Онлайн чтение книги За Родину
9. ЗА РОДИНУ

Однажды на рассвете Андрею было поручено ходить взад-вперед, или, как говорят пограничники, «маячить» возле самой линии границы. Перед тем как уйти на свой участок, Андрей разговаривал с комендантом:

– Товарищ комендант, а что, в самом деле в эти дни ожидаются на нашем участке нарушители?..

Об этом вчера целый час на заставе комендант беседовал с пограничниками. Но всё же Андрей спросил его как бы для пущей убедительности.

– Да, товарищ Коробицын, – твёрдо и решительно произнес комендант, – в эти дни вы особенно будьте бдительны. На днях в Ленинграде и по всей нашей Советской стране будут юбилейные торжества, посвященные десятилетию Октябрьской революции. В Ленинграде соберется сессия ЦИК СССР. Съедутся со всех краев и республик передовые люди. А ведь отъявленные враги, шпионы, диверсанты ждут удобного для них момента и, конечно, попытаются омрачить нашу радость.

Разговор происходил около заставы. Коменданту надо было спешить на проверку постов. Он быстро вскочил верхом на бойкую лошадь киргизской породы и, пришпорив её, помчался туда, где находились дозоры. Андрей посмотрел ему вслед и сказал сам себе: «Не беспокойтесь, товарищ комендант, ни одной шпионской гадине не позволим безнаказанно проползти через нашу границу»…

Он снял винтовку с плеча, открыл затвор и вложил патроны в магазинную коробку, щелкнул затвором и снова закинул винтовку на плечо. Прошёлся около заставы. Неподалёку часовой, с биноклем на ремне и с винтовкой наизготовку, охранял заставу.

Застава занимала помещение бывшей графской усадьбы. За высоким тыном позади заставы яблони осыпали землю пожелтевшими листьями.

Андрей прислушался к окружающей обстановке: он ждал из леса с линии границы начальника заставы, чтобы ещё выслушать от него непосредственно инструктаж.

Со стороны финской границы, с хуторов из-за речки Хойки, слышалась утренняя перекличка петухов. И ещё было слышно, как в пристройках около заставы кони пограничного отряда, глухо похрустывая, жевали сухое сено. И больше ни звука. Дневальный, проходя мимо Андрея, поправил на себе шинель и тихо спросил его:

– Чего ж ты не идёшь маячить?

– Время ещё не подоспело, кстати начальник заставы подойдет. Успею на место как сказано, к сроку.

– То-то успею, спал бы ещё, разбудили бы, когда итти надо.

– Не спится. Слышал ты, что комендант говорил?

– Слыхал, – ответил дневальный почти шепотом, – начальство больше знает. Я вот одного не понимаю, когда только они время для сна находят, – как бы удивляясь, проговорил дневальный. – Посмотришь, полдня в седле да полдня на своих ногах; ночью посты проверяют, непонятно, когда же они спят? – Он медленной походкой удалился от Коробицына и, может в сотый раз, стал обходить заставу.

В кожаной куртке, с ремнями на плечах и с неразлучным наганом начальник заставы точно вынырнул из глубины густого пограничного леса и подошёл к Андрею.

– Ага, вы здесь, – проговорил начальник и обычным жестом левой руки вздернул рукав куртки, посмотрел на ручные часы.

– Через сорок минут вы, товарищ Коробицын, должны быть на своём участке. Исходный и конечный пункты вам известны?

– Известны, товарищ начальник, – и Андрей повторил поставленную перед ним задачу.

– Всё в порядке, товарищ начальник, разрешите итти.

– Можете.

* * *

Солнце еще не успело подняться на уровень вершин частых гладкоствольных сосен, а лес понемногу оживал. Там и тут щебетали птицы. Парами и стаями перелетали утки, а «нарушитель» границы, дятел где-то собирал поштучно еловые шишки и старательно закрывал ими пробитое клювом отверстие на чахлом сухостое.

Андрее, шёл по узким, чуть заметным извилистым тропинкам и, ежеминутно прислушиваясь к каждому шороху, думал: «Какой хороший здесь лес, говорят, что графу принадлежал. А граф этот, быть может, спасаясь от революции, за границу подался и шпионов теперь к нам посылает, на нашу свободу покушается… Шалишь, граф, не поможет твоим гадюкам даже этот лес густой. Мы тоже в лесу выросли и знаем, о чём шепчут деревья, когда между ними крадется лихой враг»…

Андрей шёл, мягко ступая на мшистую, как бархатный ковёр, почву, и шаги его были беззвучны. В просвете из-за кустов, окаймляющих опушку леса, виднелась широкая прогалина – подсека с обгоревшими лысыми пнями. Итти вперёд по участку, – будет ещё поляна, пересеченная речкой Хойкой. Нынче летом на этой пограничной речке Андрей с помощником начальника заставы ловили раков. Делали они это так: брали решето, клали в него тухлую говядину и спускали на дно Хойки, а чтобы решето не всплыло на поверхность, клали ещё в него камень. Раки, обильно населяющие речушку, забирались в решето десятками, подкармливались и беззаботно ждали, когда их извлекут из воды и отнесут на кухню при пограничной заставе…

Проходя сейчас этим местом, Андрей вспомнил, как с помощью крестьянина Никиты не так давно здесь был задержан нарушитель. Шёл он из-за пограничной речки на нашу советскую землю, обросший черной бородой, немытый, в одних домотканых портках, в старых сапогах на босу ногу и уздечка при нём, вроде бы он искал своего коня. С виду что ни на есть самый захудалый мужичонка. Не было при нём обнаружено ни карты, ни явочных адресов, ничего, что бы его уличило, как нарушителя. Да выдали его тогда ногти; один из оперативных работников по ногтям узнал, что это за птица: не могли же следы полировки остаться на заскорузлых ногтях финского землероба, не имеющего представления с маникюре. Установили, что это матерый шпион, обладающий всеми присущими ему качествами: он и языки знал, и обладал памятью, находчивостью, и умел врать правдоподобно и убедительно. Под личиной финского бедняка оказался нарушитель, прошедший шпионскую школу…

Думы набегали одна за другою. И от этих дум о нарушителях у Андрея сосредоточеннее становился взор, острее слух. Так он дошёл до своего участка, прошагал в одну сторону и тем же путем возвращался обратно.

А в это время четыре шпиона, притаившись, сидели в кустах по ту сторону речки Хойки.

Бандиты вооружены фашистской охранкой. У каждого из них револьверы-автоматы и много патронов, покрытых парафином, – на случай, чтобы при переправе через реку или в дождь патроны не подмокли и не дали бы осечки.

Шпионы заметили движение советского часового, одиноко расхаживающего у самой границы. Это был красноармеец-пограничник Андрей Коробицын.

Главарь шайки порылся в карманах широких, нарочито затасканных штанов и, вместо часов, по ошибке достал компас. Сердито сунув компас обратно, он вытащил из другого кармана часы, положил их перед собой на лужайку. Стрелка показывала семь. В это время сквозь ветви кустарника бандиты опять заметили на советской стороне того же красноармейца-пограничника. На нём была шинель и зелёная фуражка. Чёрный вороненый штык поблескивал чуть повыше его головы.

Пограничник проходил по дозорной тропе вдоль границы, медленно и осторожно ступая. Вот он заметил вспорхнувшую птичку и проследил, откуда она вылетела: не вспугнул ли её кто? Успокоившись, пограничник пошёл дальше – с бугорка вниз на поляну, мимо полуразрушенного сарайчика, и опять направился в лес, в ту сторону, откуда из чащи на сенокосную поляну ползет меж кустов речка Хойка.

Бандит-главарь следил за движением советского пограничника и одновременно за минутной стрелкой своих часов. Он высчитал в точности по часам и по размеренному шагу пограничника, какое расстояние от исходного и до конечного пункта занимает охраняемый им участок и сколько времени остается здесь граница «открытой». И когда Андрей по дозорной тропе возвращался на правый фланг мимо сарайчика и снова поднимался на бугорок, чтобы итти дальше, в этот момент бандиты решили незаметно проскочить границу.

Возле опушки леса шпионы на брюхе, точно гады, проползли вперёд. Затем осторожно, не поднимая шума, перешли вброд Хойку, и все четверо шмыгнули к сарайчику, притаились за его углами.

Андрей уже был на бугорке в окружении мелкого кустарника. И вдруг ему послышался плеск воды. Он на минуту остановился, внимательно прислушался. Но стояла полная тишина. Андрей подумал, что ему это просто послышалось, что никакого плеска не было. Он тихо, будто украдкой, еле переводя дыхание, продолжал свой путь.

«Что, если враг последил за мною и сунулся через пограничную речку не раньше и не позже, а сейчас вот, в сию минуту». Эта мысль пришла в голову Андрею и заставила его сразу же вернуться обратно, проверить себя. Не беда, если придется пройти шагов полтораста – двести хотя бы и напрасно, зато будет спокойней, зато уверенней можно итти дальше по дозорной тропе. И Андрей повернул обратно к поляне, к сарайчику.

Осторожно, стараясь не задевать кусты и не вызывать малейшего шороха, пробирался Андрей по тропинке. Проверяя свои подозрения, он ежеминутно останавливался, оглядывался и не слышал ничего, кроме отчетливого биения своего сердца. Вот перед ним развернулся пейзаж поляны: за речкой – по ту сторону границы – на подкошенной траве стоял неогороженный стог сена (туда каждый раз посматривал Андрей). Стог прибочился, посерел и казался подозрительным: он мог быть убежищем для нарушителей при переправе их через границу. Дальше за поляной – опушка финского леса, загадочного, хранящего в себе тайны контрабанды и шпионажа. По эту сторону речки, на советской границе, было тихо.

«Значит всё в порядке», – подумал Андрей, подходя ближе к сарайчику. Но тут внезапно он заметил одного, сразу же второго, за ним в стороне третьего нарушителя. (Четвёртый оставался не замеченным).

И сердце пограничника забилось тревожно. Он вспомнил, что никого из бойцов поблизости нет, что граница всего лишь в нескольких шагах и что задержать в таком месте нарушителей не легко. Другое дело, если бы он сам не был замечен ими и смог бы проследить их движение вглубь нашей пограничной зоны.

Грозно щелкнув затвором, Андрей отчетливо и повелительно крикнул:

– Стойте!

Прямо на вожака банды, на рослого, плечистого шпиона он направил ствол винтовки. Бандиты, стоявшие вразброд, подпустили его на близкое расстояние, удобное для револьверной стрельбы, и все четверо, как по команде, выхватили револьверы-автоматы. Четыре дула внушительно, почти в упор, были направлены на пограничника.

– Сдавайся в плен, или мы тебя убьем! – прошипел вожак шпионской банды и выступил впереди остальных.

– Стойте! – резко повторил Андрей.

Но тут послышались выстрелы, Андрей почувствовал, как его кольнуло в ногу. Он упал на одно колено и, взяв на мушку главаря шпионской банды, выстрелил раз и другой. Матерый шпион грузно свалился на землю и завыл. Трое остальных, струсив, бросились за углы сарайчика и открыли бешеную, беспорядочную стрельбу из револьверов. Андрей отстреливался. Он почувствовал ещё один за другим два ожога и упал на бок в траву.

Шпионы, как крысы из нор, выглянули было из-за углов сарая, думая, что пограничник убит. Но он держал в руках винтовку и, лежа заряжая её, продолжал стрельбу.

Упираясь локтями, Андрей подался немного вперед.

«Все равно не пройдете, сбегутся товарищи», – мелькнуло в его сознании. Он заложил в магазинную коробку уже третью обойму и ещё крепче прижал приклад к плечу.

Но вот в глазах Андрея помутилось. Сплошные круги завертелись перед ним. Пограничник упал тяжело раненый. Но шпионам нельзя было думать о продвижении дальше на советскую территорию. На выстрелы должны прибежать пограничники, и тогда шпионам-террористам грозила бы опасность попасть в ГПУ. План шпионов был сорван.

Они подняли раненого вожака и, трусливо озираясь, отступили…

* * *

…Когда в глухом лесу, на линии границы, произошла беспорядочная частая стрельба, никто из пограничников, находившихся на своих постах, не подозревал того, что шпионы открыли такой интенсивный огонь против одного пограничника. По опыту своей работы на границе люди знали подобные случаи: бывало укрывшись от зоркого взгляда советского часового, нарушители устраивали провокационную пальбу из револьверов. Делалось это с целью отвлечь внимание пограничной охраны, снять с мест посты, вызвать пограничников на провокационные выстрелы. А шпионы, пользуясь возможным замешательством на одном участке, стремились проскочить там, где охрана границы казалась ослабленной.

Комендант заставы предусмотрительно расставил своих людей и ждал нарушителей. Вокруг высился темный бор – место, менее рискованное для нарушителей.

– Не исключена возможность, что шпионы пойдут вот здесь, – предупреждал комендант бойцов, находившихся в его распоряжении. Комендант в своих расчетах ошибался очень редко. Он не ошибся бы и сегодня, если бы шпионы сумели обмануть чутье и зрение пограничника Коробицына.

…На линии границы, где маячил Андрей, прогремели частые выстрелы и через две минуты затихли.

– Опять провокация!..

– Следует, товарищи, держаться на своих местах и быть наготове.

Комендант, внешне скрывая свое беспокойство, чувствовал, что происходит что-то неладное.

Из расплывчатых облаков показалось над лесом солнце. Легкий ветерок с посвистом гулял по вершинам деревьев. Порхали перепуганные выстрелами птицы, не осмеливаясь садиться на деревья там, где они поблизости чуяли притаившихся людей.

– Что-то не ладно, – проговорил комендант, прислушиваясь, – медлить и ждать нельзя.

Через несколько минут с двух сторон пограничники развернутым строем «прочесывали» участок леса, где находился Андрей Коробицын.

Собака Лота, что была на поводу у начальника заставы, как только стала подходить к месту перестрелки, туго натянула ремень и о повела за собой своего хозяина.

Тяжело раненый Андрей был обнаружен в бесчувственном состоянии. На полах шинели, на гимнастерке и голенищах сапог запеклась кровь. Кто-то взял Андрея за руку, проверил пульс. Один из пограничников быстро раскрыл санитарную сумку и стал оказывать помощь раненому товарищу. Андрея перевернули на спину, дали ему выпить освежающей влаги и наскоро перевязали раны. Андрей очнулся. Понесли его осторожно прямо к заставе.

Двое близких друзей-пограничников, Боровиков и Тютиков с нескрываемой болью смотрели на бледное, с правильными чертами лицо товарища Андрея и украдкой смахивали слезы со своих глаз.

– Да, он много потерял крови, – озабоченно сказал комендант и распорядился послать вперёд одного пограничника, чтобы немедленно по телефону затребовать на заставу врача.

– Осторожно, товарищи, несите, осторожно, – предупреждал комендант пограничников там, где приходилось переходить буерак или изворачиваться в узком проходе лесной тропинки. Но красноармейцы и без того старались бережно пронести Андрея. Он лежал с полураскрытыми глазами, тяжело дышал. Попросил закурить. К его запекшимся губам поднесли папиросу.

– Одного-то я сразил, про остальных не помню, – начал, напрягая память, вспоминать Андрей. – Стреляли близко и много…

– Хорошо, товарищ Коробицын, хорошо, поправитесь, потом расскажете. Сейчас держите себя спокойно, не волнуйтесь, – успокаивал его комендант.

Но Андрей не унимался:

– Скажите, их не поймали? Не прошли к нам те, которые уцелели… Предлагали мне сдаться…

Комендант немного приотстал и, привалившись к дереву, подождал догонявших его людей. Лота обнюхивала сапоги коменданта и, покрутив хвостом, побежала вперед вслед за пограничниками, уносившими Андрея к заставе. Начальник заставы пошел бок о бок с комендантом.

– Ну, что, выяснили? – нетерпеливо спросил комендант.

– Собрали около сарайчика пятьдесят шесть гильз и вот всё такие. – Начальник достал из кармана кожаной куртки закоптевшую от выстрела гильзу и подал её коменданту.

– От револьвера системы «Парабеллум», – быстро определил комендант и, как знаток огнестрельного оружия, утвердительно добавил: – калибр семь шестьдесят три, такие револьверы состоят на вооружении офицеров германской армии…

* * *

…В тот же день Андрея Коробицына провожали с заставы в ленинградский госпиталь. В вагоне пригородного поезда слегка трясло. Пограничники, сопровождавшие раненого товарища, заботливо ухаживали за ним и беспокоились, как бы не повредить, не затронуть его опасных ран. Мужество и выдержка не покидали тяжело раненого бойца. Он ни разу не простонал и просил своих товарищей лишь об одном, чтобы поменьше о нём беспокоились.

Врач Виноградова, молодая женщина, находилась при нём безотлучно. Комендант заставы сидел у изголовья и не сводил глаз с Андрея. Он думал о мужестве пограничника, о его геройском поступке. Ему хотелось знать подробно эпизод, происшедший на границе, но и себе и товарищам, провожавшим Андрея, он запретил всяческие расспросы. Нужно было беречь раненого бойца, не тревожить его.

– Ждите, товарищ комендант, я крепкий, я выздоровлю и снова буду на заставе… – слабеющим голосом проговорил Андрей, угадывая мысли коменданта.

– Обязательно, обязательно выздороветь надо и выздоровеете, – ободрял его комендант.

Виноградова молча проверила пульс.

– Ну, как? – спросил ее Андрей.

– Будем надеяться, в госпитале хорошие доктора, они спасут. Да и у вас, товарищ Коробицын, хватит сил для того, чтобы поправиться от ран.

Голос Виноградовой звучал нежно и ласково. Она погладила его бледный лоб и поправила ворот гимнастерки.

За окнами вагона мелькали окраины Ленинграда. Поезд замедлял ход…

– Умру я, или жив останусь – не важно, – заговорил Андрей, глядя в лицо Виноградовой. – Об одном прошу вас, товарищ врач, достаньте из моих ран шпионские пули, не хочу я с ихними пулями в землю итти… Да еще матери моей Степаниде в случае чего напишите, что сын её не напрасно умер…

Последние слова он сказал почти шепотом и замолк…

Трое суток пробыл Андрей в госпитале. Врачи боролись с наступавшей смертью. Но тяжелы оказались раны. Смерть оборвала молодую жизнь героя-пограничника.

Архангельск.

1937–1938 гг.