Онлайн чтение книги Завещание Why Shoot a Butler?
ГЛАВА XI

Рассказ Энтони Коркрэна о его ночных похождениях был тщательно отредактирован до того, как он поведал его на следующее утро за завтраком. На обратном пути к особняку Эмберли проинструктировал его, поэтому он хорошо понимал, что говорить о присутствии еще двух человек в коттедже будет ошибкой.

Вначале он решил сохранить все в тайне, но затем согласился, что это будет неразумно, поскольку Эмберли навел его на мысль, что полное молчание может оказаться предостережением для неизвестного взломщика, что он на подозрении. Этот неизвестный пришел из особняка; далее, он, видимо, знает, кто следовал за ним, так как Энтони громко выругался, когда ударился головой об оконную раму. Если Энтони промолчит, то заставит неизвестного быть начеку.

Следуя инструкциям Эмберли, Энтони рассказал Фонтейну, после того как Джоан вышла из-за стола, что он всю ночь не спал, преследуя неизвестного, явно маскировавшегося человека. Фонтейн посмотрел на него, как на сумасшедшего, и продолжал есть. В эти утренние часы он был всегда в плохом настроении, а потому только хмыкнул в ответ на излияния Энтони. Намазав маслом тост, Энтони сказал:

– Если быть точным, то это был мужчина. С мешком на голове.

Фонтейн оторвался от чтения газеты, посмотрел на него и с раздражением в голосе сказал:

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– Если мне не веришь, посмотри на велосипед, – сказал Энтони. – Он был неисправным, когда я на него сел, а сейчас он тем более требует хорошего ремонта.

Фонтейн отложил газету.

– Какой велосипед? – спросил он. – Не болтай чепухи!

– Велосипед Джоан. Я проехал на нем семь миль в одну сторону. И еще семь миль обратно. Фонтейн коротко рассмеялся:

– Да, могу представить, как ты катишь на велосипеде семь миль. Может быть, объяснишь свою шутку?

Энтони объяснил, но потребовалось время, чтобы убедить хозяина имения, что он не шутит. Когда ему удалось внушить Фонтейну, насколько он серьезен, тот сразу заинтересовался, кто же был неизвестный. Энтони ответил, что не знает, но у него есть подозрения.

– Коллинз? – спросил Фонтейн, понизив голос. – Бог мой!

– Заметь, я не сказал, что уверен, – предупредил его Коркрэн. – Я ведь не видел его лица.

Фонтейн даже не пытался скрывать, что очень обеспокоен. Он сказал, что, по-видимому, ему все-таки придется уволить слугу. Энтони согласился с ним, но ему было досадно, что Фонтейн все еще сомневается в его рассказе. Фонтейн отметил, что случай кажется фантастичным, и посетовал, что Энтони не поймал этого человека и не сорвал с него мешок. Насколько он понимал, было неразумно с его стороны обвинять Коллинза без каких-либо доказательств. Он должен все обдумать и хорошенько понаблюдать за лакеем. Все это очень неприятно, чтобы не сказать – возмутительно. Если из полиции опять придут допрашивать слуг, то экономка наверняка уволится. Инспектор так нетактично ведет допрос, что это ее оскорбляет и огорчает.

– В самом деле, – сказал Фонтейн, – лучше бы ты не выглядывал в окно. По крайней мере, я бы тогда ничего не знал.

В этот момент в комнату вошла Джоан, и разговор прекратился. Она и Коркрэн собирались идти играть в гольф. На вежливое предложение принять участие в их игре Бэзил ответил отказом. Он не собирается быть нянькой при влюбленных, а кроме того, этот старый болтун Мэтьюс звонил и предупредил, что приедет повидаться с ним по важному делу.

– Конечно, я знаю, что он имел в виду, – сказал Фонтейн. – Вчера во время обеда он намекнул об этом, но я не отреагировал. У меня достаточно проблем, чтобы добавлять к ним еще и правонарушения смотрителя.

– Браконьерство? – спросила Джоан. – Знаю, Филисити говорила об этом. Я считаю, что Хичкок настоящий бездельник.

– Я не собираюсь избавляться от него в угоду старому Мэттыосу, – сказал Фонтейн.

В двенадцать часов сэра Хамфри привезла на машине его дочь, так как Ладлоу лежал с инфлюэнцией. Бейкер проводил их в библиотеку и пошел искать хозяина.

Сэр Хамфри, как и подобает большому книголюбу, начал бродить вдоль забитых книгами полок, внимательно изучая корешки. Он сурово заметил, что Фонтейн, наверняка не имеет библиотечного каталога и не соблюдает порядка в расстановке книг.

Филисити, усевшаяся на подоконнике, ответила, что он, вероятно, не беспокоится об этом.

– Не книжный человек, дорогой, – сказала она, улыбаясь.

– Это заметно, – сказал отец, надевая очки и разглядывая корешки книг классиков в переплетах из телячьей кожи.

– К тому же это так скучно, – сказала Филисити легкомысленно.

Сэр Хамфри, обнаруживший редкую и ценную книгу, не ответил. Филисити переключила свое внимание на садовника, который собирал опавшие листья на лужайке, а отец начал перелистывать книгу. Когда Фонтейн вошел, принося извинения за то, что заставил гостей ждать, сэр Хамфри, листавший запыленный том, извлеченный с верхней полки, сказал рассеянно:

– Не стоит беспокоиться. Я осматривал ваши книги. Дорогой сэр, знаете ли вы, что они расставлены у вас по размеру?

Фонтейн, казалось, был озадачен таким пустяком и сказал, что он, к сожалению, не любитель книг. Ему было указано, что, видимо, следует нанять человека, чтобы привести библиотеку в порядок . Оказалось, что в его библиотеке много редких изданий, но на полке соседствуют Де Куинси и «Воспоминания о русском дворе» неизвестного автора. По тону сэра Хамфри Фонтейн понял, что это настоящее преступление, но ответил, что он равнодушен к подобным вещам.

– Уверен, ваш дед был настоящий коллекционер, – сказал сэр Хамфри. Показав на книгу, которую держал, он добавил: – Вот старый друг, которого я не встречал, пожалуй, уже много лет. Я все никак не мог понять, почему она исчезла с моей полки. Могу я ее взять на время? Вредная привычка, знаете ли.

– Пожалуйста, – сказал Фонтейн, надеясь закончить разговор о книгах. – Буду рад, если вы возьмете все, что пожелаете.

– Благодарю. Мне так захотелось снова углубиться в этот текст. Если можно, я возьму первый том.

Фонтейн засмеялся:

– Первый том? Не побоюсь признаться, что я не читаю произведений, состоящих более чем из одного тома.

Сэр Хамфри посмотрел на него с таким выражением, как будто встретил динозавра.

– Боже мой! – воскликнул он. – Но эта книга – «Курьезы литературы» Дизраэли – стоит того, чтобы… потрудиться прочитать ее. Но я пришел не для того, чтобы говорить о книгах. Не буду злоупотреблять вашим временем.

Фонтейн вежливо возразил, но не стал противиться желанию сэра Хамфри перейти к делу. Заканчивая через двадцать минут откровенный разговор, он пообещал, что поговорит со смотрителем. Ему сообщили также, что на территории его поместья видели некоего подозрительного человека. Сэр Хамфри считал, что долг каждого землевладельца заключается в том, чтобы покончить с угрозой браконьерства, и высказал уверенность, что Фонтейн согласен с ним.

Фонтейн готов был согласиться на все. Конечно, от браконьеров надо избавиться. Он обязательно поговорит с Хичкоком.

Филисити, насилу скрывая нетерпение, встала и заявила, что если они сейчас же не уйдут, то у них не останется времени заехать в Аппер Неттлфоулд до ленча. Сэр Хамфри сказал, что они наверняка отнимают время у Фонтейна, и выразил надежду, что Фонтейн проследит, будет ли что-то сделано.

Они пожали друг другу руки и собрались выходить, когда дверь тихо открылась и вошел Коллинз. Лакей остановился и сказал:

– Прошу прощения, сэр. Я думал, что вы здесь один.

– Все в порядке, но коль вы пришли, проводите сэра Хамфри и мисс Мэтьюс, – сказал Фонтейн. – До свидания, сэр. Я займусь этим делом безотлагательно. Вы уверены, что не хотите взять другие книги? Берите любую книгу без колебаний. Я буду только рад.

Глаза лакея на минуту задержались на книге в руке сэра Хамфри. Затем он быстро взглянул на книжные полки. Лицо его вытянулось. Он сказал:

– Не желаете ли, чтобы я завернул книгу, сэр?

– Нет, благодарю, я предпочитаю ее в том виде, как она есть, – ответил сэр Хамфри, направляясь к двери.

– Боюсь, она очень пыльная, сэр. Разрешите я ее оботру.

– Нет, нет, она в полном порядке, – сказал раздраженно сэр Хамфри. – Ну, до свидания, Фонтейн. Идем, Филисити, а то опоздаем.

Уже в машине Филисити спросила:

– Ты обратил внимание на того человека? Я имею в виду лакея.

– Зачем, дорогая? Я, конечно же, видел его. Почему я должен был обратить на него особое внимание?

– Я подумала, что он так странно на тебя посмотрел, таким угрожающим взглядом.

– Ты все придумываешь, дорогая, – сказал сэр Хамфри. – Зачем ему на меня смотреть с угрозой?

– Не знаю, но он смотрел.

Она направила машину в Аппер Неттлфоулд, выполняя поручение леди Мэтьюс заехать в «Голову кабана» узнать, как устроилась там Ширли, и предложить сопровождать ее на дознание на следующее утро. Портье сказал, что мисс Браун, вероятно, в своей комнате, и пошел предупредить ее об их приходе. Филисити и сэр Хамфри прошли в комнату отдыха.

Через несколько минут к ним спустилась Ширли. Казалось, она была рада видеть Филисити, но стеснялась. Она была одета в костюм из твида, на рукаве которого виднелась черная повязка – единственный признак траура. Хотя вид у нее был печальный, но следов слез не замечалось. Она сказала, что устроилась хорошо, и отклонила предложение леди Мэтьюс сопровождать ее на дознание. Конечно, это мило со стороны леди Мэтьюс, но необходимости в сопровождении нет. Ей не хочется втягивать никого в столь неприятное дело.

– Моя жена, – сказал сэр Хамфри, искоса поглядывая на Ширли, – думает, что, возможно, вы будете рады, э… ощутить поддержку… в таких печальных обстоятельствах.

Ширли одарила его чистым, но удивленным взглядом.

– Я выдержу и не расплачусь, – сказала она. – Смерть Марка для меня потрясение, и я расстроена. Но не хочу притворяться, будто я убита горем. Нет, как видите. Извините, если это шокирует вас.

Действительно, сэр Хамфри был шокирован. Он высказал предположение, что у нее едва ли было время осознать, что произошло.

Она пренебрежительно улыбнулась, но спорить не стала. На вопрос, когда она возвращается в Лондон, ответила неопределенно, сказав, что Филисити, вероятно, догадывается о причине. У нее оказались дела, связанные с Айви коттеджем, которые она должна закончить.

Она не пыталась задержать своих гостей, когда Филисити собралась уходить. Филисити про себя подумала: «Что бы она ни говорила, она страдает от переутомления. Глаза выдают ее».

По дороге домой сэр Хамфри даже не пытался скрывать, что он недолюбливает Ширли. Она нарушила правила приличия, как он их понимал, полным отсутствием лицемерия. Он не мог простить ее откровенности, пусть даже Марк Браун был не очень приятным человеком. Приличия надо соблюдать. Он так же сказал, что отсутствие траурного платья демонстрирует неуважение к умершему. Каков бы ни был человек при жизни, смерть, по мнению сэра Хамфри, делает его уважаемым.

Не закончив своих рассуждений, он замолчал и начал шарить по сиденью в поисках чего-то. Филиоити снизила скорость.

– Что случилось, папочка?

– Кажется, – сказал сэр Хамфри с раздражением, – я оставил книгу в «Голове кабана». Не понимаю, как я мог такое сделать. Мы должны вернуться.

Привычку оставлять где-то вещи он так часто осуждал в жене и дочери, что Филисити не могла удержаться от смеха, разворачивая машину.

Минут через десять они подъехали к «Голове кабана». Сэр Хамфри вошел в комнату отдыха, где нашел Ширли, сидящую в одиночестве. Она вся вспыхнула, увидев его.

Сэр Хамфри удивился, заметив, как блестят ее глаза. Он был готов поклясться, что она выглядела так, словно получила наследство, а не потеряла брата. Она встала и протянула ему книгу.

– Вы ее забыли, не так ли? – сказала она. – Я… просмотрела ее. И еще я стерла с нее пыль, – она вручила ему книгу. – Вот она.

– И какого вы мнения о ней? – спросил сэр Хамфри.

Улыбка пробежала по ее губам.

– Как оказалось, в ней есть очень интересные вещи.

Эмберли уехал в Карчестер посоветоваться с главным констеблем и к ленчу не вернулся. Он появился только к пяти часам, в довольно хорошем настроении. Сэр Хамфри попытался было прочесть ему вслух анекдот о Аббе Мароле, но Эмберли тут же остановил его.

– Я это читал, – сказал он.

– В самом деле? – сказал обиженно дядя. – И тем не менее я буду удивлен, если ты скажешь, из какой это книги.

– «Курьезы литературы», – сказал Эмберли без запинки. – Я не знал, что у тебя есть эта книга.

Сэр Хамфри остался доволен, поскольку обнаружил, что его племянник более начитан, чем он предполагал. Он повеселел и рассказал, что позаимствовал книгу у Фонтейна, когда утром нанес ему визит. Он сделал еще попытку прочитать вслух один пассаж, но опять неудачно.

– Ты помнишь это место, Фрэнк? – начал было он.

– Да, – бросил Эмберли.

Сэр Хамфри заметил, что его манеры невыносимы. Чтобы сорвать свою раздражительность на племяннике, он выразил надежду, что у Фрэнка нет намерений разбудить весь дом среди ночи, как это удалось ему вчера.

Мистер Эмберли, слышавший, как его дядя храпел, когда он проходил мимо его двери в четыре утра, ухмыльнулся и кротким голосом сказал, что этой ночью никакие беспорядки дяде не грозят.

Но он ошибся. В двадцать минут третьего тишину дома нарушил грохот, который разбудил не только сэра Хамфри, но и его жену, и племянника.

Грохот, видимо, донесся из гостиной, потом наступила тишина. Эмберли осторожно вышел из своей комнаты с пистолетом в одной руке и фонариком в другой. На минуту остановился, прислушиваясь.

Где-то внизу скрипнула половица. Эмберли начал спускаться по лестнице в полной темноте, стараясь не издать ни звука.

В этот момент дверь комнаты сэра Хамфри распахнулась и из нее торопливо вышел дядя.

– Кто здесь? – громко спросил он и зажег свет на лестничной площадке.

Эмберли что-то пробормотал и в два прыжка спустился в холл. Но он опоздал. Когда он включил фонарик и осветил гостиную, она оказалась пустой. Французское окно было широко открыто, и шторы надуло парусом от сквозняка. Эмберли раздвинул шторы и выглянул в окно. Полная луна заливала светом весь сад, и от деревьев ложились густые тени. Никого не было видно. Луч фонарика не высветил ни одной притаившейся фигуры. Тот, кто проник в дом, был уже наверняка на дороге, и преследовать его было бесполезно.

Мистер Эмберли вернулся в гостиную и осмотрел окно. Стекла в двух небольших переплетах рамы были аккуратно вырезаны, что дало возможность взломщику открыть верхний и нижний шпингалеты. Голос сэра Хамфри сорвался на фальцет.

– Фрэнк, какого дьявола ты не спишь? – спросил он раздраженно. – Неужели мы ни одной ночи не можем провести спокойно?

Эмберли вернулся в холл.

– Спускайтесь сюда, дядя, – сказал он.

– Не имею никакого желания! Что еще за игры?

– У нас был гость, – сказал Эмберли и вернулся в гостиную. Остановившись на пороге, он стал оглядывать хаос, воцарившийся в комнате. Сэр Хамфри присоединился к нему.

– Так это не ты? Ты хочешь сказать,что… О, Господи, прости мою душу!

Его восклицание было вызвано представшим перед ним зрелищем. Аккуратного человека, каким был сэр Хамфри, вид комнаты ужасал. Казалось, кто-то в ярости разбросал вещи в поисках чего-то. Все было перевернуто вверх дном. Диванные подушки, книги, бумаги в беспорядке валялись на полу. Ящики бюро леди Мэтьюс были открыты, а их содержимое выброшено. На каменных плитах у камина осколки большой вазы дополняли картину.

Видимо, взломщик случайно задел вазу и уронил ее, и именно звук фарфора, разбившегося о каменные плиты, разбудил всех.

Следующее, что привлекло изумленный взгляд сэра Хамфри, было окно. Он слабым голосом произнес:

– Господи помилуй! —и уставился на Эмберли.

– Нам следует все осмотреть, – сказал Эмберли и направился в библиотеку.

Здесь беспорядок был еще хуже, но состояние кабинета сэра Хамфри заставило его несчастного обладателя издать стон. Ящики стола были выдвинуты, а бумаги безжалостно выброшены на пол.

– Господи помилуй! – повторил Хамфри. – Это грабеж!

Племянник посмотрел на него без всякого уважения.

– Как выдумаете, что делают с вещами, когда так торопятся? – спросил он. – Привет, тетя. Пришла посмотреть на обломки крушения?

Леди Мэтьюс в бигуди и с кольдкремом на лице остановилась на пороге, с интересом оглядываясь. Ее трудно было вывести из равновесия.

– Боже! Как интересно! Какой беспорядок! Бедный Дженкинс! И почему именно кабинет? Эмберли покачал головой:

– Ты попала в точку, тетя Марион, хотя никогда бы не подумал, что ты на это способна. Скажи мне: зачем ты намазала лицо какой-то белой дрянью?

– Крем для лица, дорогой. В моем возрасте это необходимо. Я что, выгляжу странно?

– Просто ужасно, – уверил ее Эмберли.

Сэр Хамфри приплясывал на месте от нетерпения.

– Бог мой, Фрэнк, какое отношение имеет лицо твоей тети к тому, что случилось? Посмотри на мой стол! Посмотри на мои бумаги! .

– Лучше проверь серебро, дорогой, – сказала жена. – А Дженкинс остался наверху? Возможно, убит в постели. Кто-нибудь сходите и посмотрите.

Но Дженкинса не убили. Он появился в этот момент, второпях натянув куртку и брюки прямо на пижаму. Сэр Хамфри облегченно вздохнул и не был раздосадован его появлением. Потрясение Дженкинса от увиденного не уступало его собственному, и оба начали причитать от горя, пока мистер Эмберли не вмешался.

– Посмотрите, все ли ценности на месте, Дженкинс, – попросил он.

Дженкинс тут же вышел. Сэр Хамфри повел жену посмотреть на урон, нанесенный окну в гостиной, а Эмберли остался стоять среди разрухи в кабинете, что-то обдумывая и хмурясь.

Вскоре к нему присоединилась кузина, которая была в хорошем настроении, но раздосадована тем, что никто не потрудился ее разбудить. Мистер Эмберли проявил некоторый интерес к методам, которыми обычно пользовалась ее горничная, когда по утрам будила ее.

Дженкинс вернулся и доложил, что, осмотрев все, но не произведя тщательной инвентаризации серебра, можно быть уверенным, что ничего не пропало. В столовой ничего не тронуто, и солонки эпохи короля Георга по-прежнему стоят на серванте.

Мистер Эмберли направился искать дядю и застал его обезумевшим от ярости из-за порчи окна. Леди Мэтьюс спокойно соглашалась с ним.

– Я хочу, чтобы вы пошли и взглянули, не пропало ли что в вашем кабинете, дядя, – сказал Эмберли.

– Как, черт возьми, я могу это сказать? – сказал сэр Хамфри. – Мне придется потратить часы, чтобы привести в порядок свои бумаги! Честное слово, мне иногда кажется, что в Англии нет законов!

– Вы не держали в столе что-либо ценное? – прервал его Эмберли.

– Нет, нет. Мне доставляет хоть какое-то удовольствие тот факт, что усилия этого чертова вора оказались безрезультатны.

– Денег там не было? Ты уверен?

– Конечно! Неужели ты думаешь, что я храню деньги в кабинете?

– А ты, тетя?

– Нег, дорогой. Только счета и безделушки. Никчемные для него вещи. Как ты полагаешь, что он хотел найти?

– Я ничего не полагаю. В данный момент я в полном неведении. – Он смотрел на развал в комнате, прищурив в задумчивости глаза. – Гостиная, кабинет, библиотека, но не столовая. Странно. Создается впечатление, что кому-то надо было заполучить что-то, принадлежащее вам, дядя. Документ?

– Да нет же! Все важные документы я храню в банке. Кстати, они ни для кого не представляют интереса, кроме меня.

– Зачем было сбрасывать книги на пол? – сказала леди Мэтьюс. – Так бессмысленно.

Эмберли быстро взглянул на нее.

– Книги! Бог мой!

– Ну же, говори, Фрэнк! – подбодрила его Филисити. – Это становится забавным!

Эмберли не обратил внимание на нее.

– Где та книга, что вы взяли у Фонтейна?

– В моей комнате. Я взял ее почитать в кровати. Какое это…

Эмберли обернулся:

– Дженкинс, будьте любезны, принесите ее. Она называется «Курьезы литературы».

Леди Мэтьюс села.

– Необычайно загадочно, – сказала она, – Почему книга, дорогой?

– Думаю, искали именно книгу, – ответил Эмберли. —Во всяком случае, надеюсь.

Вернулся Дженкинс, неся книгу, и протянул ее Эмберли . Тот пролистал ее, потряс, осмотрел обложки, оценивая на ощупь их толщину.

– Как увлекательно! Дрожь охватывает! – пробормотала леди Мэтьюс.

Но Эмберли выглядел озадаченным.

– Должно быть, я ошибся, – сказал он. – И все-таки я думаю, что не совсем не прав. – Он в раздумье посмотрел на дядю. —Хотел бы я знать…

– Что ты хочешь знать? – спросил сэр Хамфри. —Умоляю, не темни!

– Заходил ли кто-нибудь в вашу комнату ночью, – сказал Эмберли.

Сэр Хамфри, впрочем, как и многие, ошибочно считал, что он спит очень чутко, а потому вспылил. Он готов поклясться, что никто не мог войти в его комнату, не разбудив его.

Вмешалась его жена:

– Фрэнк, дорогой, все это очень интригующе, но не надо выводить из себя дядю.

Сэр Хамфри все не мог успокоиться и требовал, чтобы ему объяснили, что может помешать грабителю снова залезть через окно. Мистер Эмберли остался совершенно равнодушным к тревогам дяди. Он вышел, унося книгу с собой.