Онлайн чтение книги Золотые мили
Глава XIX

На следующий день у здания суда с утра толпился народ. Люди собирались кучками и возбужденно перешептывались. «Слыхали?.. Говорят…»

Динни узнал, что ожидаются чьи-то сенсационные показания, которые подтвердят все то, о чем говорил Моррис, а именно: что Пэдди Кеван участвует в торговле краденым золотом. Все знали, что у Пэдди рыльце в пуху, но кто отважится доказать это в суде и тем самым выдать себя, а возможно, и других?

Динни бродил среди толпы, пытаясь выяснить достоверность этих слухов. Рассказывали со слов тех, кто сидел накануне позади Маританы, будто она ужас как разволновалась, когда прочитали приговор Тому Гаугу, — расшумелась «точно чайник на огне». Она заявила двум рудокопам, сидевшим рядом, что не позволит Пэдди Кевану причинить горе Гаугам: уж она придумает, как этому помешать. Миссис Салли в свое время немало сделала ей добра, и Маритана грозилась, что завтра непременно расскажет в суде все, что знает о Пэдди. Он думает, что людей можно смешивать с грязью, подлый лжец! Но она ему покажет. Она покажет ему, как науськивать Фреда, чтобы тот избавился от нее и отослал вместе с малышами в лагерь к Бардоку.

Все знали, что туземец Бардок был мужем Маританы еще до того, как она связала свою жизнь с Фредом Кэрнсом. Пэдди, видно, решил отказаться от ее услуг и, желая замести следы, предупредил Фреда, чтобы тот отделался от Маританы, да и сам убирался ко всем чертям. Маритану, как видно, обделили, лишив той доли, на которую она рассчитывала; теперь она была положительно вне себя от злобы и стремилась рассчитаться с Пэдди не столько за Гаугов, сколько за себя. Суд как раз давал ей такую возможность, и ее горячая кровь вскипала при одной мысли об этом.

Люди, которым она говорила это, советовали Маритане помалкивать, но она, как рассказывали потом, набросилась на них точно безумная: говорила, что скорее пойдет в тюрьму, чем вернется в стойбище к кочевникам. Если ее заберут, правительство обязано будет позаботиться о ее детях. Она ушла, поклявшись, что завтра непременно явится в суд и поквитается с Пэдди Кеваном, а там — будь что будет.

Люди, с которыми разговаривала Маритана, по словам Динни, рассказали потом о ее выходке своим товарищам. И кое-кто не на шутку встревожился, опасаясь, как бы она не привела своей угрозы в исполнение. Тогда ее заставят назвать имена рудокопов, которые передавали ей золото для Пэдди. Другие считали, что это она просто так, сгоряча — с кочевниками это бывает, когда они из себя выходят, — потом поостынет и поймет, что лучше держать язык за зубами. Хоть Маритана и метиска и никогда не знаешь, как она поведет себя в следующую минуту, голова у нее все-таки варит неплохо. Слишком она увязла в этих делах, чтобы не знать, что ее ждет тюрьма, если она расскажет, как собирала золото для Пэдди. А ведь Маритана очень любит своих малышей, да и Фред Кэрнс не допустит, чтобы она привела сыщиков к нему на участок.

Моррису было предъявлено обвинение «в соучастии», хотя его собственное заявление полиции позволяло применить к нему куда более серьезную статью и судить на основании закона о лицах, скупающих золото. Он-де брал на хранение золото, «заведомо зная, что оно приобретено незаконным путем». Человека, виновного в таком преступлении, можно было упечь в тюрьму на четырнадцать лет — впрочем, ни один суд присяжных на приисках не решился бы вынести подобный приговор.

Слоэн говорил, что Кейн прилагает все усилия к тому, чтобы подвести дело именно под эту статью, поскольку тогда он мог бы продолжить следствие и, возможно, выявить кое-кого из главарей незаконной торговли золотом. Однако старик Джоблин категорически отверг мнение, будто «процесс Гаугов требует какого-то дополнительного расследования», и на сержанта сыскной полиции Кейна было оказано соответствующее давление, с тем чтобы он прекратил дело. Недаром Пэдди похвалялся, вспомнил по этому случаю Динни, что ему достаточно известно о каждом, кто имеет какое-то отношение к рудникам, чтобы в два счета выкурить его из города, так что тот и пикнуть не успеет.

Но каковы бы ни были причины снисходительности, проявленной полицией и Комиссией по борьбе с хищениями золота, Динни в тот момент был рад, что Моррису не придется больше подвергаться допросу.

После того как Тому был вынесен приговор, Моррис утратил всякую волю к борьбе. Все время, пока его судили, он пребывал в состоянии крайней апатии, упорно отказываясь, однако, взять назад или изменить заявление, сделанное в полиции, или свои свидетельские показания.

Морриса приговорили к штрафу в пятьдесят фунтов стерлингов или к шести месяцам принудительных работ. Объявляя приговор, судья не преминул саркастически заметить, что подсудимый явно был не прочь погреть руки на незаконной торговле золотом и ему, безусловно, повезло, что его привлекли к суду не на основании закона о лицах, скупающих золото. Правда, он не похож на человека, принадлежащего к разряду «злостных правонарушителей», и не заметно, чтобы он сильно нажился на этих противозаконных сделках; но, конечно, никто не может сказать, в какой мере он участвовал в запрещенной торговле золотом. Следовательно, в интересах правосудия…

Салли сидела точно громом пораженная. Она вслушивалась в слова судьи, подавленная всей этой казуистикой и скрытой за нею издевкой. Пристально смотрела она на квадратное, деревянное лицо судьи и недоумевала, как может представитель правосудия, знающий истинную подоплеку дела, — а он-то, безусловно, знал ее, — так изничтожить человека лишь за то, что он проявил преступное легкомыслие.

Несколько минут Салли сидела не шевелясь. Она знала, что не должна так остро переживать осуждение Морриса. Быть может, следует даже благодарить судьбу, что его не судили по более тяжкому обвинению; но то, что судья позволил себе так обращаться с Моррисом и что бедняге придется теперь целых полгода просидеть в тюрьме, — это, по словам Динни, было для Салли «хуже смерти».

Салли знала, что осуждение за кражу — самое обычное дело в жизни приисков. Человек, которого постигла такая неудача, представлялся жителям приисков скорее жертвой непосильной борьбы за существование, чем преступником, а потому заслуживал всяческого сочувствия. Женщины привыкли стоически относиться к тому, что их мужья и сыновья ежедневно рискуют жизнью, и по сравнению с этой непреходящей угрозой кража кусочка золота представлялась им сущим пустяком. Иной раз это благополучно сходило с рук — и тогда в доме появлялось новое пальто, кресло или красивый кухонный шкаф — мечта всякой хозяйки. Считалось, что человеку просто не повезло, если его присудили к нескольким месяцам тюрьмы в Фримантле за то, что сыщикам посчастливилось найти на нем или у него дома кусочек теллурида или золота. Однако все с тайным удовлетворением думали, что вот ведь не всегда все идет так, как хочется горным компаниям, по чьей милости люди, работающие под землей, уже к сорока годам превращаются в задыхающихся от кашля инвалидов.

Кое-кого привлекал риск: им нравилось надувать владельцев рудников и заставлять сыщиков изрядно потрудиться, чтобы оправдать свое жалованье. Горная палата тратила тысячи фунтов ежегодно на содержание специального штата сыщиков, и это было одной из причин, вызывавших недовольство рудокопов. Правительство таким образом разрешало владельцам рудников содержать свою особую полицию, которая и дома не давала рудокопам покоя. Более того, чтобы легче осуждать людей, заподозренных в краже золота, было извращено одно из основных положений английского судопроизводства.

В Горной палате любили повздыхать о том, как трудно уличить и добиться осуждения человека, подозреваемого в краже золота; однако это не помешало Мики Трою, в бытность его министром горной промышленности, заявить, что «законы, карающие за хищение золота, куда более суровы, чем законы, карающие за любое хищение, кроме разве кражи жемчуга. В случае обычного воровства виновность заподозренного должна быть доказана на суде, тогда как для обвинения человека в краже золота достаточно, чтобы при нем нашли золотоносную руду. Если вас поймали с куском руды, извольте доказать свою невиновность».

Стараясь взять себя в руки и оправиться от удара, каким явилось для нее осуждение Морриса, Салли непрестанно думала о том, что жизнь на приисках для нее сложилась уж очень нелегко. Ее глубоко возмущала мысль, что большинство рабочих, которым приходится представать перед этим судом, терпит столько лишений и несправедливостей. Их борьба была и ее борьбой. Думая об этом, Салли невольно выпрямлялась, несмотря на все свое горе и снедавшую ее тоску.

Никто не удивился, когда на следующее утро Мари-тана не появилась в суде, как обещала. Слух, что она собирается «подложить динамиту в свидетельские показания», вызвавший столько тайных волнений, оказался неразорвавшейся бомбой. Когда разбирательство закончилось без особых сюрпризов, многие облегченно вздохнули: ведь столько семей было на волосок от неприятностей.

Зато решительно всех возмутило заключительное слово старикашки Джоблина. Он попытался так истолковать свидетельские показания, что выходило, будто Моррис Гауг и его сын виновны не в единичном случае кражи золота, а в систематическом надувательстве горных компаний.

Когда судья объявил приговор, ропот негодования пронесся по переполненному залу. Каждому было ясно, говорил потом Динни, что обвинение против Тома и Морриса состряпано на пустом месте и что они пострадали безвинно, а потому вынесенный приговор казался всем особенно жестоким. Впрочем, этот судья славился суровостью по отношению к лицам, повинным в мелких кражах золота, — в этом он превзошел всех своих предшественников. Как правило, приговаривали к трем-четырем месяцам принудительных работ с заменой или без замены штрафом, и только за последнее время наказания стали более суровыми.

Таинственный взрыв, происшедший однажды неподалеку от дома судьи, указывал на то, что некоторые его решения вызывают недовольство в народе, но это не смягчило его приговоров. Судья продолжал все так же неуклонно действовать в интересах хозяев. За то время, что он оставался в должности, ни один человек, судившийся по обвинению в краже золота, не был оправдан, — напротив, всех обвиняемых, как правило, присуждали к максимальному сроку наказания.

Зато уж мистер Кеван дал людям повод поахать и поизумляться в этот день. Перед самым закрытием судебного заседания поднялся адвокат Пэдди и заявил, что Мистер Кеван готов заплатить штраф, наложенный на «его старого друга, Морриса Гауга». Это было преподнесено юристом как великодушный жест со стороны мистера Кевана и не могло не произвести благоприятного впечатления на тех, кто был связан с Пэдди и у кого совесть была нечиста. И действительно, потом они говорили, что Пэдди не такой уж плохой малый.

Компаньоны мистера Кевана увидели в этом ловкий маневр, рассчитанный на то, чтобы прекратить дальнейшее расследование и хоть в какой-то мере восстановить свою репутацию, пострадавшую от всего того, что говорилось на процессе. Рудокопы же посмеялись над фокусом, выкинутым Пэдди, а кое-кто даже ругнулся, возмущенный этой попыткой его адвоката одурачить рабочих.

Моррис категорически отверг предложение мистера Кевана. Он не разрешил и Салли уплатить штраф или подать кассационную жалобу. Это только потребует лишних расходов, сказал он. К тому же, раз Том идет в тюрьму, он пойдет с ним. Салли поняла, что Моррис сознает свою вину перед Томом и считает своим долгом разделить его участь.

Все эти дни Эми являлась в суд и сидела рядом с Диком. Она до того влюблена в него, что ей хочется, чтобы все знали об этом, думала Салли. Пусть все видят, что она делит с Гаугами это испытание как член их семьи. Давно уже злые языки болтали о том, что Пэдди неравнодушен к Эми Брайрли; шепотом передавались намеки и слухи, что это из-за нее Пэдди так зол на Гаугов. Присутствие молодой пары в суде вызывало улыбки и любопытные взгляды. Люди говорили, что Пэдди помертвел, точно у него живот схватило, когда увидел их рядышком. Да что и говорить, парочка хоть куда: смотрят друг на друга — не налюбуются.

Выходя в то утро из суда, Эми вдруг сказала:

— Мне так больно за Тома и за твоего отца, Дик, будто это тебя осудили.

— Пэдди метил в меня, — с горечью сказал Дик. — Только малость промахнулся. Думается мне, он и не предполагал, что дело так обернется, но тут вмешались сыщики и все приняло другой оборот. Сам он, конечно, не думал и не гадал, что попадет в такую историю.

Рудокопы и их жены окружили Салли, стремясь наперебой выразить ей свое сочувствие.

— Не горюйте, миссис Гауг. Том и Моррис скоро вернутся!

— Бросьте волноваться по таким пустякам!

— Все мы занимаемся этим понемногу.

— Для нас, ваших товарищей и друзей, это ничего не меняет.

— Не повезло — ничего не попишешь. Но ведь могло быть и хуже!

Так много искренних дружеских советов и добрых слов услышала Салли, что слезы, которые она изо всех сил старалась сдержать, брызнули у нее из глаз.

— Знаю, знаю, — сказала она срывающимся голосом. — А все-таки это очень тяжело.

— Не расстраивайтесь, милочка, — сказала, обнимая ее, Тереза Моллой. — Каждому ясно, что это Пэдди Кеван виной всему. Вот уж кого черти в аду заждались.

Полковник де Морфэ стоял на краю тротуара около своей машины, когда Салли появилась на улице в сопровождении Мари и Динни; следом за ними шла Эми с Диком. Фриско поспешно протиснулся сквозь толпу и подошел к Салли.

— Разрешите подвезти вас домой, миссис Гауг, — вас и Динни? — спросил он.

— Нет, благодарю вас, полковник де Морфэ, — холодно ответила Салли. — Друзья Пэдди Кевана не могут быть моими друзьями.

— Господи, Салли, — запротестовал Фриско, шагая с ней рядом. — Я нажал на все пружины, сделал столько, что вы и представить себе не можете, чтобы прекратить судебное разбирательство.

— Благодарю, — колко ответила Салли. — Пэдди было невыгодно, чтобы следствие продолжалось. Да и вам тоже. С Кейном, очевидно, шутки плохи.

— С Кейном? — рассмеялся Фриско. — Его скоро переведут отсюда.

И сорвав с головы шляпу памятным ей ухарским жестом, Фриско де Морфа сказал с легкой насмешкой — как когда-то, давным-давно:

— Ваш покорный слуга, мэм! Если я когда-либо смогу быть вам полезен…

— Если вы когда и могли быть полезны, так именно сегодня, но вы что-то не пришли мне на помощь, — отрезала Салли.

Как хорошо, что с ней Мари и Динни, которым можно не объяснять, почему она так зла на Фриско.

— Полковник де Морфэ! — усмехнулся Динни. — Попробуй, переплюнь его! Заделался полковником, разъезжает в собственной машине и воображает, что поднялся куда выше Пэдди Кевана! В случае войны рассчитывает выйти в большие люди — иначе бы ой не стал носить форму.

Напасти последних дней оторвали Салли от тревожных дум о войне. Сейчас она ни о чем другом не могла думать, кроме как о Томе и Моррисе. Им предстояло провести ночь в Калгурли — в полицейском участке, под замком, а на следующий день их отправят поездом в тюрьму во Фримантл.

Салли было приятно услышать, что на Боулдер-Рифе рабочие утренней смены отказались спуститься под землю вместе с Лэнни Лоу и Виком Уреном. Представители рудокопов дождались управляющего рудником и заявили, что, поскольку эта пара пользуется дурной славой и, по слухам, дала ложные показания против Тома Гауга, товарищи Тома не желают работать со лжесвидетелями. Если их тотчас не уволят, на руднике вспыхнет забастовка. Лоу и Урен получили расчет, и смена приступила к работе; рудокопы поздравляли друг друга с тем, что сумели постоять за товарища и избавились от этих негодяев.

Несмотря на то, что Моррис с Томом уезжали в тюремном вагоне, провожать их на вокзал пришла уйма народу. Дик не мог вырваться с работы, но Лал и Дэн отправились вместе с матерью попрощаться с братом и отцом. Все друзья, соседи и домочадцы во главе с Динни собрались в полном составе, чтобы пожать осужденным руки и сказать несколько ободряющих слов. Салли никогда не представляла себе, что чувство товарищества и солидарности так сильно у рабочих на приисках. В этой дружеской обстановке разлука с близкими уже не представлялась ей горестным событием: хотя их и сопровождал констебль, все делали вид, что это не более как поездка на побережье.

В последующие дни Салли чувствовала себя совсем выбитой из привычного строя жизни: в каком-то полусне или забытьи хлопотала она по дому. Все мысли ее были во Фримантле, где Том и Моррис в арестантской одежде томились за серыми каменными стенами тюрьмы вместе со всякого рода преступниками, выполняли унизительную работу, довольствуясь скудной тюремной пищей, а ночью задыхались в мрачных, затхлых камерах.

От Дика не укрылось, что заботы и тревоги последних дней вконец подорвали душевные и физические силы Салли. Они с Динни настаивали, чтобы она немного отдохнула, — поехала бы в Ворринап, куда давно собиралась. Ее сестра Фанни писала, что Боб умер несколько лет назад, и с тех пор они с Филлис сами управляются на ферме. Они живут совсем одни в старом доме — только Сесили и Грейс с детьми приезжают иногда на лето. Вот была бы радость, если бы Салли с сыном приехала погостить к ним недельки на две! Обе они с нетерпением будут ждать свою дорогую сестрицу.

Но Салли и слышать не хотела о поездке в Ворринап. Люди на приисках, возможно, и не придают значения осуждению за кражу золота, но как она объяснит сестрам, что Том и Моррис попали в тюрьму, — да у нее язык не повернется!

Нет, сейчас она никуда не поедет, сказала Салли. Вот когда Моррису и Тому разрешат свидание, она отправится во Фримантл навестить их.

Салли вспомнила о шариках амальгамы, на которых сидела утка, только когда увидела ее во дворе, окруженную желтыми пушистыми утятами. Вмиг апатию Салли как рукой сняло, и она бросилась к гнезду. Оно было усеяно битой скорлупой, среди которой лежало два-три яйца, оказавшихся болтунами.

Салли громко вскрикнула от ужаса — на крик ее из дому прибежал Динни, который тотчас же объяснил, куда делось золото.

— Все в порядке! Не волнуйтесь, мэм, — успокоил он ее. — Это я позаботился о подкидышах Пэдди. Шарики теперь далеко — в таком месте, где ни Пэдди, ни Кейну никогда их не найти.

— Ох, Динни, — сквозь слезы воскликнула Салли, — ну почему же вы не сказали мне раньше? И как это я могла забыть об этих проклятых шариках!

— Забудьте о них совсем, — сказал Динни. — На Пэдди непохоже, чтобы он примирился с потерей хотя бы кусочка золота, если оно побывало у него в руках. Я и подумал: ведь он наверняка поймет, что вам известно, куда девалась его амальгама, и еще, чего доброго, придет пошарить и наделает неприятностей. Вот я и решил избавиться от золота, а самому поторчать тут на случай, если мистер Кеван вздумает навестить вас. Я так и сказал Дику — чтобы ему было спокойнее работать, зная, что вы тут не одна.

— Какой вы добрый, Динни! — Салли высморкалась и усилием воли сдержала подступившие к горлу слезы. — Но неужели вы думаете, что Пэдди может учинить еще какую-нибудь подлость?

— Вот уж кого черти в аду заждались, как говорит про него миссис Моллой, — заметил Динни. — Я тоже не поручился бы за Пэдди Кевана. Но ребята говорят, он сейчас ведет себя так, что не подкопаешься. Ни кусочка золота не покупает. Морри порядком его напугал, да и слухи до него дошли, что Кейн стал к нему принюхиваться. И все-таки нельзя поручиться, что он не появится здесь и не постарается нам напакостить.

— Пусть попробует, — сказала Салли, и глаза ее воинственно засверкали. — Я до того зла на него, что так бы, кажется, и убила на месте — поэтому хорошо, что вы здесь, Динни, а то как бы чего не произошло!

Но Пэдди не появлялся, и вскоре все с изумлением узнали новость: «Мистер Патрик Кеван вызван в Лондон на совещание директоров его компании. Он отбыл на пароходе «Оронтес» и пробудет в отсутствии несколько месяцев».