Онлайн чтение книги Звездный меч
11

Как Алистра ни старалась, она не добилась от Хедрона ничего больше. Хедрон быстро оправился от шока и панического бегства на поверхность — после того, как остался глубоко под землей один. Ему было стыдно собственного малодушия, и он задавался вопросом: сможет ли он когда-нибудь снова вернуться в подземный зал с движущимися путями и сетью тоннелей, расходящихся во все стороны света? И хотя он считал, что действовал поспешно и неумно, он все же не думал, что ему что-то угрожает. Хедрон был уверен: в положенный срок Элвин вернется. Почти уверен… Однако имевшиеся у него сомнения призывали соблюдать осторожность. И он решил: поменьше говорить и постараться представить все как очередную шутку.

К несчастью, он не смог скрыть свои чувства, внезапно встретив Алистру, подстерегавшую его возвращение наверх, и это разрушило план. Алистра заметила неподдельный страх в его глазах и мгновенно объяснила его тем, что Элвин — в опасности. Напрасно Хедрон пытался переубедить ее по дороге через парк: она все больше и больше сердилась. Сначала она хотела остаться у Гробницы и ждать возвращения Элвина, невзирая на его загадочное исчезновение. Однако Хедрону удалось убедить ее, что это пустая трата времени, и он с облегчением заметил, что она идет следом за ним в город. Существовала все же призрачная возможность, что Элвин может вернуться быстро, а Шут не хотел, чтобы кто-нибудь узнал секрет Гробницы Ярлана Зея.

К тому времени, когда они добрались до города, Хедрону стало совершенно ясно: его уклончивая тактика провалилась, и ситуация вышла из-под контроля. Впервые в жизни он был в растерянности и чувствовал, что не может справиться ни с одной из возникающих задач. Его первоначальный неосознанный страх сменялся более глубокой и сильной тревогой. До этого времени он почти не задумывался о последствиях своих действий. Только собственные интересы и слабая, но искренняя симпатия к Элвину были его основным мотивом. Хотя он ободрял Элвина и помогал ему, но не думал, что что-нибудь подобное может произойти.

Несмотря на разницу в годах и опыте, стремления и воля Элвина всегда главенствовали над его собственными. Сейчас уже было слишком поздно что-то менять. Хедрон чувствовал, что попал во власть событий и его неумолимо несет к развязке.

Алистра совершенно незаслуженно считала его злым гением Элвина и винила только его во всем происшедшем. Она не обвиняла его открыто, а была просто раздражена, и это раздражение изливалось на Хедрона. Ее радовало, что она могла досадить ему.

Дойдя до большой аллеи, окружавшей парк, они расстались в ледяном молчании. Хедрон смотрел, как фигура Алистры удалялась, пока совсем не исчезла вдалеке, и устало думал о том, какие планы зреют — у нее в голове.

Сейчас он был уверен в одном: город надолго забудет о том, что такое скука.

Алистра действовала быстро и умно. Она не стала связываться с Эристоном и Этанией. Родители Элвина были приятными, но незначительными людьми, к которым она испытывала некоторую привязанность, но не имела и капли уважения. Они бы только потратили массу времени на бесполезные споры, а потом поступили бы точно так же, как действовала сейчас Алистра.

Джесерак выслушал рассказ без видимых эмоций. Если он и был обеспокоен или удивлен, то очень хорошо скрывал это, и Алистра была несколько обескуражена. Ей казалось, что ничего более важного и из ряда вон выходящего до сих пор не случалось. Спокойное, деловое поведение Джесерака удивило ее. Когда она закончила говорить, Джесерак задал ей несколько вопросов, после чего прозрачно намекнул, что она может и ошибаться. Почему она решила, что Элвин действительно покинул город? Может быть, с ней сыграли шутку? То, что в этом был замешан Хедрон, делало это предположение более чем правдоподобным. Возможно, именно сейчас Элвин посмеивается над ней, прячась где-нибудь в Диаспаре.

Единственным положительным результатом этой встречи было обещание Джесерака постараться все выяснить и связаться с ней через день. А пока не стоит волноваться и лучше до поры до времени никому не рассказывать о происшествии. Не нужно поднимать тревогу и беспокоить людей, если все может выясниться через несколько часов.

У Джесерака были друзья в Совете. За свою долгую жизнь он и сам бывал членом Совета, и если не повезет — снова им станет. Он связался с тремя наиболее влиятельными коллегами и очень осторожно попытался вызвать у них интерес к происшедшему. Как наставник Элвина, он хорошо понимал двусмысленность своего положения и стремился обезопасить себя. В данный момент — чем меньше людей знают, что произошло, тем лучше.

Они сразу же договорились, что первым делом следует связаться с Хедроном и попросить объяснений. Но в этом превосходном плане был один недостаток: Хедрон предусмотрел их желание, и его нигде не удалось обнаружить.

* * *

В положении Элвина безусловно была некоторая двусмысленность, однако с ним вели себя настолько тактично, что ни разу не дали это почувствовать. Он мог свободно ходить по Эрли — маленькой деревушке, где правила Серанис (хотя слово “правила” — слишком сильное и не совсем точно отражает ее положение). Иногда Элвину казалось, что она все же диктатор (хотя и благожелательный), а в других случаях выяснялось, что у нее совсем нет никаких прав. Он так полностью и не понял социального устройства Лиса: либо потому что оно было слишком простым, либо наоборот — слишком сложным, и его хитросплетения ускользали от него. Единственное он знал точно: Лис разделяется на множество маленьких деревень, и Эрли — типичный их пример. Однако в каком-то смысле о типичности говорить не приходилось: Элвину объяснили, что каждая деревня стремится быть непохожей на соседние.

Несмотря на то, что Эрли была очень маленькой и в ней жило меньше тысячи человек, она была полна неожиданностей. Едва ли существовал хоть один аспект жизни, который бы не отличался от своего аналога в Диаспаре. Различия были даже в речи. Только дети здесь пользовались голосом для общения друг с другом. Взрослые крайне редко произносили что-нибудь вслух, и через некоторое время Элвин понял, что они делали это только из вежливости в его присутствии. Было довольно странно и грустно чувствовать, что попал в громадную сеть слов, которые нельзя услышать, но вскоре Элвин привык к этому. Можно было только удивляться, что устная речь вообще сохранилась: ведь необходимость в ней давно отпала. Много позже Элвин узнал, что люди Лиса очень любят петь и страстно увлекаются музыкой. Без этого стимула они, скорее всего, давно уже стали бы немыми.

Жители Лиса всегда были чем-то заняты. Однако проблемы, занимавшие их, были непонятны Элвину. В тех случаях, когда он понимал, что они делали, большая часть их работы казалась ему ненужной. Например, значительная часть пищи выращивалась, а несинтезировалась по образцам, созданным тысячелетия тому назад. Когда Элвин попросил объяснений, ему терпеливо пояснили, что жители Лиса любят наблюдать за тем, как все растет, проводить сложные генетические эксперименты и создавать новые более тонкие и изысканные ароматы и вкусовые качества. Эрли славилась своими фруктами, но когда Элвин попробовал специально для него отобранные образцы, они показались ему ничуть не лучше тех, что он получал в Диаспаре без всяких усилий.

Сначала он думал, что жители Лиса либо никогда не имели, либо потеряли власть над машинами, которые он воспринимал как неотъемлемую часть жизни Диаспара. Однако вскоре выяснил, что это не так. И знания, и сами приспособления в Лисе существовали, но пользовались ими только в редких случаях.

Удивительней всего была система сообщений, если только ее можно назвать таким словом. На короткие расстояния люди ходили пешком, что им, по всей видимости, нравилось. Если же они спешили или нужно было перевезти небольшие грузы, то использовали животных, созданных для этих целей. Животные для перевозки грузов были невысокие, с шестью ногами, очень послушные и сильные. Единственным их недостатком было почти полное отсутствие интеллекта. Быстроходные животные были совсем другой породы. Обычно они передвигались на четырех ногах, но на очень больших скоростях использовали только мощные задние ноги. Они пересекали Лис из конца в конец за несколько часов. Пассажиры располагались во вращающихся сиденьях, прикрепленных к спине животного. Ничто на свете не могло заставить Элвина рискнуть отправиться в поездку на спине животного, хотя среди молодежи это было довольно популярным развлечением. Действительно, прекрасные кони были аристократами животного мира и хорошо это понимали. У них был достаточно большой словарный запас, и Элвин часто слышал, как они обсуждали между собой прошлые и будущие истории и свои достижения в беге. Но когда он по-дружески пытался подойти к ним и поговорить, они притворялись, что не понимают его, а если он проявлял настойчивость, то принимали вид оскорбленного достоинства и удалялись.

Эти два вида животных вполне удовлетворяли каждодневные нужды и приносили своим владельцам столько радости и удовольствия, как ни одно механическое приспособление. Но когда требовалось перевезти очень большие грузы или необходима была громадная скорость — откуда ни возьмись появлялись машины, и ими пользовались без всяких колебаний.

Хотя жизнь животных в Лисе представляла собой целый новый для Элвина мир интересов и загадок, его все же больше всего манили два полюса человеческого сообщества: самые старые и самые молодые. И те, и другие вызывали у Элвина изумление и интересовали одинаково сильно. Самому старому жителю Эрли было чуть больше ста, а жить ему оставалось всего несколько лет. Элвин знал, что когда ему исполнится столько же, его тело совсем не изменится, а этот старик почти полностью исчерпал отпущенные ему физические силы, и надеяться больше было не на что: никакой компенсации в виде последующих жизней здесь не существовало. Волосы старика были совершенно белыми, а лицо представляло сплошную сеть глубоких морщин. Казалось, он проводил все время, сидя на солнце или медленно прогуливаясь по деревне, обмениваясь беззвучными приветствиями со всеми встречными. Насколько Элвин мог судить, старик был совершенно удовлетворен, ничего не просил от этой жизни и не был ничуть подавлен приближающимся ее концом.

Эта философия настолько отличалась от философии Диаспара, что находилась за пределами понимания Элвина. Зачем человеку принимать смерть, если она не является необходимой? Ведь существует выбор: жить тысячи лет, потом уйти в небытие на бесчисленные годы, а затем вновь начать новую жизнь в мире, который ты когда-то делил с другими. Он был полон решимости разгадать эту загадку, как только возникнет хоть малейшая возможность откровенно об этом поговорить. Ему было невероятно трудно поверить, что Лис сам сделал выбор, по собственной воле, зная о существовании другого выхода.

Часть ответа заключалась в детях, маленьких созданиях, таких же странных для него, как и животные Лиса. Элвин проводил с ними много времени, наблюдая, как они играют, и нередко принимая участие в играх в качестве равноправного партнера. Иногда ему казалось, что это вовсе и не люди: их логика, поступки, даже язык казались совершенно чужими. Он с недоверчивым изумлением смотрел на взрослых и задавался вопросом: неужели они произошли от этих невероятных существ, живущих в собственном неизведанном и непонятном мире?

Хотя они и приводили его в замешательство, в сердце Элвина рождалось чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Очень расстроившись или в крайнем отчаянии они начинали плакать (правда, это случалось довольно редко), и их крошечные несчастья казались Элвину более трагическими и глубокими, чем все ужасные поражения Человечества, связанные с потерей Галактической Империи. Ведь то было нечто слишком большое и отдаленное, а плач ребенка доходил до самого сердца и больно ранил его.

В Диаспаре Элвин встретился с любовью. Здесь же он узнал другое, не менее драгоценное чувство, без которого любовь никогда не достигала завершенности и оставалась неполной. Он узнал, что такое нежность.

Если Элвин изучал Лис, то и Лис изучал Элвина и был вполне удовлетворен результатом. Прошло три дня, как Элвин появился в Эрли, и Серанис наконец сказала, что если он хочет, то может отправиться дальше и посмотреть страну. Предложение он принял сразу же, но при одном условии: он ни за что не поедет верхом на этих животных — гордых призерах скачек.

— Могу тебя заверить, — ответила Серанис с редкой, несвойственной ей вспышкой юмора, — никто даже и помыслить не может, чтобы лишиться своих бесценных животных. Но случай исключительный, и я позаботилась о транспорте, в котором ты себя почувствуешь более привычно. Хилвар будет твоим провожатым, но ты можешь ехать, куда захочешь.

Элвин понимал, что это не совсем так. Он не сомневался: реши он вновь попасть на вершину небольшого холма, где впервые появился в Лисе, как тут же встретится с резкими возражениями. Однако теперь это его не беспокоило, поскольку он не спешил возвращаться в Диаспар. И вообще мало задумывался над этим после первого разговора с Серанис. Ведь жизнь здесь была так интересна и нова, так привлекательна, что он жил только настоящим.

Элвин оценил благородный жест Серанис, которая предложила своего сына в качестве провожатого, хотя Хилвара, без сомнения, тщательно проинструктировали, как себя вести, чтобы не причинить никому вреда. Элвину понадобилось определенное время, чтобы привыкнуть к Хилвару, по причине, объяснить которую было бы очень трудно, не ранив его чувства. Физическое совершенство было столь повсеместно в Диаспаре, что красота человека полностью обесценилась, и люди просто не замечали ее, как не замечали воздуха, которым дышали. В Лисе же все было по-другому. Самым мягким и приукрашивающим эпитетом для Хилвара было слово “невзрачный”. По стандартам Диаспара, Хилвар был просто уродлив, поэтому некоторое время Элвин намеренно избегал его. Даже если Хилвар и понял это, он ни разу не подал виду, и очень скоро присущая ему доброта и дружеское отношение сломали барьер между ними. Настало время, и Элвин так привык к широкой, немного кривой улыбке Хилвара, к его силе и мягкости, что уже не мог поверить в то, что когда-то считал его непривлекательным. И ни за что на свете не хотел бы, чтобы тот изменился.

Сразу же после рассвета они выехали из Эрли в небольшой машине, которую Хилвар называл “наземной”, и работавшей, очевидно, по тому же принципу, что и аппарат, доставивший Элвина в Лис. Она парила в воздухе в нескольких сантиметрах от поверхности, и хотя нигде не было и намека на направляющий рельс, однако Хилвар объяснил, что эти машины могут передвигаться только по определенным направлениям. Все основные места обитания людей были связаны между собой подобным образом, но в течение всего пребывания в Лисе Элвин не видел, чтобы кто-то еще пользовался наземными машинами.

Хилвар приложил много усилий, чтобы организовать это путешествие, и с не меньшим, чем Элвин, нетерпением ждал его. Он разработал маршрут, явно учитывая и свои личные интересы, так как его всепоглощающей страстью была естественная история, и он рассчитывал найти новые виды насекомых в сравнительно малонаселенных районах Лиса, которые они собирались посетить.

Он намеревался забраться так далеко на юг, насколько это возможно на этой машине, а остаток пути пройти пешком. Не совсем понимая, что скрывается за этим, Элвин не возражал.

В поездке их сопровождал Криф — самый эффектный из всех многочисленных любимцев Хилвара. Когда Криф отдыхал, шесть его прозрачных крыльев были плотно прижаты к телу, которое просвечивалось сквозь них, и походил на изукрашенный драгоценными камнями скипетр. Потревоженный, он взмывал в небо, переливаясь на солнце всеми цветами радуги и издавая слабое шуршание невидимыми крыльями. И хотя это громадное насекомое откликалось на зов и иногда могло выполнять несложные приказания, оно было почти лишено разума. Однако, несмотря на это, обладало весьма определенными личными качествами и ярко выраженной индивидуальностью. По непонятным причинам оно относилось к Элвину с подозрением, поэтому его периодические попытки завоевать расположение Крифа терпели неудачу.

Путешествие через Лис казалось Элвину похожим на несбыточную мечту. Беззвучно, словно призрак, машина скользила по равнинам и двигалась извилистыми путями по лесам, ни разу не отклонившись от невидимого курса. Ее скорость примерно в десять раз превышала скорость нормальной ходьбы, но в Лисе почти никто и никогда так быстро не передвигался.

Они проехали многие деревни, некоторые — намного больше Эрли, но почти все построенные по одному образцу. Элвин с интересом отметил незначительные, но довольно существенные различия в одежде и внешности в разных поселениях. Цивилизация Лиса вобрала в себя сотни различных культур, и каждая принесла что-то свое, особенное, ставшее достоянием всех. В машине находился большой запас одного из самых знаменитых продуктов Эрли — небольшого желтого персика, который все с благодарностью принимали, когда Хилвар решал расстаться с несколькими штуками. Хилвар часто останавливался, чтобы поговорить с друзьями и представить им Элвина, и тот не переставал удивляться простой и изысканной вежливости, с которой все переходили к устной речи, как только узнавали, кто он такой. Это было для них утомительно, и Элвин замечал, как они борются с искушением перейти на телепатический уровень общения, но ни разу не ощутил себя исключенным из общей беседы.

Самую длительную остановку они сделали в маленькой деревушке, почти полностью спрятанной среди золотой травы, которая была гораздо выше человеческого роста и колыхалась под легким ветерком и походила на живое и мыслящее существо. Идя через сплошное море травы, они часто вынуждены были останавливаться, так как дорогу затрудняли постоянные волны склоняющихся стеблей. И Элвину пришла в голову довольно глупая мысль: они не просто наклоняются, но стремятся в поклоне заглянуть ему в лицо, чтобы получше рассмотреть. Потом он ощутил, что это постоянное, непрекращающееся ни на минуту движение оказывает успокаивающее действие.

Вскоре Элвин догадался, почему они сделали здесь остановку. Среди небольшой толпы, собравшейся на улице деревни в ожидании их прибытия, находилась застенчивая темнокожая девушка, которую Хилвар представил как Найру. Они явно были очень рады встретиться, и Элвин позавидовал их бросающемуся в глаза счастью от этого короткого свидания. Хилвар разрывался между обязанностями гида и желанием находиться только в обществе Найры. Элвин скоро освободил его от этой повинности, отправившись на экскурсию в одиночестве. И хотя в этой маленькой деревушке почти нечего было осматривать, он отсутствовал достаточно долго.

Когда они снова тронулись в путь, Элвину хотелось задать Хилвару массу вопросов. Он не мог представить, какова любовь в обществе с телепатическими контактами, и после недолгого молчания обратился к этой теме. Хилвар начал объяснять без неудовольствия, скорее с желанием, хотя Элвин и подозревал, что ему пришлось прервать длинное и нежное прощание.

Оказалось, что в Лисе каждое любовное чувство начиналось с мысленных контактов, и могли пройти месяцы или даже годы, прежде чем любящая пара встречалась. Таким образом, как объяснил Хилвар, не существовало никаких ложных представлений, никакого обмана чувств с обеих сторон. Два человека не могут ничего утаить, у них нет секретов, потому что разум их открыт друг другу. А если один попытается что-то скрыть, то другой партнер мгновенно понимает, ощущает это.

Такую полную открытость и честность могут позволить себе зрелые и хорошо сбалансированные умы. Только полное отсутствие эгоизма и себялюбия способно было вызвать к жизни столь глубокое и богатое чувство. Элвин даже не подозревал о возможности существования чего-либо подобного. Ни один человек в Диаспаре никогда не испытывал подобной любви, да и не был на это способен.

Однако Хилвар уверил его: она действительно существует. Тогда Элвин стал настаивать, чтобы тот более подробно описал это чувство, но тут глаза Хилвара засветились мягким светом, и он погрузился в воспоминания. Действительно, есть вещи, которые нельзя объяснить: либо человек их знает, либо нет. Элвин с грустью подумал о том, что он никогда не сможет достигнуть такого взаимного понимания, а эти счастливые люди сумели сделать его основой своего существования.

Саванна закончилась внезапно, как будто существовала граница, за которой траве запрещалось расти. Когда машина выскочила из нее, взгляду предстала низкая, покрытая густым лесом гряда холмов. Хилвар объяснил, что это передовые посты неприступной линии обороны, защищающей Лис от пустыни. Настоящие горы лежали далеко отсюда, но для Элвина даже эти небольшие холмы были впечатляющим и наводящим благоговейный страх зрелищем.

Машина остановилась в небольшой, узкой, закрытой со всех сторон долине, наполненной теплом и светом заходящего солнца. Хилвар поднял на Элвина широко открытые простодушные глаза. Можно поклясться: в его взгляде не было и намека на подвох.

— Отсюда мы пойдем пешком, — бодро сказал он, начав разгружать снаряжение из машины, — дальше ехать нельзя.

Элвин посмотрел на окружающие горы, потом — на удобные сиденья машины, где они с таким комфортом путешествовали.

— А разве нет объездных дорог? — без особой надежды поинтересовался он.

— Конечно, есть, — ответил Хилвар, — только зачем они? Нам нужно двигаться не в обход, а подняться прямо на вершину. Это гораздо интереснее. Я задам машине автоматический режим, и она будет ожидать нас с той стороны, когда мы спустимся.

Решив не сдаваться без борьбы, Элвин сделал еще одну, последнюю попытку.

— Скоро стемнеет, — возразил он, — мы на за что не сможем проделать весь путь до захода солнца.

— Безусловно, — согласился Хилвар, разбирая снаряжение с невероятной скоростью. — Мы проведем ночь на вершине, а путешествие закончим утром.

Тут Элвин понял: его переиграли.

Груз, который они взвалили на плечи, выглядел очень внушительным, объемным, но на самом деле весил очень мало. Все было упаковано в гравитационно-поляризующие контейнеры, нейтрализующие вес, преодолевать приходилось только силу инерции. Пока Элвин двигался строго по прямой, он порой забывал, что несет груз: чтобы обращаться с контейнерами, большой практики не требовалось. Если человек пытался внезапно изменить направление или сделать резкое движение, его ноша вдруг оживала и проявляла невероятное упорство, вынуждавшее не отклоняться от первоначального пути. Свернуть с дороги можно было, только преодолев силу инерции.

Наконец Хилвар пристегнул последние ремни, и, удостоверившись, что все в порядке, они начали медленный подъем из долины вверх. Элвин с тоской смотрел, как машина сорвалась с места и исчезла из виду. Его интересовало сейчас только одно: сколько времени пройдет, прежде чем он сможет снова сесть и расслабиться на удобном сиденье?

Однако карабкаться вверх, когда заходящее солнце светит в затылок и согревает спину, наблюдая за новыми и необычными панорамами, открывающимися взгляду, было очень приятно. Они шли по еле заметной, время от времени исчезающей тропе, но Хилвар ни разу не потерял ее, хотя Элвин совершенно не мог уследить за ее извивами. Он спросил Хилвара, откуда здесь тропа, и тот объяснил, что ее протоптали небольшие животные, водящиеся в изобилии в лесистой части холмов. Одни из них жили в одиночку, другие — примитивными сообществами, отдаленно напоминающими человеческую цивилизацию. Некоторые сами научились пользоваться примитивными орудиями и огнем, других — обучили. Ни Элвин, ни Хилвар не представляли, что животные могут быть настроены враждебно, это просто не могло прийти в голову. И неудивительно: ведь прошло столько тысячелетий с тех пор, как кто-либо или что-либо бросало вызов главенству Человека.

Они поднимались уже около получаса, когда Элвин обратил внимание на слабый вибрирующий звук, наполнявший воздух. Определить источник было невозможно: казалось, звук исходит не из какого-то определенного места. Он не прекращался ни на минуту и постепенно становился все громче и громче, по мере того, как они продвигались вперед. Элвину хотелось спросить Хилвара об этом, однако нужно было беречь дыхание для других, более важных целей.

У Элвина было прекрасное здоровье. Ни разу в жизни он не болел. Однако физически комфортное существование, безусловно, важное и нужное в жизни, не подготовило его к выполнению той задачи, с которой он столкнулся сейчас. У него было совершенное тело, но он не обладал умениями и не был тренирован. Легкие шаги Хилвара, сила, безо всяких видимых усилий позволявшая ему преодолевать каждое препятствие и подъем, вызывала у Элвина зависть и решимость не отставать, пока он в силах переставлять ноги. Он прекрасно понимал, что Хилвар испытывает его, но это его не возмущало. Он с удовольствием принял правила этой дружеской игры, несмотря на то, что усталость медленно начинала сковывать ноги.

Когда они прошли две трети подъема, Хилвар пожалел Элвина, и они, прислонившись к обращенной на запад скале, отдыхали некоторое время, подставив тела лучам заходящего солнца. Здесь вибрирующий звук был очень сильным, и хотя Элвин уже спрашивал Хилвара, тот отказался отвечать: ведь если Элвин будет знать, что его ожидает в конце подъема, это испортит сюрприз.

Теперь они шли прямо на солнце, но, к счастью, оставшаяся часть подъема была на удивление ровной и легкой. Здесь, у самой вершины, деревья росли гораздо реже, как будто тоже устали бороться с земным притяжением. Последние несколько сотен ярдов они прошли по упругому ковру невысокой травы. Когда показалась вершина, Хилвар с новым приливом энергии бросился бежать вверх по склону, Элвин решил не обращать внимания на брошенный ему вызов, тем более, что выбора у него не было. Его вполне устраивало медленное продвижение вперед. Подойдя к Хилвару, он чуть не упал от изнеможения. Пока дыхание не восстановилось, он не был в состоянии оценить открывшуюся с высоты панораму и увидеть источник неумолкающего, громоподобного звука, наполнявшего воздух.

Они стояли на самой вершине. Склон сначала полого, а потом все круче и круче уходил вниз и вскоре превращался в почти отвесную скалу. Вдали он увидел широкую ленту реки, плавно извивающуюся по холму и падающую вниз с утесов на камни у самого подножия в полукилометре от вершины и исчезающую из вида в водяной дымке, Именно оттуда, из этой глубины, поднимался непрекращающийся, похожий на грохот барабана звук, наполнявший густым звучанием воздух и многократно отражающийся эхом.

Большая часть водопада сейчас уже находилась в тени, но солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь завесу гор, освещали водопад у самого подножия, и это придавало какой-то особенно волшебный оттенок всей грандиозной картине. Дрожа в закатных лучах, висела у них под ногами ускользающе прекрасная последняя радуга на Земле.

Хилвар взмахнул рукой, словно хотел охватить весь горизонт.

— Отсюда, — начал он, пытаясь перекричать шум водопада, — можно увидеть Лис из конца в конец.

Это действительно было так. На север, миля за милей, простиралась сплошная стена леса, в которой, правда изредка, встречались разрывы, иногда — обработанные поля, и виднелись нити сотни рек, Где-то далеко, спрятанная на этом громадном пространстве, находилась деревня Хилвара Эрли, однако найти ее было невозможно. Сначала Элвину показалось, что он различил озеро, мимо которого проходил, когда впервые появился в Лисе, но вскоре он решил, что это обман зрения, Дальше не север леса, поля и саванна сливались в одну зеленую дымку, которая изредка разрывалась холмами. Далеко, у самого горизонта, возвышались горы. Они словно обрамляли Лис, защищая его от пустыни, и воспринимались отсюда как гряда отдаленных облаков.

На западе и на востоке картина была несколько другой, а за спиной у них, на юге, горы, казалось, находились всего в нескольких милях. Элвин отчетливо видел их и понимал, что они значительно выше, чем та вершина, на которой они стояли. Их разделяло расстояние, гораздо большее, чем они только что покрыли. По каким-то едва уловимым признакам можно было сказать: там никто не живет, места эти пустынны и заброшены, словно человек никогда и не жил там в течение многих, многих лет.

— Когда-то эта часть Лиса тоже была заселена, — ответил Хилвар на невысказанный вопрос Элвина. — Я не знаю, почему ее покинули. Может быть, когда-нибудь люди снова появятся здесь. Сейчас же тут обитают только животные.

Действительно, нигде, сколько мог охватить взгляд, не было ни единого обработанного куска земли или рек, по руслу которых можно было судить о присутствии Человека. В одном лишь месте осталось указание на давнее присутствие людей: далеко отсюда, пробивая купол леса, возвышалась одинокая полуразвалившаяся башня, похожая на обломок громадного белого клыка. Больше — нигде и ничего. Повсюду простирались джунгли.

Солнце садилось за западными бастионами Лиса. У них захватило дух, когда на мгновенье далекие горы вспыхнули золотым пламенем. Через минуту на охраняемые ими земли спустилась ночь.

— Мы должны были подготовиться заранее, — сказал практичный, как всегда, Хилвар, начиная распаковывать снаряжение, — через пять минут будет совершенно темно и холодно.

На траве стали появляться какие-то странные предметы, и вскоре возникла небольшая тренога, из которой торчала вертикальная антенна с грушевидным образованием на верхнем конце. Хилвар ждал, пока груша достигла уровня его головы, а затем отдал мысленный приказ, который Элвин воспринять не мог. В то же мгновение лагерь озарился светом и темнота отступила. Груша не только освещала, но и обогревала. Элвин почувствовал легкие ласкающие волны тепла, пронизывающие все тело.

Неся в одной руке треногу, а в другой свой груз, Хилвар начал спускаться вниз. Элвин поспешил за ним, стараясь не выходить из освещенного пространства. Наконец Хилвар выбрал место для лагеря в небольшой впадине в полусотне метров ниже вершины и начал приводить в действие остальное оборудование.

Сначала появилась полусфера из какого-то плотного и почти невидимого материала, полностью закрывавшая их и защищавшая от холодного ветра, дувшего все сильнее и сильнее. Казалось, купол над их головами поддерживается при помощи небольшого прямоугольного ящика, который Хилвар поставил на землю и больше не обращал на него внимания, больше того — он даже свалил на него остальное свое хозяйство. Возможно, этот ящик также синтезировал удобные полупрозрачные кушетки, на одной из которых Элвин с удовольствием растянулся. Впервые за все время пребывания в Лисе он видел, как материализуется мебель. Раньше ему казалось, что все дома здесь переполнены вечно существующими предметами, которых гораздо лучше было бы держать подальше от людей и сохранять на Берегах Памяти.

Еда, которую Хилвар получил из еще одного своего приспособления, тоже была первой синтезированной пищей, которую Хилвар попробовал в Лисе. Последний раз он ел такую в Диаспаре. Через отверстие в куполе сильный поток воздуха постоянно всасывался внутрь полусферы — это и был исходный материал для преобразователя материи. Вообще-то Элвина гораздо больше устраивала чисто синтезированная пища. То, как приготавливалась натуральная еда, вызывало в нем ужас, казалось совершенно негигиеничным, просто вредным… А используя преобразователь материи, можно быть по крайней мере уверенным в том, что ты ешь!

Когда они сели ужинать, вокруг постепенно сгустилась темнота, и на небе появились звезды. За пределами освещенного круга Элвин различал движущиеся тени: это из леса к ним подкрадывались животные. Время от времени он различал горящие глаза, светящиеся в темноте и пристально рассматривающие их с большого расстояния, но самих животных разглядеть было нельзя: близко они не подходили.

Элвин испытывал полное спокойствие и удовлетворение. Они лежали и разговаривали о том, что видели, о тайне, занимавшей их обоих, и о том, чем и как отличаются их культуры. Хилвар был потрясен чудом вечных ячеек памяти, сделавших Диаспар неподвластным времени. Но на некоторые его вопросы ответить было очень сложно.

— Одного я не понимаю, — сказал Хилвар, — как создатели Диаспара могли все предусмотреть? Любую вероятность сбоев в работе ячеек памяти? Ты говорил, что вся информация о городе и людях, населяющих его, записана в виде матриц электрических зарядов внутри кристаллов. Хорошо, кристаллы живут вечно. А как насчет всех ячеек, связанных с ними? Неужели и в них никогда не происходит никаких сбоев?

— Я задавал Хедрону тот же вопрос, и он мне ответил, что на самом деле существует три варианта Берегов Памяти2(На самом деле — банк данных. (Прим. перев.). Если в одном из вариантов происходит сбой, то оставшиеся два автоматически производят коррекцию. Если один и тот же сбой происходит одновременно в двух вариантах, — только тогда может произойти какое-то длительное или постоянное изменение матриц. Однако такая возможность ничтожна.

— А как осуществляется связь между матрицей, хранящейся в ячейках памяти, и подлинной структурой города?

Но это уже было выше понимания Элвина. Он знал: ответ предполагает описание технологии, основанной на взаимодействии с самим пространством, но как можно воздействовать на атом, находящийся в жесткой структуре, параметры которой заданы где-то в другом месте и неизвестно кем, он объяснить не мог.

Повинуясь внезапному озарению, Элвин указал на невидимый купол, защищавший их от обступившей ночи.

— Скажи мне, как создается крыша у нас над головой при помощи ящика, на котором ты сейчас сидишь? — спросил Элвин. — Если ты ответишь, тогда и я объясню, как работают ячейки Памяти.

Хилвар рассмеялся.

— Сдаюсь. Нужно спросить одного из наших экспертов в области теории поля, если ты действительно хочешь это узнать. А я, конечно, не знаю.

Этот ответ заставил Элвина глубоко задуматься. Значит в Лисе были люди, которые понимали, как работают машины. В Диаспаре их уже не осталось.

Они долго разговаривали и спорили, пока Хилвар не сказал:

— Слушай, я устал. А ты? Разве ты не хочешь спать?

Элвин задумчиво растирал усталые ноги.

— Я бы с удовольствием, — признался он, — но не уверен, смогу ли. Ваша привычка спать кажется мне каким-то странным анахронизмом.

— Это не просто анахронизм, — улыбнулся Хилвар, — мне рассказывали, что когда-то это была жизненная необходимость, без которой ни один человек не мог существовать. И мы до сих пор любим спать по крайней мере раз в день, пусть по нескольку часов. За это время восстанавливает силы не только тело, но и мозг. Разве в Диаспаре никто никогда не спит?

— Только в крайне редких случаях, — ответил Элвин. — Джесерак, мой наставник, раз или два действительно спал. Но только после особенно утомительного и длительного умственного напряжения. Совершенное тело не нуждается в периодах покоя. Мы расстались с ним миллионы лет назад.

Произнося эти довольно хвастливые слова, он почувствовал, что его действия противоречат им. Вдруг на него накатилась такая усталость, какой он никогда не испытывал за всю жизнь. Казалось, она начинается в ногах, медленно поднимаясь по бедрам и постепенно охватывая все тело. В этом ощущении не было ничего неприятного, скорее наоборот. Хилвар, улыбаясь, с удовлетворением наблюдал за ним. У Элвина было еще достаточно сил, чтобы заметить эту улыбку и подумать, не испытывает ли Хилвар на нем свои телепатические способности? Но если даже это было и так, Элвин не имел ничего против.

Свет, исходивший из металлической груши, начал меркнуть над головой и превратился в слабое мерцание, но тепло продолжало струиться. В последней вспышке света полусонный мозг Элвина отметил очень странный факт, который ему нужно будет исследовать.

Хилвар снял с себя всю одежду, и впервые Элвин увидел, насколько далеко две ветви одной человеческой расы ушли друг от друга. Некоторые изменения являлись простым подчеркиванием или сглаживанием каких-то пропорций, другие же — такие, как внешние половые органы, наличие зубов, ногтей и волос в определенных местах тела, — были намного существеннее. Однако больше всего Элвина поразила маленькая странная впадинка, находящаяся внизу живота Хилвара.

Когда, несколько дней спустя, Элвин внезапно вспомнил о ней, то потребовалось очень долго объяснять ее назначение. Для того чтобы подробно объяснить назначение пупка, а также всего круга вопросов, связанных с ним, Хилвару пришлось нарисовать около десятка диаграмм и излить море слов. Но зато Элвин и Хилвар сделали громадный шаг вперед в понимании основ, на которых зиждилась их цивилизация.