Онлайн чтение книги Дочь есть дочь A Daughter's a Daughter
Книга третья

Глава 1

Эдит двигалась по кухне медленными, скованными шагами. В последнее время ее все чаще донимали, как она выражалась, «ревматизмы», что отнюдь не улучшало ее характер. Тем не менее она продолжала упорно отказываться от посторонней помощи в работе по дому.

Лишь одной женщине, которую Эдит презрительно называла «эта миссис Хоппер», разрешалось раз в неделю приходить и кое-что делать под бдительным оком Эдит, остальных же она отвергала с решимостью, не предвещавшей ничего хорошего дерзкой, осмелившейся вторгнуться в священные пределы владений Эдит.

– Я со своими делами и сама управлюсь, – твердила она. И продолжала единолично хозяйничать с мученическим видом и все более кислой миной. Вдобавок у нее появилась привычка целыми днями бормотать что-то себе под нос.

Так было и сегодня.

– Заказывать молоко к ленчу – надо же придумать такое! Молоко следует приносить к завтраку – самое для него время. И кто приносит-то? Молодые наглецы в белых халатах, ходят и свистят на ходу. Похожи на врачей-недоучек…

Звук отпираемого замка прервал этот нескончаемый поток.

– Ну, сейчас начнется, – пробормотала Эдит и быстро ополоснула миску под струей воды.

Голос Энн позвал:

– Эдит!

Она тщательно обтерла руки бумажным полотенцем.

– Эдит! Эдит!

– Иду, иду, мэм.

– Эдит!

Эдит подняла брови, опустила углы рта и вышла из кухни в коридор, а оттуда в гостиную, где миссис Прентис разбирала счета и письма.

Заслышав ее шаги, Энн обернулась.

– Ты звонила дейм Лоре?

– А как же.

– Ты сказала ей, что она нужна мне срочно, что мне необходимо ее увидеть? Она обещала прийти?

– Обещала тут же приехать.

– А почему же ее нет? – сердито спросила Энн.

– Да ведь я звонила только двадцать минут назад. Сразу, как вы ушли.

– А мне кажется, что прошел целый час. Чего ж она не едет?

Эдит перешла на успокаивающий тон:

– Мало ли что может случиться в дороге. А волноваться вам ни к чему.

– Ты сказала, что я нездорова?

– Сказала, что на вас, как всегда, нашло.

– Что ты имеешь в виду? Нашло! – Энн рассердилась не на шутку. – Все мои нервы – напряжены до предела!

– Это точно.

Энн бросила на свою верную служительницу гневный взгляд. И беспокойно зашагала от камина к окну и обратно. А Эдит смотрела на нее – и большие, неуклюжие, костлявые, загрубелые от работы руки тоже сновали туда-сюда по фартуку.

– Ну ни минуты покоя! – пожаловалась Энн. – В эту ночь глаз не сомкнула. Чувствую себя ужасно, ужасно! – Она села на стул и прижала ладони к вискам. – Не знаю, что со мной происходит.

– Зато я знаю, – сказала Эдит. – Слишком много гуляете. Не по возрасту вам уже.

– Эдит! – прикрикнула Энн. – Ты невыносима. И с каждым днем становишься все хуже. Ты у меня очень давно, я ценю твою преданность, но если так будет продолжаться, придется тебе уйти.

Эдит подняла глаза к потолку, лицо ее приняло обычное мученическое выражение.

– Никуда я не уйду, – сообщила она, – И не надейтесь.

– Уйдешь, если я захочу!

– Если захотите, значит, вы глупее, чем я думала.

Я-то устроюсь – и моргнуть не успеете. Все эти агентства по найму домашних работниц бегать за мной будут. А вот как вы без меня обойдетесь? Приходящая домработница – Что она есть, что ее нету! Или какая иностранка. Станет вам все на растительном масле жарить, желудок портить, да и квартира гарью пропахнет. А уж по телефону эти иностранки говорить вовсе не умеют, имена все перепутают, ничего толком не скажут. А не то явится к вам такая чистюля, глядеть на нее – глаз радуется, но в один прекрасный день приходите домой, а меха ваши и драгоценности – тю-тю, пропали. Только вчера слышала – в суде напротив разбирали такое дело. Нет уж, вам надо, чтоб все было честь по чести, как у нас заведено. Чтоб я варила вам хорошие обеды и не била красивую посуду, как нонешние молодые вертихвостки. А главное – я знаю, что вам нужно. Без меня вам не обойтись, это я точно знаю и никуда не уйду. Порой, ясное дело, и мое терпение лопается, но каждый обязан нести свой крест. Так в Священном Писании сказано, а мой крест – вы, я же честная христианка.

Энн, закрыв глаза, со стоном раскачивалась из стороны в сторону.

– О, моя голова, моя голова…

Суровость Эдит как рукой сняло, глаза засветились нежностью.

– Ну вот! Давайте я сделаю вам чашечку хорошего крепкого чая.

– Не хочу чашечку хорошего крепкого чая, – капризно заявила Энн. Ненавижу эти твои чашечки чаю!

– Как вам угодно. – Эдит вздохнула, снова возвела глаза к потолку и вышла из комнаты.

Энн вынула из коробки сигарету, закурила, несколько раз затянулась, а затем раздавила ее в пепельнице. Поднявшись, она снова заходила по комнате.

Через одну-две минуты она подошла к телефону и набрала номер.

– Алло! Алло! Попросите, пожалуйста, леди Ландском.

– Ах, это вы, дорогая Марсия? – Она заговорила с деланной веселостью. Как вы поживаете?.. Да ничего особенного. Просто захотелось вам позвонить… Даже не знаю, дорогая, я чувствую себя премерзко, знаете, как это бывает. Не хотите завтра встретиться за ленчем?.. А, понимаю… В четверг вечером? Да, я совершенно свободна.

Будет очень приятно. Я приглашу Ли или еще кого-нибудь, и мы хорошо посидим. Замечательно… Я вам перезвоню утром.

Стоило ей положить трубку, как минутное оживление слетело с нее. Она опять принялась мерять шагами комнату, но, услышав дверной звонок, замерла в ожидании.

И услышала, как Эдит сказала: «Ждет вас в гостиной», – и Лора Уитстейбл вошла, – высокая, суровая, внушающая страх, но и надежду – как утес посреди бушующего моря.

Энн кинулась ей навстречу, сбивчиво и все более истерично выкрикивая:

– Ах, Лора! Лора! Я рада… Рада тебя видеть! Лора!

Лора удивленно подняла брови и внимательно посмотрела на Энн. Затем положила руки ей на плечи и заставила сесть на кушетку, а сама села рядом, приговаривая привычное:

– Ну, ну, что случилось?

Энн затараторила все тем же истерическим тоном:

– Как хорошо, что ты пришла. Я думала, что сойду с ума.

– Глупости! – отрубила дейм Лора. – В чем дело?

– Да ни в чем. Решительно ни в чем. Но я вся на нервах. И это меня пугает. Ни минуты не сижу спокойно.

Сама не знаю, что со мной происходит.

– Гм. – Лора окинула ее внимательным профессиональным взглядом. Выглядишь не блестяще.

Вид подруги ее и в самом деле огорчил. Даже толстый. слой макияжа не мог скрыть того, что Энн осунулась. И выглядела гораздо старше, чем в их прошлую встречу, несколько месяцев тому назад.

– Я совершенно здорова, – с раздражением объяснила Энн. – И тем не менее что-то со мной происходит. Сплю я только со снотворным. Чуть что, раздражаюсь и все время в плохом настроении.

– А с врачами советовалась?

– Да что в них толку?! Рекомендуют принимать бром и не переутомляться.

– Прекрасный совет.

– Да, но и абсурдный. Ты же знаешь, Лора, я никогда не жаловалась на нервы. Даже не знала, что они у меня есть.

Лора Уитстейбл замолчала, вспоминая Энн Прентис трехлетней давности. Милую, спокойную, уравновешенную, жизнерадостную. И от души пожалела, что той ее подруги больше нет.

Но вслух произнесла:

– Легко говорить, что ты никогда не была нервной.

Представь себе человека со сломанной ногой, который твердит, что она у него всю жизнь была целая.

– Но с чего бы мне вдруг стать нервной?

Лора Уитстейбл задумалась.

– Полагаю, твой доктор прав, – сказала она наконец. – Ты переутомляешься.

Энн возмутилась.

– Но не могу же я целый день сидеть дома и скучать.

– Можно сидеть дома, но не скучать, – заметила дейм Лора.

– Нет! – Руки Энн тряслись. – Сидеть дома ничего не делая не по мне.

– Почему же это? – Вопрос бесстрастный и безжалостный, как скальпель.

– Не знаю. – Руки уже ходили ходуном. – Я не могу быть одна. Не могу… – Она бросила на Лору взгляд, полный отчаяния. – Ты сочтешь меня сумасшедшей, если я скажу, что боюсь одиночества?

– Это самое разумное из всего, что ты говорила, – немедленно ответила Лора.

– Самое разумное? – переспросила Энн.

– Да, потому что это правда.

– Правда? А что ты называешь правдой?

– То, без чего мы не можем обойтись.

– Ах, тебе этого, конечно, не понять. Ты ведь никогда не боялась одиночества?

– Нет.

– Значит, ты меня не поймешь.

– Постараюсь понять. Почему ты попросила меня приехать, дорогая? спросила Лора непривычно мягко.

– Мне надо было с кем-нибудь поговорить… Надо!..

И я подумала, что, быть может, ты сумеешь мне помочь.

Энн с надеждой взглянула на приятельницу.

Лора, кивнув, глубоко вздохнула.

– Понимаю. Ты хочешь, чтобы я тебя заговорила.

– Сделай что-нибудь, Лора! Проведи сеанс самоанализа или гипноза, да чего хочешь!

– Фокус-покус в современном виде? – Лора решительно покачала головой. – Вынуть тебе на радость кроликов из шляпы? Это сможешь только ты сама. Но для начала выясни, что там на самом деле в этой шляпе.

– Что ты имеешь в виду?

Лора помедлила. Затем проговорила:

– Ведь ты, Энн, несчастлива?

Это был скорее не вопрос, а утверждение.

Энн ответила быстро, даже чересчур быстро:

– Что ты, что ты, я счастлива! В какой-то мере, во всяком случае. Жизнь веду нескучную.

– Ты, несчастлива, Энн, – безжалостно повторила Лора.

Энн передернула плечами и развела руками:

– А кто счастлив?

– Масса людей, слава Богу, – усмехнулась Лора. – А почему несчастлива ты?

– Не знаю.

– Ничто не поможет тебе, кроме правды, Энн. Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос.

Ненадолго задумавшись, Энн, словно собрав все свое мужество, выпалила:

– Если говорить честно, то причина скорее всего в том, что я старею. Лет мне уже немало, красивее я не становлюсь, а впереди ничего хорошего.

– Ну как так – ничего хорошего? На здоровье тебе грех жаловаться, головка у тебя работает, а в жизни столько интересного, на что у людей хватает времени только в твоем возрасте. Мы уже однажды толковали об этом. Книги, цветы, музыка, картины, люди, солнечное сияние – все то, что, переплетаясь, образует сложный узор, именуемый жизнью.

После минутного молчания Энн возразила, и довольно резко:

– Главное все же – вопрос секса. Если мужчины перестают обращать внимание на женщину, все остальное теряет для нее свою привлекательность.

– Возможно, это и верно в применении к некоторым женщинам. Но не к тебе, Энн. Ты видела или читала «Незабываемый час»?[21]«Незабываемый час» драма шотландского писателя Вильяма Шарпа (1855 – 1905). Под псевдонимом Фиона Маклеод издал также серию кельтских сказаний и лирических стихов. Помнишь фразу оттуда: «Бывает час, способный озарить всю жизнь человека, но как его угадать?» А ты ведь однажды чуть не угадала?

Лицо Энн смягчилось, она словно помолодела.

– Да, – пробормотала она. – Был такой час. У нас с Ричардом. С ним у меня была бы счастливая старость.

– Знаю, – сказала Лора с глубоким сочувствием.

– А сейчас, – продолжала Энн, – я даже не могу сожалеть о том, что потеряла Ричарда. Ты же знаешь, я видела его, примерно год назад, и ничего не почувствовала, вообще ничего. Это было так непонятно и так горько! Все прошло. Мы больше ничего друг для друга не значим. Он показался мне ничем не примечательным мужчиной среднего возраста, немного напыщенным, довольно скучным и даже глуповатым рядом со своей новой женой, смазливой молоденькой кривлякой. Вполне порядочный человек, но абсолютно без изюминки. И все же, все же, если бы мы поженились, мы бы, думаю, были счастливы. Даже наверняка.

– Да, – задумчиво протянула Лора, – я того же мнения.

– Счастье было так близко, – голос Энн задрожал от жалости к себе, – и все же я его упустила.

– Упустила?

Энн словно не слышала вопроса.

– Я отказалась от него – ради Сэры.

– Вот именно. И никак не можешь ей этого простить?

Энн встрепенулась, как бы пробудившись ото сна.

– Что, что?

Лора Уитстейбл презрительно фыркнула.

– Жертвы! Кровавые жертвы! Ну подумай сама, Энн, что такое жертва. Это ведь не только тот героический момент, когда ты, охваченная великодушием, готова отдать свою жизнь. Такое жертвоприношение, когда ты подставляешь свою грудь под нож, – наиболее легкое, ибо свершается в момент экстаза, который сильнее тебя, и на этом испытание кончается. Но большинство жертвоприношений продолжаются потом, ты вынуждена с ними мириться изо дня в день, а это куда труднее. Тут нужно великодушие. У тебя, Энн, его не хватило.

Энн даже покраснела от возмущения.

– Я пожертвовала всей моей жизнью, всем моим счастьем ради Сэры, а ты считаешь, что этого недостаточно.

– Я этого не говорила.

– По-твоему, во всем виновата я одна! – сердилась Энн.

– Половина неурядиц в жизни проистекает из того, что человек считает себя лучше и благороднее, чем он есть на самом деле, – серьезно произнесла Лора.

Но Энн, охваченная негодованием, не слышала ее слов.

– Сэра как две капли воды похожа на всех современных девиц, занятых исключительно собой. Больше ни о ком они думать не способны. Знаешь ли ты, что, когда год назад Ричард позвонил, она даже не могла вспомнить, кто он такой. Его имя ничего ей не сказало, ничегошеньки.

Лора Уитстейбл серьезно кивала головой, словно врач, удостоверившийся, что не ошибся в диагнозе.

– Понимаю… – говорила она. – Понимаю…

– Что я могла сделать? – продолжала Энн. – Они непрестанно ссорились. Это сводило меня с ума. Не положи я этому конец, в доме не было бы ни минуты покоя.

– На твоем месте, Энн, – неожиданно решительным тоном сказала Лора, я бы уяснила для себя самой, отказалась ли ты от Ричарда Колдфилда ради Сэры или ради собственного покоя.

Энн недовольно взглянула на нее.

– Я любила Ричарда, – сказала она. – Но еще больше – Сэру.

– Но, Энн, это не так просто, как кажется. Я думаю, был такой период, когда ты любила Ричарда больше, чем дочь. Вот этот-то период и является причиной того, что ты недовольна жизнью и несчастлива. Откажись ты от Ричарда ради Сэры, ты бы не была сейчас в таком состоянии. Но ты отказалась от него из слабости – Сэра тебя доняла, а ты хотела избежать склок и ссор. Следовательно, это было не самопожертвование, а поражение, в чем человек крайне не любит себе признаваться. Но Ричарда ты любила очень.

Энн с горечью сказала:

– А сейчас он для меня пустое место.

– А как насчет Сэры?

– То есть?

– Что значит для тебя Сэра?

Энн пожала плечами.

– С тех пор как она вышла замуж, я ее почти не вижу.

Она закрутилась, веселится вовсю. Но, повторяю, мы почти не видимся.

– Зато я видела ее вчера вечером… – Лора выдержала паузу. – В ресторане, в компании. – И, снова помолчав, произнесла:

– Сэра была пьяна.

– Пьяна? – перепугалась Энн. Но тут же рассмеялась, – Как ты старомодна, Лора. В наше время у молодежи принято выпивать, и если кто-нибудь не «надерется» или не «наберется», как они выражаются, вечер считается неудачным.

Но Лору было не так легко сбить с толку.

– Возможно, ты права – я слишком старомодна, а потому расстраиваюсь, встретив в публичном месте знакомую молодую женщину пьяной. Но больше того, Энн. Я подошла к Сэре и поговорила с ней. У нее были расширенные зрачки.

– Что это означает?

– Можно предположить, что кокаин.

– Наркотик?

– Да. Я же тебя предупреждала, что Лоуренс Стан связан с наркобизнесом. Не ради денег, конечно, а исключительно из любви к сильным ощущениям.

– Но впечатление он производил совершенно нормального человека.

– О, ему наркотики не вредят. Этот тип людей хорошо мне знаком. Им нравится экспериментировать с новыми ощущениями. Наркоманами они не становятся.

Иное дело женщина. Если она несчастлива, наркотики приобретают над ней власть, из-под которой ей уже не вырваться.

– Несчастлива? – В голосе Энн слышалось недоверие. – Сэра?

Внимательно глядя на нее, Лора Уитстейбл сухо ответила:

– Тебе лучше знать. Ты ведь ее мать.

– Конечно. Но Сэра со мной не откровенничает.

– Почему?

Энн поднялась, подошла к окну, медленно возвратилась к камину, Лора не спускала с нее глаз. Выждав, пока Энн закурит сигарету, она спросила:

– А как, Энн, ты отнесешься к тому, что Сэра, быть может, несчастлива?

– Что за вопрос! Для меня это будет страшный удар.

– В самом деле? – Лора встала. – Мне пора. Через десять минут начинается заседание комиссии, я только-только поспею.

Она направилась к двери, Энн последовала за ней.

– Почему, Лора, ты спросила «в самом деле»?

– Как сейчас помню, у меня были перчатки с собой, но куда я их засунула?

В дверь позвонили, и Эдит поспешила из кухни открывать.

– Так что ты имела в виду? – настаивала Энн.

– Ах, вот они!

– Право же, Лора, ты относишься ко мне отвратительно. Хуже некуда.

Вошла Эдит и чуть ли не с улыбкой объявила:

– К нам пожаловал иностранец. Мистер Ллойд, мэм.

Энн несколько секунд глядела на Ллойда, словно не узнавая.

Они не виделись три года с лишком, но повзрослел он за это время куда больше. Вид у Ллойда был потрепанный, лицо бороздили морщины усталости, свидетельствовавшие о нелегкой жизни. Одет он был в твидовую двойку явно фабричного производства, на ногах – поношенные ботинки. С первого взгляда Энн поняла, что он не преуспел. Улыбнулся он ей довольно мрачно, да и весь его вид показался ей чрезмерно серьезным, даже встревоженным.

– Джерри, какая неожиданность! – воскликнула Энн.

– Как хорошо, что вы меня еще помните. Три с половиной года – срок немалый.

– Я тоже вас помню, молодой человек, а вот вы меня – скорее всего нет, – сказала дейм Лора.

– Что вы, что вы, я очень хорошо помню вас, дейм Лора. Вас забыть невозможно.

– Надо же, какой комплимент! Но я должна бежать.

До свидания, Энн. Всего хорошего, мистер Ллойд.

Она удалилась, а Джерри последовал за Энн к камину, сел и взял предложенную ему сигарету.

Энн заговорила веселым спокойным тоном:

– Ну рассказывайте, Джерри, как вы поживаете и что делали все эти годы. Вы надолго в Англию?

– Еще не знаю.

Энн смущал пристальный взгляд Джерри, устремленный на нее. Было непонятно, что у него на уме. Она помнила его совсем иным.

– Не хотите ли выпить? Что предпочитаете – джин с апельсиновым соком или розовый джин?

– Нет, благодарю вас. Я пришел, чтобы поговорить с вами.

– Приятно слышать. Сэру видели? Она вышла замуж, вы знаете. За Лоуренса Стана.

– Да, она мне писала. Кроме того, я видел ее. Вчера вечером. Потому-то я и пришел к вам. – Он сделал небольшую паузу. – Миссис Прентис, как вы могли допустить, чтобы она вышла замуж за этого человека?

Энн была поражена в самое сердце.

– Джерри, дорогой мой, да что это вы!

Но ее бурный протест не возымел ни малейшего действия на Джерри. Он продолжал говорить так же серьезно и убежденно:

– Она несчастлива. Вам же это должно быть известно!

Она несчастлива.

– Она сама вам об этом сказала?

– Разумеется, нет. Сэра никогда не скажет. Но говорить было излишне достаточно на нее взглянуть. С ней была большая компания, так что мы сумели лишь перекинуться несколькими словами. Но это видно за милю. Как же, миссис Прентис, вы это допустили?

Энн рассердилась не на шутку:

– Не кажется ли вам, дорогой Джерри, что вы несете несусветную чушь?

– Нет, это не чушь. – Он на минуту задумался. Его искренность и убежденность действовали на Энн обезоруживающе. – Видите ли, Сэра очень много для меня значит. И всегда значила. Больше, чем все остальное, вместе взятое. Поэтому я хочу, чтобы она была счастлива. И уверен – с вашей стороны было непростительной ошибкой разрешить Сэре выйти замуж за Стина.

Энн взорвалась:

– Вы рассуждаете, Джерри, так, словно живете в викторианскую эпоху. Можно подумать, что в моих силах разрешить или не разрешить Сэре выходить замуж за Стина.

Современные девушки сами выбирают себе женихов, им и в голову не приходит спрашивать разрешения у родителей.

Сэра захотела выйти замуж за Лоуренса Стина. Этим все сказано.

Со спокойной уверенностью Джерри произнес:

– Вы могли ее остановить.

– Мой дорогой, когда людям мешают осуществить задуманное, они лишь ожесточаются и уже из чистого упрямства все равно поступают по-своему.

Он взглянул ей в лицо.

– Но вы хоть пытались ее отговорить?

Под упорным взглядом вопрошающих глаз Джерри Энн совсем растерялась и даже начала запинаться:

– Я… Я… Он, как известно, намного старше ее, да и репутация у него скандальная. Я напоминала ей об этом, но…

– Он негодяй, каких мало.

– Ну что вы можете знать об этом человеке, Джерри?

Тем более что вас тут не было столько лет!

– То, что он негодяй, – общеизвестный факт и ни для кого не секрет. Я допускаю, что некоторых отвратительных подробностей вы, возможно, не знаете, но неужели интуиция не подсказала вам, что он за субъект?

– Он всегда был очень мил и корректен со мной, – оправдывалась Энн. А мужчина с темным прошлым не обязательно становится плохим мужем. Мало ли что болтают злые языки. Сэра очень увлеклась им и твердо решила выйти за него. Обеспечен он прекрасно…

Джерри не дал ей докончить.

– Да, он богат. Но ведь вы, миссис Прентис, не из тех матерей, для которых богатство – главное достоинство претендента на руку дочери. Вы никогда не были по-настоящему – ну, как бы это сказать? – суетной, что ли.

Главное для вас было счастье Сэры – так мне, во всяком случае, казалось. – Джерри посмотрел на нее пытливо и недоуменно.

– Конечно, Джерри, я хотела, чтобы моя дочь была счастлива. Это очевидно. Но ведь ни в коем случае нельзя навязывать человеку свою волю. Она попыталась разъяснить свою мысль. – Вы видите, например, что он поступает не правильно, но вмешиваться не должны.

И она бросила на него торжествующий взгляд.

А он продолжал смотреть на нее пристально и задумчиво.

– Неужели Сэра так сильно хотела выйти замуж за Стина?

– Она была влюблена в него по уши.

Джерри не нашелся, что возразить, и Энн добавила:

– Вы, по-видимому, не сознаете, что Лоуренс пользуется у женщин огромным успехом.

– О нет, вы ошибаетесь, это я хорошо понимаю.

Энн перешла в наступление.

– Знаете, Джерри, – сказала она, – вы ведете себя крайне неразумно. Да, между вами и Сэрой была в юности любовь, но ведь это не дает вам права являться ко мне в дом и обличать меня в том, что Сэра вышла замуж за другого по моей вине…

Он перебил ее:

– Да, это была ваша вина.

Они пожирали друг друга глазами. Джерри покраснел, Энн, напротив, стала белой как бумага. Напряжение достигло высшей точки.

Энн встала.

– Это уж слишком, – холодно сказала она.

Джерри также поднялся. Он по-прежнему держался спокойно и корректно, но она чувствовала, что под этой маской уравновешенности кроется беспощадное осуждение.

– Прошу извинить меня, – сказал он. – Я погорячился.

– Это непростительно.

– Весьма возможно. Но я, понимаете ли, думаю исключительно о Сэре. О ней все мои помыслы. И не могу не считать, что вы способствовали ее неудачному браку.

– Да неужели?

– Но я ее вызволю.

– Что?

– Уговорю ее бросить это чудовище.

– Что за ахинею вы несете! Только из-за, того, что у вас когда-то был детский роман, вы…

– Я понимаю Сэру, а она понимает меня.

Энн неожиданно громко рассмеялась.

– Милый Джерри, вы убедитесь в том, что Сэра уже не та, какой была в дни ваших ухаживаний за ней.

Джерри побледнел как полотно.

– Я знаю, что она изменилась, – тихо произнес он. – Я мог в этом убедиться собственными глазами.

После недолгих колебаний он добавил:

– Простите, миссис Прентис, если я был невежлив.

Но, видите ли, ради Сэры я готов на многое.

И Джерри Ллойд вышел из комнаты.

А Энн подошла к бару, налила себе рюмку джина и, потягивая его, бормотала себе под нос:

– Да как он смеет… Как смеет… А Лора тоже против меня. Все ополчились против меня. Это несправедливо.., Что плохого я сделала? Ровным счетом ничего…

Глава 2

Швейцар, открывший дверь особняка на Понсфут-сквер, подозрительно покосился на дешевый костюм Джерри.

Но, поймав взгляд посетителя, тут же изобразил почтительность.

Извольте, он сейчас узнает, дома ли миссис Стин.

Вскоре Джерри проводили в большую сумрачную комнату, утопающую в экзотических цветах и шелке, куда спустя несколько минут вошла улыбающаяся Сэра.

– Привет, Джерри! Как хорошо, что ты заглянул.

Вчера нам не дали поговорить. Выпьешь?

Наполнив два бокала – себе и гостю, – Сэра уселась на низкий пуф у камина. Мягкий полусвет комнаты не позволял как следует рассмотреть ее лицо. Но Джерри почувствовал запах дорогих духов, которыми она прежде не пользовалась.

– Привет, Джерри! – весело повторила она.

Он улыбнулся в ответ.

– Привет, Сэра! – Он коснулся рукой ее плеча. – На тебе чуть ли не весь зоопарк!

Наряд Сэры был роскошным – немного шифона и целые вороха светлого мягкого меха.

– Это приятно, – заверила его Сэра.

– И очень дорого!

– О да. Так, рассказывай, Джерри, что нового. Ты распрощался с Южной Африкой и поехал в Кению. После этого я о тебе ничего не слышала.

– Ну, что тебе сказать? Мне довольно сильно не повезло…

– Разумеется, – тут же вставила Сэра.

– Почему «разумеется»?

– Потому что с везеньем у тебя проблемы.

В этот миг Джерри увидел перед собой ту, прежнюю Сэру, язвительную, вечно подтрунивавшую над ним. Красавицы с отчужденным лицом, роскошной незнакомки как не бывало. Это Сэра, его Сэра, все такая же острая на язык.

И он, как в былые времена, недовольно проворчал:

– Одна неприятность за другой доконали меня. Сначала выпал неурожайный год – моей вины, как ты понимаешь, здесь никакой. Затем начался падеж скота.

– Знаю. Все знаю. Старо как мир.

– Ну а главное, конечно, в том, что у меня было мало денег. Будь у меня капитал…

– Знаю, знаю. Слышала.

– Черт побери, Сэра, но ведь и в самом деле я не виноват.

– И никогда виноват не будешь. Почему ты вернулся в Англию:

– Умерла моя тетка.

– Тетя Лина? – спросила Сэра, знавшая всех родственников Джерри.

– Да. А дядя Люк скончался два года тому назад. Старый скряга не оставил мне ни пенни.

– Мудрый человек.

– А вот тетя Лина'…

– Тетя Лина оставила?

– Да. Десять тысяч фунтов.

– М-м-м. – Сэра задумалась. – Неплохие деньги, даже для нашего времени.

– Я связался с парнем, у которого есть ранчо в Канаде.

– Что за парень – вот что главное. А где тот, с которым у тебя был гараж после отъезда из Южной Африки?

– Слинял. Поначалу у нас все пошло хорошо, мы даже расширились, но затем наступил спад…

– Дальше можешь не рассказывать. Все как по нотам.

По твоим нотам.

– Да, – согласился Джерри и простодушно добавил:

– Ты, я думаю, права, Сэра, чего-то мне не хватает. Невезучий я – это само собой, но к тому же не раз свалял дурака. Но отныне все будет иначе.

– Сомневаюсь, – язвительно заметила Сэра.

– Брось, Сэра, как ты не можешь понять, я все же кое-какой урок для себя извлек.

– Навряд ли, – сказала Сэра. – Человек ничему не учится. Он то и дело повторяет собственные ошибки. Кто тебе, Джерри, нужен, так это менеджер, какие бывают у кинозвезд и актрис. Человек с практическим складом ума, который спасет тебя в критический момент от чрезмерного оптимизма.

– В этом что-то есть. Но, право же, Сэра, на сей раз все пойдет как по маслу. Я буду чертовски осторожен.

Они помолчали. Первым заговорил Джерри:

– Вчера я был у твоей матери.

– Ну да? Очень мило с твоей стороны. Как она? Все в бегах?

– Твоя мама сильно изменилась, – задумчиво сказал Джерри.

– Ты полагаешь?

– Да, уверен.

– А в чем это выражается?

– Мне даже трудно определить. – Джерри собрался с мыслями – Прежде всего она производит впечатление ужасно нервного человека.

– Ну а кто в наше-то время не нервничает?

– Но она была не такой. Она была спокойной и – как бы это сказать? милой, что ли.

– Звучит как строка из гимна.

– Ну ты же меня прекрасно понимаешь. И она так изменилась. Волосы, одежда – все иное, – Просто она стала жить в свое удовольствие. А почему бы и нет, собственно? Приближается старость, а с ней – всему конец! К тому же человеку вообще свойственно меняться. – Сэра сделала паузу и произнесла с некоторым вызовом:

– Я, должно быть, тоже изменилась.

– А вот ты – нет.

Сэра покраснела. Джерри заговорил, тщательно подбирая слова.

– Несмотря на зоопарк, – он снова дотронулся до дорогого светлого меха, – несмотря на драгоценности из «Вулвортс», – он дотронулся до бриллиантовой пряжки на плече Сэры, – несмотря на окружающую тебя роскошь, ты осталась все той же Сэрой… – Он запнулся. – Моей Сэрой.

Сэра поежилась, но ответила развеселым тоном:

– А ты все тот же прежний Джерри. Когда ты собираешься в Канаду?

– В ближайшее время. Как только улажу все дела с юристом. – Он поднялся, – Мне пора. Давай, Сэра, встретимся на днях?

– Нет, лучше приходи к нам обедать. Или на вечеринку Надо же тебе познакомиться с Ларри.

– Я видел его вчера вечером.

– Одну секунду, не больше.

– Боюсь, у меня не будет времени для вечеринок.

Давай как-нибудь утром погуляем. Сэра.

– Утром, дорогой, я ни на что не способна. Отвратительное время дня.

– Утром голова ясная, думается хорошо.

– А кому нужна ясная голова, чтобы хорошо думалось?

– Нам с тобой Скажи «да», Сэра. Сделаем пару кругов по Риджентс-парку. Прямо завтра Встречаемся у Ганноверских ворот.

– Что за дикая идея, Джерри! И какой на тебе отвратительный костюм.

– Очень ноская вещь.

– Да, но покрой!

– Что за снобизм! Значит, завтра утром, в двенадцать, у Ганноверских ворот. И смотри не надерись до похмелья!

– Ты хочешь сказать, что вчера я была пьяна?

– Неужели нет?

– Скука была смертельная. Что оставалось бедной девочке?

Джерри повторил:

– Завтра. У Ганноверских ворот. В двенадцать часов.

* * *

– Вот и я! – с вызовом сказала Сэра.

Джерри оглядел ее с ног до головы. Она показалась ему необычайно красивой – куда более красивой, чем три года назад. От его внимания не ускользнули ни дорогая простота ее одежды, ни крупный изумруд в кольце. «Безумец я», – подумал Джерри, но решил не отступать.

– Пошли! – сказал он. – Давай пройдемся.

Он задал быстрый темп. Они миновали озеро, пересекли розарий и сели отдохнуть за столиком в дальней части парка, где из-за холодной погоды, не располагавшей к сидению, не было ни души.

Джерри набрал в грудь побольше воздуха, как перед трудным подъемом.

– А сейчас, – сказал он, – перейдем к главному. Поедешь со мной в Канаду, Сэра!

Она взглянула на него изумленно.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что я сказал.

– Ты предлагаешь мне что-то вроде путешествия?

Джерри улыбнулся.

– Нет, насовсем. Уходи от мужа и езжай со мной.

Сэра рассмеялась.

– Да ты, Джерри, с ума сошел. Мы не виделись почти четыре года, и вдруг…

– Какое это имеет значение?

– Да, – заколебалась Сэра, – возможно, что никакого.

– Четыре года, пять лет, десять, двадцать? Разницы никакой. Мы с тобой созданы друг для друга. Я всегда это знал. И сейчас знаю. А ты – разве нет?

– В какой-то мере, – признала Сэра. – Но все равно, то, что ты предлагаешь, – немыслимо.

– Не вижу – почему. Если бы ты вышла замуж за порядочного человека и была с ним счастлива, я бы и думать о тебе не посмел. – Он понизил голос:

– Но ведь ты несчастлива, Сэра.

– Я счастлива в той мере, в какой счастливо большинство людей, уклончиво ответила Сэра.

– А по-моему, ты совершенно несчастлива.

– Если даже и так, то это мое личное дело. В конце концов, каждый сам расплачивается за свои ошибки.

– Что-то незаметно, чтобы Лоуренс Стин расплачивался за свои ошибки.

– Говорить так – низость.

– Ничуть. Это – правда.

– Все равно, Джерри, твое предложение – полное, понимаешь, полное безумие.

– Лишь потому, что меня не было рядом с тобой и я не подводил тебя к этому постепенно? Но в этом нет нужды. Как я сказал, мы созданы друг для друга, и ты это очень хорошо знаешь, Сэра.

Сэра вздохнула.

– Признаться, когда-то ты мне очень даже нравился!

– И даже более того, моя девочка.

Она повернулась и посмотрела ему в лицо. И смягчилась.

– Да? Ты так считаешь?

– Я даже уверен.

Воцарилась тишина. Ее прервал ласковый голос Джерри:

– Ты поедешь со мной. Сэра?

Сэра тяжело вздохнула. Выпрямилась и плотнее закуталась в меховую накидку. Легкий, но холодный ветерок с моря играл в ветках деревьев.

– Прости, Джерри. Нет, не поеду.

– Почему?

– Не могу – и все тут.

– Каждый день кто-нибудь уходит от своего супруга.

– Ну и пусть уходят, а я не могу.

– Ты же не станешь убеждать меня, будто любишь Лоуренса Стина?

Сэра покачала головой.

– О нет, я его не люблю. И никогда не любила. Но меня к нему тянуло. Видишь ли, он как никто умеет обращаться с женщинами. – Ее передернуло от отвращения. – Не так часто мы чувствуем, что тот или иной из наших знакомых – как бы это выразиться? – ну, скажем, плохой человек. А вот Лоуренс вызывал у меня это ощущение как никто другой. Он делал пакости не сгоряча, а потому, что его хобби – экспериментировать с людьми, ставить их в новые условия.

– Тогда почему же совесть мешает тебе уйти от него?

Сэра ответила не сразу. Потом заговорила так тихо, что он с трудом ловил ее слова.

– Это не совесть. Ах, – нетерпеливо прервала она сама себя, – что за отвратительная манера оправдывать свои действия благородными мотивами! Будь что будет, Джерри, я открою тебе глаза. Живя с Лоуренсом, я привыкла к определенному образу жизни. И не хочу от него отказываться.

От шикарных платьев, мехов, денег, дорогих ресторанов, вечеринок, прислуги, автомобилей, яхты…. Мне все доступно, я утопаю в роскоши. А ты предлагаешь мне все бросить и отправиться с тобой на ранчо к черту на куличках, где на много миль вокруг нет ни души. Я не могу этого сделать – и не хочу. Я стала неженкой! Деньги и роскошь меня избаловали.

С непоколебимым спокойствием Джерри ответил:

– Значит, как раз пора тебя отсюда вытащить!

– О Джерри! – Сэра была готова и плакать и смеяться. – Ты так категоричен.

– Я просто трезво оцениваю обстановку.

– Но и наполовину не понимаешь ее.

– То есть?

– Дело не только в деньгах. Есть еще много другого.

Не понимаешь? Я сама превратилась черт знает во что. Наши вечеринки, притоны, которые мы посещаем…

Она покраснела.

– Ладно, – спокойно возразил Джерри. – Тебя испортили. Что еще?

– Есть вещи, к которым я привыкла. Без которых не могу обойтись.

– Вещи? – Он резко схватил ее за подбородок и повернул к себе. – До меня доходили кое-какие слухи. Наркотики?

Сэра кивнула.

– Это такие ощущения!

– Послушай, – твердо произнес Джерри. – Ты поедешь со мной и выкинешь это из головы.

– А если не сумею?

– Я тебе помогу, – сурово сказал Джерри.

Плечи Сэры опустились, она, вздохнув, непроизвольно склонилась к Джерри. Но тот поспешно отодвинулся.

– Нет, – сказал он. – Целоваться не будем.

– Понимаю. Я должна хладнокровно принять решение?

– Да.

– Ты, Джерри, смешной.

Несколько секунд они не произносили ни звука. Сделав над собой видимое усилие, Джерри сказал:

– Я отлично понимаю, что я не находка. Ошибок наделал – массу. И ты, естественно, не очень-то в меня веришь. Но я не сомневаюсь, готов об заклад биться, что, будь ты со мной, все сложилось бы иначе. Ты такая умница. Сэра. И умеешь подбодрить, когда опускаются руки.

– Тебя послушать, я вообще дивное создание! – хмыкнула Сэра.

Джерри стоял на своем.

– Я уверен, что пробьюсь. Тебе эта жизнь покажется ужасной. Работа тяжелая, кругом грязь – ад, да и только.

Даже не понимаю, как у меня хватает решимости уговаривать тебя ехать со мной. Но ведь это. Сэра, и есть реальная жизнь.

– Реальная… Жизнь… – повторила как бы про себя Сэра.

Потом встала и пошла прочь. Джерри поспешил за ней.

– Так ты поедешь. Сэра?

– Не знаю.

– Сэра, дорогая…

– Ни слова больше, Джерри. Ты сказал все, что надо было сказать. Я должна подумать. О своем решении я тебе сообщу.

– Когда?

– Скоро.

Глава 3

– Вот так сюрприз!

Эдит открыла дверь Сэре, и угрюмое лицо расплылось в подобии радостной улыбки.

– Здравствуй, Эдит, здравствуй, милая. Мама дома?

– Должна прийти с минуты на минуту. Хорошо, что вы пришли. Хоть развеселите ее немножко.

– Разве она в этом нуждается? Голос у нее всегда развеселый.

– Да что-то с ней неладно. Беспокоюсь я о вашей матушке. – Эдит проводила Сэру в гостиную. – Двух минут не посидит спокойно, а ежели я ей что скажу, готова голову мне оторвать. Болезнь ее, верно, гложет.

– Ах, не каркай, Эдит. Тебя послушать, так каждый из нас вот-вот умрет.

– Про вас этого никак не скажешь, мисс Сэра. Вид у вас цветущий. Ай-ай-ай, такой красивый мех – и на пол!

Вся вы в этом, мисс Сэра. А мех-то прекрасный, стоит, верно, кучу денег.

– Он дороже денег.

– Такого и у вашей матушки никогда не было. У вас, мисс Сэра, наверное, полным-полно красивых вещей.

– Так и должно быть. Если продаешь душу, то хотя бы за приличную цену.

– Нехорошо так говорить, – не одобрила Эдит. – Хуже всего, мисс Сэра, что у вас на неделе семь пятниц. Как вчера было, помню, в этой самой комнате вы мне сказали, что выходите замуж за мистера Стина, так ведь кружились от радости как сумасшедшая и все твердили: «Я выхожу замуж! Я выхожу замуж!»

– И не вспоминай, Эдит, – оборвала ее Сэра. – Мне противно слушать.

Лицо Эдит вмиг приняло чуткое, понимающее выражение.

– Полно, полно, милая, – ласково промолвила она. – Перемелется – мука будет. Первые два года самые тяжкие – все так говорят.

– Не очень оптимистическая оценка брака, сказала бы я.

– Да уж хорошего в браке нет ничего, но и без него никак не обойтись. Извините меня за вольность, но, может, вы ожидаете прибавления семейства?

– Да нет, Эдит.

– Уж простите меня, старуху, но вы такая расстроенная, я и подумала, не оттого ли. Ведь молодые замужние женщины ведут себя порой куда как странно. Моя старшая сестра, когда была на сносях, зашла как-то в продуктовую лавку и, надо же такое, так ей приглянулась большая сочная груша, что она хвать ее из ящика и прямо впилась зубами. Подбегает молодой продавец, спрашивает: «Что вы делаете?» А хозяин лавки, человек семейный, сразу понял, что к чему. «Оставь, сынок, говорит, я сам ее обслужу». И ни пенса с нее не взял. С пониманием человек, у самого тринадцать душ было.

– Ужасно – тринадцать детей! – сказала Сэра. – Какая у тебя интересная семья, Эдит. Я о ней с самого детства наслышана!

– О да. Я вам много чего рассказывала. А вы такая серьезная малышка были, все со вниманием слушали. Да, кстати, вчера приходил ваш молодой джентльмен, мистер Ллойд. Вы его видели?

– Да, мы встретились.

– Возмужал, ничего не скажешь, загар у него красивый. Вот что значит в чужих краях побывать. А достиг он чего-нибудь?

– Да не особенно.

– Ах, как жаль. Напору у него маловато. В этом-то и дело.

– Возможно. Как ты думаешь, мама скоро придет?

– О да, мисс Сэра. Она приглашена на обед. Значит, придет переодеться. Если вы спросите меня, мисс Сэра, то я скажу, что ей бы лучше по вечерам дома посидеть. Уж больно она суетится.

– Ей, наверное, это нравится.

– То сюда, то туда, – фыркнула Эдит. – Не к лицу ей.

Такая была спокойная леди.

Сэра резко обернулась. Последняя реплика Эдит пробудила у нее какие-то воспоминания. Они повторила задумчиво:

– Спокойная леди… Да, мама была спокойной. И Джерри так сказал. Как странно, что она так изменилась за последние три года. Ведь изменилась, правда, Эдит?

– Иногда мне кажется, что ее подменили – совсем стала другая леди.

– Да, ее не узнать. Ведь она была… – Сэра прервалась на полуслове и задумалась. – А как ты думаешь, Эдит, матери продолжают любить детей всю свою жизнь?

– Конечно, мисс Сэра. Иначе это было бы против их естества.

– Но разве естественно продолжать любить своего ребенка, который уже вырос и живет отдельно? Животные вот не любят.

– Так то животные! – возмутилась Эдит. – А мы христиане. Так что не говорите, чего нет. Как говорят в народе: сын – он твой, пока не женат. А дочь есть дочь, до скончания дней.

Сэра засмеялась.

– Я знаю многих матерей, для которых их дочери – острый нож, и многих дочерей, которым на матерей наплевать.

– Я на это скажу, мисс Сэра, что ничего тут хорошего.

– Но такие отношения намного здоровее, Эдит. Так, во всяком случае, утверждают наши психологи.

– Значит, у них мозги набекрень.

– А я, – задумчиво произнесла Сэра, – всегда очень любила маму, и не как мать, а как человека.

– Да и матушка ваша вам предана всей душой, мисс Сэра.

Сэра ответила не сразу. Потом задумчиво протянула:

– Не уверена…

Эдит негодующе фыркнула:

– Да знали бы вы, что с ней было, когда вы в четырнадцать лет заболели воспалением легких…

– Так то – четырнадцать лет! А сейчас…

Обе услышали звук ключа.

Эдит сказала:

– Вот она идет.

Энн пулей ворвалась в комнату, срывая на ходу яркую шляпку с разноцветными перьями.

– Сэра! Приятная неожиданность! Ах, дорогая, эта шляпка жмет мне голову. Который час? Я ужасно опаздываю. Мы условились с Лейдсбери в восемь встретиться у Чалиано. Пойдем ко мне в спальню, мне надо переодеться.

Сэра послушно последовала за матерью.

– Как Лоуренс? – спросила Энн.

– Очень хорошо.

– Ну и прекрасно. Я не видела его целую вечность, да и тебя, следовательно, тоже. Надо нам как-нибудь встретиться. Например, в театре «Коронейшн», все очень хвалят их последнее ревю.

– Мама, мне надо с тобой поговорить.

– Слушаю, родная.

– Ты не можешь оставить свое лицо в покое и выслушать меня?

Энн удивилась:

– Да что с тобой. Сэра? Ты чем-то очень встревожена.

– Я хочу с тобой поговорить, мама. Это серьезно. Речь пойдет о Джерри.

– О! – Энн опустила руки. Лицо ее выразило внимание. – О Джерри?

Сэра пошла напролом:

– Он хочет, чтобы я оставила Лоуренса и поехала с ним в Канаду.

Энн вздохнула, потом еще раз. И небрежно бросила:

– Какой вздор! Бедный Джерри! Даже нет желания обсуждать эту нелепицу.

– С Джерри все в порядке, – отрезала Сэра.

– Я знаю, он всегда тебе нравился. Но подумай сама всерьез, милая, не стала ли ты теперь намного взрослее, чем он?

– Не очень-то ты мне помогаешь, мама. – Голос Сэры чуть дрогнул. – Для меня это очень серьезно.

Энн заговорила неожиданно резко:

– Не хочешь же ты сказать, что серьезно относишься к подобной чепухе?

– Именно.

– Но это просто глупо, – сердито сказала Энн.

– Я всегда любила Джерри, а он – меня, – твердо заявила Сэра.

Энн рассмеялась.

– О дитя мое!

– И мне не следовало выходить замуж за Лоуренса.

Это была с моей стороны величайшая ошибка.

– Все утрясется, – миролюбиво заметила Энн.

Сэра встала и нервно заходила по комнате.

– Я не могу больше. Не могу. Моя жизнь – форменный ад.

– Не преувеличивай, Сэра, – сказала Энн не без сарказма.

– Он – чудовище, безжалостное чудовище.

– Но он любит тебя, Сэра!

– Зачем я это сделала? Зачем? На самом деле мне никогда не хотелось выйти за него замуж. – Неожиданно она резко повернулась лицом к Энн. – Если бы не ты, я бы никогда за него не вышла.

– Если бы не я? – Энн даже покраснела от возмущения. – При чем тут я?

– Это твоих рук дело! Твоих!

– Напротив, я тебе все время твердила, что ты должна сама решить этот вопрос.

– Ты убедила меня, что это будет хорошо.

– Что ты несешь. Сэра! Напротив, я напомнила тебе, что у него плохая репутация, но ты рискнула.

– Да, знаю. Но все дело в том, как ты об этом сказала. Будто бы это Пустяк какой-нибудь. Так, между прочим, невзначай… А сами по себе слова были верные. Но ты хотела, чтобы я вышла за него. Да, да, хотела, мама. Я знаю, что ты хотела. Почему? Тебе не терпелось освободиться от меня?

Энн гневно глядела в лицо дочери.

– Ну, Сэра, такого я от тебя не ожидала!

Сэра приблизилась вплотную к матери. Глазами, казавшимися на бледном лице огромными и очень темными, она вглядывалась в ее лицо, словно старалась отыскать в нем истину.

– Я знаю, что это так. Ты хотела, чтобы я вышла за Лоуренса. А сейчас, когда выяснилось, что я промахнулась, сейчас, когда я беспредельно несчастна, тебе и дела нет. Иногда мне даже кажется, что ты довольна…

– Сэра!

– Да, да, довольна. – Сэра не сводила с матери пристального взгляда, от которого той стало не по себе. – Ты довольна… Ты хочешь, чтобы я была несчастлива.

Энн поспешно отвернулась и, дрожа всем телом, направилась к двери. Сэра последовала за ней.

– Почему, мама? Почему?

Энн с трудом выговорила одеревеневшими губами:

– Ты сама не понимаешь, что ты несешь.

– Я хочу знать, почему ты хочешь, чтобы я была несчастлива, – стояла на своем Сэра.

– Я никогда этого не хотела! Не говори глупостей!

– Мама… – Робко, совсем по-детски. Сэра дотронулась до материнской руки. – Мама… Я твоя дочь… Ты же должна любить меня.

– Я и люблю тебя, конечно. Дальше что?

– Нет, – возразила Сэра. – По-моему, ты меня не любишь. И давно уже… С некоторых пор ты отдалилась от меня… Мне до тебя не докричаться…

Энн последним усилием воли взяла себя в руки. И произнесла совершенно будничным тоном:

– Как бы мы ни любили наших детей, наступает момент, когда они должны научиться твердо стоять на своих ногах. Не дело матерей вмешиваться в их жизнь.

– Это справедливо. Но если человек попадает в беду, его тянет поделиться с матерью, г – Чего ты хочешь от меня. Сэра?

– Хочу, чтобы ты сказала – уйти мне к Джерри или оставаться с Лоуренсом.

– Оставайся с Лоуренсом, разумеется.

– Ты даже не сомневаешься.

– А какой еще ответ может дать женщина моего поколения? Мне с детства привили уважение к определенным правилам поведения.

– То есть оставаться с мужем – морально, уходить к любовнику аморально! Так, что ли?

– Именно. Твои современные друзья несомненно дали бы тебе совет противоположного свойства. Но ты ведь спрашиваешь меня.

Сэра вздохнула и покачала головой.

– Все не так просто. Я запуталась. Одна часть моего Я, самая гадкая, хочет остаться с Лоуренсом, боится бедности и трудностей, привыкла жить в роскоши, испорчена, стала рабой удовольствий… А другая – та, что хочет уйти к Джерри, вовсе не прелюбодейка, – она верит в Джерри и хочет ему помочь. Видишь ли, мама, во мне есть что-то, чего недостает Джерри. Порой у него опускаются руки, его одолевает жалость к себе, и вот тут-то необходимо, чтобы кто-нибудь дал ему хорошего пинка! Джерри может быть вполне достойным человеком, у него есть для того все задатки. Но кто-то должен подтрунивать над ним, чтобы подбодрить его… Одним словом, ему нужна я.

Сэра замолчала и умоляюще посмотрела на Энн, но лицо матери было непроницаемо.

– Ты меня не убедила, Сэра. Что бы ты ни говорила, за Лоуренса ты пошла по доброй воле, он твой муж, и твое место рядом с ним.

– Быть может…

Но Энн перебила ее.

– К тому же, дорогая, – нежно проворковала она, – я не уверена, что ты создана для трудной жизни. Одно дело – разглагольствовать о ней, но совсем иное – ощущать ее на собственной шкуре, особенно если ты… – тут Энн почувствовала, что нашла особенно убедительный аргумент, – если ты поймешь, что мешаешь Джерри, а не помогаешь. – И в тот же миг осознала, что сделала ошибку.

Лицо Сэры застыло. Подойдя к туалетному столику, она взяла сигарету и закурила. И сказала чуть ли не весело:

– Как я посмотрю, ты, мамочка, что называется, адвокат дьявола?[22]Адвокат дьявола – человек, замечающий в других только дурное; первоначально в средние века духовное лицо, которому поручалось выступать с возражениями на церемонии канонизации святого в Ватикане.

– Что ты хочешь этим сказать? – безмерно удивилась Энн.

Сэра опять подошла к матери и устремила на нее жесткий, пронизывающий взгляд.

– Почему же ты не хочешь, чтобы я ушла к Джерри?

В чем истинная причина?

– Я тебе уже сказала…

– Нет, нет, меня интересует истинная причина. – Сверля мать глазами, она настойчиво произнесла:

– Ты боишься, что я буду счастлива с Джерри?

– Я боюсь, как бы ты не стала очень несчастлива!

– Нет, не правда! – с горечью выкрикнула Сэра. – Если я буду несчастлива, тебя это не тронет. Счастья моего – вот чего ты не хочешь. Ты меня не любишь. Даже более того. Почему-то ты меня возненавидела. Так ведь, да?

Ты меня ненавидишь! Ненавидишь всеми фибрами своей души.

– Да ты сошла с ума. Сэра!

– Нет, я не сошла с ума. Я наконец докопалась до истины. Ты давно меня ненавидишь. Уже несколько лет.

Почему?

– Это не правда.

– Правда. Но почему? Вряд ли ты завидуешь моей молодости. С некоторыми матерями это случается, но ты не из таких. Ты всегда была так нежна со мной. Почему же, мама, ты меня возненавидела? Мне необходимо это знать.

– Да нет у меня к тебе никакой ненависти!

– Хватить лгать! – закричала Сэра. – Скажи, наконец, в чем причина! Что такого я сделала, что ты меня возненавидела? Я тебя всегда обожала. Всегда окружала вниманием и заботой.

Энн всем корпусом повернулась к Сэре. И горько, многозначительно промолвила:

– Можно подумать, что ты одна чем-то жертвовала.

Сэра глядела на нее во все глаза, ничего не понимая.

– Жертвовала? Какие жертвы?

Голос Энн задрожал. Она нервно сжала руки.

– Я пожертвовала ради тебя всей моей жизнью, отказалась от любви, а ты этого даже не помнишь!

– Понять не могу, о чем ты, – по-прежнему недоумевала Сэра.

– Где уж тебе понять! Имя Ричарда Колдфилда тебе ничего не говорит. «Ричард Колдфилд? – удивилась ты. – Кто это такой?»

В глазах Сэры блеснуло понимание. И ей сразу стало не по себе.

– Ричард Колдфилд?

– Да, Ричард Колдфилд. – Энн перешла в открытое наступление. – Тебе он не понравился. Но я-то его любила! И даже очень. Я собиралась выйти за него замуж. Но из-за тебя от него отказалась.

– Мама…

Сэра была потрясена.

– А я имела право на счастье, – с вызовом продолжала Энн.

– Я… Я… Право же, я не знала, что ты любила его, – смутившись, с трудом выговорила Сэра.

– А ты и не желала знать. Тебе это было ни к чему.

Ты делала все, чтобы помешать нашей женитьбе. Разве не так?

– Так… – Сэра пролистала в памяти те дни. Воспоминание о собственной детской самоуверенности покоробило ее. – Я… Я полагала, что с ним ты не будешь счастлива.

– Кто дал тебе право решать за другого человека? – Голос Энн звенел от ярости.

А ведь то же самое она слышала в свое время от Джерри. Тот сразу забил тревогу. Но она была так довольна собой, так ликовала по поводу победы над ненавистным Колифлауэром! Теперь-то ей ясно – это была всего лишь необузданная детская ревность. Но она заставила страдать маму, превратила Энн в несчастную издерганную женщину, осыпающую сейчас ее, Сэру, упреками, на которые нечего возразить.

Она только и смогла выдавить из себя еле слышным шепотом:

– Ах, мама, я не знала… Я не знала…

Энн между тем целиком погрузилась в воспоминания.

– Мы с ним могли быть счастливы, – произнесла она. – Он был одинок. Первая его жена умерла при родах, ребенок тоже, случилось это совершенно неожиданно и было для него великим горем. Знаю, Ричард не лишен недостатков – бывает чрезмерно самоуверен, начинает командовать, а молодым людям такое сразу бросается в глаза, – но под этой оболочкой скрывается простой, хороший, добрый человек. Мы бы жили душа в душу и вместе состарились.

Вместо этого я нанесла ему тяжелейшее оскорбление – прогнала прочь. Прогнала в отель на южном побережье, где он встретил юную безмозглую хищницу, которой на него наплевать.

Сэра отпрянула от матери. Каждое ее слово причиняло ей невыносимую боль. Собрав все свое самообладание, она попыталась привести доводы в свое оправдание.

– Если тебе так хотелось выйти за него замуж, так взяла бы и вышла, сказала она.

Энн круто повернулась в ее сторону.

– Ты не помнишь сцены, которые ты закатывала, эти вечные скандалы между вами? Вы сцеплялись как кошка с собакой. А провоцировала ссоры ты нарочно. Это составляло часть твоего плана.

(Точно, это было частью ее плана…) – Такое происходило каждый божий день и было совершенно невыносимо. Я и оказалась перед выбором. Ричард поставил вопрос ребром – он или ты. Ты – моя дочь, моя плоть и кровь, я выбрала тебя.

– И с тех пор, – понимающе сказала Сэра, – ты меня возненавидела.

Теперь ей все стало ясно.

Она подобрала свою меховую накидку и повернулась к двери.

– Теперь, по крайней мере, мы знаем, что к чему, – сказала она.

Говорила она решительно и четко. Мысли о погубленной жизни Энн уступили место в ее голове мыслям о ее собственной погубленной жизни.

В дверном проеме она остановилась и обратилась к женщине с горестным лицом, которая ни слова не возразила на ее последнее обвинение.

– Ты, мама, ненавидишь меня – за то, что я искалечила твою жизнь, сказала Сэра. – А я ненавижу тебя за то, что ты искалечила мою.

– К твоей жизни я никакого отношения не имею, – отрезала Энн. – Ты сама сделала свой выбор.

– Давай не будем, мама? Только без лицемерия. Я пришла к тебе в надежде, что ты отговоришь меня выходить за Лоуренса. Ты прекрасно знала, что я им увлечена, но хочу от этого наваждения избавиться. И при желании ты могла бы мне помочь. Знаешь ведь, что надо говорить и делать в подобных ситуациях.

– Какая дикость! Ну зачем мне было хотеть, чтобы ты вышла за него замуж?

– Затем, что ты знала – счастлива я с ним не буду.

«Раз несчастна я, так пусть будет несчастна и она», – так рассуждала ты. Хватит, мама, играть в прятки. Признавайся, разве ты не испытала известного удовлетворения от того, что моя семейная жизнь не заладилась?

Охваченная внезапным порывом откровенности, Энн воскликнула:

– Да, иногда я думала, поделом ей, поделом.

Мать и дочь впились друг в друга ненавидящими глазами. Затем Сэра рассмеялась, громко и неприятно.

– Ну вот мы и поговорили! Прощай, дорогая мама!

Она простучала каблуками по коридору и решительно захлопнула за собой дверь квартиры.

Энн осталась в одиночестве.

Все еще дрожа, она вслепую доплелась до кровати и навзничь кинулась на постель. Слезы навернулись ей на глаза и потекли по щекам, И вот ее тело содрогнулось от небывалых рыданий.

Она плакала и плакала.

Долго ли это продолжалось, она не знала, но, когда последние всхлипывания начали утихать, вдруг тихонько звякнула посуда и в спальню вошла Эдит с подносом в руках. Поставив его на тумбочку, она уселась на краешек кровати и принялась ласково гладить плечо своей госпожи.

– Ну будет, будет, голубушка моя, успокойтесь… Вот чашечка хорошего крепкого чая, и, что бы вы ни говорили, вам придется его выпить.

– Ах, Эдит, Эдит… – Энн приникла к своей верной служанке и подруге.

– Тихо, тихо… Не принимайте так близко к сердцу.

Все обойдется.

– Что я только наговорила… Что наговорила…

– Ничего, ничего. Садитесь-ка, а я налью вам чаю.

Ну-ка, выпейте.

Энн послушно села и отхлебнула горячего чаю.

– Ну вот и хорошо. Через минутку вам станет лучше.

– Как я могла – Сэре…

– Не надо сейчас волноваться.

– Но как я могла сказать ей такое?

– По мне, так лучше сказать, чем все думать да молчать. А то в душе желчь разливается. Это уж точно.

– Я была так жестока, так жестока…

– А я скажу – плохо то, что вы так долго все в себе копили. Лучше разок поругаться, чем в себе-то держать и делать вид, будто все гладко. Думать-то мы часто думаем худое, а признаваться в этом не любим.

– Неужто я в самом деле ненавидела Сэру? Мою маленькую Сэру – она была такой милой и забавной малюткой. И я ее ненавидела?

– Да конечно нет, – убежденно сказала Эдит.

– И все же ненавидела. Я хотела, чтоб она страдала, чтоб ей было больно, как мне когда-то.

– Ну вы сейчас городите бог знает чего. Вы преданы мисс Сэре всей душой, и всегда были преданы.

– Все это время.., все это время.., в глубине души у меня шевелилось темное чувство.., чувство ненависти.

– Зря вы раньше-то не поговорили да не выяснили, что к чему. Иная добрая ссора лучше худого согласья. , Энн устало откинулась на подушки.

– Но сейчас во мне не осталось ни капли ненависти, – Она даже удивилась. – Все куда-то ушло.

Эдит встала и потрепала Энн по плечу.

– Не огорчайтесь, голубушка моя. Все образуется.

Энн покачала головой.

– Никогда. Мы обе сказали друг другу такое, что никогда не забывается.

– Не правда это. Недаром в народе говорят:

– «Слово кость не ломит». Все забудется.

– Есть такие вещи – главные вещи, которые не забываются никогда.

Эдит взяла в руки поднос.

– Скажете тоже – никогда.

Глава 4

Приехав домой. Сэра тут же направилась в просторную комнату в глубине дома, которую Лоуренс высокопарно именовал своей студией.

Она застала его там – он распаковывал только что купленную статуэтку работы молодого французского скульптора.

– Тебе нравится, Сэра? Прелесть, правда?

И пальцы его сладострастно погладили линии изогнувшегося в призывной позе тела.

Сэру на миг охватила дрожь, как если бы она вспомнила что-то неприятное.

– Красиво, – нахмурилась она. – Но непристойно!

– Вот тебе и раз! Нежданно-негаданно в тебе вдруг пробуждаются пуританские настроения. Как странно, что они до сих пор живы в тебе.

– Но статуэтка бесспорно непристойная.

– Слегка декадентская,[23]Декадентство – направление в литературе и искусстве рубежа XIX – XX веков, характеризующееся оппозицией к общепринятой «мещанской» морали, культом красоты как самоудовлетворяющей ценности, сопровождающимся нередко эстетизацией греха и порока и т.д. быть может… Но как талантливо сделана. И с какой фантазией – Поль безусловно принимает гашиш, иначе откуда такое вдохновение.

Он повернулся к Сэре.

– Ты выглядишь еще лучше обычного, красавица моя, ибо чем-то расстроена. А огорчение всегда тебе к лицу.

– Я только что ужасно поссорилась с мамой.

– Да что ты! – Лоуренс удивленно поднял брови. – Как это на вас обеих не похоже. Энн – такая мягкая женщина.

– Ну, сегодня она мягкой не была. А я, признаюсь, вела себя кошмарно.

– Семейные ссоры вовсе не интересны, Сэра. Не стоит о них рассказывать.

– Я и не собиралась. Но мы с мамой разругались – вот что скверно. А сказать я хотела тебе совсем другое. Я думаю, что я от тебя уйду, Лоуренс.

Стин не выказал никаких чувств. Лишь поднял брови и пробормотал:

– Полагаю, что ты понимаешь, сколь неразумно это будет с твоей стороны.

– Звучит как угроза.

– О нет, всего лишь легкое предупреждение. А почему ты хочешь оставить меня. Сэра? Предыдущие жены поступали так же, но у них имелись на то веские основания, которых не может быть у тебя. Ты, например, не можешь утверждать, что я разбил твое сердце. В твоем отношении ко мне сердечности крайне мало, и ты все еще продолжаешь быть…

– Правящей фавориткой? – подсказала Сэра.

– Ну, если тебе хочется выражаться на восточный манер, то да. Я считаю тебя, Сэра, превосходной женой, и даже присущий тебе налет пуританства придает известное своеобразие нашему, надо сказать, довольно языческому образу жизни. Тобою также не могут руководить соображения, толкнувшие на развод мою первую жену. По моим наблюдениям, принципы высокой нравственности не составляют твою сильную сторону.

– Какая разница, из-за чего я от тебя ухожу? Только не делай вид, что ты действительно расстроен!

– Я расстроен, и даже очень! В настоящий момент ты – мое самое ценное приобретение! – Он обвел рукой студию.

– Не станешь же ты утверждать, что любишь меня?

– Как я уже тебе говорил, романтическая преданность не в моем духе. Я или даю, или беру.

– По правде говоря, у меня есть другой, – сказала Сэра. – И я вместе с ним уезжаю.

– Оставляя здесь все свои прегрешения?

– Ты намекаешь на то, что…

– Я не думаю, что это получится у тебя так просто, как ты предполагаешь. Ты оказалась способной ученицей.

Жизнь в тебе бьет ключом, Сэра, так сумеешь ли ты отказаться от сильных ощущений, от наслаждений, от остроты чувств? Вспомни вечер у Марианы, Шарко с его вариациями… От подобных вещей, Сэра, не так легко отказаться.

Сэра взглянула на него. В глазах ее мелькнул страх.

– Знаю… Знаю… Но все это можно забыть!

– Сможешь ли? Ты увязла довольно глубоко.

– Но я выкарабкаюсь… Уверена…

И она поспешно выскочила из комнаты.

А Лоуренс со стуком поставил статуэтку на место.

Он был огорчен не на шутку. Сэра ему еще не наскучила. Да и навряд ли наскучила бы когда-нибудь при ее темпераменте, умении сопротивляться и бороться, при ее необычайной красоте. Он лишался исключительно редкого экземпляра из своей коллекции.

Глава 5

– Сэра, вот не ожидала! – Дейм Лора в изумлении подняла голову над письменным столом.

Сэра тяжело дышала и явно была встревожена.

– Я уже и забыла, когда видела тебя в последний раз, милая крестница, – сказала Лора Уитстейбл.

– Да, да, знаю… Ах, Лора, я так запуталась!

– Садись! – Лора ласково подвела Сэру к дивану.; – А теперь давай выкладывай, что у тебя стряслось.

– Я пришла к тебе за советом… Как ты думаешь, может ли человек.., хватит ли у человека сил отказаться принимать то.., ну то, к чему он привык, – начала Сэра и, спохватившись, поспешно добавила:

– Впрочем, тебе, верно, даже невдомек, о чем я веду речь.

– Почему же, я очень даже понимаю. Ты имеешь в виду наркотики?

– Да. – От спокойной деловитости крестной Лоры у Сэры сразу стало легче на сердце.

– Это зависит от многих обстоятельств. Прежде всего надо сказать, что это нелегко. Особенно для женщин – им труднее отказаться от пагубных привычек такого рода.

Все зависит от того, сколько времени ты принимала это зелье, очень ли к нему привыкла и стала ли от него зависимой, в каком состоянии твое здоровье, обладаешь ли ты решимостью, мужеством и силой воли, в каких условиях живешь, чего ждешь от будущего, а если речь идет о женщине – то есть ли кто-нибудь рядом с тобой, чтобы помочь в этой борьбе.

Сэра просияла.

– Прекрасно. Тогда, я думаю, у меня все получится?

– Излишний досуг тут не на пользу, – предупредила Лора.

Сэра рассмеялась.

– Какой там досуг! Теперь мне все время придется трудиться не покладая рук. Рядом со мной будет мужчина, которому хватит силы удержать меня в узде и не дать оступиться. Что же касается будущего, то оно обещает мне все, чего только может пожелать смертный. Все!

– Ну что ж. Сэра, у тебя, полагаю, есть все шансы. – Лора внимательно всмотрелась в Сэру. – По-моему, ты наконец повзрослела!

– Да, я не слишком торопилась… Мне и самой это ясно. Я считала Джерри слабаком, но из нас двоих слабее оказалась я. И мне, как никому другому, необходима поддержка.

Просветлевшее было лицо Сэры внезапно помрачнело.

– Знаешь, Лора, я ужасно обошлась с мамой. Лишь сегодня мне стало известно, что она была серьезно увлечена Колифлауэром. Ты, помню, предупреждала меня, говоря о дыме и жертвоприношениях, но я и слышать ничего не желала. Бесконечно довольная собой, я прямо упивалась своими действиями в отношении бедняги Ричарда, а сейчас поняла, что была просто ревнивой злюкой. Я вынудила маму отказаться от него. Она затаила на меня обиду, хотя ни словом не показала этого, но наши отношения резко изменились. Сегодня между нами произошла ужасная ссора, мы накричали друг на друга, я наговорила ей с три короба всяких гадостей, обвинила в том, что произошло со мной. Я и в самом деле последнее время злилась на нее.

– Понимаю, – проговорила Лора.

– А сейчас, – вид у Сэры был совершенно несчастный, – я не знаю, что делать. Если бы как-нибудь загладить свою вину, но, боюсь, ничего не получится.

Лора Уитстейбл стремительно поднялась на ноги.

– Нет ничего глупее, – изрекла она поучительным тоном, – чем давать умные советы тому, кто в них не нуждается.

Глава 6

Осторожно, словно прикасаясь к динамиту, Эдит подняла телефонную трубку. Затаив дыхание, набрала нужный номер, а услышав сигнал сработавшего комутатора, беспокойно оглянулась через плечо. Все в порядке, в квартире, кроме нее, никого. Бодрый профессиональный голос на другом конце провода заставил ее вздрогнуть.

– Уэлбек, 97438.

– Могу я поговорить с дейм Лорой Уитстейбл?

– Я слушаю.

Эдит дважды нервно сглотнула.

– Это Эдит, мэм. Эдит миссис Прентис.

– Добрый вечер, Эдит.

Эдит снова сглотнула и мрачно проговорила:

– Ох уж эти мне телефоны.

– Да, понимаю. Вы хотели со мной о чем-то поговорить?

– Я насчет миссис Прентис, мадам. Очень я о ней беспокоюсь.

– Но ведь вы всю жизнь о ней беспокоитесь, Эдит.

– Беспокоюсь, но по-другому. Аппетит у ней нонче пропал, целыми днями сидит, ничего не делая. Иной раз войду – а она, бедняжка, вся в слезах. Если хотите знать, она угомонилась, прежнюю суету как рукой сняло. И меня больше не ругает. Стала добрая и уважительная, какой всегда была, да вот унылая она только очень, настроения никакого. Это ужасно, мэм, право слово, ужасно.

Вопреки ожиданиям, беспристрастный голос в трубке произнес «Интересно» – и только.

– Видели бы вы ее, мэм, у вас бы сердце облилось кровью.

– Не стоит преувеличивать, Эдит. Сердце обливается кровью только при повреждении коронарных сосудов.

– А все из-за мисс Сэры, мэм, – продолжала Эдит. – Они разругались в пух и прах, и мисс Сэра уже с месяц как носу не кажет.

– Ее просто нет в Лондоне, она за городом.

– Писала я ей.

– Писем Сэре не передают.

Эдит чуть повеселела.

– А, ну тогда хорошо. Когда она вернется в Лондон…

Дейм Лора не дала ей договорить.

– Должна вас огорчить, Эдит. Мисс Сэра уезжает с мистером Джерри Ллойдом в Канаду.

Эдит издала звук, напоминавший шипение воды в сифоне.

– Вот это грех так грех! Бросать законного мужа!

– Не будьте ханжой, Эдит. Кто вы такая, чтобы брать на себя смелость судить других людей? Там ей тяжело придется, не то что здесь, в роскоши.

– Ну тогда вроде грех поменьше… – тяжко вздохнула Эдит. – Если вы хотите знать мое мнение, мэм, то мистер Стин всегда наводил на меня страх. Можно подумать, этот джентльмен продал свою душу дьяволу.

– Я склонна согласиться с вами, хотя не стала бы, естественно, употреблять столь сильные выражения, – сухо сказала Лора.

– Неужто мисс Сэра не придет попрощаться?

– Скорее всего, нет.

– Больно уж жестоко с ее стороны! – возмутилась Эдит.

– Вам этого не понять.

– Зато я очень хорошо понимаю, как дочери следует относиться к матери. Вот уж никогда не ожидала такого от мисс Сэры. И вы, мэм, ничего не можете сделать?

– Я никогда не вмешиваюсь в чужие дела.

Эдит сделала глубокий вдох.

– Уж вы меня извините, мэм, я знаю, вы знаменитая леди и ума у вас палата, а я всего-навсего прислуга, но, сдается мне, на этот раз вам бы следовало вмешаться!

И Эдит в сердцах швырнула трубку на рычаг.

* * * 

Эдит пришлось дважды обращаться к Энн, прежде чем та услышала ее и отозвалась:

– Что ты сказала, Эдит?

– Волосы ваши, говорю, у корней, очень выделяются. Надо бы их подкрасить.

– Я впредь не собираюсь этим заниматься. Седина мне больше к лицу.

– Седина, конечно, почтеннее, спору нет. Но когда напополам седые и темные – вид смешной.

– Какое это имеет значение!

Все, все утратило значение. Длинной унылой чередой тянулись друг за другом одинаковые, пустые дни. Денно и нощно ее снедала одна-единственная мысль: «Сэра никогда меня не простит. И будет права».

Зазвонил телефон. Энн встала, подняла трубку и немного удивилась, услышав решительный, как всегда, голос леди Лоры:

– Энн?

– Да.

– Я не люблю вмешиваться в чужие дела, но все же, мне кажется, тебе следует знать, что сегодня в восемь часов вечера Сэра и Джеральд Ллойд вылетают в Канаду.

– Что? – выдохнула Энн. – Я уже несколько недель не видела Сэру.

– Ты и не могла ее видеть. Она находилась за городом, в специальном лечебном заведении для наркоманов, куда отправилась по собственной воле.

– О Лора! Как она?

– Благополучно прошла курс лечения. Как ты понимаешь, это было вовсе не легко. Но я горжусь моей крестницей. Она проявила недюжинную силу воли.

– О Лора! – Слова полились из Энн неудержимым потоком. – Помнишь, ты как-то спросила меня, знаю ли я Энн Прентис? Сейчас я вижу ее насквозь. Обидевшись и рассердившись на Сэру, я испортила ей жизнь. Она никогда не простит меня!

– Какой вздор! В действительности никто не в состоянии испортить жизнь другому человеку. Не впадай в мелодраму и не ной.

– Но это правда. Я осознаю, что я собой представляю и что наделала.

– Ну что ж, это тебе во благо, но ведь не сию минуту ты сделала это открытие? А раз так, незачем его мусолить, поговорим о другом.

– Ты не понимаешь, Лора. Меня мучают угрызения совести, я раскаиваюсь невероятно…

– Послушай, Энн, с одной стороны, я не выношу, когда передо мной распинаются в благородстве и объясняют высокоморальные мотивы тех или иных действий, а с другой – терпеть не могу, когда мне в жилетку плачутся по поводу совершенных плохих поступков. В обоих случаях люди искренни в оценке своего поведения, но ведь, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. Часы не повернуть назад, сделанного не воротишь, так иди дальше, продолжай жить.

– Лора, как, по-твоему, мне быть с Сэрой?

Лора Уитстейбл фыркнула:

– Я могла бы, конечно, вмешаться, но, по моему глубокому убеждению, давать советы – низшая степень падения. – И в трубке раздались короткие гудки.

Энн, двигаясь как во сне, пересекла комнату и, глядя незрячими глазами перед собой, присела на край кушетки.

Сэра… Джерри… Наладится ли у них жизнь? Найдет ли наконец счастье ее дитя, ее горячо любимое дитя? Джерри по характеру человек слабый, а что, если на него снова посыплются неудачи? И он разочарует Сэру? И дочь, утратив последние иллюзии, станет несчастна? Но Джерри – тот мужчина, которого Сэра любит…

Время шло. Энн продолжала сидеть не двигаясь.

К Сэре она уже не имеет никакого отношения. Своими руками она порвала все связывавшие их узы. Между ними пролегла непреодолимая пропасть.

Эдит, на миг открыв дверь, бросила взгляд на свою хозяйку.

В это время позвонили в парадном, и Эдит удалилась.

– Мистер Моубрей, мэм, – вернувшись, доложила она.

– Что ты сказала?

– Мистер Моубрей. Ждет внизу.

Энн вскочила как ужаленная и посмотрела на часы. О чем она думает, сидя сложа руки, будто парализованная, – когда Сэра уезжает, вот сейчас, сегодня вечером, на другой конец света?

Энн схватила свою меховую накидку и выскочила из квартиры.

– Бэйзил! – еле выговорила она, запыхавшись. – Умоляю – отвезите меня в Хитроу. И как можно быстрее.

– Энн, дорогая, что стряслось?

– Сэра! Улетает сегодня в Канаду. А я не могла с ней попрощаться.

– Но не поздно ли вы об этом вспомнили, дорогая?

– Да, разумеется. Я сваляла дурака. Надеюсь все же, что еще не слишком поздно. Поезжайте, Бэйзил, быстрее.

Бэйзил Моубрей вздохнул и повернул ключ зажигания.

– Вы всегда производили впечатление такой уравновешенной женщины, Энн, – с упреком сказал он. – Благодарение небу, что у меня нет детей. Родители ведут себя так странно.

– Быстрее, Бэйзил, – быстрее.

Бэйзил вздохнул.

Миновав Кенсингтон, они достигли Хаммерсмита, по извилистым боковым улочкам обогнули этот район, известный своими пробками, вышли на очень оживленную Чизуик, а уже оттуда – на Грейт-Уэст-роуд и помчались мимо высоких заводских строений, зданий с неоновыми вывесками и выстроившихся рядами аккуратных домиков. В них живут люди: матери и дочери, отцы и сыновья, мужья и жены. И все – со своими проблемами, ссорами и примирениями. «В точности как я», – подумала Энн. И внезапно ощутила родство, любовь и взаимопонимание со всем человечеством. Она не одинока, не может быть одинока, ибо живет в мире, населенном ей подобными.

* * *

В зале регистрации в аэропорте Хитроу было полно пассажиров, ожидавших приглашения на посадку. Джерри спросил Сэру:

– Не жалеешь?

Сэра в ответ лишь сверкнула в его сторону радостными глазами.

Она похудела, на лице ее появились морщинки – свидетельство перенесенных страданий. По-прежнему очень красивая, она казалась намного старше прежнего и производила впечатление совершенно зрелой женщины.

В голове ее теснились беспокойные мысли.

«Джерри уговаривал меня пойти попрощаться с мамой.

Он не понимает… Если б только я могла исправить содеянное – но ведь это невозможно».

Ибо не в ее силах вернуть Ричарда Колдфилда…

Нет, мама никогда ее не простит.

Сэра была счастлива, что рядом с ней Джерри, что они улетают навстречу новой жизни, но что-то в ней жалобно стенало:

«Я улетаю, мама, я улетаю от тебя…»

Если бы только…

Хриплый голос из репродуктора прервал размышления Сэры, заставив ее вздрогнуть: «Пассажиров, направляющихся рейсом 00346 в Претуин, Гандер и Монреаль, просят проследовать в выход под зеленым сигналом для прохождения таможенного и паспортного контроля».

Пассажиры подхватили ручную кладь и направились к двери в конце зала. Сэра шла чуть позади Джерри.

– Сэра!

От главного входа к ней бежала Энн в сползшей с плеч меховой накидке. Сэра бросилась навстречу матери, уронив на пол свою маленькую дорожную сумку.

– Мама!

Обе широко распахнули руки, обнялись, начали бешено целоваться, но затем, откинувшись всем корпусом назад, внимательно вгляделись друг в друга.

Всю дорогу до аэропорта Энн твердила про себя, что она скажет дочери, но сейчас слова не шли с языка. Да в них и не было никакой нужды. И у Сэры тоже точно язык отнялся. Глупо ведь было бы сказать: «Прости меня, мама».

В этот момент Сэра избавилась от последних следов детскости. Она почувствовала себя женщиной, уверенной в себе и умеющей самостоятельно принимать решения.

Интуиция безошибочно подсказала ей, какие слова уместны в этой ситуации.

– Не волнуйся, мама, все будет хорошо, – воскликнула она не задумываясь.

А сияющий Джерри добавил:

– Я с нее глаз не спущу, миссис Прентис.

К ним приблизился дежурный с намерением подтолкнуть Джерри и Сэру к двери под зеленым сигналом.

Снова прибегнув к иносказанию. Сэра произнесла:

– Ты будешь следить за собой, мама, обещаешь?

– О да, дорогая, за меня не беспокойся. До свидания, и да благословит вас Бог.

Джерри и Сэра ушли через дверь таможенного контроля – в новую жизнь, а Энн возвратилась к машине, в которой ее ожидал Бэйзил.

– Ужас что за техника, – воскликнул он, когда по взлетно-посадочной полосе с ревом промчался рейсовый самолет. – Похож на огромное ядовитое насекомое! Я их до смерти боюсь!

Он вырулил на шоссе и повернул в сторону Лондона.

– Если вы не возражаете, – сказала Энн, – я на сегодня откажусь от вашего приглашения пообедать вместе.

Меня тянет провести спокойный вечерок дома.

– Хорошо, дорогая. Тогда я отвезу вас домой.

Энн всегда считала Бэйзила Моубрея «весьма забавным, но язвительным». Сейчас она впервые поняла, что он к тому же еще и добрый. Добрый маленький мужчина, очень одинокий.

«И чего я так резвилась! – думала Энн. – Просто смешно».

Раздался встревоженный голос Бэйзила:

– Но, Энн, дорогая, вам же все-таки надо поесть. А дома обеда не готовили.

Энн, улыбнувшись, покачала головой. Перед ее глазами встала приятнейшая картина.

– Не беспокойтесь, – сказала она. – Я сяду у камина, а Эдит принесет мне на подносе яичницу и – да благословит ее Бог – чашечку горячего крепкого чая.

Впуская свою госпожу в дом, Эдит лишь пристально взглянула на нее и посоветовала:

– А теперь пойдите сядьте у огня.

– Вылезу только из этого идиотского наряда и накину на себя что-нибудь поудобнее.

– Наденьте-ка тот синий фланелевый халат, что вы мне подарили четыре года назад. Уж куда уютнее ваших неглижей, как вы их называете. И ни разу не надеванный. Как я его запрятала в нижний ящик комода, так и лежит там. Берегла для похорон.

Устроившись на кушетке в гостиной и подвернув под себя полы синего халата, Энн уставилась на огонь.

Вошла Эдит с подносом, поставила его на столик рядом с кушеткой.

– Попозднее волосы вам расчешу, – обещала она.

Энн улыбнулась ей.

– Ты сегодня обращаешься со мной, как с маленькой!

С чего бы это?

Эдит усмехнулась.

– Да вы для меня завсегда маленькая девочка.

Энн взглянула на нее и сделала над собой некое усилие.

– Эдит! Я видела Сэру. Все хорошо.

– А я что говорила! Конечно, все хорошо. И было хорошо.

Суровое лицо верной служанки озарилось ласковой улыбкой.

Эдит постояла, глядя на Энн, и вышла из комнаты.

«Какой мир на душе! Какой покой!» – подумала Энн.

И в памяти ее всплыли слова, давным-давно запавшие ей в душу:

«Мир Божий, что превыше всякого ума…».[24]Новый Завет, Послание святого апостола Павла к филиппинцам, гл. 4, ст. 7.