Онлайн чтение книги Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы
XVI. МОЛОДАЯ ПРИДВОРНАЯ СУДОМОЙКА

Папаша Калебассе исполнил свое обещание и принес госпоже кастелянше корзиночку сладких сочных груш. Он был вдвойне ей благодарен: во-первых, Жозефина так хорошо и выгодно пристроилась в Лувре, во-вторых, он узнал от нее, кто купил маленький замок и кто были его обитатели.

Теперь он мог со знанием дела отвечать на вопросы жителей улицы Шальо, покупавших у него фрукты.

Ренарда хотела было отказаться от груш Калебассе, но потом вспомнила, что она может угостить ими кое-кого, и от всей души поблагодарила его.

— Скажите мне, добрая Ренарда, — заговорил старик с заметным замешательством, — господин маркиз теперь в замке?

— А почему вы спрашиваете об этом? Нет, он в Лувре.

— Мне бы надо поговорить с вами с глазу на глаз, дорогая Ренарда! Конечно, если вы свободны!..

— Четверть часа времени у меня найдется! Только пойдемте в мою комнату, здесь очень холодно!

Продавец фруктов отправился с кастеляншей в замок, в ее небольшую чистую комнату. У него, вероятно, было что-то на уме, потому что он как-то странно пыхтел и беспрестанно одергивал свой сюртук, приглаживал и поправлял редкие волосы и вообще был в каком-то странном замешательстве.

— Садитесь, — приветливо предложила старушка.

— Гм! — начал папаша Калебассе, пытаясь подобрать необходимые слова для начала разговора. — Вы ведь знаете, моя добрая Ренарда, что я занимаюсь довольно выгодной торговлей?

— Вероятно, она вам приносит столько дохода, сколько вам нужно!

— Больше, добрая Ренарда, больше! На доходы от моей торговли двое могут жить очень прилично, могут позволить себе повеселиться по праздникам и даже отложить небольшую сумму на черный день.

— В самом деле? Я рада за вас, папаша Калебассе! При этом надо отдать вам должное, вы очень бережливый и порядочный человек.

— Благодарю за ваши добрые слова, моя дорогая Ренарда. Они отчасти справедливы. Я действительно всю свою жизнь был бережлив и любил порядок.

— Так же, как и мой покойник! Но его сгубила страсть к вину! Это было истинное несчастье…

— Я знаю это, добрая Ренарда, я ведь слышал все это от вас же, — перебил Калебассе словоохотливую старушку, уже в сотый раз рассказывавшую ему эту истерию. — Итак, я говорил вам, что имею от своей торговли хороший доход, но это еще не все! Я имею также, и этого никто не знает, небольшой капиталец!

— Что вы говорите, папаша Калебассе, накопленный?

— Отчасти накопленный, отчасти доставшийся по наследству или вроде того.

— Сколько же у вас всего? — спросила Ренарда, любопытство которой было возбуждено.

— Очень значительная сумма! В точности я сам не знаю, надо бы когда-нибудь все это сосчитать!

— Ну, давайте вместе сосчитаем!

— Так, надо подумать! Во-первых, у купца Арманда на улице Сен-Доминик у меня 5000 франков, данных под вексель, — начал считать папаша Калебассе, весело улыбаясь и с удовольствием отмечая впечатление, произведенное на Ренарду названной суммой. — Дома у меня около двух тысяч франков.

— Вместе это будет около семи тысяч франков, — сосчитала кастелянша.

— Старому куму Гри с Ночлежного острова я дал под залог его домов четыре тысячи франков по смерти его.

— Вместе около одиннадцати тысяч франков, неужели еще не все?

— О нет, подождите, теперь будет главное! Одному знатному господину, я не смею назвать его имя, я дал под разные векселя более десяти тысяч франков.

— Вместе с прежними будет ровно двадцать тысяч франков!

— И наконец старому пирожнику Тампье, живущему здесь по соседству, дано под его дом шесть тысяч франков!

— Но, папаша Калебассе, откуда вы взяли такие большие деньги? Ведь это составляет сумму в двадцать шесть тысяч франков!

— Да, кажется, около того, добрая Ренарда! Проценты получаются аккуратно, векселя в совершенном порядке.

— Верное ли только дело со знатным господином? — спросила Ренарда.

— О, это вернее всех! У него не пропадет ни один франк, уверяю вас! А теперь, теперь хотел вас спросить еще кое о чем, моя добрая Ренарда.

— Говорите, папаша Калебассе.

— Гм! Ведь все могло бы быть по-старому, вы оставались бы кастеляншей этого замка, а я продавцом фруктов, таким образом, мы оба еще заработали бы денег, то есть я хотел спросить у вас, добрая Ренарда, не соединиться ли нам с вами?

— Жениться! — воскликнула кастелянша, совершенно пораженная этой неожиданностью. Вдруг она опомнилась, покраснела и стыдливо опустила глаза, как шестнадцатилетняя девочка, выслушивающая первое предложение.

— Я думаю, дорогая Ренарда, что для нас обоих это было бы неплохо. Вы добры, опрятны, на хорошем месте, — я не требователен, умерен, имею хороший достаток, это все подходит одно к другому!

— Да, вы правы, папаша Калебассе, все это подходит как нельзя лучше, — отвечала Ренарда, опустив глаза.

— Так вы принимаете мое предложение?

— Я бы не замедлила, но, не сердитесь на меня, папаша Калебассе, я должна прежде всего поговорить с господином маркизом.

— Да, вот что! Вы хотите переговорить о бесплатной квартире и о вашем месте здесь, да, это, конечно, необходимо, добрая Ренарда, спросите господина маркиза! Завтра или послезавтра, как позволят дела, я приду за ответом!

— Да, так мы и сделаем, папаша Калебассе.

— Прощайте же до тех пор, милая Ренарда. Я полагаю, из нас получится отличная пара!

Между тем как в маленьком замке зарождались отношения, основанные на добром согласии, а не на пылкой страсти, в большом замке отношения другого рода привели к результату совершенно противоположному.

Жозефина уже вступила в новую должность, но она вскоре заметила, что обязанностей у нее немного и остается довольно свободного времени, следовательно, ее ждала легкая и праздная жизнь.

Когда старая Ренарда занимала ее теперешнюю должность, то она приходила в Лувр всего на несколько часов, остальное же время дня она проводила за работой у себя дома. Жозефине же приходилось днем и ночью оставаться около кладовых с серебром, и она положительно не знала, чем заполнить свободное время.

На второй день после ее поступления случилось нечто, чуть было не заставившее девушку вовсе отказаться от должности.

Едва Жозефина успела встать, как явился управляющий Шарль Пило под предлогом передачи ей по счету всего хранившегося в кладовых серебра. На самом же деле он просто хотел полюбоваться хорошеньким личиком девушки! Если бы дело тем и кончилось, Жозефина, вероятно, ничего бы не имела против этого, но Пипо был действительно неравнодушен к красоте молодых девушек.

— Вы очень хорошенькая, моя милая Жозефина, — вдруг сказал он, пересчитывая серебряные тарелки и дружески обняв ее за талию, — не будьте только так боязливы и застенчивы! Если вы хотите жить в дружбе со мной, то должны быть снисходительны к моим ласкам или поцелуям.

— А если я не захочу этого, господин Пипо? — решительно воскликнула Жозефина, с силою оттолкнув руку старого ловеласа. — С чего вы взяли, что я позволю чужому мужчине целовать меня?

— Позволю! Милая Жозефина, это слово вовсе не подходит к нашим с вами отношениям! Я ваш хозяин и, следовательно, позволять или запрещать имею право только я! Помните, что я — управляющий над серебром, а вы — не более чем работница, назначенная для его чистки.

— Я серьезно прошу вас, господин Пипо, оставьте меня в покое. Я не знаю, чего вы от меня хотите, займемся лучше работой!

— Погодите, милая Жозефина, прежде поговорим о главном. Я человек холостой, имею хороший доход, родных, способных косо смотреть на вас, у меня нет. Хотите вступить ко мне в дом хозяйкой или женой?

— Ни тем, ни другим, господин Пипо, — коротко и решительно отрезала Жозефина.

— Ого, так у вас уже есть друг сердца?

— А хотя бы и был, вам какое дело?

— Тогда мы не поладили бы с вами! Но оставьте жеманство и пустые речи, милая Жозефина! Вы мне нравитесь, и с вашей стороны было бы величайшей глупостью отвергать мои предложения! Вы просто околдовали меня! Дайте же мне обнять вас, я бы просто задушил вас в своих объятиях!

— Я вам говорю: оставьте, господин Пипо, или я закричу!

— Полно, полно, не будьте глупенькой, — не отставал от нее противный старик. — Не думаете ли вы, что молодые люди лучше нас, пожилых?

— Я думаю только о том, чтобы вы оставили меня, или для вас же будет хуже!

— А! Черт возьми, да ты нерешительная, моя красотка, оставь же, успокойся, ведь я хочу только поцеловать тебя, не упрямься же! Ведь тебя не убудет от одного поцелуя!

Жозефина вырвалась из его рук, но Пипо снова схватил ее, как ястреб бедную голубку. Сопротивление Жозефины еще более распалило его страсть, лицо его пылало, словно в огне, нос буквально побагровел, а серые глаза светились как у кошки в потемках.

— Ты околдовала меня, — воскликнул он, — ты должна быть моей, во что бы то ни стало! Ведь я хочу только твоего счастья, а с господином Калебассе мы уже поладим.

— Если вы не отстанете от меня, господин Пипо, я буду вынуждена отказаться от места!

— Это было бы неумно с твоей стороны! Тебе будет хорошо у меня, глупенькая, если ты согласишься полюбить меня!

Жозефина не могла удержаться от громкого смеха при этих словах, но Пипо принял ее смех за молчаливое согласие, он стал еще настойчивее и смелее в своих проявлениях любви, и дело дошло до того, что Жозефина вырвалась и бросилась бежать от него. Второпях она опрокинула стул, набегу схватила свой платок и шляпку и, прежде чем ее слишком любезный кавалер успел опомниться, выскочила из серебряной кладовой и, не оглядываясь, побежала вниз, к выходу. Таким образом она достигла двора, и вдруг, услышав знакомый голос, остановилась как вкопанная.

— Клянусь, я не ошибся! Мадемуазель Жозефина! Белая голубка вся вспыхнула и очень сконфузилась.

— Господин Милой! Это вы? — проговорила она.

— Наконец-то я поймал вас, Жозефина, вы бежите от меня словно от какого-нибудь страшного зверя! Это нехорошо и нелюбезно с вашей стороны. Дайте же мне вашу руку, и поздороваемся!

— Очень охотно, господин Милон, я вас совсем не видела!

— Об этом рассказывайте кому-нибудь другому, а я подозреваю, что вы всеми возможными способами стараетесь избегать меня!

— Вы несправедливы ко мне, господин Милой, я дважды была на улице Лаферроннери, в надежде застать вас!

— В самом деле? Ну, я знаю, вы не скажете неправды, это ясно говорят ваши милые невинные глазки! Я уже не живу более у старушки Ренарды.

— Это я сейчас поняла! Ренарда живет в маленьком замке.

— Вы откуда знаете?

— Я была у нее, господин Милон.

— Какие дела вы имели с Ренардой?

— Мы ходили просить ее ходатайства, чтобы мне поступить на ее место, здесь в Лувре.

— Как? И вы хотели?

— Если можно честным трудом зарабатывать себе хлеб, в этом нет стыда, не так ли, господин Милон?

— Конечно, мадемуазель Жозефина! Вот что хорошо, так хорошо! Стало быть, вы теперь принадлежите к придворному персоналу! Какое счастье, что я, наконец, увидел и встретил вас здесь!

— Я уже все знаю, господин Милон, я уже знаю. Вы опоздали!

— Кто это вам сказал? Что вы знаете?

— Что сделалось с бедной Магдаленой.

— Так вы знаете больше меня, и вместо того, чтобы мне вам что-нибудь рассказать, вы теперь возбудили мое любопытство, милая Жозефина!

— Неужели вы и вправду не слыхали, куда делась бедная Магдалена?

— Расскажите мне, а потом я сообщу вам, что мы сделали, выполняя вашу просьбу.

— Ах! Спаси и помилуй, Пресвятая Дева! Это слишком ужасно, господин Милон, — сказала Жозефина, едва удерживая слезы.

— Но расскажите же мне, что вы знаете?

— Несчастная Магдалена! Мне говорили, что она сидит у ворот гостиницы в Сен-Дени и просит милостыню у прохожих!

— Вы это знаете наверное, мадемуазель Жозефина?

— Говорили, что она помешалась! Услышав это, я немедленно собралась в Сен-Дени, но когда я приехала туда и стала ее разыскивать, ее уже там не было и никто не знал, куда она девалась.

— И после того вы не видели ее и ничего не знаете о ней?

— Я долго искала и расспрашивала, но узнала только, что однажды утром она не пришла на свое обычное место, какой-то сострадательный господин взял ее с собой в Париж.

— Я сочувствую вам. Мы действительно нашли ее в Ангулеме у герцога де Люиня, смертью искупившего свой бесчестный поступок.

— Вы нашли ее?

— Мы освободили ее из рук негодяя и взяли ее с собой, но дорогой, воспользовавшись нашим минутным невниманием, она убежала от нас. Вы правы, она была очень несчастна и достойна сострадания!

— Награди вас, Господь, за ваше доброе дело, господин Милон!

— К сожалению, оно оказалось бесполезным, какая польза для бедной Магдалены в том, что похититель ее наказан!

— И как жаль, что нельзя узнать, где она!

— Мы постараемся узнать это, милая Жозефина, я поговорю с маркизом и другими моими друзьями, и общими усилиями, быть гложет, нам что-нибудь удастся сделать.

— Ах да, постарайтесь, господин Милон, мне так грустно думать о несчастной Магдалене.

— Скажите же мне теперь, милая Жозефина, куда это вы неслись по двору, как будто за вами гналась стая диких зверей?

Белая голубка, покраснев, молчала.

— Не бойтесь, доверьтесь мне как брату, с вами случилось что-нибудь? Я хотел бы доказать вам, что искренне желаю вам добра.

— Благодарю вас, господин Милон! Видите ли, папаша Калебассе, мой крестный, привел меня сюда и определил на место, которое прежде занимала добрая Ренарда. Я была бы совершенно довольна своей новой должностью, если бы…

— Что же? Договаривайте, милая Жозефина.

— Если бы управляющий не был таким навязчивым.

— Как! Маленький толстяк Пило?

— А вы знаете его, господин Милон?

— Еще бы! Что же сделал этот хомяк? Он позволил себе с вами какую-нибудь дерзость?

— Он привязался ко мне со своими предложениями, причем говорил и делал вещи, которые… которые порядочная девушка не должна позволять. Поэтому я решила, что лучше будет оставить место, и ушла оттуда, хотя мне было очень жаль, я так хорошо пристроилась!

— В самом деле? Этот старикашка позволил себе такие вещи? Подождите же, милая Жозефина, я пойду к нему, прочитаю ему маленькое наставленьице и разъясню немного, с какой точки зрения он должен смотреть на вас в будущем. И ручаюсь вам, всю его дурь как рукой снимет, впредь он будет держать себя как следует.

— Я бы очень желала остаться при моей новой должности, господин Милон!

— И оставайтесь с Богом, милая Жозефина! Теперь идите немного прогуляться, а через час приходите как ни в чем не бывало. Я же между тем навещу Пипо и потолкую с ним. Обещаю вам, что он больше не будет надоедать вам своими любезностями.

— Вы очень добры, господин Милон, но у меня есть к вам просьба.

— Говорите, Жозефина.

— Не браните слишком сильно господина Пипо, а то он выместит это потом на мне, ведь он все-таки управляющий, и может сильно навредить мне.

— Этого он не посмеет сделать, ручаюсь вам. Он знает меня и знает также, что я не шучу.

— Все же я прошу вас, господин Милон, обойтись с ним, по возможности, милостиво, чтобы не было раздора и вражды между нами, я ни с кем не могу жить во вражде! А теперь примите заранее мою благодарность, господин Милон, — продолжала Белая голубка, подавая руку мушкетеру. — Спаси вас, Бог! Это он послал вас мне в защиту!

Она пошла дальше, а Милон повернул к заднему крыльцу Лувра с намерением нанести неожиданный визит Пипо.

Управляющий хорошо знал привилегированное положение мушкетеров, он очень часто бывал предметом их шуток и получил от них прозвище хомяк, благодаря комизму своей толстой неповоротливой фигуры. Он принимал эти шутки, не обижаясь, хотя в душе, возможно, и не совсем был доволен ими.

Пипо очень удивился, когда увидел неожиданно вошедшего мушкетера Милона, никогда ранее не бывавшего в этом отделении Лувра.

— Господин Пипо! — Позвал громко мушкетер, делая вид, что не замечает маленького человечка за грудой наставленной посуды. — Где вы там скрываетесь? Покажитесь!

— Я здесь, господин барон, — поспешно отвечал управляющий, подходя к Милону, молча измеряющего его взглядом.

— Скажите-ка, господин Пипо, — начал он наконец, — не находите ли вы, что место в Лувре слишком хорошо для вас?

— Слишком хорошо? Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, господин барон?

— Есть старая пословица, не знаю, известна ли она вам, которая гласит: если ослу слишком хорошо, то он идет на лед!

— Это похоже на обиду, господин мушкетер, — отвечал вспыхнувший от гнева управляющий.

— Вы хотите лишиться своего доходного и спокойного места?

— Я не знаю, что мне отвечать на все эти вопросы, — сказал толстяк.

— Так вы, быть может, знаете, кто сейчас был у госпожи обергофмейстерины?

— Как могу я знать это, господин барон?

— То есть, не хотите отгадать, старый плутишка! Молодая девушка, мадемуазель Жозефина, так назвала она себя, новая придворная судомойка.

— Новая придворная судомойка! Кто ее назначил на это место? — воскликнул в сильном волнении Пипо. — Кто это решил? У меня действительно была девушка на испытании, кажется, ее звали Жозефина.

— На испытании? Полно, мне известно, что вы хотели испытать. Не делайте таких негодующих жестов, мы ведь знаем друг друга, но на этот раз эта шутка может дорого вам обойтись!

— Так эта дурочка в самом деле была у госпожи…

— У госпожи обергофмейстерины! А точно ли новая придворная судомойка дурочка — это еще вопрос, мне кажется, она очень умная, скромная девушка, и с ней нельзя позволять вести себя неприлично.

— Как, вы, надеюсь, не думаете, господин барон?

— Я думаю только, что будет лучше, если вы постараетесь владеть собой и не допускать подобных вольностей. Там, в кабинете, очень сердятся на вас, и только по просьбе мадемуазель Жозефины вас не выгнали со скандалом из Лувра!

Пипо не верил своим ушам, он совершенно растерялся от злости и досады.

— Новая придворная судомойка, — повторял он, — кто ее назначил? Я не хочу ее, ни за что не хочу, господин мушкетер. Я возьму опять старушку, мне не нужно этой мадемуазель Жозефины!

— Теперь это не от вас уже зависит, достойнейший господин Пипо, мадемуазель Жозефина уже утверждена в своей новой должности.

— Утверждена в должности? А от кого эта должность зависит, если не от меня, позвольте спросить!

— Обстоятельства изменились, любезный Пипо! Новая придворная судомойка не вам обязана своим местом, а скорее вы ей обязаны вашим, потому что не проси она за вас, я был бы вынужден сию же минуту вывести вас из Лувра! Вы поняли, надеюсь? Смотрите же, я предупредил вас, и советую не упускать из виду ваших собственных интересов! А затем, прощайте!

Мушкетер пошел к выходу, а управляющий безмолвно смотрел ему вслед с открытым ртом.