Онлайн чтение книги Закон парности
«Синий осел»

Оленев не застал в Кенигсберге друга. Белов отбыл в армию, в какой-то польский городишко, название которого квартирная хозяйка фрау К., постная, некрасивая особа, конечно, запамятовала. Во время их короткого диалога с лица ее не сходило выражение подозрительности, словно неожиданный гость, хоть и выглядел приличным человеком, в любую минуту может посягнуть на ее собственность или, того хуже, – честь. Но как только Оленев сообщил, что он друг ее постояльца, что намеревается дождаться его здесь и готов заплатить вдвое за уже оплаченное жилье, эта сухая роза сделала неробкую попытку расцвести, обнажив в улыбке бледные десны и дурные зубы. О, она обожает русских! Они так щедры, приветливы и нетребовательны! Оленеву были предоставлены Сашины апартаменты, Гавриле отвели крохотную комнатенку с балконом. Камердинер сразу же взял бразды правления в этом маленьком хозяйстве в свои руки. Но фрау К. не сдалась. Пытаясь закрепить только ей видимые и понятные права на постояльца, она двинулась утром с большим подносом в комнату князя. На подносе дымился кофе, булочки были поджарены, масло уложено розочками. В дверях она была остановлена Гаврилой. Он строго посмотрел сухой розе в глаза, отнял поднос и плотно закрыл за собой дверь. После этой сцены хозяйка не упускала возможности многозначительно улыбнуться постояльцу и намекнуть прямым текстом, что не все русские щедры и приветливы, встречаются такие крохоборы, что и немцев за пояс заткнут.

Словом, кенигсбергская жизнь потекла, и Никита тут же постарался пустить ее по нужному руслу. Но было вовсе не просто найти в большом, чужом городе, где полно трактиров, гербергов, постоялых дворов и гостиниц – нужную. Никита предположил, что искомый «Синий осел» должен располагаться не в центре. Вряд ли Мелитриса и ее спутник, кем бы он ни был, захотят афишировать свое пребывание в прусской столице. Но поиск надо начинать все равно с центра города. Вначале он расспросил хозяйку.

– А почему он синий? – спросила разумная женщина.

– Какой цвет предпочитаете вы?

– Зачем мне предпочитать цвет ослов? Они бесцветны.

Словом, фрау К. не знала такой гостиницы. После этого разговора Никита стал обращаться к хозяевам всех гостиниц, харчевен и аптек, которые встречались на его пути. Было бы легче, если бы спрашиваемые честно отвечали «не знаю». Не желая ронять своего профессионального реноме и симпатизируя русскому с безукоризненным немецким, они давали советы и взаимоисключающие друг друга указания.

Никита нашел «Синего осла» только на третий день. Надо ли описывать, каким громом среди ясного неба, «ударом под дых», как говаривал Корсак, было сообщение, что проживающая в гостинице графиня Грауфельд оставила сей дом неделю или около того назад при странных обстоятельствах.

– И что это были за обстоятельства?

– Мне не хотелось бы говорить на эту тему, сударь, – твердо сказал хозяин.

– Но вы же сами сказали мне про «обстоятельства»!

– Простите, сударь, во всем виновата моя болтливость. Время военное, смутное…

– Графиня Грауфельд жила одна?

– Нет. Графиня приехала с господином.

– Графом Грауфельдом?

– У господина была другая фамилия. Сейчас посмотрю… вот Осипоф… Он опекун графини.

– Как опекун? Я ее опекун!

Хозяин посмотрел на Оленева внимательно. Вся эта история с прежними постояльцами выглядела подозрительно, а теперь что ни день появляются какие-то люди, и всех интересует эта русская девчонка в очках.

– Что за фамилия такая дурацкая – Осипов? Куда они отбыли? – негодовал Оленев.

– Сие мне неизвестно.

Хозяину давно прискучил глупый разговор, да и не обязан он… «Синий осел» приличная гостиница, а не притон для таинственных проходимцев. Но… «Нет такой вершины, которой не возьмет осел, груженный золотом», – говорят французы. Оленев был щедр, а «Синий осел» не был исключением из прочих упрямых непарнокопытных. Хозяин не только рассказал все подробности «загадочных обстоятельств», но показал недавно вернувшуюся к жизни служанку, что лежала в комнатке за стойкой, а потом проводил Никиту в те самые апартаменты, где жила таинственная графиня.

– Когда все приключилось, я имею в виду выстрел, дамы – графиня и ее дуэнья, занимались шитьем. Вот здесь на столе лежало очень много оранжевой материи, такой шелковой… Прямо зарево! Я и не знал, что русские так любят оранжевый цвет…

Никита вдруг усомнился во всем, рассказ хозяина попахивал легким сумасшествием.

– Как выглядела графиня?

– Юна… худа… красива, – хозяин поднял глаза к потолку. – Дуэнью зовут Фаина. Она добра и бестолкова, крупная такая дама, – он поднял руки и растопырил пальцы, показывая полногрудость загадочной дуэньи. – Да, забыл сказать… графиня носила линзы.

Она!

На квартиру Никита явился совсем потерянный. Что делать? С чего начать поиск? Вывод напрашивался сам собой – надо звать на помощь друзей.

– Сейчас лето. Корсак ваш в плавание ушел, помяните мое слово, – пытался отрезвить барина Гаврила.

– Ушел, значит, письмо ему оставлю. Корсак человек общительный, мог что-нибудь видеть, слышать… Гаврила, неужели ты не хочешь съездить в Мемель? Алешка о нем столько рассказывал!

Дорогу в Мемель покрыли за три дня. С чем хорошо в Пруссии, так это с дорогами: гладкие, твердые, без ненужных изгибов. Да и что говорить, место плоское и грунт отменный. При таких песчаных грунтах и в России могли бы быть приличные дороги.

Имея в кармане рекомендательное письмо от Ивана Ивановича Шувалова, Оленев сразу направил стопы к вице-адмиралу Полянскому – и в тот же день был принят. Полянский принял князя очень благосклонно и сообщил, что фрегат Корсака вкупе с галиотом «Стрельна» вышли в море во исполнение приказа Ее Величества. Оленевым было испрошено позволение оставить Корсаку малое письмецо и получено разрешение передать оную писульку флигель-адъютанту с тем, чтобы в конце навигации, а именно осенью, он и вручил ее адресату.

От последних слов вице-адмирала Никите стало особенно тошно. Мало ли какие беды случались у него в жизни, но в одном судьба всегда была к нему милостива – она не отказывала в помощи друзей. Где вы, гардемарины?

В самом трагическом настроении он вернулся в Кенигсберг, и тут ему повезло. Не столько веря в успех, сколько повинуясь скрытому тяготению к тому месту, с которого начал поиск (так грибник все шарит и шарит под елкой, где в прошлом году нашел белый), Никита опять поехал к «Синему ослу». И надо же такому случиться, что в тот самый момент, когда он приступил к разговору с хозяином, в общую залу вошла невообразимая особа в обширной шляпе с васильками и оранжевой юбке, очень похожей на те абажуры, которыми далекие потомки Оленева стали украшать свой призрачный уют.

– Она, – сказал хозяин, не скрывая своего восхищения. – Сия дама уже приходила сюда после отъезда. На ее имя поступает почта. Только она ни бельмеса по-немецки. Несколько слов…

Фаина подплыла к стоящему за стойкой хозяину, отстранила Никиту локтем, расправила на груди черные кружева и сказала на чудовищном немецком:

– Потеряла брошку… в комнате, когда здесь жила…

– Вам ничего нет, – поспешно отозвался хозяин, выразительно кося глазами в сторону князя.

Никита понял, что слова про потерянную брошку не более чем пароль. Удостоверившись взглядом в моральной поддержке хозяина, он решительно положил руку на сдобное плечо обладательницы васильков:

– Вы были горничной у княжны Репнинской?

Дама крепко зажмурилась, потом подпрыгнула на месте и с неожиданным проворством метнулась к двери. Никита бросился за ней, крича вдогонку:

– Подождите, сударыня. У меня благие намерения. Я друг Мелитрисы. Я князь Оленев. Я ее опекун. Мы сейчас купим сто брошек. Где Мелитриса?

Он догнал ее уже на улице, и то потому, что она вдруг встала столбом, повернув к нему разгоряченное лицо:

– Это я вам письмо послала?

– В нем было три слова? – ответил Никита вопросом на вопрос.

– Вот именно, сударь, – Фаина улыбнулась, – и заметьте, написано ее почерком. А она мне говорила: «Фаина, можешь сама написать эти три слова. Главное, чтоб он их получил».

Видя явное смущение князя, она плавным жестом поправила поля шляпы, кокетливо повела плечом.

– Только уйдем отсюда поскорее. Мне нельзя здесь задерживаться.

И она почти побежала вперед, матерчатые васильки порхали перед ее красными щеками, как мотыльки.

– Нам надо поговорить, – поспешая за ней, повторял Никита.

Они поговорили, отбежав от «Синего осла» на расстояние, которое обычным шагом можно покрыть только за полчаса. Перед ними расстилалось живописное длинное озеро, за спиной – обычная улочка, застроенная серыми, узкими, впритык стоящими домами, противоположный берег принадлежал садам и ивам.

– Туда, – Фаина указала на узкий пешеходный мостик и побежала к деревьям, купающим в воде ветви, длинные, как волосы красавицы.

Под ивами она перевела дух.

– Только я вам ничего определенного сказать не могу. Так и знайте.

– А мне и не надо, – Никита уже отсчитал пять монет. – Мне бы в самых общих чертах.

Он готов под присягой поклясться, что не заметил, как из его руки исчезли деньги. Вот он их держал, вот размышлял, а не обидит ли ее сия подачка, а вот, судя по удовлетворенному лицу Фаины, деньги уже находятся где-то в складках ее обширной оранжевой юбки, а может, под шляпкой или под парусящими от ветра кружевами.

– Спрашивайте… ладно, Бог с вами. Но знайте, мне вам ничего отвечать нельзя. Меня не только от должности отставят, но и жизни могут лишить. Я знаю, что говорю. Но знаю также, что превыше всего в мире – любовь, – васильки на шляпе закивали с полным согласием. – Отвечать вам буду только «да» и «нет», а то ведь вы захотите душу мою до дна опорожнить.

– Согласен. Где Мелитриса?

Фаина выразительно расширила глаза.

– Ах, да… Мелитриса сейчас в Кенигсберге?

– Нет.

– То есть как – нет? Ее увезли?

– Да.

– Силой?

– Нет.

– Кто?

– Кто-кто… Дед Пихто! – в сердцах крикнула Фаина. – Договорились ведь!

– Ну ладно, успокойтесь. Ее увез Осипов? – Видя, что она медлит с ответом, Никита уточнил: – Тот человек, что жил с ней в гостинице?

– Да.

– Ей угрожает опасность?

Фаина пожала плечами, де, нам всем в этой земной юдоли угрожает опасность.

– Он повез ее в Петербург?

– Туда ей нельзя, – вдруг более развернуто ответила Фаина.

– Почему?

Вздох, поднятые к небу глаза… Чертова оранжевая утка – как с ней разговаривать?

– Вы можете мне внятно сказать, кто и зачем похитил Мелитрису? Кому вы служите? – Никита поспешно отсчитывал серебряные рубли, – руки его от нетерпения дрожали. – Кто этот Осипов?

– Вот этого я вам никогда не скажу, – Фаина решительно отвела его руку с деньгами. – И как вы фамилию-то эту узнали? Не положено вам знать, кто такой Осипов. Засекреченная эта фамилия! И забудьте ее. Они к Мелитрисе хорошо относятся, не обижают. Они ее спасти хотят.

– От чего – спасти?

– Как от чего? Она же государыню хотела отравить!

– Государыню?.. – Никита что есть силы вцепился в ствол ивы, да так ловко, что оцарапал руку корешком отломанного сука.

Не хотела Фаина этого говорить, но, видно, бдительность потеряла, видя, как князь страдает, где-то на дне души отворились вдруг запретные двери, и тайна проворным воробьем выпорхнула на свободу. Сейчас главное клетку поплотнее захлопнуть, ничего более не сказать. Эх, как он руку-то располосовал. Наверное, гвоздь в старом дереве был – не иначе.

Никита меж тем достал платок, стараясь стянуть кровоточащую рану. Вечная его история! Он вспомнил вдруг, как поранился стаканом, когда Гаврила принес весть о смерти младенца брата. Но «смерть общий удел», говорят древние. Мальчик мог умереть, это понятно. Но Мелитриса не может быть отравительницей. Хотя на Руси все возможно. Бумага все стерпит.

– Донос? – он строго посмотрел на Фаину.

Та трясла головой – ничего больше не скажу!

Да он и не будет спрашивать. Теперь понятно, почему дело это окутано тайной и почему Фаина помертвела от страха. Перед Тайной канцелярией мы все делаем стойку смирно и запечатываем рты.

– Успокойтесь. Я не буду вас больше мучить вопросами. Но адрес свой вы мне можете дать?

– Нет.

– Клянусь, я им воспользуюсь только в случае крайней необходимости.

– Подойдем с другого боку… Я должен найти Мелитрису. Я должен ей помочь. Я должен ее увидеть.

Фаина смотрела на него, вытаращив глаза, потом отерла тыльной стороной ладони пот на висках и подносье.

– Она верит мне, – продолжал Никита, ударяя себя в грудь кулаком, в котором были зажаты монеты. – Я не имею права бросить ее на произвол судьбы. Ради Мелитрисы я приехал в этот город. И плевать я хотел на Тайную канцелярию!

– В Польшу они ее повезли, – сказала Фаина свистящим шепотом. – В горнило войны. Зачем – не знаю. Думаю, что они ее прячут. – Она поймала кулак Никиты, разжала его без усилия и взяла деньги.

– Только ради любви, так и знай. Ишь, вспотели, – она любовно огладила монеты.

– А Осипов – подлинная фамилия?

Фаина погрозила Никите пальцем, словно нашкодившему ребенку, потом подобрала юбки и быстро пошла прочь.

– Клянусь, ни одна живая душа не узнает о нашем разговоре. Спасибо.

– Прощайте, князь, – донеслось из ивовой пущи, оранжевая юбка последний раз полыхнула закатом и пропала за деревьями.