Онлайн чтение книги Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа]
Глава II. НА ПЛОЩАДКЕ ДЛЯ СТРЕЛЬБЫ ИЗ ЛУКА

Суббота, 2 апреля, 12 часов 30 минут пополудни

Маркхэм медленно перевёл взгляд опять на Ванса.

— Это же безумие, — произнёс он так, точно встретился с чем-то необъяснимым.

— Ну, ну! — Ванс слегка помахал рукою. — Это плагиат, я первый так сказал! — Он старался шутливостью преодолеть собственное недоумение. — Наверно, тут есть и влюблённая, оплакивающая смерть Робина. Может, ты помнишь куплет:

А кто же будет горевать?

Голубка отвечала: — Я!

Погибла ведь любовь моя,

Так буду горевать…

Голова Маркхэма слегка закинулась назад, пальцы барабанили по столу.

— Боже милостивый, Ванс! Действительно, в этом деле есть и молодая девушка. Очень может быть, что в основе тут лежит ревность.

— Ах, представь себе! Боюсь, что дело это постепенно разовьётся в живые картины для воспитанников детских садов. Но задача наша облегчается. Нам остаётся только найти муху.

— Муху?

— Ну да. Разве ты забыл, Маркхэм? —

Кто видел, как он умирал?

Сказала муха: — Я!

Моим маленьким глазком

Я видела, как он умирал.

— Спустимся на землю! — резко сказал Маркхэм. — Это ведь не детская игра. Это серьёзное дело.

Ванс рассеянно кивнул головой.

— Часто в жизни детская игра превращается в самое серьёзное дело. А это мне не нравится, совсем не нравится. Слишком много в этом деле ребячества, но свойственного ребёнку, родившемуся старым, с повреждённым рассудком. Это что-то отвратительно извращённое. — Он глубоко втянул дым папиросы. — Сообщи мне подробности, надо же разобраться, каково наше положение в этом опрокинутом вверх ногами мире.

— У меня немного подробностей. Я уже почти все передал тебе по телефону. Перед тем как говорить с тобой, профессор Диллард вызвал меня.

— Диллард? Неужели профессор Бертран Диллард?

— Он самый. Трагедия произошла в его доме. Ты знаешь его?

— Лично не знаком, знаю постольку, поскольку он известен как величайший из живущих физиков и математиков. У меня собраны почти все его книги. Как же случилось, что он вызвал тебя?

— Я знаком с ним уже около двадцати лет. В Колумбийском университете я слушал у него курс математики, а позже вёл кое-какие судебные дела для него. Когда нашли тело Робина, он тотчас же позвонил мне. Это было около половины двенадцатого. Я вызвал из уголовного бюро сержанта Хэса и передал ему дело, сказав при этом, что скоро приеду сам. Потом я позвонил тебе. Сержант и его люди ожидают меня у Дилларда.

— А какая там домашняя атмосфера?

— Профессор, как тебе известно, покинул кафедру девять лет назад. С тех пор он живёт на 75-й Западной улице, близ Риверсайдской аллеи. Он взял к себе пятнадцатилетнюю девочку, дочь брата. Теперь ей около двадцати пяти лет. У него также живёт его протеже, Сигурд Арнессон, мой товарищ по университету. Профессор его усыновил, когда он был ещё юношей. Теперь Арнессону около сорока лет, он преподаёт математику в Колумбийском университете. Его привезли трехлетним ребёнком из Норвегии, а через пять лет он стал круглым сиротой. Он, можно сказать, математический гений, и, вероятно, Диллард, заметив в нем будущего математика и физика, усыновил его.

— Я слышал об Арнессоне, о его последней книге. Итак, данное трио, Диллард, Арнессон и молодая девушка, живёт одиноко?

— С двумя прислугами. У Дилларда, по-видимому, очень приличное состояние, и они совсем не одиноки. Этот дом является святилищем для математиков, а кроме того, у девицы, любительницы спорта, составилось своё небольшое общество. Я несколько раз бывал там и всегда находил гостей — то серьёзных студентов в библиотеке, то шумливых молодых людей внизу в гостиной.

— А Робин?

— Он принадлежал к компании Белл Диллард — так, помятый жизнью молодой человек из общества, получивший несколько призов за стрельбу из лука.

— Да, я знаю. Я прочёл его имя в этой книге о стрельбе из лука. Он несколько раз выходил победителем на соревнованиях. Я также отметил, что м-р Сперлинг участвовал в нескольких турнирах. И мисс Диллард тоже стреляет из лука, притом со страстным увлечением. Она и устроила Стрелковый риверсайдский клуб. Настоящая арена находится в Скарделе, в доме м-ра Сперлинга, но мисс Диллард устроила площадку для упражнений в стрельбе на боковом дворе в доме профессора. На этой площадке и был убит Робин.

— Ага! И последний, видевший его перед смертью, был м-р Сперлинг? А где же теперь наш Воробей?

— Не знаю. Перед самой трагедией он был вместе с Робином, а когда нашли тело, его уже не было. Вероятно, у сержанта есть какие-нибудь сведения.

— А как насчёт ревности, на которую ты указывал? — веки Ванса лениво опустились, и он стал медленно, но тщательно закуривать, что случалось, когда он проявлял глубокий интерес к чему-либо.

— Профессор Диллард намекнул на существование привязанности Робина к его племяннице, а когда я его спросил, кто такой Сперлинг и какое его положение в доме, он сообщил, что Сперлинг также добивался руки девушки. По телефону я не вникал в подробности, но у меня осталось впечатление, что Робин и Сперлинг были соперниками, и что Робина предпочитали.

— Итак, Воробей убил Кок-Робина? — Ванс с сомнением покачал головой. — Нет, это не подходит, слишком уж просто. Тут что-нибудь более тёмное и страшное. Между прочим, кто же нашёл Робина?

— Сам Диллард. Он вышел на балкончик на задней стороне дома и увидел, что Робин лежит на площадке со стрелой в сердце. Он тотчас же спустился вниз с большими затруднениями, так как старик ужасно страдает от подагры, и, увидя, что Робин уже мёртв, позвонил мне. Вот и все мои предварительные сведения.

— Не блестящее освещение, но все-таки наводящее на мысли. — Ванс встал. — Маркхэм, друг милый, приготовься к чему-нибудь странному и скверному. Исключим случайность и совпадение. Хотя обыкновенная стрела и может пробить одежду и грудную клетку, даже когда она пущена из лука среднего веса, но самый факт убийства, совершённого человеком по фамилии Сперлинг, другого человека, называвшегося Кокрейном Робином, стрелою из лука исключает случайное совпадение обстоятельств. Действительно, невероятная цепь событий указывает на наличие задуманного с дьявольской хитростью плана.

Он направился к двери.

— Пойдём познакомимся поближе с обстановкой преступления.

Мы поехали в автомобиле Маркхэма и через несколько минут были на 75-й Западной улице. Дом Дилларда, под номером 391, был справа от нас. Между ним и Риверсайдской аллеей возвышался громадный пятнадцатиэтажный дом. Казалось, профессорский домик приютился, как будто прося защиты, в тени этого огромного строения.

Добротный дом Дилларда был выстроен из серого, потемневшего от непогоды известняка. Участок, на котором стоял дом, был по фасаду длиною в тридцать пять футов, а самый дом занимал двадцать пять футов. Остальные десять футов отделялись от пятнадцатиэтажного дома каменной стеной с широкой железной дверью посередине.

Несколько ступеней вели с улицы к узкому крыльцу, украшенному четырьмя коринфскими колоннами. Во всю ширину дома во втором этаже тянулся ряд окон с оправленными в свинец стёклами. (Как я потом узнал, это были окна библиотеки). От дома веяло чем-то спокойным, старомодным; ни в коем случае нельзя было предположить, что он является местом отвратительного убийства.

Два полицейских автомобиля стояли вблизи входа, и дюжина любопытных собралась на улице. Караульный стоял у одной из колонн и скучающе смотрел на толпу.

Нас впустил старый лакей и повёл в гостиную, налево от передней, где мы нашли сержанта Хэса и двух других людей из уголовного бюро. Сержант курил у стола, засунув большие пальцы в проймы жилета. Он выступил вперёд и дружески протянул руку Маркхэму.

— Очень рад вашему приходу, сэр, — сказал он, и взгляд его холодных синих глаз как будто несколько смягчился. — Я ждал вас. В этом деле очень много непонятного.

Он увидел Ванса, и его широкое хитрое лицо засияло добродушной улыбкой.

— Как поживаете, м-р Ванс? Мне с самого начала казалось, что вас тоже вовлекут в это дело. Чем вы были заняты в последние месяцы?

Между Вансом и сержантом давно уже установились тёплые отношения, основанные на взаимном уважении и восхищении друг другом.

Ванс протянул руку, улыбка играла в уголках его рта.

— По правде сказать, сержант, я пытался восстановить славу афинянина, по имени Менандр. Глупо, не правда ли?

Хэс презрительно фыркнул.

— Ну, если уж вы в таком настроении, так, наверное, и здесь добьётесь чего-нибудь убедительного. — В первый раз я слышал комплимент, произнесённый им. Очевидно, кроме восхищения Вансом, он испытывал и некоторое смущение перед ним.

Маркхэм почувствовал неуверенность сержанта и отрывисто спросил:

— Что же является особенно затруднительным в этом деле?

— Я не говорил о затруднениях, сэр, — возразил Хэс — Кажется, убийство этой птицы совершено по всем правилам, а я неудовлетворён, черт побери! М-р Маркхэм… это неестественно, это бессмысленно!

— Думаю, что я вас понимаю. — Маркхэм с одобрением посмотрел на сержанта. — Вы склонны считать Сперлинга виновным в убийстве?

— Конечно, он виновен, — сказал Хэс. — Но не это меня тревожит. По правде сказать, не нравится мне имя покойника, особенно потому, что убит он был стрелой из лука… — Он остановился, немного сконфуженный. — А вам это не кажется странным, сэр?

Маркхэм смущённо кивнул головой.

— Вы, как я вижу, хорошо помните детские стихи, — сказал он и отвернулся.

Ванс устремил на Хэса лукавый взгляд.

— Вот вы сказали сейчас «птица», сержант. Очень удачно. Сперлинг, видите ли, по-немецки значит воробей. А ведь вы помните, именно Воробей убил Кок-Робина стрелой…

Сержант слегка выпучил глаза, губа у него отвисла. Он смотрел на Ванса с почти смешным изумлением.

— Я говорил, что это очень трудное дело.

Маркхэм дипломатично вмешался в разговор.

— Расскажите нам подробности, сержант. Я уверен, что вы уже допросили обитателей дома.

— Поверхностно, сэр. — Хэс присел на угол стола и закурил погасшую сигару. — Я вас ожидал, я знал, что вы знакомы со старым джентльменом; так что я ограничился обычным допросом. В переулке я поставил человека, чтобы никто не коснулся тела, пока не приедет доктор Доремус, он прибудет сюда после завтрака. Потом я вызвал по телефону дактилоскопистов, они могут прибыть сюда каждую минуту, хотя и не знаю, что им здесь делать…

— А что же вы скажете о луке, из которого была выпущена смертоносная стрела? — спросил Ванс.

— Лук был бы для нас лучшей добычей, но старый м-р Диллард поднял его и принёс в комнату. Его пальцы на нем, должно быть, и отпечатались.

— Но что же со Сперлингом? — спросил Маркхэм.

— Я узнал его адрес, он живёт в загородном доме; я послал двух моих людей, чтобы они доставили его тотчас же, как найдут. Потом я поговорил со слугами; со стариком, впустившим вас, и с его дочерью, пожилой женщиной, служащей здесь кухаркой. Но никто из них, кажется, ничего не знает или, может быть, не хочет говорить. Потом я попробовал допросить молодую даму, хозяйку дома, но она была так подавлена горем, так плакала, что я решил предоставить вам удовольствие беседовать с ней. Сниткин и Бэрк — он большим пальцем указал на двух сыщиков у окна — обошли подвальный этаж, переулок и задний двор, но вернулись ни с чем. Вот и все, что мне известно. Когда доктор и люди из бюро прибудут сюда и когда я откровенно поговорю со Сперлингом, шар покатится, и дело начнёт разъясняться.

Ванс испустил громкий вздох.

— Ужасный вы сангвиник, сержант! Смотрите, не разочаруйтесь, если ваш шар окажется параллелепипедом и не захочет катиться. В этой ребячьей чепухе есть что-то дьявольски страшное, и, если предчувствие не обманывает меня, вам ещё долго придётся играть в жмурки.

— Да? — Хэс хитро, но доверчиво посмотрел на Ванса. Очевидно, он и сам был более или менее того же мнения.

— Не позволяйте мистеру Вансу обескураживать вас, сержант, — поддразнил его Маркхэм. — Его всегда увлекает собственное воображение. — Потом с жестом нетерпения он повернулся к двери. — Отправимся лучше осмотреть местность, пока соберутся остальные. Потом я поговорю с профессором и другими членами семейства. Да, вы, сержант, не упомянули м-ра Арнессона, его нет дома?

— Он в университете, но должен скоро вернуться.

Маркхэм кивнул и пошёл за сержантом в переднюю. Когда мы проходили по мягким коврам, устилавшим проход в заднюю часть дома, на лестнице послышался шорох, и чистый, хотя и дрожащий, женский голос в полутьме спросил:

— Это вы, м-р Маркхэм? Дяде показалось, что он узнал ваш голос. Он ожидает вас в библиотеке.

— Через несколько минут явлюсь к нему, мисс Диллард. — Тон Маркхэма был отеческий и симпатизирующий. — Пожалуйста, останьтесь и вы, я бы хотел видеть вас обоих.

Девушка шёпотом дала своё согласие и исчезла наверху.

Мы пошли к задней двери. Перед нами был узкий проход, оканчивающийся деревянными ступеньками, ведшими в подвальный этаж. Спустившись по этим ступенькам, мы очутились в большой, низкой комнате с дверью, выходившей прямо на площадку с западной стороны дома. Дверь эта была приоткрыта, а в проёме стоял человек из уголовного бюро, поставленный там Хэсом для охраны трупа.

Комната была, очевидно, когда-то подвалом для провизии, теперь же была переделана, заново выкрашена и служила клубным залом. Цементный пол был покрыт кокосовыми циновками, одна стена целиком была увешана изображениями стрелков различных эпох. В комнате стояло пианино и фонограф, множество удобных плетёных кресел, пёстрый диван, посредине — громадный плетёный стол, заваленный всевозможными спортивными журналами, и небольшой книжный шкаф, заполненный книгами о стрельбе из лука. В углу стояло несколько мишеней, и их позолоченные диски и разноцветные кольца образовывали яркие световые пятна в солнечных лучах, льющихся через окна.

Часть стены возле двери была завешена длинными луками разного размера и веса, а возле них стоял большой старинный комод с инструментами. Над ним висел маленький шкафчик с разным необходимым в этом деле хламом вроде повязок, перчаток для стрельбы, колышков, наконечников и тетивы. На большой дубовой панели между дверью и западным окном были размещены разнообразные и самые интересные, какие я когда-либо видел, коллекции стрел.

Эта панель обратила на себя особое внимание Ванса. Он тщательно поправил, подходя к ней, свой монокль.

— Охотничьи и боевые стрелы, — заметил он. — Обольстительны… А одна из них как будто исчезла. Вынута с большой поспешностью. Медная перекладинка, державшая её на месте, сильно погнута. — На полу стояло несколько колчанов, наполненных стрелами для попадания в мишень. Он нагнулся и, вынув одну из них, протянул её Маркхэму.

— Не похоже на то, чтобы эта крепкая вещь могла пробить грудь человека, но на расстоянии восьми ярдов она может насквозь пронзить оленя… Почему же не хватает охотничьей стрелы на панели? Очень интересно.

Маркхэм нахмурился и сжал губы. Я видел: он все ещё цепляется за угасающую надежду, что трагедия является лишь несчастным случаем. Он безнадёжно швырнул стрелу на стол и пошёл к выходу.

— Посмотрим на тело и место убийства, — сказал он ворчливо.

Когда мы вышли на тёплое весеннее солнце, я почувствовал себя совершенно изолированным. Узкая, вымощенная площадка напоминала каньон между двумя отвесными каменными берегами. Она была футов на пять ниже уровня улицы, на которую можно было подняться по небольшой лестнице, ведущей к воротам в стене. Ровная, лишённая окон стена многоквартирного дома напротив, поднималась вверх на 150 футов; да и самый дом Дилларда, всего лишь четырехэтажный, по теперешним архитектурным меркам равнялся по высоте шестиэтажному дому. Хотя мы стояли под открытым небом в сердце Нью-Йорка, нас ниоткуда нельзя было увидеть, кроме как из боковых окон диллардовского дома и из выступающего окна дома на 76-й улице, задний двор которого примыкал к участку Дилларда. Дом этот, как мы вскоре узнали, принадлежал некоей миссис Друккер, и ему предназначено было сыграть существенную трагическую роль в деле раскрытия убийства Робина. Несколько больших деревьев замаскировали его задние окна, и только из этого выступающего окна открывался вид на ту часть площадки, где мы стояли.

Я заметил, что Ванс все время смотрит на это окно и что по лицу его пробегают тени по мере того, как он изучал его. Но только спустя много времени я догадался, что привлекало его внимание.

Стрельбище простиралось от стены диллардовского участка на 75-й улице до такой же стены друккеровского участка на 76-й улице, где на песчаном ложе возвышалась груда кулей сена. Расстояние между двумя стенами было в 200 футов, что, как я узнал впоследствии, позволяло продлить стрельбище на шестьдесят ярдов, чтобы можно было упражняться на нем в стрельбе на все дистанции, доступные этому средневековому виду оружия.

Часть высокой железной решётки, разделявшей оба двора в том месте, где она должна была пересекать стрельбище, была снесена. В конце стрельбища с западной стороны друккеровского участка возвышался многоквартирный дом, занимавший угол 75-й улицы и Риверсайдской аллеи. Между этими двумя домами был узкий переулок, отделённый от стрельбища забором, в котором была проделана небольшая дверь с замком.

Тело Робина распростёрлось почти у самого входа в клубную комнату. Несчастный лежал на спине, с раскинутыми руками и слегка согнутыми ногами, головой в сторону 76-й улицы. Робин был человек лет тридцати пяти, среднего роста, довольно полный, лицо у него было круглое, гладко выбритое, с узкими светлыми усами. Он был в спортивном костюме из светло-серой фланели, в голубой шёлковой рубашке и в коричневых башмаках с резиновыми подошвами. Светло-серая шляпа лежала у его ног.

Возле тела была большая лужа потемневшей крови, принявшая форму громадной указующей руки. Но, что всех нас повергло в ужас, так это тонкая стрела, торчавшая вертикально из левой части его груди.

Стрела выдавалась, может быть, на двадцать дюймов и там, где она входила в тело, было большое тёмное пятно от сгустившейся крови. Что придавало этому убийству особую нелепость — это красивое оперение стрелы. Перья были ярко-красного цвета, а вокруг стержня две бирюзовые полоски, ещё более украшавшие вестницу смерти. Я чувствовал какую-то нереальность этой трагедии, как будто присутствовал на театральном представлении для детей.

Ванс стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на труп. Несмотря на кажущуюся небрежность его позы, я видел, что он оживлён, и ум его занят координированием всех факторов развернувшейся перед ним драмы.

— Чрезвычайно странно. Вот эта стрела, — говорил он, — предназначена для крупной дичи… несомненно, принадлежит этнологической выставке, которую мы только что видели. И выстрел меткий, прямо в сердце без малейшего уклонения. Необыкновенно!.. Маркхэм, это нечеловеческое искусство. Случайный выстрел мог, конечно, сделать то же, но убийца этого молодца исключал всякие случайности. Это крепкая охотничья стрела, выдернутая, очевидно, из панели, указывает на преднамеренность. — Внезапно он нагнулся над телом. — А, вот это интересно! Ложбинка на конце стрелы отломана: стрела не могла держаться на тетиве. — Он повернулся к Хэсу. — Скажите мне, сержант, где профессор нашёл лук? Недалеко от окна клубной залы?

Хэс вздрогнул.

— Прямо под окном, м-р Ванс. Теперь он лежит на фортепьяно, в ожидании дактилоскопистов.

— Боюсь, что они найдут лишь отпечатки пальцев профессора.

Затем Ванс открыл портсигар и выбрал папиросу.

— Я даже склонён думать, что и стрела совершенно чиста от отпечатков.

Хэс пристально посмотрел на Ванса.

— Что привело вас, м-р Ванс, к мысли, что лук был найден под окном?

— Мне казалось, что это логически верное для него место, в связи с положением тела м-ра Робина.

— Убит в упор, вы хотите сказать?

Ванс покачал головой.

— Нет, сержант. Я просто отметил тот факт, что ноги покойного направлены к двери в подвальный этаж, и что, хотя его руки вытянуты, ноги согнуты. Разве так падает человек, пронзённый в сердце?

Хэс задумался.

— Нет, — допустил он. — Он, наверно, съёжился бы больше, если бы даже упал на спину, но ноги его были бы выпрямлены, а руки прижаты к телу.

— Именно так. Да посмотрите на его шляпу. Если бы он упал на спину, она была бы позади него, а не у ног.

— Скажите, Ванс, — резко спросил Маркхэм, — что у вас на уме?

— О, множество разных вещей. Но все они сводятся к одной совершенно нерациональной мысли, что покойный джентльмен не был убит стрелой из лука.

— Так зачем же, ради Бога…

— Совершенно правильно! Зачем вся эта инсценировка? Честное слово, Маркхэм, в этом деле что-то нездешнее, ужасное.

В это время открылась подвальная дверь, и доктор Доремус в сопровождении сыщика Бэрка вышел на площадку. Он весело раскланялся и всем пожал руки, а потом с упрёком посмотрел на Хэса.

— Право, сержант, — начал он жалобным тоном, — я только три часа из двадцати четырех отдаю на еду, и вы неизменно избираете один из этих часов, чтобы мучить меня вашими проклятыми трупами. Вы портите мне пищеварение. — Он весело осмотрелся и тихонько свистнул, увидев Робина. — Боже мой! На этот раз вы выбрали для меня фантастическое убийство.

Он опустился на колени, и его привычные пальцы стали быстро ощупывать труп.

Маркхэм смотрел сначала на него, а потом повернулся к Хэсу.

— Пока доктор занят осмотром, я поднимусь наверх и поболтаю с профессором Диллардом. — Потом он обратился к доктору: — Повидайтесь со мною перед уходом.

— О конечно! — Доремус даже не поднял головы. Он повернул тело на бок и стал ощупывать затылок.