Онлайн чтение книги Зона поражения
Глава 1. Свалка

Безвыходных положений не существует в принципе. Согласно одной из легенд Зоны, именно это сказал Рэд Шухов своим спутникам за несколько мгновений до того, как они замуровали его живьем у основания бетонного саркофага Четвертого энергоблока.

Я лежал на склоне полуразмытой ливнями железнодорожной насыпи и сосредоточенно прислушивался к шелесту падающей с неба воды. Это было нечестно. Сволочной дождь мешал слушать Свалку, а значит, бессовестно подыгрывал преследователям. Уже дважды я резко вскидывался, уловив изменение тональности звука тонущих в лужах капель, но оба раза виноваты оказывались вороны, встряхивавшие мокрыми перьями в ветвях почерневших деревьев неподалеку. А вот едва уловимые шумы, которые производят крадущиеся по Зоне люди, дождь заглушал начисто.

Я осторожно приподнял голову над рельсом и снова пристально посмотрел на глубокий котлован, вырытый с противоположной стороны железнодорожной насыпи. Спускаться туда не хотелось абсолютно. Дерьмово там было, в котловане. Неприятно. Несмотря на то что солнце пряталось среди туч, мерцал в котловане одинокий световой зайчик, что-то периодически взблескивало среди травы, в переплетении ржавой арматуры и металлического лома, словно выцеливая меня оптическим прицелом. И еще оттуда устойчиво и неуютно тянуло жутью, тем паскудным чувством, которое возникает, когда входишь один в незнакомую темную комнату. Мысль о том, что придется спускаться в котлован, царапала сознание, словно писк гвоздя, скребущего по стеклу.

Дима Шухов по кличке Рэд действительно нашел выход из безвыходной ситуации. Он стал Черным Сталкером – духом Зоны, ночным призраком, демоном для одних и ангелом для других. Он мог жестоко наказать любого за нарушение неписаных законов Зоны, а мог спасти, указав заблудившемуся сталкеру невидимую ловушку или безопасный обратный маршрут. Рассказывали, что некоторых он даже выводил ради каких-то своих соображений на особенно редкие и ценные артефакты. Однако меня такой исход дела не устраивал. Ну его к монахам. Мучительная смерть и дальнейшее призрачное существование не вписывались в мои ближайшие планы. Из создавшегося безвыходного положения мне необходим был другой, более приемлемый выход.

Я расстегнул камуфляжную куртку и бережно вытащил из внутреннего кармана небольшой серебряный портсигар. Эта штука беспокоила меня больше всего, даже больше сложившейся ситуации. Интересно, мне мерещится или портсигар действительно ощутимо нагрелся? А то, что сердце, возле которого я несу эту дрянь, время от времени куда-то проваливается и порой омерзительно замирает на мгновение – это последствия переутомления и выпитого накануне термоса крепкого кофе, или лучше все-таки переложить портсигар от греха подальше в рюкзак?..

Нет. Рюкзак запросто можно потерять, особенно когда приходится драпать без оглядки. Я потрогал портсигар кончиками пальцев, так и не решившись открыть его, и снова спрятал за пазуху. Ради этой штуки уже погибли двое сталкеров и в самое ближайшее время должны погибнуть еще трое. Или один – это уже как карта ляжет. Хотя для меня, конечно, предпочтительнее трое.

Оттянув обшлаг рукава, я бросил взгляд на экран ПДА. Датчик движения зафиксировал метрах в ста к северо-западу хаотические перемещения какого-то некрупного объекта – скорее всего, отбившаяся от стаи слепая собака рылась в развалинах в поисках еды. Живые организмы размером с человека в окрестностях обнаружены не были – или просто не двигались, затаившись в кустах и наблюдая железнодорожную насыпь через прорези прицелов.

Заодно я проверил пришедшую на приемопередающее устройство почту. Так, для порядку. На почту мне сейчас по большому счету было накласть; на самом деле я просто оттягивал на несколько мгновений момент, когда мне все-таки придется спуститься в котлован.

ПДА принял только одно слово: «Договоримся?»

Я снова прислушался, пытаясь среди шороха дождевых струй разобрать подозрительные шумы. Не было вокруг никаких шумов. Смахнув с экранчика портативного компьютера дождевую воду, я одним пальцем неуклюже отпечатал, куда следует пойти адресату; указание это уложилось в три коротких слова и вряд ли могло помочь посланному обнаружить точный адрес, зато прекрасно отражало мое отношение к предложению о переговорах и к личности самого переговорщика. В принципе, письмо, отправленное преследователем, могло быть просто хитрым тактическим приемом: приняв почту, виброзвонок ПДА обычно издавал негромкое жужжание, и это могло меня демаскировать. Однако я уже давно знал все эти штучки и последний час включал портативное средство связи лишь время от времени, по мере необходимости. Безнадежное это дело – ловить старую опытную щуку на голый крючок.

Адски зачесался левый глаз, и я безуспешно попытался потереть его рукавом куртки. Пальцами, перемазанными свежей глиной, лезть в глаза я не рискнул. К чему там у нас чешется левый глаз?.. Если долго глаз тереть, очень можно умереть. Шутка юмора, родил Енот. Убить бы гада за такой юмор.

Обостренным звериным чутьем я улавливал гуляющие по Зоне запахи. Все здесь пахло не так, как за пределами Периметра. Запахи обжигали носоглотку, въедались в кожу, проникали во внутренности. Кислая гарь – сгорела бывшая подстанция возле бывшего завода «Росток». Озоновые оттенки – искрят мясорубки в долине. Вонь протухших яиц, смешанная с уксусными миазмами, – ядовитый туман с Болота ползет в сторону армейского блокпоста. Запахи ружейного масла, пропитанных креозотом шпал, гниющей плоти, дождевой сырости, преющей одежды. Запах тревоги. Запах страха. Запах напряжения.

Как и следовало ожидать, детектор радиации показал, что котлован накрыт свежим пятном цезия. Ну, разумеется. Пятно было небольшим, около сорока метров в длину, и вытянутым к северу. Оно явно возникло после вчерашнего выброса, поскольку еще позавчера Вазелин прошел здесь беспрепятственно. И это было весьма паршиво. В принципе, кратковременное воздействие повышенной радиации особой трагедией для меня не являлось, – практически вся Свалка представляла собой радиационно загрязненную территорию с умеренным гамма-фоном, а свою годичную норму я еще не выбрал, – однако в этом пятне могли обитать какие угодно твари. Каждый выброс до неузнаваемости преображал Зону, превращая знакомые маршруты в полосы препятствий со смертельно опасными ловушками.

Но другого пути не было – уходить по голым холмам и просматриваемой со всех сторон долине невозможно. Отмычки только и ждут, когда я выберусь на открытое место. Поганые твари. Шакалы. Если даже они не прикончат меня сами, то загонят на колючую проволоку армейского блокпоста возле полуразрушенного железнодорожного моста. А армейская пуля со смещенным центром тяжести мало чем отличается от контрабандой ввезенных в Зону боеприпасов сталкеров.

Однако время поджимало, следовало двигаться. Движение – это жизнь, как метко подметил видный физиолог Павлов. Впрочем, если и не Павлов, то все равно сказано архиверно.

Я быстро перекатился через рельс, и тут же перед моим лицом вжикнула пуля, а затем в районе соседнего холма словно бы нехотя раскатился звук короткой автоматной очереди.

Оп-паньки! Я вжался в прогнившие шпалы.

Утверждают, что пуля из «калашникова» легко пробивает металлический рельс. Эта не пробила: звонко срикошетировав, она скользнула в заросли кустарника на краю котлована, разорвав полотнище порыжелой листвы. Видимо, была на излете.

Наступила гнетущая тишина. Отзвуки выстрелов медленно растворялись в пространстве, расплывались огромной полусферой, расползающейся к горизонту. Через несколько мгновений шорох дождя окончательно поглотил их.

ПДА тревожно завибрировал: слепая собака, учуяв свежее мясо, бросила свою тухлятину и рысцой приближалась ко мне. М-мать, как вовремя! Я попытался перекатиться через второй рельс, но стоило мне чуть приподняться, как очередная пуля навылет пронзила рюкзак. Я снова распластался между рельсов, чувствуя, как острый гравий впивается в тело. В рюкзаке что-то радостно захлюпало, и куртка на спине промокла насквозь: фляга с водкой приказала долго жить. Вечная память тебе, верная фляга.

Собака, сообразив, что мясо не двигается, осмелела и прибавила ходу. Выбравшись из кустарника на насыпь, она скакала по шпалам тяжелым галопом, явно собираясь сытно отобедать. Это была светло-коричневая тварь размером с ньюфаундленда, с вылезающей клоками шерстью и похожая на омерзительную помесь дворняги с обезьяной. На бегу она далеко выбрасывала задние ноги, ее раскачивало из стороны в сторону, и вообще она передвигалась так, будто в ее теле переломана добрая треть костей. Однако слепая собака не была ранена: такая походка присуща всему ее мутировавшему племени. Морда у собаки была морщинистая, среди глубоких складок кожи прятались едва заметные щелочки глаз. Глаза этим тварям без надобности – они ориентируются на запах, звук и мысли жертвы и ориентируются, к сожалению, превосходно.

Я попытался дотянуться до ножа на поясе, но короткая очередь с соседнего холма разбросала гравий у меня перед носом, заставив с проклятиями вжаться в трухлявые шпалы. Стрелял определенно один – следовательно, остальные сейчас обходят меня с двух сторон. Отмычки, среди которых как минимум двое – бывшие военные, явно имели некоторые познания в тактике ведения боевых действий на открытом пространстве.

Четырех отмычек подобрал мне Бубна, и еще одного молодого нашел в лягушатнике я сам – здоровяка Володю Шпака по кличке Резаный, бывшего десантника со шрамом во всю щеку, которого после демобилизации, наобещав золотые горы, сослуживец на один сезон притащил в Зону. Отмычки или мясо – так называли молодых, необстрелянных сталкеров, которые нанимались лазить за Периметр в команде с опытными ветеранами и, выходя на маршрут, в опасных местах обязаны были работать «мясом», «отмычками» для аномалий – идти впереди, чтобы не подвергать лишнему риску жизнь ведущего. Безымянный сослуживец Резаного сгинул еще весной, послужив отмычкой Мухе, а Резаному довелось погибнуть только вчера. На него полностью разрядилась огромная мясорубка, превратив его в дымящийся кусок дерьма, хотя за мгновение перед этим я готов был поклясться, что коридор полуразрушенной фабрики чист из конца в конец. Проклятие. Жаль Резаного, он был толковый малый, и рано или поздно я сделал бы из него человека. А потому, что не таскай мясо из котла поперед батьки! Нечего было соваться без команды, ведь он отлично знал, что в незнакомом месте расслабляться нельзя, это я им всем вдалбливал с самого начала. А еще более нельзя расслабляться в знакомом месте, потому что это опаснее всего. В Зоне все нестабильно, все меняется быстрее, чем успеваешь запомнить и привыкнуть. Именно этим обусловлено первое правило сталкера: никогда не возвращаться тем же путем, каким пришел. Благополучно преодолев ловушки аномалий и охотничьи угодья мутировавших тварей, сталкер на обратном пути невольно расслабляется, начинает ощущать себя в безопасности, однако в течение нескольких часов на чистых ранее местах возникают новые мясорубки, на металлических предметах нарастают ржавые волосы, ветер наметает жгучий пух, из подземных коллекторов выбираются кровососы и бюреры, в котлованах и на кладбищах брошенной техники устраивают засады зомби, мародеры и безумные сталкеры из темных группировок.

Выброс застал нас вчера на обратном пути. Выброс, как обычно, совершенно неожиданный – прогноз Че обещал катаклизм лишь к вечеру следующего дня, когда мы давно уже должны были добраться до Чернобыля-4. Нашей команде пришлось срочно искать укрытие в полуразрушенном подвале, где мы и обосновались. Переждав выброс и устроившись на ночлег, отмычки еще долго едва слышно шушукались в своем углу, и это меня сразу насторожило. Не о чем им было шушукаться. Вымотанные сложным, почти суточным переходом по Милитари, они должны были уснуть как убитые, едва опустившись на пол. Да и дисциплину я в своей команде поддерживал суровую – при помощи убедительного кулака. И тем не менее отмычки оживленно что-то обсуждали – неразборчивым шепотом, осторожно, стараясь не разбудить ведущего, то есть меня. А бунт на корабле всегда начинается с перешептываний за спиной капитана.

Старательно прикидываясь спящим, я пристально вглядывался в чернильную темноту, чтобы ненароком не уснуть на самом деле, и пытался не пропустить ни малейшего шороха с противоположной стороны подвала. Однако отмычки наконец угомонились, и я, выждав еще около часа, позволил себе расслабиться. Это была ошибка. Если бы я не заснул в ту ночь, возможно, все пошло бы по-другому. Скорее всего, я без дальнейших проблем привел бы всех троих целыми и невредимыми к торговцу, получил причитающиеся деньги и отправился отсыпаться к Динке. Нападать открыто они бы не рискнули даже втроем. Однако я был страшно утомлен, поскольку вылазка оказалась гораздо сложнее, чем я рассчитывал. А отмычки логически рассудили, что, убрав командира, они вполне смогут вернуться самостоятельно по уже достаточно безопасным нижним уровням и получить за артефакт меньше, конечно, чем получил бы на руки я сам, но больше, чем если бы я явился к торговцу лично и самостоятельно делил выручку на всех.

Не исключено, что главную ошибку я допустил еще раньше. Не следовало принимать их сразу так жестко в оборот. Однако Кислый откровенно борзел, и необходимо было наглядно продемонстрировать ему, кто здесь главный медведь в берлоге. Что я и сделал. А потом погиб Резаный. Погиб глупо, на ровном месте, и отмычки заметно напряглись, хотя Резаный был виноват сам. А потом навернулся Сухарь – и тоже исключительно по собственной дурости: я предупреждал, чтобы след в след. Навернуться, когда тебя ведет Хемуль, – это надо очень постараться. Однако Сухарю удалось. На мгновение он ступил в сторону – и угодил ногой в невидимую на бетонном полу гравитационную плешь. Его тут же распластало по полу, а ногу, попавшую в аномалию, просто расплющило. Мы ничем не могли помочь – костыль Сухарю можно было только отрезать, однако это пришлось бы сделать так высоко, что никак не получилось бы наложить жгут. Пару минут мы ковырялись вокруг орущего благим матом Сухаря, а потом я без разговоров пристрелил его одиночным, чтобы не мучился и не привлекал к нам внимание местных тварей, и погнал уцелевших отмычек дальше. Сухарь все равно умер бы от болевого шока или от потери крови, но морда у Обоймы вытянулась так, словно я стрелял именно в него. Наверное, следовало объяснить им, что к чему, что Сухаря уже не спасти, но я устал, как собака, психовал из-за Кислого и обжег себе шею жгучим пухом. Мне было не до того, чтобы щадить чувства щенят.

В результате первой фразой на их военном совете, после того, как мы расположились на ночлег, наверняка стало классическое:

– Он положит нас всех.

Помню, как же. Сам говорил такое своим молодым коллегам, когда потерявший от жадности последний ум Стервятник, земля ему пухом, гнал нас через горячие пятна за Золотым шаром. Умение пресекать подобные настроения в зародыше – очень ценное умение для ветерана-ведущего, позволяющее ему прожить дольше положенного. Стервятник вот не сумел. Мне казалось, что я внушаю отмычкам достаточный ужас, чтобы не повторить его судьбу.

Классическую первую фразу наверняка сказал Кислый. Дрянь человек. Мечет понты, что твоя мясорубка, жаждет по-любому вылезти наверх, а внутри у него – труха. Ковырнуть только, и посыплется. Нет, такое говнецо долго Зону не топчет. Подминают под себя слабых, карабкаются по трупам. Поняв, что быть вольным сталкером – целое искусство вроде самурайского и что им, соответственно, ни хрена не светит, становятся мародерами, что караулят сталкеров с добычей за Периметром, или шестерками у главарей кланов. Если повезет, сами становятся главарями каких-нибудь бродяг-отморозков. Если очень повезет – для этого кроме наглости еще и мозги нужны.

Китаец наверняка согласился из стервятниковской жадности. Идея сократить количество пайщиков не могла ему не понравиться. Я сразу, еще у торговца, обратил внимание на его мелочность и скупердяйство. А слабовольный Обойма просто не стал отрываться от коллектива. Он всегда примыкал к большинству, и Кислый ездил на нем, как хотел.

Они договорились напасть на меня глубокой ночью. Завалить ветерана-сталкера наверняка казалось им парой пустяков. Выбраться с окраины Свалки без опытного ведущего, особенно сразу после выброса, – раз плюнуть. Определенно, когда бог раздавал земным тварям ум, мои отмычки стояли в очереди за креветками. Разумеется, все у них пошло как обычно – наперекосяк.

Скорее всего, они на мгновение включили фонарик в дальнем конце комнаты, чтобы убедиться, что я никуда не делся, и в то же время ненароком меня не разбудить. Среди новичков и патрульных солдат ходят самые фантастические легенды о невероятной чувствительности опытных сталкеров, поэтому отмычки решили перестраховаться и не светить мне в лицо. По крайней мере, только этим я могу объяснить то, что произошло потом. И это уже была их ошибка. Убедившись, что под моей камуфляжной курткой смутно угадывается человеческий силуэт, они погасили фонарик и начали осторожно приближаться.

Я проснулся оттого, что мои ноги туго стянула удавка. Кто-то навалился мне всем весом на плечи, но я резким ударом сложенных в замок рук сломал придурку нос. Судя по всему, они собирались без лишнего шума задушить меня во сне, а потом, если у моего клана возникнут неудобные вопросы, списать это дело на какого-нибудь вылезшего из дыры в стене бюрера. Наверное, так бы все и произошло, если бы перед тем, как заснуть, я не перевернулся головой к двери: крысы за стеной у изголовья скреблись так яростно, что уснуть было совершенно невозможно.

Я резко подтянул стянутые шнурком колени к груди, а потом ударил обеими ногами в темноту и попал во что-то упругое и мягкое. Китаец вскрикнул, и удавка ослабла. Кто-то ослепительно засветил мне по уху каблуком – судя по всему, случайно, просто не туда ступил. Вслепую я произвел подсечку и сбил с ног еще одного нападавшего. Вообще они больше мешали друг другу, взявшись топтаться вокруг меня втроем, нежели помогали. Кто-то сунул мне ногой в бок – и снова случайно, судя по всему. Потом, не разобравшись в темноте, кто-то из них нокаутировал кого-то из своих, а я, не поднимаясь на ноги, ужом скользнул вдоль стены в направлении выхода.

А потом я ухватился за ремень автомата, который вечером поставил у изголовья, и, еще только начав делать кувырок вперед, уже понял, что лоханулся. Вместо оружия я зацепил свой тощенький рюкзак. Поскольку ночью я перевернулся ногами к изголовью, автомат теперь следовало искать в ногах.

Вспышка автоматной очереди распорола темноту. В ее мерцающем, дергающемся свете я определил черный прямоугольник двери и метнулся к нему, волоча рюкзак за собой. Без оружия шансов против трех вооруженных противников у меня было не больше, чем у быка на бойне.

– Не стрелять! – крикнул с пола Кислый, в то время как кто-то – судя по всему, единственный оставшийся на ногах Обойма – яростно дергал заклинивший затвор автомата. – Перебьешь нас всех к черту!..

Я выкатился из подвала и кинулся в густые утренние сумерки. Автоматные пули яростно рубили сучья и листья справа и слева от меня.

Немного оторваться от преследователей я сумел только возле шоссе. Выбираться на дорогу не стал: слишком очевидно, да и окажусь я на шоссе как на ладони. От шоссе вообще лучше держаться подальше, особенно в тех местах, где оно ныряет в тоннель или под мост – там прячется много аномалий, которые трудно заметить в полумраке. Слишком много идиотов оставили там свои кости, послужив отличными маяками для умных людей.

Что касается аномалий, образовавшихся на пересеченной местности, то я сейчас без особого труда определял их на расстоянии и огибал по широкой дуге. Мясорубки слегка искрили от утренней сырости, крошечными сиреневыми молниями очерчивая возле земли призрачные полусферы. Гравиконцентратные плеши выделялись внушительными кругами вмятых в сырую глину растений, стволы деревьев, оказавшихся рядом, были заметно выгнуты в сторону центра аномалии. Жарки можно было засечь по длинным полосам пожелтевших травы и кустов. Ржавые волосы свисали с нижних ветвей деревьев, лениво покачиваясь на ветру, словно подстерегающие добычу актинии. Мне оставалось только молиться Черному Сталкеру, чтобы я не влетел в какую-нибудь невидимую дрянь. Ну и, разумеется, не соваться туда, куда слепая собака хрен не сунет – между близко расположенными контактными кочками, где запросто может долбануть разрядом, или в лужи, на дне которых может быть полно студня, или в заросли гигантской крапивы…

Я с опаской пересек длинную, убегавшую в холмы асфальтированную дорогу и под прикрытием лесополосы устремился к железнодорожной насыпи, где и залег. Полотно железной дороги на Свалке проходит перпендикулярно шоссе, и как раз в этом месте они пересекаются. Оставалось только миновать пути, а за ними уже виднелся густой лес, в котором я мог довольно быстро стряхнуть погоню с хвоста – вот только между путями и лесом у нас имелась полоса отчуждения шириной в триста метров, голое пространство в обе стороны вплоть до соседних холмов, с проржавевшей опорой ЛЭП посередине и огромным извилистым котлованом в низине к западу.

Уходить по открытому пространству было самоубийством. Особенно теперь, когда отмычки обнаружили мое местоположение, а небо стремительно светлело.

Уходить по котловану, скорее всего, также было самоубийством. Особенно после того, как я обнаружил в нем свежее пятно радиоактивного осадка.

Оставаться на месте было самым верным способом самоубийства. Особенно сейчас, когда прямо на меня, истекая ядовитой слюной, летела по шпалам отвратительная гиена Зоны, а стрелок на холме не давал мне поднять головы.

Для того чтобы отпугнуть одинокую слепую собаку, достаточно пистолета. Но у меня не имелось даже пистолета. У меня имелись старый штык-нож в насаженных на ремень ножнах, несколько фальшфейеров, осколочная граната и серебряный портсигар за пазухой. Полчаса назад у меня еще был «калашников». М-да. Полчаса назад у меня было много всяких полезных вещей.

Невидимый стрелок выпустил по мне еще одну короткую очередь. Вроде как предупредил: я тебя вижу, браток. Только рыпнись. Он явно видел также скачущую по железнодорожной насыпи собаку и был уверен, что теперь-то мне окончательная и бесповоротная хана. Одна пуля ударила в рельс с таким оглушительным звоном, что я временно оглох на одно ухо.

Коричневое чудовище размером с хорошую овчарку, распространяя вокруг себя нестерпимое зловоние гниющей плоти, бросилось на лежащего между рельсов меня – и с размаху напоролось пастью на широкое зазубренное лезвие штык-ножа.

До самого последнего мгновения я тупо и настойчиво думал о том, как сейчас рывком откачусь в сторону и попытаюсь пропустить разогнавшуюся собаку мимо себя, поскольку у меня нет оружия и я совершенно беззащитен. Со слепыми псами этот трюк обычно срабатывал – по сравнению с телепатами-бюрерами, обладающими сравнительно развитым мозгом, примитивной речью и даже зачатками религии, они просто безмозглые твари. Когда собака попалась на уловку и, приблизившись ко мне, быстро присела на задние лапы, чтобы прыгнуть вслед за откатившейся в сторону жертвой и впиться ей зубами в глотку, я внезапно отпустил на волю рефлексы, резко перевернулся на спину, молниеносно выхватил из ножен штык-нож и плашмя выставил его перед собой. Это стало для зверя неприятным сюрпризом. Отмычка на соседнем холме, видимо, уже предвкушавший славное зрелище, на мгновение запоздал с выстрелом, и я успел ножом отклонить лобастую голову собаки вниз, к рельсам, чтобы стрелок не прострелил мне руку.

Отвратительный мутант, утробно рыча и упираясь в грунт мускулистыми лапами, напирал на меня, яростно пытаясь перекусить острую полосу стали, перекрывшую ему пасть, но зазубренное лезвие лишь глубже вонзалось между обоюдоострыми зубами хищника, не собираясь ломаться. Челюсти слепой собаки смыкались все туже и туже, из углов ее пасти побежали ручейки мутно-бурой крови с прозеленью: тварь отличалась не только тупостью, но еще и редкостным упорством. Случайно зацепив мне плечо уродливой лапой с кривыми, торчащими в разные стороны когтями, собака оцарапала его до крови, и я тоже зарычал от бешенства.

Рука уже начала затекать от напряжения, однако я медленно и неумолимо выворачивал животному шею, орудуя штык-ножом словно рычагом и с удовлетворением ощущая, как у собаки крошатся зубы. Почувствовав нарастающую боль, пес попытался высвободиться, но зазубрины на обратной стороне ножа уже глубоко вошли в его черные десны и застряли там. Собака заплясала возле меня; ее больше не интересовала добыча, она поняла, что раскрыла пасть на слишком большой кусок, и теперь ей хотелось только одного – вырваться невредимой и сбежать в холмы. Однако я не собирался отпускать ее бесплатно, понимая, что это мой единственный шанс.

Выбрав момент, когда подвывающий, обезумевший от боли и страха зверь в очередной раз переступил через меня и оказался слева, я отпустил рукоять штык-ножа, обеими руками обхватил слепого пса за шею и вместе с ним кувыркнулся через второй рельс. Страшные челюсти лязгнули у самого уха, кожу на виске разодрала жесткая, словно проволока, шерсть мутанта. На сей раз стрелок на холме не зевал, и две пули, предназначенные мне, с влажными шлепками вошли в прикрывший меня бок собаки. Раненая тварь истошно заголосила и задергалась в моих объятиях: она окончательно уяснила, что неизвестное чудовище просто подманило ее вкусным запахом и теперь схватило и пожирает ее, причиняя нестерпимую боль. В панике слепой пес попытался схватить меня зубами, но сумел только распороть лямку рюкзака.

Мертвой хваткой вцепившись друг в друга, мы скатились с насыпи в высокие заросли мокрого от дождя топинамбура. Автоматные пули свистели над нами, вдребезги разнося верхушки стеблей. Только здесь я наконец отпустил потерявшего голову пса и двинул его коленом в здоровый бок, чтобы не вздумал кусаться. Тот и не собирался: почувствовав свободу, он тут же вскочил на ноги и, тяжело проломившись через заросли, метнулся в котлован. Низко пригибаясь, пачкаясь в нечистой собачьей крови, которая хлестала из развороченного автоматными пулями бока животного, я бросился за ним.

По глиняному откосу я съехал на заднице в искусственный овраг. Котлован был глубоким, и в нем находилось множество всякой брошенной техники: ржавые остовы микроавтобусов, несколько «ЗИЛов», изъеденный коррозией и разрушившийся под собственным весом автокран, покрытые ободранной желтой краской решетчатые фермы, оставшиеся, видимо, от разобранного башенного крана. Пространство между ними было щедро усыпано всяким мусором. Наверное, когда-то здесь пытались вырыть могильник для грязной техники. Некоторые машины, находившиеся тут, действительно здорово фонили, радиационное же загрязнение других было даже ниже общего фона Свалки. Однако теперь котлован оказался накрыт «горячим пятном», и задерживаться в нем не стоило в любом случае.

Котлован имел сложный профиль. Нет, вряд ли в нем хотели устроить могильник: для этого не нужна такая разветвленная структура. Через несколько десятков метров он изгибался под прямым углом, потом, насколько я помнил, еще трижды вилял в разные стороны и раздваивался. В центре котлован расширялся в глубокую яму примерно тридцать на двадцать пять, посреди которой располагались какие-то полуразрушенные металлические конструкции, давно потерявшие форму и заросшие рыжей мочалкой ржавых волос до такой степени, что теперь совершенно невозможно было сказать, чем они были раньше. Какие-то решетчатые пустотелые столбы из массивных стальных уголков, крест-накрест приклепанных друг к другу.

На краю этой ямы располагался один из феноменов Зоны – тяжелый гусеничный экскаватор, который с годами, видимо, понемногу сползал по оплывающему от дождей глинистому склону и теперь опасно навис над котлованом. По всем законам физики, он вообще не должен был держаться на склоне – ему давно полагалось соскользнуть и присоединиться к груде металлического лома, разбросанного среди мутных луж на дне котлована. Огромный тяжелый ковш экскаватора уже давно отржавел от стрелы, отвалился и лежал днищем вверх прямо под ним. Однако что-то невидимое удерживало экскаватор на краю ямы под углом почти в шестьдесят градусов, не давая силам притяжения одержать верх. Я уже давно научился не удивляться абсолютно невозможным вещам, встречавшимся в Зоне на каждом шагу.

И вот там, в этой центральной яме котлована, неподалеку от экскаватора, было плохо. Там было так плохо, что у меня от напряжения даже заломило зубы.

Имею ярко выраженное дурное предчувствие, как говорит в подобных случаях один мультяшный страус.

Всадив себе в оцарапанное плечо одноразовый инъектор с противостолбнячной сывороткой, я поднял с земли штык-нож, который вывалился из пасти у слепой собаки, промчавшейся здесь несколько мгновений назад, вытер его о куртку и сунул в ножны. Затем активизировал ПДА. В котловане не было никакого движения. А вот со стороны железнодорожного полотна в мою сторону быстро перемещалась светящаяся точка. Пока я смотрел на нее, она заметно сбросила скорость – видимо, преследователь тоже контролировал мои перемещения и, заметив, что я остановился, пошел осторожнее, закономерно ожидая подвоха.

Я двинулся по котловану, старательно огибая заросшие рыжим мочалом завалы металлического лома и внимательно глядя по сторонам. Я так и не смог установить, что взблескивало в котловане, и это меня нервировало. Скорее всего, это был какой-то безобидный феномен, появившийся после выброса, однако всякое новое явление необходимо считать потенциально опасным – по крайней мере, до тех пор, пока ученые его не изучат как следует. Ученые или неосторожные идиоты, которые проверят воздействие феномена на собственной шкуре.

У поворота, который выводил в центральную яму, я замешкался. Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы заставить себя осторожно выглянуть из-за поворота. Мой организм отчаянно вопил: туда – не надо! Лучше назад, в объятия преследователей!..

Организму я привык доверять.

Впрочем, рассудку я привык доверять тоже. А рассудок флегматично сообщал, что у меня только одна дорога – вперед, потому что сзади – верная смерть, а впереди – черт его знает.

В центральной яме, равномерно устланной слоем бытового мусора, брошенной техники почти не было. Высились ржавые решетчатые конструкции, валялись какой-то металлический лом, со временем совершенно утративший какую-либо форму, ковш от экскаватора и два насквозь прогоревших автомобильных остова. На осыпающихся склонах росли уродливые кусты, похожие на растопыренные пальцы. Никаких признаков аномалий я здесь не обнаружил. Мне оставалось только пересечь яму по диагонали, сделать еще два поворота и выбраться из котлована прямо на опушке леса.

Все было бы совсем просто, если бы аккурат на намеченной диагонали не сидел на корточках здоровенный кровосос и не пожирал слепую собаку, с которой я только что сражался на рельсах.

А вот теперь, похоже, полная хана.

Кровососы – одни из самых смертоносных тварей Зоны, по силе уступающие только псевдогигантам, а по степени опасности – только контролерам и химерам. Кровосос всегда убивает больше, чем может сожрать. Когда он не спит и не ест, он рыщет по своим охотничьим угодьям и убивает все живое, что имеет неосторожность вторгнуться на его территорию. Подступы к логовам кровососов обычно усеяны изувеченными телами людей и мутантов, и это всегда один из признаков того, что чудовище рядом. На запах тухлого мясца понемногу подтягиваются падальщики Зоны и, в свою очередь, попадают монстру на обед. Однако этот кровосос появился тут совсем недавно, скорее всего, после вчерашнего выброса, так что окружить свое логово трупами он еще не успел. И пришел он почти наверняка из-за свежего радиоактивного пятна. Мутанты получают дополнительную энергию от распада активных веществ. Утверждают, что в окрестностях Саркофага, фонящего, словно эпицентр ядерного взрыва, твари кишмя кишат.

И раз вокруг нет трупов, этот кровосос наверняка страшно голоден.

Несмотря на устрашающую внешность типичного инопланетного хищника, какими их изображают в голливудских фантастических боевиках, кровосос не пожирает плоти. Это не делает его менее опасным – он высасывает из тела схваченной жертвы все питательные жидкости. Начинает он обычно со спинного мозга (чаще всего в это время жертва с переломанным хребтом еще дышит), затем при помощи мощного ротового аппарата, создающего настоящий технический вакуум, отжимает из тела всю кровь, затем полупереваренное содержимое желудка; если голоден, не брезгует содержимым мочевого пузыря, хотя последнее, скорее всего, одна из дурацких сталкерских легенд. После основательной трапезы кровососа трупы его жертв становятся похожими на египетские мумии, туши негуманоидных же мутантов зачастую превращаются в бесформенные груды вяленой плоти.

Попавшийся мне кровосос был не слишком активен: сразу после выброса твари Зоны ведут себя спокойнее обычного, словно некоторое время приходят в себя. Казалось, он целиком поглощен своей жертвой и не обращает на меня никакого внимания, однако это, разумеется, было не так.

Я замер. Меня словно оплеснули на морозе ледяной водой из ведра. Однако выбора не оставалось. Судя по показаниям датчика движения, преследователь с автоматом был уже совсем близко. Я медленно двинулся вперед. Нож против двух центнеров переплетенных жил, мышц, крепких костей и сухожилий – все равно что зубочистка. В лучшем случае им можно поцарапать кровососу шкуру. Поэтому о ноже можно сразу забыть. Главное – не выказывать страха или агрессии. Возможно, тогда мне удастся обойти занятого трапезой монстра стороной…

Кровосос поднял голову и посмотрел прямо на меня.

Я не ощущал ни ужаса, ни паники, ни отчаяния – только холодную сосредоточенность: необходимо во что бы то ни стало миновать опасное место. Пока эта тварь ест, она не агрессивна. Мне казалось крайне важным не отрывать взгляда от внимательных глаз чудовища. Внимательных и – печальных? Да, у кровососа был печальный взгляд. Точно такой же, какой бывает у орангутанга, когда тот поднимает брови домиком. Почему-то казалось, что если я отведу взгляд, кровосос расценит это как признак слабости и немедленно атакует.

Я осторожно шагнул в сторону – медленно, размеренно, аккуратно. Тираннозавр внешним видом и повадками тоже напоминал цыпленка. Смотрел я как-то по телевизору одно кино. Однако такой цыпленок вполне способен был откусить от меня половину.

Кровосос опустил брови, и наваждение исчезло. Не было в его взгляде ничего печального, ничего осмысленного. Тупая, агрессивная, кровожадная тварь. Я крепче сжал влажную от пота рукоять штык-ножа. Если он бросится, можно попробовать попасть ему острием в глаз. Хотя баловство, конечно: скорее всего нож сломается о крепкий лоб или надбровные дуги, которые тверже черепашьего панциря.

Внезапно чудовище опустило голову и вновь занялось подергивающейся в его лапах собакой. Я увидел фиолетово-розовую пульсирующую кору головного мозга, выглядывавшую через большое височное отверстие, которое заменяло монстру ухо. Вот куда бы ткнуть ножом!.. Однако я осознавал, что такой возможности у меня не будет: кровосос всегда атакует в лоб. Определенный инстинкт самосохранения у этих тварей имеется, хотя они обычно и прут напролом, прямо на расстреливающего их в упор автоматчика.

Не спуская глаз с завтракающего монстра, я сделал еще один незаметный приставной шажок. Спасибо тебе сердечное, слепая собака, похоже, ты спасла меня во второй раз. Когда кровосос ест, все его внимание сосредоточивается на пище. Во время трапезы к кровососу можно подобраться совсем близко – и тогда уже следует бить наверняка, желательно из ствола покрупнее, еще лучше – из двух…

А бить-то мне и нечем.

Я сделал еще шаг – и в зыбкой тишине раздался пистолетный хлопок пустой консервной банки, которую я раздавил каблуком.

Мать твою двадцать.

Кровосос взвился, словно подброшенный пружиной. Выпрямившись во весь свой двухметровый рост, чудовище, напоминавшее голого жилистого старика с непомерно широкими кистями рук и уродливо бугрящимися по телу коричневыми жгутами мышц, развернулось всем корпусом ко мне. Под морщинистым лбом и массивными надбровными дугами в глубоких провалах глазниц блестели внимательные черные глаза. Сходство со стариком усиливалось четырьмя омерзительными щупальцами, росшими вокруг его рта-присоски, которые, слабо шевелясь, свисали до середины груди, словно козлиная борода.

Я пятился до тех пор, пока не наткнулся копчиком на отвалившийся от экскаватора огромный ковш. Медленно, не спуская пристального взгляда с настороженно замершего зверя, я нащупал раскрывающееся днище ковша, с трудом приподнял его и шагнул внутрь. Кровосос с интересом наблюдал за мной.

Я опустился на колени, затем лег на землю. Свернувшись в три погибели, подтянув колени к подбородку, я опустил над собой тяжелое днище ковша, воткнул штык-нож в щель шарнирного механизма, позволявшего днищу откидываться по команде из кабины экскаватора, и несколько раз ударил ладонью по рукояти, вбивая лезвие штыка поглубже в шарнир.

И замер, ожидая, что предпримет кровосос.

Мне не было видно, что происходит снаружи, но по звукам, доносившимся оттуда, можно было восстановить полную картину происходящего. Кровосос неторопливо, с сосредоточенным сопением приблизился к моему укрытию. Он не спешил, осознавая, что я уже никуда от него не денусь. Я остро ощутил его присутствие за стенкой ковша – сгусток нечеловеческого в полуметре от меня. Я отчетливо слышал его дыхание – неправильное, нечеловеческое дыхание, напоминавшее звук, доносящийся из кухонного крана, если открыть его до упора, когда в доме отключили воду. Я слышал биение его сердца – гулкое, торопливое, чересчур громкое, болезненное биение о грудную клетку нечеловеческого сердца, бесформенного куска жилистого мяса, изуродованного направленными и спонтанными мутациями. Я слышал нечеловеческий звук, с которым его ротовые щупальца скребли по металлической поверхности ковша.

Кровосос попытался поднять крышку, но штык-нож надежно заклинил шарнирный механизм. Тогда монстр рванул днище ковша с такой силой, что мне показалось, будто лезвие вот-вот переломится. Откровенно говоря, я запаниковал, когда ощутил, что могу навсегда остаться запертым в тесном железном гробу. Тем не менее крепкое стальное лезвие выдержало. Кровосос дернул еще пару раз, испытывая на прочность мое убежище и мои нервы. Он никак не мог поверить, что добыча, к которой оставалось только протянуть лапу, внезапно стала недоступной. Осознав, наконец, что его крупно надули, чудовище пришло в бешенство и начало с остервенением трясти мой вросший в землю металлический сейф. В полутьме прямо перед моим лицом раскачивалась запечатленная анфас голова косматого быка – выбитая на внутренней стороне крышки экскаваторного ковша фирменная марка производителя.

Скорчившись под массивным ковшом, стискивая в руке гранату, я внимательно прислушивался к происходящему. С минуты на минуту на сцене должно было появиться новое действующее лицо.

Китаец вышел на сцену эффектно. Сначала я услышал его торжествующий вопль «Стоять, сука!», а потом – сдавленный, испуганный возглас. Разумеется, отмычка вылетел из-за угла, даже не позаботившись о малейших предосторожностях – зачем, если у ведущего нет огнестрельного оружия, а сам он, судя по показаниям датчика, в настоящий момент топчется у противоположной стены котлована, как зажатая в углу крыса. Дети, малые дети, честное слово. Я ни секунды не сомневался, что преследователь примет кровососа за меня – ведь мы с чудовищем были относительно сходны по размерам и ни разу не перемещались одновременно, а датчик движения фиксирует только перемещения объекта, не отображая его внешнего вида… Разумеется, теперь, красиво выпрыгнув из-за угла и обнаружив вместо меня кровососа, Китаец сразу понял, что жестоко ошибся.

Кровосос оставил мой ковш в покое и с удовольствием метнулся навстречу новой активной жертве, нарушившей границы его территории. Прогрохотала длинная очередь, показавшаяся мне бесконечной, затем автомат захлебнулся и смолк.

Вытащив штык-нож из запорного механизма и чуть приподняв тяжелую крышку, я выглянул наружу через щель. Метрах в двадцати от меня кровосос, сдавив шею Китайца могучими лапами, яростно тряс его, словно бультерьер бумажный пакет. Китаец, на посиневшем лице которого застыла искаженная гримаса глубокого изумления, болтался в воздухе, как пластиковый скелетик на лобовом стекле автомобиля. Автомат валялся в мутной луже в двух шагах позади него.

Среди тихого шепота дождя вдруг раздался и заметался среди стен котлована страшный сухой треск – словно сломалась огромная куриная кость. Одной рукой продолжая удерживать Китайца на весу, другой кровосос легко перебил ему хребет.

Кстати, мой бывший ведомый вовсе не был узкоглазым. Обычный белобрысый парень из Черновцов. Китайцем его прозвали за то, что он все время напевал себе под нос: «Любимый город, синий дым Китая…»

Я сел в ковше, придерживая крышку спиной, с характерным щелчком выдернул кольцо из гранаты, и в то же мгновение монстр отбросил изувеченное тело отмычки и развернулся в мою сторону. Мне еще не приходилось слышать о кровососах-телепатах, однако я готов был поклясться, что он почуял мое намерение. Мы смотрели друг другу в глаза – у меня в руках была граната с выдернутой чекой и зажатыми пока между пальцев усиками взрывателя, по его пальцам струилась багровая человеческая кровь. Внезапно щупальца на морде кровососа встали торчком, он взревел и бросился в сторону, затем в другую, словно уходящий от пули военный сталкер, приближаясь ко мне широким зигзагом.

Он явно уже был знаком с таким оружием. Он явно пытался лишить меня возможности воспользоваться гранатой.

Разъяренный кровосос, несущийся прямо на тебя с встопорщенными щупальцами и расставленными руками – кошмарное зрелище. Периферийным зрением я зацепил нависший высоко над моей головой экскаватор «Бизон» – тяжелая штука, надо полагать. Времени размышлять уже не было, поэтому вместо меня снова сработали рефлексы. Я послал гранату в зенит, и она упала точно в раскрытую дверь кабины гусеничного экскаватора. В следующее мгновение я рухнул обратно в ковш, конкретно звезданувшись затылком, и надо мной грохнула тяжелая крышка.

Однако кровосос оказался быстрее.

Я едва успел просунуть в запорный механизм кончик штык-ножа, как чудовище с силой рвануло крышку вверх, чуть не снеся этот самый кончик к чертовой матери, и наклонилось надо мной. До свисавших с его морды шевелящихся осклизлых щупалец можно было достать рукой. В нос мне ударил отвратительный запах свернувшейся крови.

Безумная, дикая, страшная смерть оказалась со мной лицом к лицу. Однако я смотрел ей через плечо. Те несколько мгновений, пока кровосос с угрюмым любопытством рассматривал меня, я наблюдал, стиснув зубы, как брошенная мной граната неторопливо катится по наклоненной спинке сиденья нависшего над нами экскаватора. Докатившись до сиденья, граната спрыгнула с него, ударилась о стекло кабины, упала вниз и, путаясь в рычагах, заскакала обратно к настежь распахнутой и раскачивающейся на ветру двери. Сейчас она перепрыгнет через невысокий порожек и кувыркнется точно в раскрытый кровососом ковш, прямо ко мне в объятия, предварительно крепко стукнув моего приятеля по лысому черепу.

Коричневый мускулистый гигант протянул огромную лапу, сгреб меня за грудки и потянул на себя, приподняв над землей. Я сжимал в ладони рукоять штык-ножа. Главное – попасть точно в глаз. Пусть за мгновение до того, как нас обоих разорвет в клочья, но следует ошеломить эту образину. Так будет правильно, сталкер.

Граната между тем свалилась на наклонный пол кабины и, весело подпрыгивая, покатилась к выходу.

И внезапно разорвалась.

Ковш, под которым я лежал, отозвался гулким колокольным звоном – мне показалось, что моя голова сейчас лопнет от вибрации. Кровосос рывком поднял голову, выпустив днище ковша из лап, и оно с грохотом захлопнулось у меня над головой. Раздалось несколько звонких визгливых ударов – от стали рикошетили мелкие осколки. Одновременно в вышине что-то протяжно затрещало, словно падало, выворачивая собственным весом корни, опрокинутое ураганом дерево – процесс пошел.

А потом мне показалось, что кто-то с размаху саданул меня кувалдой по черепу, и череп зазвенел, будто колокол, будто экскаваторный ковш, до которого докатилась взрывная волна. Потеряв из-за гранатного разрыва точку опоры, огромный «Бизон» обрушился с глинистого склона и, перевернувшись в воздухе, с высоты трехэтажного дома рухнул на землю, погребая под собой и мой ковш, и не успевшего отпрыгнуть кровососа.

Удар был такой силы, что земля подо мной подпрыгнула. Одновременно с этим косматый бык на внутренней стороне ковша стремительно бросился мне в лицо – многотонная груда железа, обрушившаяся на ковш, глубоко вбила его в мягкую глину. Я с изумлением уставился на днище ковша, замершее в паре сантиметров от моего носа. Будь экскаватор чуть тяжелее, меня просто размазало бы по земле.

Выходит, сегодня Черный Сталкер за меня. Как и последние шесть лет, впрочем.

Я толкнул днище ковша и понял, что на этом мое везение иссякло.

Крышка стального гроба была заблокирована намертво. Она даже не шелохнулась. Вообще-то, ковш должен был попасть аккурат в мертвую зону между торчащей стрелой, которая когда-то оканчивалась ковшом, и кабиной экскаватора, но поди докажи Хозяевам Зоны, что все должно происходить совсем по-другому и тяжелая гусеница, вбившая меня вместе с ковшом в землю, обязана была пройти тремя метрами правее!..

Пока из ковша можно было выбраться, я ощущал только промозглый холод влажной земли, неудобство своей позы и напряжение от близости мутанта. Теперь же все чувства поглотил внезапный острейший приступ клаустрофобии. Я почувствовал, как стальной ковш стремительно сжимается вокруг меня, как его стенки неумолимо сдвигаются внутрь, словно рабочие поверхности гидравлического пресса, выдавливая из меня жизнь. Я судорожно пытался вдохнуть, но сведенное спазмом дыхательное горло только напрасно сокращалось, не в силах пропустить в легкие ни глотка воздуха. Я попытался перевернуться в своей металлической гробнице, но не сумел этого сделать, надежно заклинившись локтями и коленями. Я силился крикнуть, но из горла вырвалось лишь слабое сипенье, похожее на дыхание кровососа.

Когда я был мальчишкой, мы с приятелями как-то играли на стройплощадке. Строители подводили к новостройке теплоцентраль и вырыли посреди двора целые катакомбы. В них-то мы вечером и забрались, довольные по уши. Лазить между накрытых бетонными профилями труб, ощущая над собой полтора метра грунта, – это был экстрим и адреналин. Все было замечательно до тех пор, пока я не сунулся под наполовину вытащенный строителями из земли пустотелый бетонный блок, на котором в тот момент как раз прыгали и топтались три кривляющиеся мартышки – мои приятели. Профиль внезапно потерял точку опоры и осел, нежно прижав меня к земле. А сверху осыпалось несколько кубометров грунта.

Меня не искалечило, но очень надежно заклинило под бетонным блоком, так что я не мог выбраться без посторонней помощи. При помощи приятелей я, впрочем, выбраться тоже не смог. Был вечер субботы, поэтому пока нашли строителей и сумели меня откопать, я провел заживо погребенным несколько часов, не в силах шевельнуться и вдохнуть полной грудью.

Следующий месяц меня лечили от тяжкого нервного истощения. Психологам вроде бы удалось привести меня в относительную норму.

А еще через год мне в руки попал сборник рассказов Эдгара По.

Когда я прочитал рассказ «Заживо погребенные», мне показалось, что я вновь оказался в бетонном склепе на стройплощадке. Вместе с героями рассказа я пережил весь ужас погребения заживо, поскольку год назад уже прошел через подобное на самом деле. Я не мог спать – в темноте мне казалось, что потолок медленно и неумолимо опускается, чтобы придавить меня к кровати. Я начинал задыхаться – мне казалось, что моя грудь снова плотно прижата бетонным блоком. Я панически боялся, что завтра не сумею проснуться, меня похоронят и я очнусь уже в гробу – узком деревянном ящике, в котором почти невозможно повернуться и можно только колотиться всем телом о крепкие стенки, стремительно теряя последние крупицы рассудка и с ужасом ожидая приближение неминуемой кошмарной смерти.

С тех пор я беспощадно уничтожил в себе множество подсознательных фобий и комплексов. Из вежливого книжного мальчика, которого обижала на улице любая собака, я сумел стать матерым хищником-спецназовцем, а потом – ветераном-сталкером. Я переломил собственную натуру через колено и жуткими, мучительными, бесчеловечными тренировками превратил свое тело в неплохую боевую машину. В погоне за адреналином я побывал во многих горячих точках бывшего СССР. Меня расстреливали в упор исламистские моджахеды, я горел в десантном вертолете, с одним рожком патронов я сумел завалить матерого контролера, окружившего себя двумя десятками вооруженных зомби и стадом псевдоплоти. Однако никогда я не испытывал такой паники и такого безумного страха, какие охватывали меня всякий раз, как я оказывался в закупоренном со всех сторон пространстве размерами чуть больше моего тела.

Теперь я бессильно бился в прочном стальном гробу, не в состоянии что-либо предпринять. Просунув руку с ножом между стенкой ковша и собственным боком, я попытался неуклюже ковырять землю под собой, но почти сразу убедился, что такими темпами не выкопать лаз и за месяц; кроме того, мне некуда было бы девать вынутый грунт. Попытка связаться с кем-нибудь, пусть даже и с собственными отмычками, через ПДА тоже закончилась неудачей: толстые стальные стенки надежно экранировали сигнал. Я чувствовал, что теряю контроль над собственным рассудком, и лишь неимоверным усилием воли сумел прекратить приступ паники. Спокойно, бесконечно повторял я себе, спокойно, спокойно, спокойно. Засохни, сволочь. Лежи смирно. В ближайшие несколько часов самое страшное, что тебе грозит, – это застудить почки. Представь, что ты просто прилег отдохнуть в котловане. Или, допустим, тебе нужно переждать выброс, и для этого ты забрался под перевернутый экскаваторный ковш. Как только выброс закончится, ты спокойно выберешься отсюда, а пока расслабься. Выход наверняка есть, безвыходных положений не бывает, как говорил Дима Шухов… Фу ты, черт, к дьяволу Шухова, это я, я говорю, это мой гребаный девиз… Только для того, чтобы найти этот самый выход, необходимо успокоиться и взять себя в руки, потому что паникеры на моей памяти, бывало, тонули в ручье, а рассудительным людям удавалось без всякого специального снаряжения форсировать морской пролив.

Мне удалось немного прийти в себя, однако меня по-прежнему колотила крупная нервная дрожь. Совсем нетрудно пролежать неподвижно четверть часа, когда знаешь, что в любой момент можешь изменить позу. Когда же попадаешь на те же четверть часа в наглухо закрытый железный ящик, каждая конечность начинает судорожно сигнализировать: мне срочно нужно шевельнуться и распрямиться! Я больше так не могу!.. Хотя объективно вроде бы ничего не изменилось, ничто на тебя не давит, конечности затекают не больше, чем на открытом пространстве… Однако мозг уже яростно колотит в рельсу: опасность! опасность! немедленно покинуть потенциально опасную территорию!..

В установившейся звонкой тишине прямо за стенкой ковша отчетливо раздался металлический лязг. Что-то железное стукнуло по ковшу, потом заскребло. Покосившись влево, я увидел, как по стенке из-под днища бежит ручеек черной крови. Кровососа расплющило экскаватором о днище моего ковша, однако, судя по всему, не до смерти. Эти твари живучи до ужаса. И теперь он, похоже, пытался добраться до меня, несмотря на придавившую его многотонную кучу металлолома.

Однако. Всегда уважал целеустремленные натуры.

Затаив дыхание, я внимательно слушал, как со скрежетом ворочается за стальной перегородкой огромный мутант. Он пытался приподняться, однако вес металлической груды, придавившей нас с ним к земле, явно был неподъемным даже для него.

Дыхание с тяжелым свистом и клокотанием вырывалось из его груди. Несколько бесконечных секунд кровосос лежал неподвижно, собираясь с силами, а потом внезапно, напрягшись изо всех сил, уперся спиной в искореженные металлические конструкции экскаватора и рванулся словно бешеный – я услышал, как затрещали его связки и захрустел изувеченный металл. Рванулся раз, другой – и по изменившемуся звуку я понял, что тяжелая груда металлолома подается его усилиям.

Упершись коленом в морду быка, я почувствовал, что днище ковша, которое только что было заклинено намертво, слегка сдвигается. Я торопливо сунул в образовавшуюся щель штык-нож. Ну, уже кое-что. По крайней мере, не задохнусь, словно трюмная крыса, а умру от голода, жажды и переохлаждения, как и подобает настоящему мужчине. Если раньше у меня не остановится сердце от острой клаустрофобии.

Кровосос продолжал ворочаться. Из его пасти вырывалось рычащее подвывание. Он старался изо всех сил, и никогда еще я мысленно так не желал успеха ни одному мутанту. Сейчас он боролся не только за свою, но и за мою свободу, хотя наверняка не осознавал этого. Упираясь ногами и руками в крышку своего гроба, я изо всех сил старался помочь кровососу, хотя толку от моей помощи наверняка было кот наплакал.

А вот у атлетически сложенного мутанта – получалось.

Он наверняка испытывал страшную боль, но инстинкт самосохранения был сильнее. Идеальная машина, приспособленная убивать и выживать в любой ситуации. Более совершенная боевая машина, нежели мое тело, однако в кабине этой машины сидел менее опытный и рассудительный пилот. Его мышцы звенели от напряжения, кости потрескивали, прерывистое подвывание превратилось в глухое и невнятное хрипение. По мере того как придавившая мой ковш железяка усилиями кровососа приподнималась сантиметр за сантиметром, я приподнимал вслед за ней днище ковша, стараясь не совать кисти рук в расширяющуюся щель, чтобы в том случае, если монстр все-таки надорвется, обрушившаяся крышка не обрубила мне пальцы. Когда щель стала шириной с ладонь, я сумел выглянуть наружу.

И сразу натолкнулся на безумный взгляд чудовища. Мне был виден только один его глаз, но и в нем одном было столько муки и бешенства, что я почувствовал, как по коже продирает мороз. Не уверен, что кровосос жаждал расправиться со мной прежде, чем покинет эту кучу металлолома; но в том, что меня ждет, если монстр покинет ее раньше меня, я не сомневался ни секунды.

Хрипло выдохнув, кровосос приподнял экскаватор еще немного. Что-то с грохотом проскребло по ковшу, тяжело соскочило с него, и щель увеличилась почти вдвое.

Дальше выжидать было нельзя: мутант в любой момент мог отпустить неподъемный груз, который сейчас держал на своих плечах. Я поспешно сунул голову в щель, разодрав в кровь правое ухо. Выбраться из железного ящика через узкую щель в крышке, находясь в позиции эмбриона, оказалось задачей, достойной Гарри Гудини. Извернувшись всем телом, я кое-как пропихнул наружу голову, каждую секунду ожидая, что захлопнувшееся днище ковша станет для меня ножом гильотины. Потом я стал опасаться, что меня перерубит поперек груди, наконец, после целой вечности возни, на самом деле уложившейся в несколько биений сердца, – что в поясе.

Кровосос продолжал методично выжимать спиной многотонный груз, пытаясь перевернуть экскаватор. Он яростно смотрел, как я, извиваясь, словно червяк, понемногу выбираюсь из ковша. Я боялся, что он может обрушить массу металла, которую держит на плечах, только для того, чтобы немедленно меня прикончить. Однако это означало бы, что потом ему придется начинать все сначала, а на второй заход сил у него могло не остаться. По сравнению со слепой собакой кровосос был настоящим профессором и умел просчитывать свои действия как минимум на один ход вперед.

Я вывалился из ковша прямо под ноги чудовищу. Его уродливые когтистые ступни глубоко ушли в мокрую глину. Оказавшись на свободе, я торопливо пополз в просвет между искореженными металлическими фермами стрелы экскаватора, моля Черного Сталкера, чтобы мутант продержался еще несколько мгновений. Штык-нож я, впрочем, не бросил в суматохе, совершенно автоматическим движением сунув его в ножны.

Я выполз из-под перевернутого экскаватора и, не в силах подняться с четверенек, с трудом перевел дух. Вокруг меня снова было безграничное пространство, и я имел возможность идти в любую сторону. Кровосос, судя по доносившимся слабым звукам, конкретно застрял под экскаватором. Собственно, попадали мы еще и не в такие переделки…

– Не ушибся, старшой? – донесся сочувственный голос.

Я поднял голову. Передо мной стоял Кислый с автоматом в руках, дуло которого было направлено мне точно между глаз. Мой автомат он небрежно перебросил через плечо.

У наших американских «друзей» из миротворческих сил это называется решать проблемы по мере их поступления.

Однако теперь-то я уж точно отбегался. Верняк. Не бывает сталкеру столько везения за один раз.

Впрочем, если только этот сталкер – не Хемуль.

– Ничего, спасибо, – проговорил я, поднимаясь на ноги.

– Тогда руки на голову, кругом и четыре шага вперед, – прогундосил Кислый, морщась от боли.

Я с удовлетворением отметил, что нос у моего бывшего коллеги сломан и на переносице запеклась кровавая корка. Моя работа.

– А может, лучше отсосешь? – деловито осведомился я.

Если тебя держит на мушке неопытный противник, его можно попытаться вывести из равновесия. Когда человек в ярости, он начинает допускать детские ошибки, и шансы во многом уравниваются. А стрелять в меня Кислый все равно не будет, пока не удовлетворит свою жажду мести за сломанный нос. Месть для таких человечков – это не убить противника, это все вторично. Главное – дать жертве понять, что сейчас она умрет, и как можно дольше наслаждаться ее ужасом.

А впрочем, даже если я ни черта не смыслю в психологии и Кислый сейчас без разговоров пристрелит меня на месте, как слепую собаку, все равно хрена ему лысого по всей морде, а не руки на голову и четыре шага вперед. Перетопчется.

Отмычка побагровел и раскрыл рот, но сказать ничего не успел – как раз в это мгновение со стороны экскаватора снова донеслись металлический скрежет и лязг. Затем еще раз и еще – что-то с натугой продиралось через механические потроха машины к свету. Кислый озадаченно посмотрел на разбитые останки экскаватора, – он явно не ожидал, что кровосос проявит такую волю к победе, – затем снова поспешно перевел взгляд на меня.

Когда он опять глянул на экскаватор, тот уже балансировал на ребре кабины. Еще мгновение – и тяжелая строительная машина с грохотом завалилась на бок, а на том месте, где она только что лежала, медленно выпрямлялся во весь свой устрашающий рост раненый кровосос.

Выглядел монстр паршиво. Рухнувшим экскаватором ему раздробило череп, и теперь вместо верхней половины головы у него было кроваво-черное месиво. Левая рука возле плеча у него оказалась разорвана изнутри сломанной коричневой костью. Левый бок был разодран в клочья, и наружу торчали расколотые ребра.

Уцелевший глаз кровососа провернулся в глубокой глазнице и остановился на нас. Безвольно повисшие щупальца вокруг ротовой присоски, по которым сползали сгустки черной крови, угрожающе вздернулись.

– Автомат! – рявкнул я. – Быстрее, ну!

Перед Кислым стояли два смертельно опасных врага. Однако валить кровососа, даже раненого, в одиночку – всегда лотерея, а пуля в голову однозначно предпочтительнее, чем медленная и мучительная агония со сломанным хребтом в лапах мутанта. Поэтому отмычка размышлял только долю секунды. Не спуская напряженного взгляда с чудовища, он сорвал с плеча мой «калаш» и бросил оружие мне. Я ловко перехватил автомат в воздухе и резво передернул затвор, досылая патрон в патронник.

В то же мгновение взбудораженный резкими движениями и громкими звуками кровосос атаковал. Я думаю, отмычка мысленно возблагодарил небеса, что сделал правильный выбор, потому что чудовище бросилось именно на него, и в один ствол Кислый его ни за что бы не остановил.

Мы разом ударили по мутанту из автоматов. Пули попадали в его покрытую коростой грудь и со страшной силой отбрасывали монстра назад. Кровосос пронзительно взвыл, его вопль перешел в визг, затем в ультразвук. Я подобрался – это был признак того, что сейчас монстр попытается перейти в режим «стелс». Кровосос действительно замерцал, словно изображение на экране неисправного телевизора, однако для того, чтобы достичь полноценной невидимости, ему не хватило энергии – чудовище было слишком истерзано автоматными попаданиями и изувечено экскаватором. Куски его зараженной плоти летели во все стороны, с каждой вонзившейся в тело пулей его отбрасывало все дальше и дальше, пока он наконец не уперся спиной в глинистую стену котлована. Ноги кровососа подогнулись, и он тяжело рухнул мордой вперед, неловко подогнув под себя переломленную руку. Единственный его глаз закатился, пальцы уцелевшей руки в агонии стиснули жидкую грязь, брызнувшую между пальцев, из-под распластанных по земле щупалец начала растекаться мутная зловонная лужа какой-то дряни, не похожей на кровь. Испустив протяжный полустон-полувздох, мутировавшая тварь, трижды спасшая мне жизнь, замерла, распростершись в полутора десятках шагов от нас.

Мы с Кислым одновременным рывком перевели стволы автоматов друг на друга, однако оба автомата издали только сухой щелчок – все патроны мы выпустили по общему врагу. С досадой отбросив бесполезное оружие в сторону, мы выхватили ножи и начали сближаться.

Кислый был вполне сносным рукопашным бойцом. Мне уже довелось однажды увидеть его в деле и приходилось признать, что в искусстве махать ножом он немногим уступает мне. И у него был боевой кинжалообразный нож «Шайтан». Так что пока ничего еще не кончилось, и меньше всего следовало недооценивать этого загнанного в угол, перепуганного произошедшим, но все еще опасного головастика.

Внезапно я обратил внимание, что лезвие его ножа выглядит странно тусклым, заржавевшим. Когда режущая кромка заискрилась на мгновение странным сиреневым светом, словно электрическая сварка, и снова погасла, я окончательно убедился в том, что этот кретин успел где-то сунуть свой нож в ржавые волосы. Рискованный трюк, потому что разъесть может не только само лезвие, но и ножны, а потом и кожу на бедре. В любом случае ножу хана, в следующий раз его уже в Зону не возьмешь, за пару дней останется от него обглоданный селедочный скелет, прозрачный от ветхости. Но пока аномалия еще не сожрала лезвие, оно превращается в серьезное оружие. Достаточно нанести противнику малейшую царапину, чтобы ржавые волосы попали в кровь. Ну и всё, на этом поединок можно считать законченным.

Моя задача резко усложнилась. Черт! Выходит, идти на сближение нельзя вообще. Кислого я скорее всего завалю, поскольку в поножовщине важно не только умение, но еще выдержка, точный расчет и холодная голова. Но вот поцарапать меня пару раз эта скотина успеет, факт. Я прикинул свои действия так и этак. Нет, не получается.

В сплошном массиве бурлящих туч над головой возник небольшой разрыв, сквозь который в котлован скользнуло утреннее солнце. Окружающее пространство сразу же наполнилось горячим ослепительным светом, словно в разгар июля. Заблестела на солнце вода на мокрых от дождя проржавелых корпусах сгоревших автомобилей, покрытых рыжим мочалом жгучих волос. Подступающие к котловану деревья зашелестели под внезапным порывом ветра и стряхнули нам на головы дождевую влагу.

И совсем рядом с собой я увидел одну крайне любопытную штуку.

Похоже, Кислому, который не отрывал взгляда от моего штык-ножа, не было видно того, что видел я; впрочем, не факт, что он что-нибудь понял бы, даже если бы обратил внимание на расположение теней слева от нас. Кислый, судя по всему, конкретно наложил в штаны, но твердо решил продать свою жизнь подороже. Хорошо иметь репутацию маньяка-людоеда: сначала ты какое-то время усиленно работаешь на нее, а потом уже она помогает тебе в сложных ситуациях.

Кислый начал осторожно смещаться влево, пытаясь занять такую позицию, чтобы солнце светило ему в спину. Я охотно сдвинулся в противоположную сторону, принимая навязываемые им правила игры. Он снова шагнул влево и чуть назад – я тут же последовал за ним, смещаясь в невыгодную для себя позицию.

Кислый ощутил, что происходит что-то неправильное. Он готов был хитрить и изворачиваться, чтобы развернуть меня лицом к солнцу, однако я послушно, как баран, поддавался на его провокации. Так быть не могло, и отмычка приостановился в нерешительности. Мое поведение было для него непонятно, а когда в Зоне что-то непонятно, жди конкретных неприятностей.

– Бабах! – рявкнул я, внезапно подавшись вперед и выбросив в его сторону указательный палец.

Он инстинктивно шагнул назад, и я неторопливо опустил нож. Кислый обалдело посмотрел на меня, но в следующую секунду причина моего странного поведения стала ему ясна. Однако сделать он, разумеется, ничего уже не успел, потому что еще через секунду его буквально вывернуло наизнанку.

Там, куда он ступил, притаилась изнанка – редчайшая и чрезвычайно коварная аномалия, которая попадалась мне за все время только раз или два. Она абсолютно невидима, не издает никаких характерных звуков или запахов, ее невозможно определить по магнитным возмущениям, повышенной ионизации воздуха, измененной плотности вещества или какому-либо влиянию на окружающие предметы. Возможно, именно поэтому она и считается редкой – потому что ее крайне трудно обнаружить, пока не попадешь прямо в нее. Заметить ее можно только по расположению теней. Тень, которая падает навстречу источнику света, и есть изнанка. Если нет источника света и не видно отбрасываемых им теней, изнанка совершенно неуловима.

Прежде чем снова скрыться в сплошной пелене туч, солнце хорошо очертило границы аномалии, так что я без особого риска проскользнул мимо вывернутого трупа Кислого. Теперь он напоминал распотрошенную и освежеванную свиную тушу, из которой во все стороны торчали обломки костей.

Неплохое завершение карьеры, приятель.

Пригибаясь, я выбрался из котлована, весь перемазанный грязью, и залег в неглубокой траншее у самого леса. Оставался еще Обойма, и если это он палил в меня со склона холма, то ему самое время эффектно появиться на сцене.

Я активизировал ПДА. Датчик движения молчал, как партизан. Я быстренько просмотрел почту. Однако оперативно работает Че! Два последних сообщения в моей почте были некрологами. «07.32, Павел „Кислый“ Бойченко, Свалка, изнанка, DS 018/х». «07.26, Михаил „Китаец“ Загребельный, Свалка, кровосос, DS 019/х». Едва получив сообщение от ПДА погибших сталкеров, Че сразу включил информацию об их гибели в общую рассылку. Оперативная информация c координатами произошедшего помогала коллегам погибших избежать смертельно опасных маршрутов либо, наоборот, обнаружить тела членов своего клана.

Пока я любовался почтой, пришло еще одно сообщение. «07.27, Петр „Обойма“ Шорник, Свалка, резаная рана шеи, DS 018/z».

Опа.

В принципе, информация о смерти Обоймы вполне могла слегка задержаться, если в момент гибели хозяина его ПДА оказался поврежден. Однако все это больше смахивало на развесистую липу. Кто мог зарезать Обойму практически в то же время, когда кровосос схватил Китайца, и практически на том же самом месте, судя по координатам? У меня появились невидимые анонимные защитники?

На всякий случай я снова перевел ПДА в режим датчика движения. Мертво было в котловане и его окрестностях. И это тоже могло значить что угодно: либо Обойма с перерезанным горлом валяется где-то неподалеку, либо он сидит в кустах и терпеливо выжидает, когда я клюну на его приманку.

Мог ли он, напуганный гибелью напарников, быстро договориться с Че и попросить его передать по сталкерской сети фальшивое сообщение о собственной смерти, чтобы выманить меня на открытое пространство?.. Чушь. Че не станет рисковать своей безупречной репутацией. Его репутация стоит очень дорого, ему доверяют практически все кланы, так что достаточно одного такого прокола, чтобы информация сталкерской компьютерной сети Че упала до цены пустой гильзы от «макарова». Тем более с кем бы ему договариваться, но только не с отмычкой, болтающимся в Зоне меньше месяца. Скорее уж со мной. И не посредством электронной почты – когда бы он успел? Да и что Обойма мог ему предложить? Половину денег за ту штуку, что лежит у меня в портсигаре? Не смешите меня. Че управляет такими финансовыми потоками, которые нам, радиоактивному мясу, и не снились.

С другой стороны, мог ли Обойма симулировать собственную смерть? Что нужно сделать с ПДА, чтобы тот зафиксировал смерть хозяина от резаной раны горла? Мог ли этот тугодум найти способ обмануть сложную электронику?

Вряд ли.

Итак, можно быть на девяносто девять процентов уверенным, что Обойма мертв. Однако тогда возникает не менее неприятный вопрос: кто завалил его быстро, умело и без шума? И где убийца сейчас, а также чего он хочет от меня, если до сих пор не показался на глаза?

Ясно одно – Обойму завалил человек, поскольку его ПДА не зафиксировал в момент смерти присутствия рядом мутагенных форм. Завалил с таким расчетом, чтобы я об этом не узнал. Скорее всего, он предварительно повредил в драке ПДА Обоймы, чтобы тот не подал сигнала о гибели хозяина – мало ли сталкеров без вести пропадают в Зоне вместе со своими портативными компьютерами. Однако расчет не оправдался – поврежденный ПДА отмычки все-таки отправил в сеть свое последнее сообщение, хотя и с небольшим опозданием.

Я осторожно выглянул из траншеи. Координаты гибели сталкера обозначают определенную точку на местности согласно масштабной сетки. Высоту и глубину координаты не учитывают. Значит, Обойма вполне мог погибнуть почти в том же самом месте, что и Китаец, только не в котловане, а наверху, у самого обрыва. Наверное, он выследил меня при помощи датчика движения, подкрался к котловану и собирался полоснуть по мне сверху из автомата – тут-то его и настигла смерть.

Целый детектив, мать его. Кто же это мне помогает?..

Не могу сказать, что мне понравилась такая помощь.

Наконец я разглядел указанный в сообщении квадрат местности. Вот он. Равнинный участок, кучка деревьев у склона, высокая трава, вполне способная скрывать труп. И зверски вырванный у самого края обрыва огромный кусок почвы – в том самом месте, где над котлованом еще четверть часа назад нависал тяжелый экскаватор-«бизон».

Ага. Вон что. Вот теперь, кажется, все становится на свои места.

Хотя картина вроде бы прояснилась, я пополз к обрыву по-пластунски. На всякий случай. Если вдруг я оценил ситуацию неправильно, убийца Петра Шорника может сейчас сидеть в лесу и аккуратно целиться в меня. Кто знает, что у него на уме.

Обойму я действительно обнаружил в высокой траве неподалеку от края котлована. Он лежал на спине, на лице у него застыло глубочайшее изумление – почти такое же, как за несколько мгновений до смерти на лице у Китайца, – а в шее сбоку торчал глубоко вонзившийся осколок стекла, выбитого взрывом из кабины экскаватора. ПДА Обоймы и вправду оказался помят ударной волной. Лужа крови под головой отмычки была такой обширной, что небольшой ручеек устремлялся от нее к котловану и исчезал за краем обрыва.

Не стоило ему прятаться за экскаватором. Совсем не стоило. Не принесло это ему счастья.

Фу, черт. Аналитический склад ума, позволяющий быстро достраивать возможную картину происшедшего из мелких деталей, следов, косвенных свидетельств и слухов, – это, конечно, полезно, и он не раз уже спасал меня в Зоне, когда я просчитывал ситуацию на несколько ходов дальше и быстрее противника. Однако иногда он играет со своим обладателем странные шутки.

Поднявшись с земли, я подобрал валявшийся рядом с Обоймой автомат и передернул затвор. Похоже, ему взрывная волна не повредила. Хорошее оружие, неприхотливое. И вполне эффективное против кровососов, в чем я сегодня мог убедиться еще раз.

Патронов в рожке было достаточно.

ПДА негромко зажужжал, и я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Пришла очередная почта: «07.39, Юрий „Живчик“ Семецкий, Янтарное озеро, псевдогигант, UG 343/w».

Я сплюнул, но уже без злобы, облегченно. Мертвый Семецкий – это хорошо. Это хорошая примета.

Только чуть поздновато. Я посмотрел на хронометр. Определенно, сегодня некоторые некрологи чуть запаздывают. Надо будет обратить внимание Че.

Забросив автомат за плечо, я неторопливо побрел вдоль бывшей линии электропередачи, высматривая прячущиеся в траве мясорубки. Несмотря на то что все закончилось так, как и должно было закончиться, я еще некоторое время ожидал выстрела в спину и мне страшно хотелось оглянуться.

Разумеется, никто мне в спину не выстрелил.