Онлайн чтение книги Белый Бушлат White-Jacket
LXII. Консилиум военно-морских врачей

У флагманских врачей заведено, когда у них на корабле предстоит важная операция и нет ничего препятствующего сосредоточить на ней профессиональный интерес, приглашать своих собратьев-хирургов, если они в этот момент доступны, на посвященный ей торжественный консилиум. Меньшего от флагманского врача его коллеги не ожидают.

Для соблюдения этой традиции врачи соседних американских военных кораблей и были в полном составе приглашены посетить «Неверсинк», дабы высказаться по вопросу о марсовом, состояние которого внушало опасения. Собрались они на галф-деке, и к ним вскоре вышел их уважаемый старейшина — Кьютикл. Все при появлении его отвесили ему поклон и в дальнейшем обращались к нему с примерной почтительностью.

— Господа, — начал Кьютикл, без лишних церемоний опускаясь на складной стул, который передал ему юнга-вестовой, — нам предстоит разобрать весьма интересный случай. Полагаю, что все вы видели потерпевшего. Поначалу я питал надежду, что мне удастся сделать разрез до самой пули и удалить ее; но этому воспрепятствовало состояние больного. С тех пор воспалительный процесс и образование струпа сопровождалось сильным нагноением, обильными выделениями, крайней слабостью и измождением. Из этого я заключаю, что пуля раздробила и умертвила кость и теперь залегла в костномозговом канале. Собственно говоря, не может быть сомнения в том, что рана эта безнадежна и что единственный выход — ампутация. Но, господа, положение мое в высшей степени щекотливое. Уверяю вас, что профессионально я нисколько не заинтересован в подобной операции. Мне необходим ваш совет, и, если вы сейчас еще раз посмотрите со мной больного, мы можем после этого снова собраться здесь и решить, что лучше всего предпринять. Еще раз позвольте мне повторить, что профессионально я в этой операции не заинтересован.

Собравшиеся хирурги выслушали это обращение с величайшим вниманием и, повинуясь желанию их старейшины, спустились в лазарет, где томился раненый. По окончании осмотра все они вернулись на галф-дек и консилиум возобновился.

— Господа, — начал Кьютикл, снова садясь на стул, — вы все сейчас осматривали ногу. Вы убедились в том, что, кроме ампутации, иного выхода нет. А теперь, господа, что вы скажете? Врач Бэндэдж с «Мохока», будьте любезны изложить свое мнение.

— Рана очень серьезная, — сказал Бэндэдж, дородный мужчина с высоким немецким лбом, важно покачав головой.

— Можно ли спасти его, не прибегая к ампутации? — спросил Кьютикл.

— У него сильно выраженная общая слабость, — заметил Бэндэдж, — но мне приходилось видеть случаи и поопасней.

— Врач Уэдж с «Малайца», — произнес Кьютикл не без раздражения, — будьте любезны высказать ваше мнение; и пусть оно будет окончательным, прошу вас.

Сказано это было со свирепым взглядом в сторону Бэндэджа.

— Если бы я считал, — начал Уэдж, весьма тощий и длинный человек, поднявшись еще на цыпочки, — что пуля раздробила и расколола всю femur[331]Бедренную кость (лат.)., включая большой и малый trochanter[332]Вертел (лат.)., linea aspera[333]Шероховатую линию (лат.)., fossa digitalis[334]Вертельную впадину (лат.). и intertrochantericum[335]Межвертельное пространство (лат.)., я несомненно стоял бы за ампутацию. Но разрешите вам заметить, сэр, что я этого не считаю.

— Врач Сойер с «Баканира», — произнес Кьютикл, прикусывая от досады тонкую нижнюю губу. Теперь он обратился к круглолицему, прямодушному человеку, с неглупым выражением лица, форменное платье которого сидело на нем как влитое и было украшено необычным количеством золотого шитья. — Врач Сойер с «Баканира», теперь будьте любезны и дайте нам возможность выслушать и ваше мнение. Считаете ли вы ампутацию единственным выходом, сэр?

— Простите меня, — сказал Сойер, — но я самым решительным образом возражаю против нее; ибо, если до сих пор у пациента недоставало сил, чтобы выдержать извлечение пули, я не вижу, как он сможет вынести значительно более тяжелую операцию. А так как нет непосредственной опасности омертвения и до пули, как вы утверждаете, нельзя добраться, не производя значительного разреза, я бы, пожалуй, пока что поддерживал больного укрепляющими средствами и применял бы не слишком сильные местные противовоспалительные. Я никоим образом не прибегнул бы к ампутации до появления новых симптомов.

— Врач Пателла с «Алжирца», — выпалил Кьютикл, едва сдерживая бешенство и резко повернувшись в сторону вопрошаемого, — не будете ли вы настолько любезны сказать нам, считаете ли вы ампутацию единственным средством спасения.

Из всех присутствующих Пателла был самым младшим. Это был скромный молодой человек, благоговевший перед знаниями Кьютикла и жаждавший заслужить его одобрение, но не желавший вместе с тем высказываться столь решительно, как врач Сойер, хотя в глубине души он мог и не сочувствовать ампутации.

— То, что вы заметили, господин флагманский врач, — сказал Пателла, почтительно хмыкнув, — об опасном состоянии ноги, по-моему, доказательств не требует. Ампутация несомненно благотворно отразилась бы на заживлении раны, но, поскольку пациент, несмотря на теперешнее ослабленное состояние, по-видимому, отличается здоровой конституцией, он мог бы поправиться и так, благодаря вашему просвещенному лечению, господин флагманский врач, — здесь Пателла поклонился, — и быть полностью исцеленным, не подвергаясь риску ампутации. Однако случай этот весьма серьезный, и ампутация может оказаться неизбежной, а уж если ее не избежать, то и мешкать с ней не следует. Вот мое мнение, господин флагманский врач.

— Таким образом, господа, — воскликнул торжествующий Кьютикл, — врач Пателла высказался за то, чтобы ампутация была произведена незамедлительно. Что касается меня, лично меня, повторяю, отвлекаясь в данном случае от пациента, я очень огорчен, что пришлось прийти к такому выводу. Но это разрешает все сомнения, господа — у меня в уме, впрочем, вопрос этот был давно решен. Итак, операция будет произведена завтра в десять часов утра. Мне будет очень приятно встретиться со всеми вами по этому случаю, равно как и с вашими помощниками (он имел в виду фельдшеров). До свидания, господа, итак, не забудьте, в десять часов.

И Кьютикл удалился в кают-компанию.