Онлайн чтение книги Неукротимая Анжелика Angélique and the Sultan
Глава II

– Вы пришли!

– Увы, пришел, – отвечал Дегре.

Анжелика сделала знак Мальбрану:

– Можете оставить нас.

Дегре снял шляпу, сбросил плащ и маску:

– Уф!

Он подошел к ней, взял руку, которую она не протянула, и слегка прикоснулся губами к кончикам пальцев.

– Это в извинение моей недавней грубости. Надеюсь, я не слишком больно ударил вас?

– Вы чуть не сломали мне пальцы, злодей, своей тростью… Признаюсь, я не понимаю вашего поведения, господин Дегре.

– Ваше тоже не более понятно, да и неприятно, – нахмурился полицейский.

Он пододвинул стул и уселся на него верхом. На Дегре не было ни строгого парика, ни безупречного костюма, как обычно. В поношенном плаще, который он надевал, отправляясь по секретным делам, с жесткими, торчащими в стороны волосами, он выглядел как сыщик, занимающийся отбросами общества… как когда-то… Анжелика подумала, как выглядит она сама – в одежде Жанины, босая.

– Вам действительно было необходимо прийти ко мне в такое время, ночью?

– Да, необходимо.

– Вы раскаялись в своей неописуемой жестокости и не могли дождаться утра, чтобы исправить свою ошибку?

– Нет, не совсем так. Но поскольку вы мне твердили на все лады, что вам надо срочно меня видеть, я не стал дожидаться следующего дня. – Он безнадежно махнул рукой. – Раз уж вы никак не хотите понять, что хватит с меня, что я не хочу ничего слышать о вашей особе… пришлось прийти!

– Это очень важно, Дегре!

– Ну конечно важно. Разве я вас не знаю? Понятно, что вы не станете беспокоить полицию из-за пустяков. С вами вечно происходит что-нибудь серьезное: то вас чуть не убили, то вы сами чуть не покончили с собой, а может быть, вы решили покрыть грязью королевскую семью, потрясти королевство, поспорить с папой римским, мало ли что?..

– Дегре, я ведь ничего никогда не преувеличивала.

– В этом я и упрекаю вас. Вы никогда не умели разыграть комедию, как делают уважающие себя благовоспитанные дамы. Вот драму – это да! И не просто драму… С вами всегда такое происходит, что надо мчаться со всех ног и Бога молить, чтобы не опоздать. Ну, вот я здесь, и, кажется, как раз вовремя.

– Дегре, неужели вы опять мне поможете?

– Видно будет. – Он помрачнел. – Прежде расскажите все.

– А почему вы полезли через окно?

– Вы разве ничего не поняли? Вы что, не заметили, что полиция следит за вами уже целую неделю?

– Полиция следит – за мною?!

– Да. О всех прогулках мадам дю Плесси-Бельер подается точнейший рапорт. Нет такого уголка в Париже, куда бы вас не сопровождали два-три ангела-хранителя. Ни одно письмо, вышедшее из ваших рук, не попало прямо в руки адресата, а было предварительно вскрыто и внимательнейшим образом прочитано. Ради вас у всех ворот города стоят специальные стражники, вы окружены плотной сетью наблюдателей. В каком бы направлении вы ни отправились, через какую-нибудь сотню метров вас догонит сопровождающий. Вы должны знать, что один высокопоставленный чиновник лично отвечает за ваше присутствие в городе.

– И кто же это?

– Помощник господина де Ла Рейни, некий Дегре. Вы о нем, кажется, слыхали?

Анжелика была сражена:

– Вы хотите сказать, что вам поручено следить за мною и не дать мне уехать из Парижа?

– Именно так. Теперь вы понимаете, что в таких обстоятельствах я не мог открыто принять вас. Я не мог увезти вас в своей карете на глазах у тех, кого я поставил стеречь вас.

– И кто же дал вам такое подлое поручение?

– Король.

– Король?.. Почему?

– Его величество мне этого не сообщал, но вы сами, наверное, догадываетесь, в чем тут дело, не так ли? Мне известно только одно: королю неугодно, чтобы вы уехали из Парижа, и я принял соответствующие меры. Учитывая это, что я могу для вас сделать? Что вам угодно от вашего покорного слуги?

Анжелика нервно сжала руки на коленях. Значит, король ей не доверяет. Он решил не допускать ее неповиновения. Он будет насильно удерживать ее подле себя. До тех пор… до тех пор, пока она не образумится. Но этого не будет никогда!

Дегре смотрел на нее и думал о том, как она похожа, в этой простой одежде, босая, с тревожным, ищущим выхода взглядом окруженных синевой глаз, на пойманную птицу, терзаемую страстным стремлением вырваться на свободу. Этой женщине, лишенной всего, уже не нужны были роскошные драпировки и дорогая мебель, все эти украшения золотой клетки, окружавшие ее. Она отбросила светские условности и казалась теперь чужой в изящной обстановке, которую сама когда-то создавала с увлечением и вкусом. Теперь она превратилась вдруг в босоногую пастушку, одинокую и столь отрешенную от всего, что сердце Дегре сжалось. Ему подумалось: «Она создана не для нас. Это ошибка!» – но он прогнал эту мысль движением головы и громко повторил:

– В чем же дело? Что вам угодно от вашего слуги?

Взгляд Анжелики засветился нежностью, она повторила:

– Вы действительно хотите помочь мне?

– Да, при условии, что вы не станете злоупотреблять нежными взорами и будете сохранять дистанцию. Не сходите с места, – предупредил он ее попытку подойти к нему. – Ведите себя разумно. Это и так дело не слишком приятное. Не превращайте его в пытку, несносная чертовка.

Дегре вытащил из жилетного кармана трубку и, открыв табакерку, начал набивать ее медленными методичными движениями.

– Ну, давайте, дружок, выкладывайте все!

Эта отстраненная манера исповедника успокоила ее. Все казалось теперь нетрудным.

– Мой муж жив, – произнесла Анжелика.

Дегре не шевельнул бровью:

– Который? Ведь у вас их было два, насколько мне известно, и оба как будто покончили счеты с жизнью. Одного сожгли, другой потерял голову на войне. Или имеется еще третий?

Анжелика покачала головой:

– Не притворяйтесь, Дегре, будто не понимаете, о чем идет речь. Мой муж жив, его не сожгли на Гревской площади по приговору судей. В последнюю минуту король помиловал его и подготовил побег. Король сам признался мне в этом. Моего мужа, графа де Пейрака, от костра спасли, но, так как он по-прежнему считался опасным для государства, собирались втайне отправить в заточение в одну из тюрем вне Парижа. Но он убежал… Посмотрите эти бумаги, в них доказательства того, что это невероятное событие совершилось.

Полицейский бережно поднес загоревшийся трут к своей трубке, сделал несколько затяжек, не спеша свернул трут и только затем бесстрастно отмахнулся от стопки бумаг, которые Анжелика протягивала ему:

– Не нужно. Я знаю.

– Вы знаете?! – проронила она потрясенно. – Эти бумаги уже были у вас в руках?

– Да.

– Когда же?

– Несколько лет тому назад. Да… Мне все-таки захотелось узнать. Я поступил тогда на службу в полицию и сумел устроить так, что о моем прошлом забыли. Никто уже не вспоминал ничтожного адвоката, глупо пытавшегося защитить обреченного колдуна. С тем делом было покончено, однако иногда при мне заговаривали о нем… Говорили разное. Я стал доискиваться, копаться. Полицейским знакомы разные ходы. В конце концов я обнаружил это и прочитал.

– И вы мне ничего об этом не сказали, – прошептала она, едва дыша.

– Нет!

Он смотрел на нее, прищурив глаза за облачком синего дыма, и она чувствовала, что начинает ненавидеть его, что ей глубоко противен его вид хитрого кота, смакующего свои секреты. И вовсе он ее не любил. У него не было слабостей. И всегда он будет сильнее ее.

– Вы не забыли, конечно, моя дорогая, – заговорил он наконец, – тот вечер, когда прощались со мной в вашей кондитерской? Вы тогда сообщили мне, что собираетесь выйти замуж за маркиза дю Плесси-Бельера. И в силу какой-то непонятной ассоциации, какие бывают только у женщин, вы вдруг сказали: «Не странно ли, Дегре, что я не могу отказаться от надежды когда-нибудь увидеть его опять. Говорили… что это не его сожгли на Гревской площади…»

– Вот тогда вы и должны были поговорить со мной!

– Зачем? – сухо спросил Дегре. – Вспомните же! Вы собирались пожинать плоды сверхчеловеческих усилий. Вы ведь не жалели ни трудов, ни смелости, не брезговали самым низким шантажом, пожертвовали даже своей добродетелью. Вы бросили все на борьбу за удовлетворение своего честолюбия. И преуспели! Вас ожидал триумф. А если бы я рассказал тогда вам об этом, вы ведь все разрушили бы… ради химеры…

Она почти не слушала его.

– Вы должны были поговорить со мной, – повторила она. Подумайте, какой страшный грех вы позволили мне совершить – выйти замуж за другого, когда мой муж был еще жив!

Дегре пожал плечами:

– Жив?.. Но весьма вероятно, что он и был тем утопленником из Гассикура. Погиб ли он на костре или в воде, что это меняло для вас?

– Нет-нет, это невозможно! – воскликнула она, вскакивая.

Дегре продолжал настойчиво и безжалостно:

– Что бы вы сделали, если бы я тогда поговорил с вами? Погубили бы все, как пытаетесь это сделать сейчас. Бросили бы на ветер все: свою судьбу и судьбу своих детей. Умчались бы как безумная в поисках тени, призрака, как хотите это сделать сейчас. Признайтесь же, – в его голосе послышалась угроза, – что у вас теперь это в мыслях: уехать искать мужа, исчезнувшего десять или одиннадцать лет тому назад!

Он поднялся и шагнул к ней:

– Куда? Как? И зачем?

При последнем слове она подскочила:

– Зачем?

Полицейский смерил ее своим особым взглядом, проникавшим, казалось, до самой глубины души:

– Он был властителем Тулузы… У Тулузы больше нет своего владыки. Он правил в своем дворце… Дворца больше нет. Он был самым богатым феодалом во всем Французском королевстве. Его богатства конфискованы… Он был всемирно известным ученым… Теперь его никто не знает, да и где бы он мог заниматься своей наукой?.. Что осталось из того, что вы любили в нем?..

– Дегре, вы не способны понять, какую любовь внушает такой человек.

– Ладно, я понимаю, что он владел искусством обольщения, неотразимым для женского сердца. Но эти чары исчезли.

– Дегре, не заставляйте меня думать, что у вас так мало опыта. Вы же ничего не понимаете в том, как любят женщины.

– Немного понимаю в том, как любите вы.

Он положил ей руки на плечи и повернул так, чтобы она увидела себя в высоком овальном зеркале, окаймленном резной золоченой рамой.

– Десять прожитых лет оставили свой след на вас, на вашей коже, в ваших глазах, в вашей душе, на вашем теле. И какие это были годы! Скольким любовникам вы отдавались…

Щеки ее запылали, но она вырвалась, по-прежнему дерзко глядя на него:

– Да, я знаю. Но все это не имеет отношения к любви, которую я питаю к нему… которую буду питать вечно. Говоря между нами, господин Дегре, что бы вы подумали о женщине, получившей в дар от природы некоторые способности и не использовавшей их хотя бы частично, чтобы выпутаться из бед, когда она осталась одна, всеми брошенная, в крайней нужде? Вы бы назвали ее идиоткой и были бы правы. Пусть я кажусь вам циничной, но и сейчас, если понадобится, я не колеблясь воспользовалась бы своей властью над мужчинами, чтобы добиться цели. А мужчины, все мужчины, которых я знала после него, чем они были для меня? Ничем.

Она гневно взглянула на него:

– Ничем, понимаете? И теперь я испытываю ко всем им что-то вроде ненависти. Ко всем им.

Дегре задумчиво разглядывал свои ногти.

– Я не так уж убежден в вашем цинизме. – Он глубоко вздохнул. – Мне вспомнился один поэт-замарашка… Ну а к прекрасному маркизу Филиппу дю Плесси разве вы не испытывали никакой нежности, никакого живого чувства?

Oнa пылко встряхнула тяжелой копной своих волос:

– Ах, Дегре, вам не понять. Мне надо было ошибаться, учиться жить… Женщине так нужно любить и быть любимой… Но память о нем не оставляет меня, это незаживающая рана.

Она вытянула вперед руку и посмотрела на нее:

– Тогда, в Тулузском соборе, он надел мне на палец золотое кольцо. Это, пожалуй, единственная вещь, что связывает нас, но разве эта связь не сохраняет силу? Я его жена, и он мой супруг. Я всегда буду принадлежать ему, и он всегда будет принадлежать мне. Вот почему я отправлюсь искать его… Земля велика, но, если есть на земле место, где он живет, я отыщу его, даже если придется потратить всю жизнь на поиски… Хоть сто лет!..

Тут голос ее прервался, потому что она представила себя постаревшей, выбившейся из сил странницей на выжженной дороге.

Дегре подошел и обнял ее:

– Ну-ну, малышка, я был с вами довольно жесток, но вы, можно сказать, отплатили мне той же монетой.

Он сжал ее так, что она вскрикнула, а затем опять уселся в сторонке и с озабоченным видом задымил трубкой. Через минуту он произнес:

– Ладно! Раз уж вы решились совершать глупости, разрушить свою жизнь, лишиться состояния, а может быть, и самой жизни и никому не остановить вас, так что же вы собираетесь делать?

– Я не знаю, – ответила Анжелика и задумчиво проговорила: – Может быть, надо отыскать этого Калистера, бывшего лейтенанта мушкетеров? Только он, если помнит что-то, может избавить нас от сомнений относительно утопленника из Гассикура.

– Это уже сделано, – лаконично ответил Дегре. – Я отыскал этого офицера, допросил его с пристрастием и нашел веские аргументы, чтобы освежить его память. Он признался в конце концов, что утопленник пришелся очень кстати, чтобы можно было закрыть дело и выпутаться из скверной ситуации, но у этого утопленника было очень мало общего с бежавшим узником.

– Да, конечно, – проговорила Анжелика, загораясь надеждой. – Значит, надежнее будет другой след – тот прокаженный нищий?..

– Кто знает?

– Надо поехать в Понтуаз и расспросить монахов этой маленькой обители, где его видели.

– Уже сделано.

– Как же?

– Если все рассказывать… Я воспользовался тем, что проводил расследование в тех краях, и заехал в монастырь, чтобы позвонить в их колокола.

– О Дегре, вы поразительный человек!

– Сидите на месте, – хмуро отозвался он. – Ничего особенного я там не узнал. Аббат рассказал мне почти то же, что мушкетерам, которые расспрашивали его. Но один невзрачный послушник, занимающийся лечением братии, которого я нашел в саду среди лекарственных растений, вспомнил важную подробность. Охваченный жалостью к несчастному, он хотел смазать бальзамом его язвы и вошел в сарай, где изнуренный бродяга то ли спал, то ли прощался с жизнью. «Это был не прокаженный, – сказал послушник. – Я поднял тряпку, которой было закрыто его лицо. На нем не было язв, оно было все в глубоких шрамах».

– Значит, это был он! Не правда ли, это был он? Но почему он оказался в Понтуазе? Неужели он хотел вернуться в Париж? Какое безумие!

– Безумие, которое такой человек, как он, мог совершить ради такой женщины, как вы.

– Но у городских ворот его следы теряются.

Анжелика лихорадочно перелистывала бумаги.

– Говорят все же, что его видели в Париже.

– Это мне кажется невероятным! Он не мог туда пробраться. Ведь в течение трех недель после его бегства по строжайшему приказу велось наблюдение за всеми входами в город. Потом обнаружение утопленника в Гассикуре и отчет Арно де Калистера положили конец тревогам. Дело закрыли. Для очистки совести я еще порылся в архивах. Ничего относящегося к этому делу не обнаружилось.

Тяжелая тишина легла между ними.

– Это все, что вам известно, Дегре?

Полицейский прошелся несколько раз по комнате, прежде чем ответить:

– Нет!

Он прикусил мундштук и пробормотал сквозь зубы:

– Известно…

– Что же? Скажите!

– Ну ладно. Вот что: года три назад или чуть больше пришел ко мне один человек, священник, с глазами цвета расплавленного свинца на восковом лице, один из тех, кто сам едва дышит, но стремится спасти весь мир. Он хотел знать, тот ли я Дегре, который в тысяча шестьсот шестьдесят первом году был назначен адвокатом на процессе графа де Пейрака. Он тщетно разыскивал меня среди моих коллег во Дворце правосудия и с большим трудом узнал в мрачном обличье полицейского. Удостоверившись, что я действительно бывший адвокат Дегре, он назвал свое имя. Это был отец Антуан из ордена, созданного Венсаном де Полем. Он был тюремным священником и в этом звании провожал графа де Пейрака на костер.

В памяти Анжелики внезапно всплыл силуэт маленького священника, сидевшего возле тлеющего костра, словно оцепеневший сверчок.

– После множества оговорок он спросил, не знаю ли я, что стало с женой графа де Пейрака. Я отвечал, что знаю, но хотел бы прежде узнать, кто интересуется ею, женщиной, чье имя все уже забыли. Он очень смутился и сказал, что часто думал об этой несчастной, всеми покинутой женщине, молился за нее и желал бы, чтобы судьба стала к ней милосерднее. Что-то в его объяснениях звучало фальшиво. Люди моей профессии умеют это чувствовать. Однако я рассказал ему все, что знал.

– Что вы ему сказали, Дегре?

– Правду: что вы ухитрились выбраться из всех бед, вышли замуж за маркиза дю Плесси-Бельера и входите в число самых заметных и вызывающих зависть красавиц королевского двора. Как ни странно, эти новости его не обрадовали, а, напротив, как будто неприятно поразили. Может быть, он испугался за вашу душу – что ее постигнет вечное проклятие, – потому что я намекнул, что вы скоро можете занять место госпожи де Монтеспан.

– О боже! Зачем вы это сказали ему?.. Вы просто чудовище, Дегре! – вскричала в отчаянии Анжелика.

– Но ведь дело именно так и обстояло. Ваш второй муж был тогда жив, а успех, которым вы пользовались при дворе, был главной темой светских сплетен. Он еще спросил, что сталось с вашими сыновьями. Я сказал, что оба они здоровы и тоже чувствуют себя очень хорошо при дворе, в свите дофина. Потом, когда он собирался уходить, я спросил его, уже без обиняков: «Вы хорошо помните, наверное, эту казнь. Ведь не часто устраивают такие фокусы?» Он испугался: «Что вы хотите сказать?» – «Что осужденный в последнюю минуту, так сказать, отвешивает прощальный поклон, а вы благословляете безвестный труп. Вас эта подмена, должно быть, сильно поразила?» – «Должен признаться, что в ту минуту я ее не заметил…» Я придвинулся к нему так близко, что чуть носом не задел, и спросил: «А когда же вы это заметили, святой отец?» Он стал белее своего воротника и, чтобы собраться с мыслями, пробормотал: «Я ничего не понимаю в ваших намеках». – «Да нет, понимаете. Вы знаете так же хорошо, как и я, что граф де Пейрак не погиб на костре. А больше никто теперь об этом не знает. Вам ведь не заплатили, чтобы вы хранили молчание. Вы в заговоре не участвовали. Однако вы знаете. Кто же сказал вам?..» Он продолжал делать вид, что ничего не знает, и так и ушел.

– И вы позволили ему уйти, Дегре? Вы не должны были отпускать его! Надо было заставить его говорить, пригрозить, вынудить его признаться, кто ему сказал и кто его прислал. Кто же? Кто?

– И что бы от этого изменилось? Ведь вы же все равно были мадам дю Плесси-Бельер, не так ли?

Анжелика сжала голову руками. Дегре не рассказал бы ей об этом случае, если бы не считал его важным. Дегре предполагал то же, что и она. Что странное поведение тюремного священника, возможно, объяснялось поручением, полученным от первого мужа Анжелики. Откуда же он отправил своего гонца? Как он с ним встретился и сблизился?

– Надо отыскать этого священника. Это не должно быть трудно. Я помню, что он принадлежал к ордену…

Дегре улыбнулся:

– Из вас вышел бы хороший полицейский. Но я избавлю вас от лишних хлопот. Зовут этого священника отец Антуан. В Париже он уже давно не живет. В последние годы он находится в Марселе, при каторжниках.

Анжелика просияла. Наконец она знала, куда ехать. Прежде всего она поедет в Марсель повидать этого отца Антуана. Найти его будет нетрудно. И разумеется, в конце концов священник назовет ей имя таинственного лица, пославшего его к Дегре, чтобы осведомиться о судьбе мадам де Пейрак. Может быть, он даже знает, где находится этот неизвестный?.. Она замечталась, глаза ее светились, она закусила верхнюю губу.

Дегре иронически посматривал на нее.

– При условии, что вы сможете выехать из Парижа, – ответил он на мысли, которые легко можно было прочитать на ее оживленном лице.

– Дегре, неужели вы помешаете мне уехать?

– Милое дитя, мне приказано помешать вам. Разве вы не знаете, что, взявшись за дело, я похож на собаку, вцепившуюся в одежду преступника. Я готов предоставить вам все интересующие вас сведения, но не надейтесь, что я позволю вам вырваться на свободу.

Анжелика с отчаянной мольбой в глазах быстро повернулась к полицейскому:

– Дегре! Друг мой Дегре!

Полицейский чиновник не изменил каменного выражения лица:

– Я поручился за вас перед королем. Такие обязательства не берут назад, поверьте мне.

– И вы говорите, что вы мне друг!

– В той мере, в какой это не противоречит приказам его величества.

Разочарование жгло Анжелику, как расплавленная лава. Она ненавидела Дегре, как и прежде. Она знала, что в своей работе он упорен и скрупулезен и сумеет возвести перед ней непреодолимую преграду. Ищейка, он в конце концов всегда ухитряется поймать свою жертву. Тюремщик, он сумеет удержать ее. От него не убежишь.

– Да как же вы могли взять на себя это гнусное поручение, зная, что речь идет обо мне? Я вам этого никогда не прощу.

– Признаюсь, я был доволен, что помешаю вам делать глупости.

– Так не вмешивайтесь же в мою жизнь! – закричала она вне себя. – Я питаю глубочайшее отвращение к вам и людям вашего сорта. Ненавижу вас, плюю на вас, подлецы, тупицы, лицемеры, жалкие лакеи, пресмыкающиеся у ног господина, который бросает вам поглодать косточку!

Дегре расслабился и расхохотался. Больше всего она ему нравилась в облике Маркизы Ангелов; эта тайная часть ее жизни, прошедшей в роскоши и праздности, вдруг проступала, когда она приходила в ярость.

– Послушайте, крошка…

Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

– Я мог бы отказаться от этого поручения, тем более что король дал мне его благодаря моей репутации. Он понимает, что удержать вас, если вы задумаете сбежать из Парижа, возможно, лишь мобилизовав лучших полицейских города. Я мог бы отказаться, но он говорил со мной о вас, выражая тревогу, беспокойство, как мужчина с мужчиной… А сам я, как уже сказал вам, тоже принял решение пустить в ход все, что можно, чтобы помешать вам еще раз разрушить свою жизнь.

Выражение его лица смягчилось, и глубокая нежность появилась в глазах, устремленных на замкнувшееся личико, которое он насильно удерживал в руках.

– Сумасшедшая, милая моя и безумная. Не сердитесь на вашего друга Дегре. Я хочу помешать вам пуститься в опасные, страшные приключения… Вы рискуете все потерять и ничего не получить. А гнев короля будет страшен. Нельзя чрезмерно рисковать. Послушайте меня, маленькая Анжелика… бедная маленькая Анжелика…

Никогда еще он не говорил с ней так нежно, так ласково, словно с девочкой, которую нужно оберегать от нее самой, и ей захотелось прижаться лбом к его плечу и потихоньку выплакаться.

– Обещайте же мне вести себя спокойно, а я, со своей стороны, обещаю сделать все, что возможно, чтобы помочь в ваших поисках… Но обещайте мне!..

Она покачала головой. Ей хотелось уступить, но она не верила королю и не верила Дегре. Они всегда будут стараться запереть ее, удержать. Они бы хотели, чтобы она все забыла и на все согласилась. И она боялась самой себя, того малодушия, той усталости, которая таилась в ней и когда-нибудь стала бы ей внушать: «Что толку упираться? Ведь король опять станет приставать к тебе. Ты будешь одна, без защиты, против сил, объединившихся, чтобы помешать тебе добраться до любимого».

– Обещайте мне! – настаивал Дегре.

Она снова отрицательно качнула головой.

– Вот ослиное упрямство! – Вздохнув, он отпустил ее. – Ну, посмотрим, кто из нас двоих окажется сильнее. Ладно, так и решим. Желаю вам удачи, Маркиза Ангелов.

Анжелика хотела немного вздремнуть, хотя уже занимался день. Совсем заснуть она не могла и лежала в каком-то необычном состоянии: отяжелевшее тело ничего не ощущало, а ум упорно работал. Она пыталась проследить таинственный путь прокаженного, бездомного и отвратительного нищего, бродившего по дорогам Иль-де-Франса, пробираясь к Парижу. Но эта последняя подробность, казалось, обрывала все иллюзии. Как мог бежавший узник, знавший, что его ищут и преследуют, что его приметы объявлены, решиться вернуться в Париж, полный его врагов? Жоффрей де Пейрак не был настолько безумен, чтобы совершить такую глупость. А может быть, и да! Подумав, Анжелика решила, что это было в его духе. Она пыталась догадаться, о чем он думал. Неужели он за ней вернулся в Париж?.. Какая смелость! Вернуться в Париж, в большой город, осудивший его, где у него не осталось ни друзей, ни приюта… Его дом в квартале Сен-Поль, этот красивый особняк Ботрейи, который он велел построить для Анжелики, был тогда опечатан. Она стала припоминать, как часто Жоффрей ездил из Лангедока в Париж, чтобы самому наблюдать за работами. Неужели осужденный преступник Жоффрей де Пейрак надеялся укрыться в этом доме? У него ведь ничего не было; может быть, он решил пробраться в свой дом, чтобы взять там деньги и драгоценности, хранившиеся в ему одному известных потаенных местах? Чем больше она думала, тем правдоподобнее казалось это предположение. Жоффрей де Пейрак вполне мог пойти на страшный риск, чтобы добыть необходимые средства. Обладая золотом и серебром, он мог спастись, иначе ему оставалось только бродить нищим, без помощи и надежды. Крестьяне стали бы бросать в него камнями, рано или поздно его бы выдали властям. А одной горсти золота достаточно было бы, чтобы выбраться на свободу! И он знал, где взять это золото. В особняке Ботрейи, где ему были известны все уголки.

Анжелике казалось, что она слышит его рассуждения, узнает его привычные презрительные интонации. «Золото все может» – так он говаривал. Имея немного золота, несчастный уже не был беспомощным. Конечно, он вернулся в Париж. Он пришел сюда, теперь она была совершенно уверена в этом. Это было вполне правдоподобно. Король тогда еще не на все наложил руку. Он еще не предложил этот особняк принцу Конде. Дом стоял пустой – проклятое жилище с восковыми печатями на дверях. Охраняли его один смертельно напуганный привратник да старый слуга-баск, которому некуда было уйти.

Вдруг сердце Анжелики забилось неровными толчками; она ухватилась за эту нить. «Я видел его… Да, я его видел, про́клятого Церковью графа, там, в нижней галерее… Я его видел. Это было ночью, вскоре после того, как его сожгли. Я услышал шум в галерее и узнал его шаги…»

Так говорил старый баск, опиравшийся на край средневекового колодца в глубине сада, где она увидела его как-то вечером, когда пришла, чтобы вступить во владение домом.

«Кто бы не узнал его шагов?.. Походка Великого Хромого из Лангедока!.. Я зажег фонарь и, подойдя к повороту галереи, увидел его. Он опирался на дверь часовни и повернулся ко мне… Я узнал его, как собака узнает своего хозяина, но лица его я не видел. На нем была маска… И вдруг он исчез в стене, и больше я его не видел…»

Тогда Анжелика в ужасе убежала, не желая слушать бредни старика, почти выжившего из ума, который воображал, что видел призрак…

Анжелика поднялась на кровати и резко дернула шнурок звонка. Появилась Жанина, рыжая жеманная девица, сменившая Терезу. Недовольно поводя носом, с удивлением принюхиваясь к запаху табака, оставшемуся после Дегре, она осведомилась, что угодно госпоже маркизе.

– Приведи мне сейчас же старого слугу… Как его зовут?.. Ах да, Паскалу, дед Паскалу.

Служанка удивленно подняла брови.

– Да ты же знаешь его, – твердила Анжелика, – ну, тот совсем дряхлый старик, который носит воду из колодца и дрова…

Жанина вышла, а через несколько минут вернулась и сообщила, что дед Паскалу умер два года назад.

– Умер? – растерянно повторила Анжелика. – Умер? О боже, какой ужас!

Жанине показалось странным, что ее госпожа вдруг так взволновалась из-за события, которое произошло двумя годами ранее и осталось тогда незамеченным. Анжелика велела одеть себя. Пока служанка занималась этим, Анжелика, машинально поворачиваясь, думала, что бедный старик умер и унес с собой свою тайну. Она была тогда занята при дворе и не нашла времени, чтобы подержать в последний час руку умиравшего верного слуги. Дорого она расплачивается теперь за то, что не выполнила тогда свой долг. Услышанные когда-то мимоходом слова теперь казались выжженными в ее памяти огненными буквами. «Он опирался на дверь часовни…»

Она сошла вниз, прошла по галерее с изящными арками, на которые падал отсвет цветных витражей, и открыла дверь часовни. Это была скорее молельня, с двумя подушками из кордовской кожи для преклонения колен и с маленьким алтарем из зеленого мрамора, над которым висела великолепная картина испанского художника. Там пахло свечами и ладаном. Анжелика знала, что аббат де Ледигьер, приезжая в Париж, всегда служил тут мессу. Она встала на колени и громко произнесла:

– О Боже, я много ошибалась, Боже мой, и все-таки я молю, я прошу…

Она не знала, что сказать дальше.

Ведь он вернулся сюда однажды ночью. Как он проник в этот дом? Как он пробрался в Париж? Что он искал в этой молельне?

Глаза Анжелики обежали небольшое помещение. Все, что здесь находилось, сохранилось со времен графа де Пейрака. Принц Конде ничего тут не трогал. Мало кто и заходил сюда, кроме аббата де Ледигьера и маленького лакея, который служил ему певчим и прибирал в часовне.

Если был тайник, он вполне мог сохраниться… Анжелика поднялась с колен и стала тщательно осматривать комнату. Она прощупала мрамор алтаря, засовывая ноготь в каждую щель в надежде, что от нажима сработает тайный механизм. Она изучила все узоры барельефов. Она терпеливо простукала все эмалевые плитки и деревянные накладки, которыми были облицованы стены. И терпение ее было вознаграждено. Через некоторое время ей показалось, что большая ниша в стене за алтарем издает при простукивании какой-то странный звук. Она зажгла свечу и поднесла ее близко к стене. В узоре резьбы видна была искусно скрытая замочная скважина. Так вот она где! В лихорадочной спешке она пыталась открыть замок, но он не поддавался. Тогда с помощью ножа и ключа из связки у нее за поясом она ухитрилась расщепить драгоценное дерево и, просунув пальцы внутрь, нащупала защелку и подняла ее. Дверца тайника со скрипом открылась. Внутри виднелась шкатулка. Можно было и не открывать ее. Замок был сломан, она была пуста…

Анжелика прижала к сердцу пыльную шкатулку:

– Он приходил сюда! Он взял отсюда золото и драгоценности, он знал, где они лежат. Бог помог ему, указал ему путь, охранил его.

А что же потом?..

Что же стало с графом де Пейраком после того, как с риском для жизни он сумел забрать из собственного «про́клятого» дома необходимое ему золото?..