Онлайн чтение книги Замок Горменгаст
Глава семьдесят третья

Доктор Хламслив был в полном изнеможении; от недостатка сна у него покраснели глаза, лицо осунулось. Его врачебные услуги требовались постоянно, потоп принес с собой сотни заболеваний и несчастных случаев.

Огромное чердачное помещение было оборудовано под лазарет; здесь были расставлены сотни кроватей, в которых лежали люди, не только со всеми возможными переломами, не только пострадавшие при падении и от других несчастных случаев, но пораженные различными болезнями, вызванными постоянной сыростью и крайне нездоровыми условиями новой жизни на марше, лежали здесь и сильно истощенные люди.

Хламслив тяжело переставляя ноги, направлялся на помощь человеку, пострадавшему от вполне типичного теперь несчастного случая. Он, как сообщили Доктору, неся тяжелый ящик, поскользнулся на скользких ступенях и упал. Прибыв на место, Доктор обнаружил явно выраженный перелом бедренной кости. Пострадавшего перенесли на широкую плоскодонную лодку, где Доктор мог наложить шину и сделать все то, что требовалось в данный момент чтобы можно было доставить несчастного в лазарет, где им занялись бы серьезно. Пока Доктор делал свое дело, санитар, стоявший на корме, шестом направлял лодку по коридорам и залам в ту часть Замка, из которой можно было добраться до лазарета.

Шест с завидной размеренностью опускался в воду, толкая большую лодку вперед. Проплывая по многочисленным коридорам, лодка где-то на полпути к месту своего назначения осторожно проскользнула под довольно узкой деревянной аркой и оказалась в большой, по всей видимости, бальной шестиугольной зале, в одном из ее углов над водой были видны верхние части нарядного помоста, на котором, очевидно, когда-то размешался оркестр и играл веселую музыку. Когда широкая плоскодонка выскользнула на простор этой залы, Доктор Хламслив откинулся на матрас, свернутый и уложенный поперек днища. У его ног лежал человек, которому на бедро только что была наложена шина, штанина была разорвана во всю длину, и ярким пятном белели искусно наложенные Доктором бинты.

У Хламслива кружилась голова, и все вокруг было как в тумане. Он закрыл глаза и погоузился в полузабытье. Услышав оклик с какого-то проплывающего мимо судна, он приоткрыл один глаз.

Из дальнего конца бальной комнаты приближалась странная, вытянутая в длину посудина, которую даже трудно было бы назвать лодкой. Резчики никогда не позволили бы себе создать столь уродливое и неповоротливое судно и поэтому, скорее всего, оно было неумело сооружено теми, кто в нем в данный момент находился. А сидели в нем в один ряд и с весьма удрученным видом гребли своими квадратными шапочками Профессоры Горменгаста. На корме нелепого судна, положив руку на румпель, располагался Призмкарп, который явно был капитаном этого корыта. По всему было видно, что Профессорам не нравится, что ими командует Призмкарп, что они сидят спиной к движению и не видят, куда направляются. Но они подчинились распоряжению Рощезвона, который приказал (хотя и безо всякой надежды на исполнение), чтобы все преподаватели патрулировали коридоры, ставшие водными путями. Над Профессорами же старшим он назначил Призмкарпа. Всякое обучение после начала потопа стало, естественно невозможным, и ученики, после того как дождь прекратился и вода перестала подниматься, большую часть времени проводили прыгая в воду они прыгали с зубчатых стен, с башен и башенок, с аркбутанов, со всех тех мест, откуда можно было прыгать, они ныряли в глубокой прозрачной воде, плавали, дрыгая ногами как огромные лягушки, заплывали в окна и выплывали из них плавали повсюду, где только можно было, и их радостные вопли разносились далеко вокруг.

Итак, Профессоры были свободны от своих преподавательских обязанностей. Они остались безо всякого дела, они мечтали о добрых старых временах, они подшучивали друг над другом, грызли друг друга, постепенно их вышучивание становилось все более язвительным, и наконец наступил такой момент, когда они перестали разговаривать друг с другом, погрузившись в угрюмую, но красноречивую тишину, все, что можно было сказать друг о друге и о потопе, было сказано.

Опус Крюк, сидевший поближе к корме, с тяжелым сердцем вспоминал о своем любимом кресле, которое поглотила вода. Кресло, в котором он провел столько лет – грязное, полуразваленное, отвратительное, единственная поддержка его существования, знаменитая «колыбель Крюка», исчезло навсегда.

Перед ним сидел Шерсткот, из него получился преотвратный гребец, хуже не бывает. Дуться и молчать – в этом ничего для него нового не было. Если Крюк молчаливо сокрушался по поводу гибели своего кресла, Шерсткот сокрушался по поводу того, что все в мире обречено на гибель – собственно, это он делал всю свою жизнь. Никто не помнил его в каком-то ином настроении. Он всегда выглядел несчастным и подавленным и, познав всю глубину печали этого мира, на фоне мировой скорби воспринял потоп как событие ничтожное.

Пламяммул наиболее строптивый из всей команды Призмкарпа, не подчинявшийся приказам, сидел как воплощение безмозглой, тупой раздражительности, было такое впечатление, что Шерсткот, сидевший спиной к Пламяммулу, находился в постоянной опасности – казалось, коллега вот-вот укусит его в шею своими лошадиными зубами или вышвырнет за борт. Далее сидел Срезоцвет; он был единственным из всех, кто никак не хотел признавать, что молчание – самое лучшее из возможных состояний. Для него болтовня была пищей, поддерживающей существование. Но теперь от бывшего, полного энтузиазма остряка осталась одна тень; Срезоцвет уныло глядел на широкую, мускулистую спину Пламяммула.

В лодке находилось еще только двое Профессоров – Осколлок и Усох. Очевидно, остальные плавали в других лодках, позаимствованных или сооруженным самостоятельно, а некоторые просто проигнорировали приказ Рощезвона и прятались по разным местам верхних этажей.

Осколлок и Усох, уныло гребущие своими квадратными шапочками, оказались ближе всех к приближающейся лодке. Усох, повернувшись и наклонившись над бортом, чтобы посмотреть, кого приветствует Призмкарп, нарушил чуткий баланс судна, и оно опасно накренилось на левый борт.

– Эй! Эй! – закричал Призмкарп с кормы. – Вы что, уважаемый, хотите перевернуть нас?

– Какую глупость вы говорите! – закричал в ответ Усох; его стареющее лицо покраснело – ему было очень неприятно, что его отчитали в присутствии всех остальных коллег. Он знал, что гребец из него некудышний и что ведет он себя неподобающим образом, но выкрикнул «Глупость!» еще раз.

– Давайте не будем, если не возражаете, это больше обсуждать, – заявил Призмкарп, и веки прикрыли его маленькие черные красноречивые глаза; при этом он слегка повернул голову, и на нижней части его лица под свиным пятачком заиграли бледные отражения пятнышек света, пляшущих на волнах, – Странно, я полагал, что после того, как вы подвергли опасности своих коллег, вы поймете свою ошибку и примете мое замечание к сведению, дабы более не повторить ее. Но нет, вам хочется оправдаться, как, впрочем, свойственно всем людям науки. Завтра вы и Срезоцвет поменяетесь местами.

– Вот еще! – вспыхнул Срезоцвет. – Мне вполне удобно и здесь!

Старший уже было собирался прочитать невежливому коллеге небольшую лекцию о бунте и его последствиях, но в это время с ними поравнялась лодка, в которой сидел Доктор Хламслив.

– Доброе утро, Доктор, – сказал Призмкарп.

Хламслив, успевший заснуть после того, как его в первый раз окликнул Профессор – он просто был не в состоянии удержать веки, и они закрывались сами по себе, – встрепенулся, тяжело приподнялся и устало посмотрел на проплывающее мимо профессорское судно.

– Кто-то что-то сказал? – воскликнул Хламслив в доблестной попытке изобразить шутливую веселость; однако он ощущал свинцовую тяжесть в членах, а голова, как ему казалось, была в огне, – Чу, слышу голос, несущийся над солеными водами океана! А, это вы! Клянусь всем, что необычно, это Призмкарп! Как поживаете, адмирал?

Но в тот момент, когда Доктор Хламслив одаривал профессорское судно одной из своих знаменитых улыбок – словно произвел залп зубами по всему борту, – санитар, не обращая внимания на Призмкарпа и его команду, сильно оттолкнувшись шестом от пола бальной залы, послал лодку вперед. Хламслив откинулся на свернутый матрас и закрыл глаза; Профессоры остались позади; санитар думал о том, что когда они доберутся до лазарета, он постарается убедить Доктора лечь поспать пару часов и забыть на время о пострадавших и несчастных, об умирающих и мертвых.