Онлайн чтение книги Крушение Wreckage
Глава 9. Лиллиан

Настоящее

Добравшись до верхней ступеньки лестницы, Лиллиан едва не падала от усталости. Даже схватилась за перила, чтобы удержаться на ногах. Ступни гудели в стильных, но тесных зеленых лодочках от Версаче, высовывавших из-под джинсов свои узкие носы. Неужели можно так вымотаться всего за полтора часа разговора, который ведешь, сидя в кресле?

Просунув указательный палец сначала под один ремешок на пятке, потом под другой, она с трудом стащила с себя туфли. Этот наряд для съемки выбирала ей Джилл; сидит теперь, небось, дома да похохатывает. Но ничего, Лиллиан еще поговорит с ней вечером, когда этот суматошный день закончится.

Джилл твердила, что изумрудно-зеленый распашной топ с низким вырезом подчеркнет глаза Лиллиан и выгодно обозначит талию, но она, вместо того чтобы, как ей было обещано, чувствовать себя соблазнительной пышкой, стеснялась и не знала, куда деваться от стыда. Впереди топ оказался вырезан настолько низко, что ей все время приходилось сидеть прямо, точно она проглотила кочергу, и все ради того, чтобы ее прелести не вываливались прямо в камеру.

Привыкнуть к новому размеру лифчика тоже было не просто. Почти всю жизнь, не исключая беременностей и кормления, она носила чашечку размера В, а за последние несколько месяцев вдруг округлилась, как внезапно созревшая девочка, причем не только в груди.

А все потому, что после полутора лет, проведенных впроголодь, Лиллиан никак не могла наесться. Стоило только ей ощутить приближение голода, как ею тут же овладевала неконтролируемая паника, сродни животному инстинкту. Через восемь месяцев после того, как их спасли, она все еще уверенно держалась на отметке двадцать фунтов плюс к своему весу «до» и пятьдесят к тому, «когда она чуть не умерла на острове».

Но несмотря на то, что она была из тех женщин, кому стройность всегда давалась без усилий, сейчас ей даже нравилась ее новая, округлившаяся фигура. Туго натянутая на талии ткань словно обещала, что она никогда больше не будет ходить голодной, а короткого визита в кладовую было достаточно, чтобы устранить малейшее ощущение неполноты в желудке.

Когда через две недели после спасения она вышла из больницы в сопровождении Джерри, то жалась к нему, стараясь спрятаться от вспышек фотоаппаратов и назойливого блеска камер. Но Джерри не прижимал ее к себе, как она ожидала. Его рука зависла где-то в районе ее бока, едва касаясь кожи, как будто Лиллиан была стеклянной.

Она была уверена: это значит, что он ее больше не любит или жалеет, что ее спасли. Но, встав перед ростовым зеркалом в номере отеля, Лиллиан поняла, почему он держал ее на расстоянии вытянутой руки от себя.

Ее тело не просто исхудало; сквозь кожу явственно был виден скелет. С любопытством она провела пальцем по очертаниям тазовых костей. Они так торчали, натягивая кожу, что Лиллиан побоялась как-нибудь нечаянно проткнуть ее пальцем. Тогда она провела ладонью по животу. Под пуговкой пупка грустно висела пустая складка кожи в серебристых разводах растяжек. Она забрала эту морщинистую кожу между пальцев, радуясь отметинам на ней, которые напоминали ей о том, почему она так отчаянно цеплялась за жизнь.

Если б не эти паутинные линии на животе, тело, которое она видела перед собой в зеркале, показалось бы ей совсем чужим. Точнее, оно напоминало знакомый некогда пейзаж, изуродованный ужасной природной катастрофой. Лиллиан пересчитывала свои ребра, ясно видимые под туго натянутой кожей, а по ее худому лицу бежали слезы, вытекая из когда-то ярких, а теперь запавших и потускневших глаз. Ей вдруг стало понятно отвращение Джерри, и она больше не винила его за то, что он не находил в себе сил прикоснуться к этой женщине в зеркале. Ей и самой была противна эта незнакомка.

Теперь все по-другому. Лиллиан с улыбкой растирала свои затекшие ступни. В последнее время они с Джерри вообще были как молодожены. Стоило ей встать к нему поближе, как его пальцы тут же начинали исследовать ее гладкую кожу с уютными подушечками жирка под ней, а когда она просыпалась, как обычно, среди ночи, то обнаруживала, что он лежит, подкатившись к ней сзади и положив голову на ее округлившееся плечо или руку.

Что ж, если несколько фунтов лишнего веса и покупка нового гардероба – это цена вновь раздутого пламя страсти, то она согласна. Сунув ноги в туфли, Лиллиан с неохотой натянула ремешки. Ощущение было такое, будто за ту минуту, что она провела босой, ее ноги выросли на целый размер. Стараясь не потерять равновесия, она толкнула дверь спальни. Джерри сидел на кровати в очках для чтения и увлеченно что-то печатал, его светло-русые волосы разделял аккуратный пробор. На нем был строгий костюм – тот самый, в тонкую полоску, приберегаемый для свадеб и похорон. В том числе и ее.

Сам того не замечая, Джерри потирал друг о друга ноги в носках – точно, как Дэниел, когда тот увлеченно смотрел какой-нибудь фильм и забывал обо всем на свете. Эх, если б не сверкающий черным глянцем компьютер у него на коленях и не документы, разбросанные по всей их просторной, королевского размера кровати с четырьмя столбиками по углам, как бы она сейчас прыгнула на него и обняла крепко-крепко… Вместо этого Лиллиан, бесшумно ступая по шоколадно-коричневым прядям лохматого ковра, тихо пошла через комнату.

– Эй, как дела? – шепнула она, поглаживая вишнево-красную пипочку, венчавшую столбик кровати. Джерри поднял глаза от компьютера и снял очки. Яркая улыбка озарила его лицо.

– Привет, красотка, вот так сюрприз. Как там у вас внизу? Устроили перерыв?

– Ага, мы еще и до половины не дошли, но у одной из камер сдохли батареи, вот мы и взяли паузу.

– М-м-м-м, – промычал он, кусая резиновый заушник очков. – Ну, и как там пресловутая Женевьева Рэндалл? Такая же страшная, как по телевизору?

Джерри никогда не был фанатом Женевьевы. Называл ее шарлатанкой, говорил, что она все время переигрывает. За это Лиллиан считала его страшно милым.

– Хуже; я подозреваю, что она робот.

– И какой же – злой или добрый? – поинтересовался Джерри, игриво приподняв бровь.

– Злой, конечно, разве бывают какие-то другие?

– Туше́. – Он рассмеялся. – Ну, и как же робот обращается с моей женой? Уже пытался обрести контроль над твоим телом?

– Контроль обретают «чужие». Двойка тебе по киношному зловедению.

– Извини, роботы, конечно, не «чужие», я понял. – Он сложил дужки очков и выпрямил спину. – Нет, по правде, какая она? Сильно отличается от других?

Лиллиан потрясла головой, уставившись в невидимую точку на покрывале и изо всех сил стараясь казаться спокойной.

– Нет, такая же, как и все репортеры. Все время старается вызвать меня на эмоции, получить свою «настоящую» историю… Ну, ты понимаешь, о чем я.

– Да, конечно. – Джерри опустил крышку компьютера и сунул его под кровать. – Иди ко мне, сюда, расслабься ненадолго. – Он немного подвинулся, слегка поерзав по покрывалу и смяв пару бумаг, потом похлопал ладонью по освободившемуся местечку рядом с собой.

– Я туда не влезу, – вздохнула Лиллиан, на глазок сопоставляя скромные размеры освободившегося пространства и свои щедрые сегодняшние габариты. Но он ничего не хотел слушать и снова похлопал по покрывалу. Скидывая туфли, она с сомнением подняла брови, но Джерри отказался понимать и этот намек. Его рука скользнула вокруг ее талии, пальцы просунулись в петельку для ремня на спине.

– Ничего, мы тебя втиснем. – Одним резким рывком он усадил ее на нагретое им место так, что ее ноги оказались под его собственными, а голова легла ему на грудь, макушкой под подбородок, так что она слышала, как бьется его сердце.

От него пахло любимым одеколоном, тем, что она купила ему в «Мейсис», когда он стал партнером в фирме, за год до ее поездки на Фиджи. Джерри пользовался им только в особых случаях – для важного выступления в суде, к примеру, или когда они выходили куда-то вдвоем, – не просто пробежаться по «Уолмарту» в поисках кухонных контейнеров и перехватить чего-нибудь в «Тако Белл», а на серьезное мероприятие. Он был не из тех мужчин, которые поливают себя парфюмом так, что рядом с ними спичкой чиркнуть страшно. Нет, в отношении запахов Джерри был так же умерен и консервативен, как и вообще во всем – позволял себе только один вспрыск. Лиллиан зарылась носом в складку на его шее, вдыхая аромат.

– Ты никому ничего не обязана, помни.

– Знаю. – Лиллиан помолчала, задумавшись, как ему объяснить. – Но я сама хочу.

Джерри сидел неподвижно, правой рукой обнимая жену, левой поглаживая ее свободную руку. От его легких прикосновений по спине у нее бежали мурашки. Она запрокинула голову, чтобы поцеловать его в шею.

Устраиваясь на кровати поудобнее, Лиллиан думала о том, какие мысли крутятся сейчас в голове у Джерри. В такие моменты, как этот, ей всегда хотелось рассказать ему все от начала до конца, без утайки. Но она всегда вовремя одумывалась и вспоминала, почему ей надо молчать и как изменится вся их жизнь, если он узнает.

– Не понимаю, зачем тебе все это? Мне казалось, что ты терпеть не можешь и интервью, и журналистов. – Кожей головы она ощутила его горячее дыхание, когда он зарылся в ее волосы носом.

– Я хочу, чтобы все наконец кончилось, и считаю, что если они получат всю нашу историю целиком, то отстанут от нас. Да и контракт они предложили особый; ты же сам говорил, что пункт об эксклюзивности обойти никак нельзя. Так что это будет самое последнее интервью… в нашей жизни.

Он засмеялся и покачал головой, проводя губами по ее волосам.

– Так-то оно так, но в любом контракте можно найти лазейки. Даже при том, что у тебя есть отличный адвокат, думаю, что одним интервью эти стервятники не насытятся. – Он помолчал. – Значит, Дейв тоже согласился, я правильно понимаю?

У нее застучало в висках, когда она услышала это имя. Лиллиан не любила говорить о нем с Джерри, хотя тот клялся, что больше не ревнует; а ведь не так давно его отчаянная ревность угрожала сожрать их брак, как стена огня пожирает лес. Каждый раз, когда Джерри сам заговаривал о Дейве, она внутренне готовилась защищаться.

– Видимо, да. – Лиллиан постаралась, чтобы ее голос прозвучал безразлично. – Один из прислужников робота раскололся. Сказал, что на следующей неделе они едут в Калифорнию снимать его часть.

– Значит, ты с ним не говорила? – продолжал он осторожно прощупывать почву.

– Нет, Джерри, – выплюнула она. – Я не говорила с Дэвидом… – Лиллиан скрипнула зубами. Черт, нельзя его так больше называть. – Я хотела сказать, с Дейвом, потому что ты попросил меня больше этого не делать. Я и не делаю, уже пять месяцев. – Тут она споткнулась. Если б Джерри знал, какой искушенной лгуньей она стала за последнее время, то сразу поверил бы ей сейчас. Это ложь – по крайней мере, хорошая ложь – требует тщательного продумывания и точного исполнения. А правда срывается с языка такой, какая есть. Непричесанная. Но Джерри ничего этого не знает.

Он снимает руку с плеча Лиллиан, и она свешивается с края кровати.

– Х-м-м-м, ну ладно. Просто когда я в последний раз говорил с Бет, она сказала мне, что они покончили с любыми интервью, вот я и удивился.

– А когда ты говорил с Бет? – Она отодвинулась от него ровно настолько, чтобы видеть его лицо. Джерри и Бет познакомились на Фиджи сразу после катастрофы, и потом поддерживали приятельские отношения на расстоянии. Но Лиллиан понятия не имела, что они до сих пор общаются. Это небезопасно – позволять Джерри и Бет болтать наедине.

– Давно, несколько месяцев назад. – Он небрежно махнул рукой. – Она звонила мне в офис, хотела получить консультацию насчет компенсации от «Карлтона». Судя по голосу, Бет была счастлива, что Дейв дома. Говорила, что они не дают больше интервью, потому что снова пытаются забеременеть и не хотят, чтобы стресс им помешал. – Джерри пожал плечами. – Может, у них уже все получилось. И интервью больше не проблема.

– Может быть. – Лиллиан пожала плечом, стараясь подражать беззаботному тону Джерри, хотя вообще-то ей хотелось плакать. Джерри положил ладонь ей между лопаток и слегка надавил, снова привлекая ее к себе на грудь.

– Ну, и до чего вы уже добрались там, внизу? – Он явно хотел сменить тему. Лиллиан подыграла.

– Едва обсудили катастрофу. Совсем немного, а тут эта батарея возьми и разрядись. И знаешь, Женевьева Рэндалл так разозлилась…

– Вот уж не думал, что роботы способны на эмоции.

– Насчет эмоций не знаю, а раздражаться наш конкретный робот очень даже способен.

Джерри посмеялся и стал раскручивать ее на подробности:

– А что у вас там дальше по плану?

– В моем списке вся серия вопросов о выживании. Ты замечал, как люди интересуются этой темой? Но, боюсь, тут Женевьева будет разочарована, ведь я почти не имела к этому отношения. Проблемами выживания занимались по большей части Кент и Дейв. Я собирала плоды и вообще все, что можно съесть, а они ходили на охоту – такой вот бессовестный сексизм.

– Ничего, надеюсь, феминистки тебя простят.

– Поживем – увидим. Но мне почему-то кажется, что я еще получу кучу писем совсем другого содержания. У каждого ведь свое мнение, и никто не хочет держать его при себе. Но мне, в общем-то, наплевать. Ну а потом… – Она помешкала, придвинулась поближе и просунула свои вдруг похолодевшие ладони ему под бедра. – Потом переход на личности: Маргарет, Дэвид, Кент и… Пол.

Последнее имя она шепнула, словно по секрету. И сразу почувствовала, как Джерри скрипнул зубами поверх ее макушки. Лиллиан порадовалась, что не видит его лица.

– Вот уж где Женевьева Рэндалл порезвится. – Он произнес это со злостью, но Лиллиан не поняла, на кого именно. – Ладно, может быть, я спущусь к финалу, когда тебя спасут. После всего – ну, ты понимаешь. – Его слова причиняли ей боль, и, хотя они сидели сейчас в обнимку, впечатление все равно было такое, будто между ними тысячи миль.

– Знаешь что, Джер? Не приходи. Я справлюсь. Если для тебя это такая большая жертва, то не надо.

– Господи. Ты же знаешь, что для меня та часть истории – самое страшное. Я просто не могу слушать ее снова.

Лиллиан обеими ладонями уперлась ему в грудь и выпрямилась.

– Как мне жаль, что тебе неприятно слышать эту историю; видит бог, я совсем не хочу тебя расстраивать. Только не забывай, пожалуйста, что для меня это никакая не история. Это часть моей жизни.

Джерри приподнялся на локте.

– То есть я же еще и виноват? Да ты только послушай, как ты говоришь о нем. Ты же его любила. Разве я могу не ревновать?

– Не знаю. Я еще понимаю, что ты ревнуешь меня к Дэвиду – он в Калифорнии, до него хотя бы долететь можно. Но к Полу… Он же умер, Джер, его нет – к кому тут ревновать?

Внимание Джерри внезапно привлекла одна из темно-синих пуговиц на пиджаке.

– А я и ревную тебя к Дэвиду. Ведь невооруженным глазом видно, что он влюблен в тебя по уши. Но с этим я справлюсь, хотя бы потому, что ты предпочла меня, а не его. Когда вы вернулись, ты ведь могла остаться с ним, вот и всё. Видит бог, свистни ты ему хоть сегодня, он тут же бросит бедную Бет и опрометью примчится к тебе.

– Не будь смешон.

– Это не я смешон, а ты, потому что отказываешься признавать очевидное. Ты не видишь того, что вижу я, и ведешь себя как наивная девочка. – Теперь Джерри говорил как в суде. Его снисходительная интонация злила Лиллиан.

– Это я-то девочка? А ты со своей «бедной Бет»? Думаешь, ты не наивен? Если б ты знал об этой женщине то, что знаю я, то не жалел бы ее так сильно. – И она плюхнулась на стеганое покрывало сливочного цвета.

– Пожалуйста, объясни, что ты имеешь в виду. Я весь внимание. И знаешь почему? Потому что вот это, – он нацелил на нее дрожащий указательный палец, – куда больше похоже на речь ревнивой любовницы, чем заботливой подруги.

– Нет, хватит, – и она подняла обе руки, сдаваясь. – Давай не будем об этом, ладно? Не хочу опять ворошить всю эту историю с Дейвом.

Джерри наморщил лоб, вглядываясь ей в лицо. Лиллиан могла только гадать, что он надеялся там найти. Но она держала голову высоко, как будто скрывать ей было нечего. Потом заметила, что его глаза, обычно серые, сейчас потемнели от влаги и чего-то похожего на робость. Редкое зрелище для ее такого обычно уверенного в себе мужа. Пуговка, которую он крутил, упала на покрывало. Джерри поднял ее и поглядел на нее с таким огорчением, словно потерял не пуговицу, а что-то по-настоящему важное и ценное.

– Кажется, нам все еще рано говорить об этом, – сказал он, по-прежнему глядя на пуговицу. – Но ничего, я справлюсь. Ведь ты выбрала нас. А Дейва мне даже немного жаль. Только не думай, я также не могу его терпеть, как раньше, но, по крайней мере, мы с ним понимаем друг друга. Я ревную тебя к тому времени, что вы провели вместе, а он ревнует тебя к нашему с тобой будущему. И я его не виню. Но Пол… – Он помедлил и поднял на нее неуверенный взгляд. – По-моему, ты и сейчас готова ради него на что угодно. И в любую минуту пожертвовала бы всем, что у тебя есть, лишь бы вернуть его.

Лиллиан приготовилась было отрицать, но не могла. Смерть Пола, которого она закопала в сухом, горячем песке подле Маргарет, была самой страшной потерей в ее жизни. Вся печаль мира не исчерпывала ее чувства к нему. После она лежала на его могилке, пока Дейв насильно не оттащил ее прочь. Горе наполняло ее тогда до самых краев, и ей казалось, что в жизни никогда уже не будет ничего, кроме горя. Отрицать это сейчас значило бы предать память Пола. И потерять его еще раз.

Джерри нежно коснулся ее щеки ладонью, большим пальцем смахнул с нее слезу.

– Так я и думал. – Он сел, забытые бумаги зашуршали под ним. – Его смерть для тебя трагедия. Мне очень жаль, что тебе пришлось такое пережить, но еще больше я жалею, что ты никак не можешь забыть его, не можешь принять тот факт, что мы, твоя семья, здесь, с тобой, и ты нужна нам. – Голос Джерри дрогнул, глаза снова наполнились слезами. Это проявление слабости сильного обычно человека обезоружило Лиллиан.

– Мне так его не хватает, Джерри… Он не должен был умирать. Я должна была спасти его. Если б ты видел его, то все понял бы, и мне так больно, что ты не понимаешь. А еще мне больно снова говорить об этом, раз за разом пережевывать все те же подробности… Знаешь, – сказала она и провела по его голубому галстуку пальцем, – иногда я даже жалею, что рассказала тебе о нем; лучше бы я молчала.

Джерри взял ее за руку, и ее пальцы утонули в его большой ладони.

– Иногда я тоже об этом жалею. – И он обхватил ее другой рукой и притянул к себе, а она уткнулась лицом ему в грудь, точно прячась и от него, и от своих воспоминаний, которые он не хотел, чтобы она хранила.

– Прости, что я завел этот разговор, Лил, – прошептал ей в ухо Джерри. – С сегодняшнего дня мы больше не будем говорить о нем, если ты не хочешь. Я тебя люблю, ты опять дома, и это самое главное. – Лиллиан кивнула и потерлась носом о крахмальную грудь его рубашки. – Я виноват перед тобой и хочу попросить у тебя прощения. Хочешь, сходим сегодня куда-нибудь вдвоем, только ты и я? Давай, пока ты заканчиваешь интервью, я вызову детям няню, ладно?

– Ты такой милый, Джер, но мне что-то никуда сегодня не хочется, – сказала она, вытирая нос рукавом топа, отчего на дорогой зеленой материи появилось влажное темное пятно. – Вот черт! Только этого мне сейчас и не хватало.

– Не волнуйся. Сейчас мы все поправим. – Джерри убрал выбившиеся из прически прядки, которые прилипли к влажным дорожкам на ее лице. – Но тогда сегодня вечером я укладываю детей спать и готовлю ужин, ладно? А потом можно посмотреть кино. Выберем что-нибудь без самолетов и природных катастроф, обещаю.

И он улыбнулся ей жалобно, как Джош, когда ему случалось наследить в гостиной, или как Дэниел, когда ему хотелось на ужин пиццу, а не куриные фрикадельки. Против этой наследственной улыбки Лиллиан была безоружна.

– А теперь иди, почисти перышки, пока не началась съемка. – Он погладил ее по волосам, почти окаменевшим от многочисленных средств для фиксации и укладки. – Боюсь, что моя рубашка слегка попортила твой макияж. – На ней красовались пятна черной туши, полоски от контурного карандаша и кляксы от тон-крема.

– О, нет, это же твоя любимая рубашка, а мы ее испортили. – И Лиллиан поводила пальцем по полосам и пятнам, добавляя еще один предмет к списку разрушенных и уничтоженных ею вещей.

– Ничего страшного, отстирается, – отмахнулся Джерри. – А если нет – пустяки. В конце концов, это всего лишь рубашка.

– Да, но… – приготовилась спорить Лиллиан, когда он наклонился вперед.

Их губы встретились и прильнули друг к другу идеально, как всегда, так что тепло разлилось у нее в груди, пробежало по рукам и ногам до самых кончиков пальцев, и она почувствовала, как его сердце стучит прямо за этими пятнами у него на рубашке. Джерри взял ее за плечи и опрокинул на усыпанную бумагами кровать, так, что она только хихикнула ему в горячие губы. И когда они скользнули по ее шее сначала к плечу, а потом повели агрессивную атаку на самую линию выреза, все мысли, с самого утра хаотически метавшиеся у нее в голове, вдруг оставили ее, и в памяти осталось лишь одно – она дома.