Андрей Белянин. Замок Белого Волка

Онлайн чтение книги Замок Белого Волка
Андрей Белянин. Замок Белого Волка

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

– Доброе утро, па!

– Доброе утро, лапка!

Заспанная Хельга, в серой пижаме с нелепыми кошечками и стоптанных розовых тапках, сомнамбулически прошествовала мимо меня в ванную. Пользуясь моментом, я метнулся в прихожую и быстренько донёс до мусоропровода белый «магнитовский» пакет с мёртвым брюхогрызом. Такая мелкая шушера из Закордонья довольно часто обходит наши посты, но крайне редко сама пытается напасть на граничара, да ещё в его собственном доме. Я свернул башку демону, едва он влез на балкон, думая, что его никто не видит, а дядя Эдик очень вовремя, словно бы случайно, прибавил звук в телевизоре.

Двоюродному младшему брату своей мамы Хельга прощает всё, чем я и не преминул воспользоваться, благо на грохот музыки из «Пиратов Карибского моря» прекрасно ложится хруст ломаемых шейных позвонков. Избавиться от тела там же, на балконе, было невозможно – не вниз же его бросать? Попадёшь на чью-нибудь навороченную иномарку и будешь слушать вопли сигнализации до самого утра. А как потом бы вопил хозяин машины, обнаружив на помятом капоте тушку чёрного зверька без шерсти, с впечатляющей пастью на сорок шесть жёлтых зубов и ядовитой иглой в кончике хвоста…

Естественно, я быстро унёс трупик на кухню и сунул в мусорный мешок под раковиной. Добрый Эд, прискакав на одной ножке, сделал мне пальцем козу и быстро навалил поверх демона три скомканные газеты. Временами к нему возвращается разум, но ненадолго и без хоть какой-нибудь периодичности…

– Хельга, завтрак на столе!

– Иду, па… – Дочь на ходу чмокнула меня в щёку и осторожно опустилась на кованый табурет. Идею заменить добрую половину мебели в доме подсказала она сама, после того как с прошлого полугодия разломала три табуретки – одну ореховую, две дубовые. Нормальных людей уже одно это должно было насторожить. Но мы, видимо, ненормальные. И уж точно не совсем люди…

– Что в школе? – привычно интересовался я, снимая лопаточкой свою половину яичницы.

Моя дочь, зацикленная на диком желании похудеть в возрасте неполных восемнадцати, рассеянно грызла яблоко. Дядя Эдик к завтраку не спешил, в любом случае свою долю пусть и холодной яичницы он всегда найдёт на плите.

– Так что в школе? Тебя опять достаёт тот кавказский мальчик с параллельного класса?

– Уже нет…

– Хельга!

– Ну, па?! Чего ты? Я его не трогала… Я вообще никого не трогаю, я добрая и всем улыбаюсь, а когда меня обижают, то, как умная девочка, улыбаюсь два раза и отхожу от хулиганов подальше, так? – Она мрачно отъехала на табуретке к стенке. Слава богу, не так резко, чтоб расцарапать пол и травмировать бетонную стену.

– Ты уже не маленькая, – устало начал я. – Мы не можем менять третью школу. Остался последний год. Просто подыграй своим одноклассникам, тебя многие любят…

– Многие?

– Ну ты говорила о четырёх или пяти подругах. Это немало.

– Па, у них уже есть парни, а я…

– Может, всё-таки поделиться с тобой яичницей?

– Па, да я толстая как не знаю кто! Пятьдесят пять килограмм, какая яичница?!

– Ладно, сдаюсь, – поднял я обе руки вверх. – Так что с тем мальчиком?

– Он ногу сломал.

Я возвёл глаза к небу с выражением непередаваемо-евангельской муки на лице. Если недоумок сломал ногу, означать это могло только одно…

– Он сам виноват! Типа ходит на карате, весь такой крутой, чёрный пояс, весь из себя Брюс Ли горбоносый… Хотел показать всем, как можно пяткой сбить мне заколку.

– И?

– Ну подошёл и ударил ногой сзади, – поступательно, словно объясняя неразумному ребёнку очевидное, добила моя дочь. – По заколке не попал, врезал мне по затылку. Я ойкнула для приличия. У Хасана перелом в трёх местах. Па, ну вот чего ты вечно до всего докапываешься? Я уже не маленькая…

У меня не было слов. Оставалось молча сесть за стол и ковырять вилкой яичницу. Ненавижу это блюдо, но готовить умею только его. Раньше у нас Эд готовил, он умеет всё, но сейчас разленился и на кухню заходит исключительно как потребитель. Если бы только наша мама была…

– Па, я тебя люблю. – Хельга обняла меня сзади за плечи, и её русые волосы сладко щекотнули мне ухо.

– Я тоже тебя люблю. Никому не говори, это тайна.

– Угу, только ты и я, – важно поклялась дочь. С её двухлетнего возраста, то есть с того момента, как пропала её мать, эти слова стали нашим ежедневным ритуалом. Неким обманом всего мира или всех миров. Граничарам лучше не любить, это делает таких, как мы, уязвимыми для врага. А нас и без того очень немного…

Через пятнадцать минут Хельга накинула лёгкую куртку с капюшоном и, цапнув сумку с учебниками, побежала в школу. Из своей берлоги выполз тощий и небритый дядя Эдик, до икоты похожий на того кучерявого артиста, что играет Клавдию Цветочек в «Новых русских бабках». Сходство добавлял ещё и тот факт, что оставшийся мне в нагрузку родственничек порой обожал переодеваться в женские платья. Он у нас реально сумасшедший, у него и справка есть, всегда носит её с собой, на всякий случай.

– Привет, Ставр!

Я не ответил. Да, собственно, Эд и не нуждался, ему всегда более важен зритель, чем собеседник.

– Девчонке скоро восемнадцать. До какой поры ты намерен скрывать от неё, кто она такая?

– Кто я такой, мне сказали лишь на распределении, в двадцать пять.

– Времена изменились. – Двоюродный брат моей жены имел дурную привычку в разговоре подавать общеизвестные вещи как последнее божественное откровение. – Хельга вчера призналась, что подозревает…

– Что?

– Подозревает.

– Кого?

– Тебя, не меня же! Со мной всё ясно, я псих, все так говорят. Наша малышка больше не верит, что её папа скромный антиквар с очень короткими, но частыми командировками по стране. И ты спрятал молоток!

– Какой молоток? – сбился я, погружённый в невесёлые мысли. – Ты о чём… А, это!

– Ты спрятал от меня молоток, – обиженно дожёвывая холодную яичницу, наклонился он ко мне и хлюпнул носом. – Три дня назад мне пришлось драться с саблезубым тираннозавром на кулаках! Где мой молоток? Ты забрал его. Верни. Мне папа подарил!

– Эд…

– Он мой!

– Там, кажется, мультфильмы по каналу «Карусель», – соврал я, но он сразу купился, сумасшедшие порой так трогательно доверчивы.

Дядя Эдик торжественно промаршировал в свою комнату, а я вытер нервный пот со лба. Какой ему молоток?! Он им в последний раз пользовался лет пять назад и уже не помнит, что, убивая одного-единственного тальцвурума-кривозуба, разнёс к чертям собачьим половину консервного завода и недостроенную девятиэтажку. Какой вышел взрыв, когда его молот попал в цистерну томатной пасты! МЧС трое суток отмывало новый Драматический театр…

А ведь за всё отвечал перед Комитетом я! С него-то как с гуся вода, он же псих. И не буду врать, что к этому можно хоть когда-нибудь привыкнуть.

– Ну что ж, осталось убрать посуду, – пробормотал я, привставая. – Выписать новые книги на Озоне, и за работу. Надеюсь, сегодня мы попробуем обойтись без приключений.

Нет, ну серьёзно, не могут же эти твари выползать из-за Граней каждое моё дежурство. В любом случае следовало обернуться до обеда. В пятнадцать тридцать меня ждёт на собрании классная руководительница моей ненаглядной дочери для очередного собеседования. Опять делать серьёзное лицо, печальные глаза и слушать: «Ах, у вас такая сложная девочка, подростковый период, проблемы с коммуникабельностью, советы психолога, и понятно, ей тяжело без мамы…» Иногда честно хочется сказать: «А вы уверены, что с мамой было бы легче?!» Тут ведь надо хорошо понимать, кто у нас мама…

– К тебе белочка пришла, эсэмэску принесла! – противным мультяшным голоском предупредил мой сотовый.

Хельга как-то наустанавливала мне в телефон всяких приколов, фенечек и прибамбасов. Лично я привык, я отец, а вот пассажиры в маршрутном такси пару раз требовали срочной остановки, когда на весь салон раздавался рёв тираннозавра – звонок учительницы.

«Пап я в школе задержусь забери меня в шесть часов Целую»… Да, вот именно так она и пишет, не соблюдая пунктуацию, а зачастую ещё и с ошибками. Причём в школе-то девочка учится на отлично, всякие конференции, олимпиады, конкурсы и соревнования… На неё просто молятся. Хельга – умничка, способная отстоять честь своего учебного заведения где угодно, хоть в учёбе, хоть в спорте! Но вот почему она ТАК пишет смс?! Не понимаю…

«Ок, лапка. Заберу!» – быстро набрал я и направился в спальню. Ковёр на стене, современный псевдогобелен, изображающий интерьер средневекового замка, полка с книгами, прикроватная тумбочка, широкая двуспальная кровать. Одна половина моя, другая холодная уже много лет.

– Эд, ты со мной?

– Нет. Да. Я ещё не решил! У меня перепады настроения.

– Тогда догоняй.

Он невнятно пробормотал что-то между «иди ты лесом» и «земля тебе пухом». Сумасшедший, я давно не обижаюсь. Да и некогда. Я выложил из кармана сотовый, снял наручные часы, освободил карманы от всякой мелочи – монет, билетов в кино, чеков из банкомата, флешки на восемь гигов, ключей от квартиры. Ничего лишнего, закон Граней. Хватит и того, что я вечно возвращаюсь в замок в одежде, не соответствующей исторической эпохе…

– Эд, если Хельга придёт раньше, скажи, что я на работе.

Ответа не последовало, но я знал, что он меня слышал. Встал на кровать, зажмурился, мысленно сосчитал до десяти и спокойно шагнул лбом в стену. Гобелен на мгновение качнулся, открывая мне путь, а в следующую минуту я уже шёл широким шагом по гулким коридорам своего замка.

– Лорд Белхорст, вы вернулись!

– Да, мой мальчик. – Я на ходу принял из рук подбежавшего пажа домашний шерстяной плащ серого цвета с эмалевой пряжкой, изображающей голову белого волка. – Что нового, Метью?

– Грани беспокойны, лорд.

– Я спросил, что нового?

– Ах да, простите. – Тощий парнишка совсем смутился, ероша короткие волосы. – Замок был атакован ночью, были ранены трое часовых. Ваш конь разнёс стойло. Горгулий видели в районе Сторожевых гор, говорят, они осмелели настолько, что нападают на стада овец.

– У пастухов есть луки.

– Да, но я не… – Он сбился с шага.

– Что-то ещё?

– Леди Мелисса…

– Скажите ей – «нет»!

– Она уже в замке, мой лорд.

Дьявол побери эту озабоченную старуху! Я, рыча, ворвался в свои покои и потребовал вызвать ко мне Седрика. Старый оруженосец прошёл со мной сотню походов, он до сих пор считает меня ребёнком, ворчлив как не знаю кто, но в этом мире у меня нет более надёжного друга. Опытный воин, участник Второго и Третьего крестового похода за Гроб Господень, бритый, страшный и могучий, как медведь, и верный, как сторожевой пёс.

Я зашёл в отдельную комнату, не дожидаясь слуг, переоделся сообразно положению. Здесь, в замке Кость, я лорд Белхорст, наследник родовых земель, двух мостов, половины Чёрного леса, выхода к горному перевалу и длинного участка Граней. Мой клан – клан Белого Волка, у меня под началом двенадцать всадников и десяток лучников, я знаковая фигура в здешних краях. Звучит солидно, если не знать, что земли заброшены, замок обветшал, крестьяне едва сводят концы с концами, лес напирает с каждым годом, а твари из-за Граней хозяйничают у нас почти безнаказанно. Ну исключая те случаи, когда мы успеваем догнать их, а это бывает не так уж редко…

– Собственно, за что нас и не любят, – сам себе напомнил я, оборачиваясь. – Седрик?

– Сир?

После двух Крестовых походов он всегда приветствовал меня на восточный манер, от слова «сердар» – военачальник. И вечно отвечал вопросом на вопрос…

– Говорят, у нас проблемы на севере Граней?

– Неужели, сир?

– Ты издеваешься?

– Как я смею?! – Он привычно опустился на одно колено, не убирая ладони с рукояти меча.

– Проблемы настолько серьёзны?

– Могут ли быть серьёзны две спалённые деревни? Сущие мелочи, недостойные упоминания, нет?

– Седрик, – рыкнул я, берясь за пояс с узким кинжалом в простых ножнах. – У тебя есть совесть?!

– Это так важно, сир? – Он протянул мне длинный меч с перевязью и помог застегнуть пряжку ремня. – Прикажете седлать коней или сначала примете старую леди?

– Старую вешалку, – поправил я.

Выбор был слишком очевиден: либо ехать за Грани, рискуя своей жизнью и жизнями моих людей, рубиться с потусторонними тварями, возвращаться к ночи в крови, поту и гари, либо – сидеть у камина, распивая кларет и беседуя с пожилой стервозной дамой, не утратившей элегантности и определённой доли изящного образования, полученного при дворе. Собственно, что тут и думать…

– Сир, а правду говорят, что леди Мелисса после первого же глотка вина раздвигает колени и лезет целоваться?

– Да! – опомнился я. – Седрик, седлай коней! Мы никому не позволим жечь наши земли.

Он улыбнулся уголком рта, что превращало изрезанное шрамами лицо в уродливую маску, наводящую ужас на врагов. Я набросил на плечи плащ из шкуры белого полярного волка. Стрелы не пробивали её, мечи соскальзывали. Мне самому довелось убить этого могучего зверя много лет назад, вогнав ему копьё прямо в глотку. Волк из свиты Фенрира, даже умирая, успел перекусить древко, добраться до меня, свалить с коня в снег, но мои руки оказались сильнее. В этом бою я впервые познакомился с «дядей Эдиком», он тоже хотел меня убить, и если б не его сестра…

Центурион, огромный боевой конь, чёрный, как мрак преисподней, прямой потомок Буцефала, коня Александра Македонского, едва повёл левым ухом. Я прокашлялся.

– Приветствую тебя, мой друг, хозяин и господин, – с непередаваемым оттенком почтения и иронии поклонился Центурион, картинно встряхивая гривой. – Принёс что-то новенькое?

– Принесу завтра, – пообещал я. – Мне доложили, что ты здесь что-то поломал.

– Я был слегка на взводе, «Прощай, Гульсары!» – страшная вещь. Как он мог, как они все могли?! Ну саданул разок копытом в стену… Да там ремонта на полдня, больше разговоров!

Обычному жеребцу далеко не всегда позволяют разговаривать, а этот ещё и обожал читать! Воплощённая мечта всех чаяний конелюба Невзорова, не находите? Я не находил, поскольку слишком хорошо знал эту своенравную скотину. Речь не о Невзорове…

– Знаешь, мне давно хотелось поговорить с тобой о феномене Дарьи Донцовой. Я прочёл практически все её книги, десятка два, наверное…

– У неё их больше.

– Да-да, помню. Не буду врать, что это высокая литература, но чтобы объективно критиковать, надо как минимум прочесть. Не так ли?

– Так.

– Приятно, что ты разделяешь конструктивность моих филологических взглядов. – Чёрный конь чуть подвинулся, пропуская меня в денник. – Так вот, о чём это мы? Мне кажется, концептуально цикл о Таракановой ничем не отличается от цикла о Подушкине. Сюжетные составляющие изменяются лишь под влиянием гендерного фактора, не более… Что ты делаешь?

– Седлаю тебя.

– Э-э, погоди, мы вроде бы говорим о литературе?!

– Знаешь, моя дочь практически не читает книг, – на миг задумался я. – То есть совсем ничего не читает, кроме необходимого в рамках школьной программы.

– Это грустно… – Поняв, что от похода не отвертеться, Центурион повесил голову. – Но что, если бы я мог показать ей некоторые достойные тексты, способные затронуть невинную душу пятилетнего дитяти?

– Ей почти восемнадцать.

– И она ещё не замужем?!

– Слава богу, нет, – мысленно перекрестился я. – Последнему претенденту на её внимание наложили гипс на три перелома. И парню ещё крупно повезло, что она не дала сдачи.

– Девочка пошла в маму, – задумчиво качнул гривой чёрный конь, пока я затягивал подпруги. – А что в ней твоего, Белхорст?

– Глаза, – подумав, ответил я. – И ещё упрямство.

– Не лучшее качество…

– Я и не спорю.

– В споре дохнет истина, а побеждает сильнейший, – двойственно резюмировал мой болтливый конь, чьих губ никогда не касалось железо удил. Он прекрасно слушался меня и без боли. Ну то есть пока мы как-то умудрялись находить общий язык…

Я вывел его во двор, держась за пышную гриву. Седрик и десять воинов при полном доспехе склонили головы:

– Лорд Белхорст!

– Парни! – возвысил я голос, прекрасно помня свою роль. – Враг из-за Граней сжёг две наших деревни. Жители остались без крова, дети осиротели, пахари потеряли свою землю. Ваши мечи не заржавели в ножнах?

– Нет, наш лорд! Веди нас, Белый Волк! Смерть тварям из преисподней!

Выкрики были традиционным подтверждением вассальной верности. Я тоже играл в ту же игру и был обязан соответствовать древним обычаям, иначе кто бы за мной пошёл…

– Загоним мерзких чудовищ в их смердящие норы! Убьём всех, кто посмеет встать у нас на пути! Замку Кость быть вечной костью в горле наших врагов!

Мои воины взорвались хором одобрительных выкриков и бряцаньем мечей по щитам. Без фанатизма, но со вкусом и расстановкой.

– Ты умеешь завести толпу, – без зависти констатировал Центурион, пока я прыгал в седло. – Надеюсь, мне не надо рвать задницу, лететь чёрт-те куда на полных парах? Не забывай, что я всё-таки конь, а не крутой байк твоего времени…

– Сболтнёшь хоть кому, что я тайком таскаю тебе «Плейбой» и «Маksim», придушу в твоём же стойле, – шёпотом предупредил я.

– Поздно, дорогой друг. Узнай все, что я разговариваю, читаю и мыслю… да меня, к Юпитеру, спалит святая инквизиция!

Ну, пожалуй, в этом смысле он переборщил, многие животные разговаривают, факт общеизвестный, и церковь в большинстве случаев закрывает на это глаза. Хотя фанатичные миссионеры и проповедники всех мастей активно требуют с амвонов законодательно запретить лошадям разговаривать на том основании, что в Библии не написано, будто бы у животных есть душа. А раз нет души, то и заткнитесь! Или хуже будет. И многим уже было…

Увы, кое в чём Центурион был прав. Единственно, кого мог опасаться вольный феодал, живущий у самых Граней, так это мрачных эмиссаров святой инквизиции. Суровые, неулыбчивые монахи, приходящие к вам только с одной целью – «передача всего вашего имущества, земель, недвижимости, скота и прочего в пользу церкви!». В противном случае вас объявят еретиком и рано или поздно, но добьются вашего сожжения. До сих пор мы как-то умудрялись сохранять хлипкий компромисс…

– По коням? – уточнил Седрик, и я махнул рукой, мысленно проклиная собственную забывчивость. Центурион вырвался вперёд, никому не позволяя обогнать себя любимого. Он не нуждался в моём управлении, оптимально выбирая дорогу как на так называемой федеральной трассе, так и в густом перелесье, на оленьей тропе, куда мы свернули меньше чем через полчаса. В отличие от всех нормальных лошадей, он выбирал те дорожки, где мне не приходилось бы пригибаться под ветвями. Другим лошадям, как известно, это глубоко пофиг, наездники, не раз ловившие ветками поперёк груди, меня поймут.

– Сир? – Подскакивая на рыжем коне, Седрик попытался остановить меня вопросом. – Что, если они успели подготовиться к нашему визиту?

– Мы с тобой ударим лоб в лоб, – крикнул я, отворачиваясь от бьющей в лицо конской гривы. – Наши воины идут в обход и берут деревню в клещи, перекрывая тварям выход. Пленных не брать!

– А когда мы их брали, сир?

Хороший вопрос. Риторический. Не требующий ответа. Люблю такие. Он абсолютно прав, монстроподобные твари из Закордонья, которые лезут к нам, когда Грани зыбки и между ними появляются узкие тропы, заслуживают одного – немедленного уничтожения! У них нет разума, с ними нельзя договариваться, их можно только убивать, покуда они не убили тебя. Либо – либо. Если б и в вопросах воспитания дочери всё было так же легко. По крайней мере, столь же доступно и понятно…

Мы доскакали до первых полей примерно за час. Здесь была дальняя деревня, прочие поселения старались ютиться поближе к замку, даже если платить за это приходилось втридорога. Люди просто хотят жить, и если мне пришлось стать их господином, я и должен отвечать за их безопасность…

– Могу я попросить вас умерить пыл коня? – с трудом докричался до меня Седрик. – Вы ведь не обидитесь, если первым на пепелище шагну я?

– Нет, друг мой, только плечом к плечу. Два меча надёжнее, чем один.

– И почему я был так уверен, что вы откажетесь?

– Ты слишком хорошо знаешь меня, старый лис. – Удовлетворённо потянувшись, я махнул рукой налево – пятеро всадников ушли в обход, потом направо – ещё пятеро должны замкнуть клещи. Мы с Седриком войдём в главные ворота, нечисть такое любит и даже радуется, пока не обломает зубы о нашу сталь…

– Сир?

Я молча вытянул меч из ножен, показывая, что его предупреждение услышано. Наши кони осторожно шагнули в полусгоревшую арку ворот. В ноздри ударил запах гари и палёного мяса. Седрик послал своего молчаливого жеребца на корпус вперёд.

– Они здесь? – Я склонился к гриве Центуриона.

– Да. Штук десять. Но боже меня упаси, если я ещё раз полезу из-за тебя в драку, – сипло отшатнулся чёрный конь. – Между прочим, у меня с прошлого раза копыта толком не отмыты. Этот небрежный мальчишка-конюх…

– Можно о нём позднее?

– Когда?! У тебя вечно нет времени меня выслушать!

– Хочешь яблоко?

– Да!

– Тогда сделай милость, помолчи, ради всего святого. – Я проследил за взглядом Седрика и, спрыгнув с седла, опустился на одно колено, подняв меч над головой. На остриё в тот же миг напоролся спрыгнувший убыр. Кровососущая тварь, без мозгов и без глаз, ориентирующаяся лишь на запах тёплого человеческого тела. Один есть. Где остальные?

Седрик нарочито медленно сполз с лошади, шагнул ко мне и одним коротким взмахом отправил кинжал в чёрный зев полусгоревшей хижины. Предсмертный хрип зверя лишний раз доказал, что рука моего напарника всё так же тверда. Мгновением позже воздух вздрогнул от дикого воя убыров. Они лезли отовсюду: из развалин зданий, из-за почерневших каменных заборов, из всё ещё дымящегося колодца и даже из-под земли. Мои люди дождались, пока они собьются в неуправляемую толпу, пытаясь окружить нас с Седриком, и только тогда ударили в копья. На коротком расстоянии, в узких деревенских улочках, любое построение конницы обернётся против неё же. Но десяток всадников, напавших со всех сторон одновременно и неумолимо разящих сверху, способны превратить битву в побоище. С нечистью было покончено в несколько минут. Мы не потеряли ни одного человека. Двое были ранены, но легко.

– Осмотреть здесь всё! Я хочу знать, где жители. Убиты, съедены, заперты, угнаны в рабство? Найдите хоть одного свидетеля!

Седрик махнул рукой двум воинам, велев остаться со мной, прочие бросились исполнять приказание.

Мы нашли следы крови, три обглоданных скелета и следы огромных колёс. Такие служат для перевозки клеток с людьми. Значит, набег убыров спровоцирован работорговцами.

– Снова за Грани, сир?

– Да, мой друг, – я растерянно потёр лоб, – но не сейчас. Во-первых, мне нужен Эд, а во-вторых, я не успеваю забрать дочь из школы. Мы нагоним их ночью.

– Ваша малышка не хочет вновь навестить замок?

– Она была здесь, но очень давно. Тогда ей было три годика, а сейчас она почти совершеннолетняя, у неё уже паспорт. Слава богам, она ничего не помнит. И я хочу, чтоб она как можно дольше пребывала в этом счастливом неведении…

Возвращение домой проходило через тот же коридор: на белёной стене была грубо нарисована старая фреска в псевдоитальянском стиле. Не знаю, кто и когда активировал этот портал, к моему вступлению на службу он был вполне рабочий, ориентирован только на два направления: к ним – от них. Мне достаточно было коснуться рукой любой точки на фреске, и…

Когда я вышел из гобелена, у меня оставалось ровно пятнадцать минут, чтобы принять душ, переодеться, замазать эпланом царапину на щеке и… всё равно опоздать к Хельге на собрание. Она дожидалась меня на школьном дворе, задумчивая и одинокая.

– Прости, лапка, я задержался…

– Ничего. – Она поддержала меня под локоть. – Тебе всё равно было бы там неинтересно.

– Что сказала классная руководительница?

– Так…

– И все?

– Ну, она… Короче, поговорили…

– Без «короче», не вульгаризируй свою речь, ты же у меня умная девочка, – попросил я.

Она отвернулась, задирая нос, чтобы скрыть слёзы. А положение, выходит, сложнее, чем я думал. Моё сердце разрывалось от жалости к своему ребёнку и от ярости ко всем тем, кто обижал её, вгонял в общепринятые рамки, переделывал, адаптируя к жизни в социуме, и даже не пытался понять. Все педагоги желали ей добра, на неё делала высокие ставки завуч, с ней первой здоровался директор, ей прочили большое и солидное будущее с красной дорожкой в любой вуз.

Но единственное, что им было интересно: «А кем ты хочешь стать?» Моя дочь не находила ответа. Со своими данными она могла бы стать кем угодно, поэтому её больше занимал вопрос не «кем я хочу быть», а «кто я сейчас»…

– Ты где был?

– На работе, – привычно соврал и не соврал я.

– А где порезался?

– Случайно, когда брился.

– Папуль, будь осторожней, с такими вещами не шутят – бац, и заражение!

Угу, мысленно согласился я, когда в следующий раз полезу в драку с убырами или другими адскими тварями из-за Граней, то непременно попрошу их не царапаться, а то бац – и у меня заражение! Мы улыбнулись друг другу и почти дошли до дома, когда лёгкая сентябрьская прохлада вдруг резко сменилась ледяным холодом. Мир неузнаваемо изменился, вокруг нас завибрировал воздух, искажая всё вокруг, словно огромные кривые зеркала.

– Па-а, это чё?! – Пальцы Хельги так сжали мой локоть, что любому другому она бы уже размозжила кости.

– Собственно, что? – попытался уклониться я. – У тебя не кружится голова, родная? Лучше закрой глаза, ни о чём не думай и…

– Па-а! – Воодушевлённо подпрыгивая, она ткнула пальцем вперёд. – Там всадники! Это кино снимают или флешмоб с толкиенутыми?

Нет, ни то ни другое. Всё замерло, словно щёлкнул кадр фотоаппарата, прохожие, автомобили, пролетающая оса, играющий ребёнок, подбросивший мяч, тупо уставившаяся на нас дворовая кошка – всё застыло в прозрачной стекловидной массе, без предупреждения затопившей реальность. Два высоких всадника в серебряных латах и высоких рогатых шлемах, на мохнатых белых конях, встали напротив нас, неприступные и огромные, как скалы фьордов. Казалось, их лица были вырублены из мокрого гранита, а борода и брови больше походили на густые заросли северного мха.

– Срок! – рокочущим громом раздалось над нашими головами.

– Они разговаривают?! Прикольна-а-а…

– Срок вышел, Белый Волк! Отдай то, что взял на время.

– Круто, пап, да?! А кому это он? – Хельга потеребила меня за рукав. – А почему всё стихло? Все уснули, что ли? А можно я поглажу лошадку?..

– Нет, – твёрдо запретил я. – Коснёшься хоть волоска на гривах коней из Закордонья и уже никогда не вспомнишь себя.

– Мы не смеем причинить вред принцессе! – В грохоте слов проскользнул оттенок укоризны. – Зачем ты держишь в неведении дочь Повелительницы, смертный?

– Па-ап, это он к тебе обращается?! – наконец-то осознала моя натуральная блондинка. – Ва-а-аще-е… Ну скажи, скажи им тоже чё-нить такое!

Я цыкнул на неё и, выдохнув, обернулся к стражам:

– Срок ещё не вышел.

– Осталось меньше четырёх месяцев…

– Тем не менее!

– Она нужна нам. Ты знаешь причину и следствие. Ей не место в твоём мире.

– Да-да, мне говорили, что у богов другие планы, – чуть поднапрягся я, привычно закрывая Хельгу грудью. Нахалка вовсю пыталась щёлкнуть всадников на свой сотовый…

– До Срока она никуда не пойдёт.

– Угу, папа меня вечно никуда одну не пускает, – надулась моя лапка. – Но я всё равно его люблю.

– Спасибо, милая…

– Отдай. – Один из всадников до половины вытащил из ножен призрачный меч.

У Хельги глаза округлились от восторга, но я-то знал, что если Страж обнажает оружие, то не сможет вернуть его в ножны, не обагрив кровью.

– До Срока, – напомнил я. – До Срока никто – ни человек, ни бог, ни сущность – не вправе…

– Мир меняется, Белый Волк.

Огромный меч взлетел над головой всадника, описывая сияющий круг, и… что-то крохотное, свистнув в воздухе, с невероятной силой прилетело ему по рогатому шлему. Страж изумлённо хрюкнул, едва не сверзившись с лошади. Второй успел подхватить его, поправляя на голове боевого товарища шлем, смятый, как вафельный стаканчик из-под мороженого.

– Мы вернёмся.

Всадники беззвучно растаяли в ожившем воздухе.

– Это было… это… я… я щас… визжать буду! Па-а, как всё здорово-о!!!

Я молча выдохнул, сделал два шага вперёд и подобрал молоток. Обычный. Из магазина строительных инструментов. Если бы Эд добрался до своего…

– Хельга, с вами всё в порядке? – Наш психически больной родственничек счастливо махал рукой с балкона. – Скажи своему строгому папе, что я варил пельмени и не знаю теперь, как выковырять их из электрического чайника. Ты мне поможешь, правда?

– Дядя Эдик… – Хельга мрачно уставилась на меня. – Па, ты чего опять оставил тяжёлые предметы в его досягаемости, да ещё и не запер балкон?

– Забыл. То есть замотался. Тяжёлый день, понимаешь ли…

– Папа, он псих. У него справка есть. А если бы он кому-нибудь по голове попал?

– Я и попал! – гордо ответили сверху. – Детка, в юности я был чемпионом зимних Олимпийских игр в Уганде по метанию молота!

– Врёт? – сощурилась моя дочь.

– Врёт, – подтвердил я частичную правду. – В Уганде никогда не было зимних Олимпийских игр.

Про то, что её дядя действительно мировой чемпион по метанию молота, толканию ядра и вообще киданию в цель любыми предметами, лучше было пока умолчать.

– Слушай, а что это были за великаны на белых лошадях?

– Милая, ты снова? Какие великаны, какие лошади, какой срок?

Упс… Я не успел вовремя прикусить язык, и в её глазах зажглась синяя искорка подозрений. Ещё минута, и погасить возродившееся из искры пламя не смогут все океаны мира. Мне и так удавалось морочить ей голову уже лет пятнадцать, с того времени, как она вообще начала задавать неприятные вопросы…

– Па-а!..

Я тоскливо уставился на балкон, надеясь, что Эду взбредёт в голову раздеться до трусов и сплясать ирландский степ, это могло хоть как-то отвлечь Хельгу. А может, и нет – он при ней и не такое вытворял…

– Па-па, – уже с нажимом повторила она.

Господи, как быстро выросла моя девочка и как же она становится похожа на свою мать…

– Ладно, идём домой. Нам надо серьёзно поговорить.

– Насколько серьёзно?

– Настолько, что… кажется, мы не дойдём до дома. – Я резко перехватил её руку, потянувшуюся с ключом к электронному замку домофона.

Хельга удивлённо вскинула брови. Я отошёл на шаг и с размаху ударил по двери ногой. Тень всхлипнула, уродливым пятном сползая вниз. Эти оборотные из-за Граней способны принимать любой облик. Я насмотрелся их там, но не ждал здесь…

– Бежим!

За нашими спинами безмолвно встали трое рослых парней. Не твари и не оборотни, люди. Плохие люди. Наёмник, убивающий за деньги, редко может позволить себе роскошь оставаться хорошим человеком.

– Папаша, девочка идёт с нами.

– Хельга, беги в школу, – тихо попросил я. – Потом позвони дяде Эдику и скажи, чтобы…

Уверенная рука моей дочери хладнокровно сдвинула меня на пару метров в сторону.

– Чё надо, уроды?! Кто по реанимации соскучился, кому трепанацию об асфальт устроить или в канализационный люк башкой макнуть? Подходи без очереди! Мой папа всех вас уделает! – Грозно закончив тираду, Хельга так же ловко вернула меня на место и спряталась за моей спиной, как мышка.

А я-то думал, она сама собиралась всех…

Немногословные парни переглянулись и пошли вперёд, сжимая меня в кольцо. Будь под рукой меч, никто на всём Севере не дал бы и половины гроша за их жизнь. Но меча не было. Зато очухавшаяся тень, мимикрируя в чугунные цепи, бросилась на меня, сковывая до колен.

Наёмники кинулись одновременно, так профессионально используя своё численное преимущество, что я почувствовал себя боксёрской грушей. Меня били по большей части ногами, высокие удары в стиле кикбоксинга и карате. Я закрывался, как мог, но у меня две руки, а у них на троих шесть ног. Хельга опомнилась, лишь когда я пропустил тяжёлый удар в висок и едва не потерял сознание. Она встретилась со мной взглядом, молча умоляя ей разрешить…

– Один раз, – прошептал я разбитыми в кровь губами.

Через мгновение трое наёмников были переломаны так, что не всякий травматолог возьмётся загипсовывать, а оборотня она вообще порвала на четыре части, размазав половину о кирпичную стену дома, там, где обычно клеят объявления. Вряд ли тень рискнёт второй раз сунуться в наш мир, эти твари хорошо запоминают такие уроки.

– Ты у меня герой! – Моё дитя помогло мне подняться и, поддерживая за плечи, как в фильмах про войну, довело до дверей подъезда. Уже в лифте она внимательно осмотрела мои раны и весомо добавила: – Ты обещал всё рассказать.

Я попробовал изобразить недоумение, но с побитой физиономией это всегда трудно, да и, пожалуй, больно. Короче, у меня не получилось…

– Что у вас там была за битва при Фермопилах? – Дядя Эдик встретил меня с мокрым полотенцем на плече и откупоренным пузырьком зелёнки наперевес.

– Мне и самой интересно, – охотно поддержала его Хельга. – Сейчас вымою руки, и вместе спросим!

Эд внимательно посмотрел на меня, всё понял, отхлебнул зелёнки, занюхал рукавом и выразительно, не без актёрства, изобразил судороги повешенного.

– А без аллегорий?

– Ты влип.

Это я понимал и без него. Элементарно хотелось капельки сочувствия или утешения. Ни на то, ни на другое мой случайный родственник просто не был запрограммирован. Ладно, я прошёл в ванную, смыл начавшую подсыхать кровь, обработал лицо эпланом, пару глубоких царапин заклеил пластырем и, гордо подняв голову, пошёл на эшафот. То есть на кухню, где меня неумолимо ждала моя нежно любимая дочь. Да, насчёт гордо поднятой головы я соврал…

– Может, отложим слушание дела до выходных?

– Ни фига, папуля, я хочу знать всё сейчас! – Она усадила меня на диван и встала напротив, сложив руки на груди. – Ну?

– Спрашивай.

– Кто были эти гоблины на лошадях?

– Инеистые великаны. Ранее встречались в древнескандинавских мифах, были почти полностью истреблены в рагнарёк. Те, кто выжил, сменили имидж и поступили на службу к Забытым Богам.

– Не убедил, – на всякий случай нажала она. Я повёл плечами, если мой ответ не устраивает, то ищи свой. Хельга всегда меня понимала правильно, поэтому кивнула. – Ладно, первый зачёт. Но ты бессовестно воспользовался тем, что я про это ничего не читала.

– Твои проблемы, милая.

– Это нечестно, па!

– Дом полон книг.

– Ага! Я, значит, учусь, помогаю по квартире, хожу на дополнительные занятия, посещаю все кружки и лекции, а ты хочешь, чтоб я ещё и читала?! У меня и так нет детства!

– Не драматизируй. – Я протянул руку и пощекотал её под ребром.

Хельга взвизгнула, рассмеялась, но, увы, не забыла, кто у нас сегодня главный ответчик.

– Второй вопрос. Что они там несли про какой-то срок?

– Твоё восемнадцатилетие, – неохотно ответил я.

– И?

– Ну ты уже давно замечала, что… что не совсем такая, как все, да? Ты сильнее любого мужчины, ты нечувствительна к боли, не задумываясь, переносишь жару и холод, тебя слушаются животные, ты легко схватываешь знания. В общем, всё это от мамы.

– Мама умерла, когда я была совсем малень…

– Да, можно сказать и так. – Я не сумел заставить себя вновь солгать ей. – Твоя мама… Она любила тебя. И, думаю, любит до сих пор, просто она сейчас не рядом с нами.

– Я понимаю. – Голос девочки дрогнул, но в глазах по-прежнему светилось упрямство. – Ты начал с того, что я не такая и типа, короче, это из-за мамы. А кто у нас мама?

– Богиня.

– Ты говорил, стюардесса!

– Ну, она любила летать…

Хельга быстро шагнула ко мне, приложила ладонь к моему лбу, удостоверилась, что температуры нет, и продолжила:

– А ты тогда кто такой?

– Я?

– Ты! Отвечай быстро, взгляд не отводить, в глаза смотреть! Ты тоже бог?

– Нет.

– Полубог?

– Нет. Я… герой. Профессия такая.

– А он? – Палец Хельги указал на прокрадывающегося в туалет дядю Эдика.

– Он бог.

– …?!!

– Бог. Но псих. Такое иногда бывает.

Моя дочь выпрямилась, засопела, плотно, до белизны, сжав губы, и опрометью бросилась к себе в комнату. Хлопнула дверь, минутой позже раздались приглушённые рыдания в подушку.

– У тебя редкий талант говорить с детьми, – тихо присвистнул вернувшийся Эд, привычно шаря взглядом по сторонам в поиске тяжёлых предметов. – До сих пор никак не пойму, каким невероятным чудом сестрёнка выбрала именно тебя?

– Женская душа – потёмки, – согласился я, массируя пальцами виски. – Что будем делать? Хельга выросла. Боги хотят забрать её до того, как она сделает Выбор.

– Если это боги, – значимо поправил он.

Я вздрогнул. Он прав. Скорее Фенрир, поймав свой хвост, вывернет себя наизнанку, чем те, кто за Гранями, откажутся переманить мою малышку. Я старался не обращать внимания на то, что в последние два-три года нечисть настолько обнаглела, что лезет в дом граничара едва ли не в форточку! А ещё эти работорговцы с убырами…

– Как замок?

– Стоит, что с ним сделается.

– У тебя на лице написано, что там сплошные проблемы и без меня ты не разберёшься, – устало фыркнул Эд, на пару минут забывая, что он сумасшедший. – Если Хельга уснула, махнём туда оба, время я сдвину.

Это значило, что мы вернёмся практически в тот же миг, что и уйдём. Сдвиг времени – штука непредсказуемая, но он действительно умеет это делать. Впрочем, как и гораздо более сложные штуки…

Всхлипы из соседней комнаты прекратились. Мы многозначительно переглянулись и заткнулись оба. Эмоционально распахнутая дверь хлопнула об косяк, едва не слетая с петель.

– Значит, так! Вы… вы…

– Куда я шёл, никто не помнит? – Дядя Эдик вновь потерял солидную часть рассудка.

– В туалет! – прорычала моя дочь.

– А зачем?

Вместо ответа она молча взяла его за воротник, отнесла на вытянутой руке в туалет, поставила, заперла и включила свет.

– Па-а?

– Да, родная.

– Скажи, что ты всё это придумал!

– Я всё это придумал, – послушно повторил я.

– Ты у меня самый-самый лучший! – Хельга от души чмокнула меня в щёку и, пританцовывая, отправилась к себе.

Я на цыпочках заглянул в её комнату: моя могучая малышка сидела у компьютера, оживлённо общаясь с кем-то В Контакте. Иногда социальные сети хороши уже тем, что дают возможность взрослым заняться своими делами, пока дети обсуждают последние новости, чьи-то гламурные фото, делятся впечатлениями от фильмов с Джонни Деппом и пересылают друг другу приветики. В этом смысле Хельга не слишком отличалась от своих продвинутых сверстников. То есть сейчас у нас с Эдом было время. Я почти силком вытащил его из туалета, подвёл к гобелену, взял за руку и напомнил:

– Минута в минуту, как договорились.

Он широко улыбнулся мне и первым шагнул в стену…

– Лорд Белхорст, вы верну… – привычно приветствовал нас верный Метью, дежуривший в коридоре, но я быстро прикрыл ему рот.

– Мы с сэром Эдом очень спешим. Найди Седрика и скажи, чтоб через десять минут он и лучники были готовы.

– Только лучники, лорд?

– Да.

– Но вы обещали взять меня, мне уже девятнадцать и…

– Твой час ещё не пробил. – Я похлопал его по плечу.

– Не падай духом, мой юный друг, – поддержал меня Эд. – Судя по всему, на ваш замок не сегодня завтра навалятся целые орды неприятелей из-за Граней. Уверен, ты будешь храбро биться на стенах.

– Я не подведу, а… – воодушевлённо воспрянул Метью, краснея и бледнея попеременно.

– А сейчас марш выполнять приказ своего господина!

Мальчишку как ветром сдуло.

– Надеюсь, не этот легкомысленный отрок ухаживает за моими доспехами?

– Нет, ими занимается Седрик.

– Спасибо, а то я уже начал волноваться. Когда он в последний раз полировал мои латы?

– А их надо полировать, сэр Эд? – изумлённо раздалось за нашими спинами.

Старый воин поклонился нам, поочерёдно приложив ладонь правой руки ко лбу и сердцу в восточном приветствии. Память о Крестовых походах и ненавязчивое напоминание о том, что на ветерана не вешают обязанностей новобранца.

– Седрик, – с чувством протянул Эд, приобнимая его за плечи, – скажите мне честно, как мужчина мужчине, вы еврей?

– С чего вы взяли, сэр?

– Вы вечно отвечаете вопросом на вопрос.

– Неужели? – не поверил он.

– Да-да, вот и сейчас ответили.

– Сир, – это уже ко мне. – У вас тоже есть ко мне вопросы не по существу?

– Нет, я лишь хочу, чтобы вы помогли переодеться нашему гостю. Мы с ним отправляемся за Грани.

Седрик понимающе кивнул, с лёгким поклоном предлагая Эду следовать за ним. На самом деле они давние друзья, ни один поход провели рядом, рубясь с врагами плечом к плечу. Северный бог вообще безумно любит Кость, говорит, что этот замок напоминает ему чертоги Вальгаллы. Лично я ни малейшего сходства не нахожу, хотя бывать там доводилось. Тамошние архитекторы были великие мастера своего дела, строили с выдумкой и на века, трудно поверить, что древние пророчества всё равно оказались сильнее этих стен. А потом мир изменился вне всяких предсказаний, и никто ничего не мог поделать. Нам просто пришлось как-то с этим жить…

Центурион дожидался меня в своём стойле, недовольный и ворчливый, как всегда.

– Ты мне книгу принёс? Не принёс. Не поеду!

– Слушай, без обид, но ты всерьёз полагаешь, что я буду тебя спрашивать?! – неторопливо поднимая седло, уточнил я.

Чёрный конь выкатил на меня полные гнева глаза:

– Я – мыслящее существо! Я имею право на собственное волеизъявление! Я не деревянная лошадка на колёсиках!

– Не спорю. Твои предложения?

– Уважай меня как личность!

– Без проблем, – согласился я, подтягивая подпруги. – Живот втяни.

– Чего? – отвлёкся он.

– Живот втяни, говорю, ремень ещё на две дырки застегнуть можно.

– Да легко. – Конь охотно втянул живот и сам сунул морду в оголовье. Железных удил в его зубы никто никогда не совал. Поступать так с говорящей лошадью было бы просто преступлением, недопустимым в здешних краях. По крайней мере, у нас в замке.

Я понял, чего он так ерепенился, только когда увидел стройного Эда, красующегося в серебряных доспехах верхом на изящной андалузской кобылке по кличке Ребекка. Белая как снег, копытца, словно хрустальные стаканчики, щиколотки балерины Павловой. Добавьте к этому густейшую гриву волнами и огромные карие глаза с ресницами вполладони, и вы поймёте, что бедный Центурион пал по всем статьям…

– Это ты из-за неё? – тихо спросил я, наклоняясь в седле.

Конь едва заметно повёл чуткими ушами:

– Если ты меня ей сдашь, я тебя на всём скаку в кусты выброшу, зуб даю!

– Откуда такой жаргон?

Центурион не ответил, гордо вскинув голову и лёгким шагом, бочком-бочком, пристраиваясь поближе к красавице Ребекке. Эд хихикнул в кулачок, приподнялся на стременах и махнул мне рукой. Я покачал головой и в свою очередь дал отмашку Седрику. Три всадника и шестеро пеших лучников, уже без лишних зажигательно-патетических речей, покинули внутренний двор замка Кость.

Первое время мы шли на рысях. Центурион и Ребекка быстро переговаривались на ходу, пока мы с Эдом не обратили внимания на то, о чём они, собственно, треплются.

– Он мой господин? Я тебя умоляю. Этот тощий бледноволосый полумальчик-полумуж скорее мой давний приятель. Я его катаю, да, а что делать? Девочка как-то должна отрабатывать овёс и стойло… – притворно вздыхала кобылка.

– Я называю своего младшим братом, – снисходительно поддакивал ей мой конь. – Он выглядит грозным, но за страшной волчьей шкурой на его плечах порой скрываются такие детские комплексы и страхи. Представляешь, как-то года два назад я слегка укусил его, не со зла, забавы ради, чтоб показать своё расположение, так он чуть не расплакался…

Эд удивлённо покосился на меня. Я закатал рукав до локтя, молча демонстрируя застарелый полукруглый шрам от лошадиных зубов. Слегка укусил, как же…

– Мой не лучше, тоже та ещё неженка. А сегодня, когда седлал меня, так подозрительно нежно похлопал по крупу. Это уже может что-нибудь значить? Может, мне уже пора жаловаться?

– Если тебя это напрягает, я могу поговорить со своим. Так сказать, поставить перед фактом – по какому праву его гость лапает чужих кобыл?!

– Ну это не то чтобы так уж именно лапал. Но ты понимаешь, мужчинам стоит один раз позволить распустить руки, и вот маме уже приходится краснеть за дочку…

– Я всё ему выскажу.

– Ради бога, поделикатнее.

– Ты меня знаешь…

– Вот именно.

Эд обернулся ко мне с умоляющим взглядом – типа можно я прямо здесь задушу эту лживую болтунью собственными руками?! Нет, я категорически покачал головой, давясь от смеха. Он побледнел, мужественно выдержал укоризненный взгляд Центуриона и погрозил мне кулаком.

Из-за леса показались прозрачные вершины Граней, скоро будем на месте.

Седрик повёл седыми бровями, и лучники, повинуясь безмолвному приказу, выстроились в две шеренги от нас, трое слева, трое справа.

– Ты останешься прикрывать тыл.

– Сир, вы уверены, что мой меч не понадобится вам впереди?

– Уверен, Седрик, да и ты не хуже меня знаешь, как убыры любят подкрадываться сзади.

– Надеюсь, сэр Эд прикроет вашу спину? – несколько обиженно пробурчал старый воин, но послушно развернул коня, занимая место в конце нашего отряда.

Грани встретили нас гостеприимным радужным сиянием. Высоченные, под небеса, ледяные скалы, прозрачные, как слеза ребёнка, искрились тысячами самых прекрасных алмазов, надёжно закрывая наши земли от Закордонья. Этот лёд нельзя было растопить ни солнцу, ни пламени, он не пробивался никаким железом, в нём не было щелей, троп или тайных проходов – неровная, вечная, монолитная стена на дальней границе моих владений. Попасть на ту сторону не могли ни люди, ни животные. Впрочем, от нас туда никто и не рвался. А вот каким образом их кровожадные твари оттуда попадали в наш мир…

– Любая дверь объединяет или разъединяет пространства, – философски заметил бывший бог. – А вход и выход часто становятся единым целым.

– Я не поведу туда своих людей.

– Врагов может быть больше двух, – чуть прищурившись, напомнил Эд. – Ты прекрасно знаешь, что, ступая на земли той стороны, считается вежливым оставлять плату.

– Передай своим, что я жутко невоспитанное хамло, не уважающее ничьих традиций!

– Можно подумать, они этого и без меня не знают? Клянусь лужёной глоткой Хеймдалля, ты самый ужасный гость, самый отвратный друг, самый противный…

– А вот в последнем я не был замечен! Иначе твоя сестра выбрала бы другого.

Эд криво улыбнулся. Он прекрасно помнил, что только благодаря моему мечу жив до сих пор. Рагнарёк был для их растоптанного мира страшнее ядерной войны. Кто чудом выжил, кто перебежал на сторону врага, кто вообще спрятался в возрождённом из пепла мире смертных. А его собственная сестра с превеликой радостью выгрызла бы его сердце и съела, пока ещё тёплое, но в тот момент рядом оказался я, прикрыв бога спиной. Что аукается мне до сих пор, ибо моя жена так и не смогла простить мне этого проступка, хотя он первый пытался меня убить…

– Лучники, займите круговую оборону по двое, спина к спине! Трое следят за проходом, трое прикрывают тыл. В моё отсутствие все подчиняются приказам Седрика.

Воины безропотно разошлись по своим местам. Четверо уже ходили со мной к Граням, двое помоложе косились на ледяные вершины со смешанным чувством страха и восхищения. Они с детства слышали страшные легенды об этих скалах и жутких тварях, выползающих под покровом ночи на запах человеческого жилища…

Я знал, что мои люди не подведут, но не имел ни права, ни желания вести их за собой на верную смерть. По крайней мере, не сейчас.

– Уверен, что работорговцы прошли здесь?

– Откуда я могу знать? – безмятежно откликнулся Эд. – За Грани ведёт много троп, нам оставили или слишком много, или слишком мало следов.

– Если я смею спросить, сир? – подал голос Седрик, виновато опустив взгляд. – Разве следы колёс привели нас не в это место?

– Всё не так просто, уважаемый. – Бог в серебряных латах крайне редко опускался до разговоров с людьми, но для этого человека всегда делал исключение. – Нас привели сюда, значит, там – засада. Но они знают, что и мы не идиоты и прекрасно понимаем, что нас там ждёт. Они нас предупредили. Следовательно, пойдём мы или нет, только наше решение. Но лично я обожаю совать голову в петлю. Бессмертие порой так утомительно…

Эд лукавил. Он давно утратил бессмертие и рисковал жизнью точно так же, как все мы. Просто любил блеснуть хотя бы тенью былой славы. Все в замке знали об этой его слабости, даже немного подыгрывали. Центурион нетерпеливо пристукнул копытом, Ребекка поддержала его осторожным фырканьем. Эд вытащил из ножен узкий меч, пробормотал слова заклятия и коснулся холодной сталью прозрачной стены. Раздался тонкий, едва уловимый звук, словно лопнула скрипичная струна. Ледяные глыбы сдвинулись со своих мест плавно, будто бы танцующие белые листья на глади озера. Перед нами открылся узкий проход, не более двух метров в ширину, извилистой, ломаной линией уходящий в сияющую неизвестность. Идти придётся по одному…

Бросив меч в ножны, кудрявый бог толкнул пятками послушную кобылку, первой шагнувшую на ледяную тропу.

– Ждите нас до заката, – обернувшись, приказал я. – Как только солнце коснётся края горизонта, уходите. Седрик, отвечаешь за них головой!

– Вы уверены, что, если не вернётесь, вам будет так уж нужна моя глупая голова? – без тени иронии спросил старый воин.

Действительно, если не вернусь, то вряд ли мне будет дело хоть до чего-то. Что ж, это нормальные издержки профессии. Быть героем иногда очень почётно, но всегда чревато – от обретения призрачной славы до потери реальной жизни.

Я пустил Центуриона вдогонку за ускользающим хвостом его возлюбленной. И мне, и ему уже не раз доводилось бывать за Гранями. Любое путешествие туда похоже на страшную сказку с необратимым концом. Закордонье всегда изменчиво, непостоянно, оно легко заманивает человека, но крайне неохотно выпускает из когтей добычу. Здесь можно получить практически всё: оружие, силу, волшебные артефакты, власть, помощь тёмных союзников, магические книги и запрещённые знания. Оплата одна – кровь. Либо твоя, либо того, кто рядом с тобой. Вопрос в том, кто из вас двоих догадается принести жертву первым.

Открытие троп в Гранях тоже опасное занятие: при первой же возможности твари с их стороны ринутся в любую распахнутую для них щель, ибо наш мир для них лишь охотничьи угодья. Задача таких, как я, по возможности держать на замке свой участок границы и уж тем более никак не лезть на ту сторону самому. Но каждый из граничар рано или поздно нарушает правила. Большинство гибнет, на их место приходят другие. Те, кто выжил, не спешат хвастаться успехом, боясь спугнуть сиюминутную птицу удачи, потому что знают – при первом же случае они пойдут туда снова…

– Думаешь о ней? – безошибочно угадал Эд, хотя я всячески гнал от себя любые мысли о недавнем разговоре с Хельгой. – Ничего, она умная девочка и всё поймёт.

– Она ещё ребёнок. В её годы трудно так, с наскока, без предупреждения, взять и принять, что твой скромный папа – герой чего-то там, а мама просто полузабытая богиня!

– Знаешь, а я вообще не особо заморачивался вопросами своего происхождения. Для богов это редко бывает принципиальным. Многие не имеют ни отца, ни матери, в общепринятом понимании. Прародитель Имир был создан изо льда и пламени, а хищный Фенрир – из недр вечной Тьмы.

– Повторяю, она ещё ребёнок. И, наверное, всегда будет ребёнком для меня.

– Я понимаю твоё желание оградить её от нашей родни, но предначертанного не изменишь. По праву крови она законная принцесса Асгарда!

– Асгард давно разрушен. Древние боги, или то, что от них осталось, побираются жалкими крохами интереса к ним со стороны десятка серьёзных историков да вечно изменчивой толпы молодых фанатов, с равным пылом носящих на шее знак Коловорота, молот Тора или копию Кольца Всевластья…

Эд задумался и замолчал. Видимо, мне всё-таки удалось его задеть. Второй раз он открыл рот, уже только когда ледяная тропа закончилась и мы вышли на заснеженное дикое поле, начало бескрайних пограничных земель Закордонья.

– Вон они. – Его палец указал на пляшущий огонёк далёкого костра.

– Странно, что эти мерзавцы так беспечны…

– Ты прав. Если уж они не попытались спрятать следы, то могли бы оставить здесь хоть какого-нибудь стража.

О нет… Словно бы повинуясь его словам, земля дрогнула и слежавшийся снег зашевелился. Перед нами встали на коленях два инеистых великана. Голые, мускулистые и бородатые, с бездушными глазами, явно не те, что перешли на сторону богов.

– Эти мои, – строго предупредил Эд, хватаясь за меч.

Я не вмешивался, в его жилах клокотала давняя ненависть к этим северным монстрам. Почему-то всю вину за бездарно профуканный рагнарёк молодой бог вешал только на противоположную сторону. Сами жители Асгарда, далеко не безгрешные небожители, для него всегда были вне подозрений и вне критики!

Великаны ощерили сточенные о гранит клыки, вздымая над головами дубины из обломанных сосен, но тот, кто оставил их в засаде, явно недооценил наши силы. Мой родственник бросился вперёд, потратив на них не более полминуты, причём не на каждого, а на обоих сразу. Я никогда не видел никого, кто бы управлялся с мечом лучше Эда. Одному он снёс голову неуловимым взмахом, а в другого швырнул клинок лихо закрученным движением кисти так, что вторая уродливая голова рухнула в равнодушный снег едва ли не быстрее первой. Дальше уже мне пришлось оттаскивать его, непременно желающего плюнуть на тела поверженных врагов, а ещё круче – сплясать на них, высоко подкидывая ноги.

– Это южнобалканская традиция, совершенно не подходящая для жителей Севера, – уговаривал я, вцепившись ему в плечи.

– Отстань! Уйди! Я имею право! У меня нервы! Сейчас попрыгаю с одного на другого, и мне полегчает! Вот почему ты всегда такой вредный?!

– Вредность и стервозность – женские черты. А я умный и предупредительный.

– И о чём ты хочешь меня предупредить?

– О том, что вон там, в нескольких сотнях шагов, три телеги, набитые пленниками. И что мы пришли сюда ради их спасения, а не ради твоей лезгинки на спинах мёртвых великанов. Вернёмся домой, я тебя на дискотеку отпущу!

– Одного?! – с надеждой вскинулся Эд.

– Не перегибай. С Хельгой, разумеется.

Бывший бог подумал и принял компромисс. Он пожал мне руку в знак скрепления устного договора, и мы, пригнувшись, двинулись к мечущемуся на ветру пламени костра. За Гранями всё следует делать быстро, уходить не оборачиваясь, за отставшими не возвращаться. Кто как, а лично я не верил, что мы будем долго оставаться незамеченными…

– Друг мой, ты всерьёз считаешь, что я, древний бог Севера, Защитник драккаров, Сопроводитель путей, внук Полярной звезды, Топор и Молот, Третий рог на пиру, Увеселяющий во время битвы…

– Ты закончил?

– Нет, у меня ещё примерно двадцать восемь имён, – обиженно поджал губки брат моей жены. – Но, как я понимаю, смертный, у тебя нет желания выслушивать их все…

– Ты экстрасенс! Читаешь мои мысли буквально на ходу.

– А ты невежда и грубиян.

– Я в курсе. Так мы идём их спасать?

– Я – иду. Ты – ползёшь, – с улыбкой поправил он. – И пожалуйста, доползи хотя бы к тому моменту, когда надо будет элементарно убрать трупы. А уж трупами я тебя обеспечу, не сомневайся!

Он хмыкнул, подобрал свой меч, оттёр его краем плаща и скользящими шагами пошёл к костру. Меня всегда поражало, почему я проваливаюсь в снег, а он нет. И разница не в весе, просто хрустящие кристаллы снега почему-то принимали Эда за своего, подчиняясь ему, как самой большой, да ещё и теплокровной, снежинке. Я дал ему отойти на десять шагов и по-пластунски пополз следом, стараясь забирать левее. Мне нужно было оказаться в тылу работорговцев до того, как они окончательно примут решение его убить. Надо знать Эда, он всегда ведёт переговоры таким образом, что не убить его просто невозможно…

– Смерть вам, селяне! – Весёлый бог начал, как всегда, с главного, не доходя до противника добрых двадцать шагов. – Не буду врать, что мне жаль вас убивать. Как раз таки наоборот, уж поверьте мне, ибо таки я знаю, что говорю, как выражается моя кобыла. Какой кретин вздумал назвать её иудейским именем? Вы не знаете? Я тоже. Но она умудрилась перенять всё худшее, что вечно раздражало меня в евреях, женщинах и лошадях! Гремучая смесь, не находите?

Шестеро работорговцев, четыре убыра и пять наёмников довольно долго не находили слов, ошарашенные его появлением и столь длинной речью, что она никак не вмещалась в их ограниченные мозги.

– Это кто такой? – приподнялся наконец один самый толстый и самый нервный. – Ему чего надо? Гоните его отсюда. Ходят тут всякие…

– Высокий, болтливый, глупый, и в руках всего лишь один меч, – криво усмехнулся второй, с пробивающейся бородкой, возможно, сын первого. – Эй, парни, взять его! Одним рабом больше, а лишнего золота не бывает, правда?

Трое наёмников ответили ему согласным хохотом, двое оказались умнее, схватившись за оружие и лихорадочно оглядываясь по сторонам. Я продолжал ползти в снегу, искренне надеясь, что мой безумный (даже когда в себе!) родственничек сумеет ещё хоть немного их отвлечь.

– Вы что, всерьёз думаете, что сумеете меня остановить?! – Эд внаглую пёр на толстого, сознательно не замечая готовящихся к атаке наёмников. – Нет, я не прошу вас бежать, не предлагаю сдаться, я лишь надеюсь, что у вас есть хоть какие-то боги, которые примут такие поганые души и не побрезгуют своими руками швырнуть их в ближайшее вместилище смрада и тлена!

Последние два слова он произнёс уже в круговом движении, кончиками пальцев помогая топору первого наёмника изменить траекторию и влететь в голову второго. Дальше в снежной пыли началась совершенно безумная круговерть, сопровождаемая всплесками крови, звоном стали, хрипом поверженных и почти беззвучным стоном отлетающих душ. Я как раз успел добраться до двух большущих телег, битком набитых крестьянами, и снять двух убыров, пытавшихся мне помешать.

– У меня всё! – гордо доложился чуть раскрасневшийся на морозе северный бог.

– У меня практически… тоже, – завершил я, посылая кинжал ему за спину. Приподнявшийся наёмник рухнул уже навсегда.

– Уходим?

– Только с моими людьми.

Я подхватил под уздцы меланхоличных мохнатых яков, разворачивая их назад.

– По-моему, твоих тут не больше трети, – чуть сощурившись, прикинул Эд. – Зачем спасать остальных? Ну если, конечно, ты сам не хочешь заняться работорговлей…

– Знаешь, там, в моём мире, тебе и в голову не приходят подобные вопросы. Ты псих, но демократичный и толерантный псих.

– Да, похоже, именно «псих» – ключевое слово, – подтвердил он, дважды вонзая меч в сугроб, чтобы стереть с лезвия кровь. – Как я мог вообще купиться на твои авантюрные идеи и поменять этот дивный мир мёда, битв и снега на скучную комнату в доме-улье, став никому не нужным скучным приживалом, недостойным даже банального сочувствия и утешения в лице…

– Эд, подтолкни вторую повозку, пожалуйста.

– Ну вот, теперь он низводит меня до роли гужевого транспорта. Клянусь золотой косой Фрейи, смертный, я убивал и за меньшее оскорбление…

– Эд! Мать твою, чародейницу, за неэльфийское место! Ты будешь помогать или нет?!

– Буду! И не смей орать на бога!

У меня тоже был сегодня тяжёлый день, но мы, хоть и цапались с регулярностью два-три раза в неделю, оба чётко понимали, когда следует остановиться. Пока Хельга была ещё совсем маленькой, мы порой доходили и до кулачных выяснений отношений. В последний раз это было лет десять назад, когда моя девочка вышла из спальни и, по-своему оценив обстановку, так отметелила родного дядю, что с той ночи он твёрдо считал себя обязанным мне жизнью дважды! На следующий день, в травматологии, они помирились.

И вот теперь этот сын северных ветров послушно толкал плечом тяжеленную телегу, сбитую из грубоотёсанных досок, скреплённых полосами ржавого железа. Внутри испуганно перешёптывались кое-как одетые люди. Они ещё не понимали, что произошло: такая добыча легко могла переходить из одних нечистых рук в другие. Да и я сам, сколько ни ходил за Грани, всегда знал – за выход здесь берут дороже, чем за вход…

Проблемы настигли нас, когда мы одолели половину пути.

– Волки! – крикнул мне северный бог. – Я не вижу их, но слышу скрежет стали когтей по ледяной корке на снегу.

– Сколько их?

– Не меньше десятка.

– Уводи людей, волками займусь я.

Он не успел ответить, как слева взвился белёсый вихрь, который быстро двигался в нашу сторону, на ходу обретая очертания высокой женской фигуры. Снежная Слепота…

– Слушай, а может, я займусь волками? – сипло прокашлялся Эд. – Мне нельзя драться с почтенной родственницей…

– Ты – ас, а она – потусторонняя тварь из снегов Йотунхейма, – поправил я, выхватывая нож и меч: в этом бою будут нужны две руки.

– И что?

– А то, что не фиг заливать насчёт родни! Твоя родня – это мы с Хельгой. А одолеть Снежную Слепоту может только бог, сам знаешь… В прошлый раз ты побил её за пять минут!

– И потом две недели лечил лютый ячмень! У меня на веке вскочила шишка размером с конское яблоко!

– И кто тебя от него избавил? Хельга!

– Она… она… она просто выдавила мне его, как прыщ! – завопил Эд, подпрыгивая на месте от нахлынувших воспоминаний. – Я чуть умом не тронулся от боли!

– Умом ты тронулся гораздо раньше, – привычно напомнил я. – А Хельга успела поймать тебя за руку, когда ты, раскалив на газовой горелке вилку, собрался прижечь больное веко! И ведь ещё орал, что это лучший способ на свете, подсказанный лично тебе в передаче Малахова…

– Иггдрасиль тебе в задницу! – Взбешённый бог отобрал у меня мой меч, дав взамен свой кинжал. – Иди спасай своих никчёмных людишек, волки уже рядом. А я пойду спрошу кой-кого, как там дела в их вшивом Йотунхейме… Моя бабушка всегда говорила: не оставляй недоеденную кашу и недобитого врага!

Сильно подозреваю, что насчёт бабушки он привирает. Но картина, когда стройный, кудрявый воин в серебряных латах, с двумя мечами наперевес, отважно входит в круговорот слепящего льда и женская фигура, беззвучно хохоча, обрушивается на него всем весом, была столь эпична и возвышенна, что я замер. Как замерли люди в телегах, боясь осознать происходящее, ибо страшные легенды о лютой смерти в объятиях Снежной Слепоты многие помнили с детства. И самое страшное, что несколько раз ей удавалось вырваться из-за Граней…

Меня привело в чувство осторожное порыкивание за спиной. Я медленно повернулся. Ровно десять (бог не ошибся) белых полярных волков, каждый ростом с хорошего телёнка в холке, мялись с лапы на лапу, ожидая приказа вожака. Самый крупный волк, с длинным шрамом на лобастой голове, приветствовал меня едва заметным поклоном. Я ответил тем же. Волк протянул лапу вперёд, поставив на снегу два чётких отпечатка, и когтём провёл между ними черту.

– Нет, – отказался я. – Все телеги мои.

Волк поднял на меня удивлённый взгляд.

– Я не отдам никого. Ни половину, ни четверть. Уходите.

Волк указал лапой на меня, потом на телеги, набитые людьми, и широко раззявил пасть, сделав несколько показательных жевательных движений.

– Да, если я погибну, то вы съедите всех. А если я убью семерых и двоих покалечу?

Волк обернулся к своим за советом. Хищники сгрудились, задрав хвосты и о чём-то увлечённо споря. Я похлопал по плечам яков, меланхоличные животные неспешно пустились в путь. Вожак стаи издал предупреждающий рык. Я развёл руками, молчаливо подтверждая: да, они ушли, нет, я остаюсь.

Из снежного вихря на мгновение высунулся раскрасневшийся от натуги Эд.

– Тебе помочь, смертный?

– Если нетрудно, будь добр, вызови МЧС и какую-нибудь пару ветеринаров из тех, кто занимается кастрацией бродячих животных.

Волки дружно подняли на меня круглые от шока глаза. Но молодой бог всё понял правильно, он просто пустился бежать, большими прыжками догоняя уходящие телеги. Я бросился следом, не выпуская ножи из рук. Вожак хлопнул себя лапой по лбу, показывая всем, как бесстыдно его обманули, и, пустив фальшивую слезу, призвал товарищей к праведной мести. Снежная Слепота соображала медленнее, но двигалась быстрее. На тот момент, когда вытянувшиеся в струнку волки догнали нас, на их серебристые спины обрушилась голодная мощь бесчувственной обитательницы Йотунхейма! Перепуганный визг хищников стих быстро, заглушённый бешеной яростью ледяных снежинок с острыми краями…

– Всё? – едва отдышавшись, спросил я.

– Всё, – на ходу подтвердил Эд. – Ей всё равно, чем или кем насыщать свой голод. Убить её нельзя, можно прогнать на время, можно убежать, но…

Женская фигура вновь поднялась из снежного смерча. Теперь её губы были окрашены красным. Она подняла лицо к бездонному небу Севера, что-то беззвучно прокричала и рассыпалась сияющей пылью. На смятом снегу не осталось ничего – ни костей, ни следов крови, ни даже волчьей шерстинки.

– Мы везучие. – Оптимистично настроенный бог хлопнул меня по плечу. – Смотри, вон поворот, а вон и наши друзья! Ребекка, ласточка моя легкокрылая, как я по тебе соскучился…

– При моём коне такого не говори, заревнует.

– Что? Соперник? Клянусь Вечным холодом Бездны, никто не встанет между мной и моей кареокой девочкой!

– Я тебя предупредил. Бог ты или кто, Центурион шутить не любит, а копыто у него тяжёлое…

Эд, как всегда, сделал вид, что не боится ничего на свете, но к своей ненаглядной Ребекке подходил уже без лишнего фанатизма, а в сторону ревнивого Центуриона старался даже не смотреть. Когда мы добрались до прохода, я свернул замки с клеток на телегах. Люди последовали за моим родственником, а мы с пятью самыми крепкими мужиками поставили телеги так, чтобы они загораживали вход. Предусмотрительность никогда не бывает лишней, на горизонте уже мелькали серые и чёрные точки, а мне абсолютно не улыбалось задерживаться в Закордонье хоть на пять минут больше жизненно необходимого. Сегодня нам безумно повезло, мы не потеряли ни одного человека. Оставаться дальше и вновь испытывать судьбу, строя из себя героя там, где не надо, было более чем чревато…

Когда мы выбрались, Эд закрыл проход. Где-то внутри, под неумолимый скрип смыкающихся скал, раздался предсмертный вой каких-то тварей. Значит, погоня всё-таки была.

– Седрик!

– Сир? – мгновенно откликнулся он.

– Доставь людей в замок. Те, кто захвачен в наших деревнях, могут вернуться домой. Компенсации за сожженные жилища не будет, наша казна и так скуднее запасов церковной мыши.

– Куда прикажете определить чужаков?

– Пусть решат сами. Они вольны вернуться к своим хозяевам, вольны бежать дальше, вольны признать своим сюзереном меня и жить здесь по нашим законам.

Седрик молча наклонил голову в знак покорности приказу, а я шевельнул поводья, понукая коня.

– Вы опять спешите, мой господин?

– Да, мы с Эдом уйдём раньше. У меня серьёзные проблемы…

– С вашей дочерью, сир?

Я поднял на него изумлённые глаза. Старый воин улыбнулся уголком рта.

– Быть может, взрослой дочери лорда Белхорста пора вернуться в наш старый замок?

Я обернулся к Эду. Наглый, ухмыляющийся бог, вновь приписавший себе все победы, постарался быстренько скрыться за крупом своей белой кобылки. Вот, значит, как? Ну-ну…

Выйдя из гобелена первым, я сразу же рванул в ванную смывать запах конского пота. Дяде Эдику, как вы уже догадались, было глубоко параллельно, чем и почём он пах. Франт и балагур там, здесь он превращался в неряху и зануду. Чтобы хоть чуть-чуть, хоть самую капельку можно было любить или терпеть его, надо было знать его жизнь в обеих ипостасях.

Пока намыливался, слышал сквозь дверь приглушённый голос Хельги:

– Пап, ты в порядке? Ты там не утопиться собрался, нет?

– Там нельзя утопиться, дитя, – ответил за меня дядя Эдик. – Но он может, конечно, попробовать повеситься на шланге от душа. У меня не получилось. Помнишь, в тот день, когда я ещё сунул голову в стиральную машинку?

– Па-па-а-а-а! – пароходной сиреной завелась моя дочь.

Пришлось выключить воду, наорать на одного, успокоить другую, потом наоборот и через две минуты, с мыльной пеной за ушами, кое-как вытершись, выйти к этим доставалам.

– Ну почему я в своём доме не могу спокойно, в тишине, без воплей и понуканий, принять душ?!

– А мне без тебя скучно…

– И мне!

– Эд, помолчи, пожалуйста. Лапка, чего же скучно, я ушёл в ванную комнату, ты сидела в Инете…

– Я тоже хочу там сидеть! Дитя моё, почему мне нельзя показывать те фото, где я похож на викинга?

– Дядя Эдик, ты про ту похабщину, где ты стоишь на кухне, в одной руке у тебя половник, в другой неразмороженная курица, а на голове кастрюля? Я удалила их ещё позавчера.

– А сколько дней они провисели? – ахнул я, ибо на тех фото Эд был совершенно голый.

– Три дня, пока не заметила. Он не стал звездой Ютуба, но определённый интерес на определённых сайтах вызвал!

Гордый собой, дядя Эдик танцевальным па обошёл свою неприступную племянницу и, скрываясь в своей комнате, послал мне воздушный поцелуй.

– Он не такой, – попытался оправдаться я. – Просто привык быть в центре внимания и любит ажиотаж вокруг своей особы.

– Да знаю я, – привычно отмахнулась Хельга. – Па, но именно это меня и бесит! Будь он и вправду голубой, трансвестит или нудист-натурал, а то строит из себя непонятно какого гламурного ханурика со справкой из психушки… Сделать тебе чаю?

– Да, пожалуй, и у нас там вроде пельмени оставались.

– Уже нет. Он начал их варить в электрочайнике и забыл. Как весь ток по квартире не вырубило, ума не приложу?! Кстати, чайник проще купить новый.

В общем, день получился долгим и насыщенным. Соответственно ночка тоже не задалась. Собственно, мы с Хельгой коротали время на кухне: она за уроками, я с очередной книгой об антикварном оружии, присланной знакомым автором с Кубани. Мне как раз предлагали раритетную шашку начала девятнадцатого века, трёхдольную, с золотой вязью на клинке и дырочками от императорского вензеля на головке рукояти. Очень вовремя.

– Хм… отказать. – Я щёлкнул клавишей ноутбука, сравнивая изображение на фото в книге с изображением на экране. – Кубанские шашки Златоустовского завода были двудольными, специальных офицерских клинков среди них не выделялось, а надпись позолотой вообще не использовалась, ибо мгновенно стиралась в бою. Итого?

– Польская подделка, – не отрывая глаз от учебника английского, оттарабанила моя дочь. – Рынок антиквариата сокращается с каждым годом, а потому даёт от четырнадцати до двадцати процентов роста дохода в год. И на восемьдесят процентов состоит из подделок.

– Умница, – похвалил я. – Ещё вот предлагают кинжал барона Врангеля. Вроде бы всё чисто, но цена-а…

– Па, а почему ты занялся именно антиквариатом?

Я притих. Объяснять ей, каким образом мне удалось протащить в нашу реальность из Закордонья пару древних книг и целую коллекцию топоров древних викингов, казалось не очень уместным. Зачем ребёнку знать, что её отец начинал карьеру как обычный вор? Хорошо ещё не могильники раскапывал…

– Лихие девяностые, развал страны, дикий рынок, невозможность получить работу по специальности… – начал было я, но под её прокурорским взглядом осёкся. – Просто мне нужно было зарабатывать. Много. На мне остался сумасшедший Эд и ты, двухлетняя кроха. Я и не выбирал особо, что приносило заработок в дом, то и делал.

Это честно. За работу героя в замке Кость мне никто не платит. Потому что по идее в любой момент я могу остаться там и вести размеренную жизнь мелкого феодала. Что в принципе у меня не так уж плохо получается. Первое время мы там и жили, но оставлять ребёнка без современной медицины, культуры, образования, в конце концов, я не мог. Кстати, Эд в этом вопросе был на моей стороне. Он твёрдо считал, что племянница бога достойна самого лучшего.

С его стороны, добровольно перейти на основное место жительства туда, где он себя не контролирует, – это, несомненно, подвиг, достойный уважения. Учитывая, как хладнокровно его родня выбросила молодого бога умирать во льдах за Гранями, родственные чувства в его душе должны были угаснуть навсегда. Эд потерял часть разума, где-то остался вечным ребёнком, больше всего на свете ценящим битвы, лошадей и своё пребывание в центре внимания общественности. Он всегда и охотно возвращался со мной в северные края, но Хельгу любил искренне, как никого, оставаясь ей заботливым и преданным дядей. До тех пор, пока его белый божественный мозг не давал очередной нелепый сбой…

– Па, я всё равно не понимаю, почему ты…

Её вопрос прервала трель дверного звонка. Десять часов вечера, кому взбрело в голову нас навестить?

– Это к тебе?

– Нет, ко мне так поздно подружки не ходят, – сразу открестилась моя дочь. – Может, к тебе?

– Это ко мне, из журнала «Сити», я успел отправить им то, что ты недоудаляла, милая, – бодро откликнулся дядя Эдик, первым выходя в прихожую и без вопросов открывая дверь. – Надеюсь, мне предложат стать лицом следующего номера. Ну или не лицом, а…

Я не успел его остановить.

– Пропустите, милиция.

– Вообще-то уже второй год полиция, – недоверчиво приподнялась Хельга. Видимо, события сегодняшнего дня запомнились, а моя девочка быстро учится.

В прихожей плечом к плечу стояли трое полицейских в новенькой современной форме. Двое при пистолетах. Лица у всех суровые, соответствующие уставу. Что-то говорило мне, что этих типов не стоило пускать в дом. Как и то, что до стойки с антикварными иранскими кинжалами семнадцатого века я добежать просто не успею…

– Ехали цыгане – хрен догонишь! Пели они, пели – хрен поймёшь! – ни с того ни с сего, отступая в широкую прихожую, вдруг завёлся дядя Эдик. – «До-ро-гой длинною да ночью лунною…»

– Он что, ненормальный?

– Да, – дружно ответили мы с Хельгой. – У него справка есть.

– Так, тогда, будьте добры, уймите психа и пройдёмте с нами в отделение, – подумав, приказал старший.

– А зачем? – только и успела спросить моя бедная девочка, как двое сержантов начали крутить ей руки. Ну, в смысле пытаться. То есть с равным успехом они могли бы попробовать завязать узлом телеграфный столб. Блин, опять не так, со столбом бы у них, может, чего и вышло, а вот с Хельгой…

– Па-а, меня обижают?!

Я кротко кивнул ей и с размаху врезал в челюсть главному. Милиционер ударился затылком о стену и резко сменил тон. А заодно и голос, и внешность, и манеры.

– Убить фсех! – прорычал чешуйчатый мутант с телом человека и головой змеи. – Деффчонку всять жиффой!

Я вцепился ему в горло, и мы рухнули прямо в прихожей, а сверху нас весело накрыла вешалка с одеждой. Моя дочь, визжа от счастья, била одного змееголового лбом в лоб другого, но лбы попались крепкие. Дядя Эдик, всё так же в ритме цыганочки, носился по квартире, причитая, что от него опять спрятали молоток. Крик души был услышан, когда тот, с кем я сцепился, попытался выхватить табельный пистолет…

– Молоток! – возопил брат моей жены, вырывая огнестрельное оружие, дабы использовать его не по назначению. Один удар, и твердокаменный череп человекозмея треснул, как фарфоровая чашка.

Когда дядя Эдик помог мне выбраться из-под тела и мы кинулись на помощь Хельге, было уже поздно…

– Па-а, они сломались!

– В смысле признали себя побеждёнными?

– Нет, просто сломались. В области шеи.

Я без сил опустился прямо на пол. Моя лапка откинула волосы со взмокшего лба, подпихнула два трупа ногой поближе к дверям и уселась рядом.

– Это ведь была допустимая самооборона?

– Угу, почти…

– И я что, немного её превысила?

– Можно сказать и так.

– Но мне ещё нет восемнадцати!

– Тебе скостят Срок, – задумчиво заключил я. – К тому же никому нельзя инкриминировать нападение на сотрудников милиции-полиции, потому что это вообще не они. Но если что, твой дядя возьмёт вину на себя, всё равно ему отвечать за убийство третьего…

– Вариант, – серьёзно согласилась Хельга, и меня прорвало:

– Да покусай меня Макаренко, ты только что совершила двойное убийство, сказав, что они сломались?! Словно ты какой-то дешёвой китайской Барби голову отвинтила! И что, никакого стресса, никаких мук совести, никакого надлома неуравновешенной детской психики?!!

Хельга удивлённо вскинула брови, опустила левую, подняла снова, потом опустила правую и только после всей этой физиономической гимнастики отрицательно покачала головой.

– Могу я подтолкнуть твою мысль в нужном направлении? – разочарованно возвращая пистолет в кобуру змееголового, предложил Эд.

– Валяй, – согласился я. – Хуже не будет…

– Будет. Вспомни, чья она дочь, и считай произошедшее скромными цветочками…

– Спасибо, – закашлялся я.

– Полегчало?

– Наоборот.

– Ну знаешь, я старался, как мог. – Дядя Эдик соорудил из своих жёлтых кудрей подобие двух рогов и, решив поиграть в козлика, упрыгал к себе в комнату.

Мы с Хельгой остались наедине. Три трупа не в счёт, они в наш разговор не вмешивались. Моя дочь положила голову мне на плечо, тихо вздохнув:

– Значит, всё правда. Я типа там какая-то полубогиня?

– Вроде того. И избавляйся от этих своих «типа», «короче», «блин», «как бы», «чё»… Приличная девушка должна следить за своей речью.

– Не уходи от разговора. Я же… блин, даже не знаю, как теперь себя вести. Можно написать подружкам, что…

– Можно, – разрешил я. – Тебе всё равно никто не поверит.

– А если я фотку покажу?

– Скажут, компьютерная графика или просто резиновые маски.

– Так нечестно-о…

Увы, зато спокойно и относительно безопасно. Чем меньше людей знают о том, чем ты реально занимаешься, тем реже в твой дом приходят такие вот «стражи законопорядка». Кстати, не забыть избавиться от трупов. Самый простой способ – глубокой ночью пронести их с собой через гобелен в замок Кость, а там уже утилизировать банальным сожжением.

– Ладно, оставим пока тему мамы. Скажи лучше, как зарабатывают герои?

– Хм… в среднем неплохо.

– Убивают страшных монстров, а потом продают на антикварном Интернет-рынке доспехи?

Я нервно сглотнул, в самую точку. Хотя чего стыдиться, все так делают. Это древний, освящённый веками обычай – что ещё мог продать воин, кроме захваченных в бою трофеев? Конечно, были и есть эстеты, считающие подобную практику мародёрством, обиранием трупов и прямой дорожкой к некрофилии, но…

Лично мне надо растить и воспитывать дочь, что в этом мире, мягко говоря, недёшево. Кстати, два кинжала работорговцев, что я пронёс вот буквально час-другой назад, лежат в спальне под кроватью. Хорошая сталь, на рукояти серебряная отделка по моржовой кости, с руками оторвут каждый за две тысячи евро. Если поторговаться, то и за все три…

– У нас у классной день рожденья. Скидываемся до послезавтра.

Непременно поторгуюсь. Деньги просто летят сквозь пальцы…

– А ещё мне на сотовый положить надо.

Я сунул руку в задний карман ближайшего трупа, извлёк набитый бумажник, вытащил пятисотрублёвую купюру и протянул Хельге.

– Круто, па. Если уж нам сидеть за убийство, так давай до кучи и за грабёж.

– Лапка моя, ты так похожа на свою маму, – с нежностью и ужасом прошептал я. – Вот сейчас мне на миг показалось, что я слышу её голос. И кстати, сказала бы она то же самое. Ну, может, в чуть более жёсткой манере…

– Типа?

– «Заберите у этих свиней всё мало-мальски ценное и выбросите их грязные туши подальше от глаз моих, а то здесь воняет дерьмом!» – по памяти процитировал я.

Хельга восхищённо округлила глаза.

– Да. Твоя мама была круче всех. Рубилась с обеих рук, направо-налево, после боя могла пропустить не один стаканчик, не терпела противоречий, никогда ни с кем не спорила, просто убивала на месте. Собственно, мы и познакомились-то, когда…

Из комнаты резко выпрыгнул дядя Эдик, судя по его лицу, наверняка подслушивал. Он укоризненно уставился на меня, выразительно покрутив пальцем у виска и ещё, для наглядности, постучав себе кулаком по лбу. Всё верно, я успел более-менее вовремя заткнуться. Любые разговоры о его сестре и матери Хельги были рискованны сами по себе…

– Короче, мама была типа богиня войны?

– Как бы да… – забыв о собственных наставлениях, подтвердил я. На самом деле любая богиня войны, любого мира и любой мифологии, моей жене и в подмётки не годилась.

– Милая, тебе не пора спать?

– Па, всего одиннадцать, время детское.

– Половина двенадцатого, – подкорректировал дядя Эдик.

Хельга показала ему язык, он ей тоже. Она скорчила рожу, он тоже. Она, привстав, резко долбанула лбом стену, и… этот дурак тоже. Грохот упавшего тела, голубые глаза в кучку, и над челом пришибленного бога летают, кружась, незримые весёлые херувимчики.

– Старая детсадовская шутка, а он до сих пор ведётся, – хмыкнула моя лапка и послушно отправилась к себе в комнату. – Знаешь, как-то много впечатлений на сегодня. Ты прав, папуля, лягу пораньше.

– В школу не будить?

– Завтра же воскресенье.

Тьфу ты, совсем замотался, теряя счёт времени. Хорошо пока времена года не путаю. Сейчас вроде осень. Кажется, сентябрь. Да, пожалуй, он, раз ещё тепло, а Хельга уже ходит в школу. Кстати, не забыть бы дозвониться до её классной руководительницы, извиниться за то, что не был на собрании, выслушать, какая у меня замечательная дочь и как вся школа ждёт не дождётся её выпускного. Ей даже торжественно вручат золотую медаль за успехи в учёбе! При условии, конечно, что такая умная девочка не пойдёт на праздничную дискотеку «последнего звонка», где будут мальчики, подогретые пивом. Ибо хотя ближайшая поликлиника от школы в двух шагах, но травматологическое отделение у них тоже не резиновое.

– Прости, милая, они правы, дискотеки и шумные общественные праздники не для тебя, – пробормотал я, ставя кастрюлю с водой на кухне.

В памяти предательски всплыла трогательная картинка: четырёхлетняя Хельга на городской ёлке вызвана Дедом Морозом на соревнование. Родители знают, всегда бывает один из таких дурацких детских конкурсов, когда надо наперегонки обежать вокруг ёлки. Сказочный дедушка спорол глупость, решив поиграть в смешного Бармалея и, поймав девочку, сунуть её в мешок. Не на шутку перепуганная Хельга оторвала бедолаге бороду, приподняла его за пояс и, раскрутив, запустила тридцатилетним мужчиной в ёлку! Попутно были сбиты Снегурочка, баянист, трое родительниц с фотоаппаратами и штук двенадцать детишек, не успевших увернуться. На ёлки мы больше не ходим.

Не буду врать, что нас туда зовут, но ради самооценки ребёнка мы оба сделали вид, что это наше решение, сами не хотим, и всё тут. В садик долгое время не ходили по той же причине. Если б не преданный Эд, взявший на свои плечи все заботы о моей малышке, я бы, наверное, не справился. А психи и маленькие дети отлично понимают друг друга.

Я лишний раз посмотрел на запоротый чайник, выключил газовую конфорку, подумал, что заварить – чёрный с бергамотом или зелёный с лепестками васильков, потом плюнул на это эстетство, просто залив кипятком две столовые ложки хорошего кофе прямо в кружке.

– Не понимаю, – скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал дядя Эдик, присаживаясь ко мне за стол. Он сунул палец в банку с вареньем, облизнул его, тут же поковырял им же в ухе и напряжённо спросил: – Знаешь, сколько тебе дадут?

Я покосился на него, но оставил вопрос без ответа. Героев в нашей стране и так сажают с завидной регулярностью – смысл муссировать тему.

– Ты каждый день, уже много лет, ходишь в спальню к Хельге, обнимаешь её и целуешь перед сном.

– Но это нормально.

– Это ненормально! Я смотрел телевизор, там говорят, что взрослые отцы, целующие на ночь несовершеннолетних дочерей, должны получать срок за…

Договорить он не успел, я встал и вылил ему остатки варенья на голову.

– Ещё один такой намёк, и я убью тебя электрическим чайником. Ты всё равно его испортил, так что не жалко.

– Неужели все эти женщины, депутаты и психологи говорили по телевизору… неправду?! – тихо ужаснулся он, прижимая руки к лицу и пытаясь слизнуть скользящую по кончику носа ягодку черники.

– Эд, все врут! Газеты, телевидение, радио, Интернет, бабушки у сберкассы, члены Госдумы, единороссы, оппозиция, менеджеры всех мастей, продавцы, политики, блогеры, а особенно ведущие ток-шоу. Их задача – вызвать у зрителя эмоции. Отрицательные или положительные – не важно. Главное, чтоб ты не отлипал от экрана.

– Я схожу в туалет, вымою голову с горя…

– Понимаю, но лучше в ванной.

Он послушался. Дядя Эдик чаще всего тихий сумасшедший с нередкими периодами просветления и редкими вспышками буйства. Правда, уж если накроет, так накроет – кидайте бомбу, свет погаснет сам. Пока он орал и ругался на древненорвежском, выравнивая температуру воды, я перетащил три трупа в спальню. Влез на кровать, втянул с собой двоих и шагнул лбом в гобелен. Непростительной оплошностью было оставить тело третьего змееголового на полу…

– Мой лорд, вы вернулись!

– Да. Здравствуй, Метью, – напряжённо улыбнулся я. – Заткнись и помоги.

– Это же… демоны! – побледнел паренёк, но послушно подхватил выскальзывающее у меня из рук тело. – Вы убили их голыми руками, мой лорд?

– Нет, – вежливо ответили за меня. – Папа никого не убивал. Одного загасил дядя Эдик, а двух я.

Метью замер. Я тоже. Потом мы оба очень медленно обернулись. За нашими спинами стояла буквально сияющая от новых перспектив Хельга, в ночной пижаме, тапках с розовыми помпонами и с третьим «милиционером» под мышкой.

– Па-а, а чё это вы тут делаете?

– Лорд Белхорст, это…?!

– Моя дочь, – с трудом выдавил я. – Хельга, это Метью, мой паж. Метью, это Хельга.

– Приве-э-эт! – Хельга чуть присела, отставив ножку, и помахала рукой.

– Миледи. – Запунцовевший парень выронил труп мне на ногу и склонился в низком поклоне.

– Э-э, миледи – это типа стерва из «Трёх мушкетёров»?

– Нет, милая, это вежливое обращение к даме из благородной семьи. Какого… ты вообще здесь делаешь?! – кривясь от боли в ушибленном мизинце левой ноги, куда упал лбом змееголовый, прошипел я. – Ты давно должна была спать!

– А ты не пришёл поцеловать меня и пожелать спокойной ночи!

Я почувствовал жгучее желание в очередной раз прибить не слишком виноватого в данном случае дядю Эдика.

– Я бы и зашёл. Но сначала хотел избавиться вот от этого…

– Так я тебе помогаю, чего ты злишься?

– Кто злится, я?!

– Нет, миледи Хельга, когда наш лорд злится, это… это… адское зрелище! Уверяю вас…

Мы оба уставились на не вовремя раскрывшего рот пажа. Он с трудом сдержал рвущееся с языка продолжение, пожевал губами, сдвинул брови для острастки, сглотнул и заткнулся, глядя на нас честными карими глазами.

– Чего ты за мной полезла?

– А чего ты от меня всё скрываешь? Я уже не маленькая.

– Ты ещё несовершеннолетняя.

– Ой, ой, ой, а чем ты будешь крыть через несколько месяцев?

– Матом! – чуть было не ляпнул большего я. – Ты хоть понимаешь, что здесь не место приличной девушке?!

– Точно, миледи Хельга, у нас тут только неприличные! И вообще, и в замке, и в округе приличных нет, уж поверьте моему опыту…

Я обернулся и кивнул Метью, чтоб он поднял труп. А когда тот подхватил его на плечо, перекинул ему второй. Не в меру болтливый паж рухнул под двойной тяжестью, задрав к потолку тощие голенастые ноги.

– Вот теперь послушай меня, лапка. Эй! Хельга, Хельга, Хель-га-а! Стой, я с кем тут, вообще, разговариваю, а?!

Хороший вопрос… Моя беззаботная дочь уже скакала счастливой козой по широким коридорам замка и во всё тыкала пальцем. Я едва успевал следом, максимально быстро устраняя катастрофические последствия её радостного вандализма.

– Этим доспехам триста лет, и ни одной царапинк… Ладно, скажу кузнецу, чтоб выправил вмятину. Не трогай гобелен! Нет, он не пыльный! Да, это называется алебарда, она острая! Хельга, я тебя умоляю, не размахивай этой дурой… Поставь её на место. И меч поставь на место! Это церемониальное оружие китайских мандаринов, у него рукоять слабая… была… теперь вообще никакой… Слушай, тебе вот обязательно всё хватать руками? Недостаточно просто посмотреть, вот надо непременно… Не-э-эт!

Манекен конного рыцаря-тамплиера рухнул на пол вместе с чучелом лошади. На грохот сбежалась вся челядь. Хельга скромненько прижалась к моему плечу, издав последний вскрик физика-ядерщика:

– Упс…

– Что-то случилось, сир? – спросил за всех суровый Седрик, пока кухарка, конюх, две горничные, посудомойка, швея и ещё человек шесть прислуги набежали, вооружённые чем попало. Коллектив у нас дружный.

– Случилось, – устало подтвердил я. – Моя дочь, Хельга. Прошу любить и жаловать. Нет, ну с любовью, конечно, перебор… В общем, хотя бы терпеть.

– Но… бедняжка почти голая, – ахнула кто-то из служанок.

– Это пижама! Ну, такой… такая форма одежды в том монастыре, где она воспитывалась. Это не здесь, далеко, где-то под Калугой.

– Должно быть, тамошние монахини были суровы к бедной девочке, раз она такая худая и одета в одну рубаху да штанишки, – дружно вздохнули женщины, а неприступная кухарка, вытерев грязным фартуком слезу, властно забрала у меня дочь.

– Не беспокойтесь, лорд Белхорст, мы накормим и переоденем вашу маленькую принцессу!

– Папа?! – тоскливо взвыла Хельга.

А поздно! Я строгим взглядом приказал ей идти и ничего там не ломать! И так уборки на полдня…

– Переходный возраст? – с пониманием кивнул ей вслед старина Седрик.

Я покачал головой и попросил быстренько всё прибрать, что возможно – починить, что совсем уж в щепки – ну так и бог с ним…

– Глоток вина, сир?

– Ты же знаешь, я не пью.

– Разве не вы хозяин своим принципам?

– Я, я… Слушай, сегодня действительно тяжёлый день. Попроси, чтобы мне приготовили ванну. И пришли этого мальчишку, как его…

– Метью?

– Да.

– К вам в ванну?!

– Нет!!! Просто с полотенцем! Надеюсь, он уже управился с тремя трупами в коридоре.

– Всего три? – скривил губы Седрик. – Послать кого-нибудь ему помочь?

– Да. Нет. Не знаю! – окончательно запутался я. – Чёрт подери, ну почему всё идёт кувырком?! Я не хотел вести сюда Хельгу. Более того, я вообще надеялся, что она ничего не будет знать об этом замке, о моей работе, о Гранях, о…

– Может, всё-таки вина?

– Нет!

– Тогда позвольте мне выпить за вас?

– А-а… пей, хуже уже не будет.

Расхожая фраза. Обычно после неё дядя Эдик находит какое-нибудь особенно зверское продолжение, показывающее, что хуже может быть – запросто! Я же стараюсь избегать навязших в зубах банальностей: и без того ежу ясно, что визит Хельги в замок Кость ни к чему хорошему не приведёт. Любому дураку понятно, что для её физических способностей и буйной фантазии этот мир – просто рай! Беда в том, что рано или поздно она не усидит за стенами, а пойдёт спасать меня за Грани. Туда, где друзья и враги её матери спят и видят, как захватывают в плен голубоглазую русую девочку. А значит, неизбежная война начнётся раньше Срока и Выбора не будет ни у неё, ни у меня…

Примерно через полчаса тощий Метью, с горящими глазами, принарядившийся так, словно сошёл с картины Гольбейна (одна штанина красная, другая синяя, половина камзола жёлтая, другая зелёная, белая шапочка с пером и чёрные длинноносые туфли), сопровождал меня в обеденный зал. Учитывая некоторую… дьявол винторогий, да практически постоянную, скудность наших средств, я питался за одним общим столом в большом зале с прокопчённым потолком и камином, где при желании можно было зажарить целого быка. Таковое желание у нас было, и не раз, финансовой возможности, увы, нет. Хотя охотники иногда добывали оленей и косуль, но эту дичь лучше тушить в закрытом котле с кореньями. Чего это я так подробно? Нервы…

– Какие новости за моё отсутствие?

– Ничего, что могло бы соперничать с появлением вашей дочери, лорд Белхорст!

– Что, совсем ничего?

– Совсем, – попытался припомнить Метью. – Вас не было два дня. Один раз на нас напали лесные варвары. Седрик организовал оборону да ещё гнал их две мили на запад. Лучники застрелили средних размеров дракона, обычный крючкозуб, даже огнём плеваться не умеет. Южные герцогства объединяются, чтобы пойти на вас войной. У нас почти кончились мука и соль. Леди Мелисса так и не уехала. Одна кобыла разродилась, жеребёнка назвали в вашу честь и… Вроде бы всё, мой лорд!

Я поднял на него тяжёлый взгляд. Он чуть закашлялся, но гнул своё:

– Разве все эти бытовые мелочи могут сравниться с невероятным счастьем лицезрения в родовом замке моего господина его дочери, прекрасной миледи Хельги?!

Я поскрипел зубами, махнул рукой, сосчитал до десяти и вошёл в обеденный зал. Время в этом мире и в моём течёт рваными кусками, то совпадая, то не совпадая по собственной системе случайных вариаций. В принципе как-то корректировать это дело мог только Эд, всё-таки он хоть и бывший, но бог, имеет возможности и связи…

Тем временем служанки уже накрыли на стол. В честь нежданного праздника нам подали испечённый три дня назад хлеб, шесть жареных куриц, ломти холодной говядины и вкуснейший суп из тыквы. Под вопросительным взглядом Седрика кухарка охнула и быстро выставила овечий сыр и два большущих кувшина вина.

– Вам белого или красного, сир? – в сотый раз уточнил он.

– Где моя дочь? – Для разнообразия я тоже решил ответить вопросом на вопрос.

– Возможно, это вон та прекрасная леди во главе стола?

Я повернул голову и замер. Сердце на миг остановилось, а в глазах защипало, я протёр их кулаком, ничего не понимая… Что? Как? Когда? Неужели эта великолепная красавица в длинном зелёном платье, с волосами, убранными под жемчужную сетку, и золотым обручем на лбу, и есть моя неугомонная дочь?! Она покраснела, как русская матрёшка, и смущённо повернулась ко мне спиной.

Седрик подошёл к ней, взял за руку и церемонно подвёл ко мне:

– Сир, почему вы никому не сказали, что сегодня у нас в гостях сама Королева Фей?

– Потому что… я и сам не знал, что она существует…

– Па-а, ты меня смущаешь. – Довольная Хельга плюхнулась на широкую скамью рядом со мной. – О, Метью, клёвый прикид! Я в отпаде!

Паж покраснел, побледнел, позеленел, пошёл пятнами и беспомощно уставился на меня.

– Она говорит, что у тебя красивые штанишки, – с непонятной ревностью перевёл я.

– О, благодарю! Благодарю вас, добрая госпожа! – Парень начал кланяться как заведённый.

– Пап, – тихо уточнила у меня Хельга. – Надеюсь, он имеет в виду «госпожа» не в этом смысле?! Ну ты понимаешь – плети, цепи, латекс…

– А ты откуда об этом знаешь?

– Скажи ему, что я в такие игры не играю, – гордо бросила моя дочь, оставив мой вопль родительской тревоги без ответа.

– Это всё Интернет, – запоздало прозрел я. – Вернёшься домой – прирежу кабель! Тьфу, то есть перережу!

– Кого надо перерезать, сир? – Седрик привычно схватился за нож. – Вот этого расфуфыренного молодого кобелька?

– А-а-а-а! – взревел я, перехватывая его руку и закрывая спиной перепуганного пажа. – Ради всего святого, заткнитесь все, пожалуйста, и… давайте уже обедать!

– Молодая леди прочтёт молитву?

Хельга закусила нижнюю губу. Честно говоря, молитвы не были её сильной стороной, но, выдержав минутную паузу, девочка отлично справилась с ситуацией:

– Дай бог всего-всего-всего…

И сразу всем, чтоб не обидно!

Дай бог всего, чего-то там того,

За что нам всем не будет стыдно!

Аминь. Аллилуйя. Всех с Пасхой и католическим Рождеством! Джингл бэлз, джингл бэлз, джингл ол дзе вей! Ну типа этого, да?

Все притихли так, словно под сводами замка прозвучала полновесная месса, прочитанная как минимум папой римским! Особо впечатлительная посудомойка упала всем немалым весом на крестящихся лучников и придавила троих. И пока остальные переводили для себя малопонятное «джингл бэлз», широколицая кухарка бодро смахнула вновь набежавшую слезу и громко оповестила:

– Каким только молитвам не учат невинных детей в этих новомодных монастырях… А суп-то стынет. Подставляй миски, кто голоден!

Последующие полчаса все дружно стучали ложками, наедаясь от пуза. Воины получили по чарке вина, разговоры зазвучали вновь, перемежаясь смехом и шутками. Смущающийся Метью всё-таки был вытянут в центр зала, где довольно сносно исполнил первую часть саги о Торе – метателе молота:

Тор бессмертный, с драккара упав, ругался на целый

свет.

Йо-хо! Хо-хо-йо! Красавиц невинных нет!

Тор бессмертный, хлебнув волны, печальный подвёл

итог.

Йо-хо! От тех уродин, что честь соблюли, тоже храни

нас бог!

Дальше я ему петь не позволил, показав кулак, хотя Хельга искренне смеялась, назвала меня старорежимным и посоветовала слушать современную эстраду, там и похлеще выражаются, вроде группы «Тату»: «Мальчик-гей, мальчик-гей, будь со мной понаглей…» и так далее.

Я чуть не поперхнулся куриной ножкой и понял, что очень мало знаю ту раскованную девицу, что считал дочерью и ещё недавно водил в школу за ручку. Она как-то незаметно, словно тайком, выросла! Между нами огромная пропасть, понял я, пора наводить мосты. Мы слишком мало времени проводим вместе, это плохо. Родители должны дружить с детьми, иначе дети сами найдут себе друзей на свою голову. Может, сходить вместе на новый мультфильм? Или покатать её на карусели? При мысли о покупке большого игрушечного мишки я вдруг поймал себя на том, что безнадёжно отстал от времени… Господи, что я вообще могу ей предложить?!

– Папуля, дядя Седрик сказал, что у вас в замке есть лошади. А покататься можно?

Вот! Вот оно! Я молча протянул руку старому вояке, без слов благодаря за помощь и совет. Конечно же! Какая современная девушка откажется покататься верхом на живой лошади? Тем более на говорящей!

– Оседлайте Центуриона и Ребекку.

– А сэр Эд не будет в обиде, что вы сядете на его лошадь?

– На неё сядет племянница сэра Эда, – многозначительно поправил я, и Седрик сразу же уступил. Можно было взять и других, но я, помнится, обещал Центуриону почаще ставить с ним в походы и его белогривую пассию. К тому же если Хельге станет скучно в лесу, то девочки всегда найдут о чём поговорить…

Однако, когда мы добрались до конюшни, я передумал сажать свою дочь на легкомысленную и капризную Ребекку. Могучий Центурион гораздо больше подходит неопытной всаднице. Он не будет капризничать, рвать в галоп, сам притормозит в нужных местах, где надо перешагнёт, а не перепрыгнет. Молодая кобылка в этом плане куда более зависима от непредсказуемых перепадов настроения, как, впрочем, и все женщины…

– Ух ты, круто-о, – утробно зарычала Хельга, когда к ней подвели громадного чёрного жеребца.

Центурион недоумённо покосился на меня фиолетовым глазом.

– Позволь представить тебе мою дочь, Центурион. Это Хельга.

– Алиса, это пудинг, – широко улыбнулась она, осторожно протягивая руку к его пышной гриве. – Па, ты всегда с лошадью разговариваешь?

– Это мой боевой конь. Он тебя слышит и понимает.

– А, то есть не глухой и дрессированный, да?

Центурион сделал шаг вперёд, прижав Хельгу плечом к двери конюшни:

– Блондинка нарывается на неприятности? Те немногие, что считали меня глупой и бессловесной скотиной, ныне ходят с отпечатком конского копыта на лбу. Тебе как проштамповать – подковой вниз или вверх?

Испуганная Хельга пискнула: «Я больше не буду…» – и попыталась оттолкнуть могучего коня. Не буду врать, что у неё не получилось. Громадного Центуриона, весом за полтонны мышц и костей, снесло назад в стойло, как пёрышко!

– Ты в порядке? – осторожно прокашлялся я, вставая между ними.

– Нет, – дружно ответили Хельга и Центурион.

Вообще-то мой вопрос в большей мере относился к коню, хотя моя дочка быстренько изобразила из себя невинную жертву обстоятельств.

– М-милая девочка… – пробурчал Центурион, тряся головой и вытряхивая из ушей солому. – Хорошо конюх сена принёс, а то бы так треснулся…

– Говорящая лошадь?! А-а-а-а!!! Он говорит! Говорит! Папа, ты слышал, лошадь разговаривает!!!

– Лучше б я помолчал. – Мой жеребец осторожно вышел из стойла, тихо спросив у меня: – Дочка, значит? А можно деликатно поинтересоваться, кто у нас мама?

Я тихо прошептал ответ ему на ухо, чёлка надо лбом Центуриона встала дыбом…

– Так, я всё понял… Как её там? Хельга? Хельга, пожалуйста, прими мои глубочайшие извинения. Был неправ, вспылил, не учёл, ибо туп-с от рождения! Что с нас, лошадей, возьмёшь, правда? Желаю всего наилучшего, имею честь откланяться. Надеюсь, очень надеюсь, что ты быстро забудешь моё имя…

– Ты куда? – не поняла Хельга.

– В эмиграцию! – громко ответил Центурион уже из стойла, лихорадочно шаря копытами по углам. – Возьму пару сувениров на память, съем овса на дорожку и бодрой рысью покину историческую родину. Не вспоминайте обо мне, пожалуйста.

Я молча погладил огорчённую дочь по голове, улыбнулся и чуть-чуть подтолкнул её вперёд. Она сдвинула брови, оглянулась на меня, глубоко вздохнула и сама подошла к спрятавшемуся в стойле коню.

– Я тебя не сильно ушибла?

– Не-не-не-не-не… Не волнуйся. Мне было даже приятно. Плечо не выбила, и уже огромное спасибо! Хочешь, ещё в реверансе поклонюсь, я ж дрессированный?..

– Да ладно тебе дуться. – Хельга протянула руку, и конь с превеликой осторожностью коснулся её плюшевым храпом. – Извини, я не хотела. Просто… в первый раз вижу говорящую лошадь, вот и… Я думала, животные не разговаривают.

– Ну при твоих физических данных легко отбить желание говорить у кого угодно. Ты полегче с кулаками, подруга, и мы подружимся.

Он поднял голову и через ноздри дунул тёплым дыханием ей в нос. Хельга сморщилась и хихикнула. Когда я выходил из конюшни, они уже стояли в обнимку и болтали, как самые закадычные подружки после годовалой разлуки. На выходе меня ждала любопытная Ребекка, пытавшаяся вырвать повод из рук седого конюха и подсмотреть, чем это мы там все так весело занимаемся. Я похлопал её по крутой шее, отвёл в сторону и, как мог, прояснил ситуацию. Умная кобылка не стала впадать в крайности или изображать корсиканскую ревность, а весьма разумно признала, что присутствие молодой госпожи явно пойдёт на пользу болтуну Центуриону, он в последнее время практически всех достал своими умствованиями, а тут свежие уши…

– Куда поедем, Белый Волк?

– Я хотел показать ей горы, немного пройти вдоль западной границы, отдохнуть у озера и через пару часов назад.

– У озера таки неплохо. Там хорошая трава, но девочка не будет это кушать. Кто-нибудь позаботится взять ей что-то на предмет перекусить на свежем воздухе?

Хм… Ребекка права. Чистый воздух с гор и конные прогулки всегда вызывают зверский аппетит, а моя когда голодная, то очень нервная. Я попросил конюха передать приказ кухарке, и едва он ушёл, как на мою бедную голову полновесно свалилось следующее стихийное бедствие – леди Мелисса…

– Лорд Белхорст, вы меня игнорируете?! – В оконном проёме башни показалась чопорная худая старуха, лет семидесяти пяти, с пергаментным лицом, в напудренном парике, с розовыми щёчками и нарисованными углем бровями.

– Я надеялся, что вы присоединитесь к нам за обедом.

– А я, лорд Белхорст, уже не раз говорила вам, что никогда не буду есть за одним столом с челядью, и не одобряю вашу странную привычку опускаться до одного стола с простыми слугами! – Она скрестила руки под грудью так, чтобы красное платье обрисовало два клубка шерсти, подложенные под корсет. – Я велела дуре-кухарке приготовить нам достойный завтрак в отдельной комнате, но вы не явились!

– Война… – неопределённо пожал я плечами, не зная, куда деться. Эта старая карга ведёт себя в моём замке, как в личном будуаре, а гнать её в шею нельзя, на меня просто ополчатся все ближайшие бароны. Добрая половина моих соседей – её кузены и дальняя родня…

– Куда вы направляетесь?

– Намерен совершить конную прогулку.

– Хорошо, я прикажу заложить экипаж, и вы поедете в моей карете.

– Э-э… я еду не один.

– С кем же?! – грозно выпрямилась она, вперив орлиный взгляд мне за спину. – Ага! Наверняка вон с той молоденькой вертихвосткой! О небеса святые, да она даже не в дамском седле! У неё коленки видны, что за ужасающее бесстыдство!!!

– Па-а, а чё это за грымза в окошке?

Голос у Хельги хороший, а вот манеры… иногда прихрамывают.

Леди Мелисса на миг превратилась в каменную статую. Горгулью с собора Нотр-Дам. Но миг быстро кончился, и её прорвало…

– Мерзавка! Исчадие ада! Дьявольское подобие! Чёртово семя! Да как ты только посмела поднять на меня…

Я вовремя успел накинуть свой плащ на голову Хельге, потому что в ту же секунду посреди чистого неба прогремел гром, и бешеная молния шарахнула прямо в то окно, где надрывалась старая дура. Грохнул нехилый взрыв! Вниз посыпалась каменная крошка, оконный проём заволокло дымом. Когда он слегка рассеялся, мы смогли какое-то время полюбоваться чёрной от сажи физиономией леди Мелиссы и весёлыми огоньками, доедающими её высокий парик. Минутой позже она свела глаза к переносице и, выдохнув струйку чёрного дыма, рухнула навзничь, словно корабельная сосна.

– Что это было, папа? – высунув нос из-под плаща, спросила Хельга.

– Мама, – так же тихо ответил я.

– В каком смысле?

– В прямом.

Я оставил плащ на плечах дочери, шепнув на ухо Центуриону:

– Увози её отсюда. Мы догоним.

Чёрный конь со вздохом покосился на всё ещё горящее окно, потом на невинные небеса, потом сделал круглые глаза и увёз Хельгу со двора молча; оба находились под впечатлением.

Любопытная Ребекка положила умную морду мне на плечо:

– Не волнуйся за неё, Белый Волк, эта девочка сумеет за себя постоять.

Я рассеянно кивнул. Физически Хельга очень сильна, у неё твёрдый характер и хороший багаж знаний. Книжных знаний. О реальной жизни, её тёмной стороне, о предательстве, измене, боли, страданиях, бесстыжей лжи, ударе в спину, гибели ближних, голоде и неволе она не знает ничего. Я, как мог, берёг её от всего этого, и в том мире мы жили без особенных стрессов. Не без проблем, конечно, без них, увы, никак, но всё-таки избегая каких-то глобальных трагедий и великих бед. Смогу ли я защитить её здесь…

– Седрик!

– Да, сир? – Он мгновенно появился из-за конюшни.

– Пошлите Метью, пусть приведёт в порядок гостевую комнату.

– Там, кажется, был небольшой пожар?

– Да, молнией садануло. Но леди Мелисса жива…

– Могу ли я как-то выразить вам своё сочувствие, сир? – участливо поклонился старый воин.

Я махнул рукой, мы оба прекрасно понимали, что если старая метёлка что-то вбила себе в голову, то обратно и кирпичом не выбьешь. Либо она будет плясать на нашей свадьбе, либо я на её похоронах. Второе, гарантированно, веселее, да и соберёт большую кучу народа. Её многочисленная родня, потеряв главный стержень в лице самой деспотичной мегеры, тут же пустится в разгул, драки и междоусобицы. Про наши маленькие, но вольные земли вспомнят не скоро. А мы и не склонны так уж активно о себе напоминать. Выпячиваться в Средневековье – самый верный способ получить стрелу в спину или яд в бокал. Как выражается Ребекка, облезут, парнокопытные…

Мы довольно быстро догнали Хельгу с Центурионом. Болтливый конь как раз объяснял своей визжащей наезднице, как надо правильно приподниматься на стременах во время лёгкой рыси, чтоб не отбить попу и само желание последующей верховой езды. Не буду врать, что у неё всё это отлично получалось, до синяков, быть может, не дойдёт, но все мышцы завтра будут болеть так, словно не она ездила, а на ней. Хотя в целом девочка держалась молодцом. Щёки раскраснелись, жемчужная сетка на волосах сбилась на затылок, а глаза горят сумасшедшей жаждой приключений!

– Почему ты раньше никогда меня сюда не привозил?

– Честно говоря, я и в этот раз не собирался, – пришлось признаться мне, когда наши лошади поравнялись. – Этот мир… он, конечно, замечательный, одни говорящие животные чего стоят, но… Для меня это не отдых и не развлечение. Здесь моя основная работа.

– Геройствовать?

– Не совсем, – смутился я. – Герой – это так, это чтобы сразу было понятнее и доступнее. Правильнее говорить, граничар. По крайней мере, именно эта специальность стоит у меня в дипломе.

– Ух ты, а граничары это кто?

– Что-то вроде обычных пограничников. Ну или не совсем обычных. Мы защищаем внешний мир от мира потустороннего, мира за Гранью. Иногда для этого приходится быть героем, но чаще всего бытовуха и рутина: разъезды, охрана троп, обеспечение безопасности местных жителей, периодические стычки с тем, кто или что выползает из-за Граней.

– Всякие там жутики, монстры, драконы и сказочные существа?

– Да. Правда, здешние сказки почти всегда страшные.

– Нестрашная сказка – это неинтересно, – уверенно ответила Хельга. – Я тоже хочу кого-нибудь позащищать или хотя бы посмотреть на драконов! А можно я себе одного поймаю, ма-а-аленького?

Честно говоря, драконы в наших краях не редкость. Редкость как раз ма-а-аленькие. Зато большущие залетают из-за Граней с периодичностью два-три в месяц. Мозгов у них, как у страуса, но огнём пыхают, овец жрут да ещё и гадят сверху так, словно три коровы одновременно прицелились. Эда раз так накрыло, бедный бог потом неделю отмывался, а всё равно Хельга воротила носик, когда сталкивалась с ним на кухне.

– Знаешь, постоянных мест гнездования драконов у нас нет, а если какой залётный появится, то нам сообщат, – по возможности подсластив пилюлю, решил я. – Поехали-ка шагом к озеру. Там очень красиво и есть кое-что интересное…

– Что, па? – тут же загорелась она.

– Русалки.

Светлые брови моей дочери восхищённо взлетели вверх, и она воодушевлённо пнула Центуриона пятками. Он ёкнул, что-то проворчал сквозь зубы, но послушно прибавил шаг. До озера мы добрались минут за десять неспешной рыси. Если Хельга себе что и отбила, то всё равно была счастлива, потому что зрелище того стоило. Честное слово…

Попробуйте представить себе почти идеально круглое озеро без единой камышинки или осоки по краям, изумрудно-бирюзовая вода, ближе к центру переходящая в чистый аквамарин, золотой песок по краю и зелёные вершины гор, словно бы держащие это чудо природы в ладонях. Я был на озере Байкал, это нечто совершенно иное. Оно прекрасно, но соотносится с нашим, как Эрмитаж с солнечным зайчиком. Если вы понимаете, о чем я…

А ещё там живут русалки. Классические. Ну то есть классическая литература, разумеется, представляет их разными – от грудастых прелестниц до жутких уродин. Так вот, в нашем озере водится штук шесть темноволосых красавиц с рыбьими хвостами от пояса. Милые, общительные, неглупые, с ними всегда есть о чём поговорить. Влюблённых юношей в воду не утаскивают, они их не едят, а для другой популярной цели перспективные утопленники, как ни верти, не годятся. И судя по трогательному общению девушек меж собой, мужчины им вообще ни к чему. Год назад один из внучатых племянников леди Мелиссы попытался выловить парочку озёрных дев сетью, но наш отряд успел вовремя. Браконьер был возвращён по месту жительства в дубовой бочке, припасённой для транспортировки наших же русалок, и пусть скажет спасибо, что живой…

– О-бал-деть…

– Спасибо.

– Не, па, честно! Короче, если раньше я мечтала поехать на отдых в Турцию, то это в сто тысяч раз круче! Я отсюда домой не вернусь, учти.

– Ты с ума сошла, а школа?! – Я натянул поводья.

– Сестричка, таки лучше слушайся папу, – прохрипела Ребекка. – У него тяжёлая рука, и он тебя любит как никто!

– Да не хочу я ни в какую школу! Мне здесь всё нравится, и у меня есть Центурион, Метью и Седрик – на фига мне школа?!

Чёрный конь под ней согласно кивал, предатель и провокатор. Сам отродясь нигде не учился, за плечами чисто поле, академия в хлеву и заочное высшее в стойле, а туда же…

Я спрыгнул с седла, помог сползти мне на руки верещащей Хельге и отпустил лошадей на ближайшую поляну. Зная Центуриона и Ребекку, можно было быть уверенным, что при любом признаке опасности они примчатся первыми и спасут нас несмотря ни на что. Даже на наши возражения…

– Ну? – Заинтересованно вытянув шею, моя дочь пыталась хоть что-то разглядеть в глубине. – Где они? Может, им хлеба в воду покрошить надо? Или там посвистеть как-нибудь, да?

– Спеть.

– Чё?!

– Спой что-нибудь, они любят человеческое пение, – повторил я.

– Ты чё, серьёзно, что ли?

– Абсолютно!

– И чё спеть? Шнура или «Руки вверх»? Они ж там утопятся!

– И я с ними! – честно перекрестился я. – Девчонки любят про любовь. Все. Даже те, у которых вместо ног хвост, как у селёдки.

– Отвернись, – сипло попросила Хельга, на всякий случай повернувшись ко мне спиной, а к озеру лицом, прокашлялась и запела:

Жгущим пальцы углём

На кирпичной стене

Нарисуйте меня

Королевой Теней.

Поместите меня

В чёрно-белый экран,

Чтобы серая кровь

Вытекала из ран.

На холодной щеке

Нарисуйте слезу,

И я глупо поверю,

Что плачу в лесу…

Но, почувствовав зов

Моей вечной стены,

Я очнусь, награждённая

Сном ледяным.

Нарисуйте восход,

И траву, и росу,

Чтобы я их с восторгом

Несла на весу.

Расписавшись осколком

Луны на стене,

Уведите в рассвет

Королеву Теней… [1]Стихи Н. Колесниковой.

Попса голимая-а… Но, с другой стороны, чего я ждал, исполнения гимна Российской Федерации?

Зелёное зеркало озера на мгновение вздрогнуло, по нему прошла легчайшая рябь. Потом из воды беззвучно вынырнули две юные русалки, я не знал их имён, но видел обеих и раньше. Они практически без плеска подплыли к нам, вытаращив любопытные глазища.

– Ты привёл к нам гостью, Белый Волк?

– Па-а, какой ещё волк? Это ты, что ли? А ничего, круто, мне нравится…

– Это Хельга, моя дочь, – чуть покраснев, сказал я. – Если вы позволите, она будет приходить к озеру и петь.

– Хе-э-эльга-а, – медленно, словно бы смакуя каждый звук, протянули озёрные девы. – Девочка, а ты знаешь истории?

– Э-э… ну вообще-то у меня пятёрка по истории, только даты плохо помню.

Русалки неуверенно переглянулись. Я осторожно поманил к себе Хельгу, объясняя:

– Перескажи им любую историю, ну хоть трёх мушкетёров, и они любят сказки.

– А про Гарри Поттера и Беллу с Эдвардом можно? – воспрянуло счастливое дитя.

Что я мог сказать? Побочный эффект современной субкультуры, никто от него не застрахован, а родители вообще бессильны. Я согласился, и она, присев на корточки, наверное, добрых минут двадцать увлечённо щебетала с новыми подружками. Мне оставалось лишь тихо присесть на большой мшистый валун, поближе к ласкающимся лошадям.

Мысли были светлые и грустные. Ведь по большому счёту именно здесь её родина, здесь тот самый мир, где она должна была жить и править. Мир, пусть пока и не совсем понятный ей, но невероятно близкий. Она чувствует это, ей хватило полдня, чтобы обзавестись здесь кучей друзей, её отсюда ни посулами, ни уговорами не выгонишь, так с чего я страдаю? Разве не о ней пророчествовали седые норны, предрекая явление молодой принцессы, которая сломает Грани и будет есть железо? Честно говоря, ничего железного Хельга отродясь не грызла, но пару раз, ещё в первом классе, медную проволоку перекусывала на спор! Господи, как же быстро она выросла…

С холмов взлетели птицы, застрекотала сорока. Я возмущённо зыркнул на Центуриона.

– Что? – искренне удивился он. – Ты говорил предупредить, если заметим какую-то опасность. А там, судя по запаху, всего четыре всадника на потных жеребцах.

– Горячих, молодых и брутальных, – мечтательно добавила Ребекка так, что Центурион ревниво надул губы.

Меж тем я всё-таки отозвал Хельгу, потому что непрошеные гости могут быть разными. Границы между графствами, герцогствами и баронствами в этом мире очень зыбки, а в условиях леса и гор – вдвойне. Оградить свои владения по периметру колючей проволокой, понаставить пограничных вышек, ввести постоянную службу на заставах и всегда держать под рукой гарнизон на случай попытки пересечения границы не может даже сам король!

А их у нас, кстати, целых три, и каждый хотя бы раз в год затевает маленькую войну с дебильнейшей целью сделать из меня преданного вассала. Мой бедный замок сотню раз подвергался осаде. Спасало отсутствие хороших дорог, естественные скалы, на которых зиждется фундамент, и глубокое внутреннее понимание, что по большому счёту нас всё-таки стоит оставить в покое. Мы слишком нужны всем сразу. Ну придут враги, постоят всем войском, пошумят, дождутся на свою голову, что на это столпотворение приползут какие-нибудь малоприятные твари из-за Граней. Потом король быстренько отведёт уцелевшие войска, оставив нас заниматься привычной работой – загонять тех же тварей назад, в их мрачный мир, а не пойдут, так пришибить их всех к чёртовой матери…

– Пап, а это кто? – спросила Хельга, кивком головы указывая на четырёх всадников в грубых кожаных доспехах, выехавших к озеру из-за перелеска.

– Видишь знаменосца? У него на полотнище кабанья голова, держащая в зубах горящий факел. Это наши соседи с юга, барон Экскремергер с сыновьями.

– Твои друзья?

– Ну-у не сказал бы. Скорее враги, но пока они предпочитают не ссориться с нами.

Я присел на подвернувшийся пенёк, положив ладонь на рукоять меча. Центурион и Ребекка заняли настороженную позицию за моей спиной. Хельга, подумав, насупила брови и встала слева, всем видом показывая нерасположенность к дружеским переговорам.

– Высокородный барон Экскремергер с сыновьями Вилли и Брюсом приветствуют благородного лорда Белхорста и прекрасную незнакомку, – громко прокричал знаменосец, и суровая троица феодалов скорчила презрительные мины.

– У них это считается улыбкой, – не разжимая зубов, пояснил я.

Хельга хмыкнула и скорчила в ответ такую же. Я говорил, что она у меня быстро всему учится?

– Эта девчонка смеет смеяться над нами?! – мгновенно забыковал горячий, но очень глупый Вилли, и отец без предупреждения огрел его плетью по спине.

Мне пришлось изобразить лёгкий кивок, небрежным жестом приглашая барона сойти с коня. Он злобно зыркнул по сторонам, но подчинился. Наши соседи давно знают, что, даже если Белый Волк один, это не значит, что он уже лёгкая добыча. Приятно пользоваться заслуженной славой…

– Простите моего дурака, юная леди. Парень был настолько сражён вашей красотой, что просто потерял голову.

Хельга невольно распахнула ротик и чуть покраснела.

– У неё ваши глаза и осанка, – уверенно подмигнул мне хитрый лис. – Держу пари, что молва о прекрасной затворнице из замка Кость скоро облетит все окрестности. Как вы умудрились так долго скрывать столь ценное сокровище, лорд Белхорст?

– Закрытый монастырь под Калугой, – не утруждаясь новыми выдумками, соврал я. – А вы, барон, полагаю, изучаете мои земли на предмет псовой охоты?

На узкое лицо Экскремергера легла лёгкая тень, но он сдержал себя. Его сыновья, напротив, выпятили грудь, бурча себе под нос, что надо ещё посмотреть, чьи это земли.

– Мы лишь прогуливались. Брюс выбрал себе нового коня, хотели посмотреть, не будет ли он бояться наших гор.

– Моих гор, – ненавязчиво поправил я. – Но тогда почему бы вам просто не спросить у него?

Хельга проследила за моим взглядом, только сейчас заметив, что баронские лошади были взнузданы по всем правилам: железные удила врезались в губы, жестоко карая за малейшую оплошность или попытку неповиновения!

– Мы не миндальничаем с теми, кого сам Всевышний определил быть слугой и рабом человека. – В жёлтых глазах барона на миг сверкнула неприкрытая ненависть, но только на миг. – Нам пора, мальчики. Лорд Белхорст, у нас есть хоть малейшая надежда, что когда-нибудь ваша дочь осчастливит визитом и наш скромный замок?

– Впервые слышу, чтобы ваши грязные пещеры хоть кто-то называл замком, – спокойно поднялся я.

Брюс и Вилли схватились за мечи.

– Быть может, наши пещеры лишь нуждаются в новой хозяйке. Как знать, что уготовано нашим детям, не так ли?

Наш сосед вытер пот с лысеющего лба, тяжело вскарабкался в седло и уже сверху церемонно поклонился Хельге. Цыкнул на сыновей, и вся троица взяла с места в галоп. Стройный знаменосец задержался буквально на несколько секунд, словно бы разрываясь между чувством долга и желанием прямо сейчас сменить надоевшего господина. Долг (или страх) оказался сильнее, он пустился догонять быстро удаляющегося барона…

– Па, я не поняла, это вон тот перезрелый хорёк с жидким стулом намекал мне на свадьбу?

– Нет, милая, намекал он мне, но имел в виду, несомненно, тебя.

– Если мнение маленькой, глупой кобылы имеет для кого-то хоть какой-то вес, то я бы имела сказать, что тип, так угнетающий живых лошадей, это полный маньяк и тупорылая скотина!

– Ни за что не выходи замуж ни за кого из этих моральных уродов! – поддержал подругу Центурион, возмущённо тряся гривой.

– Да я как-то и не очень собиралась, если уж по чесноку.

– По чему? – не поняли наши скакуны.

Я молча помог Хельге влезть в седло, и дальнейшее посвящение невинных средневековых душ в дебри школьного молодёжного сленга продолжилось уже на ходу. Мне следовало подумать, а они болтали напропалую…

– А ещё?

– А ещё можно сказать: ах ты, свинья-копилка! Да чтоб у тебя лифчик когда надо не расстёгивался, чтоб в тебя физрук влюбился, а химичка от зависти тебе перекисью одну бровь сожгла и ты б её себе вечно фломастером рисовала! Чтоб ты в мужском туалете к писсуару пристроилась и копчик себе ушибла! Чтоб тебя в старости дети одной пшёнкой кормили и ты за неё с голубями дралась! Чтоб у тебя икота только после третьей клизмы проходила! Чтоб тебя бабушка на дискотеку провожала и стояла там с ружьём, пока ты танцуешь! Чтоб у тебя…

Ребекка запоминала, Центурион жаловался, что нет времени записывать. Я уже ничему не удивлялся, прекрасно понимая, что практически собственноручно притащил в наш уютный, старый замок ходячую ядерную бомбу со взведённым детонатором.

Оставь я её тут хотя бы на денёк-другой, моя скромная лапочка разнесёт мне всё тихое Средневековье! К ней уже свататься лезут! Всё, сегодня же домой! С утра – овсянку на завтрак и шагом марш в школу! Плевать, что воскресенье, в кружок какой-нибудь, на дополнительные занятия, к репетитору, в конце концов! Не знаю, что ещё можно придумать, ума не приложу. Пороть её вроде бы не за что, да и поздно…

Возможно, я плохой отец, хотя, честно говоря, в такие передряги с нежно любимой и (о небо!) абсолютно незнакомой дочкой попадал впервые. Один день в замке – и вот она, другая дочь! Невоспитанная, свободная, раскованная, храбрая, любопытная, простая, красивая и взрослая и ребёнок одновременно. Хотя… Что это я всё время о себе да о себе? Она, вообще, увидела не только нового папу, но и целый новый мир…

Когда мы выехали из леса, первое, что бросилось мне в глаза, – чёрный флаг тревоги на сторожевой башне нашего замка. Вот ей-богу, ни на минуту их оставить нельзя…

– У нас проблемы? – сразу поняла Хельга.

– Да, девочка, – ответил за меня чёрный конь. – Сейчас будет галоп. Держись крепче.

– Как держа-а-ться-а-а?!

– Зубами, – тепло посоветовала Ребекка, и мы рванули так, что только ветер свистел в ушах.

Наверное, с минуту Хельга орала! Потом ей надуло в рот, и дальнейшую часть пути она просто ныла, зажмурив глаза и вцепившись в гриву Центуриона до побелевших пальцев. Кони несли нас, распластавшись над землёй, как гончие. Пыль и мелкие камни летели из-под копыт.

Ворота ждали распахнутыми, во дворе толпились вооружённые люди. Седрик на тяжёлом сером жеребце строил лучников и часть дружины. Я спрыгнул с седла, протянул руки Хельге, но она предпочла мешком рухнуть в другую сторону. В обоих кулаках у неё были зажаты пучки длинных чёрных волос из гривы мрачного Центуриона.

– Чтоб я ещё когда… хоть раз… на этом бешеном… мотоцикле без тормозов… лучше убейте сразу… или дайте яду, я сама себя убью!

– Ещё раз она меня так общиплет, и я буду лысый! – в тон ей пожаловался чёрный конь.

Хельга мигом ответила, без мата, но конкретно, что, где и как ей отшибла добрая лошадка. Центурион обомлел от таких откровений, но нашёл в себе силы захлопнуть варежку, предоставив честь утешения моей дочери своей длинноногой подружке. Уверен, они найдут пути примирения.

Я же быстро переодевался из прогулочной одежды в походные доспехи. В наше короткое отсутствие сюда заявился больной на голову братец моей жены, увидел, что мы забрали Ребекку, обиделся на весь белый свет, приказал оседлать первого попавшегося коня и уехал биться с драконом в сторону Граней. С чего он взял, что дракон там есть, никому непонятно. Брать с собой на подвиг воинов Эд категорически не захотел. Седрик поднял тревогу, взяв на себя смелость без приказа выдвинуться с пятью всадниками и тремя лучниками по следу обиженного бога. Что ж, это было единственно разумное решение, и хорошо, что мы вовремя заметили флаг.

– Седрик, ты же знаешь, Эд вечно строит из себя бессмертного героя! Его никогда нельзя отпускать одного, без охраны или прикрытия…

– А вы не пробовали объяснить это ему, сир?

– Ты был обязан настоять!

– Тогда разрешите в следующий раз применить силу?

– Разрешаю, – буркнул я, прекрасно понимая, что это ничего не даст. Ну, быть может, кроме того, что, возвращаясь с прогулки, я приеду во двор, полный инвалидов, и замок будут ласково называть Сломанная Кость. Хотелось ещё уточнить, берцовая или лучевая, но, зная горячность Эда, кости будут переломаны все, чего мелочиться…

– По коням! – скомандовал я, забирая себе Центуриона. – Седрик, остаёшься за главного!

– Разве я не пригожусь вам, сир?!

– Мы справимся, а ты пригляди за Хельгой.

– Вы так хотите моей смерти, сир? – искренне ужаснулся он, но приказу подчинился.

Хельга сделала обиженные брови домиком, но, увидев спешащего к ней Метью, улыбнулась, решив остаться. Пусть ребята почти равны по возрасту, но выросли в таких разных условиях, что эта дружба может обогатить обоих. Но только дружба! Поймаю этого тощего за поцелуями – кастрирую на голову! У нас, в Средневековье, с такими вещами строго…

Мы выехали со двора стройной кавалькадой. Дорога через горы к Граням была одна: если Эд действительно отправился заняться драконоборчеством, то мы догоним его быстро. Конечно, он мог поехать и лесными тропами, и по большой просёлочной дороге вдоль королевского тракта, но это всё лишние круги. Выигрываешь по безопасности, но лихо проигрываешь по времени и километражу, а бывшие боги – существа нетерпеливые…

– Э-эд! – прокричал я, заметив впереди неспешно плетущегося всадника в серебряных доспехах. – Подожди-и нас!

Он даже не обернулся, гордо держа спину прямой. Вот нашёл время впадать в крутые обидки, да ещё и реагирует на всё это, как прыщавый старшеклассник. «Вы забрали мою лошадку, а я пойду и вашего дракона убью!» Дракона-то, впрочем, не жалко, от них проку нет, только вред один, а вот возиться после боя с безногим или безруким Эдом – удовольствие ниже среднего. Несмотря на сказочную мощь и волшебные силы, отрастить себе новую конечность они не могут, увы… Вспомнить хотя бы славного смельчака Тюра, которому Фенрир оттяпал руку, или даже самого Одина, так и не сумевшего вставить себе новый глаз.

– Эд, да остановись же ты наконец! – Мне пришлось хлопнуть его по плечу, но он всё равно вредничал и не оборачивался. – Слушай, хватит дуться на пустом месте. Когда ты так выпячиваешь нижнюю губу и морщишь нос, то становишься похожим на индюка!

– Чего?! – сразу всполошился он, невольно ощупывая лицо. – Ничего такого… Да сам ты индюк! Сбежали с Хельгой, бросили меня одного, а мне, может, скучно было!

Я зажмурился и потряс головой, отгоняя страшные картины: разгромленная мебель, перевёрнутый холодильник, варенье, вылитое в ванну, подсолнечное масло по всей квартире и остатки яичного желтка со скорлупой, прилипшие к потолку. Так он у нас психанул в прошлом году, насмотревшись сериала «Есенин» с Безруковым. Теперь мы прячем от него пульт от телевизора…

– На Ребекке ты ехал?

– Я. Но мы всю дорогу говорили только о тебе!

Центурион с трудом сдержал ухмылку, не выдав меня ни словом.

– Моя верная белокурая крошка, – сентиментально умилился Эд. – Как Хельге новый мир?

– В щенячьем восторге! – вынужденно признал я. – Она успела очаровать долговязого Метью, понравиться всей челяди, нахамить леди Мелиссе, подружиться с Центурионом, познакомиться с русалками, а барон Экскремергер уже намерен засылать сватов! Сейчас она отдыхает от впечатлений в замке под бдительным оком старины Седрика.

– Ты уверен, что он не еврей?

– Понятия не имею, да какая тебе разница?

– Не доверяю я им.

– А ты-то с чего? Какое дело скандинавским богам до иудаизма? – начал было я и осёкся. Как минимум именно христианство вытолкнуло их на обочину истории, сделав тех, кому поклонялись столетия, маловразумительными мифологическими персонажами. По Одину, Тору и Локки не потоптался в литературе, кино и изобразительном искусстве разве что только ленивый.

– Ты сам ответил на свой вопрос, – безошибочно уколол Эд.

– А ты не ответил на мой. – Я решил сойти со скользкой темы. – Вот куда ты попёрся-то? Какие драконы? Где?

Мои слова перекрыл ужасающий рёв, и чёрная тень, мелькнувшая в небе, заставила всех пригнуться.

– Обычный чернокрыл, – подняв голову, опознал я. – Довольно крупный, но самец, значит, огнём не плюётся. Можно попробовать поймать живьём, а потом продать на сельской ярмарке в аббатстве.

– Я хотел открутить ему голову и преподнести в дар своей племяннице.

– Ага, Хельга будет дико рада! Ты просто получишь этой же головой дракона по мозгам, а ребёнок уйдёт реветь к себе в комнату.

Кудрявый бог задумался. Пожалуй, что обычные для средневековых принцесс подарки такого рода у девочки, выросшей на стыке двадцатого – двадцать первого столетия, вызовут скорее рвотный рефлекс, но уж никак не желание повесить уродливый трофей в собственной спальне.

– Понимаешь, я просто хотел что-нибудь ей подарить. Ну, в честь первого дня в новом мире, отметить и всё такое… В моё время было актуально и модно дарить головы поверженных врагов!

В общем, мы вместе развернули коней в погоню за чернокрылом. Общеизвестно, что двуногие драконы этого подвида летают вроде обычных воробьёв, то есть через каждые сто метров должны совершать посадку. В лесу ему сесть было негде, и в конце концов наши лучники выгнали средневекового птеродактиля на широкое поле, где его просто заарканили и спутали. Чернокрыл – не очень большой дракон, в холке примерно с корову, размах крыльев приличный, кости лёгкие, говорить не умеет, зато кусается, как собака, и машет во все стороны чёрными крыльями с острыми роговыми наростами по краям, за что и получил своё прозвище. Но в принципе дрессировке поддаётся, и если хорошо кормить, то может по-своему привязаться к человеку. Богатые феодалы частенько держат при себе парочку таких, во время войн они бесценны для перехвата голубиной почты противника.

Так что в замок мы вернулись с живым трофеем. Хельга была просто счастлива! Столько впечатлений, как за один этот день, она не получала и за год! Естественно, что домой мы с Эдом возвращали её практически волоком, упирающуюся руками и ногами. Ну, честно говоря, она очень умеренно упиралась, если бы всерьёз, фигу бы мы вообще её с места сдвинули…

Скандинавский бог опять помог со временем, по часам нашего мира мы отсутствовали минут тридцать – сорок. Укладывая мою буйную дочь спать, я потеплее укрыл её одеялом и поцеловал в лоб:

– Я люблю тебя, па…

– И я тебя люблю. Никому не говори.

– Никому, это тайна, – серьёзно подтвердила она, засыпая.

И теперь у нас действительно была своя тайна – целый мир на двоих. Я буду брать её с собой после школы в замок Кость, она научится с Центурионом ездить верхом, потом стрелять из лука и рубиться на мечах у Седрика и ещё синхронному плаванию у русалок. Минутой позже мне пришлось признаться самому себе, что где-то в глубине души, очень в глубине, я рад, что ей там так понравилось. Словно бы моя дочь впервые пришла к папе на работу и решила там же остаться. Ну не остаться, это неточное слово, я имел в виду стать кем-то вроде папы. Э-э, опять не совсем оно, но как-то примерно так…

Я сел на кухне с нетбуком, шаря по своим рабочим сайтам, проверяя почту и уточняя, что предлагают конкуренты. В нынешнее время работа любого антиквара теснейшим образом связана с Интернетом. В наших кругах редко встречается настоящая дружба, это издержки профессии. Ибо конкуренция здесь означает отнюдь не славу и доброе имя, а исключительно деньги. Тот, кто успел урвать артефакт, перекупить редкую вещь и держать под замком год-два-три, даже не выставляя на аукционы, – тот победил! Банки России дают до одиннадцати процентов в год, а антиквариат способен дать до двадцати! Это не нефть, не газ и не золото, их добывают и будут добывать, а вот антиквариата с каждым годом всё меньше, а не больше.

Лично я в определённых вопросах держу контакт с ветераном трёх войн, скромным кубанцем Твердохлебовым из станицы Ильской. Лучшего знатока холодного оружия я не знаю, и во многих спорных аспектах именно его мнение было решающим. Да и к кому я мог обратиться с просьбой помочь продать, например, чёрный меч богини Кали? Все прочие подняли бы меня на смех, а он помог…

– Так, что у нас здесь…

Шашка драгунская, девятнадцатый век, неинтересно, их много. Кинжал Терского казачьего войска, частный заказ, мастерская Керимова? На девяносто процентов – подделка. Шашка кавказского образца, утопленная в ножнах, рукоять и ножны кубачинской работы, триста пятьдесят тысяч рублей. Разумно. Возможно. Но надо всё проверить. Шашка Чапаева? Сразу в топку! Очередная польская подделка, уже шестая на моей памяти. Типа Василий Иванович менял себе шашки каждый год, чётко выбирая одни и те же по фасону, отделке и надписям на клинке?! Деятельные поляки ещё до революции периодически наводняли матушку-Россию поддельными марками и ассигнациями. В последние пятнадцать – двадцать лет массово штамповали Георгиевские кресты. Теперь взялись за клинковое оружие… И сколько хотят? Сто пятьдесят тысяч рублей? Пся крев, а ведь недорого!

Отдавая должное милой скромности сынов вольнолюбивой Польши, я не мог не отметить нашу леность в этих вопросах. Северный Кавказ до сих пор остаётся неисчерпаемой кладовой ювелирного антиквариата. Про бывшие советские азиатские республики вообще молчу. Люди проходят мимо горок настоящей ферганской посуды ручной росписи кобальтом и хромом. Да, да, той самой изумительно-неповторимой красоты, которую до сих пор за копейки продают узбекские гастарбайтеры. Люди поистине не понимают, какие драгоценности текут мимо их рук, и радостно сметают с прилавков дешёвый китайский ширпотреб. Грустно и скучно…

Я как раз заварил свежий чай, когда на кухню беззвучно вплыл двоюродный брат моей жены.

– Ток, ток, ток! Ки е ля? Айн-цвай, даст ис фантастиш, хо-хо-хо! – без предупреждения начал он. – Ты псих!

– Нет, это ты псих, – привычно поправил я. – У тебя даже справка есть, не забыл?

– Нет. А тебя ищет Белый Комитет! И кто из нас после этого псих?

– Я, – прокашлявшись, пришлось согласиться мне. – А в чём проблема? Я вроде бы ничего не нарушил. Ну, по мелочи, конечно, всякое было, но так, чтобы сразу в Комитет…

– Мальчик хочет в Тамбов! Ты знаешь, чики-чики, та?!

Пришлось ждать минут пять, пока он натанцуется, в надежде, что после физического утомления разум хоть на миг вернётся. Метод проверенный, так и произошло…

– Представляешь, я сижу, размышляю о переустройстве России под патронажем сообщества клуба поклонников викингов, а тут мне звонят и сообщают, что ищут тебя. Ну, честно говоря, это тебе звонили, но ты ведь оставляешь свой сотовый, когда уходишь на службу, к Граням. Я не мог не ответить на звонок.

– Вообще-то мы туда вместе ходили. Но ладно, что им надо?

– Капитан сказал, чтобы ты связался с ним по вопросу самоопределения Хельги.

– Ей ещё нет восемнадцати!

– Я вдруг поскользнулась, костями гремя. В берёзу воткнулась зубами глубоко… И Родина щедро поила меня берёзовым соком, берёзовым соком! – идеально подражая сценическому персонажу, пропел дядя Эдик, после чего, уставившись на меня совершенно осмысленным взглядом, добавил уже от себя: – Они могут лишить тебя родительских прав и забрать её себе. Ты не в курсе?

Я прекрасно понимал, о чём он говорит. Просто не думал, что такому высоколобому учреждению, как Белый Комитет, есть хоть какое-то дело до меня и моей дочери. Когда после службы в армии – двух лет, проведённых со снайперской винтовкой на турецкой границе, – мне, как и многим на заставе, было предложено поступить в военное училище, я согласился. Закончив обучение и получив диплом, двое парней с нашего курса плюс я были вызваны в отдел для собеседования, и на предложение поучаствовать в некоем секретном проекте согласился уже я один. А в результате попал в странную учебку: мы проходили верховую езду, фехтование, спецназовский рукопашный бой по Кадочникову, бесконтактный стиль Белоусова, нас учили разбираться в фортификации замков, баллистике, стрельбе из лука и арбалета, плаванию в средневековых доспехах, так что ребята даже шутили, что нас готовят к съёмкам в Голливуд!

Всё случилось куда интереснее и строже: мы получили дипломы «героев» и были направлены в спецчасти граничар. Мой участок оказался на северных границах одного из бесчисленных отражений миров. Там я впервые получил титул лорда Ставра Белхорста из клана Белого Волка, свой собственный замок, ранее заселённый троллями, которые по сей день, раз в два-три года, надеются вернуть себе родные развалины. Но главное, именно там, за Гранями, я познакомился с моей будущей женой и матерью Хельги. Моё первое столкновение с полузабытыми богами Севера было кровавым и страстным. То, что не убивает нас, делает нас сильнее? Не уверен. Та, что меня не убила, стала не моей силой, а моей любовью и судьбой…

Ну и кто после всего этого дерзает отнять у меня нашу дочь? Дядя Эдик, всё поняв, откачнулся в сторону. Значит, в зоне риска не психи и самоубийцы, а только самоубийцы. Тем лучше, количество перспективных могил можно сокращать наполовину. Надеюсь, никто хоть на миг не подумал, что я послушно отдам её без боя?!

– Если б у меня были глисты, – не в тему сообщил Эдуард, – то они бы все уже умерли от одного твоего страшного скрипа зубами. Ты кого-то очень хочешь напугать?

– Знаешь, я не буду зря беспокоить Комитет. Если дело очень серьёзное, они сами меня найдут. Но с завтрашнего дня ты будешь провожать Хельгу в школу и встречать её. Договорились?

– Ты отпустишь меня на улицу одного? – не сразу поверил он. – А молоток отдашь?!

– Не передёргивай. Только в школу и назад. Никаких молотков, топоров, мечей и вообще никакого оружия.

– А… если что?

– Ты страшен сам по себе! – без тени иронии польстил я.

На самом деле всерьёз связываться с дядей Эдиком я бы не посоветовал никому. Пусть в нашем мире он и не совсем нормален, но это никак не отражается на его физических возможностях. Северный бог дерётся лучше трёх, а то и четырёх спортивных мужчин, вместе взятых. Даже Хельга не всегда с ним справляется, а уж учитывая её возможности по маминой линии…

– Вот почему ты вечно мною манипулируешь?

– Хочешь чаю с конфеткой?

– Да-а-а!

Вот и весь ответ. Дядя Эдик у нас такой, и принимать его проще таким как есть, без попыток вылечить, перевоспитать или исправить. Но если я не всегда уверен в искренности его дружеского отношения ко мне, то уж в том, что он любит Хельгу, сомнений не было ни на грош. Он за неё жизнь отдаст! Ещё в пелёнках в зубах таскал, без преувеличений…

– Но, пожалуй, мне всё-таки стоит позвонить нашему Капитану. Если у Комитета есть какие-то вопросы к моей дочери, то он в курсе, что задавать их они будут мне.

– Тебя лишат родительских прав, – запивая печеньку чаем, задумчиво прочавкал дядя Эдик. – Потом твою Хельгу отдадут в детский дом, твоя квартира отойдёт государству, а её дядю вновь отправят в психбольницу, где ему и место!

– Её дядя – это ты, – на всякий случай напомнил я.

– Я?! – ужаснулся он, струйкой выплёвывая чай почему-то в мою чашку. – Ты серьёзно?!

– Да. Если Комитет заберёт Хельгу, отдаст меня под суд и национализирует квартиру, тебе будет негде жить, а с твоей справкой место прописки в дурдоме на Спартаковской тебе определят быстро.

– Ты меня пугаешь! Зачем? Нехорошо пугать больных. И молоток спрятал…

– Ты первый начал. – Я успокаивающе похлопал его по плечу, вылил содержимое своей чашки в раковину и вздохнул. – Иди-ка ты спать. Я проверю почту и тоже лягу.

Дядя Эдик торжественно встал, картинно раскланялся, аккуратно отодвинул недопитый чай и развернулся к себе в комнату. Пулей метнулся назад, кукарекнул мне в ухо и с той же скоростью вновь скрылся у себя.

Я прочистил мизинцем ухо.

Шутки у северного бога простые, незамысловатые, но не сказать, чтоб однообразные. Он может бросить вам кусочек льда из холодильника за шиворот, смазать подошвы домашних тапочек подсолнечным маслом, насыпать соли в мюсли, втихую срезать все пуговицы с вашей рубашки, приклеить вашу книгу к столу и всё такое прочее. Не то чтоб смертельно обидно и не так чтобы жутко смешно, однако по-любому держит в тонусе. Ночь прошла тихо, хотя уснул я поздно и, соответственно, не выспался.

Меня разбудила Хельга, осторожно барабанящая в дверь.

– Папуля, завтрак готов!

Осторожно – это не из боязни разбудить меня, а из жалости к двери и косякам. Сколько этих дверей и вообще всякой мебели мы поменяли, пока она научилась контролировать силу, кто бы знал, ей-богу…

– Надеюсь, ты сегодня дома? – спросил я, когда мы вместе сели за стол, так и не дождавшись дядю Эдика.

– Мы с девчонками в кино собрались, на три дэ.

– Что смотреть?

– Тебе не понравится.

– Ясно. – Периодически она вытаскивала в кино и меня, но только на мультики. А в данном случае, полагаю, её заманили на очередной «девочковый» фильм. – Во сколько сеанс?

– В час. А что? Ты тоже куда-то уходишь?

– Да, есть некоторые дела, но я тебя дождусь. Не хочу оставлять твоего дядюшку одного в доме. Вы не поедете в центр?

– Нет, сходим в наш кинотеатр.

Хорошо. Это в двух минутах от дома, на соседней улице. Думаю, после вчерашнего кое-кто поостережётся открытых нападений. Да и если моей дочерью решил заинтересоваться Комитет, то они примут свои меры к тому, чтобы на девочку больше не оказывали влияние со стороны. Что-что, а контролировать, ликвидировать и подчищать за собой наши умеют как никто. Белый Комитет – международная организация, быть может, единственная в своём роде, где боги, полубоги и люди действую сообща. Не на равных, разумеется, но в любом случае всегда находя разумный компромисс. По крайней мере, мне хотелось так думать…

– Если хочешь, мы можем взять его с собой.

– А-а, что? Прости, задумался…

– Мы можем взять дядю Эдика с собой, – повторила Хельга, заливая для меня кипятком мелкомолотый бескофеиновый кофе. – Ну типа Юля и Тома считают его прикольным.

– Не побоитесь? А вдруг он там чего-нибудь… – Я случайно изобразил пальцами три скандинавские руны – смех, добычу и корабль. Вполне сошло за символическое предупреждение о возможном психовсплеске.

– Я справлюсь, не в первый раз, – самодовольно хихикнула Хельга. Наверное, лет с восьми она взяла на себя заботу о взрослом дядюшке, как только всерьёз заметила и осознала, почему над ним смеются уличные мальчишки.

– Хорошо, если девочки не против, своди его в кино, пусть развеется.

– А вечером в замок!

– Куда?

– В твой замок. Мне там жутко понравилось, и я обещала Седрику забегать почаще! Ну и Метью тоже будет приятно…

Я опустил голову и трусливо кивнул. Всё честно: она берёт с собой дядю Эдика, я беру с собой её. Да и в самом деле, на что я рассчитывал? На то, что она один раз посетит волшебное Средневековье и решит – больше туда ни ногой? Так надо быть полным идиотом, чтоб на такое надеяться…

Когда они с Хельгой ушли (держась за руки, довольные, словно первоклассники, сбежавшие со школьной линейки ещё на один день в детсад), я подтвердил своё участие в двух аукционах на английское ружьё восемнадцатого века. Продал кинжал мастерской Османа. Два предложения отверг из-за несуразной цены, одних конкретно послал (ненавижу гробокопателей!) и, неторопливо одевшись в выходной костюм-тройку, вышел из дома. Раз уж вопрос звонить не звонить так и не решился, проще будет всё выяснить при личной встрече, не правда ли?

Взял такси на стоянке, назвал адрес и, с учётом пробок, уже через полчаса был на месте. Офис Комитета располагался в здании городской администрации, на втором этаже, маленький кабинет без таблички, между отделом по работе с населением и отделом приёма писем от общественных организаций. Сюда не бывает очередей, дверь часто заперта с табличкой «Обед» до двух-трёх суток. Я столкнулся с тем же, но, спокойно сдвинув табличку в сторону, отстучал в дверь первые такты увертюры к «Свадьбе Фигаро». Изнутри раздался скрипучий звук проворачиваемого ключа.

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтоб я протиснулся боком. С одной стороны, это, несомненно, унизительно. С другой, эта прокрустовщина поддерживает нашего брата в форме, ибо толстый граничар в щель не пролезет, а значит, будет лишён аудиенции. Тоже разумно, в определённой мере, ибо толстый граничар редко способен к выживанию, а значит, и к долгой службе. На фиг же он вообще нужен?

– Здрав буди, Ставр Годинович! – на старославянский манер приветствовал меня Капитан, привставая из-за рабочего стола.

– И ты здрав буди, боярин, – так же церемонно поклонился я.

У каждого из нас свои тараканы, хочешь жить в мире – либо убей всех людей, либо научись с ними разговаривать. Капитан (его настоящего имени не знал никто из подчинённых) был старый, восьмидесятилетний, крепкий и суровый мужик из-под Ярославля. Последние шесть-семь лет его переклинило на родноверии. Он украсил свой рабочий кабинет резными чурами, самодельными изображениями Перуна, Даждьбога, Чернобога и Леля, а над шкафом с делами граничар повесил транспарант церковнославянским шрифтом «Мой бог меня рабом не кличет!».

– Вы в курсе, что и в Библии Бог также ни к кому не обращается со словами «раб мой»? – ненавязчиво уточнил я.

Капитан досадливо поморщился, в эту простенькую ловушку всегда попадают свежие неоязычники. Фраза актёра, сыгравшего Василия Буслаева в одноимённом фильме, успешно юзалась направо и налево яростными детьми Даждьбога и грозными внуками Перуна. В принципе оно никого особенно не колыхало, ну, быть может, только самую малость. Капитан, поймав эту модную фишку, периодически выражался надуманным древнерусским стилем. Зачем, не знает никто. Вот взбрело, и нате вам! И что? Кого оно корябает? Меня – нет…

– «Слово и дело государево», – привычно оповестил я и сразу обозначил тему: – Что вам надо от моей дочери?

– Срок вышел у девы. Кончились годы отроковицыны.

– Ей ещё нет восемнадцати.

– Лета летят, аки птицы…

Я отодвинул в сторону предложенный стул и упёрся обеими руками в столешницу. Капитан ответил невесёлой улыбкой, но не испугался. Впрочем, я и не очень старался.

– Что вам от неё надо?

– Выбор.

Поскольку я молчал, то ему пришлось продолжить. Он мялся недолго и начал в общем-то довольно решительно:

– Беда с твоей-то!

– Да ну?

– А то сам не знаешь, али почто зря очи свои от серьёзных дел отводишь? Но обчество, оно не спит, оно всё видит, ибо бдительно!

– Продолжайте, пожалуйста. Жуть как интересно…

– Собравши воедино все факты сие. – Мой начальник с основательной мужиковатой значимостью пустился загибать пальцы. – Комитет завсегда был супротив энтой отроковицы, но силой грозить не стал. Дозволено тебе было растить дитя, службы не прерываючи. Дак ты, на свою головушку бедовую, ещё и беглого бога в своём дому приветил?!

– Эд неоднократно доказывал свою преданность, – напомнил я. – Без него мои походы за Грани были бы просто невозможны.

– За Грани ходить – себя не щадить. – Суровый Капитан поймал меня на слове. – На походы твои мы покуда глаза закрываем, но другим сие дурной пример. За Гранью жизни нету! За Гранью нежить одна!

– Там осталась моя жена и мама Хельги.

– Про супружницу твою отдельный разговор будет. Шибко наследила она там… Водку будешь?

– Не пью.

– Здоровья же ради, – укоризненно поморщился он, не чинясь, достал из-под стола традиционную бутыль мутного самогона, плеснул себе в алюминиевую кружку и, выпив залпом, занюхал рукавом. – Слыш-ко, Ставр Годинович, поговорил бы ты с малой своею. Инда, не ровён час, других великанов по её душу пришлют. А ить ты ей не страж неусыпный, у тебя свой долг да служба имеются. Стало быть, решать чего-то надобно…

– Что от нас хочет Комитет?

– Пущай доча твоя обет даст али клятву принесёт. Дескать, так, мол, и так, в здравом уме да твёрдой памяти принимаю сторону Добра и Света!

Я устало прикрыл глаза…

– И впрямь, чего энто я несу на старости лет? – резво опомнился Капитан. – От девицы неразумной да отца её вдовьего клятв с посулами требую. Прости, добрый человек, не прогневайся на глупого старика…

Мне пришлось в пояс поклониться ему, как старшему по возрасту и должности. После чего он налил себе ещё кружку, не перебивая выслушав всё, что произошло со мной за последние три дня. Собственно, львиная доля информации и так была ему известна, но, когда узнаёшь что-то из первых уст, всегда всплывают полузабытые или не принятые всерьёз детали. Мне, как рассказчику, тоже было полезно послушать самого себя со стороны. И, кстати, доведя свой рассказ до конца, я чётко осознал – Хельгу необходимо спрятать ото всех, потому что по большому счёту, куда бы она ни качнулась, куда бы ни привёл её Выбор, – она была, есть и будет опасна для этого мира. Это танково, против этого не попрёшь…

– В годы иные Комитет настоял бы на избавлении света белого от сей девицы, ибо страшна она непредсказуемой силою, – неуверенно, а потому с большими паузами в словах протянул командующий граничарами. – Перун могучий тебе в подмогу! Завтра на заре приходи вместе с дочей своей, посидим, старых богов восславим, мёда со сбитнем отведаем, о делах прошлых да грядущих поговорим…

Я неуверенно покачал головой, молча разворачиваясь на выход.

– Погодь-ка, добрый молодец. Если вдруг нагрянет беда неминучая… – он быстро нацарапал что-то на листке бумаги, прикрыв его ладонью. – Вот. Звони, не раздумывая. Этот номер не прослушивается. Хельге привет! Удачи на службе. Пересечёмся!

Меня слегка корябнул его резкий переход на нормальный язык, но… Главное, что, выйдя за дверь, я раскрыл бумажку и вместо телефонного номера прочёл: «Беги, Ставр!» Мне жутко хотелось вернуться за разъяснениями, но если Капитан пишет такое, то, видимо, всё очень и очень плохо. Я не стал уточнять детали, а вышел из здания и побежал, на ходу тормозя пролетавшее мимо такси.

– Торговый центр «Грандривер».

– Сто пятьдесят, устроит?

– Поехали.

Водитель пытался завести разговор о погоде, депутатах и сложности жизни в России, но я не был настроен на пустую болтовню. Из головы не выходила короткая записка Капитана. «Беги, Ставр!» – это было похоже на просьбу, на предупреждение и на приказ. Куда я мог бежать? Зачем вообще мне это делать? Кто угрожает мне или моим близким? Почему он просто не сказал этого? Неужели даже в своём собственном мире, защищённый властью, законами, органами правопорядка, секретными службами и всем прочим, я не мог чувствовать себя в безопасности?

Риторические вопросы без ответа волей-неволей успокаивают психику. Да, всё ужасно. Да, нас никто не спасёт. Да, собственно, вообще в мире никто никого не спасает. Так уж сложилось в целом, а мелкие всплески милосердия лишь подчёркивают безысходность общей гаммы. Ну так и что после этого, застрелиться, что ли?

Я поскорбел о несовершенстве мира, наверное, ещё минут пять – десять, добрался до места, расплатился с таксистом и пошёл, засучивая рукава, – пора менять этот мир! Потому что у меня по жизни порой хорошо получаются довольно разные вещи, другие, наоборот, совсем не получаются, но хуже всего на свете я умею быть послушным…

На кассе сказали, что до окончания сеанса ещё полчаса и в зал меня по-любому не пустят. Конец света отменили, а других причин врываться под финальные титры фильма администрация кинотеатра просто не видит. Ну и ладно, выпью кофе, подожду их за столиком. Я как раз успел попросить у официанта чашку двойного эспрессо плюс горячие сливки, когда на горизонте показалась Она! Пишу это слово с большой буквы, поскольку любое иное обозначение роковой женщины будет либо размытым, либо неполным…

– У вас свободно? – невероятно чарующим, я бы даже сказал, обволакивающим голосом сказала незнакомка. Подчёркиваю, именно сказала, а не спросила, поэтому и опустилась на стул напротив, не дожидаясь моего ответа. – Не возражаете, если я закурю?

– В этом кафе не курят.

Черноволосая красавица в облегающем джинсовом костюме с глубоким декольте чуть причмокнула губами споткнувшемуся официанту, и он мигом поставил перед ней пепельницу.

– До этого я считал, что люди позволяют такое только ангелам.

– Это комплимент?

– Нет, это мысли вслух.

– Вы правы, я не ангел. – Она закурила, катая тонкую сигарету меж указательным и средним пальцем. – Совсем не ангел, если быть абсолютно откровенной.

Не буду врать, что стоит мне сесть за столик в кафе, как на меня тучей слетаются красивые женщины. Я не урод и не монах, но, как правило, одинокий мужчина неопределённого рода занятий, живущий в трёхкомнатной квартире с почти взрослой дочерью и психованным родственником бывшей жены, редко вызывает хоть у кого-то желание затащить его в ЗАГС. В большинстве случаев милым дамам достаточно хоть немного узнать обо мне, и они линяют с такой скоростью, что…

– Вы интересный мужчина.

– Почему?

– Не пялитесь на мою грудь, хотя и явно не голубой. У вас длинные пальцы, признак творческой натуры, но кулаки сбиты. Причём не в спортзале, вы явно уличный боец. Держите чашку, оттопырив мизинец, – привычка мягко управлять лошадью? Угадала. Вы боитесь меня?

– Нет. Вы всего лишь женщина.

– Откуда такая уверенность? – Она непроизвольно вскинула брови, значит, я её задел. – Впрочем, вы правы. Я женщина, и я – ведьма. Ведьма в двенадцатом поколении.

Я одним глотком допил кофе, собираясь подняться. Выслушивать ещё одну экзальтированную дуру, возомнившую, что у неё вдруг проснулись редкие магические таланты, не было ни времени, ни желания.

– Вы не верите мне.

– Зато не мешаю вам верить в то, что вы о себе думаете.

– Вы считаете, нас не бывает? – Незнакомка подалась вперёд, так что её губы едва не коснулись моего подбородка.

– А зачем мне это знать? – Я вовремя вспомнил старину Седрика.

Дама медленно загасила окурок…

– Неужели вы так и не поняли, почему я подошла именно к вам?

– Если я скажу, что понял, мне придётся вас убить.

– Это шутка? – Она неуверенно покривила губки. – Вы не похожи на мужчину, способного причинить вред женщине.

– В плане ведьм я так непредсказуем…

Её глубокие чёрные глаза на миг вспыхнули красным, и память услужливо подсказала – не ведьма, дампир. То есть вампиресса, способная жить среди людей, ходить при свете дня, пить кровь человеческую и животных, убивая по настроению даже своих. Коллегия дампиров в нашем городе, сколько мне известно, состоит исключительно из женщин и никому не подчиняется. По крайней мере, у них нет договора с Комитетом, как, впрочем, и нет постоянной войны.

– Я не ваша добыча.

– Ставр Белхорст, граничар из клана Белого Волка, – чуть отстранившись, холодно протянула она. – Вижу, мы поняли друг друга. Отлично, я тоже устаю от вранья. У меня нет ни просьб, ни вопросов, но есть предложение: тебя хочет видеть наша Госпожа.

Я промолчал. Людей моей профессии не приглашают в гости и не нанимают. Наша задача – охранять миры от несанкционированных проходов всяких тварей из Закордонья. В городские дела мы не лезем, так же как дампиры не суются к Граням.

– Тебе ничего не грозит.

– Я домосед.

– Мы слышали, у тебя есть дочь…

Я встал, молча посмотрел ей в глаза и оставил на столике деньги по счёту. Любой интерес к моим близким со стороны нечисти всегда заканчивается однообразно. Но убивать переговорщика прямо за столиком в кафе – это всё же дурной тон.

– Передайте вашей Госпоже, чтобы она больше не искала меня. Когда я захочу её видеть, то приду сам и вырежу всю коллегию.

– Ей нужна твоя помощь, и она готова заплатить, – раздалось мне вслед.

– Я не наёмник.

– Она знает, кто послал инеистых великанов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию

Андрей Белянин. Замок Белого Волка

Обсудить

Онлайн чтение книги Замок Белого Волка Андрей Белянин. Замок Белого Волка

Конец ознакомительного фрагмента.

Отзывы и комментарии

Онлайн чтение книги Замок Белого Волка
Андрей Белянин. Замок Белого Волка