Онлайн чтение книги Звездный меч
7

— Ты не спешил, — сказал Хедрон, — но я не сомневался: рано или поздно ты свяжешься со мной.

Эта уверенность раздражала Элвина. Ему совсем не хотелось, чтобы его поведение можно было так точно предсказывать. И он подумал: а не наблюдал ли Шут за всеми его бесплодными поисками и не следил ли за каждым его шагом?

— Я пытаюсь найти выход из города, — без всякого выражения сказал Элвин. — Выход должен быть. Я думаю, ты можешь мне помочь найти его.

Некоторое время Хедрон молчал. Сейчас еще было время повернуть назад с той дороги, которая открывалась перед ним и вела в будущее, которое он, при всех своих способностях к предвидению, не мог предсказать. Никто другой не колебался бы. Ни один человек в городе, даже обладая властью, не посмел бы потревожить древних призраков, которые были мертвы миллионы столетий. Возможно, опасности и не было; возможно, ничто не могло изменить постоянство Диаспара. Но если существовал хоть малейший риск появления странного или нового в их мире — сейчас был последний шанс (и единственный) предотвратить это.

Хедрона удовлетворял существующий порядок вещей. Действительно, время от времени он мог его нарушать, — но только чуть-чуть. Он был критиком, а не революционером. Единственное, чего ему хотелось — слегка зарябить поверхность абсолютно спокойного течения реки времени. Он внутренне сжимался от мысли о возможности хоть как-то изменить ее течение. Стремление ко всякого рода приключениям (кроме умозрительных) у него так же полностью отсутствовало, как и у всех остальных жителей Диаспара.

Однако где-то в глубине у него сохранилась почти угасшая искра любознательности — искра того чувства, которое когда-то было самым замечательным даром Человека. Поэтому он был готов рисковать.

Хедрон смотрел на Элвина и старался вспомнить свою собственную молодость и мечты почти пятьсот лет назад. Любое мгновение, любой эпизод из его прошлого, к какому бы он ни обратился, был так же ярок, как если бы произошел вчера. Словно бусины, нанизанные на одну нить, эта и все предыдущие жизни простирались перед ним, уводя его в необозримо далекие времена. Он мог увидеть и переосмыслить все, что хотел. Большинство прежних Хедронов стали для него теперь незнакомцами: основные черты, возможно, были такими же, однако приобретенный опыт навеки отделял его от них. При желании он мог бы очистить свой мозг от воспоминаний о своих предыдущих воплощениях; вновь войти в Пещеру Творения и заснуть до тех пор, пока Город снова не призовет его. Но это напоминало смерть, а к ней он не был еще готов. Его запрограммированный потенциал не закончился, и он хотел брать от жизни все, что та могла ему предложить. Как моллюск, медленно, клетку за клеткой наращивающий свою раковину, он ничем до поры до времени не отличался от своих сверстников. И только достигнув возраста, в котором пробуждается спящая до того память о предыдущих жизнях, он принял на себя роль, уготованную ему давным-давно. Иногда Хедрон чувствовал возмущение, что интеллект, наполнивший Диаспар такими безграничными возможностями, мог и сейчас, по прошествии столетий и тысячелетий, управлять им, как марионеткой. И теперь, возможно, наступил тот самый, единственный, случай взять реванш. Появился новый актер, который может опустить последний занавес в многоактной, слишком затянувшейся пьесе.

Сочувствие юноше, чье одиночество было неизмеримо больше его собственного; скука, вызванная веками повторений одного и того же; несколько злорадное ожидание удовольствия, — вот те мотивы, которые побудили Хедрона действовать.

— Может быть, я и смогу помочь, — сказал он Элвину, — а может, и нет. Мне не хотелось бы вызывать у тебя несбыточные надежды. Встретимся через полчаса на пересечении Радиуса 3 и Кольца 2. Даже если я и не смогу ничего сделать, то по крайней мере обещаю интересное путешествие.

Элвин пришел на свидание за десять минут до срока, хотя это и было на другом конце города. Он нетерпеливо ждал, наблюдая, как непрестанно движущиеся дороги проносят мимо него спокойных и удовлетворенных людей, направляющихся по своим малозначительным делам. Наконец, он увидел высокую фигуру Хедрона, которая появилась вдалеке. Через мгновение он впервые очутился физически в присутствии Шута. Это уже был не спроецированный образ. Когда они соединили руки в древнем приветствии, рука Хедрона оказалась вполне реальной.

Шут сел на край мраморной балюстрады и серьезно и внимательно посмотрел на Элвина.

— Интересно, — начал он, — знаешь ли ты, о чем просишь? Еще мне интересно, что ты будешь делать, когда получишь то, чего добиваешься? Неужели ты на самом деле думаешь, что сможешь покинуть город, даже если найдешь путь?

— Я в этом уверен, — ответил Элвин довольно храбро. Однако Хедрон мог почувствовать легкую неуверенность, сквозившую в голосе.

— Тогда разреши рассказать тебе кое о чем, чего ты можешь незнать. Видишь те башни? — Хедрон указал на башни-близнецы, Центральную и Совета, смотрящие друг на друга и разделенные каньоном в милю глубиной. — Предположим, я бы перебросил между этими башнями абсолютно твердую планку. Однако она была бы всего в двадцать сантиметров шириной. Ты бы мог по ней пройти?

Элвин некоторое время колебался.

— Не знаю, — ответил он. — Не думаю, чтобы мне захотелось попробовать.

— Уверен, что ты никогда бы не рискнул это сделать. У тебя бы закружилась голова, и ты упал бы прежде, чем прошел и десяток шагов. Но если бы эту самую планку положили на землю, ты прошел бы по ней без труда.

— И что же это доказывает?

— Вывод очень прост. В двух экспериментах, которые я описал, планка — абсолютно одинакова. Один из тех роботов на колесах, которых мы иногда видим, может проехать по ней запросто, даже если она будет соединять башни, как будто она находится на земле. Мы не можем, потому что боимся высоты. Может быть, это и глупо, иррационально, но этот страх слишком силен, чтобы его можно было преодолеть или отмахнуться от него. Этот страх — внутри нас, в нашей плоти и крови. Мы рождаемся с ним.

То же самое можно сказать и о страхе открытого пространства, страхе космоса. Покажи любому человеку в Диаспаре путь из города — дорогу, которая, возможно, сейчас лежит перед нами, — и он не сможет пойти по ней. Ему придется повернуть назад, точно так же, как ты повернешь назад, если начнешь переходить по планке расстояние между башнями.

— Но почему? — спросил Элвин. — Ведь, наверное, существовали времена…

— Знаю, знаю, — прервал Хедрон, — когда люди путешествовали по нашему миру и добирались до звезд. Но что-то изменило их и принесло страх, с которым каждый из нас рождается. Одному тебе кажется, что у тебя его нет. Ну что ж, посмотрим. Я поведу тебя в башню, где находится Зал Совета.

Это здание, одно из самых больших в городе, было почти полностью отдано машинам, которые в действительности и управляли городом. Почти на самом верху находился зал, где собирался Совет. Совет заседал редко — только когда нужно было обсудить важные вопросы.

Они как бы нырнули под своды широкого входа и шагнули в золотой полумрак. Элвин никогда раньше не бывал здесь. Правилами это не запрещалось — в Диаспаре вообще было мало запрещающих правил, — но как и у большинства граждан, у него был какой-то полурелигиозный страх перед этим местом. В мире, где не было богов, Зал Совета больше всего напоминал храм.

Хедрон без колебаний вел Элвина по коридорам и проходам, явно приспособленным для колесных механизмов, а не для передвижения людей. Некоторые из них зигзагообразно уходили вниз под такими острыми углами, что если бы не сила гравитации, сглаживающая наклон, человек не смог бы и шага ступить.

Наконец они подошли к закрытой двери, которая медленно открылась при их приближении и, пропустив, снова закрылась. Они оказались перед другой дверью. Подойдя к ней, они остановились. Хедрон даже не попытался открыть ее. После непродолжительной паузы тихий голос сказал: “Назовите свои имена”.

— Я Хедрон. Шут. Со мной Элвин.

— Зачем вы пришли?

— Из чистого любопытства.

К изумлению Элвина, дверь открылась сразу же. Из собственного опыта он знал, что если давать машине шутливый ответ, это всегда приводит к путанице, и нужно начинать все сначала. Машина, спрашивающая Элвина, очевидно, была очень умной и находилась наверху иерархической лестницы Главного Компьютера.

Больше на их пути не встретилось никаких преград, но Элвин был уверен, что они прошли через многие тесты, о которых даже не подозревали. Пройдя по короткому коридору, они вдруг оказались в громадном круглом помещении с опущенным полом. Тут он увидел такое, от чего мгновенно остолбенел: прямо перед ним находился весь Диаспар, а самые высокие здания города едва ли достигали его плеча.

Элвин был так захвачен этим зрелищем, отыскивая знакомые места и наблюдая за неожиданными видами, что прошло довольно много времени, прежде чем он обратил внимание на то, что находилось в этом помещении, помимо Диаспара в миниатюре. Стены были покрыты рисунками, состоящими из микроскопических черных и белых квадратиков, расположение которых было столь неупорядоченным, что когда он быстро водил глазами, казалось, будто они мелькают и вспыхивают, хотя на самом деле ничего не менялось. На одинаковом расстоянии друг от друга были расположены машины, управляемые вручную. Каждая имела дисплей и место для оператора.

Дав Элвину насмотреться, Хедрон спросил:

— Ты знаешь, что это?

“Я полагаю, это макет”, — подмывало ответить Элвина. Но этот ответ был до того очевиден, что скорее всего — неправилен. Поэтому он покачал головой, ожидая, что Хедрон ответит сам.

— Помнишь, — начал Шут, — я когда-то говорил тебе, как управляют городом, поддерживают порядок в нем, как на Берегах Памяти вечно сохраняются матрицы. Вот эти Берега — вокруг нас. Со всеми их неимоверными запасами информации, со всем тем, что и есть город сегодня. Каждый атом Диаспара как-то закодирован. Каким образом и какими силами — мы уже не знаем. А матрицы находятся в этих стенах.

Он повел рукой в направлении совершенной, воспроизведенной в мельчайших деталях копии Диаспара, которая лежала перед ним.

— Это не модель. Это всего-навсего спроецированный образ матрицы, хранящейся на Берегах Памяти, а следовательно, он идентичен городу. Существующие здесь машины могут по желанию человека увеличить любую из частей, отдельных деталей города до естественных размеров или еще больше, так, что можно будет изучать все в подробностях. К этому прибегают, если нужно провести какие-нибудь изменения дизайна или архитектурной планировки, хотя уже очень давно ничего подобного не делалось. Если хочешь узнать, на что похож Диаспар, — необходимо прийти сюда. Здесь можно узнать за несколько дней столько, сколько не удастся выяснить за целую жизнь, проведенную в непосредственных поисках.

— Невероятно, — произнес Элвин. — А сколько людей знают о том, что все это существует?

— О, достаточно. Однако людей это редко интересует. Совет собирается от случая к случаю. Никакие изменения не могут быть произведены в городе, если все члены Совета не соберутся. Но и этого недостаточно: необходимо, чтобы Центральный Компьютер одобрил предлагаемые изменения. Сомневаюсь, чтобы здесь собирались чаще, чем два или три раза в году.

Элвину хотелось знать, откуда у Хедрона такая информация, но он вспомнил, что самые изобретательные шутки должны были основываться на знании скрытых механизмов, управляющих городом, а это могло быть только результатом глубокого изучения. Скорее всего, это была одна из привилегий Шута: ходить, куда заблагорассудится, и видеть все, что захочется. Во всем Диаспаре не найти было лучшего проводника.

— То, что ты ищешь, может вообще не существовать, — сказал Хедрон, — но если оно существует, найти его можно только здесь. Давай я покажу, как управлять мониторами.

В течение часа Элвин сидел перед одним из экранов мониторов, учась пользоваться клавиатурой управления. По желанию, он мог выбрать любую точку в городе и изучать ее с любым увеличением. Улицы, башни, стены, движущиеся дороги проносились по экрану по мере того, как он менял координаты. Ощущение было такое, как будто он всевидящий бестелесный дух, для которого не существует никаких физических препятствий, без всяких усилий передвигающийся по Диаспару.

Но на самом деле он не исследовал Диаспар, а путешествовал по ячейкам памяти, изучая мысленный образ города — образ такой силы, благодаря которой Диаспар сохранился в неприкосновенности в течение миллиардов лет. Элвин мог наблюдать только ту часть города, которая не изменялась. Люди, ходившие по улицам, не были частью этого образа. Но это не имело никакого значения. Больше всего Элвина сейчас занимали произведения из металла и камня, чьим узником он был, а не те, кто являлись его добровольными сотоварищами по заключению.

Он поискал и вскоре нашел Башню Лоранн, и быстро проскочил по ее коридорам и проходам, которые он уже исследовал непосредственно. Каменная решетка увеличивалась в размерах у него на глазах, и он даже ощутил холодный ветер, непрестанно дующий сквозь нее, наверное, на протяжении почти половины истории человечества. Он подошел к решетке и выглянул, однако не увидел ничего. Элвин был так ошарашен, что на мгновение даже усомнился в собственной памяти: а может, то, что он видел пустыню, на самом деле было иллюзией?

Потом он понял, в чем дело. Пустыня не была частью Диаспара, поэтому в мире фантомов, который он исследовал, не существовало ее образа. За решеткой могло происходить что угодно, однако на экране монитора ничего не отражалось.

И все же он мог показать то, что ни один живущий в Диаспаре человек никогда не видел. Элвин переместил точку обзора за решетку, вынес ее в никуда — за пределы города, и проделал все необходимые манипуляции, изменив направление обзора. Теперь он смотрел назад, туда, откуда пришел. И вот перед ним простирался Диаспар — такой, каким выглядел со стороны.

Для компьютера, для ячеек памяти и для всех многочисленных механизмов — творцов этого образа — задача была простой и заключалась в создании перспективы. Они “знали” форму города, поэтому могли показать, как она должна выглядеть со стороны.

Несмотря на то, что Элвин знал, как он получил изображение, эффект был ошеломляющий: хоть не в действительности, а только мысленно, но Элвин покинул город! Казалось, он висит в пространстве в нескольких метрах от внешней стены Башни Лоранн. Какое-то мгновение он смотрел на ее гладкую серую поверхность, потом прикоснулся к клавишам и резко переместил точку обзора к самой земле.

Теперь, когда он знал все возможности этого чудесного инструмента, у него созрел четкий план действий. Отпала необходимость в течение месяцев и лет исследовать Диаспар изнутри: комнату за комнатой, коридор за коридором. С новой точки обзора он сможет осмотреть город снаружи и увидеть сразу же любые проходы, которые могут вывести в пустыню, а оттуда — в окружающий мир.

Чувство победы, почти достигнутой цели вызвало у него легкое головокружение и желание немедленно разделить с кем-нибудь радость. Но Хедрон ушел (а почему — было и так совершенно ясно).

Видимо, Элвин, единственный во всем Диаспаре, мог безболезненно смотреть на образы, проплывающие сейчас по экрану. Правда, Хедрон помогал ему в поисках, но даже Шут испытывал странный ужас перед Вселенной, которая пригвоздила человечество к такому крошечному мирку на все обозримые времена. Хедрон покинул Элвина, чтобы тот сам продолжал поиски.

Чувство одиночества, которое на непродолжительное время отступило, со всей силой снова навалилось на него. Однако времени для меланхолии не оставалось — слишком многое нужно было сделать. Он вернулся к действительности, повернулся к экрану монитора и настроил его так, чтобы изображение стены медленно перемещалось. Поиск начался.

* * *

На протяжении нескольких недель Элвин едва ли показывался в городе, однако только несколько человек заметили его отсутствие. Джесерак почувствовал некоторое облегчение, когда выяснил, что вместо того, чтобы шататься по границе города, его бывший ученик проводит все время в Здании Совета. Он решил, что там с ним не может случиться ничего плохого. Эристон и Этания несколько раз звонили ему, однако не смогли с ним связаться. Выяснив, что его нет, они вообще не стали делать никаких выводов. Но Алистра оказалась более настойчивой.

Ей самой было очень жаль, что она так увлечена Элвином, тем более что вокруг не было недостатка в удобных партнерах, а в их выборе Алистра никогда не испытывала никаких сложностей. Но по сравнению с Элвином все остальные мужчины выглядели полными ничтожествами, похожими друг на друга, совершенно безликими, как будто сделанными по одному шаблону.

Вполне возможно, что ее побудительные мотивы были не только эгоистичными и к сексуальному влечению примешивался еще и материнский инстинкт. И хотя о процессе рождения никто не помнил, склонность женщин оберегать и защищать сохранилась. Элвин мог казаться упрямым, самонадеянным, решительным, готовым идти собственным путем — все равно Алистра чувствовала его внутреннее одиночество.

Выяснив, что Элвин исчез, она сразу же поинтересовалась у Джесерака, что произошло. Джесерак, поколебавшись лишь мгновение, рассказал. Если Элвин не нуждается в компании, он сам скажет об этом. Его наставник никак не относился к их связи: не одобрял, но и не осуждал. В целом, Алистра ему скорее нравилась, и он надеялся, что та сможет повлиять на Элвина и таким образом теснее свяжет его с жизнью в Диаспаре.

То, что он проводит все свое время в Здании Совета, могло означать лишь одно: он занят какими-то исследованиями. Эти сведения несколько умерили подозрения по поводу возможных соперниц, которые могли появиться у Алистры. Однако не ревность была возбуждена у Алистры, а любопытство. Она иногда ругала себя, что бросила Элвина в Башне Лоранн, хотя и хорошо понимала: окажись она вновь в подобных обстоятельствах, то снова поступила бы так же. Алистра считала, что никогда не сможет понять Элвина, если не выяснит, чем он занимается.

Она решительно вошла в главный вход и была поражена, хотя и не напугана, тишиной, охватившей ее, едва она переступила порог. Справочные машины располагались в ряд у дальней стены, и она наугад выбрала одну из них.

Как только машина включилась, Алистра сказала:

— Я ищу Элвина. Он где-то здесь. Как его найти?

Даже прожив целую жизнь, человек не мог полностью привыкнуть к тому, что на простые вопросы машины мгновенно отвечают, им не нужно времени для обдумывания. Хотя и были люди, которые знали — или считали, что знают, что и почему происходит, с ученым видом рассуждали о “времени выборки информации” и о “пространствах памяти”, — однако от их объяснений результат не становился менее поразительным. На любой вопрос — чисто фактического характера в пределах неимоверно широкого круга доступной информации — следовал немедленный ответ. Только если ответ был сопряжен со сложными вычислениями, то наступала непродолжительная задержка.

— Он у мониторов, — последовал ответ, который не очень помог Алистре, так как она не знала, что это такое. Ни одна машина не давала по своей воле больше информации, чем ее спрашивали, поэтому искусству, как правильно формулировать и задавать вопросы, обучались довольно долго.

— Как туда попасть? — спросила Алистра. Она выяснит, что такое мониторы, когда доберется туда.

— Если у тебя нет разрешения Совета, ответить не могу.

Неожиданный, даже ошеломительный поворот. В Диаспаре было всего лишь несколько мест, куда нельзя ходить просто так. Алистра почти не сомневалась, что у Элвина не было разрешения Совета. А это означало только одно: ему помогали довольно высокие власти.

Диаспаром управлял Совет, но над ним находилась еще более могучая сила — невообразимо мощный интеллект Центрального Компьютера. О нем трудно было не думать, как о живой сущности, локализованной в каком-то одном месте, хотя на самом деле он представлял собой общую сумму всех существующих в Диаспаре машин. Даже если он не был живым в биологическом смысле слова, он безусловно обладал сознанием и самосознанием, как живой человек. Он должен знать, что Элвин делает, и одобрить — иначе он бы остановил его или переадресовал к Совету, как это сделала информационная машина с Алистрой.

Дольше здесь нечего было оставаться. Алистра понимала: любая попытка найти Элвина — даже если бы она точно знала, где он находится в этом громадном здании — обречена на провал. Двери не станут открываться, движущиеся дорожки, как только она ступит на них, понесут ее в обратную сторону, эскалаторы перестанут двигаться вверх, отказываясь поднимать с уровня на уровень. Если она станет настаивать, ее мягко вытолкают на улицу при помощи вежливого, но непреклонного робота или же будут водить кругами по Зданию Совета до тех пор, пока она сама не захочет уйти, так и не достигнув цели.

В плохом настроении Алистра вышла на улицу. Она была явно озадачена. У нее возникло ощущение, что во всей этой истории существует какая-то загадка, а ее собственные интересы и стремления казались от этого мелкими и тривиальными. Однако это совсем не означало, что для нее самой они стали менее значимыми. Она не имела ни малейшего представления, какой следующий шаг нужно предпринять. В одном Алистра была абсолютно уверена: Элвин — не единственный человек в Диаспаре, обладающий упорством и настойчивостью.