Онлайн чтение книги Земля Мертвых
Совет мастеров

– Пожар!!!

Костя повернулся к реке, увидел как сразу несколько человек вытянули руки в сторону деревеньки. Над холмом плясали высокие языки пламени, поднимались густые черные клубы.

– От, блин, да что же там такое! – сплюнул Росин и побежал следом за Никитой, уже одолевшим половину пути от палатки.

Полыхал тот самый сарайчик, в котором милиционеры заперли задержанных – бандитов, что разгромили деревню. Один из патрульных безвольно валялся на земле, второй пытался его растрясти:

– Леха, вставай! Леха, чего тут случилось? Леха, это ты поджег? Леха, ты чего, пьяный, что ли?

Алексей Рубкин только постанывал в ответ, не открывая глаз, да иногда подергивал рукой.

– Что вы стоите?! – поднял милиционер глаза на сбежавшихся людей. – Туши те скорее! Там же арестованные!

– Да нет там уже никого, Стас, – покачал головой Немеровский. – Вон как пылает, не подойти.

– Да сделайте хоть что-нибудь!

Однако при всем желании никто не мог ни принести воды, ни попытаться растащить горящее строение – пожарных щитов в деревеньке не имелось, ведер поблизости видно не было, колонки или даже простого колодца никто поставить не удосужился. А жаркое пламя уже заканчивало пожирать свою добычу, заметно осев и частично рассыпавшись на скачущие по почерневшим стенам угольки.

– Мать моя женщина… – схватился за голову патрульный. – Сколько же их там было? Шестеро? Семеро? Ешкин кот… Все на меня повесят… Ты-то куда смотрел!

Он снова затряс своего напарника, но Рубкин никак не отреагировал даже на пощечины.

– Что вы тут столпились?! – неожиданно перенес милиционер свой гнев на собравшихся вокруг людей. – Все следы затопчите! Покиньте место происшествия! Немедленно!

Росин переглянулся с Немеровским, стрельнул глазами в сторону реки. Миша кивнул, и они стали пробираться в сторону бандитской лодки.

Здесь уже активно ковырялись трое ребят в черных шароварах и свободных серых рубахах – «берсерки» из «Глаза Одина».

– Ну, и чего нашли, викинги? – присел на корточки Росин.

– А, это ты, Костя? – повернулся на голос один из них, с длинным шрамом через весь бок. – Привет.

– Привет, Валентин, – кивнул мастер. – Чего нашли?

Валентина Хайретдинова, он же ярл вольной викингской дружины «Глаз Одина» Руг Хакан, Росин знал достаточно давно. Уже не раз сходились его разбойнички с витязями «Черного Шатуна» на разных фестивалях и ролевых играх – как впрочем, нередко они оказывались по одну сторону поля боя. Был он парнем заводным, легко поддающимся на разные авантюры начиная от банального «выпить» и вплоть до высадки на городском пляжи Луги с целью захвата пленных и «крещения» язычников. По всей видимости, именно такими и надлежало быть настоящим викингам. Судя по тому, что многие добытые буйными северянами сокровища археологи находили в глубинах норвежских болот – то есть, в местах, добыть откуда заныканный клад заведомо невозможно – грабили викинги не корысти ради, а чисто по причине природной непоседливости и чрезмерной гнусности характера.

Клуб «Глаз Одина» даже приступил к постройке своего собственного драккара по добытым в дебрях интернета чертежам, но дело пока двигалось медленно.

– Чья лодка разобрались, Валентин? – поинтересовался Костя.

– Кто-то хорошо постарался, мастер, – покачал головой «ярл». – Весь такелаж натуральный: пенька, конопля, парусина. Гвоздей тоже почти нет, все собрано на шипах. Да чего там гвозди: ни одного полиэтиленового пакета, или бутерброда в фольге нет нигде! В общем, не знаю, кого еще ты приглашал на фестиваль, но подготовились ребята на совесть. Завидую, меня на такую скрупулезность не хватает. Правда, тип суденышка непонятный. Драккаром не назовешь, для кога маловат, для новгородской ладьи тем более. Ботик какой-то, баркас с мачтой.

– Может, все-таки ушкуйники? – неуверенно предположил Росин. – Новгородцы сегодня утром должны были на съемки приехать. Ну, и эти… С яхт-клуба. Только у них лодки стеклопластиковые, я видел.

– Какой там стеклопластик! Ты на это полюбуйся! – Валентин поднял со дна одну из пищалей и протянул Косте. – Натуральный кованый ствол! Это же сделать нужно постараться.

Росин принял тяжелое длинное ружье образца пятнадцатого-семнадцатого веком. Граненый ствол калибром миллиметров двадцать – большой палец влезает свободно. Грубо вытесанный приклад, запальное отверстие сверху. Никакого спускового механизма не имелось. Наверное, чтобы выстрелить, к затравке нужно подносить спичку. Для времени Александра Невского оружие, конечно, неподходящее. Однако штука вполне аутентичная, под пятнадцатый век сделана вполне аккуратно.

– А вот это посмотри… – «викинг» протянул мастеру бархатную куртку.

Росин подхватил ее – и чуть не выронил от неожиданной тяжести.

– Что это?

– Ты посмотри, посмотри…

Костя начал ощупывать бархат, с каждой минутой приходя во все большее и большее изумление: на кожаную толстую основу оказалось наклепано по типу «рыбной чешуи» множество толстых стальных пластин. Броню закрывал нарядный бархат, закрепленный с помощью большого количества заклепок из, как это называется в милицейских протоколах: «металла желтого цвета». Причем металл не потемнел и не позеленел не смотря на то, что куртка имела весьма поношенный вид.

– Да это же бригантина! – присвистнул Костя. – Или бриганта. По-разному называется.

– С золотыми заклепочками, – скромно добавил «викинг». – Как думаешь, сколько такая хрень стоит?

– Вот уж не знаю, – зачесал голову Росин. – Пятьсот лет назад на нее рублей пятьсот серебром отдали бы. А сейчас…

– Тысяч десять долларов, – предположил Немеровский. – А если окажется, что она века пятнадцатого, то и все сто.

– Хорошенькие штуки здесь на палубе валяются, – усмехнулся Валентин. – Хоть бы в газету завернули, что ли. Чай, как новый «Мерседес» «весит».

Костя задумчиво потер одну из заклепок пальцем. Бриганта, это не такая вещь, которая может попасть в чьи-то руки случайно. Пара таких хранится в Эрмитаже, еще десяток в других музеях. Возможно, что-то есть у частных коллекционеров. Трудно предположить, чтобы люди, изготовившие или купившие такой раритет, от нечего делать развлекались мелким разбоем и убийствами. Или, это «новые русские», уверенные, что смогут откупиться от любой уголовщины? Тоже бред: будет всякая уголовная шваль, так легко идущая на преступление, заботиться об аутентичности такелажа и оружия! Для исторического моделирования помимо денег и желания необходимо еще немалое знание и терпение. Просто «под настроение», ради минутной прихоти полное снаряжение с пищалями, палашами и доспехами не соберешь.

– А чего-нибудь еще вам на глаза не попадалось? – поинтересовался Костя.

– Было, – кивнул Валентин, сунул руку себе за пазуху и извлек три светло-желтых пергаментных листка, почти сплошь покрытых замысловатыми рунами.

Больше всего Росина удивили не сами руны – какой только кабалистики не повыдумывали в наше время; и не то, что знаки шли сверху вниз – всякую тарабарщину поклонники Конанов и Толкиенов всегда любили записывать китайско-японским манером. Его поразило состояние пергаментных листков. Они казались совсем новыми, только-только выделанными из тонкой свиной кожи.

– Почему ты спрятал их себе на грудь, ярл Хакан? – с подозрением поинтересовался Костя.

– Да сам не знаю, – пожал плечами Валентин. – Что-то в них знакомое показалось. Хотел потом рассмотреть поподробнее.

– Они лежали отдельно?

– Да, в шкатулке, – неохотно признал «викинг». – Там еще какие-то тряпки валялись и несколько мелких монет.

– Угу, – кивнул Росин, перелистывая мягкие листки и неожиданно для самого себя вздрогнул, наткнувшись на знакомые очертания: Финский залив, Ладожское озеро и широкая изогнутая лента Невы. Примерно посередине оказался любовно вычерченный остров, напротив которого красовалась бурая клякса, странно похожая на высохшую каплю крови. Костя сложил непонятные записи и вернул «ярлу». – Пожалуй, ты прав. Спрячь их подальше.

С холма послышались сердитые крики, ругань. Милиционер яростно отгонял от деревни очередных любопытных, подошедших из лагеря.

– Можно подумать, содержимое этой лодки попало к нам прямиком из тысяча пятисотого года, – тихо произнес «викинг».

– Пошли завтракать, Валентин, – предложил Росин. – Потом обсудим.

«Палатка мастеров», красовались на темно-зеленом брезенте выклеенные медицинским лейкопластырем буквы. То ли Миша Немеровский вчера постарался, то ли поручил кому, и человек с утра выполнил возложенную на него обязанность. За складным столом —пластиковой столешницей на алюминиевых ножках – собралось девять человек. От «Ливонского креста» пришли одетый в длинный белый плащ с вышитым на спине огромным черным крестом «Великий магистр» Александр, бессменно руководивший клубом уже семь лет со своим закованным в кирасу оруженосцем; от «Глаза Одина» – Валентин и незнакомым Росину паренек лет двадцати, от племени варау – вождь Длинное Перо и вождь Мягкая Лапа, знакомые всем присутствующим по предыдущим играм и, наконец, сам Росин с Мишей Немеровским. Именно в таком составе мастера клубов должны были обсуждать план инсценировки сегодняшней высадки шведского десанта и его последующего разгрома, договориться о дальнейшем проведении фестиваля. Девятым участником планерки оказался Никита Хомяк, который просто зашел вместе со всеми в палатку и устроился на краю деревянной скамьи.

– Ну, – прокашлялся Росин, – я оказался организатором всего нашего приключения, я первый и начну. Значит, сегодня после полудня сюда должны были подъехать ребята с телевидения. Вот… Утром должен был приплыть клуб «Ушкуйники» из Новгорода на своих лодках, и несколько лодок из Питера, из яхт-клуба. Вот… Короче, соседняя деревня Келыма пропала, а то, что от нее осталось, успели вырезать какие-то сволочи с палашами и пищалями. Шоссе, которое проходило вдоль луга пропало, садоводство, что было чуть дальше, тоже исчезло. Что еще? Телефоны все не работают, рации и радиоприемники тоже. Нет бакенов на реке, пропали дачи на том берегу, а поля заросли лесом. На острове тоже пропали застройки и появился лес. Такие вот пироги…

– Что значит, «вырезали»? – переспросил «Великий магистр».

– Не «по-игровому», – мрачно ответил Росин. – Детям животы вспороли, взрослым головы отрезали. По-настоящему вырезали, к следующему «циклу» не оживут.

– От, блин, – округлил глаза оруженосец. – Так вот почему менты нас туда не пускали… А кто вырезал? Откуда взялись?

– Кто, не знаю, – пожал плечами Костя. – Ночью на баркасе каком-то приплыли, вылезли прямо у деревни и устроили себе развлекуху. С-суки… Детей малых, как поросят…

– Может, чеченцы? – предположил Мягкая Лапа. – Они могут.

Одетые в кожаные штаны и рубахи, без аляпистых перьев на голове, с одними только узкими лентами, удерживающими волосы, индейцы выглядели единственными нормальными людьми среди закованных в доспехи и вооруженных мечами, топорами и кистенями придурков. И рассуждения у них были нормальные, естественные.

– В Чечне их прищучили, вот они сюда и явились, – добавил Длинное Перо. – Попугать нас решили.

– Будь они в бронежилетах и с ножами, – покачал головой Росин, – я бы еще поверил. Но ведь они в «железе» и с палашами приперлись!

– А может, татары? – предположил ливонский оруженосец.

– Ты татар не трожь! – моментально вскинулся «викинг» по фамилии Хайретдинов. – Мы такого никогда не делали!

– Успокойся, Валентин, – усталым голосом попросил Росин. – Он все еще думает, что это игра. И мертвецы игровые.

– «Татары», – презрительно хмыкнул «ярл». – Ваши хваленые рыцари младенцев на пики нанизывали и послам языки рвали, когда мы уже триста лет как дипломатическую неприкосновенность изобрели.[74]Считается, что дипломатическую неприкосновенность изобрел Чингиз-хан. Дикари.

– А кто скорбным вестникам приказывал головы отрубать?[75]Отрубать головы «скорбным вестникам» – одно время в странах пресыщенного Востока бытовал обычай казнить гонцов, привозивших дурные новости.

– А кто животы мирным жителям вспарывал, чтобы проглоченные сокровища найти?[76]Вспарывать животы мирным жителям, чтобы найти проглоченные сокровища – деяние широко известного Ричарда Львиное Сердце. После взятия одной из сарацинских крепостей он приказал вспороть трем тысячам пленников животы, чтобы проверить: а не проглоти ли ли они какие-нибудь драгоценности?

– Хватит вам, историки! – повысил голос Росин. – Нашли чем хвастаться. Скажите лучше, чего нам сейчас делать?

– А чего сейчас? – пожал плечами оруженосец. – Подождем телевизионщиков, да и устроим им бучу «под камеру».

– Ты чего, дальтоник? – не выдержал Немеровский. – Тебе только что сказали: шоссе кировского больше не существует!

– Ну-у… Дорога-то какая-нибудь должна остаться?

– Болото там вместо дороги, – вздохнул Росин. – Нету ничего. Даже тропинки никакой нет.

– Тропинка, положим, есть, – поправил его Длинное Перо. – Как раз там, где шоссе лежало. От патрульного «УАЗика» начинается и вдоль кустарника идет.

– А я, вроде, не видел, – неуверенно попытался вспомнить Костя. – Трава, и все.

– Малохоженная тропка, – повторил индеец. – На звериную тропу похожа.

– Я думаю, – подал голос Валентин, – нужно переправиться через Неву, и посмотреть на той стороне. Может, там дорога уцелела. Подняться немного вверх по реке, или вниз. Может, бакены и навигационные знаки только здесь смыло.

– На чем?

– Да на баркасе разбойничьем. Весла там есть, парус и мачта на месте. Управиться я, наверное, смогу, на яхте плавал. «Права», правда, получить не успел. Менты встретятся – оштрафовать могут.

– Скажешь, у нас раненые и им нужна помощь, – отмахнулся мастер. – Давайте так, мужики: для начала попытаемся просто осмотреться. Клуб «Глаз Одина» на баркасе переправится на тот берег, и посмотрит, что происходит там. Индейцы, если вожди не возражают, пройдутся по этой стороне и попытаются найти дорогу, тропинки или признаки близкого жилья. Подозреваю, что мы или ливонцы половину заметных для индейца примет прохлопаем. Ну, а мы обеспечим горячий обед и будем ждать результатов. Или есть другие предложения?

– Вечно бледнолицые норовят сесть нам на шею, – пробормотал Мягкая Лапа, поднимаясь из-за стола. – Ладно, мы проведем разведку. От ваших глаз действительно мало толку. Но пусть тогда ваши клубы заготовят дрова для вигвамов.

– Ну что, Магистр, договорились? – перевел взгляд на Александра мастер.

– Ладно, заготовим, – согласился ливонец.

– Тогда соберемся снова сразу после обеда, – хлопнул ладонями по столу Росин. – Может, к тому времени что-нибудь и выяснится.

Станислав Погожин сидел рядом с тихо посапывающим Рубкиным и пытался представить себе, во что для него выльется вся творящаяся вокруг чертовщина. Ну, то, что психи с мечами вырезали местную деревню, это он не при чем. Здесь был старший наряда, он пусть и отдувается. А вот то, как всех задержанных в сарае спалили… Это уже при нем. Хотя, конечно, ему Степа приказал только не допускать на место происшествия посторонних. Он и не допускал. Вот только кто тогда усыпил Леху и поджег сарай?..

Погожин вздохнул. Когда начнут искать крайних, отмазаться вряд ли удастся. Древний закон любой службы гласит: чем тяжелее происшествие, тем больше должно быть наказанных. Шесть или семь сгоревших означает, что под расследование попадет весь наряд, плюс еще майору Тишкину неполное служебное объявят, да еще в управлении кому-нибудь по взысканию повесят. Ну а их… Под суд, наверное, не отдадут, но из «органов» выпрут наверняка.

Погожин вздохнул снова. Не то, чтобы он очень любил свою службу, но здесь он уже привык, приспособился, надеялся на скорое повышение. А куда сейчас безработному податься?

– Куда претесь?! – вскочил он, и решительно махнул рукой на пару очередных любопытных, поднимающихся на холм. – Сюда нельзя! Уходите немедленно!

Парень с девушкой послушно развернулись, а Станислав пошел к кустам: служба службой, а организм требует свое. «Слив воду», он застегнул ширинку, оправил форменную рубашку – и тут его голова едва не раскололась от страшного удара.

Сознание возвращалось медленно – и это оказалось большой удачей. Погожин понял, что связан еще до того, как успел издать рвущийся из груди стон или пошевелиться. Патрульный сдержался, сохраняя позу эмбриона и прислушиваясь к происходящему вокруг. А не происходило, собственно, ничего: сухо потрескивал костер, да деловито напева что-то мужской голос.

Станислав осторожно приоткрыл веки правого глаза. Сквозь щелку он смог рассмотреть сидящего на круглом щите мужчину в грубых высоких сапогах, одетого в ярко начищенный сверкающий доспех.

«О, Боже! – мысленно взмолился милиционер, закрыв глаз. – Пройти две чеченские командировки без единой царапины, и попасться в плен каким-то психам в двух шагах от собственного дома! За что?!».

Послышалось призывное ржание – в ответ неподалеку заржали еще лошади. Патрульный различил чавканье от множества приближающихся шагов и остро ощутил, как намокают от влажной земли рукав рубашки и правая штанина.

– Пошто ты здесь, Осип?

– Пару колдунов поймали, воевода! Василий с полонянинами послал.

– Прости мя Господи и помилуй. Обереги, обереги с них срежь немедля! Зачаруют чухонцы, взоры отведут, морок нашлют… Прости мя, Господи, от нелюди проклятущей!

Погожин подумал, что сейчас явно смотрят не на него и слегка приоткрыл глаза. Неподалеку гарцевал на сером коне молодой парень в белой рубахе. На миг милиционер понадеялся, что хоть этот нормальный – конь повернулся, и стала видна сабля у него на ремне, продолговатый щит и подвязанный к седлу шлем.

Мужчина продолжал сидеть на щите, задумчиво пощипывая короткую черную бородку, а испуганно причитал дедок лет пятидесяти, тоже наряженный в кольчугу с металлическими полосами на груди и с мечом на боку. Беспокойство у старика вызывали двое хиппи со связанными за спиной руками. Жмущиеся друг к другу, с длинными, кое-как подвязанными патлами, увешанные множеством цветных кисточек, брелков, бисерных ленточек, амулетиков и еще каких-то мулек, они и вправду напоминали каких-то странных дикарских шаманов.

– Срежь, – распорядился мужчина.

Парень соскочил с коня, вынул засапожный нож и принялся деловито «чистить» пленников. Падающие на траву разнообразные украшения дед торопливо сметал к небольшому костерку еловой веткой.

– Волосы, волосы, – тихо напомнил он. – Ибо: «бритва не касалась головы моей[77]«Бритва не касалась головы моей» – цитата из популярнейшей книги средневековой Руси «Ветхого Завета», книга «Судьи» Глава 11. Жители земли русской в шестнадцатом веке ухитрялись не просто цитировать Библию, но и составлять целые письма из одних цитат. И, что интересно, понимали друг друга.».

Осип усмехнулся и несколькими решительными движениями обкорнал хиппи их патлы. После того, как пучки волос затрещали в огне старик наконец-то успокоился и продолжил свежевать тушку небольшой косули.

– Подсоби, – мужчина со щита поднялся, подтолкнул одного из хиппи к березке и споро привязал тонким ремешком.

Затем парень сбил с ног второго хиппи, быстрым движением скрутил ему ноги. Выпрямился, явно довольный собой.

– Хорошо, ступай, – разрешил мужчина.

Парень ловко запрыгнул в седло, погнал коня в лес. Погожин проводил его взглядом и заметил неподалеку еще нескольких пасущихся лошадей.

Тем временем мужчина, явно бывший старшим в банде психов, подошел к привязанному к дереву хиппи, внимательно посмотрел тому в глаза:

– Откель ты, чародей?

– Что вам от меня нужно? – неуютственно повел хиппи плечами. – Кто вы такой?

– Засечник здешний, – снизошел до ответа мужчина. Имени, правда, не назвал. Станислав воспользовался тем, что на него никто не смотрит, и немного распрямил тело, меняя неудобную позу.

– Как твое имя, человече? – продолжил допрос главный псих.

– Гена… Евгений я… Сладков… – запинаясь, ответил хиппи.

– Из каковых земель?

– Здешний я, питерский. То есть, из города Санкт-Петербурга, улица Софьи Ковалевской, дом двести сорок, квартира с-сто шестьдесят третья.

– Никак ганзеец? – удивился от костра старик. – А брешет по нашему знатно.

– Санктпертербург, – задумчиво повторил мужчина. – Не помню такого города. Может, франкского племени лазутчик? Или ливонцы новую крепость учинили? Где город твой? – снова обратился он к хиппи. – За морем он, или за окияном?

– Так… Здесь же, – дернулся пленник. – Т-тут он.

– Колдовское место кличет, воевода, – перекрестился дед. – Может, подземных бесов он соседом был. Ты, на груди у него посмотри, воевода. Может, ладанка там есть, али амулетка заговоренная.

Мужчина взялся за ворот темно-синего бадлона, рванул к себе, разодрав его до пояса. По костлявой груди хиппи побежали крупные, издалека заметные мурашки. На шее пленника, на тонких коричневых веревочках, болталось сразу несколько амулетиков. Воин сгреб их все, рванул, поднес к лицу, с интересом осмотрел покрытый изящной вязью зеленый деревенский кругляшек. На губах его расплылась улыбка понимания:

– Сараци-ин… Откель на брегах Невы, чужеземец? – связку побрякушек мужчина поднес к самым глазам ничего не понимающего паренька. – Какой извет замышляли?

– Не-не-не… – чувствуя неладное замотал головой хиппи. – Э-ю-эт-то сь-сью-юуф-ф-фи-и-ю по-одар-рили.

– А бает по-нашему, – поддакнул дед. – Видать, нашей грамоте его учили.

– Кто тебя приветил, чародей? Кто на Неву привел? – пальцы воина крепко сдавили горло хиппи. – Новгородцы?

– Н-нет… Не я… – прохрипел в ответ пленник.

– Кто, говори?! На государя извет замыслили?! Новагорода бояре?

– Нет, ничего! Мы только так. Травку покурили, с чуваками железными потусовались.

– На кого траву воскуривали?! – еще больше взбеленился закованный в латы псих. – Какой извет творили?! Кто привел, кто место указал?!

– Не знаю, – испугался хиппи. – Ничего не знаю!

– Новгородцы? Бояре Новагорода? Посадник? Кто?!

– Не-е… – отчаянно пытался угадать нужный ответ хиппи. – Я сам. Я один. Случайно.

– Один? – удивился столь наглой лжи воин, и отступил в сторонку: – Агарий, лапой его погладь.

Дед вытащил из-под себя еловую лапу – сидел он на целой охапке, сунул в костер, дал огню затрещать смолистыми иголками, после чего торопливо поднялся и мелкими движениями, словно охаживая приятеля веником в парной, прошелся горящей веткой хиппи по груди. У того едва глаза на лоб не вылезли. От боли он даже закричать толком не смог, издав всего лишь какой-то хрип.

– Ну, знаешь новгородцев? Кто на Неву тебя вывел? Кто в Северную пустошь привел? Кто крамолу измыслил?

Хиппи тяжело дышал широко раскрытым ртом.

– Отвечай! – воин безжалостно хлестнул плетью по обоженной груди.

– Не-ет!!! – наконец-то смог завопить пленник. – Нет, не знаю никого! Никого не знаю! Не надо больше! Не-ет…

– А кто вывел тебя сюда? Как? Колдовством прельстил? – мужчина еще раз ударил пленника. – Кто? Имя назови!

– Я-я! – заплакал хиппи. – Не знаю я-я…

– Новгородцы вывели? Имя назови! Агарий, пройди еще лапой.

Пленник начал орать так, что у Погожина заложило уши.

– Отвечай, милай, – ласково посоветовал дед, потряхивая на груди хиппи горящую еловую лапу. – В допросную избу привезут, там жалеть ужо не станут. Там больно тебе станет, там енто умеють.

– Имя назови! – потребовал воин, отстраняя старика. – Кто из новгородцев измыслил государя чародейством свести?

– Не знаю, – в голос заплакал хиппи. – Никого не знаю…

– Воевода, – окликнул главного психа старик. – А как, поежели не бояре из Новагорода извет задумали? Поежели иной боярин тутошний? Чародеев почто на Неве спрятали, в пустоши Северной? Неужели вкруг Новагорода чащоб тайных нет?

Воин начал задумчиво покусывать губу, глядя то на старика, то на пленника.

– Колдунов мы посекли не в болотах, – покачал он головой. – Колдуны к Ореховому острову шли, к новгородцам.

– Потому и шли, – кивнул дед. – Хотели договор учинить.

– Так, чародей? – поднял взгляд на хиппи мужчина.

Тот немедленно закивал, опасливо косясь на плеть.

– Кто ж тогда? – удивился воин. – У нас в пустоши боярского рода всего пара дворов будет. Никак боярин Волошин тихо под государя крамолу готовит? Знаешь Волошина, чародей? – круто повернулся он к пленнику.

Хиппи опять торопливо закивал.

– Вот, стало быть, каков служилый боярин! – облизнул губы воин. – Вот пошто дела засечные такой интерес вызывали у Харитона. Правду говоришь, сарацин?

Воин рукоятью плети подцепил пленника под подбородок и внимательно заглянул ему в глаза.

– Вроде, поспело мясо, воевода, – выпрямился у костра старик. – Готово.

Воин передвинул щит ближе к огню, уселся на него. Теперь Погожин ничего не видел, а слышал только чавканье. Во рту патрульного появилась слюна, в желудке заурчало.

– Допросные листы снять надо, Агарий, – деловито вспомнил мужчина. – И не токмо с чародея сарацинского, а со всех. Особо узнать, какую крамолу затеяли, кто из бояр хотел государя извести, как новгородцы помогали. Не может такого случиться: измена государю на севере, а новгородцы в стороне спят. А, чародей? Новагород видел? С боярами говорил?

Хиппи промолчал, и воину это не понравилось:

– Ну-ка, Агарий, пошевели его лапой…

Под березовыми кронами раскатился новый истошный крик, мгновенно оборвался.

– Никак, воевода, помер сарацин?

– Да ты что, Агарий?! Почему?!

«Болевой шок, идиоты! – закрыл на всякий случай глаза Станислав. – Довели парня, уроды, своими играми. Будет вам теперь статья лет по двадцать каждому».

– Я его пощекотал слегка лапой, воевода. Чисто испуга ради. А он и повис.

– Сарацин от лапы издох? Да у меня под Казанью один татарин полдня зубами копье грыз, вырвать из брюха хотел! Только перед сном дорезали. А тут – от простой лапы помер?

– Может, заговор порушился? Ладанки-то его все пожгли! Огонь любую силу колдовскую своей чистотой истребляет.

– Ладно, Агарий, пусти его. Этих двоих не трожь, амулеты им оставь. Их надлежит в допросную избу доставить и листы полные снять. Я засечников обедать сейчас пришлю, ты пока обожди.

Услышав удаляющиеся шаги, Погожин открыл глаза. Главный псих уже ставил ногу в стремя коричнево-рыжего коня. Спустя секунду он оказался в седле и погнал скакуна по болотному торфянику.

Станислав глубоко вздохнул, заворочался, разминаясь, несколько раз выгнулся дугой, посеменил ногами в воздухе.

– А ну, не балуй! – прикрикнул на него старик.

Милиционер продолжал дрыгать ногами, раскачиваться с боку на бок. Он даже начал негромко напевать.

– Щас я тебя! – угрожающе предупредил дед, поднимаясь на ноги и подходя ближе.

– Х-ха! – Погожин резко распрямил ноги, и каблук правого тяжелого форменного ботинка четко впечатался старику в подбородок. Не ожидавший подобной подлости сторож изогнулся дугой и рухнул на спину.

– Что вы делаете?! – испуганно прикрикнул второй хиппи, валяющийся неподалеку. – Он же очнется, нас вовсе убьет!

Патрульный тем временем присел спиной с деду, нащупал рукоять меча на поясе, выпрямился, вытаскивая оружие из ножен, отошел к ближайшему дереву, с силой вогнал его в землю чуть не на всю длину, нажал, опирая рукоятью в ствол и принялся торопливо перепиливать ремни. Спустя секунду руки разошлись в стороны. Погожин застонал от наслаждения, покрутил ими в воздухе, возвращая чувствительность, потом выдернул меч из земли, подошел к обвисшему на стволе парню, перерезал путы. Тело безвольно рухнуло вниз. Станислав пощупал ему пульс, разочарованно покачал головой, повернулся ко второму хиппи.

– Не подходите ко мне! – попятился тот. – Не нужно!

– Идиот, я тебя развязать хочу!

– Не надо! Хотите, чтобы меня тут тоже до смерти замучили?! Нет! Не хочу!

– Бежим отсюда, кретин!

– Они догонят… Они на лошадях, я знаю. Они сейчас прискачут и вам за этого дедушку до смерти изобьют! Отойдите от меня!

Дед шевельнулся в высокой тонколистой траве и застонал. Погожин шагнул к нему, занес клинок и… И опустил оружие. Убить беспомощного человека он не мог даже после всего того, что только что увидел. А арестовать… Сейчас прискачут обедать некие «засечники», и еще неизвестно, кто кого арестует.

– Ну, уходим? – в последний раз предложил он связанному хиппи.

– Не пойду!

Погожин наклонился над стариком, расстегнул на нем пояс, снял ножны меча, повесил себе на ремень и торопливо двинулся в сторону, противоположную той, в которую ускакал командир психов. Сейчас главное уйти от опасности, отсидеться. А уж потом он про все доложит, сообщит приметы… Найдут субчиков, никуда они не денутся.

Позади оставалась широкая полоса примятой травы и глубокие выемки от ног, и патрульный старался двигаться как можно быстрее. Единственным его шансом уйти от погони было время. Чем дальше успеет уйти, тем больше шансов запутать следы. Между тем с каждым шагом ноги проваливались все глубже, в сапогах чавкало от набравшейся воды.

– Ничего, ничего! – подбодрил себя Станислав. – Они конные, им тут и подавно не пройти. Лошадь тут по брюхо провалится.

Впрочем, вскоре он сам стал проваливаться в болотную жижу почти по пояс. Погожина это не остановило: он лег на живот и пополз дальше. Далеко позади послышались призывные и угрожающие крики, тревожное конское ржание. Постовой оглядываться не стал, и вскоре все стихло.