Глава 37, Которой кончается повесть, но не кончаются еще пути-дороги для многих и многих людей

Онлайн чтение книги Вторая весна
Глава 37, Которой кончается повесть, но не кончаются еще пути-дороги для многих и многих людей

В дверь постучали, и Шура спросила:

— Можно войти?

«Как хорошо, что я не заснул до ее прихода», — обрадовался Борис и проснулся. В окнах светлело. Он лежал, неудобно скорчившись, покрытый директорским плащом. Потрогал плащ и, улыбнувшись, поискал глазами Егора Парменовича. Директор спал на полу, на носилках, подложив под голову свои перчати-щи и укрывшись потертой, видавшей виды жеребковой курткой. Рядом спал в кресле Садыков, неудобно свесив на грудь голову, опустив с обеих сторон прямые руки и растопырив тоже прямые как палки ноги. Так спят куклы.

Снова постучали в дверь, и снова крикнула Шура:

— Товарищи, можно войти?

Борис не мог понять: продолжается ли еще сон или это уже явь? Егор Парменович заскрипел носилками и сел, сбросив куртку. Правый ус, на котором он спал, растрепался.

— Что же вы, негодяи, хозяйку не пускаете? — хрипло сказал он мятым, ночным еще голосом и зычно крикнул — Да-да! Конечно, можно, Александра Карловна!

Шура вошла и у дверей остановилась, припав головой и плечом к стенке. Можно было подумать, что она бежала, запыхалась и остановилась перевести дыхание.

— Извините нас, Александра Карповна, за нашу бесцеремонность… В будущем советую таких гостей прямо с милиционером выводить, — поднялся директор с носилок.

— Товарищ Нуржанов умер, — сказала Шура безжизненным голосом.

Корчаков снова сел на носилки и начал трясти Садыкова за ногу:

— Курман, проснись! Галим Нуржанович умер. Слышишь?

Завгар перекинул голову на плечо, посмотрел мутно, а поняв, вскочил и стал торопливо застегивать шинель.

— Когда умер? — спросил Корчаков.

— Минут двадцать назад. Все время какой-то травой самбурин бредил. Гнал ее, рубил, рвал.

— Что за трава самбурин? — спросил Корчаков.

— Жирная, косматая. На могилах растет, — ответил тихо Садыков.

— Понятно, — опустил голову Егор Парменович.

— Потом пришел в себя и спросил: «Горы прошли? Дорогу видно?»

Егор Парменович задышал часто и задергал скулами:

— Судить нас за это надо! Как сквозь пальцы человека упустили! И какого человека! Говорят, видели, как он надрывался и на промоине и на Чертовой спине! Вы видели?! — зло закричал он на Бориса. — А ты, Курман? И я видел! А мне, старому бюрократу, не до этого было! Дела, всегда дела!

— На промоине я видел, — убито прошептал Чупров.

Садыков молча поднял валявшуюся на полу фуражку, ударил ею об ладонь, надел и пошел к двери.

— Куда? — спросил Корчаков.

— К нему… — ответил в дверях Садыков.

— Слушай, Курман, давай положим Галима Нуржановича на передовую машину. Пусть первым Жангабыл, целину увидит.

— Вот хорошо сказал, — ответил Садыков и вышел.

— Теперь будем охать, вздыхать, каяться! Нужно ему это! — снова встал с носилок Егор Парменович, сердито накинул на плечи тужурку и тоже вышел.

Шура по-прежнему стояла, припав головой к стене. Лицо ее стало серым, некрасивым, глаза были закрыты, напряженно сдвинутые брови дрожали. Борису страстно захотелось тихо, кончиками пальцев коснуться ее лица и бережно разгладить и морщинки в уголках губ, и напряженно вздрагивающие брови.

— Вам отдохнуть надо, — мягко сказал он. Шура, не ответив, болезненно и раздраженно поморщилась. Борис с болью понял: снова распалось все, что связывало их в ночном разговоре, снова они чужие. Он обошел Шуру на цыпочках и спустился на улицу.

На востоке еще не алело, но высокие сквозные облака уже сияли как серебряные. Ровный серый овет был разлит всюду, и в этом равнодушном свете не было теней. И предрассветная тишина тоже была без отражений, ее не тревожил ни один звук.

Борису все равно было, куда идти, лишь бы не стоять у дверей автобуса, лишь бы не вернуться туда и не смотреть жалкими глазами на некрасивое, усталое лицо. Он обошел машину и попятился: так неожиданно и радостно открылась степь. Она вскинулась ему навстречу и остановилась на половине неба. На океанном ее просторе было так широко, так вольно, таким веселым и легким чувством наполнила душу ее необъятность, что хотелось петь, или говорить стихами, или смеяться.

А рассвет прибывал и разливался, как морской прилив. Из-за темной громады земного шара поднимался только что родившийся весенний день. И туда, в будущий день, летела широкая, прямая дорога.

К Борису подошел и встал рядом Егор Парменович. Он помолчал и вздохнул:

— Пришел в себя, спросил: «Горы прошли? Дорогу видно?..» Вот она, наша дорога. Трудная наша дорога!

Борис понял этот вздох, и сердце его больно тронула печаль о только что умершем человеке, доблестно шедшем трудными дорогами.

Солнце коснулось гребнем края земли, и над степью всплыла тонкая золотая пыль. А затем ударил первый узкий, ослепительный луч, и степь осветилась вся разом, будто ликующе вскрикнула.

Солнечный луч прикоснулся и к душе Бориса, и поникли, отступили ночные тоска и боль, а нарастало в нем бурными, горячими толчками, будто второе огромное сердце, нестерпимое желание рассказать людям о прошедших днях, всего о трех днях второй целинной весны. Луч родившегося дня, осветивший людям верную дорогу, осветил и для него то, что до сих пор было в темноте: человеческий ум, силу, самоотверженность, дружбу, теплоту сердца — все самое прекрасное в мире, чем и были наполнены прошедшие три дня. Он не замечал этого, но это властно овладело его душой, и вот он ощущает нестерпимую алчбу рассказать об этом людям, вернуть им то сокровище, которое он получил от них. Так рождалось в нем чувство творчества.

За спиной его послышался шепот. Он оглянулся. Сзади стояли неслышно подошедшие целинники, молодежь: Виктор Крохалев, Джумаш, толстячок ремесленник с мраморным румянцем на пухлых щеках, Марфа, похохатывая в ладошку, говорившая что-то жавшейся к ней Лиде Глебовой, а детски голубые глаза девушки смотрели то на солнечную степь, то на Виктора. Стояла здесь и Шура, с посветлевшим лицом, радостно прижав к груди руки со стершимся маникюром, и Воронков, снова начистивший до зеркального блеска сержантские сапоги, а рядом с ним Тоня, гладко, по-простому расчесавшая недавно еще взбитый надо лбом модный кок. Три неразлучных ленинградца стояли в обнимку: Сашка-спец обнял друзей за талию, а длинный Лева Сычев и маленький Сергей Зубков положили руки ему на плечи. Лицо Сергея снова стало насмешливым и заносчивым, будто он бросал кому-то вызов. Отдельно стояли молодые шоферы: Галя Преснышева, с обнаженной головой, отдав на забаву утреннему ветерку упрямые завитки нежных девичьих волос, серьезный Костя Непомнящих, Вадим в грязном уже, но завязанном по-прежнему крупным модным узлом канареечном шарфе, и мечтательно улыбающийся Яшенька. Странное дело, за эти три дня пробились наконец его долгожданные усики и даже свисли кисточками к уголкам губ. Здесь же стоял и Мефодин, в телогрейке, изорванной колесами машин, в «бобочке», такой мятой и со сломанным козырьком, словно ее топтали сотни ног. Лицо Василия было грустное и обиженное, но глаза по-шоферски щурились на широкую, летевшую вдаль дорогу. И еще много ребят и девчат, имен которых Борис не знал, стояли тут. Задумчивы и строги были юные лица. Они знали, куда приведет их эта дорога. Упорный, знойный труд ждет их впереди. Они будут по двадцати часов в сутки пахать и засевать целину, будут долбить в окаменевшей земле котлованы, ломать камень, будут делать любую работу, какую понадобится сделать. Это они знали, и, как перед атакой, замирали их сердца. Но они пойдут в эту атаку, потому так строги и решительны их лица.

О Родина, велика любовь к тебе твоих сыновей!

А вспаханная и засеянная ими целина поднимет ниву такой мощи, чуть не в рост человека, такой густоты, что кинь фуражку — закачается, как на волнах, такой чистоты, будто гребнем причесанную, и такого простора на все четыре стороны, что можно заблудиться в ней.

Это будет их подвиг и всенародная слава их!


Но это совсем другая повесть.


Целина — Караганда

1955–1959


Читать далее

Михаил Ефимович Зуев-Ордынец. Вторая весна
Глава 1. Печаль ночей 09.04.13
Глава 2. Степь, ночь и огни на горизонте 09.04.13
Глава 3. «Что ищет он в краю далеком?..» 09.04.13
Глава 4. Люди и машины уходят в степь 09.04.13
Глава 5. Описывающая главным образом степь, а кстати еще одного человека, едущего на целину 09.04.13
Глава 6. Все чувства наружу! 09.04.13
Глава 7. Цыганский двор 09.04.13
Глава 8. Разговоры у костра о целине, хлебном балансе страны, перманенте и папуасах южных морей 09.04.13
Глава 9. Четыре точки зрения на целинную степь и на человеческое счастье 09.04.13
Глава 10. Садыков проверяет топографию верблюдом 09.04.13
Глава 11. Добровольцы — два шага вперед! 09.04.13
Глава 12. Наперекор всему — весна! 09.04.13
Глава 13. От сегодня не уйдешь 09.04.13
Глава 14. Три ночных гостя 09.04.13
Глава 15. Человек снимает с себя стружку 09.04.13
Глава 16. Две задачи решены неправильно 09.04.13
Глава 17. Барабан Яна Жижки 09.04.13
Глава 18. Тетради Темира Нуржанова 09.04.13
Глава 19. Великолепный весенний день 09.04.13
Глава 20. Тот же великолепный, но уже испорченный весенний день 09.04.13
Глава 21. Очень неприятная, за что извиняемся перед читателями 09.04.13
Глава 22. О соколах и коршунах 09.04.13
Глава 23. Будем пробиваться! 09.04.13
Глава 24. О закопёрщиках, о двенадцати одеялах бая Узбахана и о предсмертном крике человека 09.04.13
Глава 25. Кожагул со знанием дела говорит о паршивой овце 09.04.13
Глава 26. Многие, в том числе и волк, высказывают свое частное мнение 09.04.13
Глава 27. Что-то у нас плохо организовано! 09.04.13
Глава 28. «Слезы шофера» 09.04.13
Глава 29. Директор Корчаков отвлекается от своих прямых обязанностей, а Вася Мефодин сажает себя на скамью подсудимых 09.04.13
Глава 30. «Чертов мост» 09.04.13
Глава 31. Как некоторые понимают выражение «тю-тю!» 09.04.13
Глава 32. Вполне реальное дело 09.04.13
Глава 33. Когда в Ленинграде спят 09.04.13
Глава 34. Чтобы сердце горело 09.04.13
Глава 35. Снова о двенадцати одеялах 09.04.13
Глава 36. В темноте все можно сказать 09.04.13
Глава 37, Которой кончается повесть, но не кончаются еще пути-дороги для многих и многих людей 09.04.13
Глава 37, Которой кончается повесть, но не кончаются еще пути-дороги для многих и многих людей

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть