Онлайн чтение книги Золотой дублон Брашера
27

Когда я открыл дверь в свою квартиру и вошел в гостиную, Шоу уже поднимался с дивана. Это был высокий человек в очках. На первый взгляд казалось, что уши стекают вниз по его лысой голове. У него была улыбка вежливого идиотизма на лице.

Девушка сидела в моем кресле у шахматного столика. Просто сидела и молчала.

— А, вот и вы, мистер Марлоу, — проскрипел Шоу. — Да. Весьма. У нас с мисс Дэвис был такой интересный разговор. Я ей рассказал, что я родом из Англии. Она… э-э… не сказала мне, откуда она. — Он был уже на полдороге к двери.

— Вы очень любезны, мистер Шоу, — сказал я.

— Не за что, — проскрипел он. — Не за что. Я, пожалуй, пойду. Мой ужин, вероятно…

— Это очень мило с вашей стороны, — сказал я. — Я вам так благодарен.

Он кивнул и вышел. Неестественно-радостная улыбка, казалось, таяла у закрытой двери, как улыбка чеширского кота.

— Ну, привет, — сказал я.

— Привет, — сказала она. Голос у нее был вполне спокойный, серьезный. На ней был коричневый костюм, широкая светлая шляпа под цвет туфель и маленькой сумочки. Очков на ней не было.

Если бы не лицо, выглядела она вполне нормально. Но глаза у нее были совершенно безумные. Белки светились вокруг огромных зрачков, и взгляд у них был остановившийся. Когда глаза двигались, то с таким напряжением, что казалось, слышно, как что-то скрипит. Уголки рта были плотно сжаты, но середина верхней губы была приподнята вверх-вперед и открывала зубы — казалось, губу тянула привязанная к ней тонкая ниточка. Она поднималась все выше, и казалось, что больше уже невозможно, потом всю нижнюю часть лица сводила судорога, а когда спазм проходил, рот был плотно сжат. А потом все повторялось снова. Кроме того, у нее было что-то с шеей: голова медленно поворачивалась влево, градусов на сорок пять. Тут голова дергалась и принимала прежнее положение.

Сочетание этих двух движений плюс неподвижность тела, стиснутые на коленях руки и остановившийся взгляд ее глаз могли вывести из себя кого угодно.

На письменном столе у меня была жестянка с табаком, а между столом и ее креслом стоял шахматный столик. Я достал из кармана трубку и пошел к столу набить ее табаком. Я оказался по другую сторону шахматного столика. Ее сумочка лежала на краю столика чуть в стороне от нее. Когда я подошел, она слегка подпрыгнула, потом опять села, как раньше. Даже попробовала улыбнуться.

Я набил трубку, достал спички, зажег, прикурил и остановился с погасшей спичкой в руке.

— Вы не надели очки, — сказал я.

Она заговорила. Голос был спокойный, собранный:

— Я ношу их только в доме или когда читаю. Они у меня в сумочке.

— Сейчас вы в доме, — сказал я. — Вам нужно надеть очки.

Я небрежно потянулся к сумочке. Она не пошевелилась. Она не смотрела на мои руки. Она смотрела мне в лицо. Открывая сумочку, я немного повернулся. Я вытащил очки и пододвинул их к ней по столу.

— Наденьте их, — сказал я.

— Да, конечно. Я их надену, — сказала она. — Но мне, наверное, надо снять шляпу…

— Да, снимите шляпу, — сказал я.

Она сняла шляпу и положила ее на колени. Потом она вспомнила об очках и забыла о шляпе. Шляпа упала на пол, когда она потянулась за очками. Она надела их, и я подумал, так ей много лучше.

Пока она занималась этим, я достал пистолет из ее сумочки и сунул его в задний карман брюк. Вряд ли она это видела. Похоже, это был тот же автоматический «кольт» с ореховой ручкой, калибр 25, который я видел в верхнем правом ящике ее стола.

Я вернулся к дивану, сел и сказал:

— Ну, вот мы и здесь. Что будем делать? Вы голодны?

— Я была дома у мистера Вэнниэра.

— Ага.

— Он живет в Шерман-Оукс. В конце Эскамильо. В самом конце.

— Очень может быть, — сказал я без всякого смысла, пытаясь выпустить дым колечком, но не получилось. Нерв у меня под щекой начал дергаться, как проволочный. Не люблю я этого.

— Да, — сказала она собранным голосом, губа у нее по-прежнему дергалась. — Там очень тихо. Мистер Вэнниэр там живет уже три года. Прежде он жил на голливудских холмах, на Даймонд-стрит. С ним жил еще один человек, но они не поладили, так сказал мистер Вэнниэр.

— Я как будто не очень понимаю, — сказал я. — Как давно вы знаете мистера Вэнниэра?

— Восемь лет. Я не очень хорошо его знаю. Я должна была время от времени отвозить ему пакеты. Он любил, чтоб я сама их ему привозила.

Я опять попробовал пустить колечко. Черта с два.

— Конечно, — сказала она, — я никогда его особенно не любила. Я боялась, что он… я боялась, что…

— Но он не делал ничего похожего, — сказал я.

Впервые на ее лице появилось живое, человеческое выражение — лицо стало удивленным.

— Нет, — сказала она. — Не делал. То есть даже не пробовал. Но он ходил в пижаме.

— Стоит ли волноваться, — сказал я. — Валяться весь день в пижаме. Что поделаешь, кому-то везет, так ведь?

— Ну, для этого надо что-то знать, — серьезно сказала она. — Что-то, из-за чего вам будут платить. Миссис Мердок ко мне чудесно относится, правда?

— Конечно, — сказал я. — Сколько вы ему сегодня отвезли?

— Всего пятьсот долларов. Миссис Мердок сказала, что больше она выделить не может, на самом деле она и этого выделить не могла. Она сказала, что это должно кончиться, не вечно же этому продолжаться. Мистер Вэнниэр всегда обещал прекратить и никогда не держал слова.

— Так оно обычно и бывает, — сказал я.

— И выход был только один. Я это давно поняла. Это ведь моя вина, а миссис Мердок так чудесно ко мне относилась. Ведь хуже, чем теперь, мне не будет, верно?

Я поднял руку и сильно потер щеку, чтобы успокоить нерв. Она забыла, что я не ответил, продолжала говорить.

— Я так и сделала. Он сидел там в пижаме, рядом с зеркалом. И смотрел на меня. Он даже не встал, чтобы впустить меня. Но там снаружи остался ключ. Кто-то забыл в двери ключ. Там… там… — Голос замер у нее в горле.

— Там был ключ в двери, — сказал я. — И вы смогли войти.

— Да, — кивнула она и попыталась улыбнуться. — И почти ничего не случилось. Я даже не помню звука. Хотя звук, конечно, должен быть. Довольно громкий.

— Надо полагать, — сказал я.

— Я очень близко к нему подошла и не могла промахнуться, — сказала она.

— А что сделал мистер Вэнниэр?

— Он даже не пошевелился. Просто смотрел. Но вот и все. Я не хочу возвращаться к миссис Мердок и чтоб у нее опять были неприятности. У нее и у Лесли. — При этом имени ее голос перешел на шепот и угас. Легкая дрожь пробежала по ее телу. — И я пришла сюда, — сказала она. — А когда вас не оказалось дома, я нашла консьержа и попросила разрешения подождать в вашей квартире. Я знала, что вы скажете, что мне делать.

— К чему вы прикасались, когда были в его доме? — спросил я. — Вы можете вспомнить? Я имею в виду, кроме входной двери. Вы просто вошли и вышли, ни к чему не прикасаясь?

Она подумала, и лицо ее перестало подергиваться.

— А, я помню одну вещь, — сказала она. — Уходя, я погасила свет. Там была лампа. Такая лампа, которая светит вверх. Я ее выключила.

Я кивнул и улыбнулся ей. Одну улыбку, Марлоу, жизнерадостную.

— Когда это было? Давно?

— Прямо перед тем, как я приехала к вам. Я ехала на машине. На машине миссис Мердок, о которой вы вчера спрашивали. Я забыла вам сказать, что когда она ушла, то не взяла машину. Или я вам говорила? Нет, я помню, что говорила вам.

— Ну-ка посчитаем, — сказал я. — Полчаса на дорогу сюда, не меньше. Здесь вы были около часу. Значит, из дома мистера Вэнниэра вы уехали в полшестого. И выключили свет.

— Верно, — радостно кивнула она. — Я выключила свет.

— Не хотите чего-нибудь выпить? — предложил я.

— Нет, — она решительно замотала головой. — Я совсем ничего не пью.

— Конечно, пожалуйста.

Я встал и внимательно посмотрел на нее. Губа у нее все еще подергивалась, и голова двигалась справа налево, но уже не так заметно.

Трудно было сказать, как далеко можно было заходить в этом деле. Возможно, разговор ее успокаивал. Никто толком не знает, как скоро проходит шок.

— Где ваш дом? — спросил я.

— Как — я живу у миссис Мердок, в Пасадене.

— Я хочу сказать: ваш настоящий дом. Где живут ваши родители.

— Они живут в Вичите, — сказала она. — Но я туда не езжу — никогда. Изредка пишу им, но не видела их уже много лет.

— Чем занимается ваш отец?

— У него больница для кошек и собак. Он ветеринар. Надеюсь, им не придется сообщать. В тот раз им ничего не сообщили. Миссис Мердок скрыла это от всех.

— Может быть, и не придется. Пойду налью себе.

Я вышел на кухню, налил себе полную порцию и выпил всю целиком. Потом достал из заднего кармана маленький пистолет и увидел, что он стоял на предохранителе. Я понюхал, вытащил магазин. В патроннике был патрон, но это был из тех пистолетов, которые не стреляют при вынутом магазине. Я повернул его так, что смог заглянуть под затвор. Патрон был другого размера и в патроннике стоял косо. Кажется, патрон 32-го калибра. В магазине патроны были те, что нужно, 25-го калибра. Из него не стреляли. Я собрал пистолет и вернулся в гостиную.

Я не слышал ни звука. Она просто сползла с кресла прямо на свою чудесную шляпу. И была холодной, как макрель.

Я аккуратно уложил ее на полу, снял очки и убедился, что язык она себе не откусила. Я засунул ей в рот свой носовой платок, чтобы она не откусила язык, когда будет приходить в себя. Потом пошел к телефону и позвонил Карлу Моссу.

— Это Филип Марлоу, доктор. У вас еще прием или вы уже закончили?

— Уже закончил, — сказал он. — Собираюсь уходить. Что-нибудь случилось?

— Здесь девушка, у нее обморок. Обморока я не боюсь, я боюсь, что она может натворить что-нибудь, когда будет приходить в себя.

— Не давайте ей спиртного, — сказал он. — Я еду.

Я повесил трубку и стал около нее на колени. Начал растирать ей виски. Она открыла глаза. Губа опять потянулась вверх. Она взглянула на меня и сказала:

— Я была дома у мистера Вэнниэра. Он живет в Шерман-Оукс…

— Вы не будете возражать, если я вас подниму и перенесу на диван? Вы знаете меня — я Марлоу, большой осел, который ходит повсюду и задает бестолковые вопросы.

— Привет, — сказала она.

Я поднял ее. Она прямо окаменела у меня на руках, но ничего не сказала. Я уложил ее на диван, расправил юбку, подложил подушку под голову и поднял ее шляпу. Шляпа была плоской, как камбала. Я попробовал ее расправить и положил на стол.

Она смотрела, как я это делал.

— Вы вызвали полицию? — тихо спросила она.

— Нет еще, — ответил я. — Я был слишком занят.

Она удивилась. Может быть, я ошибаюсь, но мне показалось, что это ее слегка обидело.

Повернувшись к ней спиной, я открыл сумочку и положил пистолет на место. Укладывая пистолет, я заметил, что там еще лежало. Обычные мелочи, пара носовых платков, серебряная косметичка, салфетки, немного мелочи, несколько бумажек по доллару, никаких спичек, сигарет, билетов в театр. В боковом кармашке были ее права и плотный пакет с банкнотами — десять по пятьдесят. Между банкнотами засунута бумажка. Я достал ее, развернул и прочел. Это была аккуратно отпечатанная на машинке, датированная сегодняшним числом расписка на 500 долларов — «платеж по счету».

Похоже, теперь ее никогда не подпишут. Я сунул деньги и расписку в карман. Закрыл сумочку и посмотрел на диван.

Она смотрела в потолок, с лицом опять происходили эти эволюции. Я вышел в спальню и вернулся с пледом.

А потом пошел на кухню — еще выпить.