Онлайн чтение книги Золотая лихорадка
ГЛАВА XVII. Гуаймас

В Гуаймасе с нетерпением ожидали прибытия французского экспедиционного отряда. В городе носились самые невероятные и разноречивые слухи об этом отряде и о его начальнике. Конечно, нечего и говорить, что все эти рассказы выслушивались со вниманием и, как ни странно, все верили тому, что рассказывалось.

Недоброжелатели французов начали действовать исподтишка еще задолго до прибытия отряда и старались враждебно настроить жителей Соноры против наших соотечественников.

Полковник Флорес сказал правду дону Антонио Паво. В то время, когда в Калифорнии основывалось общество Atrevida , два американских банкирских дома в Сан-Франциско, которым было отказано в приеме в число акционеров и которые, между тем, прекрасно понимали, какая блестящая будущность ждет новое начинание, основали другое общество, поставившее себе целью погубить во что бы то ни стало дело своего конкурента.

Ненависть не дремлет. Дело продвигалось быстро, даже слишком быстро, и второе общество было во всеоружии уже в то время, когда французский отряд не покинул еще Сан-Франциско.

Все это делалось так тонко и в такой тайне, что граф, несмотря на свои большие связи, даже не подозревал ничего и отправился в Сонору, полный самых радужных надежд.

Валентин с нетерпением ожидал прибытия своего друга. Охотник добросовестно исполнил все возложенные на него поручения. Для отряда было приготовлено прекрасное помещение. Французский агент встретил охотника очень любезно и сам предложил свои услуги уполномоченному графа де Пребуа-Крансе. Но Валентин, несмотря на внешнее дружелюбие агента, почти инстинктивно чувствовал, что под его личиной скрывается измена.

Генерал Гверреро, выражая свое удовольствие по поводу предстоящего прибытия французского отряда и предлагая свои услуги охотнику, тем не менее под разными благовидными предлогами оставался в Эрмосильо, хотя ему следовало бы встретить французский отряд в Гуаймасе, во-первых, в качестве губернатора провинции, а во-вторых, в качестве члена-пайщика общества, — причины вполне основательные для того, чтобы заставить его превосходительство побеспокоиться.

Валентина все это сильно тревожило, он чувствовал приближение бури, но, к сожалению, не мог угадать, с какой стороны надо ждать ее. Большую часть дня он проводил на берегу моря, устремив глаза вдаль и с тоской высматривая паруса на горизонте в надежде каждую секунду увидеть корабль своего друга. Охотнику казалось, что одного появления графа и его храбрых спутников будет совершенно достаточно, чтобы заткнуть рты тем, кто так старался повредить им, тем более что большинство жителей не только без враждебности относилось к экспедиции, но, напротив, очень сочувствовало ей.

Таково было положение, когда однажды утром в то время, когда Валентин, по обыкновению, собирался идти в свою «обсерваторию», дон Антонио Паво и полковник Флорес, запыхавшись, вбежали в кварто, где он жил, жестикулируя и повторяя в один голос:

— Едут! Едут!

— Кто? — спросил Валентин, который не смел верить такой неожиданной приятной вести.

— El conde! El conde!83Граф! Граф! (исп.)

— Они будут здесь меньше, чем через час, — объявил дон Антонио.

— Может быть, и раньше, — заметил полковник.

— Мы идем встречать его.

— И я с вами! — вскричал Валентин. Они вышли.

Новость распространилась с быстротой молнии.

Гуаймас ликовал.

В городе все дома без всякого принуждения со стороны властей украсились флагами; это было сделано очень быстро, поскольку через несколько дней наступал праздник тела Господня и все флаги для этого торжественного случая были уже давно приготовлены.

Горожане в праздничных национальных костюмах и индейцы яки, из которых очень многие нанимаются в услужение, толпой, с громкими, несмолкаемыми криками «ура!» и с веселыми песнями устремились к берегу.

Любопытное зрелище представляла эта шумная толпа, идущая встречать французов, в которых она с инстинктом, присущим массам, видела своих друзей.

Городские власти последовали примеру народа, но даже поверхностному наблюдателю нетрудно было заметить, что представители власти действовали так не по собственному побуждению, а скорее повинуясь общественному мнению, с которым они не могли не считаться в этой беспокойной стране.

Когда Валентин и два его спутника достигли берега, он весь уже был усеян городскими жителями.

В нескольких кабельтовых84Морская единица длины, равная 185, 2 м (0, 1 морской мили). от берега ясно виднелся корабль, на котором находился французский экспедиционный отряд. Подгоняемый попутным ветром, слегка накренившись на один борт, корабль величественно подвигался вперед. Благодаря поднятым брамселям и взятым на гитовы нижним парусам с берега виден был весь экипаж и все пассажиры судна, заполнившие палубу и шканцы.

Пройдя мимо острова дель-Венадо, обычной стоянки больших судов, корабль остановился под ветром и бросил якорь.

Валентин одним прыжком вскочил в пирогу, и, прежде чем дон Антонио и полковник успели опомниться и сообразить, зачем он это делает, француз уже оттолкнулся от берега.

Охотник, не обращая внимания на знаки, которые ему подавали с берега его спутники, быстро поплыл. Но в пироге он был не один — ему помогал грести человек, очутившийся в лодке еще раньше его. Это был Курумилла.

Через несколько минут они подплыли к кораблю.

Луи еще издали заметил пирогу, и, как только друзья достигли корабля, он первый встретил их и помог взобраться на палубу.

Очутившись на палубе, Валентин, прежде чем пожать Руку молочному брату, внимательно осмотрелся кругом, а затем бросил взгляд на берег.

— Отлично! — проговорил он. — Они еще не нашли лодку! Пойдем, брат, в твою каюту, мне нужно поговорить с тобой без свидетелей.

— Да дай же мне хоть поздороваться с тобой, — возразил, Улыбаясь, Луи.

— Идем! Нам нельзя терять ни минуты.

Граф взглянул на охотника. Лицо последнего было очень серьезно. Луи понял, что друг действительно хочет сообщить ему важные новости, и, наскоро отдав все необходимые распоряжения относительно высадки на берег, пошел вслед за молочным братом, который ждал у входа в каюту.

Луи ввел Валентина в скромную комнату, которую занимал во время переезда морем. Войдя в нее, граф хотел было запереть дверь.

— Нет, не надо, — остановил его Валентин, — оставь ее открытой, отсюда мы будем видеть всех, приближающихся к кораблю.

— Как хочешь. В таком случае говори, я тебя слушаю…

— Мне нужно сказать тебе всего два слова, но такие, из которых я советую тебе извлечь пользу.

— Будь спокоен.

— У тебя здесь есть сильные враги. Кто они — не знаю, но только против тебя ведется интрига.

— Неужели это правда?

— Говорю тебе то, в чем я уверен.

— Но, видишь ли, мой друг, кто бы ни были эти враги, мне нечего их бояться. Бумаги у меня в полном порядке. Все устроилось отлично. У меня не только есть разрешение на разработку россыпей, но меня поддерживает само правительство. Я действую на законном основании и никого и ничего не боюсь.

— Брат, — возразил Валентин, — не забывай, что, когда имеешь дело с мексиканцами, нужно всегда опасаться измены. Я давно знаком с ними и, к несчастью, слишком хорошо знаю, как нужно держать себя в этой стране.

— Ты пугаешь меня!

— Нет, я просто предупреждаю тебя, Луи, вот и все. Я говорю это, чтобы ты был осторожнее.

— Ты ведь знаешь, что я перед Богом отвечаю за этих мужественных людей, доверившихся мне.

— Вот потому-то я и советую тебе быть осторожным и никому не доверяться; в особенности же я советую тебе держать себя осторожнее с двумя личностями.

— Их имена?

— Дон Антонио Паво и полковник дон Франциско Флорес. Дон Луи с нескрываемым удивлением взглянул на своего друга.

— Но этого не может быть! — сказал он. — Ты ошибаешься.

— Почему?

— Pardieu! Да потому, что один из них — агент французского правительства, а другой делегирован сюда советом акционеров Atrevida . Оба они члены нашего общества, у меня даже есть к ним рекомендательные письма.

— Делай, как хочешь, но только я считал своей обязанностью предупредить тебя, что оба они тебе изменяют.

— У тебя есть какое-нибудь доказательство?

— Никакого.

— Почему же ты так уверенно говоришь об этом? Ты что-нибудь знаешь?

— Ровно ничего, но тем не менее я убежден в этом. Поверь мне, брат, ведь ты знаешь, что я редко ошибаюсь в таких случаях.

Луи печально покачал головой.

— Все это очень странно, — заметил он.

В эту минуту какой-то человек заглянул в каюту и произнес только одно слово:

— Шпионы!

Сказано это было очень тихо, но тем не менее это слово дошло до слуха графа и Валентина.

— Это Курумилла, он предупреждает нас, что к кораблю подъезжают те два человека. Пойдем на палубу. Они не должны знать, что мы подозреваем их. Смотри же, хорошенько наблюдай за этими людьми в то время, когда будешь разговаривать с ними. Я уверен, что скоро и ты согласишься со мной. Идем наверх.

Луи не отвечал ни слова.

Друзья поднялись на палубу, и Валентин сразу же покинул друга.

— Я уеду с корабля, — сказал он, — мы встретимся с тобой на берегу.

Охотник спрыгнул в пирогу, которую Курумилла, не желая быть замеченным, отвел к корме под гакаборт. Лодка направилась к берегу как раз в то время, когда полковник и Дон Антонио причаливали к борту и поднимались на палубу корабля.

Ни один народ в мире не отличается таким утонченно вежливым обращением и такой любезностью, как мексиканцы.

К несчастью, несмотря на все их усилия и лесть, которые они усердно расточали для того, чтобы убедить графа Луи в своей искренности и дружеском расположении, у дона Антонио и его друга была такая отталкивающая наружность, на их лицах были так сильно отражены самые низкие пороки, что любезность их казалась прямо-таки противной и вызывала еще большую антипатию.

Граф с самого начала, как его и предупредил Валентин, невольно почувствовал к ним сильное отвращение, и ему стоило больших усилий сдержаться и не дать заметить произведенное на него впечатление.

Граф решил сделать вид, будто поддается на обман, и, если они будут делать промахи, в уверенности, что их хитрость удалась, постараться получить сведения, которые могут впоследствии ему пригодиться.

Он с таким жаром и с такой хорошо разыгранной непринужденностью отвечал на все их любезности, что ему вполне удалось провести опытных негодяев, считавших его совершенно очарованным ими.

Так получилось, что графу с самой первой минуты в Соноре, раньше, чем он успел сойти на берег, пришлось пустить в ход все свои дипломатические способности и бороться с хитростью и подлостью людей, от которых он, казалось, должен был ожидать самого искреннего сочувствия и полнейшей готовности оказать ему помощь. Это была слишком тяжелая задача для такого честного и в высшей степени благородного человека, каким был граф, но успех его экспедиции всецело зависел от того, с каким искусством он будет обходить засады и разрушать ловушки, расставляемые ему на каждом шагу. Луи прекрасно понимал это и, скрепя сердце, решил пустить в ход всю свою ловкость и знание людей.

Наговорившись вдоволь с посетителями и видя, что все уже давным-давно готово для высадки на берег, граф отдал распоряжение садиться в шлюпки.

Французы спустились в присланные за ними из форта шлюпки, багаж перевозился на особых барках, и по команде: «отчаливай!» маленькая флотилия отвалила от корабля и в стройном порядке под шумные крики народа, толпившегося на берегу, и веселый звон колоколов в честь радостного события, направилась к берегу.