Онлайн чтение книги Запретный мир
Глава 3

К вечеру они достигли границы снегов. Вскоре после того, как плотный туман накрыл окружающий ландшафт, корабль остановился у причала, заняв место в ряду таких же деревянных посудин со спущенными парусами. Еще здесь стояло несколько байдарок, и этот факт Белаван взял на заметку.

Клетку поставили на землю и открыли. Деборе, Белу и даже Гуню выдали меховые безрукавки – крокодил напялил свою, просунув передние лапы в отверстия вместо рук, – так что холод особо не досаждал.

Под конвоем пяти вигингш они двинулись по извилистой тропинке, тянувшейся сквозь грязно-белый, густой, как холодная манная каша, туман. Впереди возникли очертания города. Раздались звуки гудящих вразнобой рогов, стук колотушек и беспорядочный лай собак.

Видимо, от большого количества костров, горевших здесь, туман слегка поредел. Показался невысокий холм, окруженный деревянными строениями.

Они поднялись по заснеженной улице. Вокруг сновали высокие светловолосые мужчины с длинными косами (а иногда без кос) и степенно расхаживали еще более высокие светловолосые женщины с топорами и мечами. Белаван вглядывался в туман за холмом, но не смог обнаружить ни малейшего намека на близость Круглой Стены.

Улицу замыкало широкое приземистое здание на вершине холма. Стены из неотесанных бревен поросли мхом, крышу скрывал толстый слой снега. У коновязи под стеной стояло несколько мамонтоподобных, поросших густой рыжей шерстью лошадей. Периодически лягая друг друга копытами-наковальнями, они ели что-то из общей кормушки размером с большую ванну.

Пленников ввели в просторный холл, где расхаживало множество северных дам, и заставили повернуть в неприметный боковой проход, закончившийся пещерой. В ее земляном полу зияло несколько ям, и все это озаряли факелы на железных подставках.

– Прыгайт! – приказала одна из сопровождающих.

Поскольку пленники замешкались, их без дальнейших проволочек спихнули в яму. Затем, пока они проверяли целостность своих конечностей, сверху раздались удаляющиеся шаги.

– В этих соседних… э-э… камерах кто-то есть? – поинтересовался Бел, прикидывая расстояние до края и приходя к выводу, что дотянуться не сможет. – Мне показалось, я что-то слышал. Вроде как в одной из них кто-то трясся.

– Совсем как я, да? – спросил Ситцен.

– А я поняла, – заявила Дебора, – почему сама Снежная Свонна участвовала в этом походе.

– Да ну, милка, – проворчал хамелеон. – И почему же?

– Я не милка, крокодил. Я – Дебора Анчи. Мне кажется, потому, что этот поход очень важен. Вы же знаете… то есть ты, крокодил, должен знать, что всех повелительниц призвали в Стопу на праздник. И они обязаны, конечно же, явиться с подарками для Посвященной. А какой подарок ей нужен? Конечно, Ушастые жертвы, которых она…

– Кто такие Ушастые жертвы? – удивился Бел. Раздались шаги, и на дно ямы кубарем скатилось тело. По белой меховой оторочке Белаван понял, что это тот самый человек, который сидел в соседней клетке… а затем понял, что все равно ошибся. Это был не человек.

– Вот Ушастая жертва, – отметил Гунь Ситцен.

Белаван де Фей увидел полутораметрового кролика, в широких штанах с прорезью для хвоста и меховой безрукавке. Кролик, поднявшись, отряхнул мохнатыми лапами колени и по очереди оглядел пленников. В его глазах мелькнуло что-то неестественное, но свет факелов, совсем тускло озарявший дно ямы, не позволял определить, что именно.

– Приветствую собратьев по несчастью, – произнес кролик нараспев.

В мире Бела животные не говорили. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Они могли рычать, мычать, кричать, блеять, мяукать, лаять, издавать множество других звуков, но говорить – не способны. Неразумность и неразговорчивость животных – один из основополагающих принципов, на которых зиждилось мировоззрение де Фея.

– И тебе здорово, служивый, – откликнулся Ситцен. – Много ваших повязали?

– Кролей, что в чащах диких Арры безбедно жизнь вольготную вели, – промолвил кролик, тщательно выговаривая слова в архаичном стихотворном ритме, и вздохнул: – совсем уж больше не осталось.

– Да, паскудно вам ноне живется, – согласился хамелеон. – Тебя как звать?

– Зовусь я Баган, – представился кролик и поклонился так, что длинные уши свесились чуть не до земли.

– Из рода Скунсов, знатного когда-то, но ныне измельчавшего совсем. Я есть к тому же предводитель ватаги славной грызунов-повстанцев. Создал среди кролей сопротивленье, в Стопу к Шанго хотели мы идти, дабы закончить страшные убийства и ритуалы вовсе прекратить, Когда кроли бесследно исчезают… Но викингши Своннихи Лагерлефши нас всех в пути нежданно повязали. Мои собратья вельми трусоваты (под «вельми» разумею я «чрезмерно») И оказать сопротивленье не смогли. Их всех в мгновенье ока захватили. Я скрылся, но затем решил вернуться – ведь побратимов, пусть даже и трусов, негоже оставлять одних в беде. Тем более что я их атаман. Итак, вдоль Буты двинул я стопы… – Кролик приподнял лапу, демонстрируя пленникам меховую ступню размером с подушку-думку. – И был захвачен женщинами Свонны. – Баган Скунс подступил к стене и крикнул так, что его голос разнесся по пещере: – Вы слышите ль меня?

После паузы до них донеслось:

– Мы слышим, Баган.

Затем другой голос, принадлежащий, казалось, существу, которое пребывает в крайне пессимистическом умонастроении, добавил:

– Что хочешь ты?

– Вы недостойны чести называться, – обвинил Скунс, – кролями!

– Не в силах мы смущенья побороть, – откликнулись из соседней ямы. – Природная опаска берет свое…

– Опаска?! – возмутился Баган. – Я называю это страхом мерзкослабым! Тот недостоин называться кролем, кто честь свою не смеет защитить!

– Почто ругаешь нас, почто словами ранишь? Третий голос, который выражал очень мало надежд на дальнейшие перспективы, заметил:

– Ведь ты же бросил нас, не так ли? Тут Баган разбушевался не на шутку.

– О лапу лапой вы ударить не смогли! – закричал он, патетически прядая ушами.

– За вами я вернулся, чтоб спасти, – а вы мне лишь упреки говорите?

Раз так, спасайтесь сами из ловушки! Я больше помогать вам не намерен! В седалища я всех вас… так и знайте! Пока кролики перекликались, Бел склонился к Деборе и прошептал:

– И так у вас всегда было?

– Как? – тихо спросила она.

– Я имею в виду, кролики всегда были такими… большими? И разговорчивыми?

– Не кролики – кроли, – поправила она. – «Кролики» – это обидно, все равно что назвать людей «человечишками» или «людишками». И конечно, они всегда были такими.

– То есть и до оцилиндривания?

– Да.

– А кто еще у вас разговаривает?

– О чем ты говоришь?

– О других зверях. Они тоже разговаривают?

– Так! – возмутилась Дебора. – Ты – расист?

– Ни в коем случае. Просто у нас животные никогда не разговаривают.

– Но кроли – не звери. Не животные. Звери – это звери, люди – это люди, а кроли – это кроли.

– Ты имеешь в виду, что они просто еще одна, ну… разумная раса, которая так же, как и люди, обитает в Кабуке? В отличие от диких зверей… к примеру… не знаю, медведей, лисиц… э-э… тушканов каких-нибудь, которые не разумные и, соответственно, не разговаривают?

– Ну да! – подтвердила Деби.

– Вот теперь понятно. А что он говорил о ритуалах?

– Точно никто не знает, но кролей постоянно требует доставлять к себе Посвященная Шанго. Какие-то жертвоприношения. Она помещает их в Круг… не знаю, что это такое… И они вроде как исчезают и назад уже не возвращаются.

– Очень странно, – заметил Бел. – В моем мире доставать кроликов из шляпы – обычный цирковой фокус. Этот самый А. Левенгук, владелец шляпы, тоже подобным занимался. Интересно, есть здесь какая-нибудь связь?

– Вы ваще об чем думаете? – язвительно вставил Гунь Ситцен. – Вам бы, умникам, подумать, чего с нами собирается делать Лагерлефша.

Солнце зашло, и снег на плоских крышах окрасился в густо-синие тона. Народу на улицах почти не было, узкие окошки озарились светом факелов и тростниковых свечей.

Ярче всего горели окна Большого Сруба, здания, напоминавшего ангар для хранения негодных корабельных остовов. С разных сторон по замерзшим притихшим улицам к Срубу пробирались несколько десятков посиневших от холода, дрожащих женщин в кимоно.

* * *

Снежная Свонна высморкалась в платок размером с лошадиную попону. От двух резких перемен климата, через которые она сегодня прошла, у нее разыгрался насморк катастрофического масштаба. Свонна бросила платок на пол и довольным взглядом окинула главный зал Сруба, под стенами которого горело около сотни факелов на железных треногах.

Северянки переоделись в домашнее…

И происходило то, что в Асьгарде именовалось культурным проведением досуга с небольшим количеством жертв и разрушениями чуть выше среднего. То есть сестры отрывались вовсю.

Помещение наполнял лязг мечей, топоров, щитов, рогов для питья и для производства музыкального праздничного рева, крики, стоны, звуки песен и хоровой рокот голосов, звучащих одновременно и вразнобой.

На устланном соломой полу стояли столы и бочонки, по нему топали могучие пятки, а иногда пробегали другие пятки, не столь могучие, – это мужчины, расставив очередную порцию мисок с дымящимися кусками жареной тушканины, спешили убраться из зала, увертываясь на ходу от загребущих женских рук и прикрывая платками косы. Национальный северный вид спорта – борьба с тушами тушканов – велся прямо на столах, поверхность которых иногда достигала площади небольшого стадиона.

Спортсменки-любительницы и спортсменки, уже давно и заслуженно считавшиеся профессионалками, топтались по посуде, совершая броски и подсечки безответных соперников, а окружающие с ревом восторга, сопровождавшего каждый удачный финт, обливали их вином и забрасывали обглоданными костями. Среди столов происходили поединки между лихими представительницами юной поросли, насосавшимися грибного отвара, – они хотели победой доказать, что уже достойны носить рогатое ведро.

Свонна окинула сборище взглядом и вгрызлась в тушканий бок, когда к ее уху склонилась первая помощница Тайя Строга и с гордостью произнесла:

– Сегодня у нас весь Асьгард.

– Аф! – Лагерлефша со стуком бросила обглоданную кость на стол прямо в лужу вина. – Скоро прилетайт Стрекозный Дракон и принесет в жабрах жр’ицу от дер Шанго.

– Но разв’е не было соопщения, что визит жрицы отмен’яется? – удивилась Тайя.

– Да, но нетавно пришло еще одно: Дракон все же прилетайт. Пойди скажи, чтоб привел’и пленников.

Тайя встала и двинулась к выходу, пробираясь между бочонками, столами и разгоряченными телами и при этом мысленно с размаху хлопая себя ладонью по лбу.

Сегодня днем, отлучившись под каким-то предлогом с корабля, в условленном месте она встречалась с посланницей Лепестка Лотоса Саакэ. От посланницы к Тайе перешло некоторое количество золотых монет, а от Тайи к посланнице – некоторое количество сведений, самым важным из которых было сообщение о том, что Стрекозный Дракон со жрицей от Шанго этой ночью не прилетит.

Посвященная запрещала вооруженные конфликты между своими адептками (если только эти конфликты не разгорались по ее прямому попустительству) и потому, естественно, в присутствии жрицы Саакэ не решилась бы атаковать Большой Сруб. Но, как выяснилось, этой ночью жрица на драконе все же появится здесь…

Тайя вышла в коридор, ведущий к тюремным ямам. Там перед бочонком сидели две охранницы с рогами в руках. Тайя приказала им:

– Привет’ите тех троих и Ушастого!

Затем, чувствуя нервную дрожь в своих довольно-таки полных коленках, она двинулась назад и тут услышала, как в гул, доносившийся из зала, вплелся новый звук. Покрывшись холодным потом, Тайя Строга на цыпочках пробралась к дверям и выглянула.

Изо всех окон и дверей в зал лезли проворные фигуры в кимоно, со сведенными от холода скулами и синими лицами. Они наскакивали на северянок, а те ревели, спьяну не понимая, что происходит, и хватались за оружие.

Тайя Строга глубоко вдохнула, зажмурила глаза и нырнула в зал головой вперед, как в омут.

В яму опустилась узкая лестница, и вверху одна из охранниц скомандовала голосом, который теперь уже не был так же тверд, как раньше:

– Эй, вы, мал’енкие людишки, и ты, Ушастый, вылезайт! – Вслед за этим над краем ямы показалось раскрасневшееся лицо.

Баган Скунс первый шагнул к лестнице и стал подниматься, в то время как одна охранница говорила другой:

– Теп’ерь можно буд’ет уйти и не охраняйт больше эт’их басурман.

Кроль достиг верхней ступени. Когда охранница попыталась схватить его за уши, чтобы побыстрее вытянуть на пол, Баган вдруг схватил ее саму за руку и сильно дернул. Число опустошенных к тому времени северянкой рогов приблизилось к десятку, так что она без особого сопротивления перекувырнулась через край и с удивленным воплем: «О мой Тур!» – рухнула на дно ямы.

– Лезьте вверх без промедленья! – крикнул Скунс, хватая упавший меч и наступая с ним на вторую охранницу.

Икнув, та схватилась за топор.

Внизу Гунь Ситцен засандалил хвостом по русоволосой голове северянки, а Бел де Фей, схватив Дебору под руки, рывком поставил ее сразу на пятую перекладину лестницы.

Когда они выбрались, кроль и северянка с энтузиазмом махали друг на друга оружием. Гунь первый сообразил, как лучше всего подсобить одному из дерущихся и подкузьмить другому. Выбрав момент, он подлез сзади под ноги охранницы и взмахнул хвостом, после чего она полетела вслед за соратницей в яму, из которой Бел как раз успел извлечь лестницу.

– Бегите, живо! – произнес тяжело дышащий кроль, опираясь на меч. – Я пока освобожу своих трусливых братьев… – Кивнув им, он бросил оружие, схватил лестницу и потащил ее к соседней яме.

В коридоре, пока Гунь Ситцен осторожно заглядывал в дверь, Дебора приперла Бела к стене и возмущенно потребовала:

– Никогда больше так не делай!

– Как? – удивился Бел.

– Не подсаживай меня ни на какие лестницы! Это я должна подсаживать тебя, понял, Белаван де Фей?

– Но… – Бел изумленно покрутил головой, и тут его перебил Ситцен:

– Оба-на!

Крокодил повернул к ним голову с приоткрытой пастью и горящими глазами.

– Щас! – крикнул он и нырнул в двери.

Прислушиваясь к очень содержательному реву, который доносился снаружи, они приблизились к дверям и осторожно выглянули. Некоторое время смотрели. Потом втянули головы обратно и глянули друг на дружку.

– Такого… э-э… количества мускулистых женских ляжек и… э-э… очень больших… гм… грудей я, еще не видывал, – осторожно заметил Бел.

– Там жарко, и они остались в… гм… домашней одежде, – откликнулась Дебора севшим голосом. – Интересно, здесь есть другой выход?

Из дверей метнулось приземистое сиреневое тело с панковским хохолком на темени и деревянной миской в зубах. От миски неприятно пахло.

– Видали? – Ситцен опустил миску на пол и принюхался. – Скока баб, и все в халатах. – Он сунул пасть в миску и шумно зачавкал.

– Да, но с кем они дерутся? – спросила Дебора.

– Х-хах-хие-хо феф-вхи ф-в щефном, – промямлил Гунь, не отрываясь от миски. – Фхохе хах фафы с Оффофнофо Аффефефуфка. Оф-чень фоф-хоши фа… – Крокодил опустошил миску и закончил, облизываясь: – Похожи на самураек Саакэ. Жуть берет, чего они друг с другом вытворяют.

Из коридора прилетел топор и вонзился в стену над их головами.

– А что это ты съел? – поинтересовался Белаван.

– Грибной отвар. Вообще-то, он сильнодействующий, его надо немного пожевать и сразу выплюнуть, но я… – Ситцен вдруг умолк, вздрогнул всем телом и застыл как статуя.

– Эй! – позвал Бел. – Гунь, что с тобой? Коридор наполнился топотом лап и мохнатыми телами. Бел и Дебора вынуждены были поспешно отступить к стене. Кроли, в штанах и безрукавках, пронеслись мимо и в мгновение ока скрылись за дверью.

Шум в зале стал тише.

Потом резко усилился.

Баган Скунс, бежавший позади всех, притормозил и поведал:

– Я им сказал, что в промедленье гибель, что их убить хотят всех вероломно.

И, напугав почти до полусмерти, заставил разбежаться что есть мочи. (Пронять нетрудно кроличью натуру!) От страха позабыв про все на свете, собратья смогут зал преодолеть и вырваться из города Асьгарда… идемте!

– Пошли, – согласилась Дебора. – Мне, как женщине, не пристало предлагать подобное, но давайте попробуем пробраться на четвереньках вдоль стены. Там такое делается, что, может быть, нас даже и не… – она моргнула, когда в коридор влетел двуручный меч, запущенный кем-то наподобие копья, и вонзился в стену рядом с топором, – не заметят.

– Гунь! – позвал де Фей. – Гунь, ты идешь? – Он осторожно ткнул хамелеона в брюхо носком туфли.

Сиреневый крокодил очень медленно, словно преодолевая огромное сопротивление, поднял голову от пустой миски, и все увидели, что хохолок на его темени дико топорщится, а узкие зрачки покраснели и расширились.

– Идешь?! – напряженно повторил Гунь Ситцен с первобытной яростью в голосе. – Разверни и подбрось, ДА Я СЕЙЧАС РАЗНЕСУ ЗДЕСЬ ВСЕ ВДРАБАДАН!!!

Когда они сквозь падающий снег бежали по темной улице, низко в черном небе над их головами к большому Срубу пролетело, издавая рокочущий грохот, массивное грушевидное тело.

– Наверное, Стрекозный Дракон Посвященной Шанго, – прокомментировала Деби. – Говорят – страшный монстр.

– Вернемся, чтобы глянуть на него? – выступил с предложением немедленно заинтересовавшийся Бел, но встретил полное непонимание.

На причале Ситцен, раскалившийся докрасна от неизбывной ярости берсерка, в два счета перекусал и разогнал всех охранниц. В этот момент дракон пролетел в обратном направлении – медленно, потерянно рыская из стороны в сторону, издавая жалкие булькающие звуки. Грушевидное тело было плохо различимо, но все же путникам показалось, что теперь оно больше напоминает шерстяной клубок, из которого во все стороны торчат короткие спицы.

Рев дракона смолк в холодной дали. Над вершиной холма появилось быстро разгорающееся алое зарево. В его отблесках вскоре отыскалась подходящая трехместная байдарка с веслами. Единственную проблему представлял Гунь Ситцен (которого решено было тянуть по воде на буксире): он, рыча, бросался на темные силуэты кораблей, пытался отхватить зубастой пастью длинные кили и орал что-то про загубленную молодость.

* * *

– Я доведу вас до границы леса, а там расстанемся.

Наступило утро. Оставив байдарку на берегу, путешественники углубились в лес, двигаясь по направлению к Западной области и городу Недотычки. Грибной отвар постепенно перестал бурлить в организме Гуня Ситцена, хамелеона вновь начало трясти. Выяснилось, что последние события не запечатлелись в его взбудораженном рассудке. Когда Бел попытался напомнить Гуню, как тот, периодически покидая корму байдарки, охотился за рыбой, а один раз даже выбрался на берег и с громкими воплями долго гонял кого-то по темному лесу, хамелеон лишь недоуменно хлопал пастью и отнекивался.

– Послушай, Баган, – сказала Дебора. – Я, конечно, знала, что жрицы Шанго похищают кролей и что-то делают с ними, но никогда не слышала про организованное сопротивление.

Еще раньше, как только рассвело, Белаван понял, что именно насторожило его в глазах Скунса. Поразительное косоглазие, присущее, собственно, всем представителям кроличье-заячьего семейства, но у столь крупного представителя этого семейства достигшее буквально косой сажени в глазах.

Теперь кроль окинул спутников взглядом… вернее, взглядами, так как его правый глаз очертил эллипс по небу, а левый – какую-то причудливую мистическую цифру, что-то вроде «восьмеркошеститройки», по кронам деревьев, стволам и траве.

– Повстанцы появились лишь недавно, – заявил Баган, – Их я сплотил из массы разобщенной. В объединенье только наша сила!

– Служивый, нет ли травки у тебя?.. – начал Гунь. – А, разверни да подбрось! Косячка, грю, у тебя, часом, не завалялось?

– Не пользуюсь и сей дурной привычки не одобряю.

– Так я и знал.

– Что представляют собой эти Недотычки? – спросил Белаван у Деборы.

Девушка пожала плечами:

– Вообще-то, обычный западный город. Бургомистершей там Оторва Малина, и она же – крестная мать тамошних преступников. Все об этом знают, но все равно ее каждый раз избирают на новый срок. Но нам, вернее тебе больше следует опасаться Слиссы Фалангисты из Эхоловных пещер, расположенных рядом с Путем Безумного Фуна.

– Почему?

– Ну… – Дебора отчего-то смутилась. – В общем, лучше не попадаться на глаза ее подручным.

– Она хочет сказать, паря, – вмешался Ситцен, которому такое чувство, как смущение, было неведомо в принципе, – что Фалангиста шибко охоча до симпатишных и молоденьких пареньков вроде тебя. У ей этих пареньков цельный сераль.

– Я – симпатичный? – вполне искренне удивился Бел– Не понял.

– Ну, малыш, не кокетничай.

– Я – кокетничаю?! – еще больше удивился он. – Не понял.

– Чтоб тебя развернуло да подбросило! – обозлился Гунь. – Вот я никогда миленьким не был, так я ж этого и не скрывал! Всякий красавчик делает вид, что и не догадывается, как выглядит, а на деле тащится, как питон по баобабу, ежели бабы оглядываются на него! Ну чё ты не понял? Тебе скоко годов?

Это был хороший вопрос, повернувший мысли Белавана де Фея в философическом направлении. «Что за невероятный изгиб теории вероятности и теории относительности? – спросил он сам у себя. – Я иду в компании девушки, которая, кажется, считает себя чересчур мужественной, метаморфного крокодила-жероинщика и большого разумного кролика, говорящего стихами… В чужом мире, расположенном в цилиндре фокусника… Иду, чтобы увидеть Посвященную, приносящую грызунов в жертву каким-то странным богам. И плюс ко всем этим прелестям я даже не знаю точно, сколько мне лет! И можно ли сказать, чтобы мне все это не нравилось? Нет – даже наоборот». Гунь Ситцен между тем рассказывал кролю:

– Паря утверждает, что когда Кабука оцилиндрилась, то попала в шляпу фокусника из его мира… А эту вот дылду очкастую затянуло в ту шляпу, и так он оказался здесь.