Онлайн чтение книги Заклятие древних маори
Глава 12. Череп

I

Дайкон оказался единственным, кто выразил восторг по поводу сколь пылкого, столь и простодушного заявления миссис Клэр. Доктор Акрингтон, метнув на сестру уничтожающий взгляд, заявил, что она городит вздор. Словно несведущему младенцу, он терпеливо пояснил, что даже в том случае, если бы удар Квестингу наносил сам Кинг-Конг, тропа бы не обрушилась. Да и Фолс бы неминуемо услышал шум схватки. Полковник поддержал доктора, напомнив, что, устанавливая флажки, маори забивали металлические стержни тяжеленной кувалдой. «И — ничего».

— Да, вы правы, — согласилась миссис Клэр. Столь быстро, что мужчины посмотрели на неё с подозрением.

— Да и как мог кто-то на него напасть, — не выдержала Барбара, — когда мы только что выяснили, что никого из нас там в это время и в помине не было?

— Браво! — вскричал Гаунт. — Устами младенца глаголет истина.

— Вообще-то есть среди нас некто, кому такой подвиг был вполне под силу, — заметил Саймон, покосившись на Фолса.

— Вы имеете в виду меня? — спросил тот. — Верно. Да, вы правы, разумеется.

— В конце концов, — не унимался Саймон, — почему мы должны верить вам на слово? Тем более, что Белл, поспешив на крик, застал на месте происшествия именно вас. В гордом одиночестве, между прочим.

— Но ведь я не ношу подкованные ботинки.

— Да, тут вам повезло, — с нескрываемым сожалением произнёс Саймон. — Кстати, раз уж речь зашла о ботинках… Вот что я вам скажу: у самого Квестинга водилась пара такой обуви. Я могу это доказать.

Дайкон уже достаточно хорошо изучил Саймона и понял, что парень просто сгорает от нетерпения поделиться своей находкой на пике Ранги. Он попытался подать знак Саймону, чуть сдвинув брови, но тот уже так увлёкся, что ничего вокруг не замечал. И вот не прошло и трех минут, как все присутствующие уже знали об отпечатках, обнаруженных ими на каменистом уступе.

— Пусть полицейские только покажут мне этот обвалившийся ком земли — я сразу скажу им, тот это след или нет. Заодно пусть прогуляются на пик и полюбуются на наши отпечатки. Если ничего не случилось, то они ещё там.

Саймон тут же оказался в центре всеобщего внимания. Пожурив племянника за сокрытие бесценных сведений, доктор Акрингтон громогласно возвестил, что, по его мнению, Саймон неопровержимо доказал, что Квестинг занимался шпионской деятельностью.

— Держу пари, — заключил он, — что этот мерзавец дал деру. Причём наверняка в тех самых кованых ботинках.

Снаружи послышались голоса. Обернувшись через плечо, Дайкон увидел в окно вереницей приближающихся к веранде полицейских, помощников Уэбли. Дайкону вдруг показалось, что он грезит, что события этого нескончаемого утра повторяются заново — ибо вся троица выглядела точь-в-точь, как и в прошлый раз. Первый из них вновь нёс перепачканный грязью увесистый мешок, который старался держать от себя подальше, а двое других тащили багры и вилы. Шли они медленно, выстроившись гуськом. Сердце Дайкона заколотилось так, что грозило вот-вот выпрыгнуть из груди. Приблизившись к веранде, полицейские разглядели собравшихся в столовой и приостановились. Обе группы людей уставились друг на друга. В эту самую минуту к дому подкатил автомобиль, из которого выбрались Уэбли и какой-то старик. Между ними и тройкой грязекопателей состоялся короткий разговор.

Миссис Клэр и Барбара, сидевшие к окну спиной, теперь тоже обернулись и пожирали глазами полицейских.

— Секундочку, Агнес, — громко произнёс доктор Акрингтон. — Послушай меня, не отвлекайся. Барбара, перестань пялиться в окно! Вы меня слышите?

— Да, Джеймс.

— Да, дядя Джеймс.

Обе послушно повернулись к нему. Дайкон, которому тоже не хотелось, чтобы Барбара видела вновь прибывших с их очередной находкой, быстро поднялся и встал за спинкой её стула. Доктор Акрингтон заговорил с нарочитой громкостью. Полковник Клэр, его жена и дочь смотрели на доктора во все глаза, тогда как остальные даже из вежливости не делали вид, что его замечают. Дайкон пытался по их лицам прочесть, что происходит за окном.

— …повторяю, — говорил доктор Акрингтон, — все это ясно как день Божий. Квестинг переоделся в рабочее тряпьё, обрушил тропинку, утопил костюм в кипятке и был таков. Нам же полагалось поверить, что он расстался с жизнью.

— И всё равно он поступил глупо, оставив отпечаток ботинка, — произнёс Дайкон и в то же мгновение заметил, что глаза Саймона выпучились.

— Он рассчитывал, что этот ком утонет в котле, Белл. Собственно говоря, так и должно было случиться.

Саймон стиснул кулаки, Фолс изогнул бровь. Да и сам доктор Акрингтон, все чаще и чаще посматривая в окно, начал говорить невпопад.

— Готов биться об заклад, — пробормотал он, — если Квестинга найдут, он будет весь в грязи… то есть, я хотел сказать, в подкованых башмаках.

— Смотрите! — вскричал Саймон, указывая пальцем в окно.

Все уставились на полицейских.

Те расступились. Уэбли достал что-то из мешка и теперь держал в руке. Это был тяжёлый ботинок, сплошь облепленный грязью.

II

Ботинок увидели все. Уэбли принёс его в столовую и поставил на газету, расстеленную посередине стола. Грязь он уже, насколько мог, обтёр. Кожаное изделие неимоверно разбухло и покорёжилось. Некоторые металлические ушки вывалились, а верх местами отслоился от подошвы. В каблуке осталось всего два чудом державшихся гвоздя, вместо остальных зияли дырки.

Бесстрастно глядя на свою добычу, сержант Уэбли спросил:

— Может быть, кто-то из вас опознает эту вещь? Второй ботинок мы тоже нашли.

Все молчали.

— Мы выудили их с помощью вил, — добавил Уэбли. — Значит, никто не узнает?

Доктор Акрингтон как-то странно дёрнулся и поёжился.

— Вы хотели что-то сказать, доктор? — оживился Уэбли.

— Я думаю… Мне кажется, что эти ботинки принадлежали Квестингу.

— Вот как? А разве вы не говорили мне, что он был в вечерних туфлях?

— Говорил, — кивнул доктор Акрингтон. — Но с тех пор кое-что изменилось. Мой племянник вам все объяснит.

На мгновение Дайкону показалось, что на лице Уэбли промелькнуло разочарование. Потом полицейский овладел собой и с прежним скучающим видом спросил Саймона:

— Это вы, что ли?

Саймон охотно пустился в пространный рассказ о приключении на пике Ранги. Правда, Дайкона упомянуть забыл.

— Накануне, сидя в засаде напротив пика, я видел, как Квестинг подаёт с уступа сигналы. Вот почему вчера утром я поспешил прямиком туда. Я рассчитывал разыскать какие-нибудь следы, вот и наткнулся на них! Два совершенно чётких отпечатка. Я мигом догадался, что он сидел на корточках под выступом скалы. Дайте-ка мне взглянуть на подошвы — я вам сразу скажу, их следы я видел, или нет. Идёт?

Уэбли вышел и вскоре вернулся со вторым ботинком. Судя по внешнему виду, тому пришлось в крутом кипятке ещё менее сладко, чем его собрату. Уэбли молча положил оба ботинка перед Саймоном.

— Многие гвозди уже выпали, — сказал Уэбли. — Но дырки остались.

Саймон склонился над ботинками и принялся, шевеля губами, считать гвозди и дырки. Лицо его постепенно багровело.

— Ну что? — полюбопытствовал Уэбли.

— Не торопите меня, — пробормотал Саймон и вдруг смущённо хихикнул. — Мне нужно немного пораскинуть мозгами. Сами знаете — с наскока не сообразишь.

— Да, — безучастно произнёс Уэбли.

Саймон напустил на себя сосредоточенный вид.

Гаунт закурил.

— Похоже, наш юный сыщик погрузился в транс, — сказал он. — Я не собираюсь дожидаться, пока его осенит — мне не так уж много осталось жить, и жаль тратить эти недолгие годы впустую. Вы позволите мне уйти?

— Не фига тут паясничать! — свирепо прорычал Саймон. — Это слишком важно. Оставайтесь здесь.

Дайкон достал записную книжку и Саймон, радостно взревев, выхватил её из рук секретаря.

— Во! Чего же вы мне сразу её не дали? — Он лихорадочно зашуршал страничками. — Вот что я вспоминал, мистер Уэбли. Я ведь сразу понял, насколько важны для нас эти следы, поэтому попросил Белла зарисовать их. Секундочку, сейчас найду.

— А разве мистер Белл был там вместе с вами?

— Ну, конечно. Я прихватил его с собой в качестве свидетеля. Вот! — радостно вскричал Саймон. — Нашёл! Взгляните сами.

Дайкон, который срисовывал следы, прекрасно помнил их. Он почти сразу решил, что они были оставлены именно этой парой ботинок. Оставшиеся гвозди и дырки в точности соответствовали отпечаткам каблуков, запечатлевшимся в его памяти. Тем временем Уэбли, сравнив рисунки с грязными ботинками, тяжело засопел и перевёл взгляд на Дайкона.

— Вы не возражаете, мистер Белл, если я прихвачу эту страничку?

— Нет.

— Пожалуйста, мистер Уэбли, — великодушно разрешил Саймон.

— Премного благодарен, мистер Белл, — сказал Уэбли, аккуратно извлекая листок.

— А где же теперь находится наш беглец, доктор Акрингтон? — ехидно осведомился Гаунт. — Скачет по горам в рабочем комбинезоне и лакированных туфлях? Или голышем разгуливает?

Доктор Акрингтон метнул на актёра убийственный взгляд и промолчал.

— О, я вижу, доктор, вы поделились с ними своей теорией? — спросил Уэбли. — Вы по-прежнему считаете, что Квестинг сбежал? По-моему, это плохо согласуется с нашей находкой. Как вам кажется?

— Кто знает, — пожал плечами доктор Акрингтон, который определённо не хотел сдаваться без боя. — Я вполне допускаю, что Квестинг, заметив, что наследил, снял ботинки и швырнул в кипяток.

— Вы такой же мастак плести небылицы, как приверженцы мнения, что творения Шекспира принадлежат перу Бэкона, — презрительно произнёс Гаунт.

— Что за ахинею вы несёте, Гаунт! Ещё несколько минут назад вы сами со мной соглашались. Просто несерьёзно так быстро менять своё мнение.

— По зрелом размышлении, я пришёл к выводу, что все ваши догадки и умозаключения вздорны, — заявил Гаунт. — Более того, признаюсь честно — мне нет ровным счётом никакого дела до того, толкнули Квестинга, ударили, сварили или изжарили. Главное, что я чист как стёклышко. Если я вам понадоблюсь, сержант Уэбли, вы найдёте меня в моей комнате.

— Хорошо, мистер Гаунт, я не возражаю, — ответил Уэбли, провожая его взглядом. — Спасибо за вашу помощь.

III

После ухода Гаунта беседа приняла несколько хаотический характер. Все заговорили разом. Дайкон услышал голос Уэбли, провозгласившего, что хотел бы осмотреть жилые помещения. Миссис Клэр заявила, что там неубрано. Оказывается, события последних двенадцати часов так повлияли на Хойю, что девушка напрочь забыла о своих обязанностях. И ночь она провела в селении, которое, по словам миссис Клэр, буквально ходило ходуном от самых диких слухов и домыслов.

— Странные они всё-таки, — сказала миссис Клэр сержанту. — Сколько раз мы пытались развеять их суеверия, но все тщетно. Как лбом об стенку бьёшься.

В ответ Уэбли только выразил желание, чтобы во всех комнатах все оставалось нетронутым, и предположил, что никто не станет возражать против осмотра. Кроме того он зловеще добавил, чтобы никто далеко не разбредался, поскольку у него может возникнуть необходимость для повторной беседы с любым из гостей или домочадцев. После чего направился с полковником в кабинет. Мистер Фолс проводил их задумчивым взглядом.

Отправившись на поиски своего патрона, Дайкон застал его на софе с закрытыми глазами.

— Ну что? — спросил Гаунт, не открывая глаз.

— Собрание окончено, сэр.

— А я тут предавался раздумьям. Неплохо бы найти этого юнца, который видел, как я шёл по шоссе.

— Эру Саула?

— Да. Пусть возьмут с него показания. Он подтвердит моё алиби. — Актёр раскрыл глаза. — Передай моё пожелание этому недоношенному сержанту.

— Боюсь, он сейчас занят, — осторожно ответил Дайкон, которому не слишком пришлось по душе предложение хозяина.

— Хорошо, но только ты не тяни. Я понимаю, что для тебя это пустяк, а вот для меня — защита от обвинения в убийстве, — мрачно добавил Гаунт.

— У вас есть ещё поручения?

— Нет. Я совершенно разбит и измочален. Я хочу побыть один.

От души надеясь, что дурное настроение продлится у Гаунта как можно дольше, Дайкон вышел на веранду. Там не было ни души. Спустившись по ступенькам, он пересёк пемзовую террасу и принялся шагать туда-обратно по тропинке, ведущей к озеру и термальным источникам. Над Ваи-ата-тапу висела почти могильная тишина. Ни привычных звуков работы, всегда кипевшей в доме по утрам, ни звонких голосов миссис Клэр и Барбары, имевших обыкновение перекликаться друг с дружкой из разных комнат. В столовой суетилась Хойя. Наконец из-за дома вынырнули Саймон со Смитом. Саймон оживлённо жестикулировал, размахивая руками. Из кабинета вышел Уэбли, отомкнул ключом дверь комнаты Квестинга и скрылся внутри. Дайкон был настолько взволнован, что почти не мог более размышлять о тайне исчезновения Квестинга.

И вот на веранде показалась Барбара. Оглянувшись по сторонам, она заметила Дайкона. Молодой человек радостно замахал ей. Девушка, чуть поколебавшись, оглянулась, затем спустилась по ступенькам и зашагала к нему.

— Чем ты занималась все это время? — спросил Дайкон.

— Сама не знаю. Дурака валяла. Нужно бы насчёт обеда похлопотать, но настроения нет.

— И у меня тоже. Может, присядем на минутку? Я тут метался взад-вперёд, как волк по клетке, пока вконец не извёлся.

— Я должна чем-то заняться, — сказала Барбара. — Не могу сейчас сидеть сложа руки.

— Может, тогда прогуляемся?

— О, Дайкон, что нас всех ждёт? — срывающимся голосом воскликнула девушка.

Дайкон задумался над ответом, а Барбара, не дождавшись, спросила:

— Вы ведь тоже считаете, что он мёртв, да?

— Да, — не задумываясь, ответил Дайкон.

— Думаете, его убили? — Взглянув ему в глаза, Барбара ответила сама: — Да, сама вижу, что думаете.

— Логических причин для этого нет, — возразил Дайкон. — Просто сам не пойму, в чём дело. И уж безусловно не верю в версию доктора Акрингтона. Он вконец помешался, пытаясь завербовать всех в свои сторонники. И упрям как целое стадо диких ослов.

— Да, дядюшка Джеймс обожает спорить, — вздохнула девушка. — По любому поводу, даже самому несерьёзному. И он ничего не может с собой поделать. Любая самая пустячная беседа может в мгновение ока перерасти у него в бурную свару. И тем не менее — хотя в это почти невозможно поверить, — его можно убедить. В конечном итоге. Только к тому времени вы уже настолько устаёте и выдыхаетесь, что напрочь забываете, из-за чего сыр-бор возник.

— Понятно. Он предпочитает пользоваться методом проб и ошибок.

— Да, как и любой настоящий учёный.

— Возможно.

— Вот о чём я хотела вас спросить, — произнесла Барбара, чуть помолчав. — Дело пустячное, но меня тревожит. А вдруг окажется, что Квестинга…

Она замялась.

— Убили? Да, трудно с непривычки выговорить это слово. Может, остановимся пока на несчастном случае?

— Нет, благодарю покорно. Убийство так убийство. Но… дело в том, что полиция станет интересоваться любыми мельчайшими подробностями. Расспрашивать про… прошлый вечер. Да?

— Должно быть. Довольно гнусная процедура. У меня уже заранее зубы ноют.

— Увы, — вздохнула Барбара. — Не сердитесь на меня, глупую, но скажите: должна ли я рассказывать им про своё новое платье?

У Дайкона отвисла челюсть.

— Э-ээ… А с какой стати? — проблеял он.

— Ну, я хотела сказать… Словом, рассказать ли им про Квестинга — как он подкатил ко мне и начал разговаривать в таком тоне, как будто подарок исходил от него.

Приведённый в ужас столь очевидной нелепицей, Дайкон воскликнул:

— Господи, что за дикая чушь!

— Вот видите! — укоризненно всплеснула руками Барбара. — Вы опять на меня злитесь. Не понимаю, почему всякий раз, как я упоминаю платье, вы взвиваетесь на дыбы. Да, я по-прежнему думаю, что подарил мне его Квестинг. Он — единственный из всех наших знакомых, кто мог бы позволить себе столь экстравагантную выходку.

Дайкон перевёл дыхание.

— Послушай, — сказал он. — Я все уши прозвонил Квестингу, что эти чёртовы тряпки прислала тебе твоя пресловутая тётка из Индии. Он заметил, что Индия находится на краю света и, вне сомнения, подумал, что может преспокойно сыграть роль добренького крёстного из сказки. Акции свои, словом, поднять. Но ведь в любом случае, — голос Дайкона внезапно треснул и препротивно задребезжал, — какое это имеет отношение к делу? Тебе вовсе ни к чему обсуждать с полицией проблемы своего гардероба. Не будь глупышкой. Отвечай на все вопросы, но сама не высовывайся. Хорошо, Барбара? Ты мне обещаешь?

— Я подумаю, — с сомнением произнесла Барбара, грызя ноготь. — Просто мне почему-то кажется, что рано или поздно история с моим платьем непременно всплывёт.

Дайкон был в замешательстве. Если Гаунта выведут на чистую воду, то дело примет совсем другой оборот. Тогда его размолвка с Квестингом уже не будет выглядеть столь невинной. Дайкон ругался, насмехался и молил. Барбара внимательно слушала и наконец пообещала, что не станет рассказывать про платье, не известив об этом Дайкона наперёд.

— Хотя, признаться, — добавила она, — мне непонятно, из-за чего вы так раскипятились. Ведь если, как вы сами говорите, платье не имеет никакого отношения к делу, чего на стенку-то лезть?

— Ты можешь заронить какие-нибудь нелепые подозрения в их дурацкие мозги. Всем ведь известно, что полицейские — народ крайне подозрительный. Брякнешь что-нибудь лишнее и — пиши пропало. Так что — лучше помалкивать. Не знают, и ладно.

Они ещё немного побродили. Дайкону показалось, что разговор про платье девушка завела случайно, в последнее мгновение переключившись на него с того, о чём на самом деле хотела сказать. Он несколько раз перехватывал её устремлённые на дверь Гаунта мечтательные взгляды. Вдруг Барбара остановилась и, переминаясь с ноги на ногу и пряча глаза, спросила:

— Вы, должно быть, мужчина очень опытный, да?

Сердце Дайкона ёкнуло.

— Признаться, ты застала меня врасплох, — выдавил он. — Что ты имеешь в виду? Что я погряз в грехах, что ли?

— Нет, конечно, — ответила девушка, густо покраснев. — Я имела в виду совсем другое. Вы, наверное, хорошо понимаете актёрскую душу.

— Ах, вот ты о чём. Да, ты права, актёрских страстей я навидался и наслушался предостаточно. А что?

Барбара затараторила, как пулемёт:

— Ведь чувствительные люди всегда очень ранимы, да? У них ведь такая тонкая натура! Они такие уязвимые. Прямо как дети, да?

Вдруг она подняла голову и посмотрела на Дайкона с сомнением.

«Вот, значит, чего этот старый фат наболтал ей тогда на берегу, — с горечью подумал Дайкон. — Пока я, как дурак, карабкался по скалам».

— В том смысле, — продолжила Барбара, — что они воспринимают все не так, как все остальные. Следовательно, и реагируют на случившееся совсем иначе. То, что кажется нам пустяком, может выбить их из колеи, верно?

— Вообще-то…

— Поэтому, — поспешно прервала его Барбара, — и обращаться с таким человеком следует, как с китайским фарфором, а не глиняным горшком.

— По-моему, это и так совершенно очевидно, — пожал плечами Дайкон.

— Значит, вы со мной согласны?

— За последние шесть лет, — осторожно произнёс Дайкон, — мне только и приходилось, что сталкиваться с различными бурными проявлениями ранимой актёрской натуры. В основном, они изливались на меня, поэтому, в отличие от тебя, я не могу говорить о них с восторженным придыханием. Однако в целом ты права.

— Надеюсь, — вздохнула Барбара.

— Актёров отличает от остальных людей умение давать выход своим чувствам. Они приучены не подавлять их, а выплёскивать наружу. Если актёр разгневан, то он говорит себе: «Черт, ну и зол же я. Вот каков я должен быть, когда рассвирепею. И вот как мне изобразить это состояние!». Это вовсе не значит, что он сердится иначе, чем ты или другая девушка, которая кусает губы или хватается за сердце, а потом, часов шесть спустя, соображает, что нужно было сказать. Нет, он просто все показывает и высказывает сразу. Он не привык сдерживаться. Если кто-то ему нравится, он это демонстрирует нежными речами и мурлыкающим голосом. При сильном огорчении или волнении у него срывается голос. А в остальном он ничем не отличается от простых смертных. Просто он делает все более взвешенно.

— Вы так цинично рассуждаете, — пробормотала Барбара. Глаза её наполнились слезами. Дайкон взял её за руку.

— А знаешь, почему я все это тебе сказал? — спросил он. — Будь я просто благовоспитанным и галантным рыцарем, я бы в ответ на твои слова только безропотно и согласно мычал. Выражая тем самым готовность принести нас обоих в жертву Великому актёру. Как секретарь Гаунта, я тоже должен был бы помалкивать в тряпочку, наблюдая, как ты сходишь по нему с ума. У меня же ничего этого не получается; а все потому, что я безумно влюблён в тебя… Ну вот, Уэбли и твой отец вышли на веранду, больше нам говорить нельзя. Я люблю тебя. И буду любить до последнего вздоха.

IV

Потрясённый собственной смелостью, Дайкон проводил Барбару глазами. Уже на веранде девушка на мгновение обернулась и наградила его смущённым и озадаченным взглядом. И — поспешно скрылась за дверью.

«Значит, я наконец решился, — подумал Дайкон. — И все испортил! Больше она не захочет со мной разговаривать. Начнёт избегать меня. Или наоборот — поднесёт мне дольку лимона на серебряном подносе и, мило улыбнувшись, предложит остаться добрыми друзьями. И поделом мне».

Приглядевшись, Дайкон заметил, что полковник и Уэбли держат какой-то странный предмет. С отдаления он напоминал раздвоенную вилочковую кость огромной птицы, увенчанную пушистым гребнем. Вот за этот гребень они его и держали, отведя от себя торчащие в разные стороны стержни, один из которых был деревянный, а второй тускло поблёскивал на солнце. Священный топор маори, догадался Дайкон!

Уэбли поднял голову и заметил Дайкона, который сразу смутился, как будто застигнутый на месте преступления. Чтобы избавиться от неприятного чувства, Дайкон быстро зашагал к веранде и поднялся по ступенькам.

— Привет, Белл, — кивнул полковник. — Здорово, да?

Он кинул быстрый взгляд на Уэбли.

— Сказать ему?

— Минуточку, полковник, — остановил его Уэбли. — Одну минуточку. Я бы хотел сначала спросить мистера Белла, приходилось ли ему уже видеть этот предмет.

— Нет, — покачал головой Дайкон. — Никогда.

— Вчера вечером вы заходили в комнату к мистеру Квестингу?

— Да, я заглядывал. Проверить, не вернулся ли он.

— А по ящикам, случайно, не шарили?

— Упаси Боже! — вскричал Дайкон. — С какой стати! Разве мы что-то искали? В любом случае, — неловко добавил он, глядя на бесстрастную физиономию Уэбли, — я никуда не лазил.

Уэбли осторожно положил топор на стол. Украшенная затейливой резьбой рукоятка была увенчана фигуркой гримасничающего карлика. Из основания фигурки, почти под прямым углом к деревянной рукоятке отходило до блеска отполированное обоюдострое каменное лезвие, закруглённое на конце.

— Вот этой штукой они тюкали друг дружку по башке, — сказал Дайкон. — Вы нашли её в комнате Квестинга?

Полковник заискивающе посмотрел на Уэбли, который, как ни в чём не бывало, сказал:

— Пожалуй, нам стоит показать его старому Руа, полковник. Вы можете переслать ему весточку? У моих парней сейчас, сами видите, руки повязаны. А пока я бы хотел, чтобы никто к топору не прикасался. До прихода старика, по крайней мере.

— Я схожу за ним, — вызвался Дайкон.

Уэбли смерил его задумчивым взглядом.

— Что ж, мистер Белл, это весьма любезно с вашей стороны, — произнёс он.

— Охотничьи трофеи, сержант? — внезапно послышался голос Фолса. Голова мистера Септимуса Фолса высунулась из окна, выходящего на веранду прямо над столом. — Прошу прощения, я не хотел вас подслушивать. Замечательный образчик первобытного искусства, да? Значит, говорите, вам мнение специалиста понадобилось… Если хотите, я готов сопроводить мистера Белла в селение маори. Заодно мы будем, так сказать, присматривать друг за другом. «Рука руку моет», как говорят. Вы не возражаете?

— Что ж, — медленно проговорил Уэбли, тщательно взвешивая слова, — я не против. Спасибо, вы меня очень выручите.

— Вот и прекрасно! — воскликнул мистер Фолс, потирая руки. — А можно мы пойдём кратчайшим путём? Так быстрее, к тому же Таупо-тапу охраняется вашими бдительными легионерами, которые не позволят нам прокипятить свои фраки и смокинги в его грязи. Можете заодно черкануть записочку своим людям.

К удивлению и даже некоторому разочарованию Дайкона, сержант Уэбли возражать не стал. Дайкон и Фолс отправились знакомой тропой к поселению маори. Мистер Фолс возглавлял шествие; он, как обычно, немного прихрамывал, но в остальном столь мучивший его до сих пор радикулит этим утром не давал о себе знать.

— Должен вас поздравить, — с улыбкой сказал он. — Мне очень понравилось ваше поведение на нашем импровизированном собрании. Вы быстро осознали, что наш уважаемый учёный несколько увлёкся и оторвался от реальности. Должен признаться, я был с вами солидарен.

— Не может быть! — воскликнул Дайкон. — Тогда мне непонятно, почему вы не воз…

Он осёкся на полуслове.

— А, вы собирались спросить, почему я ему не возразил? — на лету подхватил мистер Фолс. — Вы просто опередили меня, молодой человек. Избавили, так сказать, от неприятности.

— Откровенно говоря, мне даже трудно вам поверить, — признался Дайкон.

— Вот как? Что ж, вы правы. В ваших глазах я ведь — подозреваемый номер один, верно? Вполне естественно. Кстати, вы знаете, мистер Белл, что в том случае, если бы меня судили за убийство, вам бы досталась роль главного свидетеля обвинения? Вы ведь буквально застигли меня на месте преступления.

Если и лицо мистера Фолса было всегда непроницаемым, то его затылок казался непроницаемым вдвойне. Дайкон вконец растерялся, не зная, что и думать. Он попытался ответить в тон мистеру Фолсу:

— Совершенно верно. Хотя, будь вы виновны, вы бы скорее поддержали версию доктора Акрингтона. Раз никто не убит, то и убийцы нет. Тем более, что остальные ухватились за неё руками и ногами.

— Да, — усмехнулся мистер Фолс. — Я прямо кожей ощутил их облегчение. Но вот вы, обладатель самого несокрушимого алиби, проявили изрядный скепсис.

— А как вы сами считаете, мистер Фолс? — неожидано громко спросил Дайкон. — Он мёртв?

— Да.

— Его убили?

— Да. Безусловно. А вы так не считаете?

К тому времени они уже приблизились к термальным источникам. На вершине холма, возвышавшегося над Таупо-тапу, хлопотали люди сержанта Уэбли, без устали наклонявшиеся, снова разгибавшиеся и вытаскивающие свои нехитрые драги.

— Кто бы мог подумать, что такое случится, — произнёс себе под нос Дайкон.

Слух у мистера Фолса оказался отменным.

— Да, жуткая история, — подхватил он. И снова никто не догадался бы, услышав его голос, какие мысли бродят в голове этого странного человека. Фолс помахал по сторонам своей тростью. — Смотрите, какое удивительное место. Словно сошло с гравюр Доре.

Тропа и впрямь тянулась посреди жутковатого ландшафта. По обеим сторонам квакали и хлюпали грязевые источники, в отдалении в воздухе завис мистически-серебристый плюмаж гейзера.

— После всего случившегося меня ничего не трогает, — произнёс Дайкон. — Но мне и в самом деле трудно поверить, что тут могло обойтись без какого-то сверхъестественного вмешательства.

— А маори до сих пор в него верят.

«Ничего страшного, — твердил себе Дайкон, у которого после слов Фолса вдруг душа ушла в пятки. — Фолс передаст им слова Уэбли, и мы уйдём. Я не буду отрывать глаз от тропы и мы быстро минуем это место. Пустяки.»

Однако, уже почти поднявшись на вершину холма, они задержались. Фолс о чём-то разговорился с людьми Уэбли. Чуть поотставший Дайкон зябко поёжился. Задрав голову, он увидел вровень со своими глазами сапоги полицейского.

— Может, пойдём? — нервно спросил он.

Вдруг один из полицейских, оттолкнув Дайкона, протиснулся мимо него по тропе и поспешил вниз.

— Подождите, Белл, — поспешно сказал Фолс.

За спиной Дайкона послышались сдавленные звуки. Полицейского жестоко вырвало.

Двое других людей Уэбли, оставшихся на вершине холма вместе с Фолсом, сидели на корточках. Вдруг один из них выпустил из рук вилы, и те соскользнули вниз по тропе. Фолс обернулся. Солнце находилось у него за спиной, но тем не менее Дайкон разглядел, как побледнело его красивое лицо.

— Пойдёмте, Белл, — хрипло позвал он.

Дайкон, которого так и подмывало броситься наутёк, послушно побрёл за ним.

Если бы не мешок, было бы ещё хуже. Однако, хотя и плотная, промокшая мешковина все же столь красноречиво обрисовывала контуры скрывавшегося под ней предмета, что пылкое воображение Дайкона даже нарисовало пустые глазницы и провалившуюся впадину носа.

Дайкон не помнил, как добрался до подножия холма и последовал за Фолсом к просвету в зарослях мануки. Проход в кустах охранял полицейский.

Даже отойдя далеко, Дайкон продолжал слышать характерное хлюпанье кипящей кастрюли Таупо-тапу.