Онлайн чтение книги Звездный меч
ГРЭМ

I

Они стояли у перил, обнявшись. Ее волосы касались его щеки. Позади шептался с ветром широколистый кустарник; с нижней, главной, террасы доносилась музыка и слышались смеющиеся голоса. Впереди расстилался город Уордсхейвен: белые здания высились над верхушками деревьев, покрывавшими обширные участки земли, над которыми плясали блики от аэромобилей, отражавших солнечный свет. Вдали, в полуденной дымке, тянулись фиолетовые горы, и огромное красное солнце висело в небе зрелым персиком.

Милях в десяти на юго-западе его взгляд уловил вспышку, на мгновение озадачившую. Он нахмурился. Там, в свете солнца, на горремских верфях сверкал шестисотметровый шар завершившего испытательный полет нового космического корабля герцога Энгуса “Предприимчивость”. Обо всем этом не хотелось думать.

И он, обняв ее крепче, прошептал имя:

— Элейн. — И, ласково выговаривая каждый слог: — Леди Элейн Траск Трасконская.

— О, Лукас, нет! — В ее шутливом протесте почувствовалась тревога. — Называть женщину по фамилии мужа до свадьбы — дурной знак.

— Но в мыслях я тебя иначе и не называл с того самого вечера на балу у герцога, сразу после твоего возвращения домой из школы на Экскалибуре.

Она взглянула на него краешком глаза.

— Да и я стала тогда так себя называть, — призналась она.

— В западной части “Нового дома Трасков” есть терраса, — поведал он ей, — где завтра мы будем ужинать и вдвоем смотреть на закат.

— Знаю. Мне подумалось: именно там и будем наблюдать закат солнца.

— Ты подсматривала. — В его словах послышалась обвинительная нотка. — “Новый дом Трасков” задуман как сюрприз для тебя.

— Я всегда подсматривала, какие подарки готовили мне к Новому году или ко дню рождения. Но дом я видела только с воздуха. Все, что внутри него, меня удивит, — пообещала она. — И очень восхитит.

А когда она все увидит и перестанет удивляться “Новому дому Трасков”, они отправятся в длительное космическое путешествие. Но ей он об этом не сказал. Конечно, путешествие на другие планеты Миров Меча — на Экскалибур, Морглей, Фламберж и Дюрандаль. Нет, не на Дюрандаль — там вновь началась война. А славно повеселились бы. И она ясно увидала бы голубые небеса и ночные звезды. Облачная дымка закрывала звезды над Грэмом, так что, возвратясь домой из Экскалибура, Элейн их не замечала.

На мгновение их накрыла тень аэромобиля. Они успели поднять и повернуть головы в направлении посадочной площадки — туда, где он исчез с грациозным достоинством, блеснув своей геральдикой, мечом и символом атома (знаком герцогского дома Уордов). Кто бы это мог быть: сам герцог Энгус или кто-то из его кортежа? Лукас подумал, что пора возвращаться к гостям. Обняв Элейн, поцеловал, и она ему страстно ответила тем же. А с момента предыдущего поцелуя прошло, пожалуй, всего минут пять.

Тихое покашливание сзади заставило их отпрянуть друг от друга и обернуться. Это был Сезар Карволл, седовласый и осанистый, во всем блеске орденов и медалей на черном камзоле. В эфесе парадного кинжала сиял сапфир.

— Где же вам еще быть? — улыбнулся отец Элейн. — В вашем распоряжении — завтра, послезавтра и еще день. Но, позволю себе напомнить вам, сегодня у нас — гости, и каждую минуту появляются все новые и новые.

— Кто прибыл в машине Уордов? — спросила Элейн.

— Ровард Гроффис. И Отто Харкеман. Ты ведь никогда с ними не встречался, Лукас?

— Нет, нас не знакомили. Хотелось бы познакомиться до его очередного космического путешествия. — Он не имел ничего против Харкемана лично, однако возражал против того, что тот собой олицетворял. — Прибудет ли сам герцог?

— О, конечно. С ним ожидаются Лайонел Ньюхейвенский и лорд Нортпортский. Сейчас они во дворце. — Карволл помялся. — В город вернулся его племянник.

Элейн огорчилась и начала было говорить:

— Ах, Боже! Думаю, он не станет…

— Неужели Даннен опять беспокоил Элейн?

— Ничего особенного. Вчера, находясь здесь, требовал разговора с ней. Без лишних неприятностей мы заставили его удалиться.

— Если послезавтра он поведет себя так же, мне придется заняться этим самому.

Слова относились не только к стоящим перед ним, но и к Эндрэю Даннену, однако Лукас надеялся, что так далеко дело не зайдет. Не хотелось убивать родственника из дома Уордов, к тому же — сумасшедшего.

— Ужасно за него извиняюсь, — продолжала Элейн. — Отец, следовало бы позволить мне поговорить с ним. Я бы сумела заставить его понять.

Сезар Карволл был шокирован:

— Дитя, и ты могла бы пойти на такое? Ведь он — безумец! — Тут он обратил внимание на ее обнаженные плечи и еще больше расстроился. — Элейн, твоя шаль!

Она подняла руки, но шали не нашла и в замешательстве оглянулась по сторонам. Удивленный Лукас снял шаль с кустарника, на который та слетела от ее резкого движения, и прикрыл шалью плечи невесты, причем пальцы его слегка задержались.

Он жестом попросил старшего по возрасту следовать впереди, и они вошли в обсаженную деревьями аллею. На другом конце аллеи, в открытом круге, шумел фонтан, в бассейне желтовато-зеленого цвета купались беломраморные фигуры девочек и мальчиков. Подобной добычи, привезенной с одной из планет Старой Федерации, он выставлять не стал бы, обустраивая “Новый дом Трасков”. Немало таких вещей появится на Грэме после отлета в космос Отто Харкемана на — “Предприимчивости”.

— Мне придется иногда навещать их, — шепнула ему Элейн. — Они по мне будут скучать.

— В своем доме ты найдешь много новых друзей, — так же ответил Лукас. — Подожди до завтра.

— Я кое-что скажу на ушко герцогу относительно того человека, — вновь заговорил Сезар Карволл, все еще думая о Даннене. — Если он с ними поговорит, возможно, какая-то польза будет.

— Сомневаюсь. Не думаю, чтобы герцог Энгус вообще имел на него влияние.

Мать Даннена была младшей сестрой герцога. От отца он унаследовал то, что раньше было процветающим баронатом. Теперь баронат — в закладе по самую верхушку антенной мачты поместья. Однажды герцог признал долги Даннена, однако отказался сделать это вторично. Даннен несколько раз отправлялся в космос в качестве младшего офицера, участвуя в торгово-рейдовых полетах в Старую Федерацию. Считался неплохим астрогатором. Надеялся, что дядя доверит ему командование “Предприимчивостью”, несмотря на нелепость такой мысли. Потеряв надежду, он набрал роту наемников и искал, куда бы поступить на военную службу. Подозревали, что Эндрэй Даннен поддерживает переписку со злейшими врагами дядя — герцогом Омфрэем Глэспитским.

И он безумно был влюблен в Элейн Карволл — любовью, которая, очевидно, питалась одной лишь безнадежностью. Пожалуй, хорошо бы отправиться в это космическое путешествие немедленно. Из Бигглерспорта в один из Миров Меча скоро должен отправиться корабль.

Они остановились у входа на эскалатор. В нижнем саду толпились гости. Яркие шали женщин и одежды мужчин создавали движущиеся пестрые узоры среди клумб, лужаек и под деревьями. Слуги-роботы, огненно-желтого и черного цветов Карволлов, проплывая, наигрывали музыку и предлагали освежающие напитки с закусками. Вокруг роботизированного стола круглой формы безостановочно вращалась спираль костюмов, краски которой менялись. Подобно горной речке, весело журчали голоса.

Пока они стояли, посматривая вниз, кругами стал снижаться еще один аэромобиль, выкрашенный в зеленые и золотистые цвета, с надписью “Панпланетарная служба новостей”. Сезар Карволл раздраженно выругался.

— Неужели и здесь от них не скроешься? — выпалил он.

— Но это — особый случай, Сезар.

Действительно — особый. Это — больше, чем свадьба двух людей, которым случилось полюбить друг друга. Это — брак трасконского бароната, где занимались фермерством и скотоводством, с карволлскими сталеплавильными заводами. Более того, публично объявлялось, что богатства и боевые силы обоих баронатов переходят под руку герцога Энгуса Уордсхейвенского. Следовательно, был общий праздник. Работа прекращалась повсеместно сегодня в полдень вплоть до послезавтрашнего утра, в каждом парке должны были состояться танцы, в каждой таверне давался банкет. Для обитателей Миров Меча главным из поводов не работать был праздник.

— Это наши люди, Сезар, и они имеют право повеселиться с нами. Я знаю, в Трасконе все следят по экрану за происходящим.

Лукас поднял руку и помахал машине службы новостей, а когда она выпустила датчик, помахал снова.

Они последовали к эскалатору.

Леди Левайна Карволл находилась в центре группы матрон и вдов, вокруг которых, как цветистые бабочки, порхали завтрашние невесты. Она завладела своей дочерью и втащила ее в женский круг. Лукас увидал Роварда Гроффиса, небольшого роста мрачного оруженосца герцога Энгуса, и рядом Бэрта Сэндразена, брата леди Лецайны. Они заговорили. К хозяину подошел кто-то из старших слуг в камзоле с изображением желтого пламени и черного молота Карволлмиллса и, что-то озабоченно рассказывая Сезару, увлек его с собой.

— Вы не знакомы с капитаном Харкеманом, Лукас, — сказал Гроффис. — Хочу, чтобы вы подошли, поздоровались и выпили с ним. Знаю, как вы к нему относитесь, и все же он — человек стоящий. Нам бы совсем не помешало иметь несколько таких, как он.

Гроффиса больше всего беспокоило, что в любом из Миров Меча число подобных людей шло на убыль.

II

Десять человек толпились вокруг робота-буфетчика — двоюродный брат Лукаса и семейный юрист Никколэй Траск, банкир Лотар Ффэйл, кораблестроитель Горрэм и его сын Бэзил, барон Рэтмор, другие представители знати Уордсхейвена. И Отто Харкеман.

Харкеман был космическим викингом. Именно это обстоятельство выделяло бы его из остальных, даже если бы он не был на голову выше любого. Капитан носил короткий черный камзол, щедро расшитый тесьмой, черные шаровары, заправленные в доходящие до лодыжек сапоги; свисавший с пояса кинжал не был лишь украшением. Темно-рыжие волосы торчком были такой длины, что служили дополнительной набивкой боевого шлема, а борода имела форму лопаты.

Он воевал на Дюрандале на стороне одной из ветвей королевского рода, ведшего братоубийственную войну за трон. Не повезло — лишился корабля, большинства своих людей и чуть не погиб сам. Когда герцог Энгус пригласил его на Грэм командовать “Предприимчивостью”, он был безденежным беженцем на Фламберже, все его имущество состояло из бывшей на нем одежды, личного оружия и преданности полудесятка искателей приключений без гроша в кармане, как и он сам.

— Я рад, лорд Траск. Видел вашу невесту, и теперь, встретив вас, с вашего позволения, поздравляю обоих. — Затем, отпив из бокала, викинг задал неудачный вопрос: — Это не вы финансируете экспедицию на Танит?

Лукас ответил, что не он и что предпочел бы вообще этим не заниматься. А тут молодой Бэзил Горрэм сумел усугубить возникшую неловкость.

— Лорд Траск не одобряет экспедицию на Танит, — сказал он насмешливо. — Думает, что надо сидеть дома и обрастать добром — вместо того, чтобы в обмен на него экспортировать в Старую Федерацию грабеж и убийство.

Улыбка осталась на лице Отто Харкемана, однако дружелюбие исчезло. Со скромным видом он переместил бокал в левую руку.

— Да, наши операции называют грабежами и убийствами, — согласился он. — Космические викинги — профессиональные грабители и убийцы. А вы — против? Может, я, по-вашему, тоже должен быть против?

— Если бы я был такого мнения, то не подал бы вам руки и не пил бы с вами. Мне все равно, на сколько планет вы напали, сколько городов ограбили и скольких невинных, если они таковыми были, вырезали в Старой Федерации. Ничего хуже того, что делали друг другу эти люди в течение последних десяти веков, вы, очевидно, совершить не могли бы. Я лишь возражаю против способа нападения на Миры Меча.

— Да вы сумасшедший! — взорвался Бэзил Горрэм.

— Молодой человек, — наставительно сказал Харкеман, — мы разговаривали об этом с лордом Траском. И если кто-то утверждает нечто непонятное вам, не называйте его сумасшедшим. Спросите, что он имеет в виду. Что вы имеете в виду, лорд Траск?

— Так знайте, что ваш недавний рейд с Грэма стоил нам восьмисот лучших людей! Ваш рейд лишил меня сорока скотоводов, фермерских работников, лесорубов, операторов машин. И я сомневаюсь, что смогу заменить их равноценными. — Он повернулся к старшему Горрэму. — Алекс, сколько ваших людей погибло под началом капитана Харкемана?

Горрэм попытался ограничиться двенадцатью, но, когда на него нажали, сказал, что двадцать пять человек. Роботисты, операторы машин, программисты, два инженера, мастер. Другие так же неохотно назвали свои потери. Заводы по производству двигателей Бэрта Сэндразена потеряли почти столько же людей тех же профессий. Даже Лотар Ффэйл признал, что лишился компьютерщика и сержанта охраны. После их гибели фермы, ранчо и фабрики могли продолжать свою работу, но не совсем так, как прежде. Ничего более эффективного, чем три столетия назад, не было сделано ни на Грэме, ни на других планетах Миров Меча. Общий уровень жизни Миров Меча имел тенденцию к понижению, как понижалась береговая линия на востоке континента, хотя и настолько медленно, что об этом можно было судить лишь по записям и памятникам прошлого. Сказав все это, Лукас добавил:

— И генетические потери. Лучшие гены Миров Меча буквально улетучиваются в космос, как убывает атмосфера планеты с низкой гравитацией, каждое поколение по вине родителей чуть уступает предыдущему. Было не так уж плохо, когда викинги совершали рейды по самим Мирам Меча и время от времени возвращались домой. Теперь же они завоевывают планеты в Старой Федерации для создания баз, где и остаются.

Все почувствовали облегчение: это не было ссорой. Харкеман, вернувший бокал в правую руку, усмехнулся:

— Прекрасно. Я дал жизнь дюжине ублюдков в Старой Федерации и знаю викингов, чьи отцы родились на ее планетах. — Он повернулся к Бэзилу Горрэму. — Как видите, джентльмен вовсе не сумасшедший. Кстати, именно так случилось с Федерацией Терры. Все лучшие люди подались осваивать колонии, а на Терре остались подонки, послушные бараны и охранка, которые и попытались управлять Галактикой.

— Ну, может быть, все это, капитан, для вас — новость, — раздраженно сказал Ровард Гроффис, — но панихида Лукаса Траска по упадку и разрушению в Мирах Меча — старая песня для всех нас. Мне есть чем возразить, и все это можно оспорить.

Лотар Ффэйл тоже не скрывал намерений продолжать спор.

— Вы только и говорите, Лукас, о том, что мы расширяемся. Вам хотелось бы, чтобы мы сидели здесь и создавали угрозу перенаселения, как на Терре в Первом веке?

— При трех с половиной миллиардах, рассеянных по двенадцати планетам? Именно столько было людей на одной только Терре. А нам потребовались восемь столетий, чтобы достичь такого уровня.

Так было с Девятого века Атомной эры, в конце Большой войны. Десять тысяч мужчин и женщин на Эйбигере, отказываясь сдаться, забрали в космос остаток флота Системы Штатов Альянса в поисках мира, о котором никогда не слышали в Федерации и который бы долго не могли отыскать. Тот мир они назвали Экскалибуром. Из него их внуки колонизировали Джойес, Дюрандаль и Фламберж, Холтеклер был колонизирован следующим поколением с Джойеса; Грэм — с Холтеклера.

— Мы не расширяемся, Л отар, мы сжимаемся. Мы перестали расширяться триста пятьдесят лет назад, когда из Старой Федерации на Морглей прибыл тот корабль с сообщением о происходившем после Большой войны. Раньше мы открывали новые планеты и колонизировали их. Но после этого мы просто пируем на костях погибших миров Федерации Терры.

У эскалаторов, ведущих к посадочной площадке, что-то происходило. Туда двигались взволнованные люди. Аэромобили службы новостей делали круги, словно грифы над больной коровой. Харкеман выразил надежду, что это не драка.

— Колотят какого-то пьяного, — сообщил Никколэй Траск. — Сезар собрал сегодня здесь весь Уордсхейвен. А что касается экспедиции на Танит, Лукас, то это будет не просто рейд: налетели — вернулись. Мы должны захватить всю планету, и через сорок — пятьдесят лет она превратится в новый Мир Меча. Может быть, чуть позже, но…

— К середине следующего столетия мы завоюем всю Федерацию, — заявил барон Рэтмор. Он был политиком, и преувеличения его не смущали.

— Не понимаю одного, — сказал Харкеман. — Почему вы поддерживаете герцога Энгуса, лорд Траск, думая, что предприятие на Танит принесет Грэму такой ущерб?

— Если бы этого не сделал Энгус, сделал бы кто-нибудь другой. Но сам Энгус хочет стать королем Грэма, и не думаю, чтобы это удалось кому-либо другому. Нашей планете нужна единая верховная власть. Не знаю, какова она вне этого герцогства, однако не могу считать У орд схейвен в этом смысле типичным. Некоторые такие герцогства вроде Глэспита или Дидрексбурга — буквально змеиные норы. Все крупные бароны хватают друг друга за глотку и даже не могут держать в узде собственных рыцарей и мелких баронов. Смотрите — уже больше двух веков тлеет война на саутмейнском континенте.

— Вероятно, именно там Даннен собирает себе армию, — сказал барон, занимающийся производством роботов. — Надеюсь, ее сметут, и Даннена вместе с нею.

— Зачем идти на Саутмейн, хватит и Глэспита, — предложил кто-то.

— Ну, если у нас не будет планетарной монархии для поддержания порядка, наша планета децивилизируется, как все остальное в Старой Федерации.

— Но послушайте, Лукас! — запротестовал Алекс Горрэм. — Так можно зайти очень далеко.

— Да, с одной стороны, у нас нет неоварваров, — подключился еще один из гостей. — А если они когда-либо сюда пожалуют, мы запросто смахнем их к дьяволу. А может, неплохо, если они пожалуют, — это положило бы конец нашим раздорам.

Харкеман с удивлением посмотрел на него:

— Так кто, по-вашему, эти неоварвары? — спросил он. — Раса норманнов-завоевателей, гунны Атиллы в космических кораблях?

— Неужели они? — поинтересовался Горрэм.

— Никоим образом! В Старой Федерации не найдется и полутора десятка планет, знакомых с гипердвигателями, а ведь все они — цивилизованные. Если “цивилизованной” считать планету Гильгамеш, — добавил он. — Это доморощенные варвары. Рабочие и крестьяне, восставшие, чтобы захватить и разделить богатства, и обнаружившие, что уничтожили средства производства и убили всех технократов. Уцелевшие на планетах, по которым нанесены удары во время Межзвездной войны с Одиннадцатого по Тринадцатое столетия, утратившие машины и цивилизацию. Последователи политических лидеров — на планетах, где существует местная диктатура. Банды наемников, выброшенные со службы, живущие грабежами. Религиозные фанатики, идущие за самозваными пророками.

— Думаете, что здесь, на Грэме, не хватает неоварварского материала? — требовательно спросил Траск. — Да только оглянитесь вокруг!

— Глэспит, — вырвалось у кого-то.

— Это сборище перезрелых кандидатов на виселицу, набираемых Данненом, — вставил Рэтмор.

Алекс Горрэм ворчал, что их полно у него на верфи, что агитаторы сеют смуту и пытаются организовать забастовку, чтобы избавиться от роботов.

— Вот! — Харкеман ухватился за последнее. — Мне известно по крайней мере сорок случаев антитехнологических движений на разных планетах за последние восемь столетий. Были они и на Терре еще во втором столетии Доатомной эры. И еще до образования Второй Федерации, когда от Первой Федерации отделилась Венера.

— Вы интересуетесь историей? — спросил Рэтмор.

— Хобби. У всех астронавтов есть хобби. На борту корабля в гиперпространстве мало работы, а скука — злейший враг. Мой офицер управления огнем Вэнн Ларч — художник. Большинство его работ погибло с кораблем “Корисанд” на Дюрандале, но он несколько раз спасал нас от голода на Фламберже, рисуя и продавая картины. Мой астрогатор гиперпространства Гуатт Керби композитор и пытается выразить математические выкладки гиперкосмической теории с помощью музыки. Но мне самому это не очень интересно, — признался он. — Я изучаю историю. Видите ли, до чего странно: практически все, что произошло на любой из обитаемых планет, происходило на Терре до появления первого космического корабля.

Теперь в саду позади них было спокойно, и все поднялись по эскалаторам наверх. Харкеман хотел сказать еще что-то, но вдруг увидал с полдесятка пробегавших мимо охранников Сезара Карволла. На них были шлемы, пуленепробиваемые жилеты, один из них держал автоматическую винтовку, а у других в руках были пластмассовые дубинки с набалдашниками. Космический викинг поставил бокал.

— Пойдем, — сказал он. — Наш хозяин скликает свои войска и, похоже, гостям тоже следует изготовиться.

III

Ярко разодетая толпа образовала полукруг, обращенный внутренней своей частью к эскалаторам у посадочной площадки; все с возбужденным любопытством смотрели туда. Стоящие сзади заглядывали поверх голов тех, кто стоял впереди. Женщины приняли строгий вид, набросив шали и даже покрыв ими головы. Вверху парили четыре аэромобиля службы новостей, через которые на экраны планеты передавалось все здесь происходящее. Охранники Карволла пытались проложить себе путь, их сержант вновь и вновь повторял: “Пожалуйста, леди и джентльмены, простите, благородный сэр”, но они так и не Двигались с места.

Отто Харкеман злобно выругался и оттолкнул сержанта в сторону.

— Эй, дайте пройти! — заорал он. — Дорогу охранникам! — Он бесцеремонно распихивал в стороны разодетых господ, и те сразу же давали ему дорогу, лишь одарив злобным взглядом.

Подумав мимоходом о пользе дурных манер в чрезвычайных обстоятельствах, Траск вместе с остальными проследовал за ним. Громадный викинг прокладывал им путь туда, где стояли Сезар Карволл, Ровард Гроффис и кто-то еще.

Лицом к ним и спиной к эскалаторам стояли четыре человека в черных плащах. Двое были слугами из простонародья, точнее, наемными убийцами. Они не знали, куда девать на людях руки и мечтали оказаться где-нибудь в другом месте. Человек впереди был в берете, украшенном бриллиантом в виде солнца, и плащ у него был на бледно-голубой подкладке. Его тонкое, точеное лицо выделялось линией рта и черными усиками. Глаза вокруг радужных оболочек ярко белели, а рот то и дело сжимала непроизвольная гримаса. Эндрэй Даннен. Траск сразу же подумал, скоро ли придется ему смотреть на него с двадцати пяти метров через прицел пистолета. Невыразительное лицо чернобородого человека чуть выше среднего роста, стоящего плечом к плечу с первым, было белее бумаги. Человека звали Невил Ормм; никто точно не знал, откуда он, этот оруженосец и постоянный спутник Даннена.

— Вы лжете! — кричал Даннен. — Все это гнусная ложь, от вас воняет ложью! Вы перехватывали каждое письмо, которое она пыталась мне отправить.

— Моя дочь не писала вам писем, лорд Даннен, — с усилием, стараясь сдерживаться, говорил Сезар Карволл. — Ни одного письма не было, кроме врученного мною вам только что, где она сообщает о нежелании иметь с вами ничего общего.

— Вы думаете, я этому поверю? Вы обращаетесь с нею, как с заключенной, и только черт знает, какими пытками принудили вы ее к этому отвратительному браку!

Среди зрителей произошло движение; даже самый благовоспитанный и спокойный человек вряд ли сдержался бы, услыхав такое. В приглушенном гуле недовольных голосов отчетливо прозвучали слова какой-то женщины:

— Ну и ну! Да он действительно сумасшедший !

И Даннен, и все остальные их услыхали.

— Я — сумасшедший? — вскипел он. — Потому что вижу здесь этот лицемерный обман? Находящийся тут Лукас Траск заинтересован в Карволлмиллсе, и здесь же находящийся Сезар Карволл ищет доступ к залежам железа в земле Траскона. А мой любящий дядюшка — тот хочет помочь им обоим отобрать у Омфрэя Глэспитское герцогство. И здесь же эта акула-заимодавец Ффэйл, пытающийся оттяпать у меня мои земли, и Ровард Гроффис, пес в услужении у моего дяди, который и ухом не повел, чтобы спасти своего родственника от разорения. И этот чужак Харкеман, что обманным путем отстранил меня от командования “Предприимчивостью”. Все вы сговорились против меня!

— Сэр Невил, — заявил Гроффис, — вы видите, что лорд Даннен не в себе. Если вы хороший друг, то заберете его отсюда до прихода герцога Энгуса.

Ормм наклонился и быстро заговорил что-то на ухо Даннену. Даннен злобно его оттолкнул:

— Черт побери, и ты против меня? Ормм схватил его за руку:

— Глупец, ты что, хочешь все испортить? — Он понизил голос, и окончания сказанного расслышать нельзя было.

— Нет, черт тебя подери, я не уйду, пока не поговорю с нею с глазу на глаз.

Среди зрителей вновь произошло движение; толпа расступилась, пропуская Элейн, шедшую в сопровождении матери и леди Сэндразен и еще пяти — шести матрон. Головы у всех были покрыты шалями со скрещенными концами. Женщины остановились, а Элейн, пройдя немного вперед, стала прямо перед Эндрэем Данненом. Он никогда не видел ее такой красивой, но это была ледяная красота отточенного кинжала.

— Лорд Даннен, что вы желаете мне сказать? — спросила она. — Быстро говорите и уходите, ваше присутствие здесь нежелательно.

— Элейн! — завопил Даннен, делая шаг вперед. — Почему ты покрыла голову, почему так отчужденно говоришь со мной? Я — любящий тебя Эндрэй. Почему ты позволяешь им толкнуть тебя на этот безнравственный брак?

— Никто меня не заставляет. Я выхожу за лорда Траска добровольно и с радостью, потому что люблю его. А теперь, пожалуйста, уходите и больше не мешайте моей свадьбе.

— Это ложь! Они заставляют тебя так говорить! Ты не должна выходить за него, они не могут тебя принуждать к этому. Я заберу тебя от этих жестоких, жадных людей. Ты меня любишь, ты всегда меня любила. Ты говорила мне, что любишь, — и не раз.

В его больном воображении, мире фантазии, ставшем для Эндрэя Даннена реальным, выдуманная им некая Элейн Карволл существовала только для того, чтобы любить его. Столкнувшись с подлинной Элейн, он просто отказывался в нее поверить.

— Я никогда вас не любила, лорд Даннен, и никогда ничего такого не говорила. Но и никогда не ненавидела вас, однако ваше поведение едва удерживает меня от этого. Теперь же ступайте и никогда больше не появляйтесь.

Сказав это, она повернулась и начала пробираться сквозь толпу, расступавшуюся перед ней. Позади следовали ее мать, тетка и другие Дамы.

— Ты солгала мне! — завопил ей вслед Даннен. — Ты все время лгала мне! Ты такая же мерзкая, как остальные все, плетущие против меня интриги, заговоры и предающие меня! Я знаю, в чем дело: все вы хотите путем мошенничества лишить меня моих прав и посадить моего дядю-узурпатора на королевский трон. А ты, ты, вероломная шлюха, ты — самая подлая среди них!

Сэр Невил Ормм схватил его за плечо и, толкая к эскалатору, развернул в противоположную сторону. Даннен сопротивлялся и, как раненый волк, выл. Ормм яростно выругался.

— Эй, вы двое! — заорал он. — Помогите мне. Хватайте его!

Пока Даннена водворяли на эскалатор, он продолжал выть. Его скрывали спины двух слуг, на плащах которых красовался данненовский полумесяц на черном фоне. Вскоре аэромобиль с изображением голубого полумесяца взлетел и удалился.

— Лукас, он — сумасшедший, — настаивал Сезар Карволл. — Элейн не сказала ему и пятидесяти слов после его возвращения из последнего путешествия.

Лукас засмеялся и положил руку на плечо Карволла:

— Я знаю это, Сезар. Или вы думаете, что я нуждаюсь в подтверждении?

— Сумасшедший, я говорю — он сумасшедший, — вступил в разговор Ровард Гроффис. — Вы слышали, что он говорил о своих правах? Подождите, вот услышит об этом Его Светлость…

— Он заявляет права на герцогский трон, сэр Ровард? — резко и серьезно спросил Отто Харкеман.

— О, утверждает и заявляет, что его мать родилась на полтора года раньше герцога Энгуса и что подлинную дату ее рождения фальсифицировали, чтобы сделать Энгуса наследником. Ну, Его Светлости было три года, когда та родилась. Я был старым оруженосцем герцога Фергеса, я держал на плече Энгуса, когда через день после ее рождения лордам и баронам представляли мать Эндрэя Даннена.

— Конечно, он — сумасшедший, — согласился Алекс Горрэм. — Не знаю, почему герцог не направил его к психиатрам.

— А я бы направил его лечиться, — сказал Харкеман, задумчиво проведя рукой по бороде. — Сумасшедшие, претендующие на троны, — вроде бомб, которые следует разряжать, пока они не взорвали все вокруг.

— Мы не могли этого сделать, — заявил Гроффис. — В конце концов он — племянник герцога Энгуса.

— А я бы мог, — бросил Харкеман. — В роте у него триста человек. Только Сатане известно, почему вы разрешили ему их завербовать. А у меня восемьсот пехотинцев. Хотелось бы знать, как они покажут себя в бою — до отправки в космос. Через два часа они могут быть готовы к действиям, и все закончится еще до полуночи.

— Нет, капитан Харкеман, Его Светлость никогда бы этого не допустил, — наложил свой запрет Гроффис. — Вы понятия не имеете о политическом вреде, который может быть причинен независимым лордам, на чью помощь мы рассчитываем. Вас не было здесь на Грэме, когда по воле герцога Риджерда Дидрексбургского отравили второго мужа его сестры Сансии…

IV

Они остановились под колоннадой; шедшая за ней главная терраса была заполнена людской толпой, и уже в шестой или восьмой раз звукоустановки разносили попурри из старых любовных песен.

Лукас взглянул на наручные часы; прошло ровно девяносто секунд. Положим, пятнадцать минут придется ждать начала, и еще пятнадцать потребуется до того, как можно будет уйти после свадебных тостов и поздравлений. Какой бы помпезной ни была церемония бракосочетания, длится она не более получаса. Всего час до того, как они с Элейн пулей понесутся в аэромобиле к Траскону.

Любовные песни внезапно прекратились; через мгновение тишину прорезал многократно усиленный звук трубы, исполнявшей “Салют герцогу”. Толпа замерла, гул голосов смолк. В начале эскалаторов у посадочной площадки вспыхнул штандарт, и герцогская свита поплыла вниз. Взвод охраны — в красно-желтом, в позолоченных шлемах и с алебардами, украшенными кисточками. Оруженосец, несущий Государственный меч. Герцог Энгус со своим советом, среди членов которого и Отто Харкеман; герцогиня Флавия в кругу своих компаньонок. Дворцовая челядь с женами. Снова охранники. Толпа разразилась взрывом приветствий — это над процессией заняли места аэромобили службы новостей. Кузен Никколэй и еще несколько человек вышли из-под колонн на солнечный свет; такое же движение произошло и на другой стороне террасы. Герцогская свита достигла конца центрального прохода, остановилась и развернулась.

— Прекрасно, поехали, — произнес кузен Никколэй, выдвигаясь вперед.

Десять минут назад они вышли, еще пять добирались, еще через пять минут он и Элейн — леди Элейн Траск Трасконская — на самом деле и навсегда отправятся к себе домой.

— Вы уверены, машина готова? — в сотый раз спросил Лукас.

Его двоюродный брат заверил, что готова.

На террасе появились люди в черном и огненно-желтом облачении Карволлов. Снова заиграла музыка — на этот раз исполняли “Дворянский свадебный марш” — музыку величественную, звучавшую возвышенно и в то же время нежно. Секретарь Сезара Карволла, юрист Карволла, управляющий сталелитейными заводами, капитан-телохранитель Карволла. Сам Сезар, ведущий под руку Элейн, на которой черно-желтая шаль.

Внезапно Лукас с испугом оглянулся по сторонам.

— Черт подери, где наша шаль? — спросил он — и успокоился, когда один из дворян показал ее, вытканную в зеленых и рыжевато-коричневых цветах Траскона. Подружек невесты вела леди Левайна Карволл. Наконец они остановились в трех метрах от герцога.

— Кто к нам приблизился? — спросил герцог Энгус командира своего эскорта.

Лицо его было тонким, точеным, почти женственным и заканчивалось остренькой бородкой. Вокруг головы вился тонкий золотой обруч, и только почивая, герцог не делал ничего, чтобы превратить обруч в королевскую корону.

Командир эскорта повторил его вопрос приблизившимся.

— Я, — сэр Никколэй Траск, — привел своего кузена и сеньора Лукаса, лорда Траска, барона Трасконского. Он прибыл, чтобы получить девицу леди Элейн, дочь лорда Сезара Карволла, барона Карвол-лмиллского, и разрешение Вашей Светлости на брак с нею.

Сэр Максемон Жоргэй, паж Сезара Карволла, назвал себя и своего лорда: они привели девицу леди Элейн для венчания с лордом Траском Трасконским. Герцог, удовлетворенный тем, что к этим лицам он может обращаться непосредственно, спросил, согласованы ли условия брачного контракта, и обе стороны ответили утвердительно. Сэр Максемон передал герцогу свиток, и герцог Энгус приступил к чтению документа, написанного витиеватым, сухим и юридически точным языком. Браки между представителями дворянских родов не могут давать повод для споров, поскольку из-за неточно сформулированных положений о праве наследования или вдовьей части наследства крови пролито и пороха сожжено немало. Лукас терпеливо слушал; он не хотел, чтобы из-за неправильно поставленной запятой его и Элейн праправнукам пришлось стрелять друг в друга.

— А стоящие перед нами лица вступают в брак добровольно? — спросил герцог, закончив чтение. При этих словах он шагнул вперед и принял из рук своего оруженосца двуручный Государственный меч, настолько тяжелый, что им можно было обезглавить бизоноида. Навстречу вышел Траск; Сезар Карволл подвел Элейн. Юристы и оруженосцы расступились.

— Что вы скажете, лорд Траск? — почти будничным голосом спросил герцог.

— Всем сердцем, Ваша Светлость.

— А вы, девица Элейн?

— Это моя сокровенная мечта, Ваша Светлость.

Герцог взял меч за лезвие и протянул им — они положили руки на украшенный драгоценными камнями эфес.

— И вы, и ваша дама признаете нас, Энгуса, герцога Уордхейвенского, своим суверенным государем и торжественно присягаете на верность нам и нашим законным наследникам?

— Клянемся! — ответили Лукас и Элейн, а вслед за ними громко прокричали все толпы в садах и все зрители. Эти крики перекрыл чей-то скорее восторженный, чем расчетливый вопль: “Да здравствует Энгус Первый Грэмский!”

— И мы, Энгус, даруем вам обоим, а также вашим домам, право носить в необходимых случаях наш знак и посвящать себя защите своих прав, если кто-либо в отдельности или все разом позволят себе на них посягнуть. И мы заявляем, что этот ваш брак и соглашение между вашими уважаемыми домами нас радует, и мы признаем обоих вас, Лукас и Элейн, вступившими в законный брак, а те, кто его оспаривают, к нашему глубокому неудовольствию, бросают нам вызов.

Это было свободное изложение формулировки, которая должна была звучать на Грэме из уст герцога-правителя. Так говорили планетарные короли, вроде Наполиона Фламбержского или Родолфа Экскалибургского. И теперь, думая о власти, Энгус упорно говорил в первом лице множественного числа, как подобало королю. Возможно, парню, кричавшему об Энгусе Первом Грэмском, заплатили за это. Шла трансляция, и, очевидно, Омфрэй Глэспитский и Риджерд Дидрексбургский видели все, так что с этого момента они начнут вербовать наемников. Быть может, так Лукасу удастся отделаться от Даннена.

Герцог вернул оруженосцу двуручный меч. Молодой рыцарь вручил ему зелено-светло-рыжую шаль, а Элейн сбросила с плеч черно-желтую, что уважаемая женщина имеет право сделать на людях единственный раз. А ее мать подхватила и свернула шаль.

Лукас вышел вперед, накинул шаль цветов Траска на плечи Элейн и обнял ее. Вновь раздались приветственные крики, и откуда-то послышалась холостая стрельба — салют охраны Сезара Карволла.

На тосты и рукопожатия с толпившимися вокруг ушло чуть больше времени, чем Траск ожидал. Наконец по длинному проходу присутствующие двинулись к выходу, и герцог со свитой удалились первыми, чтобы подготовиться к свадебному празднеству, в котором могли участвовать все, кроме жениха и невесты. Одна из подружек невесты вручила Элейн огромный букет цветов — его предстояло бросить с эскалатора; она держала цветы одной согнутой рукой, а другой ухватилась за Лукаса.

— Дорогой, мы действительно это сделали! — шептала она, словно не веря случившемуся.

Оранжево-синий аэромобиль службы новостей Уэслейдской компании телепередач и телепечати проплыл прямо перед ними, направляясь к посадочной площадке. На мгновение Траск рассердился — это выходило за рамки журналистских прав, обязательных даже для Уэслейдской КТПТ. Но тут же рассмеялся; сегодня он был слишком счастлив, ничто не могло его рассердить.

У нижней ступеньки эскалатора Элейн сбросила с ног позолоченные бальные туфли — другая пара таких же была в машине, — Траск об этом позаботился лично, — и они, став на эскалатор, повернулись. Кинувшиеся вперед подружки невесты сцепились из-за туфель, приводя в беспорядок свои наряды. Когда же эскалатор преодолел половину пути, Элейн подняла букет и, как многоцветную ароматную бомбу, обрушила его на подружек — те, визжа, начали хватать цветы. До самого верха эскалатора Элейн посылала всем воздушные поцелуи, а он тряс над головой сжатыми руками.

Когда они повернулись и сошли с эскалатора, пришлось остановиться. Закрывая им путь, прямо перед ними садился оранжево-синий аэромобиль. Теперь Траск, выйдя из себя уже по-настоящему и ругаясь, бросился к нему. И лишь затем увидел, кто был в машине.

С искаженным лицом и корчащимися над верхней губой узенькими усиками, Эндрэй Даннен сквозь щель приоткрытого окна поднимал ствол высунутого наружу автомата.

Закричав, Траск одновременно зацепил и бросил Элейн наземь. Когда послышалась очередь, он все еще устремлялся вперед, пытаясь прикрыть ее.

Теряя сознание, он падал, падал и падал до бесконечности во тьму.

V

Его распяли и увенчали короной из шипов. Для кого ее сделали? Для кого-то давно, на Терре. Его окостеневшие руки были вытянуты и болели, ступни и ноги тоже болели, он не мог ими двинуть, и еще эти колики у брови. И слепота.

Нет, глаза его были только закрыты. Открыв их, он увидел перед собой белую стену, разукрашенную узорами под синие снежные кристаллы, потом понял, что это потолок и что он лежит на спине. Он не мог повернуть голову, но, скосив глаза, обнаружил, что гол и окружен сплетением трубок и проводов, и это его слегка озадачило. Затем понял, что находится не в кровати, а в робомедике, а трубки предназначены для лечения, дренажа ран и внутривенного вливания, причем провода связаны с введенными с диагностической целью в тело электродами. И что напоминающая корону с шипами штуковина — дополнительные электроды энцефалографа. Он уже лежал в подобного рода приспособлении однажды, когда его боднул на ферме бизоноид.

Именно так: его все еще лечили. Но ему мерещилось, что все было очень давно, и многое, что казалось сном, случилось, очевидно, на самом деле.

Затем Лукас вспомнил все и сделал безуспешную попытку подняться.

— Элейн! — позвал он. — Элейн, где ты?

Произошло какое-то движение, и кто-то появился в поле его ограниченной видимости. Кузен Никколэй Траск.

— Никколэй, что с Элейн?

Никколэй вздрогнул, словно готовясь причинить боль. Он все-таки не рассчитывал, что она будет такой сильной.

— Лукас, — он судорожно сглотнул. — Элейн…

Элейн умерла. Элейн умерла. Этого Лукас представить не мог.

— Она была убита сразу же, Лукас. Шесть попаданий Не думаю, чтобы и первое она почувствовала. Она вовсе не мучилась.

Раздался стон, потом Траск понял, что стонал именно он.

— В тебя попали дважды, — продолжал Никколэй. — Раз в ногу — раздробило бедро. И раз — в грудь. В сантиметре от сердца.

— Жаль, что в сантиметре. — Память восстанавливала все подробности случившегося. — Я бросил ее на землю и попытался прикрыть собой. Надо было бы сделать это в начале очереди, и тогда бы — и тогда бы все пули попали в меня! — Чего-то недоставало, ах, да. — Даннена. Его схватили?

Никколэй отрицательно покачал головой.

— Он удрал. Похитил “Предприимчивость” и сбежал с планеты.

— Я достану его сам.

Траск вновь попытался подняться. Никколэй кивнул кому-то, находившемуся вне поля зрения. Холодная рука коснулась подбородка, почувствовался запах женских духов, абсолютно не похожих на те, которыми пользовалась Элейн. Что-то, наподобие крохотного насекомого, укусило его в плечо. Комната окунулась в темноту.

Элейн умерла. Элейн больше не было, вообще нигде не было. Следовательно, и вселенной больше не было. Вот почему стало так темно.

* * *

Он с трудом пробудился вновь. Уже стоял день, и сквозь открытое окно было видно голубое небо — или ночь, когда включались настенные лампы. Возле него всегда кто-то находился. Жена Никколэя, леди Сеселия; Ровард Гроффис; леди Левайна Карволл — он, вероятно, долго спал, ибо она выглядела намного старше, чем он ее запомнил. Бывал ее брат, Берт Сэндразен. И темноволосая женщина в белом халате с вышитыми на груди золотыми крылышками — врач. Однажды появилась герцогиня Флавия, и раз побывал сам герцог Энгус.

Без всякого интереса он спросил, где находится. Сказали, что в герцогском дворце. Ему хотелось, чтобы все ушли и позволили ему удалиться туда, где была Элейн.

Затем становилось темно, и он пытался ее найти, потому что отчаянно хотел что-то ей показать. Звезды в ночном небе — именно их. Но ни звезд, ни Элейн не находил, ничего не находил, и хотелось, чтобы Лукаса Траска тоже не существовало.

Но существовал некий Эндрэй Даннен, которого видел Траск стоящим на террасе в черном плаще со зло поблескивающими бриллиантами на берете, видел безумное лицо, что уставилось на него из-за поднимающегося автоматного ствола. И тогда сквозь холодную тьму космоса Траск начинал охоту на Даннена — и тоже не мог найти его.

Периоды пробуждения становились все длиннее, и тогда сознание было ясным. Корону из электрических шипов сняли. Убрали питающие трубки, стали давать в чашках бульон и фруктовый сок. Захотелось узнать, почему он оказался во дворце.

— Только вынужденно, — объяснил ему Ровард Гроффис. — В доме Карволла было бы хлопотно. Знаете ли вы, что и Сезара подстрелили?

— Нет. — Так вот почему Сезар не навестил его. — Убит?

— Ранен и находится в худшем состоянии, чем вы. Когда началась стрельба, он рванулся вверх по эскалатору. У него был лишь парадный кинжал. Даннен свалил его короткой очередью — думаю, поэтому ему не хватило времени вас прикончить. К тому моменту стрелявшие холостыми патронами охранники зарядили скорострельную винтовку обоймой с пятью патронами и ударили по нему. Он немедленно убрался. Сезар, как и вы, лежит в робомедике. Он вне опасности.

Дренажные и лечебные трубки вынули, а с ними убрали и опутывавшее его сплетение проводов. Забинтовали раны, облачили в свободный халат, а из робомедика перевели на кушетку, где он при желании мог сидеть. Ему стали давать твердую пищу, разрешили пить вино и курить. Женщина-врач сообщила, как он был плох, — будто Траск сам об этом не знал. Подумалось, что она ожидала благодарности за то, что выходила его.

— Через несколько недель ты встанешь на ноги, — сообщил кузен. — Я проследил, чтобы к тому времени все было готово для тебя в трасконском Новом Доме.

— Пока жив, не переступлю порога этого дома, а умирать скоро не собираюсь. Дом должен был принадлежать Элейн. Один я туда не войду.

* * *

По мере выздоровления сны мучили его все меньше и меньше. Часто появлялись посетители, принося забавные безделушки, и он обнаружил, что их общество ему нравится. Хотелось узнать, что произошло на самом деле и как удалось бежать Даннену.

— Он по-пиратски захватил “Предприимчивость”, — рассказал Ровард Гроффис. — У него была рота наемников, и он подкупил кое-кого на горрэмской судоверфи. Алекс, узнав о случившемся, готов был, по-моему, убить своего начальника службы безопасности. Мы ничего не можем доказать — хоть и очень стараемся… Но уверены, что Омфрэй Глэспитский снабдил Даннена деньгами. Слишком уж пылко он отрицает это.

— Значит, все было спланировано заранее?

— Относительно захвата корабля — да, он, очевидно, потратил месяцы на подготовку плана, а уже потом стал вербовать людей в дружину. Полагаю, он думал захватить корабль за ночь до свадьбы. Затем он попытался склонить Элейн к бегству с ним, — похоже, он действительно верил в такую возможность, — но она его унизила, и он решил убить вас обоих. — Ровард Гроффис повернулся к сопровождавшему его Отто Харкеману. — До конца дней своих буду сожалеть, что тогда не поймал вас на слове и не принял вашего предложения.

— Как ему удалось завладеть аэромобилем Уэслейдской КТПТ?

— О! Утром, когда должно было состояться бракосочетание, он вышел на телесвязь с редакцией и сообщил им, что знает всю подноготную этого брака и то, почему герцог ему покровительствует. Изложил все так, будто намечается скандал, настоял, чтобы прислали корреспондента для интервью с глазу на глаз. Они послали человека и видели его в последний раз, потому что наши люди нашли его тело в доме Даннена, во время обыска. На судоверфи обнаружили аэромобиль с двумя пробоинами, полученными над домом Карволла, но вы же знаете, с расчетом на какие ситуации делают эти пресс-аэромобили. Он направился прямо на судоверфь, где его люди уже захватили “Предприимчивость”, и как только он вернулся, корабль стартовал.

Траск посмотрел на зажатую в пальцах сигарету. Она почти сгорела — еще чуть-чуть, и обожжешься. Сделав усилие, он наклонился, чтобы погасить ее.

— Ровард, когда будет готов, тот, второй корабль?

Гроффис горько засмеялся:

— Постройка “Предприимчивости” отняла все, что у нас было. Герцогство сейчас на грани банкротства. Мы прекратили работы на втором корабле полгода назад. Средств не хватало, и мы не могли продолжать его строительство и заканчивать “Предприимчивость”. Мы ожидали, что с помощью “Предприимчивости” сделаем достаточно денег в Старой Федерации и закончим второй корабль. Затем, имея два корабля и базу на Таните, можно было ожидать притока, а не оттока денег. А теперь…

— Я вернулся к тому, что имел на Фламберже, — добавил Харкеман. — Даже хуже. Король Наполион пытался помочь элмерсянам, и я должен был возглавить предприятие. Но теперь уже поздно.

Лукас взял трость и попытался встать. Раненую ногу вылечили, однако он все еще чувствовал слабость. Проковыляв несколько шагов, опираясь на трость, отдохнул, затем с усилием приблизился к открытому окну и, глядя наружу, постоял возле него. Потом обернулся:

— Капитан Харкеман, не исключено, что вы все же получите под свое начало корабль здесь, на Грэме. В том случае, если не против оказаться в подчинении у меня, как владельца, на борту. Я намерен поохотиться на Эндрэя Даннена.

Оба гостя посмотрели на Траска. Через мгновение Харкеман сказал:

— Сочту за честь, лорд Траск. Но где вы достанете корабль?

— Он уже наполовину готов. У вас уже есть для него экипаж. Герцог Энгус может окончить корабль для меня и уплатить за него под залог своего нового — трасконского — бароната.

Лукас знал Роварда Гроффиса всю жизнь — и до сих пор ему не доводилось видеть оруженосца герцога Энгуса удивленным:

— Вы хотите сказать, что меняете Траскон на этот корабль?

— Да, на оконченный, оснащенный и готовый к полету в космос.

— Герцог согласится, — выпалил Гроффис. — Но, Лукас, Траскон — все, что у вас есть: титул, доходы…

— Если у меня будет корабль, мне они не нужны. Стану викингом.

При этих словах Харкеман вскочил и начал шумно выражать одобрение. Гроффис поглядел на него и слегка приоткрыл рот:

— Лукас Траск — космический викинг!.. Добавить к этому нечего, — закончил он.

А почему бы и нет? Результаты набегов викингов на планеты Миров Меча вызывали его сожаление. Поскольку Грэм — их часть, а Траскон — на Грэме, и Траскон должен был стать домом ему и Элейн, где бы они жили и где бы рождались и умирали их дети и дети их детей. Теперь точечка, на которой все это покоилось, исчезла.

— То был другой Лукас Траск, Ровард. Он уже умер.

VI

Гроффис извинился за свой уход, сославшись на необходимость связаться с герцогом, затем вернулся и вновь извинился. Очевидно, герцог Энгус, едва узнав о том, что именно его оруженосец собирается ему сообщить, оставил все дела. Лишь когда Гроффис вышел из комнаты, Харкеман, до тех пор молчавший, сказал:

— Лорд Траск, это великолепное для меня дело. Неприятно быть капитаном без корабля, живущим от щедрот иностранцев. Однако мне не хотелось бы, чтобы вы когда-либо подумали, что я попытаю счастья за ваш счет.

— Об этом не беспокойтесь. Если подобная возможность предоставится, так только вам. Мне нужен космический капитан, ваше несчастье — моя удача.

Харкеман принялся набивать трубку и спросил:

— Вы когда-нибудь вообще покидали Грэм?

— Несколько лет тому назад для учебы в Камелотском университете на Экскалибуре. И только.

— Имеете ли вы представление о том, чему себя посвящаете? — Викинг прикурил от зажигалки и выпустил клуб дыма. — Вам известно, конечно, как велика Старая Федерация. Вы знакомы с цифрами, но можете ли вы представить, что за ними стоит? Знаю, что даже многим астронавтам они ничего не говорят. Мы многословно рассуждаем о степенях — от десятой до сотой, — но чувственно воспринимаем свой счет: “один, два, три, много”. Корабль в гиперпространстве за час полета покрывает расстояние, равное световому году. Отсюда до Экскалибура можно долететь за тридцать часов. Но можно дать радиосообщение о рождении сына, а пока сообщение получат, сын сам станет отцом. Старая Федерация, где вы собираетесь охотиться на Даннена, занимает объем в пространстве, равный двумстам миллиардам кубических световых лет. И вы охотитесь за одним кораблем и находящимся в нем одним человеком. Как вы собираетесь это осуществить, лорд Траск?

— Об этом я еще не думал, но знаю одно: я должен это сделать. В Старой Федерации есть планеты, на которые прилетают и с которых улетают викинги; таковы рейдово-торговые базы наподобие той, которую собирается создать Энгус на Таните. Рано или поздно, на одной из них, я что-нибудь узнаю о Даннене.

— Мы узнаем, где он был год назад, а к тому времени, когда туда доберемся, его уже не будет там полтора — два года. Мы промышляли в Старой Федерации больше трехсот лет, лорд Траск. Сейчас, насколько мне известно, действует по крайней мере двести кораблей викингов. Почему бы нам не отправиться прямо туда? Ну, отвечу так: из-за расстояния и времени полета. Видите ли, Даннен может умереть стариком — что необычно для космических викингов — до вашей встречи с ним. И самый юный член вашего экипажа может умереть от старости до того, как об этом узнает.

— Хорошо, тогда я буду за ним охотиться до конца дней своих. Ничто другое для меня значения не имеет.

— Думаю, так оно и произойдет. Но мне бы не хотелось быть с вами до вашей смерти. Мне нужен свой корабль, наподобие “Корисанда”, потерянного мной на Дюрандале. Когда-нибудь он у меня будет. Но до тех пор, пока вы останетесь владельцем корабля, я буду командовать им в ваших интересах. Обещаю.

Пожалуй, следовало отметить дело подобающим образом. Вызвав робота, Траск велел ему разлить вино, и они выпили за здоровье друг друга.

К моменту возвращения в свите герцога Ровард Гроффис вновь обрел свой апломб. Сам Энгус не подавал виду, что чем-то поражен, ни при каких обстоятельствах. Для других новость была почище землетрясения. В общем, все полагали, что побудительным мотивом такого поступка лорда Траска была трагическая потеря, выбившая его из колеи, в чем, по его мнению, действительно заключалась правда. Поначалу на него разозлился кузен Никколэй за отчуждение бароната от семьи. Но узнав, что герцог Энгус назначает его вице-бароном и в качестве резиденции выделяет ему Новый дом Трасков, он немедленно стал вести себя будто у смертного ложа богатой бабки. С другой стороны, финансовые и промышленные бароны Уордсхейвена, которых он знал лишь наглядно, закружились вокруг него, предлагая помочь и называя спасителем герцогства. Кредит герцога Энгуса, почти утраченный с потерей “Предприимчивости”, был прочно восстановлен, а с ним — и их кредит.

Прошло несколько совещаний, на которых бесконечно спорили юристы и банкиры, некоторые совещания Траск поначалу посещал, но потом абсолютно утратил к ним интерес, о чем открыто говорил каждому. Ему нужен был только корабль, и самый лучший, как можно скорее. Поэтому Траск прежде всего обратился к Алексу Горрэму, и тот немедленно возобновил работы на недостроенном корабле — однотипным с “Предприимчивостью”. Пока Лукас достаточно не окреп и не в состоянии был посещать судоверфь, он наблюдал с экрана за строительством сферического каркаса корабля габаритом в тысячу метров и совещался с инженерами и управляющими судоверфи по телесвязи. Почти за одну ночь его комнаты в герцогском дворце были превращены из больничных палат в офисы. Врачи, недавно еще побуждавшие его к проявлению интересов и действиям, стали предостерегать от опасности перенапряжения. Наконец, к их голосам присоединил свой голос и Харкеман.

— Не усердствуйте, Лукас. — Они отбросили формальности и называли друг друга по именам. — Корпус вашего корабля здорово пострадал от обстрела, гак пусть ремонтно-восстановительные работы идут своим чередом. Не стоит форсировать работу машины, пока она не отремонтирована. У нас масса времени. Мы не собираемся отправляться на охоту за Данненом. Поймать его сможем только путем перехвата. Чем дольше он будет менять свое местоположение в Старой Федерации, пока не узнает, что мы его преследуем, тем длиннее след оставит за собой. Однажды мы сможем разработать модель упреждения и получим шанс. Затем когда-то и где-то появится он из гиперпространства и обнаружит, что мы его поджидаем.

— Думаете, он отправился на Танит?

Харкеман встал с кресла и, походив несколько минут по комнате, вновь уселся.

— Нет. Это был план герцога Энгуса, а не его. Во всяком случае, он не мог бы создать базу на Таните. Вы же знаете, какой у него экипаж.

Проводилось широкое расследование, касающееся соучастников и сообщников преступления: герцог Энгус все еще надеялся впутать в дело о пиратстве Омфрэя Глэспитского. С Данненом ушли восемнадцать служащих горрэмской судоверфи, которых он подкупил. Среди них были технически одаренные личности, но большая часть состояла из агитаторов, смутьянов и некомпетентных рабочих. Даже в данной ситуации Алекс Горрэм меньше всего хотел бы их видеть. А в личной дружине наемников Даннена состояло около двух десятков бывших астронавтов, остальные же — разные бандиты от убийц-головорезов и воришек до бездельников — завсегдатаев баров. Сам Даннен — астрогатор, но не инженер.

— Эта банда не годится и для обычного набега, — заявил Харкеман. — Ни при каких обстоятельствах они не смогут создать базу на Таните. Если Даннен не совсем спятил, в чем я сомневаюсь, он отправился на обычную базовую планету викингов наподобие Хота, Нергала, Дагона или Сочитла, чтобы набрать офицеров, инженеров и опытных астронавтов.

— Когда он захватил корабль, на его борту были все эти машины, роботы и тому подобное, предназначавшиеся для Танита?

— Да, и это еще один довод в пользу того, что он должен был лететь на одну из планет вроде Хота, Нергала или Сочитла. На занятой викингами планете Старой Федерации вся эта начинка идет почти на вес золота.

— На что похож Танит?

— Почти полностью типа Терры, третье солнце класса “Г”. Очень напоминает Холтеклер или Фламберж. Это одна из последних планет, колонизованных до Большой Войны. Что произошло, точно никто не знал. По крайней мере, межзвездной войны не было, не осталось и шлаковых луж на месте бывших городов. Вероятно, выйдя из Федерации, они много воевали между собой. Гам и сям еще можно найти следы ущерба, нанесенного боевыми действиями. Затем они стали децивилизоваться и катиться от механического уровня к первобытному — использованию силы ветра, воды и животных. У них есть рабочий скот, напоминающий карабао1(Разновидность быков на Филиппинских островах (прим. перев.). на Терре, несколько парусных шлюпок, а на реках — большие каноэ и ладьи. Они знают порох, от чего, кажется, все люди отказываются в последнюю очередь. Я был там пять лет назад. В качестве места для базы Танит мне понравился. Одна луна, богатые никелевые руды, залежи, содержащие расщепляющиеся вещества. Потом я, как дурак, нанялся к элмерсянам на Дюрандале и потерял свой корабль. Когда я прибыл сюда, ваш герцог подумывал о Шипототеке. Я убедил его в том, что достичь своей цели с большим успехом он сможет на Таните.

— Ради этого Даннен мог бы полететь туда, думая, что обставляет герцога Энгуса. Ведь у него было все необходимое.

— И никого, кто бы использовал это оборудование. На месте Даннена я бы отправился на Нергам или Сочитл. И там, и там всегда есть сотни две викингов, проматывающих свою добычу и отдыхающих между рейдами. На любой из них он наберет полный экипаж. Предлагаю двинуться сначала на Сочитл. Могли бы собрать о нем новости, если ничего другого не удастся.

Хорошо, они попытаются достичь сначала Сочитла. Харкеман знал эту планету и был дружен с одним холтеклерским дворянином, который правил ею.

Работа на горрэмской судоверфи продолжалась. На постройку “Предприимчивости” ушел год, но теперь сталеплавильные заводы и заводы по производству двигателей закончили подготовительные работы по оснастке, так что материалы и оборудование поступали потоком.

Траск дал убедить себя в необходимости больше отдыхать, и набирался сил с каждым днем. Вскоре большую часть времени он стал проводить на судоверфи, наблюдая за тем, как устанавливали двигатели — подъемные и маршевые — фирмы “Эббот” для обычного космоса, гиперпривод, силовые преобразователи, псевдограв фирмы “Диллингэм” — все, что устанавливалось в центральной части шаровидного корабля. Далее монтировались жилые отсеки и мастерские, и все они покрывались защитными стальными плитами. Затем, сопровождаемый роями рабочих платформ и грузовыми лихтерами — оставшиеся работы легче было производить в космосе, — корабль вышел на орбиту, удаленную от планеты на тысячу миль. Одновременно заканчивался выпуск четырех пинасе, длиной в семьдесят метров, предназначенных для транспортировки на борту корабля. Каждая пинасса имела свой гипердвигатель и могла покрывать расстояния со скоростями самого корабля.

Отто Харкеман переживал, что у корабля все еще не было названия. Ему не нравилось говорить “он” или “корабль”, а в скором времени должны были появиться вещи, которым нужно было давать названия. “Элейн”, — сразу подумал Траск и почти сразу же отверг это название. Он не хотел, чтобы ее имя ассоциировалось с тем, что предстояло делать кораблю в Старой Федерации. “Месть”, “Мститель”, “Возмездие”, “Вендетта” — ни одно название ему не нравилось. Однако название “Немезида” подсказал комментатор службы новостей, напыщенно краснобайствовавший о богине мщения, которую против себя вооружил преступник Даннен.

Теперь Траск изучал свою новую профессию, состоявшую в межзвездных грабежах и убийствах, ранее вызывавших с его стороны яростные нападки. Горсточка соратников Отто Харкемана стала его учителями. Вэнн Ларч, офицер управления огнем, художник; Гуатт Керби, угрюмый пессимист, гиперастрогатор, пытавшийся выразить свою науку в музыке; Шарлл Реннер, астрогатор обычного космоса, и Элвин Карффард, старший помощник командира корабля, бывший с Харкеманом дольше всех. И сэр Пэйтрик Морленд, из здешних новобранцев, ранее командир эскорта графа Лайонела Ньюхейвенского, а теперь — командовавший пехотинцами и отвечающий за антигравитацию. Они проходили обучение и тренировались на фермах и в деревнях Траскона, и Лукас Траск обратил внимание на то, что “Немезида” могла взять на борт только пятьсот пехотинцев и воздушных бойцов, а готовили более тысячи.

Он поинтересовался у Роварда Гроффиса, что это значит.

— Все верно. Но не говорите об этом на стороне, — ответил оруженосец герцога. — Вы, сэр Пэйтрик и капитан Харкеман отберете пятьсот самых лучших из них. Остальных возьмет себе на службу герцог. На днях Омфрэй Глэспитский узнает, что такое рейд космических викингов. А герцог Энгус обложит налогом своих новых подданных, чтобы выкупить из заклада новый трасконский баронат. Как сказал какой-то писатель Доатомной эры, которого любил цитировать Харкеман: “За золото не всегда добудешь хороших солдат, но хорошие солдаты всегда добудут тебе золото”.

На корабле “Предприимчивость” был изображен меч Уорда и атом-символ; “Немезида” должна была бы нести знак Траскона, но изображение головы бизоноида, рыжевато-коричневого цвета на зеленом фоне, больше не принадлежало ему. Траск выбрал изображение черепа, пронзенного прямым мечом.

Оно и красовалось на корабле, когда Траск и Харкеман подняли его для совершения пробного полета.

* * *

Приземлившись вновь на горрэмских верфях через двести часов, они узнали, что в их отсутствие в Бигглерспорт с Морглея прибыл чартерный грузовоз с вестями об Эндрэе Даннене. Капитан корабля появился в Уордсхейвене, получив срочное приглашение герцога Энгуса, и ожидал Траска в герцогском дворце.

Их было двенадцать. Они сидели вокруг стола в личных апартаментах герцога. Капитан грузового корабля, небольшого роста аккуратный человек с седеющей бородой, то попыхивал сигаретой, то тянул из бокала бренди.

— Я стартовал с Морглея двести часов тому назад, — рассказывал он. — Пробыл там двенадцать дней по тамошнему времени, то есть триста часов по Галактическому стандарту, а на путь из Кертаны я потратил триста двадцать часов. Этот корабль, “Предприимчивость”, ушел в космос за несколько дней до нашего старта. Думаю, что на сегодня, с момента его вылета из Виндзора, что на Кертане, минуло двести часов.

В комнате воцарилась тишина. Легкий ветерок трепал занавески на открытых окнах; снизу, из сада, доносилось щебетание птичек.

— Никогда не ожидал такого, — промолвил Харкеман. — Мне казалось, что он сразу должен был бы вывести корабль за пределы Старой Федерации. — Он налил себе вина. — Конечно, Даннен — сумасшедший. У сумасшедшего иногда есть определенное преимущество, как у левши, дерущегося на ножах. Он совершает неожиданные поступки.

— Это не такой уж безумный шаг, — возразил Ровард Гроффис. — С Кертаной напрямую мы почти не торгуем. То, что мы узнали об этом, — случайность.

Бокал капитана грузового судна опустел наполовину. Из графина он наполнил его до краев.

— То был первый корабль с Грэма за последние годы, — согласился капитан. — И, конечно, привлек к себе внимание. Заметим и то, что он заменил изображение меча и символа атома на синий полумесяц. Все видели и неприязнь к нему со стороны других капитанов и местного начальства: он сманивал у них людей.

— Сколько и каких?

Седобородый пожал плечами:

— Я был слишком занят получением груза на Морглей, чтобы особенно интересоваться этим. Им набран почти полный состав экипажа космического корабля с офицерами и астронавтами всех категорий. И много инженеров и техников из промышленности.

— Значит, он собирается использовать свое оборудование для какой-нибудь базы, — заметил кто-то.

— Если Даннен убыл с Кертаны двести часов тому назад, то он все еще в гиперпространстве, — сказал Гуатт Керби. — С Кертаны до ближайшей планеты Старой Федерации — более двух тысяч часов.

— Далеко ли до Танита? — поинтересовался герцог Энгус. — Уверен, что именно туда он направляется. Даннен рассчитывает, что я не окончу строительство и оснащение корабля, подобного “Предприимчивости”, и не отправлю его, — поэтому стремится прибыть туда первым.

— Да, он — сумасшедший, и капитан Харкеман учитывает это, — продолжил разговор Ровард Гроффис. — Даннен всех нас ненавидит. Он ненавидит и вас, Ваша Светлость, вот. Он ненавидит лорда Лукаса и Сезара Карволла; конечно, он может думать, что убил того и другого. Он ненавидит капитана Харкемана. Следовательно, как бы он мог сразу обыграть нас всех? Захватив Танит.

— По вашим словам, он закупает продовольствие и боеприпасы?

— Точно так. Артиллерийские боеприпасы, корабельные ракеты и много ракет для сухопутной обороны.

— Каким образом он делает закупки? Обменивая машины?

— Да. Лотар Ффэйл установил, что много золота переведено Данненом из банков Глэспита и Дидрексбурга, — прозвучали слова Гроффиса. — Очевидно, при захвате корабля он взял на борт и золото.

— Хорошо, — подытожил Траск. — Мы не знаем точно ничего, но есть основания подумывать об экспедиции на Танит, что нам в большей степени по силам, чем полет на любую другую планету в Старой Федерации. Не берусь оценивать шансы на то, что найдем его там, но в данном случае их будет намного больше, чем искать его где-то в другом месте. Сначала летим туда.

VII

На внешнем обзорном экране, более трехсот часов остававшемся безучастно серым, происходило головоломное кружение разных цветов — неописуемая картина убывающего гиперпространственного поля. Никакое воображение не в силах воспроизвести эту картину. Траск заметил, что следит, затаив дыхание. Оказалось, и находящийся рядом Отто Харкеман тоже замер. Вероятно, к такому нельзя привыкнуть. Даже Гуатт Керби, астрогатор, сидя с трубкой в зубах, глядел во все глаза.

Затем мгновенно звезды, которых нигде не было, заполнили экран ярким светом великолепия, спроецированного на черный бархатный задник обычного космоса.

Ярче других желтым светом горела застывшая в их окружении Эртадо — солнце планеты Танит. Свет от нее доходил за десять часов.

— Очень славно, Гуатт, — вымолвил Харкеман, беря чашку кофе.

— Чертовски хорошо, превосходно, — высказался кто-то.

Керби разжигал потухшую трубку.

— Пожалуй, нужно будет сделать так. — Выражая недовольство, он крутил рукоять. Он был седоволос, носил неаккуратно подстриженные усы, и его ничто никогда не удовлетворяло. — Попытаюсь слегка приблизиться. Нужно три микропрыжка, и я отлично выйду на сближение. Теперь не мешайте.

Для снятия данных он стал нажимать на кнопки, фиксировать топорные винты и верньеры.

Какое-то мгновение Траск видел на экране лицо Эндрэя Даннена. Закрыв глаза, прогнал виденье, протянул руку за сигаретами — и вставил в рот сигарету не тем концом. Перевернув ее и схватив зажигалку, он заметил, что рука дрожала. На это обратил внимание и Отто Харкеман.

— Спокойно, Лукас, — прошептал он. — Сдерживайте свои оптимистические настроения. Мы только предполагаем, что он — здесь.

— Уверен, он — здесь. Должен быть.

Нет, так мог бы думать только сам Даннен. Здесь должен быть здравый расчет.

— Мы должны предположить, что он здесь. Если предположим, а его нет, разочаруемся. Если не предположим, а он окажется здесь, — беда.

Другие, вероятно, думали так же.

Сплошной яркий свет от красных лампочек на пульте свидетельствовал о полной готовности на боевых постах.

— Хорошо, — сказал Керби. — Прыжок.

И, повернув красную ручку вправо, злобно толкнул ее. Экран опять разноцветно забурлил, и опять темные и мощные силы, словно демоны в башне колдуна, прошли сквозь корабль.

Экран вновь стал безразлично серым — передающие устройства оказались направленными в некую безразмерную пустоту. Затем по экрану судорожно побежали цвета. И на этот раз появилась звезда Эртадо, снова в центре, напоминая диск размером с монету, а вокруг звезды искрились семь крохотных планет.

Танит — третья, обитаемая планета в обычной системе класса “Г”. С одной луной, едва заметной на телескопическом экране, пятьюстами милями в диаметре и удаленной от планеты на пятьдесят тысяч миль.

— Знаете ли, — произнес Керби, словно боясь поверить этому, — не так плохо. Думаю, мы можем сделать это еще за один микропрыжок.

Когда-нибудь, подумал Траск, и он сможет употребить слово “микро”, говоря о расстоянии в пятьдесят пять миллионов миль.

— Что вы об этом думаете? — спросил его Харкеман с таким почтением, словно надеялся получить указание знатока, а не ответ экзаменуемого ученика. — Куда нас доставит Гуатт?

— Как можно ближе, конечно. Останется, по крайней мере, световая секунда; если бы “Немезида” вышла из гиперпространства к телу размеров Танита на любом, более значительном расстоянии, то само ослабевшее поле вытолкнуло бы ее.

— Допустим, Даннен находился там по крайней мере девятьсот часов. К тому времени он мог установить на Луне станцию обнаружения и, быть может, ракетные пусковые установки. Как “Немезида”, так и “Предприимчивость” несет на борту четыре пинассы. Я бы на его месте по крайней мере две из них направил патрулировать на подступах к планете. Положим, что нас обнаружат сразу же по выходе из последнего прыжка, тогда они появятся вместе с луной прямо между нами и планетой. Если она занята, сможем уменьшить к ней путевую скорость.

— Многие капитаны стараются заходить на посадку со стороны, противоположной луне, — сказал Харкеман.

— А вы?

Гигант покачал взъерошенной головой.

— Нет. Если у них пусковые установки на луне, они могут ударить по нам вкруговую по орбите планеты, пользуясь данными, поступающими с ее обратной стороны, и нам было бы трудно им ответить. Так что вперед. Ты слышишь, Гуатт?

— Ага. Разумно. Вроде этого. А теперь отстаньте. Шарлл, взгляни сюда.

Астрогатор обычного космоса переговорил с ним, после чего обсуждение продолжалось с участием Элвина Карффарда, старпома. Наконец, Керби взялся за красную рукоять, повернул ее и сказал:

— Добро, прыжок. — Он нажал рукоять от себя. — Кажется, зашли слишком близко, нас отбросит на полмиллиона миль.

Экран вновь заволновался, а когда очистился, в центре его появилась третья планета. И почти такая же по размеру, чуть сдвинутая вверх вправо луна. Причем одна ее сторона освещалась солнцем, а другая — планетой. Керби зафиксировал красную рукоять, убрал с консоли табак, зажигалку и свои вещи, опустил крышку на приборную консоль и закрыл ее.

— Теперь твоя очередь, Шарлл, — обратился он к Реннеру.

— Восемь часов до атмосферы, — сказал Реннер. — Это если не придется долго возиться, расстреливая эту луну.

Вэнн Ларч рассматривал луну на экране с шестисоткратной разрешающей способностью.

— Не вижу, что тут расстреливать. Пятьсот миль, одна планетная бомба или четыре-пять термоядерных, — сообщил он.

“Разве это справедливо?” — с негодованием подумал Траск. Несколько минут назад Танит находился на удалении шести с половиной миллиардов миль. А секунды назад до него было пятьдесят с чем-то миллионов. Теперь же, когда осталось четверть миллиона и Танит кажется таким близким, что будто касается экрана, до него еще восемь часов. А ведь на гиперприводе за это время можно покрыть до сорока восьми триллионов миль.

Да, за то время современный человек сегодня успевает лишь пересечь комнату, как и во времена первых фараонов или даже первого Homo sapiens.

На телескопическом экране Танит смотрелся из космоса как любая планета типа Терры: затуманенные облаками контуры морей и континентов, серо-зелено-коричневая рябь, увенчанная на полюсе ледяной шапкой. Никаких ориентиров на поверхности выделить нельзя, включая даже главные горные цепи и реки, но, по-видимому, и Харкеман, и Шарлл Реннер, и Элвин Карффард, и другие бывалые члены экипажа их узнавали. Карффард переговаривался по телефону с Полом Кореффом, офицером связи и обнаружения, но тот не мог ничего засечь ни со стороны луны, ни со стороны планеты в поясе Ван Аллена.

В общем, они, видимо, просчитались. Похоже, Даннен вообще не летал на Танит.

Харкеман, умевший засыпать по своему желанию, одновременно бодрствуя благодаря шестому или энному чувству, откинулся в кресле и сомкнул глаза. Траску хотелось бы тоже обладать такой способностью. Пройдут часы, прежде чем что-то произойдет, и к тому моменту ему нужно составить полное представление обо всем. Лукас выпил еще кофе, выкурил одну за другой несколько сигарет, а потом встал и начал ходить по командному пункту, посматривая на экран.

Служба связи и обнаружения выдавала много текущей информации — по хозяйству Аллена по микрометеорной ситуации, температуре поверхности, силе гравитационного поля, радиолокационному и постороннему отражению. Он вернулся на место, сел, продолжая наблюдать за картинкой на экране. Казалось, что планета абсолютно не приближается, хотя ей следовало приближаться, поскольку они подходили к ней на скорости, превосходящей аварийную. Сидел и наблюдал за тем, что делалось на экране.

Траск проснулся как от толчка. Картинка на экране намного увеличилась. Очертание рек и тени от гор стали хорошо видимыми. В северном полушарии, очевидно, стояла ранняя осень, до конца шестнадцатой параллели расстилался снег, а коричневое пятно продвигалось сквозь зелень на юг.

Харкеман обедал. Стрелка уже отсчитала четыре часа.

— Хорошо вздремнули? — спросил он. — Вот, стали выбирать некоторые данные. Радио- и экранные сигналы. Немного, но есть. За пять лет, что я здесь не был, местные не могли бы многому научиться по этой части. Да и мы здесь пробыли недолго.

На децивилизованных планетах, посещаемых космическими викингами, местные жители очень быстро собирали крупицы и осколки технологий. За четыре месяца праздности и долгих разговоров при пребывании в гиперпространстве Траск услыхал много рассказов об этом. Но при уровне, на который скатился Танит, сделать прыжок и освоить за пять лет радио- и телесвязь было бы слишком.

— Из ваших никто здесь не остался?

Такое часто случалось: одни сходились с местными женщинами, у других портились отношения с членами экипажа, третьим начинала нравиться планета, и они хотели остаться. Благодаря тому, что они могли делать и чему могли научить, их всегда радушно принимали аборигены.

— Нет, этого не случилось, потому что мы здесь были недолго. Всего триста пятьдесят часов. Полученные нами данные имеют посторонний источник: помимо местных жителей, там есть еще кто-то.

Даннен. Траск снова посмотрел на пульт боевых мест: тот по-прежнему был залит однородным красным светом. Все в полной боеготовности. Он вызвал робота-официанта, выбрал пару блюд и приступил к еде. Сделав первый глоток, обратился к Элвину Карффарду:

— У Пола есть новости?

Карффард проверил. Небольшой эффект нарушения антигравитационного поля. До полной уверенности в этом еще далеко. Траск продолжал обед. Когда, окончив есть, он за кофе зажигал сигарету, вспыхнул красный свет, и из одного из громкоговорителей загремел голос:

— Обнаружение! Обнаружение с планеты! Радиолокатор и микролуч!

Карффард быстро заговорил по телефону, Харкеман снял другой рядом с собой и стал слушать.

— Идет из определенной точки, примерно двадцать-пятьдесят к северной параллели, — сказал он в сторону. — Может быть, с корабля, прячущегося за планету. На луне вообще ничего нет.

Им казалось, что все быстрее и быстрее они приближаются к планете. Но на самом деле не приближались — чтобы стать на орбиту, корабль тормозил, а уменьшающееся расстояние создавало иллюзию увеличения скорости.

Красные лампочки вспыхнули снова.

—  Обнаружен корабль! Сразу над атмосферой, идущий вокруг планеты с запада.

— “Предприимчивость”?

— Еще не знаю, — произнес Карффард и сразу же закричал. — Вот он, на экране! Эта вспышка, около тридцати градусов к северу, у самого края западной части.

И на борту того корабля тоже должны были орать громкоговорители: “Обнаружен корабль!” — и пульт боевых мест тоже залит красным светом. И Эндрэй Даннен за командирским пультом управления…

— Он нас вызывает, — раздался голос Пола Кореффа из переговорного устройства на пульте управления. — Стандартный импульсный код Мира Мечей. Запрос: “Что за корабль?” Сообщение: код своего экрана. Просьба: свяжитесь.

— Хорошо, — промолвил Харкеман. — Будем вежливы и свяжемся. Комбинация кода их экрана?

Голос Кореффа сообщил ее, и Харкеман кнопками набрал код. Расположенный перед ними экран связи мгновенно засветился. Траск плюхнулся в свое кресло подле Харкемана и сжал руками предплечья. Будет ли то сам Даннен, и как он изменится в лице, когда увидит, кто перед ним на его же экране?

Чтобы убедиться, что другой корабль вовсе не “Предприимчивость”, хватило мгновения. “Предприимчивость” была двойником “Немезиды”, и их командные пункты были абсолютно одинаковы. Этот командный пункт отличался от командного пункта Траска по компоновке и оснащению. “Предприимчивость” — новый корабль, а этот был старым, долгие годы находился в руках слабого капитана и неряшливой команды.

А смотревший на Траска с экрана человек не был ни Эндрэем Данненом, ни кем-либо из знакомых ему людей. Он был желтолиц, почти из-под глаза через всю щеку тянулся старый шрам; волосы на голове и в открытом вырезе рубашки были черными и курчавыми. Перед человеком стояла пепельница, от лежавшей в ней сигареты поднималось кольцо дыма, из богато украшенной, но помятой серебряной чашки шел пар. Человек весело улыбался.

— А! Наверное, вы — капитан Харкеман, командир “Предприимчивости”? Добро пожаловать на Танит. Кто тот джентльмен возле вас? Не герцог ли Уордхейвенский?