Глава XXXVII. У ПОСТЕЛИ

Онлайн чтение книги Закон и женщина
Глава XXXVII. У ПОСТЕЛИ

Она не успела еще ничего сказать, а я уже поняла по ее лицу, что приехала она с плохими вестями.

— Юстас? — спросила я.

Она опустила глаза.

— Говорите прямо, — воскликнула я. — Я могу вынести все, кроме неизвестности.

Миссис Макаллан подняла руку и показала мне телеграмму, которую до сих пор держала под складкой платья.

— Я полагаюсь на ваше мужество, дитя мое, — сказала она. — Прочтите.

Я взяла телеграмму. Она была послана из небольшого селения на севере Испании главным хирургом походного госпиталя.

«Мистер Юстас серьезно ранен в боевой стычке ружейным выстрелом. Опасности пока нет. Уход тщательный. Ожидайте следующей телеграммы».

Я отвернулась. Что я вытерпела в эту минуту, не передать никакими словами. Я только сейчас поняла всю силу моей любви к мужу.

Миссис Макаллан обняла меня и нежно прижала к себе. Она знала меня достаточно, чтобы не пытаться утешать меня в эту минуту.

— Вы намерены ждать? — спросила я.

— Ни одного дня. Я отправляюсь сейчас в министерство иностранных дел за паспортом. Кроме того, я могу получить там письма и советы. Я уезжаю сегодня с почтовым пароходом в Кале.

— Вы уезжаете? — возразила я. — Неужели вы думаете, что я не поеду с вами? Возьмите паспорт и для меня. В семь часов вечера я буду у вас.

Она попробовала отговорить меня, сказала что-то об опасности поездки. Я прервала ее на первых же словах.

— Разве вы еще не знаете, матушка, как я упряма? Вас могут задержать в министерстве. Зачем терять напрасно драгоценное время?

Она уступила с необычайной для нее кротостью.

— Узнает ли когда-нибудь мой бедный Юстас, какую жену послал ему Бог? — вот все, что она сказала.

Она поцеловала меня и уехала.

Мои воспоминания о нашей поездке чрезвычайно смутны.

Когда я стараюсь припомнить наши приключения в Испании, в моей памяти встают позднейшие и более интересные события, случившиеся после моего возвращения в Англию, и все предшествовавшее им начинает казаться мне делами давно минувших дней. Я смутно припоминаю задержки и опасности, испытывавшие наше терпение и наше мужество. Я помню, что благодаря рекомендательным письмам мы нашли друзей в секретаре посольства и в уполномоченном ее величества, которые защитили нас и оказали нам содействие в самом критическом пункте нашего путешествия. Я припоминаю длинную вереницу людей, помогавших нам во время путешествия. Наконец, яснее всего остального я помню спальню в бедной деревенской гостинице, где наш бедный больной пребывал между жизнью и смертью, безразличный к тому, что происходило в маленьком мире, окружавшем его постель.

В событии, поставившем в опасность жизнь моего мужа, не было ничего романтического. Он подошел слишком близко к месту, где происходила перестрелка, намереваясь спасти одного бедного молодого человека, который лежал раненный, смертельно раненный, как оказалось впоследствии, и был сам настигнут ружейной пулей. Товарищи по госпиталю унесли его на свою квартиру с риском для собственной жизни. Они все очень любили его. Терпеливый, кроткий, мужественный, он был бы самым полезным членом братства, если бы только не его безрассудная смелость.

Рассказав мне все это, доктор прибавил внимательное и деликатное предостережение.

Рана вызвала горячку, сопровождавшуюся, по обыкновению, беспамятством. Ум моего мужа, как можно было заключить из его несвязных речей, был занят исключительно мыслями о жене. Доктор слышал достаточно, чтобы прийти к выводу, что внезапная встреча со мной, когда Юстас придет в себя, может иметь прискорбные последствия. Пока он в беспамятстве, что может продлиться еще несколько недель, я могу ухаживать за ним без всякого риска, но, когда он придет в себя, если только это когда-нибудь случится, я должна буду удалиться и не показываться ему, пока доктор не даст на это своего разрешения.

Дни и ночи моя свекровь и я аккуратно сменяли одна другую у постели больного.

В часы бреда, возвращавшиеся с беспощадной аккуратностью, мое имя было постоянно на воспаленных устах моего милого. Умом его владела прежняя навязчивая идея. Он был убежден, что из-за вердикта, вынесенного шотландскими присяжными, даже жена его не может быть уверена в его невиновности. Все дикие картины, которые рисовало ему его горячечное воображение, были внушены этим упорным заблуждением. Он воображал, что я все еще живу с ним и что при всяком его поступке я напоминаю ему об ужасном несчастье, омрачившем его жизнь. Он играл свою роль и мою. Он подавал мне чашку чая, а я говорила ему: «Мы поссорились вчера, Юстас, не яд ли это?» Он целовал меня в знак примирения, а я смеялась и говорила: «Теперь утро, милый мой, не умру ли я сегодня вечером?» Я лежала больная; и он подавал мне лекарство. Я глядела на него с сомнением и говорила: «Ты влюблен в другую женщину. Нет ли в этом лекарстве чего-нибудь, о чем доктор не знает?» Такова была ужасная драма, беспрерывно разыгрывавшаяся в его уме. Одни и те же разговоры он повторял бессчетное число раз. Иногда мысли его обращались на мое отчаянное намерение оправдать его. Он то смеялся над этим, то придумывал хитрые планы, чтобы остановить меня непредвиденными препятствиями. Он был особенно жесток со мной, когда пытался помешать мне. Он советовал своим воображаемым сообщникам оскорблять и пугать меня без зазрения совести. «Пусть она сердится, пусть она плачет, — говорил он, — все это для ее же пользы. Это спасет ее от худшего. Глядите! Она обречена на оскорбления, на обманы, на бесчестье, сама того не подозревая. Спасите ее! Спасите ее!» Сознаюсь, что многие часы, проведенные мной у постели моего мужа, были часами раскаяния и упадка духа, единственной и невинной причиной которых был он.

Прошло несколько недель, а он все еще находился между жизнью и смертью.

Я не следила за ходом времени и не могу припомнить точно, какого числа обнаружилась первая перемена к лучшему. Я помню только, что это было в прекрасное зимнее утро на рассвете. Когда больной проснулся, доктор был случайно у его постели. Взглянув на него, доктор поспешил сделать мне знак, чтобы я молчала и не показывалась мужу. Моя свекровь и я, обе поняли, что это значило, и горячо поблагодарили Бога — одна за возвращение сына, другая — мужа.

В тот же вечер, оставшись вдвоем, мы заговорили, впервые с тех пор как уехали из отечества, о будущем.

— Доктор говорит, — сказала миссис Макаллан, — что пройдет еще несколько дней, прежде чем Юстас будет в состоянии вынести что-нибудь неожиданное. Мы еще успеем обдумать, следует ли сказать ему, что он обязан спасением своей жизни столько же вашим заботам, как моим. Неужели у вас хватит духу, Валерия, покинуть его после того, как милосердие Божье возвратило его вам и мне?

— Если бы я могла руководствоваться только зовом своего сердца, я не покинула бы его никогда, — ответила я.

Миссис Макаллан взглянула на меня с изумлением.

— Я должна думать о его будущем и о своем, — продолжала я. — Я могу вынести многое, матушка, но не вынесу, если он покинет меня вторично.

— Вы несправедливы к нему, Валерия, я твердо уверена, что вы несправедливы к нему, считая его способным покинуть вас опять.

— Милая матушка, разве вы забыли, что он говорил обо мне, когда мы с вами сидели у его постели?

— Но ведь это был горячечный бред. Не жестоко ли ставить в вину Юстасу то, что он говорил в бреду?

— Еще более жестоко спорить с его матерью, когда она ходатайствует за него, — возразила я. — Мой милый, мой лучший друг! Я не ставлю ему в вину то, что он говорил в беспамятстве, я только принимаю это в соображение. Его бред был верным отголоском того, что он говорил мне, будучи здоровым. Могу ли я надеяться, что он изменится по отношению ко мне, когда выздоровеет? Ни разлука, ни страдания не поколебали его мнения обо мне. Как в горячечном бреду, так и в полном рассудке он одинаково сомневается во мне. Я вижу только одно средство заставить его вернуться ко мне. Я должна уничтожить причину, побудившую его покинуть меня. Убеждать его, что я уверена в его невиновности, бесполезно. Я должна уничтожить необходимость убеждать его в этом, я должна добиться его оправдания.

— Валерия! Вы тратите даром и слова и время. Вы уже пытались доказать его невиновность и знаете теперь так же хорошо, как и я, что это невозможно.

Мне нечего было ответить на это. Все, что я могла сказать, было уже сказано.

— Положим, что из сожаления к сумасшедшему, жалкому негодяю, который уже оскорбил вас, вы отправитесь к нему опять. Вы можете съездить к нему со мной или с каким-нибудь другим провожатым, на которого можно положиться. Но к чему это поведет? Вы посидите с ним немного, чтобы успокоить его больное воображение, и уедете без всякой пользы для себя. Если даже Декстер все еще способен помочь вам, можете ли вы воспользоваться его помощью? Для этого вы должны были бы возобновить с ним прежние дружеские, доверчивые отношения. Отвечайте мне прямо: неужели вы можете принудить себя к этому после того, что случилось в доме мистера Бенджамена?

Естественное доверие, которое она внушила мне, побудило меня рассказать ей о моем последнем свидании с Декстером. И вот как она воспользовалась своими сведениями! Но я не имела права осуждать ее. Мне оставалось или рассердиться или ответить. Я созналась, что никогда не буду в состоянии обращаться с Декстером как с другом.

Миссис Макаллан безжалостно воспользовалась выигранным преимуществом.

— Хорошо, — сказала она. — Так как этот путь уже закрыт для вас, на что вы надеетесь? Куда намерены вы обратиться?

В моем тогдашнем положении у меня не было ответа на эти вопросы. Я промолчала, а миссис Макаллан нанесла новый удар, довершивший ее победу.

— Мой бедный Юстас малодушен и своеволен, но его нельзя упрекнуть в неблагодарности. Вы отплатили ему добром за зло. Вытерпев ради него столько опасностей и лишений, вы доказали, как неизменно и преданно вы любите его. Доверьтесь мне и ему. Он не устоит. Пусть он только увидит милое лицо, полное прежней любви к нему, и он будет ваш на всю жизнь, дитя мое. — Она встала, подошла ко мне и поцеловала меня в лоб. В голосе ее слышалась такая нежность, какой она еще не выказывала мне. — Скажите «да», Валерия, — и вы будете для меня и для него еще милее и ближе.

Мое сердце держало ее сторону. Моя энергия была истощена. От мистера Плеймора не было никаких известий. Некому было ободрить и поддержать меня. Я сопротивлялась так долго и тщетно, я вытерпела столько тяжелых неудач и разочарований! И вдобавок Юстас был в одном доме со мной, он только начинал возвращаться к жизни. Могла ли я устоять? Сказав «да», я должна была проститься с самой заветной мечтой моего честолюбия, с самой благородной надеждой моей жизни. Я знала это и сказала: «да».

Конец благородной борьбе! Я решилась покориться, я решилась признать себя побежденной.

Моя свекровь и я спали в единственном убежище, которое могли найти в гостинице, в маленькой каморке под самой крышей. Ночь, последовавшая за нашим разговором, была очень холодная. Мы зябли, несмотря на теплые блузы и дорожные пледы. Моя свекровь спала, но я не могла заснуть. Я думала о моем изменившемся положении и была слишком взволнована и слишком несчастна, чтобы заснуть.

Прошло несколько часов, и я все еще была погружена в грустные размышления, когда вдруг почувствовала новое и странное ощущение, которое удивило и испугало меня. Я вскочила с постели, едва дыша от волнения. Мое движение разбудило миссис Макаллан.

— Что с вами? — спросила она. — Не больны ли вы?

Я объяснила ей как умела, что я чувствовала. Она поняла меня прежде, чем я договорила. Она нежно обняла меня и прижала к груди.

— Мое бедное, невинное дитя, — сказала она. — Неужели вы не знаете, и я должна сказать вам?

Следующие слова она сказала шепотом. Забуду ли я когда-нибудь борьбу чувств, которые возбудили во мне эти слова, странную смесь радости и страха, удивления и облегчения, гордости и смирения, наполнившие все мое существо и сделавшие меня с этой минуты другой женщиной? Я узнала, что если Господь продлит мою жизнь, через несколько месяцев я получу самую прочную и самую священную из земных радостей — радость быть матерью.

Не знаю, как прошла остальная часть ночи. Я помню только, что, когда настало утро, я вышла подышать свежим холодным воздухом на открытую поляну, расстилавшуюся за гостиницей.

Утро пробудило во мне новую решимость и новое мужество. Я узнала, что теперь мне придется думать не только о муже. Его доброе имя было теперь не его и моим только именем, оно могло сделаться скоро самым священным наследием, какое он мог оставить своему ребенку. Что я сделала, когда еще не знала этого? Я отказалась от надежды освободить его имя от лежавшего на нем пятна, от постыдного пятна, как бы ни было оно незначительно в глазах закона. Со временем наш ребенок может услышать от злых языков: «Твой отец судился за самое гнусное из преступлений и не был оправдан». Как буду я смотреть в глаза своему ребенку? Я должна сделать еще одну попытку воздействовать на совесть Мизериуса Декстера, я должна возобновить борьбу и доказать свету невиновность моего мужа и отца моего ребенка.

Я вернулась домой, одушевленная новой решимостью. Я открыла свое сердце моему другу и матери, я сказала ей, какая перемена произошла во мне после нашего последнего разговора.

Она была разочарована, она была почти оскорблена. Новое счастье, ожидавшее нас впереди, могло, по ее словам, составить новую связь между мной и мужем. Всякие другие соображения казались ей пустыми фантазиями. Если я покину теперь Юстаса, сказала она, я поступлю бессердечно и глупо и буду до конца жизни раскаиваться, что упустила этот случай сойтись опять с мужем.

Я вынесла тяжелую борьбу, я мучилась ужасными сомнениями, но я не уступила на этот раз. Я старалась не забывать ни на минуту, что дело идет о чести отца, о наследии ребенка. Но по временам и эта мысль теряла свою силу, я падала духом и начинала плакать, потом сама стыдилась своего малодушия. Но мое природное упрямство, как выразилась миссис Макаллан, помогло мне выдержать эту борьбу до конца. Время от времени, когда Юстас засыпал, я ходила посмотреть на него, и, хотя сердце мое сжималось от горя при взгляде на него, эти тайные посещения тем не менее служили мне поддержкой. Я не берусь объяснить это противоречие, я привожу его только как факт.

Я сделала свекрови только одну уступку. Я согласилась подождать два дня, прежде чем предпринять что-нибудь для возвращения в Англию.

И я хорошо сделала, что согласилась подождать. На другой день директор походного госпиталя послал на почту в ближайший город за письмами. Посланный принес мне письмо. Почерк показался мне знакомым, и я не ошиблась. Ответ мистера Плеймора дошел наконец до меня. Письмо ободрило меня, укрепило мою решимость продолжать борьбу в тот момент, когда я особенно нуждалась в дружеской поддержке, Он писал:

«…Теперь позвольте мне рассказать Вам, что я сделал для того, чтобы проверить вывод, к которому приводит Ваше письмо.

Я отыскал одного из слуг, стоявших на страже у дверей в ночь смерти первой миссис Макаллан. Этот человек ясно помнит, что Мизериус Декстер внезапно появился перед ним и его товарищем много спустя после того, как дом успокоился на ночь. Декстер сказал им: «Я думаю, что мне можно пойти почитать в кабинет. Я не могу спать после случившегося. Мне нужно развлечься чем-нибудь». Слугам не было приказано охранять кабинет. Они знали, что дверь между кабинетом и спальней заперта и что ключи от других дверей унесены мистером Голлом. Они пустили Декстера в кабинет. Он вошел, запер за собой дверь и пробыл некоторое время — в кабинете, как полагали слуги, — в спальне, как мы с Вами знаем из того, что он рассказал Вам во время своего последнего свидания с Вами. Войти же в спальню, как Вы правильно рассуждаете, он мог не иначе как обладая пропавшим ключом. Как долго он пробыл там, я не знаю, но это неважно. Слуга помнит только, что он вышел из кабинета бледный как смерть и ушел в свою комнату молча.

Вот факты. Вывод, к которому они приводят, имеет чрезвычайно важное значение. Он подтверждает то, что я сказал Вам в моей эдинбургской конторе. Я не скажу ничего более.

Теперь о Вас. Вы, не желая того, пробудили в Мизериусе Декстере чувство. В Вашей фигуре и в некоторых Ваших движениях есть действительно что-то такое, что напоминает покойную миссис Макаллан тем, кто знал ее хорошо. Это сходство, очевидно, имеет влияние на Декстера. Позвольте мне напомнить Вам, что он показал себя неспособным обдумывать свои слова в Вашем присутствии. Возможно, и даже весьма вероятно, что он скомпрометировал бы себя еще более, если бы Вы дали ему случай к этому. Зная Ваши интересы, я считаю себя обязанным высказаться на этот счет откровенно. Я не сомневаюсь, что Вы сделали шаг вперед к Вашей цели с тех пор, как уехали из Эдинбурга. Я заключил из Вашего письма и из моих собственных открытий, что Декстер поддерживал тайные отношения с покойной леди (с ее стороны это было, конечно, совершенно невинно) и что он не только входил в ее комнату после ее смерти, но, может быть, был там не раз в течение последних недель ее жизни; Я не скрываю ни от себя, ни от Вас моего твердого убеждения, что если бы Вы открыли, каковы были эти отношения, то Вы, по всей вероятности, нашли бы возможность доказать невиновность вашего мужа. Как честный человек, я обязан сказать это Вам. С другой стороны, как честный человек, я обязан прибавить, что я не могу взять на себя смелость посоветовать Вам повидаться опять с Декстером. Я не могу и не хочу взять на себя такую ответственность. Окончательное решение должно быть предоставлено Вам. Я прошу Вас только об одном одолжении: сообщите мне Ваше решение, когда примете его».

Затруднения, страшившие моего почтенного корреспондента, для меня не существовали. Мое решение было принято прежде, чем я дочитала его письмо до конца.

Почта во Францию отходила на следующий день. Я могла, если бы захотела, пользуясь протекцией кондуктора, получить место в почтовом экипаже. Не посоветовавшись ни с одним живым существом, решительная, как всегда, опрометчивая, как всегда, я решилась.


Читать далее

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 13.04.13
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава XV. СУДОПРОИЗВОДСТВО 13.04.13
Глава XVI. ПЕРВЫЙ ВОПРОС: ОТ ОТРАВЫ ЛИ УМЕРЛА ЖЕНА ПОДСУДИМОГО? 13.04.13
Глава XVII. ВТОРОЙ ВОПРОС: КТО ОТРАВИЛ ЕЕ? 13.04.13
Глава XVIII. ТРЕТИЙ ВОПРОС: ЧТО ПОБУДИЛО ЕГО К ТОМУ? 13.04.13
Глава XIX. СВИДЕТЕЛЬСТВА В ПОЛЬЗУ ЗАЩИТЫ 13.04.13
Глава XX. КОНЕЦ СУДОПРОИЗВОДСТВА 13.04.13
Глава XXI. Я ВИЖУ МОЙ ПУТЬ 13.04.13
Глава XXII. МАЙОР НЕ ОПРАВДЫВАЕТ МОИХ ОЖИДАНИЙ 13.04.13
Глава XXIII. МОЯ СВЕКРОВЬ ИЗУМЛЯЕТ МЕНЯ 13.04.13
Глава XXIV. МИЗЕРИУС ДЕКСТЕР. ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО 13.04.13
Глава XXV. МИЗЕРИУС ДЕКСТЕР. ВТОРОЕ ЗНАКОМСТВО 13.04.13
Глава XXVI. Я ПРОДОЛЖАЮ УПОРСТВОВАТЬ 13.04.13
Глава XXVII. МИСТЕР ДЕКСТЕР ДОМА 13.04.13
Глава XXVIII. ВО МРАКЕ 13.04.13
Глава XXIX. В СВЕТЕ 13.04.13
Глава XXX. ОБВИНЕНИЕ МИССИС БОЛЛ 13.04.13
Глава XXXI. ЗАЩИТА МИССИС БОЛЛ 13.04.13
Глава XXXII. ОБРАЗЕЦ МОЕГО БЛАГОРАЗУМИЯ 13.04.13
Глава XXXIII. ОБРАЗЕЦ МОЕГО БЕЗРАССУДСТВА 13.04.13
Глава XXXIV. ГЛЕНИНГ 13.04.13
Глава XXXV. ПРЕДСКАЗАНИЕ МИСТЕРА ПЛЕЙМОРА 13.04.13
Глава XXXVI. АРИЭЛЬ 13.04.13
Глава XXXVII. У ПОСТЕЛИ 13.04.13
Глава XXXVIII. НА ОБРАТНОМ ПУТИ 13.04.13
Глава XXXIX. НА ПУТИ К ДЕКСТЕРУ 13.04.13
Глава XL. НЕМЕЗИДА 13.04.13
Глава XLI. МИСТЕР ПЛЕЙМОР С НОВОЙ СТОРОНЫ 13.04.13
Глава XLII. НОВЫЕ СЮРПРИЗЫ 13.04.13
Глава XLIII. НАКОНЕЦ 13.04.13
Глава XLIV. НАШ НОВЫЙ МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ 13.04.13
Глава XLV. ПОИСКИ В МУСОРНОЙ КУЧЕ 13.04.13
Глава XLVI. КРИЗИС ОТСРОЧЕН 13.04.13
Глава XLVII. ПРИЗНАНИЕ ЖЕНЫ 13.04.13
Глава X LVIII. МОГЛА ЛИ Я ПОСТУПИТЬ ИНАЧЕ? 13.04.13
Глава XLIX. ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ 13.04.13
Глава L. ОКОНЧАНИЕ РАССКАЗА 13.04.13
Глава XXXVII. У ПОСТЕЛИ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть