КОГДА МЫ, МЕРТВЫЕ, ПРОБУЖДАЕМСЯ

Онлайн чтение книги Когда мы, мертвые, пробуждаемся When We Dead Awaken
КОГДА МЫ, МЕРТВЫЕ, ПРОБУЖДАЕМСЯ

Действующие лица: [table]Профессор Арнольд Рубек, скульптор  Фру Майя Рубек, его жена  Инспектор курорта  Помещик Ульфхейм  Приезжая дама  Сестра милосердия  Слуги, посетители курорта, дети [/table]      Первое действие происходит на морских купаньях;второе и третье – в окрестностях горного санатория.   -1-ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.    Часть парка, разбитого перед гостиницей курорта, главный корпус который виден справа; купы кустов и больших, старых деревьев, фонтан. Налево небольшой павильон, стен которого почти не видно из-за обвивающей их зелени и листвы дикого винограда. Перед павильоном стол и стул. На заднем плане вид на фьорд, вплоть до открытого моря; вдали видны мысы, островки и маленькие фьорды. Тихое солнечное летнее утро. Профессор Рубек и Майя сидят в плетеных садовых креслах у накрытого столика на площадке перед гостиницей. Они покончили с завтраком и пьют шампанское и сельтерскую водку. У каждого в руках газета. Рубек – пожилой, видный господин; одет вообще по-летнему, но в черном бархатном пиджаке. Майя – совсем молоденькая дама, с полным жизни лицом и веселыми, задорными глазами, однако с оттенком усталости. Одета в элегантный дорожный костюм.     Майя (сидит некоторое время как бы в ожидании, что профессор заговорит. Затем опускает руку с газетой и вздыхает). Уф! Нет, нет!…     Рубек  (поднимая глаза от газеты).Ну, Майя? Что с тобой?     Майя. Да ты послушай только, какое здесь безмолвие!     Рубек ( с снисходительной улыбкой). А ты можешь это слышать?     Майя. Что?     Рубек. Безмолвие.     Майя. Конечно, могу.     Рубек.  А что ж, пожалуй, ты и права, mein Kind!*  Действительно, безмолвие можно слышать.     Майя. Еще бы! Вот когда оно так все подавляет, как тут…     Рубек. Как тут на купаньях, да?     Майя. Всюду здесь, на родине, по-моему. Правда, там, в город, довольно шуму и гаму. И все-таки… по моему, в самом шуме и гаме – что-то мертвое.     Рубек. (испытующе гладя на нее). Так ты уж не рада, что опять на родине, Майя?     Майя. (смотрит на него).  А ты рад?     Рубек. (уклончиво). Я?     Майя. Да. Ты ведь дольше, гораздо дольше меня пробыл за границей. Ты-то очень рад, что опять на родине?       Рубек. Нет, откровенно говоря, не так, чтоб уж очень…      Майя. (оживленно). Вот видишь! Разве я не знала!      Рубек. Пожалуй, я слишком долго пробыл за границей. Совсем отвык от всего этого… родного. -2-    Майя. (пододвигая к нему свое кресло, горячо). Вот видишь, Рубек! Так уедем же поскорее! Как можно скорее!      Рубек. ( с оттенком нетерпения). Ну да, да, мы и уедем, милая Майя. Ты же знаешь.      Майя. Так почему не сейчас? Подумай! Как бы хорошо нам было в нашем новом палаццо.      Рубек. ( с снисходительной улыбкой). Собственно, следовало бы сказать: в нашем новом чудном доме.      Майя. (отрывисто). Я предпочитаю говорить – палаццо. Так и порешим.     Рубек. (долго, пристально смотрит на нее). В сущности, ты престранная маленькая особа.     Майя. Разве я такая странная?     Рубек. Да, мне кажется.     Майя. Почему это? Не потому ли, что у меня нет особой охоты жить тут или рыскать по окрестностям?…     Рубек. А кто из нас во что бы то ни стало хотел провести лето на севере?     Майя. Ну да, - положим, я.     Рубек. Да уж никак не я.     Майя. Но, господи, кто  же мог подумать, что у нас тут все так ужасно переменилось? Да еще за такое короткое время. Ты подумай! Прошло ведь каких-нибудь четыре года с тех пор, как я уехала…     Рубек. …В качестве замужней дамы, да.     Майя. Замужней? При чем это?     Рубек. (продолжая). С тех пор, как ты стала госпожой профессоршей, приобрела чудный дом… ах, извини, надо бы сказать – палаццо! Да еще виллу на берегу Тауницкого озера, в самом модном, аристократическом уголке… Да, и все там так изысканно, роскошно, - чересчур даже, смею сказать, Майя. Ну, и просторно. Нет надобности вечно торчать друг у друга на глазах…     Майя. (небрежно). Да, да, да… Простора и всего прочего вдоволь. На это нельзя пожаловаться…     Рубек. Вообще ты попала в более изысканные и просторные условия жизни. В более избранное общество, чем то, к какому привыкла дома.     Майя. (смотрит на него). А, так ты полагаешь, что это я переменилась?     Рубек. Полагаю, Майя. -3-    Майя. Одна я? А не люди здесь?     Рубек. Ну, и они тоже. Немножко, пожалуй. И отнюдь не в привлекательном смысле. С этим я согласен.     Майя. С этим тебе было бы трудно не согласиться!     Рубек. (меняя тон). Знаешь, в какое настроения я прихожу, как погляжу на всю эту жизнь и на людей вокруг?     Майя. Нет. В какое?     Рубек. Мне вспоминается ночь, когда мы ехали по железной дороге сюда на север…     Майя. Да ведь ты тогда спал в вагоне.     Рубек. Не совсем. Я заметил, что на всех маленьких станциях стало так безмолвно… Я слышал это безмолвие… как и ты, Майя…     Майя. Гм… как я; да.     Рубек. И я понял, что мы переехали границу. Очутились действительно на родине.На всех полустанках поезд стоял… хотя не было ни пассажиров, ни груза.     Майя. Зачем же он стоял, если ничего не было?     Рубек. Не знаю. Никто не выходил, никто не садился. А поезд стоял себе да стоял, долго –долго, до бесконечности. И на каждом полустанке я слышал, как по платформе ходили двое служащих – один с фонарем в руках – и разговаривали среди этой ночной тишины тихо, беззвучно… так, ни о чем.     Майя. Ты прав. Там всегда расхаживают двое таких вот и разговаривают…     Рубек. … Ни о чем. (Переходя в более оживленный тон). Но погоди только до завтра. В гавань придет большой, комфортабельный пароход. Сядем и поедем вдоль берегов… на самый север… прямо в Ледовитый океан.     Майя. Но тогда ты не увидишь самой страны… и жизни. А тебе ведь именно этого и хотелось.     Рубек. (отрывисто, ворчливо). Будет с меня; более чем достаточно.     Майя. Ты думаешь, прогулка по морю тебя больше удовлетворит?     Рубек. Все-таки перемена.     Майя. Да, да, если только это принесет  тебе пользу, то…     Рубек. Мне? Пользу? Да мне разве что-нибудь недостает?     Майя. (встает и подходит к нему). Да, Рубек. Ты сам должен это чувствовать. -4-    Рубек. Но, милая Майя… чего же мне не достает, по-твоему?     Майя. (стоя позади и наклоняясь над спинкой его кресла). А это ты мне скажи. Ты бродишь, точно потерянный. Места себе нигде не находишь. Ни дома, ни в гостях. В последнее время вообще даже стал нелюдимым.     Рубек. (с легкой насмешкой). В самом деле?.. Ты это заметила?     Майя. Это всякому в глаза бросится, кто знает тебя. И, на мой взгляд, очень грустно, что ты совсем потерял охоту к работе.     Рубек. И это еще?     Майя. Ты ведь, бывало, мог работать без устали… с утра и до вечера.     Рубек. (мрачно). Да, прежде; да.     Майя. Но как только ты закончил свой шедевр…     Рубек. (задумчиво кивая головой). «Восстание из мертвых»…     Майя. … Который прогремел по всему свету и так тебя прославил…     Рубек. В этом-то, пожалуй, вся и беда, Майя.     Майя. Как так?     Рубек. Когда я создал этот мой шедевр… (С горячностью взмахивая рукой) Да, «Восстание из мертвых» – все-таки шедевр! Или был им сначала. Нет, и остался. И останется, останется, останется шедевром!     Майя. (удивленно гладя на него). Да, Рубек… это ведь знает весь свет!     Рубек. (резко) Весь свет ничего не знает! Ничего не понимает!     Майя. Ну, во всяком случае, кое о чем догадывается чутьем…     Рубек. О том, чего вовсе нет, - да. О том, чего у меня самого и в мыслях не было. Этим-то, главное, и восхищаются! (Ворчит себе под нос). Не стоит и труда стараться, из сил выбиваться ради этой толпы, массы… ради «всего света»!     Майя. По-твоему, лучше … или достойнее тебя изредка вылепить там какой-нибудь бюст-портрет?     Рубек. (с самодовольной и лукавой улыбкой). Собственно, настоящих бюстов-портретов я не леплю, Майя.     Майя. Конечно, лепишь! Последние два-три года… с тех пор, как ты совсем отделал и сдал свою большую группу…     Рубек. Все-таки это не простые бюсты-портреты, говорят тебе.     Майя. А какие же? -5-    Рубек. В них и за ними скрывается нечто… чего люди не видят …     Майя. Вот так?…     Рубек. (решительным тоном). Я один это вижу. И меня это от души забавляет… С виду все дело как будто в этом «поразительном сходстве», как говорят, которому люди дивятся, разинув рот… (Понижая голос) А в сущности-то из глубины этих бюстов-портретов выглядывают почтенные лошадиные морды, упрямые ослиные башки, вислоухие, низколобые песьи хари, откормленные свиные рыла… и тупые, грубые бычачьи рожи…     Майя. (равнодушно). Значит – все  милые домашние животные.     Рубек. Только милые домашние животные, Майя. Все те животные, которых люди изуродовали по своему образу и подобию и которые в отместку изуродовали людей. (Осушает бокал шампанского и смеется). Вот какие коварные произведения искусства заказывают мне почтенные богатые люди! И,  не задумываясь, оплачивают их… дорого, очень дорого… чуть не на вес золота, как говорится.     Майя. Наливая ему бокал). Фи, Рубек! Пей же и будь веселее!     Рубек. (несколько раз проводит рукой по лбу и откидывается на спинку кресла). Я и так весел, Майя. Действительно весел. На свой лад. (Помолчав немного). Есть, конечно, известное счастье в сознании своей полной свободы и независимости. В обладании всем тем, что только взбредет в голову пожелать. С внешней точки зрения. Разве ты не согласна с этим, Майя?     Майя. Да, пожалуй. И это, конечно, недурно. (Смотрит на него). Но ты помнишь, что обещал мне в тот день, когда мы столковались насчет того… трудного вопроса…     Рубек. (кивая). … Столковались, что поженимся.. Да, тебе было трудновато решиться, Майя.     Майя. (невозмутимо продолжая). .. И порешили, что я уеду с тобой за границу на постоянное жилье… и заживу хорошо… Помнишь, что ты обещал мне тогда?     Рубек. (кочая головой). Нет, право, не помню. Что же такое я обещал тебе тогда?     Майя. Ты сказал, что возьмешь меня с собой на высокую гору и покажешь мне все царства мира и славу их.     Рубек. (пораженный). Так я это и тебе обещал?     Майя. (смотрит на него). И мне? А кому же еще?     Рубек. (равнодушно). Нет, нет, я хотел только сказать – разве я обещал показать тебе?..     Майя. … Все царства мира и славу их, - да,  ты так и сказал. И слава эта должна стать нашей – моей и твоей, сказал ты.    -6-    Рубек. Ну, это у меня просто было такое любимое выражение.     Майя. Только любимое выражение?     Рубек. Да, еще со школьной скамьи. Так я сманивал, бывало, из дому соседских ребятишек, когда мне хотелось увлечь их поиграть в лес, в горы.     Майя. (пристально смотрит на него). Ты и меня, пожалуй, только хотел этим сманить поиграть?     Рубек. (переходя в шутливый тон). А разве, в самом деле, не веселая вышла ира, Майя?     Майя. (холодно). Я поехала с тобой не для того только, чтобы играть.     Рубек. Да, да, пожалуй, что так.      Майя. А ты так и не взял меня на высокую гору и не показал мне…     Рубек. (с досадой). … Всех царств мира и славы их? Нет, этого я не сделал. Потому что, скажу я тебе, ты собственно, и не создана для горных высот, миленькая Майя!     Майя. (стараясь овладеть собой). Однако, мне кажется, ты думал иначе когда-то.     Рубек. Лет пять тому назад, да. (Потягиваясь) Пять лет – долгий, долгий срок, Майя.     Майя. (смотрит на него, с горечью). Разве время показалось тебе таким долгим, Рубек?     Рубек. Как будто начинает немножко казаться. (Зевает). Так, иногда.     Майя. (переходит на свое место). Я не буду докучать тебе дольше. (Садится на свое место, берет газету и перелистывает ее). Молчание.     Рубек. (положив локти на стол, смотрит на нее, словно поддразнивая). Профессорша обижена?     Майя. (холодно, не гладя). Нисколько.  По парку, справа налево, начинают проходить посетители курорта, большею частью дамы, по одиночке и группами.    Лакеи приносят из гостиницы за павильон прохладительные напитки. Показывается инспектор курорта, заканчивающий обычный обход по парку; он в перчатках и с тросточкой; встречаясь с гостями, любезно раскланивается, а с некоторыми и обменивается парой слов.       -7-    Инспектор. (направлясь к столу Рубека и вежливо снимая шляпу). Мой почтительнейший привет фру профессорше! Здравствуйте, господин профессор!     Рубек. Здравствуйте, здравствуйте, господин инспектор!     Инспектор. (обращаясь к Майе). Смею спросить, хорошо ли господа почивали?     Майя. Благодарю, отлично, что касается меня. Я всегда сплю по ночам, как убитая.     Инспектор. Очень рад. Первая ночь на новом месте часто бывает беспокойной. А господин профессор?     Рубек. У меня сон неважный. Особенно в последнее время.     Инспектор. (с формальным участием). А, очень, очень жаль. Но несколько недель у нас на купаньях… и дело поправится.     Рубек. (взглядывает на него). Скажите мне, господин инспектор… кто-нибудь из ваших больных купается ночью?     Инспектор. (удивленно). Ночью? Нет, никогда не слыхал.     Рубек. Нет?     Инспектор. Нет, я что-то не знаю здесь никого, кто был бы болен настолько, чтобы это оказалось нужным.     Рубек. Ну, а кто-нибудь имеет привычку гулять ночью по парку?     Инспектор. (улыбаясь и качая головой). Нет, господин профессор. Это было бы против режима.     Майя (с нетерпением). Господи, Рубек, ведь я же говорила утром, что тебе все это во сне привиделось!     Рубек (сухо). Да? Во сне? Благодарю! (Поворачиваясь к инспектору) Я, видите ли, встал сегодня ночью; мне не спалось … и вздумал посмотреть, какова погода…     Инспектор (слушая со вниманием). Да, да, господин профессор, и что же?     Рубек. Я взглянул в окно… и увидал там между деревьями светлую фигуру.     Майя (с улыбкой к инспектору). Профессор говорит, что фигура была в купальном халате.     Рубек. Или в чем-то вроде того, сказал я. Я не мог хорошенько разобрать. Видел только что-то белое…  -8-Инспектор. В высшей степени странно.   Кто же это был – мужчина или дама?     Рубек. Мне показалось совсем ясно, что это была дама. Но за ней двигалась другая фигура, совершенно темная. Словно тень.     Инспектор (пораженный). Темная?…Совсем черная, быть может?     Рубек. Да, почти, как мне показалось.     Инспектор (как бы озаренный догадкой). И она следовала за белой? По пятам?     Рубек. Да, на некотором расстоянии…     Инспектор. Ага! Так я, пожалуй, сумею дать вам разъяснение, господин профессор.     Рубек. Ну, так кто же это был?     Майя (одновременно). Так профессор, правда, не во сне все это видел?     Инспектор (вдруг шепотом, указывая вглубь направо). Тсс… господа! Взгляните туда… и не говорите теперь об этом громко. Из-за угла гостиницы входит стройная дама, в платье из тонкого белого кашемира; за ней следует сестра милосердия, с большим серебряным крестом, спускающимся на грудь на цепочке; обе проходят по парку к павильону налево. Лицо дамы бледно, все черты словно застыли, веки опущены и глаза как будто незрячие. Платье плотно прилегает к фигуре, ниспадая прямыми складками до полу. На голову, спину и грудь наброшена большая белая креповая шаль. Руки скрещены на груди, стан неподвижен, походка размеренная, словно деревянная. Сестра милосердия держится также очень прямо; она, видимо, прислуживает даме, с которой не спускает пронзительных карих глаз. Лакеи с переброшенными через руку салфетками выходят из дверей гостиницы и с любопытством следят за двумя незнакомками. Те не обращают ни на что внимания и, не оборачиваясь, направляются в павильон.     Рубек (медленно и как бы невольно встает с кресла, не сводя глаз с затворившейся двери павильона). Кто эта дама?     Инспектор. Приезжая, которая сняла тот маленький павильон.     Рубек. Иностранка?     Инспектор. Вероятно. Во всяком случае, обе  прибыли сюда из-за границы. Неделю тому назад. И никогда не бывали у нас прежде.     Рубек (уверенно, глядя на него). Это ее я  и видел ночью в парке.     Инспектор. Вероятно. Я сразу так подумал..     Рубек. Как ее зовут, господин инспектор?     Инспектор. Она записалась: madame de Satov с компаньонкой. Больше мы ничего не знаем… -9- Рубек (раздумывая). Сатова? Сатова?     Майя ( с легкой насмешкой). Ты знаешь кого-нибудь с такой фамилией, Рубек? А?     Рубек (качая головой). Никого… Сатова? Фамилия как будто русская. Во всяком случае, славянская. (Инспектору.) На каком языке она говорит?     Инспектор. Между собой они говорят на таком языке, что я ничего не могу разобрать. А так она чисто говорит по-норвежски.     Рубек (в порыве изумления). По-норвежски? Вы не ошибаетесь?     Инспектор. Нет, уж тут я ошибиться не могу.     Рубек (с напряжением глядя на него). Вы сами слышали?     Инспектор. Да. Я сам говорил с ней. Всего несколько раз. И два-три слова. Она очень несловоохотлива. Но…     Рубек. … Говорит по-норвежски?     Инспектор. Чистым, прекрасным норвежским языком. Пожалуй, с легким нурланнским акцентом.*     Рубек (растерянно глядя в пространство). И это вдобавок!      Майя (слегка уязвленная и раздраженная). Быть может, эта дама была когда-нибудь у тебя натурщицей, Рубек? Вспомни-ка!     Рубек (смотрит на нее в упор). Натурщицей!     Майя (с поддразнивающей улыбкой). Ну да, когда ты  был помоложе. У тебя ведь, говорят, было множество натурщиц! В прежние времена, разумеется.     Рубек (в том же тоне). Нет, миленькая фру Майя! Я, в сущности, имел только одну-единственную натурщицу. Единственную – для всего, что я создал.     Инспектор (который смотрел в это время влево). К сожалению, я должен откланяться: там идет господин, с которым не очень-то приятно сталкиваться. Особенно в присутствии дам.     Рубек (тоже гладит влево). Тот охотник, что идет сюда? Кто это?     Инспектор. Помещик Ульфхейм, из…     Рубек. А, помещик Ульфхейм!     Инспектор. Медвежатник, как его прозвали…     Рубек. Я знаю его.     Инспектор. Кто его не знает! -10-    Рубек. Впрочем, так, слегка, очень мало. Что же, и он попал на излечение… наконец?     Инспектор. Нет еще – к удивлению, нет! Он просто так наезжает сюда раз в год… проездом на охоту… Извините пока. (Хочет войти в гостицицу).     ГОЛОС УЛЬФХЕЙМА (за сценой). Да погодите же! Постойте, черт побери! Чего вы вечно бегаете от меня?     Инспектор (останавливаясь). И не думаю бегать, господин Ульфхейм. Слева входит Ульфхейм, в сопровождении егеря со сворой охотничьих собак. Ульфхейм в охотничьем костюме, высоких сапогах и мягкой шляпе с пером. Он высок, худ, мускулист и громогласен; кудлатые волосы и борода; возраст определить трудно, но уже не молод.     Ульфхейм (обрушиваясь на инспектора).Это еще что за манера обходиться с гостями? Удираете со всех ног, поджав хвост, точно за вами сам черт гонится!     Инспектор (спокойно, обходя вопрос). Вы на пароходе прибыли?     Ульфхейм (ворчливо). Не имел чести видеть никакого парохода. (Подбочениваясь) Вы разве не знаете, что я плаваю на собственной яхте? (Егерю.) Хорошенько позаботься о своих ближних, Лорс! Но смотри, чтобы они все-таки зверски проголодались. Свежих костей дай. Только мяса на них поменьше, слышишь? Да самых свежих, с кровью! И сам набей себе брюхо. (Как бы давая ему пинка ногой.) А теперь – проваливай к черту!                Егерь с собаками уходит за угол гостиницы.     Инспектор. Не угодно ли вам пока пройти в столовую?     Ульфхейм. К этим полудохлым мухам и людям? Покорнейше благодарю, господин инспектор!     Инспектор. Как угодно, как угодно.     Ульфхейм. А вы вот велите-ка буфетчице заняться нашим снаряжением, как всегда. Да не жалеть съестного. А главное-водки!… Скажите, что мы с Ларсом зададим ей перцу, если она… не того…     Инспектор (прерывая). Знаем, знаем. (Оборачиваясь к Рубеку.) Не передать ли каких приказаний от вас, господин профессор? Или, может быть, от фру Рубек?     Рубек. Нет, благодарю. Мне ничего не надо.     Майя. И мне тоже.                                                               Инспектор уходит в гостиницу.     Ульфхейм (пристально всматривается и приподнимает шляпу). Черт возьми! Никак дворовый пес затесался в важную компанию?     Рубек (взглядывает на него). Что вы хотите сказать? -11-    Ульфхейм (несколько сдержаннее и обходительнее). Я налетел, кажется, на самого скульптора Рубека?     Рубек (кивая). Мы встречались с вами как-то в обществе. Той осенью, когда я в последний раз был здесь, на родине.     Ульфхейм. Да, но это уже давненько было. Тогда вы еще не были знаменитостью, какой, говорят, теперь стали. Тогда и сиволапый медвежатник еще осмеливался подойти к вам.     Рубек (с улыбкой). Я и теперь не кусаюсь.     Майя (с любопытством разглядывая Ульфхейма). А вы в самом деле настоящий медвежатник?     Ульфхейм (присаживаясь к другому столику, ближе к гостинице). Предпочтительно медвежатник, сударыня. А то не брезгаю и другой дичью, какая попадается. И орлами, и волками, и женщинами, и лосями, и оленями… Только чтобы дичинка была свежая, сочная, с настоящей кровью…(Отпивает из охотничьей фляжки).     Майя (не сводя с него глаз). А предпочтительно все-таки медвежатник?    Ульфхейм. Да. Потому что тут, знаете, сподручно, в случае чего, взяться за нож. (С беглой усмешкой.) Мы оба имеем дело с упорным, упрямым материалом – и я, и ваш муж. Он ведь возится с мрамором, я – с напряженными, бьющимися медвежьими жилами. И оба мы в конце концов одолеваем. Торжествуем над материалом. Не отступаем, пока не сломим непокорного.     Рубек (задумчиво). Это вы верно говорите.     Ульфхейм. Да, камню тоже есть из-за чего упорствовать. Он мертв и изо всех сил упирается, когда вы молотком вбиваете в него жизнь. Совсем как медведь в берлоге, когда его расшевеливают кольями.     Майя. Что же, вы теперь собираетесь в лес на охоту?     Ульфхейм. Туда, в горы… Вы, верно, никогда не бывали там, на вершинах скал?     Майя. Никогда.     Ульфхейм. Черт возьми, так постарайтесь попасть туда нынешним летом! Отправимся вместе. И вы, и профессор.     Майя. Благодарю. Но Рубек думает прокатиться по морю.     Рубек. По шхерам, обогнуть берег.     Ульфхейм. Фу, какого черта вам понадобилось в этих проклятых, душных канавах? Подумать только – колыхаться и дремать на этой водице – не то соленой, не то пресной.. Чистое рвотное, по-моему!     Майя. Слышишь, Рубек?   -12-    Ульфхейм. Нет, уж лучше отправляйтесь-ка со мной в горы. Там свободно, чисто от людей! Вы не можете себе представить, что это значит для меня. Но такой дамочке…(Вдруг останавливается.)             Из павильона выходит сестра милосердия и идет в гостиницу.(Провожая ее глазами.) Глядите, глядите!…Черная птица!… Кого это собираются хоронить?     Рубек. Я что-то не слыхал, чтобы здесь кто умер…     Ульфхейм. Ну, так собирается подохнуть. В каком-нибудь углу. Все эти хворые и дохлые отлично бы сделали, если бы постарались поскорее лечь в могилу… чем скорей, тем лучше!     Майя. Вам самим случалось хворать, господин помещик?   Ульфхейм. Никогда. Иначе бы я не сидел тут… Но близким моим случалось, беднягам.     Майя. И что же вы для них делали?     Ульфхейм. Конечно, пристреливал.     Рубек (смотрит на него). Пристреливали?     Майя (отодвигаясь со своим креслом). Насмерть?     Ульфхейм (кивая). Я никогда не даю маху, сударыня.     Майя. Да как же вы дошли до того, чтобы пристреливать людей!     Ульфхейм. Я и не говорю о людях.     Майя. Вы сказали, ваши близкие…     Ульфхейм. Мои близкие, разумеется, - псы.     Майя. Псы – ваши близкие?     Ульфхейм. Ближе у меня никого нет. Мои честные, верные, добросовестные охотничьи товарищи!.. Когда который-нибудь из них начинает хиреть и болеть – паф! - и  готово! Мой друг переправлен – на ту сторону.     Сестра милосердия выходит из гостиницы с подносом, на котором сервированы молоко и хлеб, ставит его на столик возле павильона и сама уходит туда.     Ульфхейм (с презрительным смехом). И это, это называется человеческой едой! Разбавленное молоко и рыхлый липкий хлеб. Нет, поглядели бы вы, как жрут мои товарищи! Хотите?     Майя (улыбаясь в сторону профессора и вставая). Охотно.   -13-    Ульфхейм (также встает). Вот это молодец дама! Пойдемте. Они глотают огромные кости целиком. Давятся и опять глотают. Просто загляденье! Пойдемте, я вам покажу. И потолкуем кстати насчет этой прогулки в горы… Скрывается за углом гостиницы. Майя идет за ним. Почти в то же время из павильона выходит дама в белом и садится за стол.Дама берет стакан с молоком и хочет отпить, но, заметив Рубека, останавливается и смотрит на него безжизненным взглядом.     Рубек (остается сидеть у своего стола и серьезно, не  отрываясь, смотрит на даму. Наконец встает, делает к ней несколько шагов и тихо говорит). Я узнаю тебя, Ирена.     Дама (ставя стакан на стол, беззвучным голосом). Так ты догадался, Арнольд?     Рубек (не отвечая). И ты, как вижу, узнала меня.     Дама. Тебя – другое дело.     Рубек. Почему?     Дама. Ты ведь еще жив.     Рубек (недоумевая). Жив?     Дама (немного погодя). А кто была та, другая? Которая … сидела с тобой за столом?     Рубек (затрудняясь). Это? Это… жена моя.     Дама (медленно, кивая головой). Так. Это хорошо, Арнольд. Значит, до нее мне нет дела…     Рубек (нетвердо). Само собой разумеется…     Дама. Она попала к тебе, когда меня уже не было в живых.     Рубек (вдруг всматриваясь в нее). Когда тебя?.. Что ты говоришь, Ирена?     Ирена ( не отвечая). А дитя? Ему ведь живется так хорошо. Наше дитя пережило меня. Живет в чести и славе…     Рубек (улыбаясь, точно переносясь мыслью в далекое прошлое). Наше дитя? Да, мы так его называли… тогда.     Ирена. При жизни, да.     Рубек (пытаясь перейти в шутливый тон). Да, Ирена… поверь, «дитя наше» прославилось на весь свет. Ты, верно, читала о нем?     Ирена (кивая). И прославило своего отца… Ты об этом и мечтал. -14-    Рубек (понижая голос, с волнением). И всем, всем я обязан тебе, Ирена. Спасибо тебе.     Ирена (после некоторого раздумья). Поступай я тогда как должно, Арнольд…     Рубек. Ну? Что же тогда?     Ирена. Я бы убила его тогда.     Рубек. Убила бы, говоришь!     Ирена (шепотом). Убила бы… прежде чем уехать от тебя. Разбила бы. Разбила бы вдребезги.     Рубек (с упреком качает головой). Ты не смогла бы, Ирена. У тебя духу не хватило бы!     Ирена. Да, тогда у меня не хватило духу.     Рубек. А потом? После?     Ирена. Потом я убивала его бесчисленное число раз. И днем, и ночью. Убивала в порыве ненависти… мести… муки.     Рубек (близко подходит к столу и спрашивает). Ирена, скажи мне наконец… теперь столько лет прошло… почему ты уехала от меня тогда? Исчезла так бесследно…что я не мог тебя найти?     Ирена (медленно качая головой). Ах, Арнольд… зачем говорить тебе это теперь, когда… я уже по ту сторону.     Рубек. Разве ты полюбила кого-нибудь другого?      Ирена. Кто-то перестал нуждаться в моей любви… в моей жизни.     Рубек (уклончиво). Гм… Не будем больше говорить о прошлом…     Ирена. Да, не будем говорить о том, что осталось там, позади, по ту сторону – для меня.     Рубек. Где ты скиталась, Ирена? Ты не оставила никаких следов для моих розысков.     Ирена. Я погрузилась во мрак… когда дитя наше восстало, просветленное.     Рубек. Ты много ездила по свету?     Ирена. Да. По разным странам и государствам.     Рубек (с участием глядя на нее). Что же ты делала, Ирена?    -15-    Ирена (вперив в него взгляд). Постой… Погоди… Да, вспомнила. Я стояла на вертящейся подставке в разных варьетэ. Изображала голые статуи в живых картинах. Загребала деньги. Я к этому не привыкла у тебя; у тебя их не было… И кружила головы мужчинам… И к этому ты не приучил меня, Арнольд. Ты был крепче.          Рубек (спеша замять разговор). И затем ты ведь вышла замуж?         Ирена. Да, за одного из них.        Рубек. Кто же твой муж?        Ирена. Он был из Южной Америки. Важный дипломат. (Смотрит в пространство с застывшей улыбкой.) Его я совсем свела с ума. Он просто рехнулся… Окончательно и бесповоротно… Довольно таки забавно было, представь себе… пока это подготовлялось. С утра до вечера можно было смеяться в душе… Если бы у меня была  душа.      Рубек. А где ж он теперь?      Ирена. Там где-то, на кладбище, под высоким роскошным памятником и со свинцовой погремушкой в черепе.     Рубек. Он сам лишил себя жизни?     Ирена. Да. Ему угодно было опередить меня.     Рубек. Тебе не жаль его, Ирена?     Ирена (не понимая). Кого?     Рубек. Да его же, господина фон Сатова.     Ирена. Его звали не Сатовым.     Рубек. Нет?     Ирена. Так зовут моего второго мужа. Он русский…     Рубек. А он где?     Ирена. Далеко, в Уральских горах. На своих золотых приисках.     Рубек. Так он там живет?     Ирена (пожимая плечами). Живет? Живет? Собственно говоря, я убила его…     Рубек (вздрагивая). Убила!..     Ирена. Тонким острым кинжалом, который я всегда беру с собой в постель.     Рубек (порывисто). Я не верю тебе, Ирена! -16-    Ирена (с кроткой улыбкой). Уж поверь, Арнольд.     Рубек (с участием глядя на нее). У тебя никогда не было детей?     Ирена. Много.     Рубек. Где же твои дети?     Ирена. Я их убивала.     Рубек (строго). Ну вот, ты опять лжешь мне!     Ирена. Говорю тебе, я их убивала. От всей души убивала их. Едва они появлялись на свет. И даже гораздо раньше. Одного за другим.     Рубек (мрачно). В твоих словах есть какой-то тайный смысл.     Ирена. А что я могу поделать? Каждое слово, которое я говорю, нашептывается мне на ухо.     Рубек. Пожалуй, лишь я один подозреваю истинный смысл.     Ирена. Ты и должен быть единственным.      Рубек (пристально смотрит на нее, упершись руками в стол). В тебе порвались струны…     Ирена (коротко). Так, верно, всегда бывает, когда умирает молодая женщина с горячей кровью.     Рубек. Ах, Ирена, брось эти дикие мысли! Ты ведь жива! Жива! Жива!     Ирена (медленно поднимается с кресла и говорит дрожащим голосом). Я была мертва много лет. Они пришли и сказали мне. Скрутили мне руки за спиной… И опустили меня в склеп с железными решетками на оконцах… с обитыми мягкими стенами… чтобы никто наверху, на земле, не слышал криков из могилы… Но теперь… я начинаю понемногу восставать из мертвых. (Снова садиться).      Рубек (после краткой паузы). Ты считаешь виновным меня?     Ирена. Да.     Рубек. Виновным в том… что ты называешь своей смертью?     Ирена. Виновным в том, что я должна была умереть. (Переходя в равнодушный тон.) Что ж ты не присядешь, Арнольд?     Рубек. Можно?     Ирена. Да… Ты не бойся холодной дрожи. Я думаю, что еще не совсем окоченела.  -17-    Рубек (придвигает к столу стул). Ну вот, Ирена. Теперь мы сидим вместе, как бывало.     Ирена. На некотором расстоянии друг от друга. Тоже, как бывало.     Рубек (придвигаясь ближе). Так надо было тогда.     Ирена. Надо было?     Рубек (решительно). Нам надо было держаться друг от друга на расстоянии.     Ирена. Да надо ли было, Арнольд?     Рубек (продолжая). Помнишь, что ты ответила, когда я спросил, можешь ли ты последовать за мной далеко-далеко на чужбину?     Ирена. Я подняла три пальца и поклялась следовать за тобой на край света, до конца жизни. И служить тебе во всем…     Рубек. Служить моделью для моего произведения…     Ирена. … В свободной, полной наготе.      Рубек (с волнением).Ты и служила мне, Ирена… так смело… и радостно… невзирая ни на что.     Ирена. Да, я служила тебе каждой каплей моей юной, горячей крови.     Рубек (кивая, с благодарной улыбкой). Это ты можешь сказать смело.     Ирена. Я преклонялась пред тобой и служила тебе, Арнольд! (Сжимает кулаки.) А Ты, ты… ты!     Рубек (отклоняясь). Я никогда ничем не согрешил перед тобой! Никогда, Ирена!     Ирена. Согрешил! Против моей природы…     Рубек (подаваясь назад). Я?     Ирена. Да, ты! Я стояла пред тобой открыто, вся, как есть… Ты смотрел… (тише) и никогда, ни разу не коснулся меня.     Рубек. Ирена, разве ты не понимала, не замечала, что я не раз готов был потерять голову от твоей красоты?     Ирена (невозмутимо продолжая). И все-таки… я думаю, дотронься ты до меня, я бы убила тебя на месте…Я всегда носила при себе острую иглу. В волосах. (Задумчиво проводит рукой по лбу.) Да, но… все-таки… все-таки… ты мог!     Рубек (многозначительно глядя на нее). Я был художником, Ирена.     Ирена (мрачно). Именно. Именно.-18-    Рубек. Прежде всего художником. И я болел тогда муками творчества, вынашивая идею величайшего своего произведения. (Погружаясь в воспоминания.) Я хотел назвать его «Восстанием из мертвых». Хотел воплотить его в образе молодой девушки, пробуждающейся от смертного сна…     Ирена. Наше дитя, да…     Рубек (продолжая). Пробуждающаяся дева должна была явиться прекраснейшею, чистейшею, идеальнейшею из дочерей земли. И вот я нашел тебя. Ты оказалась необходимой мне во всех отношениях. И ты с такой охотой и радостью согласилась служить мне... Оставила дом, родных и последовала за мной.     Ирена. Я пробудилась тогда, восстала от сна детства, когда последовала за тобой.     Рубек. Потому-то ты главным образом и была необходима мне. Ты и никто больше. Ты стала для меня высшим существом, к которому можно было прикасаться лишь в мыслях… с благоговением… Я был ведь еще молод тогда, Ирена. И поддался суеверному предчувствию что, если я коснусь тебя, дам волю вожделению, я оскверню свою душу и мне не удастся воплотить свою идею. И я до сих пор думаю, что был отчасти прав.     Ирена (кивая, с оттенком насмешки). На первом плане – художественное произведение, человек – на втором.     Рубек. Суди, как хочешь, Ирена. Но я был весь под властью своей задачи. И был бесконечно счастлив этим.     Ирена. И выполнил свою задачу, Арнольд.     Рубек. Спасибо, сердечное спасибо тебе, что я выполнил свою задачу. Я хотел создать чистую деву, какой я представлял ее себе в день восстания из мертвых. Она не удивляется чему-нибудь новому, неизвестному, неожиданному. Она только полна благоговейной радости, увидя себя не изменившеюся, себя, земную женщину, в высших, более свободных и радостных условиях бытия… после долгого смертного сна, без сновидений… (Понижая голос.) Такою я и создал ее; я воплотил ее в твоем образе, Ирена.     Ирена (положив руки плашмя на стол, откидывается на спинку стула). И покончил со мной…     Рубек (с упреком). Ирена!     Ирена. Я тебе не нужна была больше…     Рубек. И ты можешь это говорить!     Ирена. …И ты стал озираться кругом, искать других идеалов…     Рубек. И не нашел ни одного, ни одного, после тебя.     Ирена. И не нашел натурщиц тоже, Арнольд? -19-    Рубек. Ты не была для меня натурщицей. Ты была источником моего творческого вдохновения.     Ирена (помолчав немного). Что же ты творил потом? Из мрамора, хочу я сказать. После того, как я уехала от тебя?     Рубек. Ничего я после того не творил. Так, лепил только пустяки.     Ирена. А та женщина, с которой ты теперь живешь?..     Рубек (прерывая, запальчиво). Не говори о ней! Душа болит!     Ирена. Куда ты думаешь направиться с нею?     Рубек (вяло). Придется, верно, предпринять скучнейшую морскую прогулку на север, вдоль берегов.     Ирена (смотрит на него, чуть заметно улыбается и шепчет). Отправляйся лучше в горы. Как можно выше. Выше, выше… все выше, Арнольд.     Рубек ( с напряженным вниманием). И ты хочешь туда?     Ирена. Хватит ли у тебя духу еще раз повстречаться со мной?     Рубек (борясь с собой, нетвердо). Если бы мы могли… ах, если бы мы могли!..     Ирена. Почему же мы и не можем, если захотим? (Смотрит на него и шепчет с мольбой, сложив руки.) Приди, приди, Арнольд! О, приди ко мне туда!.. Майя, вся раскрасневшаяся от удовольствия, показывается из-за угла гостиницы и быстрыми шагами направляется к столу, где прежде сидела с мужем.     Майя (еще заворачивая за угол, не глядя вперед). Нет, теперь говори, что хочешь, Рубек…(Увидав Ирену, останавливается.) Ах, извините!.. Ты, как вижу, завел знакомство.     Рубек (отрывисто). Возобновил знакомство. (Встает.) Что ты хотела сказать мне?     Майя. Я хотела только сказать тебе, что ты там себе как хочешь, а я не поеду с тобой на этом противном пароходе.     Рубек. Почему?     Майя. Потому что хочу в горы, в лес хочу! (Ластясь.) Позволь мне, Рубек! Я буду потом такая умница, такая умница!     Рубек. Кто это тебя надоумил?      -20-    Майя. Да все он, этот гадкий медвежатник. Ах, ты не можешь представить себе, какие чудеса он рассказывает про горы. И про жизнь там в горах! Ужас, гадость, отвращение просто, что он там насочинял! Я, право, думаю, что он все сочиняет. И все-таки необычайно заманчиво. Позволь же мне отправиться с ним! Только посмотреть самой, правду ли он рассказывает, понимаешь? Можно, Рубек?     Рубек. Да по мне – сколько угодно. Отправляйся себе в горы… куда и на сколько времени хочешь. Я, может быть, тоже отправлюсь туда.     Майя (живо). Нет, нет, нет, тебе-то зачем! Из-за меня не надо!     Рубек. Я хочу в горы. Я уже решил.     Майя. Ну, спасибо, спасибо! Можно сейчас же сказать об этом медвежатнику?     Рубек. Скажи медвежатнику все, что хочешь.     Майя. Спасибо, спасибо, спасибо! (Хочет схватить его за руку, но он не дает.) Нет, какой ты, право, сегодня милый, Рубек! (Убегает в гостиницу.)   В ту же минуту дверь павильона тихо, бесшумно приотворяется. На пороге стоит сестра милосердия и наблюдает. Никто ее не видит.     Рубек (поворачиваясь к Ирене, решительно). Итак, мы встретимся там?     Ирена (медленно вставая). Да, непременно встретимся. Я так долго искала тебя.     Рубек. Когда же ты стала искать меня, Ирена?     Ирена (с оттенком насмешливой горечи). Когда мне стало ясно, что я отдала тебе, Арнольд, нечто такое, чего нельзя отдавать. Чем никому нельзя жертвовать.     Рубек (наклоняя голову). Да, это горькая правда. Ты отдала мне три-четыре года своей юной жизни.     Ирена. Больше, больше! Я была безрассудной мотовкой… тогда.     Рубек. Да, ты была расточительна. Ты отдавала мне всю свою нагую прелесть.     Ирена. … Для созерцания.     Рубек. И для прославления.     Ирена. Да, для прославления тебя самого.  И нашего дитяти.     Рубек. И тебя, Ирена.     Ирена. Но самый драгоценный мой дар ты забыл. -21-Рубек. Самый драгоценный?.. Какой же?     Ирена. Я отдала тебе свою молодую, живую душу! И вот здесь, внутри, у меня стало пусто… Я осталась без души. (Впиваясь в него взглядом.) Вот от того я и умерла, Арнольд. Сестра милосердия распахивает дверь и предлагает ей пройти. Ирена уходит в павильон.     Рубек (смотрит ей вслед и через некоторое время шепчет). Ирена!   -22- ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. Окрестность горного санатория. Ландшафт представляет лишенную деревьев обширную горную площадь, примыкающую у уходящему вдаль горному озеру. По другую сторону озера возвышается ряд скалистых вершин и ущелий, где синеет снег. На переднем плане, налево, журчит ручеек, сбегающий отдельными струйками с крутой скалы и затем уже ровно текущий через площадь направо. По берегам ручейка разбросаны камни, растут кустарники  и разные растения. Направо холм, на вершине которого каменная скамья. Летний день клонится к вечеру.По ту сторону ручейка, в некотором отдалении, играют, поют и пляшут дети; некоторые из них одеты по-городскому, другие – по-деревенски. Во время следующей сцены время от времени глухо доносится их веселый смех.  Рубек в пледе, наброшенном на плечи, сидит на скамье и смотрит на игру детей.Спустя некоторое время слева, из-за средних кустов, появляется Майя и осматривается, защитив глаза рукой от солнца. На ней плоская шапочка туристки, короткая юбка и высокие шнурованные ботинки, в руках длинная палка.     Майя (заметив Рубека, кричит). Ау! (перепрыгивает с помощью палки через ручей, затем взбирается на холм. Запыхавшись.) Ах, как я бегала и искала тебя!     Рубек (равнодушно кивая). Ты из санатория?     Майя. Да, прямо из этого закупоренного чулана.     Рубек (бегло взглянув на нее). Тебя не было за обедом, - я заметил..     Майя. Мы пообедали на свежем воздухе, вдвоем.     Рубек. “Вдвоем”? Кто же это – “вдвоем”?     Майя. Я и этот гадкий медвежатник, разумеется.     Рубек. А, с ним!        Майя . Да, и завтра рано утром мы опять отправляемся.     Рубек. На медведей?     Майя. Да. Уложим мишку!     Рубек. Вы уж выследили тут какого-нибудь?     Майя (с оттенком превосходства). Тут на голых скалах медведей не водится.     Рубек. А где же?     Майя. Там, внизу. На горных склонах, в самой чаще. Куда уж никак не добраться обыкновенным горожанам…     Рубек. Туда вы и отправитесь завтра вдвоем? -23-    Майя (бросаясь на вереск). Да, мы так уговорились…А может быть, мы отправимся сегодня же вечером… если ты ничего не имеешь против этого?     Рубек. Я? Нет я далек…     Майя (поспешно). Ларс, конечно, с нами. Со сворой.     Рубек. Я и не думал осведомляться о господине Ларсе с его сворой. (Обрывая.) Но не сядешь ли ты как следует, на скамейку?     Майя (сонливо). Нет, спасибо. Мне чудесно лежится на мягком вереске.     Рубек. Видно, что ты устала.     Майя (зевая). Пожалуй, начинаю уставать.     Рубек. Это всегда потом сказывается. Когда возбуждение проходит…     Майя (сонливо). Да. Я хочу полежать, закрыв глаза. Короткая пауза.    (Вдруг нетерпеливо). Уф, Рубек! Как ты можешь сидеть тут и слушать этот визг ребятишек! И глядеть на их неуклюжие прыжки.     Рубек. В этих движениях прорывается иногда… что-то гармоническое… почти вроде музыки… Несмотря на всю неуклюжесть. И порой интересно наблюдать и ловить эти моменты.     Майя (с несколько презрительным смехом). Всегда и во всем художник!     Рубек. Желал бы и остаться им.     Майя (поворачивается на бок, так что лежит спиной к мужу). Вот он так не художник. Ни капельки.     Рубек (внимательнее). Кто это – не художник?     Майя (опять сонливо). Тот, другой, конечно.     Рубек. Ты имеешь в виду медвежатника?     Майя. Да. Ни капельки не художник. Ни чуточки.     Рубек (улыбаясь). Мне думается, вот в этом ты совершенно права.     Майя (не шевелясь, порывисто). Но какой он урод! (Вырывает пучок вереска  и швыряет). Такой урод, такой урод! Фу!     Рубек. То-то ты так безбоязненно и сопутствуешь ему… по пустынным местам?     Майя (отрывисто). Не знаю. (Поворачиваясь лицом к нему). Ты тоже нехорош, Рубек. -24-    Рубек. Это ты теперь только заметила?     Майя. Нет, давно.     Рубек (пожимая плечами). Старость подходит. Старость подходит, фру Майя.     Майя. Я совсем не в этом смысле. Но у тебя во взгляде появилась какая-то усталость, что-то отжившее… Вот когда ты так иногда… всемилостивейше бросишь на меня взгляд искоса…     Рубек. Тебе кажется, что ты заметила нечто такое?     Майя (кивая). И еще у тебя в последнее время постепенно появилось во взгляде что-то злое. Словно ты что злоумышляешь против меня.     Рубек. Вот как? (Ласково, но серьезно.) Поди сюда и присядь рядом, Майя. Потолкуем немножко.     Майя (приподнимаясь). А можно мне посидеть у тебя на коленях? Как в первые годы?     Рубек. Нет, нельзя. Нас могут увидеть снизу, из отеля. (Немного отодвигаясь.) Ты можешь сесть тут … рядом со мной.     Майя. Нет, спасибо, тогда уж я лучше останусь лежать, где лежу. Я и отсюда отлично слышу. (Вопросительно смотрит на него.) Ну, так о чем же ты хотел толковать?     Рубек (медленно). Как ты думаешь, какие, собственно, были у меня мотивы согласиться на эту поездку на север?     Майя. Да-а… правда, ты, между прочим, утверждал, что мне она будет очень полезна. Но…     Рубек. Но?     Майя. Но теперь я ни капельки не верю в этот мотив…     Рубек. Так что же ты думаешь теперь?     Майя. Теперь я думаю, что ты поехал сюда ради этой бледной дамы.     Рубек. Ради фру фон Сатов?!     Майя. Да, ради нее. Она за нами так по пятам и гонится. Вчера и тут вынырнула.     Рубек. Но скажи на милость!     Майя. Что ж, ты ведь близко знавал ее прежде. Гораздо раньше, чем меня.     Рубек. И позабыл о ней… гораздо раньше, чем узнал тебя.      Майя (выпрямляясь). Ты так легко забываешь, Рубек?-25-    Рубек (отрывисто). Чрезвычайно. (Резко.)  Когда захочу забыть.     Майя. Даже женщину, которая служила тебе моделью?     Рубек (уклончиво). Если она больше не нужна мне, то…     Майя.  Женщину, которая раздевалась перед тобой донага?     Рубек. Это ровно ничего не значит. Для нас, художников. (Меняя тон.) Кроме того, смею спросить, как мог я подозревать, что она здесь?     Майя. Ты мог прочесть ее фамилию в списке съехавшихся на купанья. В одной из газет.     Рубек. Я даже не знал, какую фамилию она теперь носит. Никогда и не слыхал ни о каком господине фон Сатове.     Майя (прикидываясь усталой). Ну, господи боже мой, так, верно, у тебя было какое-нибудь другое побуждение.     Рубек (серьезно). Да, Майя… у меня было другое побуждение. Совсем другое. И о нем-то нам рано или поздно и надо было поговорить.     Майя (словно подавляя смех). Господи! Какой у тебя торжественный вид!     Рубек (пытливо, подозрительно). Да, пожалуй, торжественнее, чем следовало бы.     Майя. Как?     Рубек. Да и хорошо, что все это складывается так – и для меня, и для тебя.     Майя. Ты начинаешь интриговать меня, Рубек.     Рубек. Только интриговать? А не беспокоить, не волновать – хоть немножко?     Майя (качая головой). Ни чуточки.     Рубек. Хорошо. Так слушай… Ты сказала тогда, там, в курорте, что, по-твоему, я стал в последнее время таким нервным…     Майя. Да, ты и действительно стал нервным.     Рубек. А в чем, по-твоему, причина этого?     Майя. Почем мне знать? .. (Решительно.) Пожалуй, тебе надоело это вечное житье со мной.     Рубек. Вечное? Скажи лучше – бесконечное.     Майя. Ну да, это наше сожительство изо дня в день. Ведь скоро пять лет, как мы, двое одиноких людей, живем вместе, постоянно бываем вместе, неразлучны ни на час…Все вдвоем и вдвоем. -26-    Рубек (заинтересованный). Ну да. И что же?     Майя (несколько затрудняясь). Ты человек необщительный, Рубек. Ты все уходишь в себя, думаешь о своем…И я ведь не мастерица беседовать с тобой о твоих делах. Об искусстве и тому подобном… (Махнув рукой.) Да, право, мне и мало дела до этого!     Рубек. Ну, ну, потому-то мы большею частью и сидим у камина и болтаем о твоих делах.     Майя. О боже мой… у меня нет никаких таких дел, о которых стоило бы толковать.     Рубек. Ну, так, пустяки какие-нибудь. Во всяком случае, время как-никак проходит, Майя.     Майя. Да, это правда. Время проходит. И твое время начинает уходить, Рубек! Вот это-то, пожалуй, тебя, собственно, и расстраивает…     Рубек (кивая, с жаром). Не дает покоя! (Весь точно извиваясь от внутренней боли.) Нет, скоро я не вынесу больше этой жалкой, пустой жизни!     Майя (встает и смотрит на него с минуту). Если тебе хочется избавиться от меня – скажи только.      Рубек. Это еще что за фразы? Избавиться от тебя!      Майя. Да, если ты хочешь развязаться со мной, так говори прямо. И я сейчас же уйду.     Рубек (с едва заметной усмешкой). Что это, угроза, Майя?     Майя. Для тебя это ни в коем случае не может быть угрозой.     Рубек (вставая). Да, ты, в сущности, права. (Немного погодя.) Нам с тобой невозможно дольше продолжать такую жизнь…     Майя. Следовательно…     Рубек. Никакого «следовательно». (Внушительно.) Из того, что мы не можем продолжать так жить вдвоем, еще не следует, что мы должны развестись.     Майя (с презрительной улыбкой). А только так… разойтись, по-твоему?     Рубек (качая головой). И этого не нужно.     Майя. Так что же? Выкладывай, что же ты хочешь делать со мной?..     Рубек (несколько неуверенно). Я испытываю теперь такую живую… и мучительную потребность… иметь около себя человека, который действительно был бы мне внутренне близок…     Майя (прерывая, возбужденно). А я не такой человек, Рубек? -27-    Рубек (отмахиваясь). Ты меня не так понимаешь. Мне нужно общение с другим человеком, который бы… как бы входил в меня… дополнял меня… сливался со мной во всей моей деятельности…     Майя (протяжно). Да-а, для таких мудреных вещей я вряд ли гожусь.     Рубек. Конечно, это совсем не по твоей части, Майя.     Майя (порывисто). И то сказать – у меня и охоты не стало бы!     Рубек. Знаю, знаю… Да, женясь на тебе, я ведь и не задавался целью найти в тебе такую опору в жизни.     Майя (наблюдая за ним). Я так и вижу – ты сейчас думаешь о другой!     Рубек. Да? А я и не замечал за тобой, что ты умеешь читать мысли. Но, значит, ты это видишь?     Майя. Вижу. О, я так хорошо знаю тебя, Рубек! Так хорошо знаю!     Рубек. Так ты, пожалуй, видишь, и о ком я теперь думаю?     Майя. Еще бы!     Рубек. Ну? Так сделай одолжение!..     Майя. Ты думаешь об этой… этой натурщице, с которой ты когда-то… (Вдруг обрывая.) Знаешь, там в гостинице ее принимают за помешанную.     Рубек. Вот как? А за кого, ты думаешь, принимают в гостинице тебя с медвежатником?     Майя. Это к делу не относится. (Продолжая прерванный разговор.) Так вот, ты думал о ней, об этой бледной даме.     Рубек (решительно). Именно о ней… Когда  она стала не нужна мне…  и кроме того уехала от меня… исчезла… так, ни с того ни с сего..     Майя. Тогда ты ухватился за меня, как за своего рода грошик про черный день?     Рубек (еще резче). Вроде этого, откровенно говоря, миленькая Майя. Я тогда уж с год или полтора бродил один и все обдумывал и отделывал… заканчивал свое произведение. И вот «Восстание из мертвых» увидело свет и принесло мне славу… и все прочие блага. (С большею теплотой.) Но я больше не любил своего произведения. Все эти людские лавры и фимиам способны были задушить меня, загнать с отчаяния в дремучие леса. (Смотрит на нее.) Ты, чтица чужих мыслей, - можешь ты отгадать, что мне тогда пришло в голову?     Майя (небрежно). Да. Тебе пришло в голову лепить бюсты-портреты разных господ.   -28-    Рубек (кивая). По заказу, да. Маски, за которыми скрывались звериные морды. Это заказчики получали даром… в придачу, понимаешь? (Улыбаясь.) Но сейчас я, в сущности, не то хотел сказать.     Майя. А что же?     Рубек (снова серьезно). Дело в том, что все такое, вроде художественного призвания, творчества… и тому подобного… все это стало мне казаться таким пустым, бессодержательным, ничего не говорящим, ничего не стоящим, в сущности.     Майя. А что же ты хотел поставить на место всего этого?     Рубек. Жизнь, Майя.     Майя. Жизнь?     Рубек. Да разве жизнь, озаренная светом солнца, сиянием красоты, не лучше, не дороже, чем эта вечная возня в сыром, промозглом углу с глиной и камнем до смертельного изнеможения?     Майя (с легким вздохом). Да, мне всегда так казалось.      Рубек. К тому же я разбогател настолько, чтобы вести такую жизнь – в роскоши и неге, на солнце. Я располагал средствами, чтобы построить себе и виллу на берегу Тауницкого озера, и палаццо в столице. И обзавестись всем прочим.     Майя (в тон ему). Располагал средствами, чтобы, вдобавок ко всему прочему, обзавестись и мною. И разрешил мне пользоваться всеми твоими сокровищами.     Рубек (стараясь повернут все в шутку). Разве я не обещал взять тебя с собой на высокую гору и показать все царства мира и славу их?       Майя (кротко и грустно). Пожалуй, ты и взял меня на довольно высокую гору, Рубек… но всех царств мира и славы их не показал.     Рубек (посмеиваясь и раздражаясь). Какая же ты недовольная, Майя! Очень уж ты требовательна! (С жаром.) Но знаешь, в чем заключается самое ужасное?Можешь ты догадаться?     Майя (тихо, но вызывающе). Да, верно, в том, что ты обзавелся мной… на всю жизнь.     Рубек. Я бы не выразился так бессердечно.     Майя. Но смысл ведь остался бы столь же бессердечным.     Рубек. Ты не имеешь настоящего понятия о том, что творится в душе художника.     Майя (улыбаясь и качая головой). Господи боже, я даже не имею настоящего понятия о том, что творится в моей собственной душе.  -29-     Рубек (продолжая свое). Я живу так лихорадочно-быстро, Майя. Так живем мы, художники. Я, например, пережил целую жизнь за эти несколько лет, что мы с тобой знаем друг друга. И я убедился, что искать счастья в беспечном наслаждении жизнью – совсем не по мне.Жизнь не так-то просто складывается для меня и мне подобных. Я должен  работать… творить… до последнего издыхания. (Делая над собой усилие.) Вот почему я и не могу больше ужиться с тобой, Майя… с тобою одной.       Майя (спокойно). То есть, попросту говоря, я надоела тебе?  Рубек (вспылив). Ну, да, да! Надоела… Я соскучился, устал, расслаб от жизни с тобой! Так и знай! (Овладевая собой.) Слова мои злы, жестоки. Я сам это отлично понимаю. И ты тут вовсе ни при чем… в этом я охотно сознаюсь. Все дело во мне самом… во мне опять совершился переворот!.. (Вполголоса, как бы про себя.) Я пробудился к своей подлинной жизни.  Майя (невольно складывая руки). Но почему же, скажи на милость, почему же нам тогда не разойтись?    Рубек (пораженный, смотрит на нее). Ты бы хотела этого?    Майя (пожимая плечами). Да если иначе нельзя, то…    Рубек (горячо). Можно. Есть исход…    Майя (поднимая указательный палец). Теперь ты опять думаешь о той бледной даме!    Рубек. Признаться, я не могу не думать о ней постоянно. С тех пор как я снова встретился с нею. (Делая шаг к Майе.) Теперь я хочу кое-что открыть тебе, Майя.    Майя. Ну?    Рубек (ударяя себя в грудь). Здесь, видишь ли, у меня маленький потайной ларчик. В нем хранятся все мои художественные видения. Когда она вдруг исчезла так бесследно, ларчик захлопнулся. А ключ остался у нее… она унесла его с собой… У тебя же, милая Майя, не было ключа. Вот почему все это и осталось лежать там втуне. А годы идут! И мне все не удается добраться до сокровищ.    Майя (подавляя лукавую усмешку). Так заставь ее открыть тебе…     Рубек (недоумевая). Майя?..     Майя. Да, раз она тут. Она, верно, и появилась тут ради этого ларчика.     Рубек. Я и не заикался об этом!     Майя (простодушно гладя на него).  Вообще, милый Рубек, стоит ли поднимать такую историю и весь этот шум, когда дело так просто?     Рубек. По-твоему, все это так просто? -30-    Майя. По-моему, да. Заключи себе союз с тем, кто тебе больше нужен. (Кивая.) А я уж сумею найти себе то, что мне надо.     Рубек. Где же ты думаешь это найти?     Майя (беспечно, уклончиво). Ну… я могу попросту переехать на виллу, если это окажется необходимым. Но необходимости не будет. Потому что в городе… в нашем огромном палаццо найдется, вероятно, - при добром желании – место для троих?     Рубек (неуверенно). И ты думаешь, - это может длиться долго?     Майя (беспечно). Господи, ну, не может, так не может! Есть о чем разговаривать…     Рубек. Что же мы будем делать, Майя… если это окажется невозможным?     Майя (как прежде). Тогда мы преспокойно разойдемся в разные стороны. Совсем. Я всегда найду себе взамен что-нибудь новенькое на свете. Устроюсь как-нибудь… на воле! На воле! На воле!.. Об этом нечего беспокоиться, господин профессор! (Вдруг указывает направо.) Гляди! Вот она.     Рубек (оборачиваясь). Где?     Майя. Там на равнине. Шествует… точно мраморная статуя. Сюда направляется.     Рубек (заслонив глаза рукой, впивается взглядом вдаль). Ну, не воплощенное ли восстание из мертвых?(Про себя.) И я мог ее передвинуть… поставить в тень! Переделать!.. О глупец!     Майя. Ты это к чему?     Рубек (резко отклоняя вопрос). Ни к чему. Тебе не понять. Ирена показывается справа. Дети, заметившие ее еще раньше, оставили игру, бросились ей навстречу и окружили ее. Некоторые держат себя смело и доверчиво, другие робко и боязливо. Она тихо разговаривает с ними и знаками показывает, что им надо вернуться вниз, в санаторий, а она хочет отдохнуть немного у ручейка. Дети бегут налево. Ирена подходит к скале и подставляет руки под холодные струи ручейка.     Майя (тихо). Сойди туда и поговори с нею с глазу на глаз, Рубек.     Рубек. А ты куда пойдешь пока?     Майя (многозначительно гладя на него). Я с этих пор пойду своей дорогой. «Спускается с холма и перепрыгивает через ручей с помощью своей палки. останавливаясь около Ирены.) Профессор Рубек ждет вас там, на холме.     Ирена. Что ему надо?     Майя. Ему надо, чтобы помогли ему открыть ларчик, который захлопнулся для него.     Ирена. Я могу ему помочь?-31-    Майя. Он полагает, что только вы одна и можете.     Ирена. Так нужно попытаться.     Майя. Да уж, пожалуйста. (Уходит по дороге к санаторию.)   Спустя несколько секунд Рубек направляется к Ирене, но останавливается по ту сторону ручья.     Ирена (после краткой паузы). Та, другая, сказала, что ты ждал меня.     Рубек. Я ждал тебя годы… сам того не сознавая.     Ирена. Я не могла прийти к тебе, Арнольд. Я лежала там, в глубине, и спала долгим, глубоким сном, полным сновидений.     Рубек. Но теперь ты пробудилась, Ирена!     Ирена (качая головой). Тяжелый, глубокий сон все еще давит мне веки.     Рубек. Увидишь, заря нового дня   взойдет для нас обоих.     Ирена. Не верь в это.     Рубек (убедительно). Я верю! И знаю! Теперь, когда я опять нашел тебя…    Ирена. … Восставшею…    Рубек. … И просветленною!    Ирена. Только восставшею, Рубек. Но не просветленною.    Рубек (переходит к ней по камням через ручей). Где ты была целый день, Ирена?    Ирена (показывая). Далеко-далеко, там, среди великих мертвых равнин…    Рубек (желая свести разговор на другое). С тобой сегодня нет твоей.. твоей подруги.    Ирена (улыбаясь). Подруга моя все-таки зорко стережет меня.    Рубек. Разве?    Ирена (косясь по сторонам). И еще как. Где бы я ни была. Никогда не выпускает меня из виду. .. (Шепотом.) Пока я в один прекрасный день  не убью ее.    Рубек. Разве тебе хотелось бы?    Ирена. От всей души. Только бы удалось.    Рубек. Но зачем? -32-    Ирена. Затем, что она ходит да колдует тут надо мной. (Таинственно.) Подумай, Арнольд, она превратилась в мою тень.    Рубек (успокоительно). Ну, ну, ну… Без тени никому из нас не обойтись.    Ирена. Я сама – своя собственная тень. (Порывисто.) Разве ты не понимаешь?    Рубек (с тяжелым чувством). Да, да, Ирена. Это я понимаю. (Опускается на камень около ручья. Она стоит позади, прислонясь к скале.)    Ирена (после небольшой паузы). Отчего ты сидишь там и отворачиваешься от меня?    Рубек (тихо качая головой). Не смею… не смею взглянуть на тебя.    Ирена. Почему же ты больше не смеешь?    Рубек. Тебя преследует тень… а меня совесть.    Ирена (с криком радости и облегчения). Наконец!    Рубек (вскакивая). Ирена… что это?    Ирена (делая отстраняющий жест). Только не волнуйся, не волнуйся! (Глубоко вздыхает, точно освободившись от тяжести.) Вот. Отпустило. На этот раз. Теперь нам можно сесть и поговорить, как бывало прежде… при жизни.      Рубек. Ах, если бы мы в самом деле могли поговорить по-прежнему!    Ирена. Садись опять, где сидел. А я сяду вот тут рядом с тобой!Он садится на прежнее место, она опускается на ближайший камень.(После небольшой паузы.) Вот я и вернулась к тебе – из дальних стран, Арнольд.    Рубек. Да, словно из бесконечно долгого путешествия.    Ирена. Вернулась домой к своему господину и повелителю…    Рубек. К себе… к нам… к нам, Ирена.    Ирена. Ты каждый день ждал меня?    Рубек. Как смел я ждать?    Ирена (глядя в сторону). Да, пожалуй, не смел. Ты ведь ничего не понимал.    Рубек. Так ты, правда, не ради другого исчезла тогда так внезапно?    Ирена. Разве я не могла исчезнуть ради тебя, Арнольд?    Рубек (неуверенно глядя на нее). Ноя не понимаю тебя?..    Ирена. Когда я отслужила тебе и душой, и телом… и статуя была готова… наше дитя, как ты называл ее… тогда я принесла к твоим ногам и самую дорогую жертву – вычеркнула себя из твоей жизни навсегда.-33-    Рубек (опуская голову). И обратила ее в пустыню.    Ирена (вдруг вспыхивая). Этого-то я и хотела! Чтобы ты никогда, никогда не творил ничего больше… после нашего единственного дитяти.    Рубек. Так тобой руководила ревность?    Ирена (холодно). Пожалуй, скорее – ненависть.    Рубек. Ненависть? Ненависть ко мне?    Ирена (снова с жаром). Да, к тебе, к художнику, который так беспечно, с легким сердцем взял живое, теплое тело, молодую человеческую жизнь и вырвал из нее душу, - тебе она была нужна для создания художественного произведения!   Рубек. И ты можешь так говорить… ты?.. Ты ведь сама участвовала в моем труде с таким трепетом и священным восторгом! Мы с тобой каждое утро сходились на работу, как на молитву…    Ирена (по-прежнему холодно). Вот что я скажу тебе, Арнольд.    Рубек. Ну?    Ирена. Я никогда не любила твоего искусства до встречи с тобой. Да и после тоже.    Рубек. А художника, Ирена?    Ирена. Художника я ненавижу.    Рубек. И в моем лице?    Ирена. Больше всего в твоем. Раздеваясь донага и стоя перед тобой, я ненавидела тебя, Арнольд…    Рубек (горячо). Нет, Ирена! Это неправда!    Ирена. Я ненавидела тебя за то, что ты мог оставаться таким равнодушным…    Рубек (с горьким смехом). Равнодушным? Ты думаешь?    Ирена. … Ну, так – возмутительно властным над собой. И за то, что ты был художником, только художником… а не мужчиной! (Переходя в теплый и искренний тон.) Но эту статую из влажной, живой глины, - ее я любила… полюбила по мере того, как из грубых, бесформенных комков вырастало одухотворенное человеческое дитя.. Это было ведь наше созданье, наше дитя. Мое и твое.    Рубек (с тяжелым чувством). Да, таким оно и было – в духе и истине.    Ирена. Видишь, Арнольд, ради него-то, ради нашего дитяти, я и решилась предпринять этот долгий путь… это паломничество.    Рубек (насторожась). Ради мраморной статуи?    Ирена. Зови ты, как хочешь. Я зову ее нашим ребенком.-34-    Рубек (тревожно). Тебе захотелось видеть статую? Готовую? В мраморе? Но ты всегда находила мрамор таким холодным, безжизненным! (Живо.) Ты, пожалуй, и не знаешь, что она в большом музее… далеко отсюда?    Ирена. Это дошло до меня смутно, как легенда.    Рубек. А музеи всегда внушали тебе отвращение. Ты называла их могильными склепами.    Ирена. Я хочу предпринять паломничество туда, где погребена моя душа и дитя моей души.    Рубек (волнуясь). Ты не должна никогда видеть этой статуи! Слышишь, Ирена! Я умоляю тебя!.. Никогда, никогда!    Ирена. Не думаешь ли ты, что я умру еще раз от этого?    Рубек (ломая руки). О, я сам не знаю, что думаю. Но как я мог предвидеть, что ты так крепко привяжешься к этой статуе? Ты ведь ушла от меня… раньше, чем она была вполне окончена.    Ирена. Нет, она была окончена. Поэтому я и могла уйти от тебя. Оставить тебя одного.    Рубек (сидит, упершись локтями в колени, закрыв лицо руками и покачивая головой). Она еще не была такова, какой стала потом.    Ирена (неслышно с быстротой молнии выхватывает из-за лифа до половины тонкий, острый нож и спрашивает хриплым шепотом.) Арнольд… ты сделал что-нибудь дурное с нашим ребенком?     Рубек (уклончиво). Дурное? Я не знаю, как ты на это взглянешь.    Ирена (задыхаясь). Говори сейчас, что ты сделал с ребенком!    Рубек. Я скажу тебе, если ты выслушаешь меня спокойно.    Ирена (пряча нож). Я выслушаю настолько спокойно,  насколько может мать, когда ей…    Рубек (прерывая). И не смотри на меня, пока я говорю…    Ирена (пересаживаясь на другой камень, позади Рубека). Я сяду здесь, позади тебя. Говори же!   Рубек (отнимает руки от глаз и глядит вдаль). Встретив тебя, я сразу понял, как мне воспользоваться тобой для создания произведения, которое я ставил целью всей своей жизни.    Ирена. Ты называл свое произведение «Восстанием из мертвых»… Я называю его нашим ребенком.    Рубек. Я был молод тогда. Совсем неопытен в жизни. Самым прекрасным, идеальным воплощением восстания из мертвых представлялась мне юная, чистая дева… еще нетронутая земной жизнью… пробуждающаяся к свету и славе… свободная от всего дурного, нечистого.-35-    Ирена (быстро). Да… такою ведь я и стаю в нашем творении?    Рубек (запинаясь). Не совсем такою, Ирена.    Ирена (с возрастающим возбуждением). Не совсем?.. Не такою, какой стояла перед тобой?    Рубек (уклоняясь от ответа). В последующие годы я набрался житейского опыта, Ирена. Идея «восстания из мертвых» все разрасталась и развивалась в моем воображении. Маленький круглый пьедестал, на котором одиноко возвышалась твоя стройная фигура.. стал тесен для всего того, чем я задумал дополнить мое произведение…    Ирена (хватается за нож, но оставляет его). Чем же ты его дополнил? Говори!    Рубек. Я дополнил его тем, что видел вокруг себя в жизни. Мне надо было дополнить. Я не мог иначе, Ирена! Я расширил пьедестал… сделал его большим, просторным и бросил на него глыбу рассевшейся земли. Из ее расщелин выползают люди… с звериными лицами под наружной человеческой оболочкой… Женщины и мужчины… такие, какими я их узнал в жизни.    Ирена (затаив дыхание). Но посреди этой толпы стоит молодая девушка, полная чистой, светлой радости? Такой я стою там, Арнольд?    Рубек (уклончиво). Не совсем посреди. К сожалению, мне пришлось отодвинуть статую несколько назад. Ради цельности впечатления, понимаешь? Иначе она слишком бы выдавалась, подавляя все остальное.    Ирена. Но лицо мое по-прежнему сияет радостью, светом просветления?    Рубек. Да, да, Ирена. То есть до некоторой степени. Не столь ярко. Этого требовал мой изменившийся замысел.    Ирена (неслышно встает). Эта группа изображает жизнь такою, какою ты ее видишь теперь, Арнольд.    Рубек. Да, верно, так.    Ирена. И в этой группе ты поместил меня… несколько обесцвеченную … отодвинув меня назад… как второстепенную фигуру. (Вынимает нож.)       Рубек. Не как второстепенную фигуру. Она является, по меньшей мере, одной из центральных фигур… или  вроде этого.    Ирена (хриплым шепотом). Ты сам произнес себе приговор! (Хочет ударить его ножом.)    Рубек (оборачиваясь и глядя на нее). Приговор?     Ирена (быстро прячет нож и говорит глухо, страдальчески). Вся моя душа… ты и я … мы, мы, мы и наше дитя были в этой одинокой фигуре.    -36-    Рубек (возбужденно, срывая с головы шляпу и отирая пот со лба). Но слушай теперь, как я изобразил себя самого в этой группе. Перед источником, вроде вот этого, сидит отягченный грехами человек, который не может вполне стряхнуть с себя земной прах. Я называю эту фигуру раскаянием в загубленной жизни. Он сидит, погрузив пальцы в струи источника… чтобы омыть их … и его грызет и точит мучительная мысль, что ему никогда, никогда не удастся этого. Во веки веков не освободиться ему, не восстать для новой жизни. Он навеки останется в своем аду.     Ирена (жестко и холодно). Поэт!     Рубек. Почему поэт?     Ирена. Потому что ты слаб, ко всему равнодушен и полон снисхождения к себе – отпускаешь себе все дела и мысли. Ты убил во мне душу… и вот изображаешь себя в виде воплощенного  раскаяния, покаяния… (С улыбкой.) И думаешь, что тем свел все счеты.     Рубек (вызывающе). Я художник, Ирена. И не стыжусь слабости, которая, быть может, пристала ко мне. Я рожден художником, видишь ли. И никогда ничем иным не буду.     Ирена (смотрит на него с затаенной недоброй усмешкой и говорит кротко и мягко). Ты поэт, Арнольд. (Мягко проводит рукой по его волосам.) Милый, большой стареющий ребенок…как ты сам этого не видишь!     Рубек (недовольным тоном). Почему ты все называешь меня поэтом?     Ирена (не спуская с него пытливого взора). Потому, мой друг, что слово это заключает в себя нечто вроде извинения, нечто вроде отпущения грехов… оно словно покрывает, как плащом, всякого рода слабости… (Вдруг меняя тон.) Но я была человеком  - тогда! И передо мной была жизнь… и мне предстояло выполнить мое человеческое назначение. И вот всем этим я пренебрегла, от всего отказалась, чтобы стать твоей рабыней. О, это было самоубийство. Смертный грех по отношению к себе самой. (Почти шепотом.) И этого греха мне не искупить никогда! (Садится возле Рубека у ручья, не спуская с него глаз, и, словно в забытьи, обрывает цветы с окружающих кустов; наконец, с виду овладев собой.) Мне бы рождать детей на свет. Много детей. Настоящих. Не таких, которых прячут в склепы. Вот в чем мое призвание. Не служить бы мне никогда тебе, поэт!     Рубек (погружаясь в воспоминания). А чудное то было время, Ирена. Дивное, чудное время… как оглянешься на него…     Ирена (мягко смотрит на него). Помнишь ты словечко, которое сказал, когда окончил… когда покончил со мной и нашим ребенком? (Кивая ему.) Помнишь ты это словечко, Арнольд?     Рубек (вопросительно смотрит на нее). Разве я сказал тогда словечко, которое ты все еще помнишь?     Ирена. Да, сказал. Ты не можешь его припомнить?     Рубек (качая головой). Право, нет! Во всяком случае, сейчас не припомню.-37-    Ирена. Ты взял меня за обе руки и горячо пожал их.  Я ждала, затаив дахание. И вот ты сказал: «Прими мое сердечное спасибо, Ирена. Это, - сказал ты, - был благословенный эпизод моей жизни».     Рубек (недоумевая). Я сказал – эпизод? Я вообще не употребляю этого слова.     Ирена. Ты сказал – эпизод.     Рубек (с напускной развязностью). Ну да… в сущности, это и был ведь эпизод.     Ирена (порывисто). Из-за этого слова я и ушла от тебя.     Рубек. Ты все принимаешь так белезненно-близко к сердцу, Ирена.     Ирена (проводит рукой по лбу). Пожалуй, ты прав. Стряхнем же с себя все это болезненное, тяжелое. (Обрывает лепестки альпийской розы и сыплет их в воду.) Смотри, Арнольд. Вон плывут наши птички.      Рубек. Какие птички?     Ирена. Разве не видишь? Это фламинго. Они ведь розовые.     Рубек. Фламинго не плавают. Они только ходят по воде.     Ирена. Ну, так это не фламинго, а чайки.     Рубек. Чайки с красными клювами, - пожалуй. (Срывает широкие зеленые листья и тоже бросает их в воду.) Вот я пошлю за ними свои ладьи.     Ирена. Но без ловцов.     Рубек. Без ловцов. (Улыбаясь ей.) Помнишь ты то лето, когда мы, бывало, вот так же сиживали с тобой у деревенского домика, на берегу Тауницкого озера?     Ирена (кивая). В субботние вечера, когда заканчивали нашу работу…     Рубек. … И уезжали по железной дороге за город на все воскресенье…     Ирена (с недобрым огоньком в глазах). Это был эпизод, Арнольд.     Рубек (как бы не слыша). Там ты тоже пускала по воде птиц. Тогда ты бросала в ручей водяные лилии…     Ирена. Это были белые лебеди.     Рубек. Да, я и хотел это сказать. А я, помню, раз прикрепил к одному из лебедей большой волосатый лист. Это был лист лопуха…     Ирена. Это была ладья Лоэнгрина…* с лебедем впереди.     Рубек. Как ты забавлялась этой игрой, Ирена!     Ирена. Мы часто так играли.-38-    Рубек. Каждую субботу, кажется. Все лето.     Ирена. Ты говорил, что я лебедь, влекущая твою ладью.     Рубек. Разве? Очень может быть. (Увлекаясь игрой.) Нет, погляди, как чайки плывут по течению.     Ирена (смеясь). А все твои ладьи садятся на мель.     Рубек (бросает в воду новые листья). О, у меня много ладей в запасе. (Следит за плывущими листьями, срывает еще несколько листьев и пускает их по воде; затем говорит.) Ирена… я купил тот домик на берегу озера.     Ирена. Так-таки купил? Ты часто говорил, что купил бы его, будь у тебя деньги.     Рубек. Потом у меня завелись деньги, вот я и купил его.     Ирена (косясь на него). Что ж? Ты теперь живешь там, в нашем старом домике?     Рубек. Нет, я давно велел его срыть. И выстроил на его месте большую, роскошную, комфортабельную виллу… а вокруг разбил парк. Там мы обыкновенно… (Останавливается и поправляется.) Там я обыкновенно провожу лето…     Ирена (пересилив себя). Так ты и… та, другая, живете там?     Рубек (несколько вызывающе). Да. Когда мы с женой не путешествуем, как нынешний год.     Ирена (смотрит перед собою широко раскрытыми глазами). Как хороша, как хороша была жизнь на берегу Тауницкого озера!     Рубек (уходя в себя). И все-таки, Ирена…     Ирена (доканчивая его мысль). … Все-таки мы оба упустили из рук прелесть той жизни.     Рубек (тихо, внушительно). Разве раскаяние является слишком поздно?     Ирена (несколько секунд сидит молча; потом указывает вдаль). Гляди, Арнольд, солнце заходит за вершины. Смотри, какой багровый отблеск ложится на все эти вересковые кочки.     Рубек (смотрит туда же). Давно уж я не видел заката солнца в горах.     Ирена. И восхода тоже?          Рубек. Восхода я, кажется, никогда не видал.     Ирена (улыбаясь и как бы совсем уйдя в воспоминания). Я видела однажды дивно-прекрасный восход. -39-    Рубек. Ты? Где?     Ирена Высоко, на вершине горы, на головокружительной высоте. Ты хитростью сманил меня туда, обещая, что я увижу оттуда все царства мира и славу их, если только … (Вдруг обрывает.)     Рубек. Если только? Ну?     Ирена. Я послушалась тебя. Последовала за тобой на высоту. И там пала на колени… перед тобой, молилась на тебя… и служила тебе. (Помолчав немного, тихо добавляет.) Тогда я и видела восход солнца.     Рубек (сводя разговор на другое). Не хочешь ли поехать вместе и пожить у нас на вилле?     Ирена (смотрит на него с презрительной улыбкой). С тобой… и с той, другой дамой?     Рубек (убедительно). Со мной… как в дни творчества. Открой то, что захлопнулось  во мне на замок. Разве ты не захочешь этого, Ирена?     Ирена (качая головой). У меня нет больше ключа, Арнольд.     Рубек. Он есть у тебя! Ни у кого другого! (Умоляюще.) Помоги мне… пережить жизнь снова!     Ирена (по-прежнему). Пустые мечты. Праздные… мертвые мечты. Наша общая жизнь умерла и не воскреснет вновь.     Рубек (перебивая, отрывисто). Так будем хоть играть!     Ирена. Да, играть, играть… только играть!   Продолжают бросать листья и лепестки в воду и смотрят, как они плывут.Из-за обрыва, налево, показываются Ульфхейм и Майя в охотничьих костюмах. За ними егерь со сворой, которую он уводит дальше, направо.    Рубек (увидев их). Вон идет Майя с медвежатником.    Ирена. Твоя дама, да.    Рубек. Или того, другого.    Майя (взглядывает мимоходом на площадку и, увидев у ручья Рубека с Иреной, кричит им). Спокойной ночи, профессор! Желаю вам видеть во сне меня. А я отправлюсь искать приключений!    Рубек (кричит в ответ). Куда-то заведет это приключение?    Майя (ближе). Я хочу поставить жизнь на место всего прочего.    Рубек (насмешливо). А, и ты тоже, миленькая Майя?  -40-    Майя. Ну да! Я уж и песенку сложила. Вот какую. (Весело поет.)                               Конец моей прежней неволе!                               Я вольная птица теперь!                               На воле, на воле, на воле!Да, право, я как будто очнулась наконец!    Рубек. Похоже на то.    Майя (вдыхая воздух полной грудью). А-а! Как хорошо, божественно хорошо – очнуться!    Рубек. Спокойной ночи, Майя… и желаю успеха!..    Ульфхейм (поспешно). Тсс… тсс! Чтоб вас с вашими чертовыми пожеланиями!… Не видите, что ли, мы на охоту идем!…    Рубек. Что же ты принесешь мне с охоты, Майя?    Майя. Хищную птицу для модели. Я уж подстрелю для тебя одну.    Рубек ( с горьким, ироническим смехом). Да, подстрелишь… невзначай! Это по твоей части.    Майя (закидывает голову). О, предоставь мне только впредь стрелять на свой страх!… (Кивает ему с лукавым смехом.) Прощай… и спокойной ночи в горах!    Рубек (весело). Благодарю! И всяких бед вам с вашей охотой.    Ульфхейм (хохочет во все горло). Вот это так пожелание, это ладно!    Майя (смеясь). Спасибо, спасибо, профессор!Оба скрываются в кустах направо.    Рубек (после краткой паузы). Летняя ночь в горах. Да, это была бы жизнь.    Ирена (внезапно, с диким блеском в глазах). Хочешь ты провести летнюю ночь в горах… со мною?    Рубек (раскрывая объятия). Да, да… приди!    Ирена. Мой возлюбленный господин и повелитель!    Рубек. О Ирена!    Ирена (с улыбкой судорожно шарит у себя на груди; хрипло). Это будет только Рубек. эпизод!… (Быстро, шепотом.) Тсс.. не оглядывайся, Арнольд!    Рубек (так же тихо). Что там?    Ирена. Лицо… смотрит на меня в упор.    Рубек (невольно оборачиваясь). Где? (Вздрагивая.) А!…-41-Между кустами налево, у спуска с горы, виднеется голова сестры милосердия. Глаза ее не отрываются от Ирены.    Ирена (встает, понизив голос, говорит). Так нам пора расстаться. Нет, ты оставайся. Слышишь! Не ходи за мной. (Наклоняется к нему и шепчет.) До свидания, ночью. В горах.    Рубек. Ты придешь, Ирена?    Ирена. Приду. Жди меня здесь.    Рубек (мечтательно повторяет). Летняя ночь в горах… с тобой… с тобой!Глаза их встречаются.О, Ирена… Вот была бы жизнь!… И ее мы загубили… Мы оба!    Ирена. Непоправимое мы видим лишь тогда… (Обрывает.)    Рубек (вопросительно глядя на нее). Ну?…    Ирена. …Когда мы, мертвые, пробуждаемся.    Рубек (мрачно качает головой). А что, собственно,мы видем тогда?    Ирена. Видим, что мы никогда не жили.   Идет к холму и спускается. Сестра милосердия пропускает ее и следует за нею. Рубек остается сидеть неподвижно у ручья.    Ликующий голос Майи (раздается сверху между скал).                                   Конец моей прежней неволе!                                   Я вольная птица теперь!                                   На воле, на воле, на воле! -42-ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ Дикая, скалистая местность в горах, с ущельями и крутыми обрывами в глубине. Направо высятся покрытые снегом вершины, уходящие в облака. Налево, в каменистой лощине, старая, полуразвалившаяся хижина. Раннее утро. Занимается заря.Майя, вся пунцовая, в сильном возбуждении, спускается слева по обрыву. Ульфхейм, полусердясь, полусмеясь, следует за нею, крепко держа ее за рукав.      Майя (стараясь высвободиться). Пустите меня, пустите меня, говорят вам!      Ульфхейм. Ну, ну… не хватает только, чтобы вы кусаться стали. Вот злючка, настоящая россомаха!     Майя (ударив его по руке). Да вы пустите меня, - сказано вам? И будете вести себя смирно?..     Ульфхейм. Нет, черт меня побери!     Майя. Так я ни шагу не сделаю с вами дальше! Слышите, ни шагу!..     Ульфхейм. Хо-хо! Как же это вы уйдете от меня тут в горах?     Майя. Я прямо брошусь с обрыва, если на то пойдет…     Ульфхейм. Чтобы разбиться вдребезги!… То-то выйдет лакомое кушанье для собак – кровавый кусочек!…(Выпускает ее.) Извольте. Бросайтесь, коли охота. Крутенько. Всего одна тропинка, да и та почти непроходима.    Майя (смахивая пыль с юбки и сердито глядя на него). Премилый вы господин, нечего сказать! С вами только и ходить на охоту!     Ульфхейм. Скажите лучше – заниматься спортом.     Майя. Вы называете это спортом?    Ульфхейм. Да, почтительнейше беру на себя такую смелось. Это именно мой любимый спорт.     Майя (закидывая голову). Ну, признаюсь!… (Немного погодя пытливо глядя на него.) Зачем вы спустили собак?     Ульфхейм (прищурив глаза, с улыбкой). Чтоб и они тоже могли немножко поохотиться на воле.     Майя. Неправда! Вовсе не ради них самих вы их спустили.     Ульфхейм (по-прежнему). Ну, а ради чего? Послушаем!…     Майя. Чтобы спровадить Ларса. Пусть бегает да собирает их, - сказали вы. А тем временем… Да, премило с вашей стороны!-43-    Ульфхейм. А тем временем?     Майя (обрывая). Ну, это все равно.     Ульфхейм (фамильярно). Ларс их не найдет.Будьте спокойны. Он вернется с ними не раньше, чем следует.     Майя (сердито глядя на него). Еще бы!     Ульфхейм (ловя ее руку). Ларс, видите ли, знает мои… мои спортсменские повадки.       Майя (увертываясь и смеривая его взглядом). Знаете, на кого вы похожи, господин Ульфхейм?     Ульфхейм. Думаю, что больше всего похож на себя самого.     Майя. Именно. Вы живой фавн.    Ульфхейм. Фавн?    Майя. Он самый.    Ульфхейм. Фавн – это лесное чудовище, что ли? Или что-то вроде лешего, так сказать?    Майя. Да, да, как раз такой, как вы. У него козлиная борода и козлиные ноги. И рога вдобавок!    Ульфхейм. Эге! И рога вдобавок?    Майя. Пара гадких рогов, как у вас, да.    Ульфхейм. А вы разве видите мои злополучные рога?    Майя. Да, мне кажется, вполне ясно.    Ульфхейм (вынимая из кармана ремень). Так, пожалуй, не лишнее будет связать вас.    Майя. Да вы совсем с ума сошли! Хотите связать меня?…    Ульфхейм. Уж коли быть, так быть чудовищем. Так вот как – вы видите у меня рога?    Майя (успокаивая его). Ну, ну, ну… будьте же умником, Ульфхейм… (Обрывая.) Но где же ваш  охотничий замок, о котором вы столько толковали? Он, судя по вашим рассказам, где-нибудь тут, поблизости?    Ульфхейм (показывая на хижину). А вот он перед вами.    Майя (смотрит на него). Этот старый свиной закуток?    Ульфхейм (усмехаясь в бороду). Он приютил не одну принцессу.-44-    Майя. Так это здесь тот негодный малый вошел к принцессе под видом медведя, как вы рассказывали?    Ульфхейм. Да, госпожа товарищ по охоте! Вы на месте события. (Жестом приглашая ее войти.) Не угодно ли вам?    Майя. Вот еще! Ноги моей там не будет… Фу!    Ульфхейм. О, любая парочка может преуютно продремать там летнюю ночь. Или хоть все лето, коль на то пойдет.Майя. Спасибо! Пусть – кому охота. (С нетерпением.) Ну, а теперь мне надоели и ваше общество, и ваш спорт. Я хочу вниз, в гостиницу…пока там еще не успели проснуться.    Ульфхейм. Каким же путем думаете вы туда пробраться?     Майя. Это уж ваше дело. Где-нибудь да должен найтись спуск.     Ульфхейм (указывая в глубину). Помилуйте! Как же! Что-то вроде спуска там найдется… прямо по обрыву…     Майя. Вот видите. Стоит только захотеть и…     Ульфхейм. Что ж, попробуйте, коли  духу хватит.     Майя (озабоченно). Вы думаете – нет?     Ульфхейм. Ни-ни. Без моей помощи вы…     Майя (тревожно). Так и помогите! А то, на что вы мне?     Ульфхейм. Не взять ли мне вас лучше на спину?…     Майя. Вздор!     Ульфхейм. Или снести вас на руках?     Майя. Отстаньте от меня с вашими глупостями.     Ульфхейм (злобно). Я раз взял одну девочонку… поднял из грязи и понес на руках. Я хотел нести ее так  всю  жизнь… чтобы она не споткнулась о камень  да не ушибла ножки. Башмаки-то на ней были дырявые, когда я нашел ее…      Майя. И все-таки вы подняли ее и понесли на руках?     Ульфхейм. Взял из грязи, поднял высоко-высоко…понес бережнее бережного… (С глухим смехом.) И знаете, чем она отплатила мне?     Майя. Чем же?     Ульфхейм (глядит на нее, улыбаясь и кивая). Рогами. Вот этими рогами, которые  вы разглядели у меня. Забавная история, не так ли, госпожа медвежатница? -45-    Майя. Ничего себе, довольно забавная. Но я знаю историю позабавнее.     Ульфхейм. Какую же?     Майя. Вот какую. Жила-была глупая девчонка; жила с отцом и матерью. Но довольно таки бедно. Вдруг является в их жалкую хижину важный барин. И взял девчонку на руки, как вы, и унес далеко-далеко от родины…     Ульфхейм. А ей очень хотелось быть там же, где он?     Майя. Да; она глупа была, видите ли.     Ульфхейм. А он был, конечно, красавец мужчина?     Майя. Нет, нельзя сказать, чтоб он был очень уж красив. Но он вбил ей в голову, что возьмет ее с собой на вершину высочайшей горы, где столько света, простора и солнца, как нигде.     Ульфхейм. Так он был альпинист?     Майя. Да – особого рода.     Ульфхейм. Ну, и взял девчонку на гору?…     Майя (закидывая голову). Да, взял – как бы не так! Он заманил ее в холодную, сырую клетку, где не было ни солнца, ни вольного воздуха, как ей казалось, а только позолота да большие окаменелые человеческие призраки по стенам.     Ульфхейм. Ах, черт возьми, это как раз по ней было!     Майя. Что же, не забавная история, по-вашему?     Ульфхейм (смотрит на нее с минуту). Послушайте-ка, добрейший товарищ по охоте…     Майя. Ну?  Что еще?     Ульфхейм. Не сложить ли нам наши жалкие лоскутья вместе?     Майя. Что ж, господину помещику захотелось быть портняшкой-лоскутником?     Ульфхейм. Да, право! Не попытаться ли нам скрепить их там да сям, - быть может, из лоскутков-то и составится сносная человеческая жизнь?     Майя. А когда эти жалкие лоскутки износятся дотла, тогда что?     Ульфхейм (махнув рукой). Ну, тогда будем свободны, как теперь; как ни в чем не бывало. Устроим!     Майя (смеясь). Вы на своих козлиных ногах!     Ульфхейм. А вы на своих… Идет?-46-    Майя. Да, идем.     Ульфхейм. Стоп! Куда, товарищ?     Майя. Вниз, в отель, полагаю.     Ульфхейм. А потом?     Майя. Потом любезно попрощаемся и поблагодарим друг друга за компанию.     Ульфхейм. Разве мы с вами можем так расстаться? По-вашему, можем?     Майя. Связать-то меня вы ведь не связали.     Ульфхейм. Я могу предложить вам замок.     Майя (указывая на хижину). Вроде этого?     Ульфхейм. Он пока еще не рухнул.     Майя. И, пожалуй, еще все царства мира и славу их?     Ульфхейм. Замок, говорю я…     Майя. Спасибо. Будет с меня замков!     Ульфхейм. … С чудеснейшими необозримыми охотничьими угодьями вокруг.    Майя. А в этом замке тоже есть произведения искусства?    Ульфхейм (медленно). Нет… произведений искусства там нет, но…    Майя (вздохнув с облегчением). И за то спасибо!    Ульфхейм. Так хотите идти со мной… куда и до каких пор я потребую?    Майя. Меня стережет прирученная хищная птица.    Ульфхейм. (в диком порыве). Мы подстрелим ее, Майя!    Майя (смотрит на него с минуту и говорит твердо). Так перенесите меня через пропасть.    Ульфхейм (обвивает руками ее стан). Давно пора! Туман висит у нас над головой!…    Майя. А тропинка очень опасна?    Ульфхейм. Туман в горах еще опаснее. Она вырывается из его объятий, подбегает к ущелью, смотрит вниз, но быстро откидывается назад. (Подходит к ней и смеется.) Что голова закружилась?-47-    Майя (устало). Да, и это. Но посмотрите туда сами. Посмотрите на эту парочку…     Ульфхейм (наклоняясь над обрывом). Ну что же – ваша хищная птица… с этой чужой дамой.     Майя. Нельзя ли проскользнуть мимо них… чтобы они нас не видали?     Ульфхейм. Невозможно. Тропинка слишком узка. А другого спуска нет.     Майя (собравшись духом). Хорошо… так встретим их смело здесь.     Ульфхейм. Вот это по-настоящему, по-охотницки, товарищ! Рубек и Ирена показываются в глубине, поднимаясь по обрыву. У него на плечах плед, она в меховой накидке поверх обычного белого платья, на голове капор из лебяжьего пуха.     Рубек (видимый лишь наполовину). А, Майя! Так нам суждено было встретиться еще раз?     Майя (с напускной уверенностью). К вашим услугам. Милости просим! Рубек, взобравшись, протягивает руку Ирене, которая также поднимается наверх.     Рубек (холодно Майе). Так и ты всю ночь провела в горах… как и мы?     Майя. На охоте, да. Ты же дал мне вольную.     Ульфхейм (указывая в глубину). Вы по этой дороге пришли?     Рубек. Вы сами видели.     Ульфхейм. И чужая дама тоже?     Рубек. Само собой. (Взглянув на Майю.) Впредь у нас с этой дамой всегда будет одна дорога.     Ульфхейм. А вы не знаете, что шли дорогой смерти?…     Рубек. Мы все-таки вступили на нее! Сначала она не казалась такой трудной.     Ульфхейм. Вначале ничего не кажется трудным. Но потом можно забраться в теснину, откуда нет выхода ни вперед, ни назад. Вот и застрянешь, господин профессор! Застрянешь в горах, как говорим мы, охотники.     Рубек (глядя на него с улыбкой). Что? Это вы пророчите мне, господин Ульфхейм?     Ульфхейм. Боже избави меня быть пророком! (Внушительно указывая наверх.) Но разве вы не видите, что над головами у нас собирается буря? Не слышите, как насвистывает?     Рубек (прислушиваясь). Точно прелюдия ко дню восстания из мертвых. -48-    Ульфхейм. На вершинах разыгрывается буря! Поглядите, как несутся и садятся облака. Скоро они окутают нас, как саваном.     Ирена (вздрагивая). Я знаю это саван.     Майя (увлекая Ульфхейма). Скорее вниз.     Ульфхейм (Рубеку). Я могу помочь только одному человеку. Укройтесь пока в хижине… на время бури. Потом я пришлю за вами людей…    Ирена (в ужасе). За нами людей?.. Нет! Нет!    Ульфхейм (грубо). Взять вас силой, если понадобиться. Дело идет о жизни или смерти. Так и знайте! (Майе.) Пойдемте… спокойно доверьтесь сильному другу!    Майя (прижимаясь к нему). О, как я буду петь и ликовать, когда спущусь вниз цела и невредима!    Ульфхейм (начинает спускаться и кричит оставшимся). Так ждите в хижине, пока люди придут за вами с веревками!Ульфхейм, держа в объятиях Майю, торопливо, но осторожно спускается с обрыва.    Ирена (с минуту с ужасом смотрит на Рубека). Ты слышал, Арнольд? За мной придут люди! Много людей!…    Рубек. Только не волнуйся, Ирена!    Ирена (с возрастающим страхом). И она… та черная… тоже придет. Она уж, наверно, давно ищет меня. И она схватит меня, Арнольд! И наденет на меня смирительную рубашку! Она привезла ее с собой в чемодане. Я сама видела…    Рубек. Никто не посмеет прикоснуться к тебе!    Ирена (с блуждающей улыбкой). Да у меня у самой есть средство защитить себя.    Рубек. Какое средство?    Ирена (вынимая нож). Вот!    Рубек (пытаясь схватить нож). Ты с ножом!    Ирена. Всегда, всегда. И днем, и ночью. Даже в постели.    Рубек. Отдай мне нож, Ирена.    Ирена (пряча его). Не дам, мне самой может понадобиться.    Рубек. Зачем он может тебе здесь понадобиться?    Ирена (глядя на него в упор). Он был предназначен для тебя, Арнольд.    Рубек. Для меня?    Ирена. Когда мы сидели вчера вечером на берегу Тауницкого озера… -49-    Рубек. Тауницкого?..    Ирена. … У хижины… и играли с лебедями и водными лилиями…    Рубек. Ну… ну?    Ирена. … И когда ты так холодно, таким ледяным тоном сказал… что я была для тебя только … эпизодом…    Рубек. Да это ты сама сказала, Ирена, а не я!    Ирена (продолжая). … Тогда я выхватила нож. Я хотела всадить его тебе в спину.    Рубек (мрачно). Что же ты не всадила?    Ирена. Потому что меня вдруг озарила страшная догадка, что ты уже мертв… давным-давно.    Рубек. Мертв?    Ирена. Мертв. Мертвец, как и я. Мы сидели там, около озера… два похолодевших трупа… и играли вместе.    Рубек. Я не называю это смертью. Но ты меня не понимаешь.    Ирена. А где же та пламенная страсть, с которой ты боролся, когда я стояла перед тобой нагая, как восставшая из мертвых?    Рубек. Наша любовь, наверное, не умерла, Ирена.    Ирена. Любовь… какою любят в земной жизни… в дивной, прекрасной земной жизни… загадочной земной жизни… та любовь – умерла в нас обоих.    Рубек (страстно). Знаешь ли ты, что именно эта любовь… жжет меня теперь … сжигает, как никогда прежде!    Ирена. А я? Ты забыл, кто я теперь?    Рубек. Будь, кем хочешь! Для меня ты та женщина, о которой я мечтал!    Ирена. Я стояла на вертящейся подставке… нагая… показывала себя сотням людей – после тебя.    Рубек. Это я толкнул тебя туда… слепец! Я ставил мертвую глиняную фигуру выше жизни, выше счастья любви!   Ирена (опустив глаза). Поздно. Поздно.    Рубек. Что бы там ни было, ты ни на волос не пала в моих глазах.    Ирена (высоко подняв голову). И в своих тоже.    Рубек. Так что же тогда! Мы оба свободны. И у нас есть еще время пережить жизнь снова, Ирена.-50-    Ирена (удрученно смотрит на него). Жажда жизни умерла во мне, Арнольд. Я восстала. И ищу тебя. И нахожу… И вижу, что и ты, и жизнь – мертвы, как и я была мертва.    Рубек. О, как ты заблуждаешься. Жизнь в нас и вокруг нас кипит и брызжет по-прежнему!    Ирена (с улыбкой качая головой). Твоя юная восставшая дева видит, что вся жизнь мертва.    Рубек (страстно обвивая ее руками). Так пусть же мы, хоть мертвые, осушим чашу жизни до дна… прежде чем опять сойти в могилу!    Ирена (вскрикивает). Арнольд!    Рубек. Но не здесь, в этом сумраке! Не здесь, где нас охватывает эта безобразная серая пелена…    Ирена (увлеченная страстью). Нет, нет!…Туда, к свету, к сиянию славы! На вершину забвения!    Рубек. Там мы отпразднуем нашу свадьбу, Ирена… моя возлюбленная!    Ирена (гордо). Пусть солнце глядит на нас, Арнольд!    Рубек. Пусть глядят на нас все силы света и все силы мрака! (Схватывая ее руку.) Так хочешь следовать за мной, моя невеста, принесшая мне отпущение?    Ирена (как бы просветленная). Я готова следовать за моим господином и повелителем.    Рубек (увлекая ее). Сначала пробьемся сквозь туман, Ирена, а там…    Ирена. Да, сквозь все туманы. А там – на самую вершину, озаренную восходящим солнцем!Туман все сгущается. Рубек и Иреной рука об руку начинают подниматься направо по леднику и скоро исчезают в низко нависших облаках. В воздухе слышен порывистый свист надвигающейся бури. Сестра милосердия показывается в лощине налево, останавливается и молча озирается вокруг.Ликующий голос Майи (доносится снизу).                     Конец моей прежней неволе!                     Я вольная птица теперь!                     На воле, на воле, на воле! Вдруг раздается громовой раскат на вершине горы, и рушится лавина. Рубек и Ирена мелькают на минуту в снежном вихре, затем лавина погребает их под собой.     Сестра милосердия (испускает крик и протягивает руки к падающим). Ирена!( С минуту стоит молча, затем чертит в воздухе знамение креста и говорит.)Pax vobiscum!* Снизу еще доносится удаляющийся ликующий голос Майи.


Читать далее

КОГДА МЫ, МЕРТВЫЕ, ПРОБУЖДАЕМСЯ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть