Онлайн чтение книги Зеркало маркизы
Глава 2

У каждого из нас есть свое сокровище – не драгоценное, не дорогое, иной раз и вовсе не материальное.

Ребенок не променяет ни на какие деньги собственного щенка. Что такое деньги? Разноцветные бумажки с картинками, совсем даже и некрасивые. Как с ними может сравниться бурый, толстолапый, мутноглазый от глупости и малолетства, лучший в мире щенок?

Немолодая и несентиментальная тетушка, давно погрязшая в быту, обросшая кастрюлями, внуками, дрязгами и сплетнями, трепетно хранит голубую ленту, вплетенную в ее косу в вечер выпускного бала, хотя никакой косы у нее уже нет, а что от той осталось – сожжено плохим перманентом.

Прекрасная, юная и чуть прыщавая дева не стирает из памяти телефона особенно трогательное сообщение, хотя это – всего лишь равнодушные буквы, незримыми путями прилетевшие в серебряную коробочку ее мобильного.

Да и сама Анна – разве не хранит она в круглой конфетной коробочке бусы из съежившихся яблочных семечек? Она никогда не носила эти бусы, потому что семечки кололи острыми клювиками шею; и рассыпались в прах яблоки, отдавшие свои семена; да и тот, кто нанизал их на суровую нитку, давно покоится в земле… А она все хранит, и возит повсюду с собой, и открывает коробку, чтобы посмотреть на них, – нечасто, может быть, лишь два-три раза в год.

А у отца Анны, Виктора Авдеева, имелось свое сокровище – коллекция открыток советских актеров.

Начало коллекции положил он в детстве. Мальчишке дали денег на кино, но фильм шел «детям до шестнадцати», и Виктор потратил финансы не впустую – купил стаканчик мороженого и две открытки с актерами. Узнав о новом увлечении, более подобающем слабому полу, его высмеяли товарищи, но он не отступился – быть может, только из одного упрямства. Окончил школу, училище, пошел работать на фабрику и продолжал покупать открытки, выписывал их по почте, обменивался с другими коллекционерами. Победил на Всесоюзном конкурсе знатоков кино. Женился. Тяжелые глыбы альбомов множились. Авдеева повысили до главного технолога.

А потом все как-то сошло на нет. Сначала родилась Анна – нежданный уже ребенок, позднее солнышко. Потом закрылась фабрика. Пришлось крутиться, зарабатывать малышке на ползунки-погремушки. Да и открытки больше не продавались, даже если бы было на что их купить. Альбомы оказались заброшены до тех пор, пока их не обнаружила подросшая дочка.

Анечка была аккуратной девочкой. Другой ребенок подрисовал бы актерам усы и окладистые бороды, а актрис повырезал бы мамиными маникюрными ножницами, так, ни для чего. Она же полюбила разглядывать альбомы, даже не доставала открытки из их гнездышек, только смотрела, читала подписи, думала о незнакомом, канувшем в прошлое мире.

Да, именно там она и видела это лицо – чуть раскосые синие глаза, вздернутый носик, пышный бутон рта. Юная, восходящая звездочка, которая потом засияет, расцветет, проведет по белому экрану целую вереницу героинь – преимущественно положительных, правильных и честных женщин, выбирающих лучшее из хорошего…

Имя ее Анна забыла. Нет, вспомнила.

– Вы – Муза, – выпалила она. – Муза Огнева!

– Да, – согласилась «старая ведьма», не без удовольствия, как показалось Анне. – А вы кто?

Тут Анна смутилась и покосилась на Людмилу Аркадьевну – не пора ли той взять инициативу в свои руки и представить новую кандидатку на должность компаньонки? Но та как-то стушевалась, даже побледнела. И вообще, в этой сияющей белизной гостиной блестящая дама переменилась. Ее платье оказалось слишком коротким и обтягивающим. Золото выглядело дешевой штамповкой, а духи пахли чересчур сладко. Анна привыкла считать, что кашу маслом не испортишь, что чем дороже вещь – тем она лучше, но теперь вдруг Анна поняла: шуба на Людмиле Аркадьевне слишком дорогая для того, чтобы соответствовать понятиям хорошего вкуса.

– Милочка, это к вам вопрос. Кого вы мне привели?

Анна не сразу сообразила, что Милочка – и есть Людмила Аркадьевна. Разумеется, она была только Милочка рядом с этой тоненькой женщиной в простом белом платье, похожей на старинную фарфоровую статуэтку. Милочка, пышно расфуфыренная, крепко надушенная, злоупотребляющая макияжем.

– Новая компаньонка вам, М… Муза Феликсовна, – заблеяла Людмила Аркадьевна. – Анна зовут. У…усердная девушка. Медсестра по образованию.

– Я как-то играла медсестру, – благосклонно кивнула Муза. – Моя героиня была влюблена в хирурга. А вы, Анюта, влюблены в хирурга?

Анюта чуть в обморок не свалилась. Нет, ну это надо же! Видит ее ровным счетом одну минуту и уже знает то, что Анна даже от себя самой скрывает. Вот так Муза!

Кажется, она и впрямь ведьма.

Анна просто молчала, потрясенная, а Людмила Аркадьевна еще собиралась что-то сказать, но, видно, не осмелилась.

– Она, как рыбка без воды, свой ротик нежно открывала, – с неподражаемым ехидством прокомментировала ее действия Муза. – Если программа закончена – не смею вас задерживать.

Анна и Людмила Аркадьевна, разжалованная в Милочку, повернулись к порогу.

– Куда-а, – нагнал их зычный голос Музы. – Анечка пусть останется! Мы с ней поговорим, присмотримся друг к другу…

И Милочка ушла, а Анна осталась.

– Садитесь, Нюточка, – Муза кивнула в сторону дивана. – Двигайтесь поближе к огню и рассказывайте, какие отношения связывают вас с моей милейшей родственницей и почему она решила, что вы подойдете мне в качестве компаньонки?

Как могла, Анна изложила короткую историю своего знакомства с Людмилой Аркадьевной. Выслушав Анну, Муза захохотала. Было совершенно непонятно, как это хрупкое создание может издавать столь чудовищные звуки.

– Ну-с, Нюшенька, я так примерно и думала. А теперь вы можете подняться на второй этаж. Первая дверь направо. Извините, проводить вас не могу по причинам вполне понятным. Я в передвижениях ограничена первым этажом, так что в своих апартаментах чувствуйте себя вполне спокойно и привольно. В общем, поднимайтесь, осмотритесь, устройтесь, а если мне будет нужно – я позвоню.

И Муза указала на хрустальный колокольчик, стоявший рядом с ней на столике.

Комната Анне понравилась – девичья светелка, которой у нее никогда не было: лоскутное покрывало на кровати, занавески в цветочек. В прилегающей к комнате ванной все оказалось бело-розовое, как пастила. Но едва Анна успела вымыть руки, как снизу ее позвал хрустальный голосок колокольчика. Бегом она спустилась по крутым ступенькам.

– Аннинька, вы хотите кушать? Я завтракаю довольно поздно, а сегодня еще ждала вас… Вам ничего не нужно делать. Кофе я варю сама, а вы только…

Перечень того, что «только» нужно было сделать Анне, затянулся бы страниц на пять. Она достала из холодильника ветчину, сыр и рыбу, поджарила хлеб в тостере, сварила яйца всмятку, выжала сок, накрыла на стол… Муза колдовала над кофе, она варила его артистически. Жаль, что Анне не удалось отведать ни глотка непроглядно-темного напитка, не получилось проглотить ни кусочка. Музе понадобился сначала носовой платок из комода в спальне, потом она попросила включить музыку, которая превращает пошлый прием пищи в изящную трапезу, почистить яичко; затем подогреть к кофе молоко в специальном кувшинчике, а к соку, наоборот, достать из морозилки лед. Муза с видимым удовольствием поглощала яйца, тонкие алые лепестки семги, смазывала тост маслом и укладывала на него кусочки сыра и ветчины – Анна не успевала подрезать. Чем бы ни хворала старушка, на ее аппетите это вовсе не сказалось. Наконец от изящной трапезы Музы на тарелке остались только крошки да следы желтка, и она, блаженно отвалившись, произнесла:

– А теперь, Нюрочка, я вымою посуду. Нет-нет, не возражайте! Свой фарфор я никому не доверю.

И «старая ведьма» ловко выхватила из-под руки Анны ее тарелку и чашку. Прекрасный кофе, правда, уже остывший, отправился в раковину.

– Вы даже ничего не скушали, – покачала головой Муза. – Бережете фигуру? Нынче все девушки сидят на диетах. А в мое время это было не принято, мы много занимались спортом, танцевали, ходили в походы. Я не нарушила себе обмена веществ бессмысленными голодовками, оттого и теперь могу кушать что хочу и не поправиться ни на грамм… Но вы простите меня, Аннушка, за эту старческую воркотню. Идите, идите к себе, я позову вас, когда понадобитесь…

Поскрипывая зубами от досады и бурча животом, Анна поднялась по ступенькам и бросилась ничком на кровать. Не прошло и пяти минут, как раздался музыкальный звон.

– Анюта, будьте так добры встретить доктора. Он приедет через час. А пока помогите мне, пожалуйста, переодеться. Я всегда встречаю доктора в пеньюаре, это удобнее.

Кроме переодевания, Музе понадобилось еще причесаться, напудриться и подушиться герленовской «Самсарой». Доктор будет впечатлен, подумала Анна. Но приехавший врач, похоже, и не такое видал – несмотря на свой юный возраст. Муза, мило улыбаясь и называя доктора «Ванечкой», объявила ему, что тот ни черта не понимает в медицине и будет влачить свои жалкие дни в районной поликлинике, назначая слабительные и подписывая листы нетрудоспособности. Ванечка соглашался, утирая пот со лба, и ушел, жалко улыбаясь. У порога пожал Анне руку.

– Вы ее сиделка? Рад знакомству…

Лучше б он сказал: соболезную. Это бы больше соответствовало истине.

– Аннет, вы умеете делать маникюр?

– Как вам сказать, – пробормотала Анна.

Разумеется, они с девчонками иногда собирались и делали друг другу маникюр, пуская в ход всю свою фантазию. У самой Анны даже ногти накрасить получалось криво, а вот подружки ей как-то накреативили такую красоту – с цветочками, кошачьими мордочками и блестками… Правда, перед сменой всю флору-фауну пришлось отклеить. Ну да туда им и дорога, все равно тот маникюр выглядел как большие цветные мозоли.

– Дайте-ка руку, – скомандовала Муза. Посмотрела на ногти Анны – коротко обрезанные, подпиленные. Круглые, детские, мягкие ногти. – Нет, так не пойдет. Мне хочется праздника, безумства!

Кошачьих мордочек ей охота, что ли?

– Вам, Анеточка, нужно научиться делать маникюр. Премудрость-то невелика, так что нет смысла переплачивать маникюрше. Вот сегодня вызовете ко мне маникюршу, она станет работать, так вы смотрите и учитесь. То же касается и массажиста. Вы умеете массировать?

– Немного. А зачем… маникюрша? – переспросила Анна, в свою очередь, взглянув на руки Музы. Ногти у той были великолепные, миндалевидные, блестящие.

– Завтра старый Новый год! – сообщила Муза и вся аж засияла. – Знаете, Анхен, мы всегда особенно отмечали этот день. Новый год – семейный праздник, на Рождестве лежит груз духовности. А на старый Новый год у меня гости, стол – эта традиция незыблема. И я собираюсь основательно почистить перышки. Вам ничего не придется делать…

В этом Анна позволила себе усомниться – и правильно.

Целый день она вертелась как белка в колесе – вызвонила маникюршу, парикмахера и массажиста, сварила обед, выслушала пару увлекательнейших историй и театральных анекдотов, подала на стол, нанесла на лицо Музы питательную маску, смыла ее, принесла-унесла-вымыла, узнала еще десяток версий своего имени и, наконец, уложила старую даму в постель.

– Вы почитаете мне, Ашхен? От одиночества я пристрастилась к аудиокнигам. Но мне так приятно будет слышать живой голос… Буквально несколько страниц, хорошо? Я быстро засыпаю, как все старушки.

Анна со вздохом взяла толстенький томик Флобера, заложенный посередине открыткой.

– Но, взглянув на себя в зеркало, она сама удивилась своему лицу. Никогда у нее не было таких огромных, таких черных, таких глубоких глаз. Какая-то особенная томность разливалась по лицу, меняя его выражение…

Анна начала читать. Сначала ее увлекла судьба несчастной госпожи Бовари. Она изменяла мужу, симпатичному, но недалекому доктору, и влезла по уши в долги. Собиралась даже убежать за границу вместе с любовником, только у Анны создалось ощущение, что этот зарвавшийся метросексуал ее кинет. Но через два часа Анна охрипла, в горле у нее пересохло, язык начал заплетаться. Метания избалованной дамочки ее уже не интересовали – попробовала бы она поработать прислугой, так глупости-то повыветрились бы из головы. Муза и не думала засыпать, «как все старушки», – мечтательно смотрела в потолок, крутила на пальце кольцо с искристым зеленым камнем и только изредка изящно позевывала.

– Пожалуй, достаточно, – со вздохом сказала она наконец, когда Анна уже совершенно вымоталась. – Идите, Ануся, отдыхайте. У нас сегодня был длинный, длинный день, а завтра нам еще предстоит готовить праздничный стол…

Анна догадывалась, что «нам» – это лично ей, Анне. А Муза будет только мешать и давать под руку добрые советы: не злоупотребляйте солью, детка, кладите лавровый лист за пять минут до готовности, режьте хлеб потоньше…

Из последних сил она взобралась по лестнице, упала, едва раздевшись, на кровать и мгновенно заснула, словно выключилась. А когда снова открыла глаза, в окна било яркое солнце и ее часики показывали без двадцати десять. Что за чудо! Неужели Муза дотерпела до такого часа и не вызвала ее раньше? Или старуха звонила, а Анна спала так крепко, что не слышала? Или… Или?

Подгоняемая угрызениями совести, Анна вскочила и стала одеваться. Хорошо бы вымыть голову, но времени нет, придется стянуть волосы в хвостик… Она огляделась в поисках расчески и вдруг увидела то, чего не заметила вчера.

Зеркало. Оно стояло на комоде у окна. Зеркало в тяжелой раме, по виду – старинное.

И Анна могла бы поспорить на что угодно, что вчера его тут не было.

Или было?

Она так устала вчера, что не могла вспомнить.

Да нет, зеркало так и стояло тут. На нем виден тончайший налет пыли, как на предмете, к которому давно не прикасались руки внимательной хозяйки. Да и кто мог ночью его поставить сюда? С Музой они одни в доме, а той ни за что не подняться на второй этаж, в своем-то кресле.

И Анна посмотрела в зеркало. Вчерашний суматошный день никак не отразился на ней: она прекрасно выспалась и выглядела неплохо – куда лучше, чем после ночных дежурств, когда под глазами залегали тени, а кожа приобретала сероватый оттенок и волосы становились сухими, торча в разные стороны, как пучок соломы.

Анна быстро спустилась по лестнице и вдруг замерла. Снизу, из столовой, доносились аппетитные запахи, слышалось позвякивание фарфора. Судя по всему, Муза готовила завтрак.

– Доброе утро.

– Доброе. Выспались, Анечка? Садитесь за стол.

Недоумевая, Анна села. Муза поставила перед ней тарелку овсянки, подвинула поджаренный хлеб, рыбу, сыр, какие-то конфитюры в баночках. Налила чашку кофе.

– Какие на сегодня планы?

Анна взяла ложку.

– Мы ведь вчера говорили… Сегодня старый Новый год. Займемся праздничным столом.

– Так вы не уедете? – переспросила Муза, словно не веря своим ушам.

– Уеду? Куда? – в свою очередь, удивилась Анна.

– Домой, – растерянно сказала Муза.

– А я должна?

Градус недоумения повышался на глазах.

– Я вам не подхожу? – решилась спросить Анна.

– Да что вы! Вы ангел. Вытерпели все мои закидоны. Как я чашку кофе-то выхватила и в раковину выплеснула! Видели бы вы свои хорошенькие глазки!

И Муза расхохоталась.

– Так вы что – нарочно? – спросила Анна. – Зачем?

– Ну, считайте, что это был испытательный срок. Проверка, – отсмеявшись, ответила Муза.

– А вы знаете сказку про мальчика, который кричал: «Волк! Волк!»?

– Разумеется, – кивнула Муза. – Все ее знают. А вы знаете сказку про волка, который кричал: «Мальчик! Мальчик!»?

– Нет. Нет такой сказки.

– Конечно, есть. Хотите послушать? Один волк увидел мальчика, – стала рассказывать Муза. – И вдруг понял, что любой мальчик – будущий мужчина, охотник, который вырастет и убьет многих волков. Тогда волк побежал к своим братьям и стал кричать: «Мальчик! Мальчик!» Но они не испугались, потому что имели слабое представление о том, кто такие мальчики, как из них получаются охотники, и вообще были очень глупы и самоуверенны. Понимаете мою сказку?

– Кажется, да, – ответила Анна.

– Бросьте, ничего вы не понимаете. Если вы бежите по первому зову, хотя знаете, что я попрошу вас всего лишь помочь мне смыть косметическую маску или прочитать несколько страниц романа, то я уверена: когда дело дойдет до серьезного, действительно серьезного, дела – я смогу на вас положиться. В основном девчонки удирали наутро, парочка не дотянула до рассвета – вызвали такси ночью, когда думали, что я сплю. Какое дурацкое легкомыслие – оставить обезноженную старуху ночью, одну… Ох, разумеется, я не такое уж беспомощное существо и вполне в состоянии о себе позаботиться. Мне не нужна прислуга – бытовые проблемы я решаю сама, а для серьезной уборки приходит женщина из поселка. Мне не нужна медицинская сестра – опять же, гигиенические трудности я научилась преодолевать, сама могу проглотить таблетку и сделать себе укол, а на остальное воля божья, смерти я давно не боюсь. Но мне необходима компания, компаньонка, друг… Вы можете сказать, что дружбу не покупают за деньги, но…

Анна с удивлением заметила, что Муза волнуется – ее руки дрожали крупной дрожью. Тогда Анна накрыла своей ладонью, маленькой, твердой и горячей, ладонь старухи – на ощупь рука ее была как сухой осенний лист.

– Я постараюсь стать вам другом, – сказала Анна. – Особенно если мне не придется учиться делать маникюр.