Великобритания ничего не потеряла из-за того, что остров не был открыт так долго, ибо вы, первые вступившие на его территорию, сами отдали землю под владычество Англии.

— …и «Ликорн», — добавил язвительно Жак, — скоро привезет этот акт усыновления.

Церматт определил расстояние до юго-западной горной цепи в основном правильно. От устья реки до нее примерно столько же, сколько от Зеленой долины, то есть семь-восемь лье. Оставалось определить, протянулись ли горы по центру острова или ограничивают южное побережье. После ответа на этот вопрос на карте Эрнста осталось бы значительно меньше белых пятен. Поэтому никто не стал возражать против предложения Уолстона продолжить исследование острова до подножия гор и даже добраться до какой-нибудь вершины. Но осуществление такого плана все же решили отложить до наступления летнего сезона.

Обжитую и исследованную часть острова Эрнст еще раньше описал и нанес на карту с достаточной точностью. Согласно его данным, северная граница протянулась на двенадцать лье: на востоке — почти прямая линия от Восточного мыса до входа в бухту Спасения, врезавшуюся в сушу в форме бурдюка и заключенную между скалистым берегом у Соколиного Гнезда и рифами мыса Обманутой Надежды. Далее до мыса Курносого раскинулась бухта Жемчужных Корабликов с впадающей в нее рекой Восточной, а между аркой и остроконечным мысом — Жемчужный залив, характерной яйцевидной формы. На изгибе мыса, на расстоянии четырех лье к юго-западу, в открытом море возвышается островок Дымящейся горы.

Таким образом. Земля обетованная, ограниченная с одной стороны открытым океаном, с другой — бухтой Жемчужных Корабликов, запертая группой отвесных скал, тянущихся от самого узкого прохода в бухту Спасения до середины бухты Жемчужных Корабликов, труднодоступная территория, если не считать ущелья Клюз на ее южной границе. На этом сравнительно небольшом пространстве площадью около четырех квадратных лье, как известно, есть Шакалий ручей и речка у Соколиного Гнезда, Лебяжье озеро, жилые постройки Скальный дом и Соколиное Гнездо, фермы Лесной бугор и Сахарная Голова, дачи Кабаний брод и Панорамный холм.

Путешественники шли вдоль берега реки, следуя советам Церматта не удаляться от нее. Эрнст был предельно внимателен: по возвращении он собирался сразу же нанести на карту новые данные — очертания реки и орошаемой ею долины.

— Учитывая плодородие этой земли, — обратился он к своим спутникам, — можно не сомневаться, что наш остров предоставит возможность для существования нескольким тысячам колонистов.

— Такое множество людей! — поморщился Жак, не скрывая своего недовольства тем, что его вторая родина окажется со временем слишком уж заселенной.

— Поскольку город, лежащий близ устья крупной реки, всегда имеет ряд преимуществ для своего развития, — продолжал размышлять Эрнст, — то уверен, что именно в глубине этой бухты будущие колонисты выберут место для столицы Новой Швейцарии.

— Но мы не станем их соперниками, — заметил Церматт, — я убежден, что никто из обитателей Земли обетованной не захочет расстаться с нею.

— Тем более что на это ни за что не согласится госпожа Церматт, и она уже решительно об этом заявила, — напомнил Уолстон.

— И мать тысячу раз права, — горячо произнес Жак. — А попробовали бы вы спросить у наших крылатых помощников или собак, сопровождающих нас, согласятся ли они оставить Землю обетованную? Если бы они смогли выразить свое мнение голосованием по этому вопросу на открытых выборах, то, поскольку они в большинстве, я заранее могу определить результаты, извлеченные из народной урны… да, да, народной.

— Успокойся, Жак, — урезонил его Церматт, — у нас нет никакой необходимости держать совет с животными.

— Но они не так уж глупы, хотя их именем и называют дураков,[99]Во французском языке существительное «la bête» имеет значения «зверь», «животное», «скотина», тогда как прилагательное «Ьête» — «глупый», «вздорный». — ответил Жак, свистом и жестом обращаясь к своим верным собакам, тут же отреагировавшим на эти знаки внимания.

К шести часам Йоханн Церматт и его спутники закончили поход вдоль берега и возвратились к месту стоянки. Поужинали жареными пескарями, Эрнст наловил их на удочку в тихих водах реки, и Анна очень вкусно приготовила. В реке изобиловали всевозможные породы рыб, а в многочисленных речушках, впадающих в нее, кишмя кишели ракообразные, и дюжину-другую этих раков мужчины обещали наловить до отъезда.

После ужина никто не спешил подняться на судно, и все жалели, что не захватили с собой палатки для ночевки на берегу.

Вечер был великолепный. Легкий ветерок, напоенный ароматами лугов, словно это курильницы с благовониями, освежал все кругом и наполнял благоуханием. На исходе жаркого тропического дня вдыхать всей грудью такой бодрящий, восстанавливающий силы воздух особенно приятно.

Все обещало хорошую погоду. Над горизонтом, со стороны открытого океана, висел легкий туман, а высокие облака смягчали сверкание звезд.

Путешественники долго прогуливались по берегу, обсуждая планы на следующий день. Лишь к десяти вечера возвратились на «Элизабет» и сразу стали устраиваться на ночлег, все, кроме Эрнста, — ему предстояло нести вахту на судне.

Но прежде чем уснуть, Бетси Церматт высказала возникшую у нее недавно мысль.

— Мы все забыли сделать одну важную вещь, — произнесла она.

— Забыли?.. — переспросил ее муж.

— Да, именно. Дать название этой речке.

— Замечание справедливое, — подтвердил Церматт. — Хотя это обстоятельство не помешает нашему исследователю нанести ее на свою карту.

— Нет ничего проще, — живо отреагировал Эрнст. — К реке очень подходит, по-моему, имя Анна.

— Прекрасно, — засмеялся Жак. — Ей это понравится…

— Разумеется, — ответила, зардевшись, девушка, — но я хочу предложить другое название, потому что так будет справедливее.

— Какое же? — спросила Бетси Церматт.

— Имя нашей дорогой Дженни.

С ней согласились, и с этого дня на карте Новой Швейцарии появилась река Монтроз.