Онлайн чтение книги Загадочные события во Франчесе
16

— Ну почему, когда Кевин Макдермот выезжает за город, он одевается как рекламный агент? — спросил Невиль, когда они с Робертом ждали, пока гость умоется с дороги и спустится ужинать.

По мнению Роберта, Кевин в загородной одежде был похож на занюханного тренера лошадей для малопрестижных состязаний, но тактично умолчал об этом. К тому же Невиль, который вот уже несколько лет поражал всю округу немыслимой одеждой, не имеет права осуждать чужие вкусы.

Правда, сегодня Невиль пришел к ужину в безупречно строгом традиционном темно-сером костюме и, по всей видимости, решил, что теперь вправе забыть о своих недавних экспериментах.

— Ну что, Кристина как всегда сбилась с ног, приготавливая угощение для своего любимца?

— Я бы сказал, сбилась с рук, взбивая яичные белки.

Кристина обожала Кевина и называла его «воплощением сатаны», но не за его внешность (хотя в нем и было что-то сатанинское), а за то, что он «защищает виновных из любви к наживе». А обожала его за то, что он был очень хорош собой, хвалил ее стряпню и она считала его «исправимым грешником».

— Надеюсь, это будет суфле, а не меренга. Как ты думаешь, удастся уговорить его приехать в Нортон на выездную сессию суда присяжных?

— Думаю, вряд ли — он слишком занят, даже если и заинтересуется делом. Но я надеюсь, что приедет кто-нибудь из его людей.

— Натасканный Макдермотом?

— Вот именно.

— Не понимаю, зачем нужно, чтобы Марион надрывалась, готовя обед для Макдермота. Неужели он не понимает, что ей придется самой готовить, убирать и мыть, да еще и таскать все взад-вперед на их допотопную кухню?

— Марион сама пригласила нас на обед. Наверное, считает, что так нужно.

— Ты всегда был без ума от Кевина и просто не в состоянии оценить такую женщину, как Марион. Это… это неприлично, что такая женщина тратит силы на домашние дела. Она должна пробираться сквозь джунгли, лазить по скалам, быть вождем дикого племени или покорять космос. Десять тысяч безмозглых блондинок, разодетых в меха, целыми днями сидят и красят свои ноготки, а Марион возит на тележке уголь! Уголь! Марион! А после суда у них не останется ни гроша, чтобы нанять прислугу, даже если они и сумеют ее найти.

— Будем надеяться, что они хотя бы не окажутся на каторге.

— Роберт, этого не может быть! Это немыслимо.

— Да, немыслимо. Разве можно себе представить, что кто-то из твоих знакомых сядет в тюрьму?

— Достаточно того, что они сядут на скамью подсудимых. Марион, которая за всю жизнь не совершила не одного жестокого, противозаконного и бесчестного поступка? И все из-за какой-то… Знаешь, вчера вечером я славно развлекся: я нашел книгу о пытках и до двух часов ночи не спал — все никак не мог выбрать достойную для этой гнусной Кейн.

— Жаль, с тобой не было Марион. Она тоже любит этим заниматься.

— А ты чем бы занимался на ее месте? — в тоне Невиля слышалось легкое презрение, словно он давал понять, что мягкий по натуре Роберт просто не способен испытывать столь сильные чувства. — Тебе это не приходило в голову?

— Мне незачем думать об этом, — спокойно парировал Роберт. — Я собираюсь раздеть ее публично.

— Что?!

— В переносном смысле. Я собираюсь на суде изобличить все ее притворство, чтобы все увидели, какова она есть на самом деле.

Какое-то время Невиль с любопытством смотрел на него.

— Аминь, — тихо сказал он. — Роберт, я и не знал, что ты так к этому относишься.

Он хотел еще что-то сказать, но тут открылась дверь, вошел Макдермот, и вечер начался.

Пока они ели превосходный ужин тети Лин, Роберт все думал, правильно ли он поступает, предложив Кевину обед во Франчесе. Ему ужасно хотелось, чтобы Кевину понравились Шарпы; но Кевин по натуре очень темпераментный, да и Шарпы люди очень своеобразные. Как бы не навредил этот обед, ведь Кевин большой гурман. Когда Роберт утром прочел принесенное Стэнли приглашение на обед, он обрадовался, что они сделали такой жест, но теперь его постепенно охватывало беспокойство. И по мере того как на натертом до блеска столе из красного дерева одно за другим появлялись великолепные блюда, которые подносила сияющая от удовольствия Кристина, беспокойство заполнило его до краев, грозя вырваться наружу. Это у Роберта «бламанже, которое не поднялось» может вызвать теплое сочувствие; рассчитывать, что оно произведет такое же впечатление на Кевина, не приходится.

Похоже, Кевин всем доволен, думал Роберт, слушая, как Макдермот признается в любви тете Лин, не забывая время от времени сказать что-то приятное и Кристине. Боже мой, ох уж эти ирландцы! Невиль тоже был на высоте, весь воплощенное внимание. Он учтиво вставлял в свою речь «сэр» — достаточно часто, чтобы Кевин чувствовал свое превосходство, но не настолько, чтобы почувствовать себя старым. В сущности, это более изощренная, английская разновидность лести.

А тетя Лин, с розовыми щеками, прямо как девушка, вся сияла от удовольствия, впитывала комплименты как губка и щебетала без умолку. Слушая ее Роберт с изумлением обнаружил, что ее отношение к Шарпам претерпело огромные изменения. Исключительно благодаря грозящему им тюремному заключению, они из «этих женщин» превратились в «бедняжек».

Кевин здесь был вовсе ни при чем: это было сочетание природной доброты и путаницы в голове.

Как странно, думал Роберт, оглядывая стол, что эта семейная вечеринка — такая веселая, теплая и уютная — состоялась из-за беды, в которую попали две беспомощные женщины из мрачного, безмолвного дома, затерянного среди полей.

Он пошел спать со смешанным чувством тепла после вечеринки и тревоги и боли в душе. Спят ли сейчас во Франчесе? Да и до сна ли им теперь?

Роберт поздно заснул и рано проснулся; он лежал, вслушиваясь в тишину воскресного утра, и надеялся, что сегодня будет хороший день (в дождь, когда Франчес из грязно-белого превращался в серый, он выглядел ужасно), и пусть то, что Марион приготовила к обеду, «поднимется». Около восьми часов к дому подъехала машина и остановилась под окном. Потом кто-то негромко просвистел военную побудку. Это Стэнли. Роберт встал и высунул голову из окна.

В машине, как всегда без шляпы, был Стэнли (Роберт еще ни разу не видел Стэнли с покрытой головой) — он сидел и взирал на него с благодушно-терпеливым видом.

— Спите, бездельник?

— Вы разбудили меня только для того, чтобы поиздеваться надо мной?

— Не только. У меня поручение от мисс Шарп. Она просила вас захватить с собой заявление Бетти Кейн. Обязательно захватите, это очень важно. У нее такой вид, будто она откопала клад.

— Она довольна? — удивился Роберт.

— Как невеста в день свадьбы. Нет, правда, ничего подобного не видел с тех пор, как моя кузина Бьюла выходила замуж за своего поляка. У Бьюлы лицо как лепешка, но, можете мне поверить, в тот день она была красива, как Венера, Клеопатра и Елена Прекрасная вместе взятые.

— А вы случайно не знаете, почему у мисс Шарп такой довольный вид?

— Нет. Я пытался закинуть удочку, но, похоже, она приберегает это на потом. Так или иначе не забудьте захватить копию заявления; разгадка — в заявлении.

Стэнли поехал дальше по направлению к Син Лейн, а сильно озадаченный Роберт взял полотенце и пошел в ванную. До завтрака он нашел у себя в бумагах заявление и еще раз с удвоенным вниманием прочел его. Интересно, что такое Марион вспомнила или обнаружила, что ее так обрадовало? Очевидно, Кейн где-то допустила ошибку. Марион довольна и просит его принести с собой заявление Кейн. Значит, где-то в заявлении и есть доказательство того, что Бетти Кейн лжет.

Он дочитал заявление до конца, так и не поняв, что же это может быть, и начал читать снова. Да что же это такое? Может, она сказала, что шел дождь, а дождя не было? Но это не влияет на достоверность ее рассказа. А может, дело в автобусе? В том, который, по ее словам, проехал мимо, когда ее везли в машине Шарпов? Может, она ошиблась во времени? Но они проверяли и не раз — со временем все в порядке. Может, дело в подсветке таблички на автобусе? Может, было слишком рано, чтобы включать подсветку? Но это всего лишь неточность, мелкая ошибка, которая не может перечеркнуть заявление Кейн.

Роберту не хотелось думать, что Марион из желания получить «хотя бы одно маленькое доказательство» в свою пользу преувеличивает значение пустяковой неточности и видит в ней доказательство лжи. Ведь обрести надежду и потом ее потерять еще хуже, чем не иметь ее вовсе.

Эта новая забота почти полностью вытеснила беспокойство по поводу обеда, и он перестал думать о том, понравится ли Кевину, как его накормят во Франчесе. Когда перед уходом в церковь тетя Лин осторожно спросила его: «Роберт, а что вам подадут на обед? Я почти уверена, они, бедняжки, питаются разогретыми консервами» — он просто ответил: «Они понимают толк в хорошем вине, и Кевин это оценит».

— Что случилось с юным Беннетом? — спросил Кевин, когда они ехали во Франчес.

— А его не приглашали на обед.

— Я не это имел в виду. Куда подевались его безумные костюмы, высокомерие и агрессивность а-ля «Наблюдатель»?

— А, он разошелся с «Наблюдателем» из-за этого дела.

— Да ну!

— Впервые он отлично знает обстоятельства дела, о котором разглагольствует «Наблюдатель», и, я думаю, контраст явился для него сильным ударом.

— И надолго эти благотворные перемены?

— Знаешь, я не удивлюсь, если навсегда. Во-первых, он достиг того возраста, когда бросают детские глупости и меняются к лучшему, а во-вторых, похоже, он задумался, достойны ли защиты те, на кого проливает слезу «Наблюдатель», или они такие же, как и Бетти Кейн. Взять, к примеру, Котовича.

— Ба! Патриот! — выразительно сказал Кевин.

— Он самый. Еще на прошлой неделе Невиль вещал о нашем долге перед Котовичем — долге защищать и беречь его, и обеспечить английским паспортом. Сомневаюсь, что сегодня он все еще того же мнения. Он удивительно повзрослел за последние дни. Я даже не подозревал, что у него есть костюм, в котором он был вчера вечером. Наверное, это тот самый костюм, в котором он ходил на выпускной вечер: с тех пор я ни разу не видел его прилично одетым.

— Будем надеяться, это надолго. У парня отличная голова, и как только он избавится от дури, он принесет конторе большую пользу.

— Тетя Лин очень переживает, что он поссорился с Розмари из-за дела во Франчесе, и боится, что он так и не женится на дочери епископа.

— Ура! Тем лучше для Невиля! Он начинает мне нравиться. Роб, ты уж постарайся, как бы между прочим, подлей масла в огонь и сделай так, чтобы он женился на какой-нибудь хорошенькой глупышке, которая нарожает ему пятерых детей и будет устраивать по субботам для всей округи вечеринки с игрой в теннис, если не идет дождь. Такая разновидность глупости намного приятнее, чем та, когда лезут на трибуну и вещают на темы, в которых ничего не смыслят. Ну что, приехали?

— Да, это и есть Франчес.

— Настоящая «загадочная вилла».

— Раньше все было по-другому. Ворота, как видишь, ажурной работы (между прочим, довольно изящной) — и все было на виду. Просто предыдущему хозяину взбрело в голову наглухо зашить ворота железом, и из обычного дом превратился в загадочный.

— Во всяком случае, он очень подошел для затеи Бетти Кейн. Ей здорово повезло, что он попался ей на глаза.

Потом Роберту было стыдно, что он сомневался в Марион, — и насчет заявления Бетти Кейн, и по породу обеда. Он просто недооценил ее хладнокровие и трезвость ума; к тому же он забыл об умении Шарпов принимать людей такими, каковы они есть, а ведь это всегда так приятно. Они даже и не пытались состязаться в гостеприимстве с тетей Лин и не стали устраивать парадный обед в столовой. Вместо этого они накрыли стол на четверых у окна в гостиной, где на него падал солнечный свет. Это был очень красивый стол вишневого дерева, только абсолютно ненатертый. Зато фужеры ослепительно блестели. (Как это похоже на Марион, подумал Роберт, сосредоточиваться на главном и не думать о мелочах).

— У нас ужасно мрачная столовая, — сказала миссис Шарп. — Проходите и убедитесь в этом сами, мистер Макдермот.

Тоже очень характерное высказывание. Никаких вам светских разговоров со стаканчиком хереса вокруг стола. Проходите и полюбуйтесь на нашу жуткую столовую. И гость сразу же чувствует себя как дома.

— Скажите, пожалуйста, — сказал Роберт Марион, как только они остались вдвоем, — о чем это вы хотели…

— Нет-нет, пока не пообедаем, ни слова о деле. Пусть для вас это станет своеобразным десертом. Я вспомнила об этом сегодня ночью, когда думала, как встретить мистера Макдермота. Я так счастлива, теперь все будет по-другому. Я хочу сказать, что хотя это и не меняет сути дела, для нас это чрезвычайно важно. Это то самое «маленькое доказательство» в нашу пользу, о котором я так мечтала. Вы сказали мистеру Макдермоту?

— О вашей просьбе? Нет, я ему ничего не говорил. Я подумал, что лучше не надо.

— Роберт! — сказала она, насмешливо на него глядя. — Да вы мне просто не поверили. Вы боялись, что я несу чушь.

— Я боялся, что вы на основании одного маленького факта столько всего нагородите, что он не устоит. И…

— Не бойтесь, — успокоила она его. — Устоит. Пойдемте на кухню, вы мне поможете донести поднос с супом, хорошо?

Вдвоем они прекрасно управились: Роберт нес поднос с четырьмя пиалами, а вслед за ним Марион несла большое блюдо с серебряной крышкой, — вот пожалуй, и все. Когда они съели суп, Марион поставила перед матерью блюдо со вторым, а напротив Кевина — бутылку вина. На второе был тушеный цыпленок с овощами и к нему — монтраше.

— Монтраше! — обрадовался Кевин. — Вы необыкновенная женщина!

— Роберт говорил мне, что вы любите красные вина, но сегодня в погребе старого Кроули выбор — увы! — не тот, что был раньше. Так что мне пришлось выбирать между монтраше и красным бургундским, которое хорошо пить зимним вечером, но не в полдень под курицу с фермы Стейплов.

Кевин заметил, что женщины крайне редко понимают толк в винах, которые не пенятся и не вышибают пробку.

— Откровенно говоря, — сказала миссис Шарп, — если бы эти остатки прежней роскоши можно было продать, мы бы, наверное, уже давно так и сделали, но, к счастью, запасы слишком невелики и разнообразны. Меня с детства научили разбираться в винах. У мужа был довольно хороший винный погреб, но у него не было такого вкуса к винам, как у меня. А вот у моего брата в Лессвейсе имелся отличный погреб, да и вкус к винам под стать.

— В Лессвейсе? — переспросил Кевин и взглянул на нее, словно что-то припоминая. — Вы случайно не сестра Чарли Мередита?

— Да, это мой брат. А вы знали Чарльза? Но этого не может быть. Вы слишком молоды.

— Чарли Мередит вырастил моего первого пони. Он был у меня целых семь лет, отличная была лошадка.

И с этого момента они оба утратили всякий интерес ко всем остальным и даже к еде.

Роберт перехватил благодарный и довольный взгляд Марион и сказал:

— Вы просто наговаривали на себя, когда утверждали, что не умеете готовить.

— Если бы вы были женщиной, вы бы сразу заметили, что сама я ничего не готовила. Суп я извлекла из консервной банки, разогрела и добавила немного хереса и специй; цыпленка я положила в кастрюлю (его принесли от Стейплов уже обработанным), залила кипятком, добавила туда все, что пришло в голову, и, помолясь, поставила в духовку; сливочный сыр тоже принесли с фермы.

— А откуда эти замечательные булочки к сыру?

— Их испекла хозяйка Стэнли.

И они потихоньку посмеялись.

Завтра ей предстоит сесть на скамью подсудимых. Завтра весь Милфорд получит за ее счет бесплатное зрелище. А сегодня она живет своей жизнью, получает удовольствие и радуется, делится своей радостью с ним, наслаждается моментом. Во всяком случае, так он думал, глядя в ее сияющие глаза.

Они убрали сырные тарелки прямо из-под носа увлеченной разговором пары, отнесли на кухню подносы с грязной посудой и сварили кофе. Кухня была огромная и мрачная, с каменным полом и старомодной, жутковатого вида мойкой.

— Мы включаем газовую плиту только по понедельникам, когда занимаемся генеральной уборкой, — сказала Марион, заметив его заинтересованный взгляд. — А так готовим на керосинке.

Он вспомнил, как сегодня утром открыл кран, и ванна тут же наполнилась горячей водой, и ему стало стыдно. После долгих лет жизни в полном комфорте ему было трудно даже представить себе, как можно жить, если воду для мытья приходится греть на керосинке.

— Какой милый у вас друг! — сказала она, наливая горячий кофе в фарфоровый кофейник. — В нем есть что-то от Мефистофеля — наверно, вряд ли кто захотел бы схлестнуться с ним на суде, — но он ужасно милый.

— Все дело в ирландской крови, — мрачно сказал Роберт. — А нам, бедным англосаксам, остается лишь влачить жалкое существование, недоумевая, ну как им все удается.

Она повернулась, чтобы передать ему поднос, и теперь стояла к нему лицом, почти касаясь его руками.

— В англосаксах есть два свойства, которые я ценю превыше всего в жизни: доброта и надежность, или, если угодно, терпимость и чувство ответственности. Чего у кельтов никогда не было, поэтому ирландцы и получили по наследству одну лишь вздорность. Черт, я забыла сливки. Подождите немного. Они охлаждаются в ванне. — Она вернулась со сливками и сказала, подражая деревенской речи: — Говорят, у вас, городских, в дому холодильник, а мы-то, вишь, без их обходимся.

Роберт нес поднос с кофе в залитую солнцем гостиную и представлял себе, как, наверное, холодно на кухне зимой, не то что в старые добрые времена, когда на кухне управлял всем повар с полдюжиной слуг, а уголь привозили возами. Ему очень хотелось увезти Марион отсюда. Куда именно — он пока не очень себе представлял: в его собственном доме всем управляла тетя Лин. Хорошо бы увезти ее в такое место, где не надо ничего натирать и носить, и где все делается нажатием кнопки. Он не мог себе представить, чтобы Марион в преклонные лета убивала время, ухаживая за полированной мебелью красного дерева.

Когда они пили кофе, он осторожно заговорил о том, что, может, им стоит продать Франчес и купить себе коттедж.

— Разве его кто-нибудь купит? — сказала Марион. — Это же белый слон: для школы маловат, для жилого дома — далековато от города, а для одной семьи — по нынешним меркам слишком велик. Впрочем, из него бы получился славный «дурдом», — задумчиво добавила она, глядя на высокую розовую стену за окном, и Роберт увидел, как Кевин взглянул на нее и быстро отвел взгляд. — Во всяком случае, здесь тихо: не скрипят деревья, не стучат в окна ветки и не щебечут оголтелые птицы. Это прекрасное тихое место для расстроенных нервов. Может, кому-нибудь придет в голову устроить здесь «дурдом».

Значит, ей нравится тишина и покой, покой, который ему напоминает кладбище. Может, именно этого ей и недоставало в Лондоне, с его вечным шумом, суетой и теснотой. Этот огромный, уродливый дом был ее убежищем. Но теперь перестал им быть.

Придет день — Господи! Сделай так, чтобы он пришел! — придет день, когда он разоблачит Бетти Кейн и навсегда лишит ее доверия и любви.

— А теперь, — сказала Марион, — я приглашаю вас осмотреть «тот самый чердак».

— Отлично, — сказал Кевин, — мне очень любопытно взглянуть на вещи, которые так лихо расписала эта девица. Мне показалось, что все это лишь результат логических выводов — как, например, более жесткий ковер на втором пролете лестницы. Или деревянный комод — да вы его найдете в любом загородном доме. Или сундук с плоским верхом.

— Да, поначалу было просто жутко, когда она угадывала наши вещи, — у меня просто голова пошла кругом. Я только потом поняла, что в заявлении она на самом деле опознала очень немногие вещи. К тому же у нее был там один прокол — только этого никто не замечал — до вчерашнего дня. Роберт, вы взяли с собой заявление?

— Да, — он вынул его из кармана.

Они втроем поднялись по лестнице, и она провела их на чердак.

— Вчера вечером я, как всегда по субботам, пришла сюда со шваброй. Если вам интересно, как я решаю вопрос с уборкой дома, — раз в неделю прохожусь по нему с тряпкой, смоченной раствором мастики. Это занимает минут по пять на комнату и прибивает пыль.

Кевин ходил взад-вперед, заглядывая в углы и изучая вид из окна.

— Вот, значит, что она описала.

— Да вот, что она описала. И если я правильно помню ее заявление, и это пришло мне в голову вчера, там она говорит, что не может… Роберт, прочтите, пожалуйста, то место, где она описывает вид из окна.

Роберт нашел нужное место и начал читать вслух. Кевин, слегка наклонясь вперед, выглядывал на улицу через круглое окошко, а Марион стояла позади него и загадочно улыбалась.

«Из чердачного окошка была видна высокая кирпичная стена и посередине ее — чугунные ворота. С другой стороны стены проходила дорога — мне были видны телеграфные столбы. Нет, машин я не видела — стена очень высокая. Иногда мелькала крыша фургона. Ворота были обшиты изнутри листами железа. Подъездная дорожка сначала шла прямо через двор, потом раздваивалась и образовывала круг перед крыльцом. Нет, сада там не было — только… — Что? — воскликнул Кевин и резко выпрямился.

— Что «что»? — удивился Роберт.

— Прочти еще раз последнюю фразу о подъездной дорожке.

«Подъездная дорожка сначала шла прямо через двор, потом раздваивалась и образовывала круг перед…»

Он остановился, услышав громкий смех Кевина. Это был короткий, торжествующий смешок.

— Вы поняли? — спросила Марион.

— Да, — тихо сказал Кевин. — Вот этого она не учла.

Роберт подошел к ним, Марион отодвинулась от окна, и он понял, о чем идет речь. Край крыши с маленьким парапетом загораживал ту часть двора, где подъездная дорожка раздваивалась. Человек, которого заперли на чердаке, не мог видеть, что дорожка раздваивается и образует круг.

— Дело в том, что инспектор читал заявление, когда все мы были в гостиной. И все мы знали, что описание верное, то есть оно точно подходит к нашему двору, и поэтому не усомнились в его правильности. Даже сам инспектор. Я помню, что он выглянул из окна, но совершенно машинально. Нам никому и в голову не пришло, что вид из окна не соответствует описанию. Он и на самом деле полностью совпадает с ним, за исключением одной маленькой детали.

— За исключением одной маленькой детали, — сказал Кевин. — Она приехала вечером и убежала вечером, и утверждает, что ее все время держали взаперти, значит, она не могла знать о том, что дорожка раздваивается. Роб, что там она говорит о своем приезде?

Роберт нашел нужное место и прочел: «Наконец машина остановилась, и женщина помоложе, та, у которой черные волосы, вышла и открыла ворота. Потом она опять села за руль и подвела машину к дому. Нет, было слишком темно, я не разглядела дом, я просто заметила крыльцо перед дверью. Нет, я не помню, сколько там ступенек, по-моему, четыре или пять. Да, это не очень высокое крыльцо. А потом она говорит, как ее отвели на кухню пить кофе».

— Хорошо, — сказал Кевин. — А что она говорит о побеге? В котором часу это было?

— По-моему, после ужина, — сказал Роберт, переворачивая страницы. — Во всяком случае, было уже темно. А! Вот это место. И он прочитал: «Когда я спустилась на первую лестничную площадку, ту, что над прихожей, услышала, как они разговаривают на кухне. В прихожей было темно. Каждую секунду ожидая, что они выйдут и схватят меня, я спустилась по последнему пролету и бросилась к двери. Она была незаперта, и я выбежала на улицу и побежала к воротам, а потом за ворота, на дорогу. Я бежала по дороге — да, она была твердая, как шоссе, — я бежала и бежала, сколько было сил, а потом упала в траву и, отдохнув, побежала дальше».

«Она была твердая, как шоссе», — процитировал Кевин. — То есть подразумевается, что было слишком темно и поверхность дороги она не видела.

Они помолчали.

— Мама считает, что одного этого факта достаточно, чтобы опровергнуть ее заявление, — Марион переводила глаза с Роберта на Кевина, и в ее взгляде было мало надежды. — А вы так не думаете? — Похоже, она уже знала ответ на свой вопрос.

— Нет, — сказал Кевин. — Нет. Одного этого мало. С помощью хорошего адвоката она сможет выкрутиться. Например, скажет, что поняла, что дорожка образует круг, когда поворачивала машина. Хотя на самом деле ни один нормальный человек не смог бы об этом догадаться. Такая немыслимая дорожка не может и в голову прийти. Конечно, она бросается в глаза — может, поэтому она ее и запомнила. Я думаю, этот лакомый кусочек стоит приберечь для выездной сессии суда присяжных.

— Я знала, что вы так скажете. Знаете, я нисколько не разочарована. Я так обрадовалась не потому, что это снимает с нас обвинение, а потому, что снимает с нас подозрение, которое… которое… — Она вдруг запнулась и отвела глаза.

— Которое могло замутить наши кристальные умы, — закончил за нее Кевин, бросив злорадный взгляд на Роберта. — А как вы вчера додумались до этого, когда пришли сюда убираться?

— Не знаю. Я стояла и смотрела в окно, на вид, который она описала, и думала, как бы было здорово, если бы у нас было хоть одно маленькое, микроскопическое доказательство в нашу пользу. И вдруг я услышала голос инспектора Гранта, как он читает это место в гостиной. Знаете, большую часть он рассказал нам своими словами, а те важные места, из-за чего он к нам и приехал, он зачитывал из заявления. Я услышала его голос (у него довольно приятный голос), как он читает о подъездной дорожке, которая раздваивается и образует круг, а с того места, где я стояла, ее видно не было. Может, это был ответ на мои молитвы.

— Значит, ты по-прежнему считаешь, что нам стоит «уступить» им завтра и поставить все на выездную сессию суда присяжных? — спросил Роберт.

— Да. В сущности, для мисс Шарп и ее матери это ничего не меняет. Место тут не имеет существенного значения. Я бы даже сказал, что на выездной сессии суда присяжных в Нортоне обстановка будет менее неприятной, чем в полицейском суде в родном городе. И чем меньше они завтра будут в суде, тем лучше. Завтра вам нечего предъявить суду, значит, заседание будет очень непродолжительным и формальным, зачтут обвинение, вы заявите, что оставляете за собой право защиты, вручите ходатайство об освобождении под залог, — вот и все.

Роберта это вполне устраивало. Он не хотел продлевать их завтрашние муки и вообще испытывал больше доверия к мнению, которое сложится за пределами Милфорда. Но больше всего на свете он не хотел, раз дело дошло до суда, чтобы завтра приняли полурешение, и суд присяжных не состоялся. Это никак не соответствовало его планам разоблачения Бетти Кейн. Он хотел, чтобы все, что действительно случилось в этот месяц, было рассказано на открытом судебном процессе, в присутствии Бетти Кейн. А к открытию выездной сессии суда присяжных в Нортоне, Бог даст, у него уже будут факты.

— А кто будет адвокатом? — спросил он Кевина, когда они вечером возвращались домой.

Кевин полез в карман, и Роберт решил, что он ищет список с адресами адвокатов, но тот извлек записную книжку.

— Ты не знаешь, когда будет выездная сессия суда присяжных в Нортоне?

Роберт назвал число и сидел, не смея дышать.

— Может, я сам смогу приехать. Посмотрим, что там у меня на этот день.

Роберт молчал из страха единым словом разрушить это волшебство.

— Да. Пожалуй, я смогу приехать — если не случится ничего непредвиденного. Мне понравились твои ведьмы. И мне доставит огромное удовольствие защищать их от этой гнусной клеветы. Кто бы мог подумать, что она сестра старины Чарли Мередита. Золото был, а не старик. Пожалуй, он единственный почти честный лошадиный перекупщик за всю историю коневодства. Я ему до конца дней буду благодарен за того пони. Первая лошадь — для мальчика это очень важно. Она определяет всю его последнюю жизнь — я имею в виду не только его отношение к лошадям, а вообще все. Понимаешь, в доверии и дружбе, которые складываются между ребенком и лошадью, есть что-то такое, что…

Роберт слушал его с удовольствием и облегчением. Он понял, что Кевин перестал подозревать Шарпов задолго до того, как узнал про вид из окна. Дело в том (думал, посмеиваясь, Роберт), что, с точки зрения Кевина, сестра старины Чарли Мередита просто не способна никого похитить — вот и все.