Онлайн чтение книги Завтра не наступит никогда
Глава 7

– Они не должны отдавать его чужим людям, Соня!!! – Глаза Маши снова наполнились слезами. – Они не имеют на это права!!!

– Маш, ты успокойся для начала.

Соседка по коммунальной квартире, полнотелая еврейка Софья Миндалина, погладила Машу по голове.

Ей не было жаль Гаврилову. Ей вообще никого не было жаль после того, как она пять лет назад потеряла всю семью в один из штормов на черноморском курорте.

Они жили тогда в палаточном городке прямо на галечном пляже. Отдыхали там каждое лето – она, муж и двое ее сыновей. Неплохо отдыхали, хотя Софья с удовольствием сменила бы брезентовые стены на что-нибудь посолиднее. Но разве мужу докажешь! Он способен был выколотить копейку из чего угодно, сэкономить на всем. И на отдыхе тоже ухитрялся экономить, восполняя бытовые неудобства собственным энтузиазмом.

Вспоминая осенью или зимой летний отдых, Соня с изумлением обнаруживала, что не было в нем ничего хорошего. Сортир в кустах. Это потом уже биотуалеты завезли, так к ним очередь, и опять же платными они были. Муж гундел, что дорого, приходилось тайком все равно в кусты бегать.

Еду на примусе готовила. Каждый день одну и ту же еду. Суп из пакетов. Макароны либо с растительным маслом, либо с тушенкой. Хорошо, что не было холодильника, а то заставил бы одну банку растягивать на три дня. Чебуреки не покупали. В кафе не ходили. Дискотеки он сам устраивал на пляже. И даже народ сбегался, одураченный его энтузиазмом. Мыться приходилось в палатке над тазиком, потому что за душевые тоже надо было платить.

Одно утешало всегда Софью и радовало, что все вместе они были. Что дети веселы и счастливы. И готовы были на свежем морском воздухе есть макароны три раза в день. Муж заботлив, внимателен. Ночами тайком от сыновей увлекал ее к совсем уж дальним кустам и любил ее там неутомимо, и слова всякие прекрасные нашептывал.

Разве могла она роптать против такого счастья. Она улыбалась и послушно год за годом паковала рюкзаки для их поездки к морю. А потом…

Потом передали прогноз о надвигающемся шторме. Кто-то начал собираться и съезжать. Кто-то, как они, не слышал прогноза. Кто-то, понадеявшись на авось, пропустил штормовое предупреждение мимо ушей и тоже остался. И беды-то, как ни странно, ничто не предвещало. И туч никаких не заходило. Все было, как всегда, за исключением странного тревожного чувства, не дающего покоя Соне с самого утра. Все-то ей казалось, что она что-то то ли потеряла, то ли не нашла.

Часам к пяти вечера подул ветерок и опрокинул пакеты с солью и с сахаром, которые она пристроила на походном столике перед палаткой. Готовить было не с чем. А она компот собиралась ребятам варить из сушеных яблок, которые привезли с собой. И еще картошка от уезжающих соседей осталась, хотелось вареной с укропом. А соли и сахара нет, просыпал ветер. И тогда муж с обычной своей улыбкой, в которую мог вкладывать что угодно – от любви до агрессивного укора, – послал ее в магазин. Проворонила, мол, мамашка, свои запасы, топай теперь сама пополнять. Машину он ни за что заводить не станет.

Она и потопала. Магазин располагался в маленьком поселке. Ох она и попыхтела, топая в горку, ох и поругала скопидома мужа, пожалевшего кружку бензина на поездку. Вот ни за что она на обратном пути спешить не станет. Пускай знает, что над ней нельзя измываться и на ее комфорте экономить. Купить все она, конечно же, купит, но заодно еще и в баню зайдет. Сколько можно над тазиком плескаться?! А если все займет немного времени, то еще и в кафе за плетеным забором наведается.

Ох и пахло оттуда, когда они ездили в поселок за хлебом. И мясом жарящимся, и еще чем-то остро-пряным, и перцем печеным. Софья тогда чуть язык не проглотила. И даже осмелилась запроситься туда. Муж осек сразу. Высмеял ее желание и пригрозил гастритом и язвой желудка. Тогда Софья успокоилась, а теперь нет. Теперь она непременно туда зайдет.

Не зашла.

Еще когда в бане мылась, услыхала страшный вой и грохот за стенами. Потом по коридору кто-то топал, кричал, метался. Кое-как вымывшись и вытершись, Соня поспешила на волю, а там…

А там море бешено плясало почти у самого порога, над головой низко нависло черное небо и жутко выл ветер. Никогда Соня не слышала, чтобы ветер так выл. Видела как-то в кино смерч – ужасное зрелище. А тут воочию убедилась, что ветер может выть, как дюжина страшных демонов.

Она попятилась, еще ничего не соображая, и тут же наткнулась спиной на кого-то, кто застонал с испугом:

– Люди!!! Господи, людей-то всех смыло теперь, кто на берегу жил!!!

Вот тогда и она завыла, соревнуясь по силе и ужасу с ураганом. И даже в волны, омывающие порог поселковой бани, хотела броситься, ее удержали.

Конечно, никого не нашли. Да их и не искал никто. О них даже в сводке происшествий никто не упомянул, она специально у телевизора все новости караулила, как дурочка.

Никто никогда не упомянул о ее детях и муже, будто их и не было никогда. Никто никогда не смог ей их потом заменить.

Она вернулась, долго жила одна в пустой квартире. Редко выходила на улицу. Потом однажды решила выйти раз и навсегда… через окно четвертого этажа. Не разбилась! Сломала три ребра и попала в психушку, вот и весь выход ее. Пока лечилась, к ней никто не приходил, кроме молодого соседского парня Сашки. Он жалел ее, приносил апельсины и кефир. А потом так же вот, жалеючи, присвоил себе ее трехкомнатную квартиру. И так же, жалеючи, выбросил ее на улицу.

Но Соня на него не обиделась. Каждый живет как может и хочет, решила она тогда. Лишь бы никому от этого вреда никакого не было. То, что она оказалась на улице, вредом не считала. И даже где-то в глубине души была благодарна Сашке за то, что он ей документы подсовывал на подпись. За то, что жить заставил на улице. Она немного хоть встряхнулась там, разговаривать с людьми начала. Научилась выказывать сочувствие, но вот по-настоящему сочувствовать и жалеть уже никого не могла. Будто окостенел в ней тот самый нерв, который за жалость отвечал в ее организме.

Она вот и сейчас видела, что Машкина душа разрывается от горя. Понимала, что толстая Ритка не права, что зря взъелась на девчонку. Машка же, она неплохая. И не пила совсем. Ритка как-то так ловила ее всегда, будто нарочно это делала, сука рыжая. Если бы Соню кто спросил тогда, она бы подтвердила, что Машка на тот момент, когда ее Гаврюшку отбирали, не была пьяницей. А была хорошей и заботливой матерью. Это уж потом спиваться начала. А тогда нет, не злоупотребляла и работала.

Но Соню никто не спросил. Да и кто поверил бы бывшей бомжихе? Она и жила-то в этой коммуналке всего два года.

А ведь поселилась как, сказать – никто не поверит! Сашка ведь ее на улице подобрал и сюда приволок.

– Чего же ты, тетя Соня, не сказала, что у тебя нет никого? – корил он ее после бани, где Соня мылась часа два. – Я-то думал, что куда-нибудь к родне подашься. Слыхал, у тебя тетка с сестрой двоюродной за Уралом. А ты в городе, да где! Когда увидел репортаж по телику про то, как вас гоняют, чуть не офигел совсем. Думаю, из-за меня человек пропадает!

Соня лишь улыбалась ему в ответ, с благодарностью собирая бутерброды с тарелки в пластиковый мешок. Она, конечно, могла бы ему возразить и сказать, что не она пропадает, а сам Сашка. Что не стал он счастливым, поселившись в ее квартире.