3. Айзек

Онлайн чтение книги Американская ржавчина American Rust
3. Айзек

Айзек не спал, утром он слышал, как старик возится внизу. Когда он вернулся вчера вечером, они молча посмотрели друг на друга, кивнули, старик ни слова не сказал о пропавших деньгах. Из окна своей комнаты на втором этаже Айзек видел, что на холмах снег уже растаял. Вспомнил, как выглядывал из этого же окна по ночам, когда завод еще работал, и как ночное небо было залито красными отсветами. Полустертые воспоминания юности. Не первый мертвый бродяга в этом году. Еще одного нашли в старом доме в январе. Умер от холода. Этот, правда, не умер – убит. В чем вся разница. Не спустишь на тормозах.

Странное время года, и не весна, и не зима – на некоторых деревьях уже листья распустились, а другие стоят совсем голые. Сегодня будет теплый день. Холмы, ложбины, укромные местечки – уютно. На сотни миль ни одного плоского участка. Легко спрятаться где угодно. Но со Шведом это ничем не поможет. Рано или поздно Шведа найдут, и все будут против тебя – мертвый человек, а у него мать отец брат сестра. Я, скажем, тоже человек. Нельзя, чтобы мертвые люди лежали где попало. Собаку можно бросить гнить – человек другое дело. Интересно, а собакам любопытно, что это за мертвый пес валяется? Нет, ты же видел, они пробегают мимо не оглядываясь. Для собак естественно, что где-то могут попадаться мертвые собаки.

Все изменилось. Это еще твоя комната, но скоро перестанет быть твоей. Фотография матери над столом, она улыбается, молодая, симпатичная и застенчивая. Несколько наград с научной выставки, первый приз за седьмой, восьмой, девятый класс. А после нет – они не понимали твои проекты. Ты осознавал, что так будет, но все равно шел вперед. Кварки и лептоны, теория струн, а потом получил урок. Половина из них думали, что Земле четыре тысячи лет. Остальные немногим лучше – Полковник Бойд рассказывал классу, что раньше у людей были жабры, но исчезли, когда мы перестали ими пользоваться. Вообще-то, попытался ты возразить, это классическая теория Ламарка. Не думаю, что люди до сих пор верят в подобные глупости. Ну и схватил “С”[6]В американской школе отметки выставляются по 100-балльной шкале, разбитой на буквенные интервалы. “С” (70-76 баллов) соответствует примерно четверке с минусом. за то, что выставил его дураком. С тех пор и получал одни “С”. Естественно, Полковник Бойд обожал твою сестрицу. Почему? Да потому что она говорила людям то, что они хотели слышать. Даже если ее одноклассникам втюхивали ложные теории.

Айзек вернулся к окну. Он всегда восхищался способностью сестры легко ладить с людьми, пытался у нее научиться. Только сейчас осознал цену – она лжет гораздо легче, чем ты. Как и старик. Нет, все-таки старик – это другое. Не понимает и не интересуется никем, кроме себя. Ну а ты как бы вел себя на его месте – перелом позвоночника в области L1, прогрессирующая нейропатия. Или, к примеру, Стивен Хокинг – твой любимый гений-калека, бросает жену. Двадцать шесть лет она меняла ему подгузники, а потом – прости, дорогая, думаю, пришло время для новой модели. Они со стариком отлично друг друга поняли бы.

Глянув на часы, он постарался припомнить, когда должен прийти Поу. Они договорились во сколько? Нет, не помню. Нетипично. Надо взять на заметку.

С улицы донесся звук подъезжающей машины, он подпрыгнул и бросился к окну, готовясь увидеть белый седан, – копы? Нет. “Мерседес”. Автомобиль Ли. Вероятно, выехала из Коннектикута глубокой ночью, чтобы добраться сюда к утру. Смотрел, как она паркуется. Узнала, что ты украл деньги, вот и примчалась. Черт. На душе стало еще гаже. “Мне безразлично”, – громко произнес вслух. Она сама еще хуже поступила. Точно? Довольно трудно объяснить, что она сделала не так. Бросила меня здесь. Обещала, что вернется, и не вернулась. А между тем машина, на которой она приехала, дороже, чем этот дом.

Он слышал, как она вошла, поздоровалась с отцом, а через пару минут ее шаги на лестнице. Нырнул под одеяло, притворился, что спит.

Ли потопталась за дверью, потом осторожно приотворила, совсем чуть-чуть. Легкий сквозняк. Постояла, должно быть, глядя на него, но он не открыл глаза. Чувствовал, как тело каменеет от напряжения, но старался дышать ровно. Представлял ее лицо, очень похожее на мамино, такая же смуглая кожа, высокие скулы, темноволосая. Она была очень привлекательной девушкой.

– Айзек? – прошептала Ли, он не отозвался.

Она постояла еще пару минут, потом прикрыла дверь и ушла.

Я правильно поступил? Не знаю. Сколько обещаний должен нарушить человек, прежде чем перестанешь его прощать? Очень долго, почти всю жизнь на самом деле, было иначе. Они с сестрой читали мысли друг друга, в любой момент точно знали, чем занят другой, в школе или в дальней части их ветхого кирпичного дома. Если выдавался тяжелый день, он приходил к сестре в комнату, пристраивался в ногах ее кровати, а она читала или делала домашние задания. Он шел сначала к ней и лишь потом к матери. Они втроем, Айзек, Ли и мама, были семьей внутри семьи. А потом мама покончила с собой. А Ли уехала в Йель. Он ездил к ней однажды, сестра водила его по кампусу, все эти высокие каменные здания, увитые плющом, и он понимал, что она часть этого мира и он когда-нибудь последует за ней, но вот ему двадцать, а он все еще тут, в Бьюэлле. Такие дела.

Ничто не вечно. Швед вернется в землю, кровь высохнет и обратится в пыль, черви и бактерии превратят плоть в гумус. Прекрасная черная почва означает, что здесь кто-то похоронен. Что может быть уликой – кровь, волосы, отпечатки пальцев, следы обуви, – он не представлял, как от всего этого можно избавиться, а перед глазами стояло лоснящееся лицо Шведа и кровавые отблески огня на нем. Он не отрывал взгляда от точки между глаз Шведа, даже когда шар уже вылетел из руки. Целился. Сконцентрировался, чтобы попасть туда. Пытался припомнить руки Шведа, держал ли он оружие, но, похоже, нет. Ничего в руках не было. Безоружный человек, самые страшные слова. Зачем ты швырнул в него эту штуку? Потому что увидел его лицо. Потому что не мог бросить в мексиканца – задел бы Поу. Мексиканец прижал нож к горлу Поу, но убил ты не его. Тот, что умер, просто стоял в стороне.

Вот оно, объяснение. Свой в обмен на чужого. Мертвый Швед против живого Поу. Десять мертвых шведов или сотня. Сколько угодно, если это враг. Спросите любого генерала. Любого священника – в Библии погибли миллионы, нет проблем, если Бог одобрительно поднял большой палец. Даже дети – бери и разбивай младенцев об камни и говори, что Иисус тебе приказал[7]“Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что́ ты сделала нам! блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!” (Псалтирь, 136:8-9). Слово Господа и руки человека. У Бога нет других рук, кроме твоих. Сделал дело – умой руки.

* * *

Незадолго до полудня он заметил Поу на краю поля, ярдах в двухстах, торопливо оделся, натянул ботинки и куртку и вылез в окно. Сестра заходила еще раз, проверить, спит ли он, но он запер дверь.

Оглянувшись на дом – громадное здание в стиле георгианского Возрождения, построенное для одного из управляющих завода, – Айзек заметил старика, сидящего на заднем крыльце в своем инвалидном кресле: широкая спина, тонкие руки, седые волосы, любуется окрестностями. Леса с проплешинами пастбищ, темно-коричневые пятна свежевспаханных участков, петляющие цепочки зеленых деревьев вдоль далеких ручьев. Умиротворяющая картина, и непонятно, старик дремлет или нет. Как старый плантатор, озирает свои владения – сколько ему пришлось трудиться, чтобы купить этот особняк. Как гордился он домом, и посмотрите на него теперь. Неудивительно, что ты все время чувствуешь себя виноватым.

Пробираясь сквозь высокую траву, Айзек направился к рощице в низине, где бил родник, он знал все здешние деревья – серебристый клен, и белый дуб, и кария бахромчатая, и ясень, и лиственница. Здесь рос багряник, который посадили они с отцом, как раз сейчас он цветет, розовое пятно на фоне зелени прочих деревьев. Иудино дерево. Подходящее название. Поу сидел в тени, ждал его.

– Никто к тебе не заглядывал? – спросил Поу.

– Нет, – ответил Айзек.

– А чья это машина?

– Ли. Наверное, нового мужа.

– А. – Поу на миг оторопел. Потом нашелся-таки: – “Бенц” Е 320, круто. – Он все смотрел на дом.

Они пошли через лес к дороге, шурша прошлогодней опавшей листвой, вдыхая сладковатый запах.

– Это глупо. – Поу посмотрел на Айзека. – В смысле, я не вижу другого способа, но все равно это идиотизм.

Айзек молчал.

– О господи, – выдохнул Поу. – Спасибо.

Они перешли через дорогу и, пробравшись через заросли ольхи, спустились к реке. Если не считать легкой прохлады, ничто не напоминало о вчерашнем снегопаде, и они брели по галечному берегу, перебираясь через темные мшистые камни, а над ними голубое небо, в лощинах пробивается зелень, жимолость и черемуха, старый клен навис над водой, склон под ним почти осыпался.

Прошли мимо старого грузовика, наполовину завязшего в песке. Айзек вдруг сообразил, что на нем могла остаться кровь, он же не принял душ, вообще не мылся, ничего. Но не могла же она брызнуть так далеко, двадцать, а то и тридцать футов. Неважно. Все равно это чертовски глупо.

По большой дуге обошли город, через лес, чтобы никто их не видел. Только ближе к вечеру впереди между деревьями показались руины старого завода.

– Давай просто зайдем и покончим с этим. – Поу достал сигареты, но продолжал неловко мять пачку в руках, и, хотя было совсем не жарко, на рубахе у него проступили пятна пота.

– Надо дождаться, пока стемнеет. Придется тащить его к реке часа полтора.

– Это безумие, – простонал Поу.

– Безумием было вчера останавливаться здесь.

– Слушай, до ближайшей дороги не меньше полумили. Да пока сюда кто-нибудь забредет, пройдет несколько месяцев, если не лет.

– Там твоя куртка.

– Считаешь, я должен был подхватить ее, выбегая. Наверное, этот парень с ножом у моего горла меня немножко отвлек.

– Я понимаю.

– Меня ломает туда опять соваться.

– Великий охотник. Он запросто выпускает кишки оленю, но когда дело касается парня, который реально пытался его прикончить…

– Это, блядь, большая разница, – буркнул Поу.

– Ну, надо было думать об этом вчера.

– Я оказался в этой вонючей дыре только из-за тебя, – напомнил Поу.

Айзек развернулся и ушел к воде. Отыскал на берегу камень побольше, сел на него. Река здесь средней ширины, ярдов сто, а глубиной девять-десять футов. Девять футов. Пять морских саженей. Годится и для твоей матери, и для Шведа. Лишенный сердца и свободный от плоти. Прислушайся только, подумал он, приди в чувство. А ведь воображал себя спасителем человечества.

Чуть позже появился Поу, они молча смотрели на воду, прислушивались – шорох прошлогодних листьев, пронзительное кряканье цапли, стук лодочного мотора вдали.

– Ты же понимаешь, просто так не обойдется. Какой-нибудь долбаный хрен на гидробайке наткнется на него уже завтра к обеду, зуб даю. Дерьмо не испарится волшебным образом, даже если сбросить его в реку.

– Не хитрое дело утопить труп, – сказал Айзек.

– Господи Иисусе, Умник. Только послушай нас.

– Все уже свершилось, – вздохнул Айзек. – И притворяться, что мы можем легко отделаться, только хуже. Поу покачал головой и опустился на гальку в отдалении.

Солнце висело уже низко над холмами на другом берегу реки, прекрасная картинка, сидеть и глазеть на воду, но на самом деле все не так. Ты здесь только гость. Смотришь на солнце и думаешь, оно твое, но солнце садится за те холмы уже пятнадцать тысяч лет – со времени последнего ледникового периода. Ледниковой эпохи, поправил он себя, не всего периода. Когда формировались те холмы. Здесь пролегала граница висконсинского оледенения. А теперь здесь живешь ты. Временный житель подсолнечного мира. Веришь, что твоя мама будет с тобой всегда, а она умирает. Пять лет прошло, а все не доходит. Исчезла в один миг. И ты исчезнешь. И все, что ты видишь, умрет вместе с тобой, – камни солнце небо. Любуешься закатом и думаешь, что он принадлежит тебе, но тысячи лет солнце всходило без тебя. Нет, несколько миллиардов лет. Такие числа даже в голове не укладываются. Единственный, кто вообще осознает твое существование, это ты сам. Рождение и смерть умещаются между двумя ударами пульса планеты. Вот почему человек верит в Бога – тогда он не одинок. Раньше верил. Это мама научила меня верить. И разрушила веру тоже она. Прекрати. Тебе повезло вообще родиться на свет. Не превращайся в нытика.

Есть факты. В твоей власти решить, что с ними делать. Она пролежала под водой две недели с несколькими фунтами камней в карманах. Мотай на ус. На этот раз примерно то же самое. Его обнаружат на плотине, выволокут багром. Или упустят – Отец Вод[8]Одно из индейских названий Миссисипи., все дела, долгое плавание. Рыбы знают свое дело. Жертва так ничего и не поймет. Под покровом воды останутся одни кости. В Судный день восстанет. Не будет этого, подумал он. Невозможно. За вычетом воды основную массу тела составляет углерод. Молекулы, образующие тебя, рассеются, будут расколоты на атомы и частицы, кварки и лептоны. Ты получил тело от планеты, а она – из Вселенной. Это краткосрочный заем. За тот срок, что планета моргнула, ты успеваешь родиться, умереть, а твои кости – распасться на химические элементы.

Они дождались, пока солнце село, и только потом медленно поднялись. Небо залито багровым светом, стаи летучих мышей носились в воздухе, хлопая крыльями. Рановато для них, еще несколько недель до лета.

– Глобальное потепление, – заметил Айзек.

– Слушай, мне очень жаль, правда, – сказал Поу.

– Забей. – И он побрел через высокую траву, а Поу нехотя поплелся следом.

Они то скрывались в тени деревьев, то выбирались на просеку возле железнодорожных путей. На лугу посидели немного за старыми вагонетками в зарослях шиповника; они хорошо замаскировались, но Айзек ощущал, что поджилки у него трясутся. Око за око. Выключи мозги хоть на минутку. Он пока не воняет. Только не смотри в лицо. Хотя все равно придется – как же иначе тащить.

Он оглянулся на Поу, который нервно скалился. Бледный, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу, сунул руки в карманы, будто старается стать поменьше размером. Выйдя на опушку, они остановились и внимательно осмотрели открытое пространство впереди. Отчего-то завоняло кошачьей мочой, запах стойко держался, и Айзек догадался, что пахнет от него. Это запах страха. Адреналин. Будем надеяться, что Поу не заметит.

Трава вокруг мастерской вытоптана, земля изрыта колесами, повсюду следы протекторов. Вверх на холм вела полузаросшая просека, которую они не заметили накануне, сейчас она вся изъезжена до слякоти. А наверху черно-белый “форд” Харриса. И сам Харрис наблюдает за ними через стекло.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
1 - 1 12.01.18
Книга один
1. 12.01.18
2. Поу 12.01.18
3. Айзек 12.01.18
4. Грейс 12.01.18
5. Харрис 12.01.18
6. Айзек 12.01.18
7. Поу 12.01.18
8. Ли 12.01.18
9. Айзек 12.01.18
3. Айзек

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть