Онлайн чтение книги 17 потерянных 17 & Gone
8

Джеми тряс меня. Держал за плечи и звал по имени. Голос у него был хриплым, каким-то надтреснутым, так что, наверное, это продолжалось уже довольно долго. Он взял мое пальто – оно каким-то образом оказалось не на мне – и укрывал меня им, как одеялом. Моя кожа была гладкой от холодного пота под шерстяной тканью, грудь горела, пуговицы расстегнуты, рубашка нараспашку. Я быстро, как только смогла, застегнула ее и, высвободившись из хватки Джеми, поднялась на ноги.

Я стояла у подножия холма, покрытого снегом. Наверху не было велосипеда, и Люка Кастро тоже.

– Мы с тобой только что?.. – спросила я, показывая сначала на свой рот, а потом на его. Мои губы распухли от поцелуев и были влажными.

– Что? Нет! – Джеми стоял рядом и пытался помочь мне просунуть руки в рукава. – Ты впала в какое-то бредовое состояние. Побежала. Начала раздеваться, затем покатилась вниз по холму. Неужели не помнишь?

Я не знала, что хуже… сказать, что помню, или что не помню.

Меня спас яркий луч света, направленный мне в лицо. Он – бьющий в глаза – отвлек от воспоминаний Эбби о жарком и бесстыдном летнем дне.

Полицейский переводил фонарик с Джеми на меня.

– Это ваши машины стоят перед воротами? – спросил он, как выстрелил.

Джеми замешкался. А потом ответил:

– Да. Машина моя. Фургон ее.

Руки у меня были холодными; и я сосредоточилась на этом. И на ушах. Они тоже замерзли. Должно быть, когда я катилась с холма, то потеряла шапку, а также шарф. Насквозь промокшие ноги были все в снегу и ледяных комьях. В волосах тоже был лед; и в носу тоже.

– Это частное владение, – сказал полицейский, отведя взгляд, когда я поправляла пальто и отряхивалась. – Там на заборе повсюду висят запрещающие знаки.

Теперь, когда он оказался ближе и свет фонарика освещал довольно большое пространство вокруг, я попыталась разобрать его имя на бейджике, но не смогла. Мужчина казался большим темным пятном, на глаза падала тень от шляпы.

– Мы просто гуляли, – сказал Джеми, беря меня за локоть.

Но я поняла вот что: появилась возможность кое-что выяснить. Эбби не хотела бы, чтобы я упустила ее.

– Полицейский… – я подождала, пока он назовет свое имя.

– Хини, – ответил он далеко не сразу.

– Мистер Хини, мы оказались здесь по одной важной причине. – Я почувствовала, как заволновался и напрягся позади меня Джеми. – Хотели посмотреть, что здесь сейчас делается.

– Хм, – протянул руку полицейский. – Ваши удостоверения личности.

Он заставил нас достать бумажники, открыть их и показать права. У Джеми на фотографии был взгляд убийцы – словно он собирался подложить самодельную бомбу в здание Министерства транспорта. Я же казалась невыразимо печальной, что было странно – помню, в тот день я была без ума от счастья, что получила права.

Просмотрев наши документы и узнав, что нам обоим по семнадцать и оба мы здешние, полицейский сменил гнев на милость, но все же продолжал настаивать на том, чтобы мы покинули территорию лагеря. Он сказал, что запомнит нас и в следующий раз арестует, если мы опять нарушим границы чужих владений.

И повел нас к воротам, где стояли машины.

Я притормозила, чтобы идти рядом с ним, оставив Джеми впереди одного – фонарик светил ему в узкую спину, словно поторапливал.

– Мистер Хини, – сказала я. – Вы работали здесь летом, когда пропала девушка?

Поскольку свет фонарика падал на спину Джеми, а не на мое лицо, я могла разглядеть полицейского получше. Вот только его невозможно было описать и запомнить, как и многих людей среднего возраста – у них у всех опухшие небритые лица и одинаковые головы. Я не узнала бы его без формы. Он мог быть кем угодно.

Джеми замедлил шаг, прислушиваясь к нашему разговору, но я должна была задать свой вопрос во что бы то ни стало.

– Какая девушка? – тихо спросил полицейский.

Спросил так, будто речь могла идти о великом множестве девушек, великом множестве длинных жеребячьих ног и голов с развевающимися по ветру волосами, и я должна была устроить кастинг и выбрать одну из них – ту, которая понравится мне больше других. Он просто проверял меня. Он знал, о какой девушке я говорю.

– Которая жила здесь летом, – ответила я. А затем позволила ее имени впервые сорваться с губ. – Эбби Синклер. Я хочу сказать, Эбигейл Синклер. Исчезнувшая девушка.

Полицейский быстро вел нас к воротам. Когда мы проходили мимо флагштока – его провисшая веревка взметнулась вдруг вверх с порывом ветра, – я увидела, что Джеми обернулся и посмотрел на меня. В свете фонарика его лицо казалось мертвенно-белым. И на нем читалось частичное понимание того, что и зачем я вытворяю. Теперь он знал, почему я остановила фургон, знал: я сделала это намеренно и все от него скрыла.

Полицейский остановился, словно стараясь сообразить, как ответить на мой вопрос. И когда он заговорил, то его голос звучал строго и авторитетно, будто я не имела права называть никаких имен.

– Да, – сказал он. – Эбигейл Синклер. Почему вы о ней спрашиваете?

Мне не понравилось, как он произнес ее имя.

– Это, – я старалась избегать взгляда Джеми, – моя давняя подруга. Я слышала, она была здесь этим летом, а когда узнала, что с ней случилось, решила приехать сюда и попытаться…

Полицейский слегка подтолкнул меня, чтобы я ускорила шаг. Теперь мы шли мимо компостной кучи и подходили к воротам.

– Насколько я понимаю, – сказал он, – вы не там ищете.

Я задрожала под порывом холодного ветра. Ноги онемели, я посмотрела на них и удивилась тому, что на мне по-прежнему ботинки, а не шлепанцы Эбби, поскольку готова была поклясться, что голые пальцы моих ног утопают в снегу.

– Что вы хотите сказать? Почему «не там»?

– Девушка убежала. И ее семье известно об этом.

– Вы ошибаетесь. Никуда она не убегала.

– Откуда такая уверенность?

Да, я была уверена.

Мы добрались до забора, он придержал для меня калитку на уровне моей груди и, казалось, какую-то долю секунды не хотел выпускать меня из нее.

– Я знаю ее, – смущенно сказала я. – Знаю, что она не стала бы этого делать.

Тут вдруг, удивив меня, заговорил Джеми:

– Неужели никто ничего не видел? Куда она поехала? С кем? Известно ли хоть что-нибудь? – Он искоса посмотрел на меня, давая тем самым понять, что мы поговорим обо всем позже, но сейчас он будет мне подыгрывать.

– Вы осматривали местность вокруг лагеря? – добавила я. – Искали в лесу? А ее велосипед? Вы…

– Вот что я вам скажу: вы просто излишне любопытны, – ответил полицейский, глядя исключительно на Джеми. Но не на меня. Он упомянул пару деталей из объявления об исчезновении, и я запомнила, какие именно, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию позже.

Бабушка и дедушка Эбби – они были ее официальными опекунами – заявили, что она сбежала. Они сказали это и начальству в лагере, и полиции, потому ее и не начали искать сразу же.

Полицейский показал в направлении старой магистрали, которая теперь называлась Дорсетт-роуд. Свидетель – он не назвал его имени – видел, как Эбби свернула по этой дороге и словно сквозь землю провалилась. Он покачал головой, будто хотел сказать, что сделать что-либо было невозможно. Она поступила так, как поступила, по доброй воле.

Кроме того, читала я его мысли, ну кто она такая? Всего лишь семнадцатилетняя девчонка. А семнадцатилетние девчонки только и делают, что пропадают.

Полицейский закрыл калитку. Удостоверился, что мы сели в разные машины, и отбыл. Он ехал на автомобиле без надписи «Полиция» и без мигалки, и я задалась вопросом: а был ли он при исполнении, когда углядел наши с Джеми машины? Как только задние габаритные огни его автомобиля скрылись из виду, Джеми вышел из своей машины и направился к моему фургону.

– И что это было? – спросил он, садясь рядом со мной. Двигатель прогревался плохо, в фургоне было холодно, и он поднес руки к вентиляционному отверстию.

У меня опять появилась возможность рассказать ему обо всем. Здесь, тихой ночью, спустя несколько минут после того, как я побывала в теле Эбби, или же это она была в моем, и мы с ней катались по сосновым иголкам в объятиях парня, которого, по ее словам, она любила. Теперь Джеми знал о ее существовании, и я могла признаться в том, какую тесную связь я ощущаю с незнакомым мне в реальной жизни человеком.

Я могла сделать это. Но сказала лишь:

– Я видела объявление о ее пропаже. И захотела найти это место. Мне было… любопытно.

(Я не стала говорить, что объявление, сложенное во столько раз, во сколько только можно сложить листок бумаги, лежало у меня в рюкзаке под ногами. Я чувствовала присутствие Эбби среди деревьев, я чувствовала ее присутствие в воздухе. Чувствовала, как она дышит через обогреватель, и это дыхание проникало в меня. Она не хотела, чтобы я вводила Джеми в курс дела, а ее желания были гораздо важнее моих.)

– Значит, ты ее не знаешь, – сказал Джеми. – Значит, ты соврала.

– Она не убегала отсюда, – ответила я. – Она этого не делала. Она…

–  Как ты можешь это утверждать, Лорен?

Я смотрела на свои руки. В свете приборной доски вполне можно было разглядеть линии на ладонях, только вот на них не было ничего. Мои ладони были гладкими, словно у меня не было ни прошлого, ни будущего. Какое-то мгновение я гадала, чьи же это руки лежат на руле и чье тело покинуло только что территорию лагеря для девочек «Леди-оф-Пайнз» и село в мой фургон.

– Я ни в чем не уверена, – сказала я. – Просто у меня такое чувство.

И не смогла понять выражения его лица.

Я все это выясню, подумала я, но не стала произносить вслух. Она не оставит меня в покое, если я не сделаю этого.

Он пододвинулся ко мне. Я почувствовала его пальцы у себя на подбородке, губы на своих губах и, не успев сообразить, что делаю, резко отпрянула назад, так что между нами образовалось несколько спасительных дюймов. Я вытянула вперед руку и уперлась ей ему в грудь. Так что он не смог оказаться ближе ко мне.

На его лице отразилось смущение, а потом кое-что похуже, похожее на гнев. Никогда прежде я не отталкивала его от себя; и понятия не имею, почему сделала это сейчас.

– Кто тебе звонил? – пробормотала я наугад. Когда мы были в третьем домике и он отвечал на звонок, его разговоры совершенно меня не интересовали, но теперь что-то подсказало мне, что я должна поинтересоваться ими.

– Когда? – спросил он. И замер, наклонившись к сиденью, словно его подвесили в воздухе. Моя рука по-прежнему была вытянута, ладонь, на которой не было ни единой линии, упиралась ему в грудь, будто это я удерживала его в висячем положении. И это действительно было так.

Я смотрела, как он отодвигается от моей руки и откидывается назад. Казалось, то, что было между нами, сгнило и засохло прямо на глазах, превратилось в серую пыль. Меня, по идее, должен был бы обеспокоить такой ход дела. Всего несколько дней назад я бы воспротивилась этому, отыграла назад, извинилась. Но не сейчас.

– Кто тебе звонил? – повторила я. – Там, в домике.

– Да просто менеджер с работы. Сказал, какое у меня расписание на следующей неделе. – Теперь он основательно устроился на своем сиденье и даже не смотрел на меня.

– Правда? – спросила я. – Так кто это был?

– Менеджер. С работы, – повторил он. Джеми работал официантом в мексиканском ресторане «Куса Лупита» и действительно никогда не знал своего расписания на несколько дней вперед. – На следующей неделе я работаю во вторник вечером, в среду вечером и в субботу.

– О'кей, – кивнула я. – Хорошо.

Но что-то говорило мне, что верить ему не следует. Это что-то было иррациональным, необъяснимым, и раньше я не имела о нем никакого понятия. И вот я ощущаю это что-то, и оно имеет отношение ко всем и ко всему. Даже к парню, лишившему меня девственности, с которым я собиралась жить после окончания школы – а дальше мы не загадывали. Даже к Джеми. Даже к нему.

Джеми резко повернулся, его глаза заблестели. Словно я чиркнула спичкой и зажгла их.

–  Что происходит? – спросил он.

– Я действительно не знаю, – честно ответила я. Мой голос звучал холоднее некуда.

– Но что-то да происходит, – буркнул он. – С нами. Сначала мы направляемся в ресторан. Потом оказываемся в каком-то непонятном месте, где что-то там случилось с девушкой, о которой ты прежде никогда не рассказывала. Дерьмо, да и только.

Он не стал дожидаться ответа – моего согласия или возражения. А захлопнул дверцу фургона, сел в машину и уехал. Он свернул по Дорсетт-роуд налево, и габаритные огни его автомобиля быстро скрылись за деревьями, ветер унес звук мотора, а ночь – возможность все исправить. Я не только не знала, как это сделать, но даже не была уверена, а хочу ли.

Я сидела и ждала, что он вернется, и удивилась, когда этого не произошло. Мое удивление все уменьшалось и уменьшалось, пока не обернулось твердым черным куском угля со словами на нем: Я. Же. Тебе. Говорила.

Его не было рядом, когда он был мне нужен, а это значило, что он мне не нужен вовсе. Джеми оставил меня одну, и я была вольна сама решать, что делать дальше.

Хотя, по правде сказать, чувство одиночества я испытывала совсем недолго. Когда он уехал, на откидном месте позади меня появилась Эбби. Она, как оказалось, была свидетельницей этой сцены, но придерживала язык до тех пор, пока не удостоверилась, что мы с ней остались вдвоем.

И тут не узнанный мною голос безмолвно произнес:

– Хорошо, что ты избавилась от него.