Онлайн чтение книги Архипелаг чудовищ
Часть первая. МАДАМ ЖОНАС

ГЛАВА 1

Прогулочная яхта. — Восторги мальчишки, который ничему не удивляется. — Роскошь. — Отплытие. — «Морган» и его экипаж. — Несчастливое число тринадцать. — На борту яхты миллиардера. — Торресов пролив. — Внезапная смерть?.. Убийство?

Элегантный экипаж, запряженный двумя великолепными лошадьми, остановился у причала Барм-Коув в Сиднее. Трое подростков, по сути совсем еще дети, спрыгнули на землю — красивая девушка лет пятнадцати, за нею два молодых человека, лет по семнадцати.

К пирсу была пришвартована великолепная яхта, белая, словно лебедь, сверкающая золотом, будто пагодаnote 1Пагода — буддийский храм в Китае, Индии, Японии и ряде других стран Азии, чаще всего выстроен в виде многоярусной, богато украшенной башни., изящная и прочная, как эскадренный миноносецnote 2Эскадренный миноносец (эсминец) — боевой корабль, вооруженный артиллерией и минными (торпедными) аппаратами; современные эсминцы имеют и ракетное вооружение..

Бойкий светлоглазый юноша восхищенно воскликнул по-французски:

— О Боже, какой прекрасный корабль! Какая стройность, какие формы!..

— Хотел бы побывать на нем? — улыбаясь, спросил его товарищ.

— Еще бы!

— Я знаком с капитаном.

— Так пойдем скорее! Только захочет ли мисс Нелли составить нам компанию?

— С удовольствием! — отозвалась девушка.

Все трое быстро поднялись по трапу и оказались на спардекеnote 3Спардек — навесная палуба, расположенная в середине судна. прогулочного судна.

Увидев молодых людей, седобородый капитан добродушно улыбнулся.

— Мисс Нелли, рад вас видеть.

— Здравствуйте, мистер Гаррисон!

— Здравствуйте, капитан Гаррисон! Позвольте представить вам моего лучшего друга — мистера Тотора. Он из Парижа. Отличный товарищ и к тому же очень веселый малый.

— Рад познакомиться, месье. Добро пожаловать на борт.

Пожав прибывшим руки, капитан добавил:

— Господа, будьте как дома.

— Спасибо. С вашего разрешения мы осмотрим судно, — произнес Тотор.

— Пожалуйста, яхта в вашем полном распоряжении! — Капитан удалился.

Молодой человек по имени Гарри спустился по большой лестнице вниз и откинул портьеру:

— Вот апартаментыnote 4Апартаменты — здесь: роскошные каюты для пассажиров..

Тотор изумленно всплеснул руками.

— Боже! Как красиво!.. Чудо из «Тысячи и одной ночи»! note 5«Тысяча и одна ночь» — многотомный сборник арабских сказок, переведенный на многие языки мира. Название получил оттого, что сказки эти будто бы рассказывала только по ночам мудрая Шахразада своему мужу царю Шахрияру. Сказочный дворец фей!

— Ты так думаешь?

— Думаю?! Да меня как пулей сразило! Слов не нахожу! Счастливчик хозяин такой яхты! А я-то млел перед нашими пакетботамиnote 6Пакетбот — товаро-пассажирское судно, совершающее регулярные рейсы между определенными портами., жалкими шлюпками по сравнению с нею.

Тотор в восторге рассматривал большую столовую, отделанную красным кедромnote 7Красный кедр — хвойное дерево семейства сосновых, обладает красивой красноватой древесиной., тиковойnote 8Тиковое дерево (тековое дерево, тик) — дерево семейства вербеновых с очень твердой и красивой древесиной. и лимонной древесиной, оклеенную тиснеными обоями и увешанную охотничьими трофеями. Посередине стоял массивный стол розового дереваnote 9Розовое дерево (дальбергия) — дерево, растущее в Ост-Индии, на о. Ява и в Центральной Америке; древесина розового цвета высоко ценится. Розовым деревом называют также одну из австралийских акаций., уставленный хрусталем и столовым серебром. Еще большее впечатление на юношу произвел замечательный салон с коврами, драпировками, фортепьяно, картинами знаменитых мастеров, орхидеями на этажерках, зеркалами, диванами, скульптурами и электрическими бра.

Нелли и Гарри улыбались, слушая восторженные возгласы Тотора, впрочем, вполне обоснованные, — прогулочная яхта являла собой один из лучших образцов корабельной архитектуры.

Через несколько минут парижанин внезапно почувствовал, что пол под ногами слегка дрожит.

— Честное слово, по-моему, запустили машину… надо посмотреть! — удивленно проговорил он.

Прыгая через три ступеньки, Тотор взбежал по лестнице на палубу и застыл в изумлении: швартовы отданы, с железным скрежетом убирается трап, собравшиеся со всех сторон люди восторженно кричат. Друзья, смеясь, поднялись следом.

Оглушительно взревела сирена. Капитан наклонился к переговорному устройству и громко скомандовал в машинное отделение:

— Go ahead! note 10Вперед! (англ.)

Винт под кормой вспенивал сине-зеленую воду. Похожая на готовую взлететь гигантскую морскую птицу, яхта напряженно дрожала.

В тот же миг прогремели два пушечных выстрела, на корме гордо поднялся флаг Соединенных Штатов.

— Я не ошибся! — произнес Тотор дрожащим голосом. — Мы отчалили, отплыли… Как в сказке… Правда?

— Как в сказке, если угодно, — загадочно ответил Гарри.

Корабль скользил по водной глади. Яркое солнце отбрасывало еще по-утреннему нежные лучи на волны, горы, леса, дома, превращая большой австралийский город в феерическойnote 11Феерия — пышное, красочное зрелище. красоты картину.

Звездный флаг трижды приспустился перед стоящими на банкахnote 12Банки — мели в море среди глубокого места. броненосцами. Военные суда ответили тем же. На удаляющейся набережной трепетали на ветру платочки и слышались восторженные приветствия:

— Гип-гип-гип ура «Моргану»! «Morgan» for ever! note 13Да здравствует Морган! (англ.) Ура-а-а! «Morgan» for ever!

— Они кричат «Morgan»!.. — изумился Тотор. — Но ведь так называется твой корабль!

— Это он и есть!

— Я думал, он в Америке!

— Прибыл оттуда… к твоим услугам!

— Значит, корабль, который не знает себе равных, принадлежит тебе! Ты его владелец, хозяин, адмирал!

— Он принадлежит мне, тебе, моей сестре Нелли, нам троим. Можем плыть куда захочется… По-американски!

— С ума сойду!

— Ну зачем же!

— Неужели все это всерьез?

— Вполне!

— Но я не попрощался с твоими родителями!

— Считай, что попрощался.

— И даже не предупредил своих в Париже.

— Я отправил им длинную телеграмму.

— А ответ?

— Думаю, он уже ждет нас. Вот, пожалуйста.

Свежевыбритый стюард note 14Стюард — официант на корабле. в белых перчатках и безупречном черном костюме принес на серебряном подносе телеграмму.

«Тотору, яхта „Морган“, Сидней, Австралия, — прочитал парижанин. — Сынок, приятного путешествия. Поклон семье Стоун. Нежно целуем, мама и я, Фрике».

Тотор нашел руку товарища и крепко сжал ее. Он улыбался, а глаза его подернулись влагой.

— Знаешь, ты самый лучший друг на свете!.. Потрясающе все придумал!.. От всего сердца спасибо! Получается, что отец и мама в четырех тысячах лье note 15Лье — французская миля, равная 4 км; в XX веке эта мера длины вышла из употребления. отсюда знали о моем отплытии, а я сам и не догадывался.

— Это сюрприз.

— Сногсшибательный сюрприз… но объясни же все по порядку.

— Мистер Тотор, — с улыбкой произнесла девушка, — берегитесь! Сейчас мой брат произнесет речь… вы ведь знаете, американец в любую минуту готов обрушить на собеседника поток красноречия…

— Ну и хорошо, мисс Нелли! Пусть ораторствует сколько хочет.

— Сначала присядем.

Все трое уселись в кресла-качалки под тентом. Яхта медленно скользила по огромной бухте Порт-Джексон.

— Так вот, — начал Гарри, — мой отец, мистер Стоун, король шерсти, за услуги, которые ты мне оказал и которые я считаю неисчислимыми…

— Ну уж, неисчислимыми.

— Именно. Итак, Стоун-старший решил в благодарность дать тебе возможность закончить кругосветное путешествие — вот «Морган» и прибыл из Сан-Франциско в Сидней.

Что касается дорожных расходов, мой замечательный батюшка буквально набил трюмы… долларами! На яхте их триста тысяч наличными.

— Черт побери! Полтора миллиона франков! Какой у тебя щедрый предок! Такого отца не заменит и сотня дядюшек из Америки…

— А так как без доллара не обойтись ни на войне, ни в путешествии, папа расщедрился настолько, что к горе золота добавил толстую чековую книжку, открыв мне неограниченный кредит в банках обоих полушарий, и при этом сказал: «Тотор, которого я люблю как сына, сделал из тебя мужчину, не покидай же его ни на минуту, будь щедр, мы перед ним в неоплатном долгу». К концу сборов сестра заявила, что тоже хочет отправиться в плаванье. Отказать ей было невозможно. Отец решил, что в наше путешествие Нелли привнесет очарование женственности.

— И мы втроем пустились в плавание… как миллиардеры!

— Ну вот, дорогой Тотор, и все объяснение. Не обижаешься, что тебя похитили?

— Меринос! note 16Меринос (прозвище Гарри) — название породы тонкорунных овец; Гарри, очевидно, получил это прозвище потому, что его отец — промышленник, разбогатевший на торговле шерстью. Ты замечательный, выдающийся американец, хотя нос у тебя вроде никуда не выдается. Ты мне как брат!

— Да, как брат, дорогой Тотор. А теперь, позволь, я познакомлю тебя с «Морганом» и командой: восемьсот тонн водоизмещения, двигатель в тысячу двести лошадиных сил, оснастка — как у трехмачтовой шхуны… Шутя делает шестнадцать — восемнадцать узлов… note 17Узел — единица длины в морском деле: расстояние, проходимое судном за полминуты. Условная длина узла 48 футов (14 м 63 см). Сколько узлов судно проходит за полминуты, столько морских миль оно проходит в час. бесподобен на парусах… сам все увидишь. Двадцать отборных матросов и восемь человек в машинном отделении, судовой механик и доктор, если вдруг кто-то вздумает захворать… Капитан — лучший во всем американском флоте. К нашим услугам два повара, два стюарда и горничная для сестры. Полные трюмы угля и провизии, две пушки, два пулемета «максим», пятьдесят винчестеровnote 18Винчестер — название магазинных (позднее автоматических) винтовок, выпускавшихся с середины XIX века американской фирмой оружия, основателем которой был О.Ф.Винчестер., сто кольтовnote 19Кольт — американская система револьверов; название дано по фамилии конструктора, промышленника и основателя оружейной фирмы Сэмюэла Кольта., много топоров, пик, сабель, тесаков… все это на случай встречи с пиратами. И дюжина охотничьих ружей… А еще одежда, книги, музыкальные инструменты, лекарства, фотоаппараты, палатки, упряжь, если взбредет в голову покататься на лошадях во время стоянки… Ну, дорогой Тотор, что скажешь?

— Скажу, что мы путешествуем по-королевски! Я готов молиться на твоего отца. Только… черт!

— What? note 20Что? (англ.) Что-нибудь омрачает картину?

— Назовем это волоском в супе!

— Что-то не нравится?

— Да нет! Только… не смейся… Я просто подумал, что мы отплываем тринадцатого… Вот и все.

Гарри и его сестра не удержались от улыбки.

— Как, мистер Тотор, вы боитесь числа тринадцать? — укоризненно покачала головой девушка. — А еще говорят об отваге французов. Неужто вы суеверны?

— Да ничуть! Но все же… Не случайно у всех транспортных компаний Старого Света каждого тринадцатого сборы летят вниз, словно турецкие ценные бумаги. Тринадцатого в путь не отправляются.

Мисс Нелли не выдержала и рассмеялась — словно колокольчик зазвенел.

— Как странно! А у нас, в Америке, все начинается с тринадцатого! Америка была открыта тринадцатого октября тысяча четыреста девяносто второго года…

— Действительно, от этого ей хуже не стало.

— О, это еще не все. Наша республика первоначально состояла из тринадцати штатов, и на ее первом флаге насчитывалось тринадцать звезд и тринадцать полос… Ее девиз — Е pluribus unumnote 21Из многих — одно (лат.). имеет тринадцать букв. Голова статуи Свободы украшена тринадцатью звездами. Американский орел сжимает в когтях тринадцать молний и оливковую ветвь с тринадцатью листьями. На его груди щит с тринадцатью лучами, а в каждом крыле тринадцать перьев. И, как видите, такая сверхнасыщенность числом тринадцать не мешает нашей замечательной стране занимать подобающее ей место в мире!

— Да, вы десять, сто раз правы, мисс Нелли, это вздор, и все-таки…

Гарри и девушка продолжали смеяться, смех наконец разобрал и Тотора. Человек остроумный, он любил подшучивать над самим собой и быстро находил общий язык с друзьями.

Между тем «Морган» мчался на всех парах. Остался позади плавучий маяк, указывавший подводные камни Сау и Пигз, яхта обогнула мыс Хорнби, и вот перед путешественниками — открытое море. Колокол отбил полдень — время завтрака. Вышколенный стюард подал отменную, изысканную еду.

Закончив трапезу, друзья детально осмотрели яхту.

— Прогулка по своим владениям! Неплохо! — радостно воскликнул Тотор.

После бокала шампанского парижанин все видел в розовом свете и болтал без умолку. Он познакомился с командой — с помощником капитана мистером Роулендом, судовым механиком мистером Смитом и доктором мистером Филдом. Представили ему и боцмана Алекса, ладно скроенного гиганта с умным и добрым лицом.

— Надежный человек, — прошептал Гарри на ухо другу, — и тем более нам предан, что он жених Мэри, горничной сестры.

— Великолепная будет пара! — отозвался Тотор, видевший мельком красивую американку, которая прислуживала Нелли.

— А матросы, как видишь, — настоящие молодцы.

— Черт возьми! Рядом с ними мы выглядим дикарями.

— Как на подбор — все чистосердечны, дружелюбны. Мы тоже платим им добрым расположением, ну и, конечно, звонкой монетой.

— Да, экипаж хорош. Приятно видеть открытые лица… Одна только физиономия мне не нравится — мистера Дика, стюарда.

— Ты знаешь, мне тоже… хотя он безукоризненно вежлив. Его нанял отец по рекомендации одного из близких друзей, уверявшего, что этот человек для нас находка: он несколько лет плавал в краях, которые мы должны посетить, говорит на всех языках Азии и Океании… владеет многими ремеслами…

— Понятно!.. Уникум! note 22Уникум — предмет (или человек), единственный в своем роде.

— Бросив беглый взгляд на будущий маршрут, мистер Дик тут же пообещал снабжать нас свежайшим и разнообразнейшим провиантом даже в тех местах, где достать его будто бы невозможно.

— А кстати, какой у нас маршрут?

— Если обойдется без чрезвычайных происшествий — Торресов пролив, Новая Гвинея, Молуккские острова, Целебес, Борнео, Филиппины, а затем

— через Тихий океан…

— Мечта!.. Голубая мечта моей жизни.

— И мы ее осуществим, мой друг. Вот увидишь!

Корабль взял курс на север. Он плывет… плывет… Под ним зыбь бесконечного океана, от огненного солнца вода пламенеет словно золото или медь, а за кормой тянется перламутровый след.

— Семнадцать узлов, мистер Гарри! — потирая руки, сообщил капитан, приказав бросить лотnote 23Лот — прибор для измерения глубины.. — Через четыре дня будем у Торресова пролива.

Любопытству Тотора не было предела. Он обследовал все закоулки на судне, спускался в трюм, ходил по нижней палубе; забирался в машинное отделение и пытался разобраться в устройстве судовых механизмов. Расспрашивал, восхищался, изумлялся.

За сутки парижанин стал любимцем экипажа: всегда хорошее настроение и острый язык действовали безотказно. Все Тотору нравилось, и в конце концов забылось даже зловещее тринадцатое число. Да и мистер Дик, похоже, больше не внушал ему опасений. И все же!.. Кто знает, не следует ли и в самом деле пристальнее присмотреться к этому человеку?

Коренастый, плечистый, среднего роста, мистер Дик как бы не имел возраста. Выглядел он весьма импозантноnote 24«Выглядел он весьма импозантно» — т.е. прилично, достойно, впечатляюще.. Лет тридцати пяти? Возможно, больше, а может, и меньше. Смуглый, черноволосый, горящие глаза, профиль будто с римской медали, волевой рот. Изысканная речь, осанка, нечто странное, даже пугающее в облике, — внешность этого человека как-то не вязалась с подчиненной должностью стюарда.

Откуда он?.. Никто не знал! Невозможно было определить его национальность. Пожалуй, похож на испанца. Словом, несмотря на безупречную вежливость, образцовый стюард был типом загадочным и странным. Людям более опытным, чем наши юные герои, он несомненно показался бы весьма подозрительным.

Впрочем, пока ничто не омрачало плавания трех друзей.

Предсказание капитана сбывалось. Четыре дня «Морган» сохранял среднюю скорость 16 узлов, то есть тридцать километров в час. За 96 часов яхта сделала неплохую пробежку в две тысячи восемьсот восемьдесят километров, удаляясь от материка, чтобы избежать рифов, образующих сплошной барьер перед восточным берегом Австралии. Потом, поднимаясь к северу, она преодолела большой коралловый риф и устремилась прямо к мысу Йорк, крайней точке Австралийского континента. Там и начинался усеянный опасными подводными скалами пролив, которому португальский мореплаватель Торресnote 25Торрес (Torres) Луис Ваэс де (1560 — 1616? ) — испанский мореплаватель. Открыл южный берег о. Новая Гвинея, расположенного в юго-западной части Тихого океана, а также пролив между Новой Гвинеей и Австралией, названный его именем. дал свое имя.

— Настоящее кладбище кораблей! — заметил капитан. — Но я начеку, хотя время и торопит. Сейчас два пополудни. Начинается прилив. Нужно еще четыре часа, чтобы пройти опасное место, а в шесть уже стемнеет. Малый вперед!

Пролив широк — целых сто пятьдесят километров, но буквально ощетинился островами и островками, скалами и едва скрытыми водой рифами. Есть всего пять-шесть пригодных для судоходства проходов, местами очень узких, и знать их нужно в совершенстве. Неосторожный поворот руля, слишком быстрое течение, ошибки на карте могут привести к катастрофе.

По проходу Принца Уэльского «Морган» шел с величавой медлительностью, рассекая волны, которые с громовыми раскатами бились о подводные камни.

Вот скалы Вторник, близ которых из воды торчат три мачты затонувшего корабля. А вот и остров Среда, отмеченный двумя мачтами, видными до марселейnote 26Марсель — второй снизу прямой парус, ставящийся между марса-реем и нижним реем.. Потом риф Юго-Западный или Хэммонд, над которым кружатся тысячи морских птиц.

Молодые люди не отрывались от бинокля. На душе у них было тревожно: опять зловещие останки кораблей! Вот островки Ипили — тонкие коралловые иглы, красными призраками поднимающиеся из воды на два метра и, наконец, Буби-Айленд, пустынный клочок земли, который служит приютом для потерпевших кораблекрушение; на нем действует телеграфная связь со всей континентальной Австралией.

— Уф, кончено! — с облегчением вздохнул капитан, покидая мостик.

Нелли и ее брат решили отправить родителям телеграмму. Островок всего в миле от судна, это будет легко сделать.

— Хорошо! Завтра в прилив, — сказал капитан, не отрываясь от подзорной трубы. — Смотрите-ка, флаг приспущен!.. Они просят помощи… тем более надо причалить.

Бросили якорь. Наступила ночь. Неподвижная, освещенная яхта покачивалась на волнах. Все поужинали и заснули под охраной вахтенных.

В шесть часов, едва рассвело, Нелли, Тотор и Гарри уже были на ногах. Спустили шлюпку, но капитан заставлял себя ждать. Внезапно трое друзей увидели бегущего к ним доктора — мертвенно-бледного, дрожащего, с широко раскрытыми от страха глазами.

— Что случилось, доктор? — воскликнул Гарри.

— Капитан!.. Я нашел его мертвым в постели.

— Мертвым!.. О Боже!

— Да, мистер Гарри!.. И боюсь… он убит!

ГЛАВА 2

Ужасные подозрения доктора. — Бдение над телом. — Потерпевшие кораблекрушение с Буби-Айленда. — Шторм. — Люди за бортом. — Гибель помощника капитана. — Корабль в опасности. — Благодарность. — Находки Тотора. — Нет, это не молния. — Остатки взрывателя. — Динамит.

Умер капитан Гаррисон!.. Эти ужасные слова как громом поразили молодых людей. Нелли разрыдалась, слезы показались на глазах Гарри и Тотора. Для Гарри и его сестры капитан был другом, преданным наставником, alter ego note 27Второе я (лат.). их отсутствующего отца.

Они плакали взахлеб, не в силах произнести ни слова.

А тут еще ужасающее предположение доктора: возможно, убит! Значит, на борту предатель, враг?

Доктор медленно продолжал печальным голосом:

— Капитана так долго не было, что я забеспокоился и зашел в его каюту. Я увидел Гаррисона, скорчившегося на постели… уже холодного. На губах — пена со следами какой-то подозрительной желтоватой пыли.

— Какой ужас! — воскликнула Нелли.

— Ужас, — вздохнул Гарри. — Бедный капитан!.. И ничего нельзя сделать, мистер Филд?

— Увы, ничего! Смерть наступила более пяти часов назад.

Мисс Нелли вытерла глаза и откашлялась.

— Доктор, мы хотели бы пойти к нему… вместо отсутствующей семьи, которую он так любил… совершить траурное бдение…

— Да, сестра, мы должны исполнить благочестивый долг… Пойдем, Тотор! А вас, мистер Филд, я прошу… ни слова о подозрениях, по крайней мере сейчас.

Ужасная новость повергла в смятение экипаж, который обожал капитана. Волнение охватило не только матросов, но и людей из машинного отделения. Несчастье было так неожиданно, так загадочно, что, конечно, вызвало тревогу! Но опасное местонахождение судна и неотложные текущие дела отвлекали команду от проявлений горя.

Вода поднималась, волны бились о рифы. Через пятьдесят минут прилив достигнет высшей точки. Надо было сниматься с якоря. Самое время идти на Буби-Айленд, где все еще развевался флаг — сигнал тревоги.

Помощник капитана мистер Роуленд взял на себя командование кораблем. Бледный, подавленный смертью любимого капитана, заменившего ему отца, Роуленд собрал всю свою волю и действовал как опытный моряк.

С яхты спустили паровой катер. Четыре хорошо вооруженных матроса, механик и боцман Алекс заняли свои места.

Гарри Стоун в спешке настрочил телеграмму отцу.

«Буби-Айленд, 16 августа, шесть часов утра. Ужасное несчастье. Капитан Гаррисон внезапно умер. Немедленно возвращаемся в Сидней. Чувствуем себя хорошо. Целуем.

Гарри».

Он вручил телеграмму боцману с настоятельной просьбой отправить немедленно.

Катер отчалил и полным ходом пошел к островку. Не прошло и десяти минут, как Алекс с удивлением убедился, что остров пуст. Единственное, что сохранилось, — сигнальная мачта. Телеграфное отделение было стерто с лица земли, не осталось и следа от оборудования, строений и аппаратов. Хижины служащих превратились в развалины, продовольственные склады исчезли. Похоже было, что по острову пронесся циклон или цунамиnote 28Цунами — морские волны, возникающие в результате подводных землетрясений; движутся к берегу со скоростью до тысячи км в час, высота их у побережья от 10 до 50 м и даже выше, и они производят на суше опустошительные разрушения..

У подножия сигнальной мачты два изможденных человека едва слышно звали на помощь.

Матросы бросились к ним, и Алекс быстро стал задавать вопросы: «Кто вы? Откуда? Как попали сюда? »

— Потерпели кораблекрушение… Нас выбросило на риф… Два дня назад…

— А телеграфисты?.. Их слуги?.. Что с ними? Что случилось?

— Не знаем. Мы увидели такую картину… И остались без крова, без воды и пищи! Сжальтесь, спасите нас!

— Помогать морякам, терпящим бедствие, — священный долг!.. В катер!

Но сам Алекс остался на берегу, желая удостовериться, что тут в самом деле никого нет и отправить телеграмму невозможно.

Боцман быстро обежал островок и через пять минут убедился: на пустынном рифе, исхлестанном ветрами и волнами, ничего не осталось. Нужно возвращаться на «Морган».

Тем временем пострадавшие с помощью матросов сели в катер. Алекс взялся за штурвал:

— Полный вперед!

Через десять минут боцман уже докладывал помощнику капитана обо всем увиденном и знакомил с потерпевшими кораблекрушение. Стоя на мостике, Роуленд скомандовал отплытие. Он вежливо приветствовал вновь прибывших, но в подробности вдаваться не стал.

— Я занят, господа — извинился он. — Вы моряки и поймете меня. Мы скоро увидимся. Алекс, расскажите все мистеру Гарри и проследите, чтобы к этим двум джентльменам были внимательны: дали одежду, накормили… Пусть доктор займется ими, если это необходимо.

Спасенные поблагодарили Роуленда и, шатаясь, ушли, а помощник капитана, вглядываясь в горизонт, тревожно прошептал:

— Шквал! note 29Шквал — резкий, неожиданный и сильный порыв ветра. Он приближается молниеносно…

На горизонте появилось черное облако. Оно поднималось, растягивалось. Матросы, глядя на эту темную массу, переглядывались:

— Шквал!.. Черный шквал… мощный black squall!

Атмосферное давление падало с неслыханной быстротой.

Послышалась команда:

— Закрепить все на борту!

Матросы удвоили найтовыnote 30Найтовы — веревки для закрепления предметов на судне., задраили люки и иллюминаторы, приладили заглушки, на всякий случай установили поручни, чтобы кого-нибудь не снесло волной.

Хлопоты, разумеется, заинтересовали Гарри, который с сестрой и Тотором сидел в каюте капитана.

Юноша взбежал на мостик:

— Что такое? Что происходит?

— Шторм, мистер Гарри! — хладнокровно ответил Роуленд.

— Что вы собираетесь делать?

— Единственно возможное… постараться его опередить в Арафурском море…

— Значит, повернуться спиной к проливу Торреса…

— Да, мистер Гарри.

— И отказаться от возвращения в Сидней?

— Совершенно верно… Даже просто остаться на якоре смертельно опасно.

— Когда же мы сможем вернуться?

— Один Бог знает… шторм предвидится жестокий… Видите, давление понизилось на двадцать пять миллиметров и, как показывает барометр, продолжает падать. Мистер Гарри, вы мне доверяете?

— Абсолютно, дорогой Роуленд.

— Тогда возвращайтесь, пожалуйста, к мисс Нелли и вашему другу. Что бы ни случилось, оставайтесь в каюте… вам не место на палубе… Вы подвергнете себя смертельному риску без какой бы то ни было пользы. Корабль прочен, машина великолепная, экипаж отборный… я отвечаю за все.

Гарри протянул помощнику капитана руку.

— Спасибо! Вы — хозяин на борту… я всего лишь пассажир и подчиняюсь.

Когда молодой человек удалился, Роуленд снова осмотрел такелажnote 31Такелаж — общее наименование всех снастей судна., якорное и грузоподъемное оборудование, инвентарь. Все на месте, люди спокойны, решительны. На борту, похоже, все готово к шторму.

Роуленд склонился к переговорной трубке и скомандовал:

— Сто двадцать оборотов. Go! note 32Здесь: Вперед! (англ.).

Яхта медленно тронулась в путь. Черные тучи, пришедшие с востока, уже достигли зенита. Небо казалось расколотым надвое. Солнце исчезло. Мягкий, тусклый свет окутал «Морган», словно по воде скользил призрак корабля, населенный призраками людей. Легкий бриз нагонял волны, они дробились и покрывались барашками. Вдруг резкий порыв ветра потряс мачты от клотикаnote 33Клотик — кружок со шкивами на верхушке мачты или флагштока. до основания. «Морган» встал на дыбы, словно пришпоренный скакун, и прыгнул на подвижные барьеры, разрезаемые его тонким форштевнемnote 34Форштевень — массивная часть судна, являющаяся продолжением киля и образующая носовую оконечность судна..

Волнение усилилось. Ветер с пугающей скоростью и силой налетал со всех сторон. И это было еще только начало.

В широтах, близких к экватору, жара изнуряет, сильный ветер обжигает, как дыхание вулкана, а дождь сыплется крупными каплями и горяч, как вода для стирки. Далекие молнии прочерчивают грозовые тучи. Однако гроза еще далеко, хотя ее дыхание порывами уже доходит со стороны колоссальной массы туч, пропитанной электричеством. И это длится часами — смертоносными часами, когда ветер и море неистовствуют, соперничая в ярости.

Помощник капитана и подручный матрос не сходили с мостика. Они наспех перекусили и готовились отразить главный удар. Внезапно, в несколько минут, наступила тьма, непроницаемая чернота ночного шторма, темнота тюремного карцера окутала все кругом.

Прошел час, и буря разразилась во всем своем устрашающем великолепии. Ослепляющие молнии опоясали «Морган» огненным кольцом. Непрестанно, с ужасными раскатами, гремел гром, и длинные языки пламени, вырывающиеся из громоотводов, опускались до середины мачт. Капитан и рулевой распорядились привязать себя к мостику. Посреди беснующейся стихии они то возникали при коротких вспышках молний, то исчезали во тьме кошмарной ночи.

Несчастные, растерянные подростки продолжали сидеть у тела покойного капитана. Их встряхивало, подбрасывало. Каждую секунду корабль могла поглотить пучина. Хорошо хоть электричество освещало каюту, где лежал безучастный ко всему труп. Но внезапно свет погас, наступил кромешный мрак. Друзья не решались даже пошевелиться и инстинктивно вцепились в ручки кресел.

— Господи, это конец! — всхлипнула Нелли. — О Боже, спаси нас!

Тут среди непрестанно грохочущего грома, рева волн, сотрясающих корпус судна, воя ветра, гнущего мачты, раздался еще более грозный звук.

Он сопровождался зеленоватой вспышкой и потряс яхту до самого киля.

Тревожный крик вырвался сразу из нескольких глоток:

— Человек за бортом!.. Два человека за бортом!

О ужас! Мостик, на котором находились Роуленд и матрос, исчез, унесенный как перышко! Несчастных смел с палубы гигантский водяной обвал.

Снова душераздирающий крик:

— Человек за бортом!

На этот раз волна унесла рулевого.

На какое-то время яхта, предоставленная самой себе, стала игрушкой волн. Она сошла с курса, кружилась, кренилась, клевала носом, винт резкими рывками крутился вхолостую.

Даже самых смелых пробирала дрожь.

Только один человек бросился к бешено крутящемуся штурвалу, схватил его железной рукой и удерживал, изогнувшись, как аркбутанnote 35Аркбутан — наружная подпорная арка готического собора..

Обреченный корабль выпрямился, снова устремился вперед и возобновил борьбу.

О спасении трех несчастных не могло быть и речи. Даже сама мысль об этом была бы безумием, несомненно возвышенным, но безумием. Судно, потерявшее двух капитанов, мчалось через шторм, ведомое рукой неизвестного. Человек с непокрытой головой, промокший до нитки, вел его умело, проявляя чудеса отваги. Устремившись вперед, «Морган» снова противостоял шторму, который, похоже, уже выдыхался.

Ветер понемногу стихал, хотя еще подвывал злым зверем. Облака рвались. Наконец над все еще бурными свинцово-синими волнами показалось бледное солнце, Гарри поднялся на палубу. Боцман Алекс рассказал ему об ужасных событиях роковой ночи. Бывалый моряк не смог сдержать волнения, голос его прерывался:

— Погиб и он, капитан Роуленд!.. И бедные матросы, жертвы долга!.. На нас какое-то проклятие!

Ошеломленный Гарри подошел к штурвалу и узнал бесстрашного спасителя. Это был один из тех, кого подобрали на Буби-Айленде.

— Так это вы! Сэр, мы вам обязаны жизнью!

— Сударь, — с достоинством ответил неизвестный, — я моряк и, к счастью, хорошо знаю эти опасные места. Счастлив, что смог доказать свою признательность.

— Моя признательность будет достойна оказанной вами услуги! Что я могу сделать для вас уже сейчас?

— Просто позволить мне немного отдохнуть… Видите, яхта на правильном пути. Достаточно держать курс на запад.

— Но я хотел бы как можно быстрей вернуться в Торресов пролив, пройти его и добраться до Сиднея. На борту больше нет никого, кто мог бы управлять кораблем. Только боцман… если вы не возьметесь сами выполнить эту сложную задачу, не знаю, что и будет.

— Я кадровый капитан английского флота, и вы можете на меня положиться. Но изменить маршрут сейчас невозможно! Подумайте сами: волнение еще слишком велико, чтобы идти против ветра. Кроме того, опускается туман, через несколько часов его можно будет хоть ножом резать, и он простоит не менее двух дней.

— Так что же делать?

— Лучше продолжить плавание на запад, это не представляет никакой опасности. Когда стихнет, мы сможем вернуться.

— Договорились! Итак, распоряжайтесь кораблем ради нашей общей безопасности. Устроиться можете в каюте бедного Роуленда.

Гарри распорядился выдать экипажу двойной рацион и, опечаленный, отправился к сестре и своему другу. Не пытаясь скрыть волнения, он сообщил им все, что узнал, предложил тоже отдохнуть.

— Отправить меня в постель? — запротестовал Тотор. — Да никогда в жизни! Я ведь непоседа и задыхаюсь в четырех стенах. Мне нужно дышать вольным воздухом, ходить куда хочу. Вы позволите, мисс Нелли?

— О, разумеется!

— Спасибо!

Юноша быстро выбрался на палубу. Матросы приветствовали его. Вскоре Тотор оказался на месте исчезнувшего мостика.

«Черт побери! Не думал, что мое пророчество насчет тринадцатого числа сбудется», — подумал юноша и вдруг заметил, что пиллерсы, железные стояки, служившие опорой капитанскому мостику, почернели, скручены и раздроблены, как от мощного взрыва.

«Странно. Столбы стальные, могли бы выдержать башни собора Парижской Богоматериnote 36Собор Парижской Богоматери (Нотр-Дам де Пари) — памятник средневековой готической архитектуры в Париже на о. Сите, богато украшенный скульптурами, с двумя башнями высотой в 69 м. Собор строился с 1163 по 1257 год., а они — на тебе! — сломались, как палочки из леденца! От удара молнии?.. Вряд ли, хотя причудами и мощью молнии пренебрегать не следует, — рассуждал Тотор. — Нет ли другой причины? Похоже скорее на взрыв динамита. Мастерский к тому же взрыв. Пожалуй, я прав. Когда в школе проходили сопротивление материалов, мы ломали рельсы подрывными шашками, получалось точь-в-точь».

Парижанин подошел поближе и принялся тщательно исследовать разломы. Это были ровные, несколько шероховатые трещины с блестящими кристаллами и характерным изгибом справа налево. Молодой человек не на шутку встревожился:

— Странно: чтобы так разбить все четыре стояка, требуется разряд огромной силы и высокая температура, достаточная для оплавления металла. Такой разряд покорежил бы не только пиллерсы, но и все вокруг. Однако следов оплавления на металле нет и основание цело. Даже доски палубы не треснули. Тут что-то не так… дело нечисто!

Несколько минут Тотор внимательно изучал характер разрушений, будто надеялся обнаружить хоть что-нибудь, что подтвердило бы его подозрения. И вдруг воскликнул:

— Это еще что такое?!

Кто ищет, тот всегда найдет — у ног парижанина сверкнул крошечный осколок металла, впившийся в шов спардека. Парижанин быстро наклонился, раскачал его и выдернул.

На его ладони лежал гладкий кусочек красной меди с неровными краями длиной сантиметра в два. Совсем пустяк. Юноша повертел находку в руках, тщательно разглядывая, и вдруг вздрогнул и побледнел. Ясно, что первоначально эта штука имела трубчатую форму и толщиной была примерно с карандаш.

Срывающимся голосом он прошептал:

— Разрази меня гром, если эта медная финтифлюшка не взрыватель… А если взрыватель?.. Тогда дела плохи… Нужно предупредить Мериноса.

Молодой человек отправился к друзьям. Чтобы не испугать девушку, Тотор откашлялся и произнес безразличным тоном:

— Гарри, можно тебя на минутку? Покажу кое-что. Извините, мисс Нелли.

В соседней каюте, закрыв дверь на задвижку и удостоверившись, что они одни, Тотор прошептал:

— Есть новости, очень скверные.

— Говори скорей, ты меня пугаешь… После всего, что произошло… Что там еще?

Парижанин спросил с необычной для него серьезностью:

— Динамит на борту есть?

— Да, несколько ящиков… в пороховом погребе.

— А ключ? У кого ключ?

— Он в сейфе. Один Алекс может его открыть.

— Ему можно доверять, не так ли?

— Уверен в нем, как в самом себе. А что?

— Гарри, по мнению доктора, с бедным капитаном Гаррисоном кто-то расправился…

— Да, его отравили… и с этих пор моя жизнь — кошмар.

— Так вот, я утверждаю, что капитана Роуленда тоже убили!

— God bless! note 37Боже мой! (англ.) Что ты такое говоришь?

— Не молния сорвала пиллерсы мостика, а…

— Ну же!

— Динамит!

ГЛАВА 3

Подозрения. — Тотор не доверяет. — Судно изменило курс. — Сонная болезнь. — Оправданная тревога. — Ужасное пробуждение. — Парижанину ясно, что его убьют. — Правда о стюарде мистере Дике. — Спасательный пояс. — Два ныряльщика.

Прошло двадцать четыре часа.

Новый капитан яхты не ошибся. Отовсюду полз туман. Такой плотный, что дальше бушпритаnote 38Бушприт — горизонтальный или наклонный брус, выступающий вперед на носу парусного судна; служит для крепления носовых парусов. ничего не было видно. Судно шло вслепую. Непрерывно ревела сирена, приглушаемая туманом, от которого болели глаза и сжималось в тревоге сердце.

Гарри и Тотор обменялись впечатлениями. Обсудив все за и против, они снова осторожно взялись за расследование. Никаких сомнений: где-то рядом бандит, подло убивший обоих капитанов. Да, бандит, тем более страшный, что неизвестно, кто он.

Мостик был подорван, это уже не вызывало сомнений. Молодые люди тайком спустились в пороховой погреб и обнаружили полупустой ящик с динамитом.

— Вот видишь, — проговорил Тотор, — кража налицо, остальное объясняется просто. Подрывные шашки прикрепили к стоякам мостика и вставили запал, он сработал от электричества. Ничего сложного. Преступник действовал во время урагана в полной безопасности. Все шито-крыто. Вспышка и звук взрыва смешался с молниями и раскатами грома, мостик как перышко снесло волнами в море вместе с людьми, а случившееся приписали шторму!

— Да, все так!

— Но кто же он, этот негодяй? Жизнь бы отдал, чтобы узнать!

— Тот же, кто отравил капитана. Ведь доктор не сомневается…

— Знаю. Он уверяет, что бедняге сделали во сне инъекцию смертельного малайского яда!

— Я все думаю: кто и зачем убил двух безобидных людей, у которых и врагов-то не было?

— Зачем? А ты не подумал, что яхта и ее богатства могут быть неплохой добычей?

— Так, значит, из-за нее убили обоих капитанов? Не понимаю!

— Да, — задумчиво произнес парижанин, — чтобы заставить тебя доверить командование первому встречному!..

— Как же ты несправедлив к человеку, который всех нас спас!

— Поверь, я ничего не утверждаю! Я только сомневаюсь… и подозреваю. Предполагаю даже невозможное… особенно невозможное!

— Но тогда нужно было задумать все это за целый месяц!

— Или за две недели.

— Хорошо. Так ты считаешь, что на рифе Буби-Айленд могли все подстроить. Снести строения, убрать персонал и высадить двух потерпевших кораблекрушение?..

— Все подстроено! А почему бы и нет? Время у них было. Ведь все, кроме меня, знали о твоей экспедиции, маршруте, целях. Известна и роскошь «Моргана», и содержимое его сейфа, наконец, ни для кого не тайна, что ты — сын короля шерсти, миллиардера!

— Проклятье! И что из этого?

— Повторяю, нет у меня доверия… Ведь я уже поплатился после нашего сумасшедшего рейда по Австралии! Папа когда-то повидал виды, странствуя в этих местах… которые можно назвать раем для закоренелых пиратов или, если тебе больше нравится, адом.

— И что же ты предполагаешь?

— Пока не знаю! Но я держу ушки на макушке, говорю себе, что этот первый встречный капитан — настаиваю на таком определении — может оказаться как образцовым джентльменом, так и бандитом высокого полета. Он может завладеть судном и увезти нас как пленников к черту на кулички.

Осторожный стук в дверь прервал разговор.

— Войдите, — откликнулся Гарри.

Створка из тикового дерева медленно открылась, и в дверном проеме показалась высокая фигура боцмана.

— Добрый день, господа!

— Ах, это вы, Алекс! Здравствуйте, друг мой. Что нового?

— Что-то странное происходит, сэр… Да, клянусь головой, очень странное, даже сказал бы — тревожное. Но он знает свое ремесло…

— Кто «он»?

— Да новый капитан… Конечно, он моряк…

— К чему вы клоните?

— Я все думаю: почему мы не идем по курсу?

Гарри вздрогнул:

— Что вы сказали?!

— То, что мы плывем на север! И давно уже оставили Торресов пролив справа по борту.

— Так куда же, черт возьми, он хочет нас завезти? — вступил в разговор Тотор.

— Ей-ей, хотел бы это знать… пойдемте со мной.

В тот самый миг, когда они собирались выйти, в дверях появился доктор:

— Прошу вас, мистер Гарри, на минутку. По вашему приказу я сделал вскрытие тела бедного капитана… и распорядился поместить покойника в герметический гроб из металлических листов, нарезанных из банок для консервов и спаянных в мастерской машинного отделения…

— Хорошо, доктор… Благодарю вас.

Гарри уже шагнул за дверь, но врач остановил его:

— Это еще не все… У меня важное сообщение. Прошу вас, вернитесь на минуту. — Доктор с тревогой произнес: — У двенадцати человек появились странные симптомы…

— Как, эпидемия?.. В такой момент!..

— Эпидемия?.. Не знаю… Матросы все какие-то одуревшие, едва ходят, мутный взгляд, идиотский оскал… Сначала шатаются как пьяные, потом ноги перестают держать, человек тяжело падает и засыпает. Многих я только что нашел храпящими в коридоре по левому борту.

— И что вы об этом думаете?

— Должен признаться, абсолютно ничего не понимаю… но, насколько мне известно, вина они не пили. Скорее всего им дали наркотическое снадобье… Но кто и когда?

Гарри украдкой бросил взгляд на Тотора, который, вскинув руки, воскликнул:

— Меня это не удивляет. Обстановка все более осложняется. Ошибки быть не может, их отравили… подло отравили! Доктор, скажите, а у стюарда мистера Дика, капитана и его товарища по кораблекрушению проявляются такие симптомы?

— Кажется, нет… Но я ведь только бегло осмотрел этих странных больных. И всех ли я видел?

— Ах да… — произнес Тотор, неудержимо зевая. Он потянулся, снова зевнул и проговорил: — Вот так штука! Что-то хочется вздремнуть!

Парижанин почувствовал, как у него подкосились ноги, попытался удержаться, но пошатнулся и еле выдавил: — Вот и я… тоже… Какой-то дурной…

— Мистер Тотор… Что вы пили? — вскрикнул озадаченный доктор.

— Воду… из бака.

— Вы не почувствовали особенного привкуса?

— Привкус?.. Оставьте меня… Особенный? Мне надо вздремнуть… как следует. Все, я вышел из строя! Спокойной ночи, друзья!

Гарри Стоун изумленно смотрел, как Тотор сделал несколько нетвердых размашистых шагов пьяницы, устремил на собеседников невидящие глаза и тяжело осел на ковер.

— Вот… видите, мистер Гарри! — произнес озадаченный доктор.

— Но это настоящая эпидемия! Было бы смешно, если бы не предвещало чего-то ужасного. Доктор, нужно найти какое-нибудь лекарство, действовать решительно… спасти нас всех от этой болезни, странной и опасной перед… Ибо… вот видите… я и сам… меня тоже одолевает сон…

— Мистер Гарри! Держитесь!

— Невозможно! Я ощущаю что-то очень приятное, но и тревожное… потому что еще думаю… сознаю опасность… Соскальзываю в нее, это непреодолимо! Я пил только воду, как и Тотор. И как он, как другие… я падаю. Сестра! Нелли! Спасите мою сестру! Доктор, на помощь! Ах!..

Гарри в свою очередь попытался сделать несколько шагов, но шатался, раскачивался и после напрасных попыток удержаться на ногах упал посреди салона.

Сколько длился этот странный и страшный сон, близкий к каталепсииnote 39Каталепсия — двигательное расстройство, застывание человека в одной позе на более или менее длительный срок., — проснувшийся Тотор не имел никакого представления. Казалось, прошло несколько дней. Он чувствовал себя совершенно разбитым и в первый момент не мог собраться с мыслями. Виски словно стянуло железным обручем, а из пересохшего рта с трудом вырывалось горячее, прерывистое, хриплое дыхание. Юноша потянулся так, что хрустнули суставы и проворчал:

— О-ля-ля! Мамочка!.. Я будто с похмелья! Бедные мои мозги, как яблочный мармелад! На языке шлак, а в глотке — пакля. Ап-чхи! Ап-чхи! Будь здоров!.. А где же мы находимся, черт побери? Темно, как в бочке. Я в постели… А уснул, кажется, в салоне, там еще был доктор и дела были плохи, все дрыхли… настоящая сонная болезнь!.. Но я по-прежнему на борту: чувствую качку и слышу шум винта. Нужно бы пройтись и посмотреть, нет ли чего новенького… Уверен, что есть. Но где же Гарри? Эй, Меринос! Ты здесь? Откликнись!

Парижанин услышал хриплые вздохи, прерванные продолжительным зевком. Затем неясный шорох, похоже, кто-то потягивался после долгого сна. Послышался приглушенный голос друга:

— Тотор, это ты? Уф! Голова раскалывается!

— И у меня то же самое.

— Что происходит?

— А я тебя хотел спросить.

— Ты помнишь?.. То, что рассказали Алекс и доктор, ужасно.

— Сколько мы проспали?

— Не представляю! Провалиться мне на месте, должно быть, худо сейчас на яхте.

— Боюсь узнать что-нибудь страшное… А сестра!.. Моя Нелли!

— Будем надеяться, что с нею ничего не случилось!

— Тотор, я должен ее увидеть… беспокойно очень.

— Я с тобой… только не шуметь!

Друзья лежали одетые в своих постелях. Должно быть, кто-то уложил молодых людей, когда неодолимый сон свалил их с ног.

Гарри встал и пошел в соседнюю каюту к Тотору.

— By Jove! note 40Клянусь Юпитером! (англ.) Ни зги не видно! Где тут выключатель?..

— Нет, нет! Не зажигай света! Лучше в темноте, так вернее!

— Пожалуй, ты прав.

Они бесшумно вышли в коридор, стараясь ощупью найти дверь в каюту девушки, что было непросто. Каюта Нелли находилась на корме, по другую сторону коридора, шагах в десяти. У лестницы послышались голоса. Юноши замерли на месте. Кто-то грубо и громко говорил, не стесняясь, словно у себя дома или в завоеванной стране. Раздался громкий, характерный стук ружейных прикладов о палубу.

— Патруль! — удивленно произнес Тотор.

При появлении вооруженных незнакомцев юноши прижались к стене.

— Послушаем, — прошептал Гарри. Сердце его бешено колотилось.

Снова раздался голос:

— Я сказал: прикончить Тотора, этого проклятого француза! Парень хитер, как мартышка, и сильней бизона. Очень опасный человек! Он должен сдохнуть, и сейчас же! А что касается Нелли и Гарри Стоунов, будьте внимательны к ним. Ни один волос не должен упасть с их головы… за этих детишек можно получить от папаши миллиард… Драгоценные заложники.

Потрясенные друзья узнали голос говорившего. Это был мистер Дик, стюард, образцовый слуга, уникум, которого так расхваливали.

— О, негодяй! — прошептал Гарри.

— Послушай, Дик, — сказал один из сообщников, — земля близко, берег — в миле по ветру… может быть, просто оставить там этого француза… Зачем лишнее убийство брать на душу?

Жестким, повелительным тоном стюард прервал его:

— Нет! Он должен умереть! Вы его не знаете! Это же тот самый чертов парижанин, который отхлестал по щекам и заставил отступить Дана, предводителя бушрейнджеровnote 41Бушрейнджер — беглый преступник, скрывающийся в зарослях и занимающийся грабежом (от англ. bush — кустарник и ranger — бродяга). — лесных пиратов…

— Ну и скажешь!

— Его надо убить немедленно! Хозяин — я, выполняйте приказ! Вас восемь человек, этого должно хватить. Отправляйтесь!

— Да полно! Куда торопиться, корабль в наших руках. Что за спешка

— отправить в ад семнадцатилетнего мальчишку!

Из этих слов бедные юноши узнали ужасную правду. Подозрение Тотора оправдалось — яхта попала в руки бандитов.

Для короля шерсти это означало разорение. Но детям, по крайней мере, гарантировалось сохранение жизни за огромный выкуп. Тотору же грозила неизбежная смерть.

По тону стюарда Гарри понял, что вести переговоры с убийцами, умолять или обещать что-то бесполезно. Эти негодяи знают об австралийских бушрейнджерах и, может быть, даже принадлежат к их банде.

Однако Тотор сохранил потрясающее хладнокровие. Конечно, сердце у него колотилось, но это не помешало ему тут же составить отчаянный план, на которые он всегда был мастак. В шепоте его слышалась насмешка:

— Ах так! Хотят проткнуть меня ножом, как цыпленка. Пустить кровь сыночку знаменитого Фрике! Это мы еще посмотрим!.. Пошли, Меринос!

Он увлек друга в каюту. На ощупь, со всей яростью и силой, удесятеренной опасностью, парижанин соорудил баррикаду, придвинув к двери мебель, чемоданы — все, что было под рукой.

— Это даст целых пять минут отсрочки. Быстро, спасательный пояс!

Тотор схватил пояс, приладил на груди и попросил:

— Застегни побыстрей и покрепче. Не судьба мне путешествовать богачом.

— Что ты хочешь делать?

— Ты слышал: земля близко, в миле по ветру… Я смываюсь через иллюминатор… изображу воздушную… нет, морскую, фею и доплыву до берега под покровом ночи! А там уж как-нибудь выпутаюсь… Как Робинзон! Почему бы и нет… все лучше, чем быть убитым. Застегнул пояс? Готово? Тогда обнимемся, старина Меринос, и — плюх в воду!

Послышался топот пиратов, спускавшихся по лестнице. Парижанин нащупал раскрытый иллюминатор и воскликнул:

— Пролезть можно. Пора!

— Хорошо, тогда и я с тобой, — решительно проговорил Гарри.

— Да никогда в жизни! Во-первых, ты ничем не рискуешь. А твоя сестра… Кто защитит ее?

— Отцовский миллиард. Она в большей безопасности, чем английская королева. О, я не беспокоюсь! Вот мой пояс. Застегивай, твоя очередь! Слышишь? Они уже у двери, пытаются открыть…

— Нет, я не согласен.

— Так надо!

— Покинуть мисс Нелли одну, среди бандитов! Нет, твое место рядом с нею. Было бы трусостью позволить тебе такое.

— Значит, трусом должен быть я?

— Ты меня заставляешь говорить глупости! Но здесь ты в безопасности, а следуя за мной, рискуешь жизнью. Подумай еще раз о мисс Нелли!

— Ты знаешь, как я обожаю сестру. Я без колебаний отдал бы за нее жизнь…

Сильные удары в дверь заглушили голос Гарри. Он прокричал:

— Повторяю… Никакой опасности для Нелли нет. Клянусь. А вот для тебя, бедняга Тотор… Она сама приказала бы мне: «Иди, брат, не бросай друга в беде!»

— Если бы знать, чем это кончится…

— Друг, я тебе десять раз обязан жизнью и разделю твою судьбу, это мой долг! Мы спасемся вместе или вместе погибнем!

— Гарри, умоляю тебя!

— Во имя сестры — я последую за тобой!

Удары в дверь становились все яростнее.

— Застегни же на мне пояс, гром и молния! — завопил Меринос. — А то будет поздно!

Дверь разлетелась в щепки. Раздались яростные крики, угрозы, проклятия. Гарри рванулся к иллюминатору и решительно бросился в море.

— Ныряй и берегись винта! — успел крикнуть ему Тотор.

Парижанин вылез в иллюминатор, мощно оттолкнулся, проделал в воздухе победное сальтоnote 42Сальто — полный переворот в воздухе при прыжке. и полетел вниз головой во мрак.

ГЛАВА 4

Во мраке. — В безбрежном океане. — Волнения Тотора. — Ужасное одиночество. — Как избежать солнечного удара. — А чего же поесть? — На кокосовых пальмах. — Неожиданная помощь. — Странные работники и забавный труд. — Sic vos non vobis! note 43Так вы трудитесь, но не для себя — полустих Вергилия, намек на присвоение плодов чужого труда. (Примеч. перев.) — Первый завтрак.

Скользнув по железной корме, Меринос и Тотор нырнули в волны.

Несмотря на пробковые пояса, они погрузились достаточно глубоко, чтобы избежать смертельного удара винтом. И вот уже яхта прошла мимо.

Подростки бодро плыли вперед и были уже вне досягаемости, когда разбойники на судне перебрались через баррикаду.

Под защитой темноты друзья слышали яростную перебранку — крики, проклятия разносились из иллюминатора с удивительной четкостью.

— Сбежали! Сбежали оба! Чтоб они дьяволу достались, эти проклятые мальчишки!

— Застопорить машину, быстро! Шлюпку на воду! Где факелы, оружие? Верните их живыми или мертвыми!

— Ну-ну, приятель, — проговорил Тотор, мастерски загребая саженками, — бегай, кричи, пока не сорвешь глотку… здесь темно как в бочке… теперь мы плевать на тебя хотели! Эй, Меринос… ты здесь?

— Да! Главное, нам нельзя терять друг друга!

— Ты прав: сейчас это было бы очень некстати… В общем, надо держаться в виду друг друга и плыть рядом, как добропорядочные морские свинки, которые собираются порезвиться.

— Черт! Злую, однако, с нами шутку сыграли!

Наступило молчание. Оба друга пытались сориентироваться или хотя бы определить, откуда дует ветер, чтобы найти берег.

С помощью поясов пловцы хорошо держались на поверхности и не уставали. Время от времени они высовывались из воды, чтобы почувствовать направление бриза.

Во мраке ночи, безмерном морском пространстве, плеске волн вопли с яхты слышались все слабее. Видно было, как меркли огни; корабль удалялся и терялся из виду.

Хотя враги были уже не страшны, но в тот момент, когда «Морган» исчез навсегда, беглецы осознали весь трагизм своего положения.

Еще вчера, богатые, счастливые и свободные, преисполненные радости, они отплывали в дальнее путешествие. Все улыбалось им. Казалось, осуществимы самые смелые мечты. Будущее представлялось незыблемым, как скала. И в один миг все рухнуло, вокруг — беспощадные враги, позади устланный трупами путь.

Беспомощность, тревога и страх угнетали молодых людей. Они всего лишь жалкие человеческие существа, которые сражаются с океаном за свое хрупкое существование. Впереди ни приюта, ни еды, возможно, нет даже надежды!

Но Тотор был взволнован по другой причине. Его растрогала простота, с которой Гарри по велению души, не раздумывая, принес себя в жертву другу. Честное, склонное к самопожертвованию сердце Тотора сильно билось в груди.

— Черт побери! Бедняга Меринос, — проговорил он срывающимся голосом, — в скверную же ты попал переделку из любви ко мне!

— Да нет же! Я просто решил искупаться.

— Все шуточки! Это ты умеешь… И все же здорово! Ей-богу, ты настоящий мужчина! Потрясающе… Я плачу, как малое дитя.

Меринос ответил в духе насмешников-янки:

— Осторожно, Тотор! Море может переполниться!

— Молодец! Знаешь, чтобы отнестись ко всему этому так просто, нужно быть богачом! Точно, Меринос, ты герой!

— Стараюсь как могу, друг мой, я прошел твою школу, суровую и доблестную, в которой узнают, что такое долг, самопожертвование.

— Засыпаешь меня комплиментами, хотя очередь — моя!

— Ладно, кончай! Хватит, дружище, давай попытаемся быть серьезными жертвами кораблекрушения.

— Образцовыми потерпевшими! Что ж, давай. Но я должен был сказать то, что сказал. А теперь обдумаем наше положение.

— Все очень просто! Мерзавец Дик меня похитил! Тебя хотели убить, но упустили случай. Яхта пропала, и я в трауре по ней. Мы держимся на воде как поплавки, и я ощущаю бризnote 44Бриз — ветер, дующий с берега в море (береговой бриз) и с моря на берег (морской бриз)..

— Я тоже! Ветер сзади… значит, земля впереди.

— Тише! Слышишь? Прибой…

— Отлично! Поплыли. Еще немного!

Юноши плыли еще добрую четверть часа. Шум прибоя усилился. Потом в звездном мерцании появились белые барашки пенящихся волн. Тотор радостно вскричал:

— Ура! Я достаю ногой до дна… Приплыли!

Они продвигались медленно: волны на отмелях сшибали с ног. Друзья поднимались, снова плелись и наконец добрались до берега. Вода текла с них ручьями. Выжав одежду и не рискуя в потемках идти дальше, оба растянулись на песке.

— Может, вздремнем? — предложил Тотор. — Жарко, во сне обсохнем.

— Well! note 45Ладно! (англ.) — ответил Меринос, — так и сделаем, а когда рассветет, оглядимся.

Через два часа утреннее солнце осветило самый тусклый и унылый из пейзажей.

Бедняги находились в огромной, почти круглой бухте, окаймленной белесоватой, сухой и рыхлой землей. Лишь у самой кромки берега морские водоросли образовали слой перегноя, где росли кокосовые пальмы. Избитые и искривленные ветром их тонкие стволы редкой колоннадой обрамляли бухту.

Вдали, насколько хватало глаз, простиралась белесая земля, залитая первыми солнечными лучами. Не видно было ничего живого — ни птиц, ни зверей, ни людей. Впору было сойти с ума от одиночества.

— Черт возьми! Здесь, похоже, не так людно, как на Итальянском бульваре в Париже!

— Yes! note 46Да! (англ.) И не так оживленно, как на Бродвее или Бруклинском мосту… Indeed! note 47Конечно! (англ.) Не хватает автобусов, трамваем, кэбовnote 48Кэб — наемный экипаж в Англии и Америке., телеграфных проводов, восемнадцатиэтажных домов, автомобилей, пешеходов, разносчиков газет…

— Даже ни одного кафе или поилки Валласаnote 49Поилка Валласа — жаргонное американское название уличных питьевых автоматов (по имени владельца фирмы)., а уже пить страшно хочется!

— И есть тоже, Тотор!

— Да-да! Сейчас как раз то время, когда образцовый стюард мистер Дик приносил гренки с маслом, ветчину, чай, сгущенное молоко, холодные закуски, пирожные… Ну попадись он мне!..

— Замолчи, изверг! Я и так истекаю слюной.

— А я и в самом деле попробую раздобыть еды.

— Тогда давай торопись!

— Видишь пальмы? Эти достойные представительницы флорыnote 50Флора — мир растений. дают плоды, так называемые кокосы, которые заключают в себе съедобное ядро и молоко, или, если угодно, питьевую воду.

— Целый завтрак. Правда, скудный.

— Пища анахоретовnote 51Анахорет — отшельник, человек, живущий один в глуши. или робинзонов… пойдем же за ней!

Меринос с Тотором тронулись в путь, но, пройдя всего лишь сотни две метров, убедились, что солнце печет нестерпимо, а прикрыться нечем.

— Этим шутить нельзя, — воскликнул Тотор, — мы почти на экваторе, и солнечный удар по темечку прикончит нас в пять минут.

— Ах, Тотор, где мой старый добрый шапоклякnote 52Шапокляк — складной цилиндр., который ты набил в Австралии свежей травой, чтобы спасти меня от теплового удара.

— И птичьи яйца, которые так восхитительно пахли рыбьим жиром и тухлой рыбой…

При этих словах, напоминающих о трагических и смешных событиях, парижанин сделал победный кульбитnote 53Кульбит — в акробатике: переворот через голову. и воскликнул:

— Не могу предложить тебе цилиндр, но зато получишь потрясающий колпак цвета хаки, совершенно клоунский. Смотри! Соображаешь?

Друзья стояли под пальмами, перед грудой огромных орехов, прикрытых волокнистой оболочкой.

Парижанин, от которого ничто не скроется, заметил, что на некоторых упавших орехах сохранился широкий и длинный карман, прикрывающий орех, и большой моток волокон. Сам карман, табачного цвета, высотой сантиметров в шестьдесят, состоял из прочных, очень эластичных волокон, которые переплелись так, что получилась грубая, плотная, непроницаемая ткань. У него строго коническая форма с крысиным хвостиком сверху.

Тотор вынул орех из оболочки, растянул ее обеими руками в длину, подвернул края и радостно воскликнул:

— А вот и шляпа! Похожа на бумазейный чепец, гасильник для свечей и, главное, на колпак звездочета. Солнцезащитный и водонепроницаемый, стоит на голове, словно картонный! Требуйте товар бесплатно у дипломированного изготовителя-изобретателя! Никакой государственной гарантии! А ты, голубчик, прикрой-ка свой черепок. Наверное, горяч, как страусиное яйцо всмятку!

Меринос с серьезным видом натянул шапку до ушей.

— Hello! Тотор, ты гений! Во всем мире один ты можешь до такого додуматься!

— Ты мне льстишь, однако приятно. Надеюсь, папа был бы доволен. Жалко, что нет «кодака»note 54«Кодак» — марка фотоаппарата., ей-богу, тебя надо бы снять с поясом, с которым ты похож на свирепого зверя, и в шляпе некромантаnote 55Некромант — человек, пытающийся при помощи особых обрядов вызывать души умерших.. Но я болтаю, а моя тыква греется! Еще заработаю мигреньnote 56Мигрень — головная боль, вызванная приливом крови из-за сильного сжатия сосудов., а аспирина нету!

Парижанин в свою очередь украсил голову остроконечным колпаком и добавил:

— Полюбуйся-ка на меня!

— Ты великолепен, я и о себе теперь лучше думаю! Пожалуй, самое время позавтракать.

— Точно, неплохо бы слопать один такой фрукт и выдуть стакашек! Поищем!

Порывшись в куче упавших плодов, они с удивлением обнаружили, что большинство орехов пусты, а в нижней части отчетливо видна круглая дыра — словно кто-то просверлил крепкую древенистую кожуру каким-то идеально заточенным инструментом.

— Чистая работа, — произнес Тотор. — Кто же мог так продырявить скорлупу, чтобы съесть мякоть?

Внезапно раздался шум: полдюжины орехов отделились от вершины и тяжело упали на землю. Один из них чуть не попал в Мериноса, который отскочил назад.

— Нас обстреливают! — крикнул он. — Еще немного, и мне проломили бы голову!

— Какой-то безмозглый шутник устроил представление знаменитой басни «Желудь и Тыква»!

— Кто же это? Обезьяна?

Оба подняли головы и, вытянув шеи, всмотрелись. У начала кроны скользили большие бугорчатые, глянцевитые, неуклюжие, бесформенные существа с короткими лапами. Казалось, у них нет ни голов, ни хвостов.

Друзья хорошо различали, как на пятнадцатиметровой высоте двигаются между ветвями эти противные существа. Ощупывают кокосовые орехи, вероятно, оценивая их зрелость, а затем быстро срезают у основания.

— Так это же крабы! — воскликнул Тотор. — Крабы. Карабкаются по деревьям, точно так же, как медведь Мартэн в парижском Ботаническом саду!

— Чудо природы! — рассудительно заметил Гарри.

— Черт возьми, какие огромные! Наверняка не меньше пятидесяти сантиметров. Вот они — ловкие сверлильщики кокосов! Подождем немного, уверен, и мы поживимся с этого барского стола!

Друзья отошли в сторону, спрятались и вскоре стали свидетелями оригинального зрелища. Тотор не ошибся, это были действительно огромные крабы. Сбив достаточно орехов, они поползли вниз.

На каждом стволе были видны кольцевые рубцы, ежегодно возникающие в местах отпадения ветвей. На рубцах образовались толстые, шероховатые и извилистые валики, наподобие ступеней. Крабы сумели использовать образовавшиеся выступы. Они осторожно зажимали зазубренными клешнями край каждого валика, затем на передних лапах скользили вниз, а задние ноги с короткими крепкими шипами опирались на нижний валик. Затем странным, но очень точным движением клешни впивались в валик, за который ухватились лапы с шипами, и так далее, со ступеньки на ступеньку. За две минуты чудовища достигли земли и с жадностью набросились на орехи.

Каждый плод, как известно, имеет в основании три отверстия одно из них достигает зародыша, из которого возникает будущее растение.

Обладая удивительным нюхом, крабы никогда не ошибаются. Они вонзают клешню в маленькую дырочку — ворота плода. Твердая и острая, как сталь, невероятно мощная клешня быстро крошит края дырочки. Крак, крак… клешня работает уверенно и быстро, мелкая стружка так и брызжет из-под нее. Отверстие увеличивается. Через пять минут уже можно просунуть туда пальцы.

Заинтересовавшись этой гимнастикой, а еще больше вылущиванием орехов, Меринос и Тотор проворно подобрались поближе.

— Думаю, кокосы уже готовы. Пора провести реквизицию.

— Yes, реквизируем. Очень хочется пить.

— А я помираю от голода.

Маленьким блестящим глазкам членистоногих явно не доводилось видеть человека. Вторжение людей вызвало у крабов естественное беспокойство.

Не поймешь, то ли в мольбе, то ли с угрозой, они забавно вздымали свои полуоткрытые грозные клешни. Тотор, видя, как друг дерзко протянул руку к соблазнительным орехам, закричал:

— Осторожней! Они будто ошалели. Могут и руку отхватить.

Но Гарри не слушал его: голод не тетка! Он расшвырял ногами, разбросал участников пиршества и решительно схватил пару орехов.

Внезапность нападения вызвала панику. Наверное, эти твари, закованные в панцири, испугались монстраnote 57Монстр — чудовище. с пробковым поясом и островерхим колпаком. Они разбежались, двигаясь как-то боком, будто тарелки с ногами, и, останавливаясь неподалеку, находили новые орехи и как ни в чем не бывало возобновляли прерванную работу.

Один из орехов Меринос подал Тотору, другой поднес ко рту.

— За твое здоровье! — провозгласил Тотор.

Но американец не слышал, не отвечал. Захлебываясь от жажды, он с лихорадочной алчностью пил большими глотками. Орех мгновенно опустел. Пока Тотор осушал свой орех, смакуя каждый глоток, Меринос взялся за следующий.

— Ах, как хорошо! — произнес он наконец с долгим вздохом полнейшего блаженства.

— Еще бы — выдул столько молочка!

— Сладкое, свежее, жирное.

— Ты прав, это первоклассный кокосомолочный продукт! К тому же некому его разбавлять, по примеру молочников из Пантрюш, моей деревни у Монмартра, во Франции.

— Теперь нужно подумать о более существенном.

— Проще простого! Кокнем кокос!

Так они и сделали. Разбили волокнистую скорлупу о коралловые скалы, достали ядро и неплохо подкрепились.

Таким был первый завтрак.

ГЛАВА 5

Небольшая разведка. — Сюрприз. — Подводная битва. — Кит и нарвал. — Незавидное положение. — Это риф! — Тотор свежует добычу. — Вторжение. — Вегетарианцы, но могут быть плотоядными. — Отступление. — Оправданные опасения. — Без огня. — Парижанин хочет сотворить чудо.

— Кое-как, но мы поели, — заметил Тотор, — а теперь боюсь, как бы нам не пришлось попоститься. И долго!

— Да, кроме кокосов, здесь ничего не растет, да и пальмы чахлые.

— Уж не говоря о том, что в конце концов нам эти кокосы осто… кокосят!

— Тотор, ты неисправим!

— Увы, да!

— А если крабы забастуют?

— Проклятье! Это будет для нас смертельным ударом!

— Не надо пока об этом думать, продолжим прогулку.

Друзья уже давно начали обход своих владений. От спасательных поясов стало жарко, они сняли их и несли в руках, как корзины. Медленно брели под жгучим солнцем, уже обогнули половину бухты — все так же пустынно.

— Где же мы находимся, черт возьми? — воскликнул Тотор.

— Не очень-то я разбираюсь, но, может быть, на побережье Новой Гвинеиnote 58Новая Гвинея — второй по величине (после Гренландии) остров в море; находится в западной части Тихого океана..

— Это было бы в сто раз лучше, чем на рифе из мадрепоровых коралловnote 59Мадрепоровые кораллы (каменистые кораллы) — отряд прикрепленных кишечнополостных морских животных класса коралловых полипов (около 2500 видов). Обладают крепким наружным известковым скелетом, в скоплениях каждое животное имеет размер от 1 мм до 3 см, а сами скопления имеют до нескольких метров в высоту и образуют коралловые рифы., которыми изобилуют эти места. Идя на северо-восток, мы обнаружили бы леса, птиц, зверье и людей.

— Да, каннибаловnote 60Каннибал — людоед..

— С ними можно договориться!.. Но все равно, хорошего мало.

— Да, вот не повезло так не повезло!

— Проклятье! Настоящим жертвам кораблекрушений всегда достаются обломки судна, провизия, оружие, одежда, шлюпки, короче — все, что нужно для их профессии робинзонов. А у нас ничего в руках и ничего в карманах!

— Зато у меня — нож.

— Вот здорово! А у меня ничего, кроме носового платка, а без него, следуя примеру Адама, можно и обойтись.

— By God! note 61О Господи! (англ.) Эта проклятая земля еще и жесткая!

— Она быстро сотрет подошвы наших башмаков…

— Нет даже ручейка. Ни пресной воды, ни дров, чтобы развести костер…

— Ни даже спичек… Иначе говоря, у нас нет, во-первых, ничего, а во-вторых — всего прочего.

— Что же с нами будет?

— Дьявол! Надо выкручиваться, будем вкалывать, делать из ничего хоть что-то и жить, используя все возможное и даже невозможное!

— Ты хорошо сказал: «невозможное»… Никогда еще мы не бывали в более безнадежном положении! И если ничего не изменится, то нас ждет ужасная смерть в мучениях от голода и жажды.

— Ну-ну, не дрейфь! Я же сказал — выкрутимся!.. Смотри-ка! Толку мало, а все равно забавно! Целый фонтан! Соображаешь, настоящий фонтан!

В ста метрах от берега над волнами на семь-восемь метров поднялся столб воды, изящно изогнулся и рассыпался дождем.

— Видишь, — продолжал Тотор, — наверняка это владелец здешних мест устроил водяную феерию в нашу честь.

Меринос рассмеялся:

— Лучше бы он предложил нам отобедать.

— В самый бы раз! Только праздничек уже кончился, не долго гости веселились!

Струя иссякла и больше не появлялась, но спокойные до сих пор воды бухты пришли в движение. Они пучились и вспенивались, местами стремительно закручивались и водоворотами обрушивались на берег.

Вдруг всплыла чудовищно огромная голова. Показалось и гигантское туловище с сероватой кожей. Хвост хлестал волны громовыми ударами. Это был гигант морей, длиною более двадцати пяти метров.

— Черт побери! Кит!

— God! A whale! note 62Боже мой! Кит! (англ.) Поразительно! Я думал, они встречаются только в северных морях.

— Оказывается, нет. Ого, ничего себе прыжок! Какого дьявола ему здесь нужно? И что это он выделывает?

— Развлекается.

— С легкостью кита, черт возьми!

И тут что-то черное, быстрое, как веретено, прорезав светлую воду, оказалось рядом с морским исполином.

— Смотри-ка, еще одна зверюшка.

«Зверюшка» достигала не более шести метров в длину, но сразу видно было, насколько она опасна. Сильная, агрессивная, она носилась как бешеная, с невероятной скоростью подплывала, отплывала, ныряла, всплывала и кружилась вокруг кита. Порой выпрыгивала до середины туловища, и тогда друзья видели на передней части головы страшное оружие: длинный рог, белый, как слоновая кость. Огромное острие длиной не меньше трех метров.

— Ну и чудище! Ты знаешь, кто это, Тотор?

Парижанин, подкованный в зоологии больше своего друга, уверенно ответил:

— Это, должно быть, нарвалnote 63Нарвал — морское млекопитающее семейства дельфинов длиной до 6 м и весом до 1, 5 т. Бивень нарвала имеет в длину до 3 м..

— Но он нападает на кита!

— Ничего удивительного. Натуралисты утверждают, что они всегда как кошка с собакой.

— Значит, и кит не ради удовольствия сюда заплыл. Выдающийся матч увидим!

— Да, он спасает свою шкуру, это дуэль не на жизнь, а на смерть.

— На кого поставишь?

— Смеешься надо мной?

— Просто пари — национальная традиция.

Несмотря на отчаянное положение, друзья с любопытством наблюдали за битвой, которая напоминала атаку торпедного катера на броненосец.

Кровопролитная дуэль коротка. Надеясь на ловкость, бесстрашие и отточенное оружие, нарвал всплыл, снова нырнул и решительно устремился на противника.

Более тяжелый и менее подвижный кит явно устал. Неотступно преследуемый, вынужденный тратить много сил в бою, он уже не мог избежать атаки. Бивень нарвала погрузился в бок кита. Чувствуя, как острие рвет внутренности, кит отбивался с неописуемой яростью, а нарвал не мог освободить бивень из толщи жира и мускулов.

Раздался сухой треск. Рог обломился и остался в ране.

Выброшенный невероятно сильным ударом, нарвал показался из воды целиком, лишенный своего оружия.

— Вот и стал курносым, как лягушка! — закричал Тотор.

А кит развернулся на месте и, подняв огромный хвост, обрушил его на врага.

— Вот это шлепок! Каково, Меринос! Нарвал от такого не оправится!

И действительно, в огромном фонтане брызг, возникшем вслед за «шлепком», показалось недвижное, безжизненное тело оглушенного нарвала. Пока его, как обломок корабля, сносило к берегу, кит нырнул и удалился, снова выбросив столб воды.

— Так-так! — продолжал Тотор. — Пожалуй, не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Какое несчастье?

— Да гибель нарвала, конечно! Сейчас волны принесут нам много еды.

— Фу, есть это чудовище, да еще сырым!

— Я тоже предпочел бы камбалу по-нормандски или семгу под соусом из каперсовnote 64Соус из каперсов — соус, приготовленный из бутонов и плодов каперса колючего, овощного растения, выращиваемого в Европе, Африке, Америке, Индии., но у нас нет выбора, и спасибо небесам за подарок!

— Ну ладно. А что будем пока делать?

— Я приму аперитивnote 65Аперитив — напиток для возбуждения аппетита, обычно спиртной..

— Тьфу!.. Ну и гурманnote 66Гурман — лакомка, любитель вкусно поесть. же ты!

— Не нравится? Тогда устрою себе массаж живота при помощи вон той высокой пальмы!

— А зачем?

— Чтобы осмотреться с вершины.

И, подкрепляя слово делом, Тотор с проворностью белки стал карабкаться на пальму.

Забравшись на самый верх, он долго изучал сушу, море, все пространство вокруг себя. Затем мощными ударами ноги принялся выламывать огромные ветки, которые грузно падали, увлекая за собой несколько орехов.

Тотор молча спустился и стоял, озабоченно наморщив лоб.

— Ну, что ты выяснил? — спросил Меринос.

— Увы, должен сказать, ничего не скрывая и без обиняков, наше положение еще более незавидное, чем мы предполагали.

— Говори прямо, не бойся!

— Мы находимся на рифе не более трех миль шириной. Это выжженная солнцем скала, на которой нет ни травинки! Глыба кораллов. Только у кромки воды растет несколько пальм… А единственные обитатели — крабы!

А пресная вода?

Ни малейших признаков!

Ну а что видно дальше?

Мне кажется, я разглядел еще островки… Но точно такие же!

Тогда мы пропали!

— Да, — ответил Тотор, — точно, пропали, если не выберемся как можно скорее из этой чертовой дыры.

— Но плыть на наших поясах нет смысла. Выбиваться из сил, чтобы оказаться на другом таком же рифе…

— А надо плыть дальше. Намного дальше.

— Мы не сможем. Как ни старайся, человеческие силы имеют предел.

— Кто знает!

— Тотор, ты что-то придумал!

— Может быть.

— Скажи, прошу тебя.

— Ты преподнес мне сюрприз, увезя меня из Сиднея. А теперь моя очередь удивить тебя. Я, правда, не уверен, что получится. Но все-таки попробуем… Видишь ли, дружище, нам потребуется нечто большее, чем воля и храбрость. Придется отчаянно, яростно пытаться сделать невозможное! Мы должны трудиться почти без надежды, питаясь этими идиотскими кокосами, едва смачивая глотку молоком из орехов, и все это на экваторе! Для разнообразия можно съесть сырой кусок акулы, которая скоро превратится в падаль… Вот так! А теперь давай займемся делом. Море отступает, нарвал обсох… Сейчас около десяти часов, до наступления темноты у нас есть еще восемь часов. Начнем же!.. Прежде всего поделим работу. Пока я буду крутиться тут, ты будешь отнимать у крабов орехи, чем больше, тем лучше. Дай мне свой ножик.

— Держи. Я пошел.

— Подожди-ка.

Тотор раскрыл нож — хорошее, прочное лезвие, прекрасно заточенное, вправленное в рукоятку из кости. Он поднял пальмовую ветвь, быстро отсек листья и вырезал двухметровую крепкую увесистую дубину.

— На, возьми, чтобы колотить крабов, если они вдруг вздумают показать норов.

— Спасибо, я пошел.

Тотор тут же принялся сдирать с нарвала шкуру. К счастью, во время отлива туша опустилась на спину меж двух больших коралловых обломков, которые и зажали ее брюхом вверх.

Для начала юноша разрезал во всю длину кожу, толстую и жесткую, как у акулы. Эта трудная операция под тропическим солнцем оказалась мучительной. Очень скоро парижанин весь взмок. Он отирал пот, пеленой застилавший глаза, и ожесточенно продолжал работу.

— Дьявольщина! Какая жесткая шкура! И чертово солнце кипятит мне котелок… Мозги скоро подгорят! Между нами, я погибаю от жажды. Ничего себе кругосветное путешествие! А я еще жаждал приключений! Ох! Обслужили по первому разряду и весьма щедро! Проклятая работенка!

Свежевание все же продвигалось.

Шкура, отсеченная ловким поворотом ножа, падала широкими складками. Но солнце было в зените — ужасная иссушающая жара угрожала тут же сделать ее тверже доски.

— Вот этого не надо! — воскликнул Тотор. — В таком виде шкура мне не нужна. Она должна быть мягкой. Что же делать? А, придумал!

Недаром у парижанина всегда наготове куча идей. Тотор разложил на отрезанной части шкуры несколько охапок пропитанных водой водорослей и вновь принялся за противную работу живодера.

Время от времени нож тупился. Тогда Тотор принимался быстро водить лезвием по кораллам, с грехом пополам натачивая его.

Возвратился Гарри с четырьмя орехами: по одному в руках и под мышками, ступал осторожно, чтобы не разлить драгоценную влагу.

— Держи, Тотор, дружище, пей и ешь!

— Глоток сиропа! Вот что больше всего нужно! У меня будто угли в глотке!

Меринос сновал челноком, убегал, возвращался, снова убегал и без передышки носил вскрытые орехи.

— Ну а что крабы? — поинтересовался Тотор.

— Начинают проявлять недовольство и показывают клешни. Думаю, они скоро рассердятся.

— Хватит бегать! Уже темнеет. Я кончил свежевать нарвала… Уф! Это было не просто! А сейчас давай-ка потянем изо всех сил и вытащим шкуру на берег — подальше от прилива, который уволочет ее к черту на кулички. Раз, два, взяли! Еще раз! Давай-давай, Меринос!

Несмотря на огромный вес шкуры, друзья оттащили ее метров на тридцать и накрыли водорослями, после чего, изможденные, провалились в сон.

Лежа ничком на еще теплом известняке, они смогли поспать только до четырех часов утра. Новоявленные островитяне проснулись от странных звуков: то ли потрескивания битого стекла, то ли шуршания щебенки под ногами. Сухой, непонятный стук. И вместе с тем — ощущение чего-то живого, которое копошится, шевелится, окружает.

Парижанин угадал, что это было, вскочил и закричал:

Крабы! Черт возьми, почуяли мясо… Идут на добычу. Несомненно, хотят съесть нарвала и его шкуру, а затем приняться за нас… Ну нет, погодите!

Вокруг, при свете звезд, кишели несметные полчища крабов. Тысячи безликих существ, как в кошмарном сне, угрожающе обступили их полукругом. Панцири терлись друг о друга с отвратительным скрежетом. Чудища подступали сомкнутыми рядами к людям и шкуре хищника.

Тотор не ошибся — крабы сбегались на дележку добычи. Эти добропорядочные вегетарианцы, питающиеся исключительно кокосами, охотно становятся кровожадными хищниками. В рассказах о путешествиях парижанин вычитал, что сухопутные крабыnote 67Сухопутные крабы — десятиногие крабы семейства сухопутных раков; во взрослом состоянии живут на суше. Краб-пальмовый вор, о котором, по-видимому, идет речь в романе Буссенара, хорошо лазает по деревьям, длина его тела до 32 см. иногда очень опасны. Животные и люди, попадавшие в западню на коралловых островах, нередко становились добычей крабов. Их разрывали на куски и съедали живьем.

Пока крабы не отведали плоти, они, как утверждают, достаточно боязливы. Животные и, конечно, человек могут обратить их в бегство. Но стоит им вкусить мяса, даже только почуять его, храбрость их и прожорливость становятся безграничными. С неслыханной свирепостью они набрасываются на все живое и в несметном количестве смертельно опасны.

— Эй! Меринос, старина! — прокричал Тотор. — Больше шума! Смелее! Бей куда попало!

— All right! Чудища нас атакуют. Будем защищаться!

Схватив на ощупь по пальмовому листу, путешественники с яростными воплями стали метаться как черти и дубасить врага изо всех сил.

Яростная, суматошная оборона, крики, беспорядочные жесты сдерживали нашествие. Крабы оторопело останавливались, в замешательстве пятились, с треском стукаясь друг о друга.

Наступила пауза, и друзья смогли перевести дух. Кроме того, начинало светать, занимался день, — а храбрость членистоногих убывает вместе с темнотой. Крабы — не ночные животные, но тем не менее предпочитают действовать с наступлением сумерек и до зари. Часы знойной жары и ослепляющего света, к которым они мало приспособлены, ракообразные посвящают сиестеnote 68Сиеста — в Испании, Италии, странах Латинской Америки и некоторых других — полуденный (послеобеденный) отдых; самое жаркое время дня..

По мере того, как поднималось солнце, они медленно пятились назад. Отступлению сопутствовали такие странные жесты, что в другое время Тотор покатился бы со смеху.

— Победа, — закричал Меринос, — победа! Враг отступает!

— Да! Но он еще вернется, — проронил Тотор, — и Бог знает, что тогда произойдет. У меня уже сейчас мурашки по коже бегают.

Несмотря на всю храбрость, бедняга вздрогнул от ужаса и продолжал приглушенным голосом:

— Следующей ночью они соберутся тысячами вокруг нас, и уже ничто их не остановит. Все сожрут: нарвала, его шкуру, которой я дорожу больше, чем своей собственной, а затем и нас. Чтобы остановить нападение, понадобится огненная преграда. Большой костер, яркое пламя!

— Эх, дружище, откуда ты его возьмешь?

— Вот это меня и бесит! Когда-то, в Австралии, получилось… но тогда у нас была растопка. А здесь, с этими пальмами, пропитанными соком, с корой, влажной как губка, это невозможно.

— Но посмотри на кокосовые волокна, они сухи, как… как трут! Так это у вас называется?

— Правильно, tindernote 69Трут (англ.).. Но как ты его подожжешь?

— Если постучать камнем о тупую сторону ножика, посыплются искры.

— Попробуй!

Меринос подобрал обломок и постучал им о кресалоnote 70Кресало, огниво — стальная пластина для высекания огня из кремня. изо всех сил. Увы, ни искринки. Известняк стирался, крошился зернистой, жесткой пылью. Американец лишь содрал кожу на пальцах. После десяти минут бесплодных усилий он, расстроенный, признал свое поражение.

— Вот видишь, — произнес Тотор, — не получается!

Нахмурив брови, наморщив лоб, парижанин наклонился, вглядываясь во что-то, как бы ища нечто неуловимое, могущее породить огонь.

— Нет! Ничего нет! А найти нужно, иначе мы погибнем. Гром и молния! Такое солнце — и впустую вся его энергия! Была бы у меня лупа! Или хоть просто кусок двояковыпуклого стекла. Всегда с собой нужно иметь бинокль! — Взгляд Тотора остановился на освежеванной туше морского хищника. Луч солнца ударил в глаз чудовища и сверкнул, отражаясь, будто в полированном кристалле.

— Да! Нужна лупа, чтобы собрать лучи, которые жгут пламенем и прожаривают до костей. Тогда бы я в момент управился, черт побери!

Он раздумывал, завороженный ослепляющим лучом, потом вскинул руки, подпрыгнул, восклицая:

— Это глупо, безумно, тут нет ни на грош здравого смысла, и все же…

— Ты что-то придумал?

— Да, предел безумия! Тут уже надеяться остается только на чудо! Но попробую!

ГЛАВА 6

О катаракте. — Глазной хрусталик и собирательные линзы. — Тотор-хирург. — Парижанин извлекает огонь из глаза мертвого нарвала. — Свежее вино и поджаренное мясо. — Что можно сделать из кожи китообразного. — Изумление Мериноса. — Опасения.

— Скажи-ка, Меринос, ты читал «Путешествие парижанина вокруг света»?

Услышав вопрос, по меньшей мере странный в такой момент, озадаченный американец посмотрел на своего друга так, будто сомневался, все ли с ним в порядке. Потом ответил:

— Нет, а что?

— И напрасно. Во-первых, потому, что это замечательное произведение, переведенное на все языки — английский, немецкий, итальянский, испанский, ирокезский, яванский и патагонский; оно повествует о необыкновенных приключениях моего отца во время прославившего его путешествия. Это, можно сказать, молитвенник образцового путешественника… Vade mecum note 71Путеводитель (лат.). бедствующего исследователя новых земель.

— Смиренно прошу прощения. Продолжай!

— Во-вторых, потому, что из этого увлекательного чтения ты узнал бы о существовании Онезима-Филибера Барбантона, легендарного жандарма колониальной армии моей славной страны…

— Увы, не имею чести знать этого бравого вояку.

— … который был бесстрашным спутником моего вышеупомянутого прославленного отца. Вот так!

Гарри Стоун качал головой и глядел на друга, грустно бормоча:

— Бедняга Тотор бредит! У него солнечный удар.

— Да не пялься же на меня, будто я проглотил Вандомскую колонну! note 72Вандомская колонна — колонна, установленная в 1806 — 1810 годах на одноименной площади в Париже в честь побед Наполеона Бонапарта.

Я в полном рассудке.

— Я тебя внимательно слушаю!

— И очень хорошо! Это крайне важно. Вот увидишь! Обогати ты себя этим душеспасительным чтением, знал бы о подвигах знаменитого Барбантона, восхитился бы его красноречием и заинтересовался, что стало с этим выдающимся представителем нашей армии.

— Не просто желаю, но буду счастлив узнать об этом, — ответил Меринос со снисходительностью, которую проявляют к сумасшедшим.

— Так вот, этот достойный командир, который далеко не молод, чуть не потерял зрение. С возрастом наваливаются болезни, и у него развилась катаракта. Ты ведь знаешь, что это такое? Весьма неприятная глазная болезнь, помутнение хрусталикаnote 73Хрусталик глаза — прозрачное двояковыпуклое тело (линза), расположенное позади зрачка, пропускающее и преломляющее лучи света. Помутнение хрусталика (катаракта) вызывает слепоту. — лучи света не проникают в заднюю часть глаза. Так вот, бедный Барбантон ослеп. Но ему не нравилось бродить по улицам за собачкой на поводке, и он решился на операцию. Потрясающий окулист, месье Демар, сделал ее. Я наблюдал вместе с отцом, как месье Демар заменил у Барбантона оба хрусталика. Выздоровление было полным. Наш дорогой командир заплатил за пару двояковыпуклых линз. Свои прежние хрусталики поместил в сосуд со спиртом и хранит как драгоценность. Сейчас он видит как мы с тобой… Что скажешь?

У Гарри Стоуна больше не было сомнений. Этот странный рассказ!.. Тотор явно потерял рассудок.

Но тот продолжал как ни в чем не бывало:

— Весьма любопытно и поучительно, не правда ли? Пока солнце поднимается, я продолжу. Мне нужно, чтобы солнце стояло высоко, как можно выше, в зените. Одним словом, я узнал особенности хрусталика, его форму, твердость, прозрачность. А теперь позволь спросить, знаешь ли ты, что такое чечевицеобразная линза. Да нет, не в супе, а в оптике. Конечно же, я не оскорблю тебя подозрением в незнании.

Меринос ответил с печальным смирением:

— Yes, прозрачное тело из стекла или хрусталя, ограниченное двумя выпуклыми наложенными друг на друга поверхностями вращения, оси которых совпадают.

— Замечательно! Ты просто ходячий учебник оптики!.. Итак, двояковыпуклые линзы называются также собирательными, ибо обладают свойством концентрировать проходящие через них лучи света. А в лучах, сведенных таким образом в пучок на каком-либо предмете, достаточно тепла, чтобы зажечь этот предмет, если он горючий.

— Yes! Фокус линзы и фокусное расстояние… Знаю!

— Отлично! Ну, хватит о линзе. Солнце скоро будет на нужной высоте.

— Ну, и что же мы будем делать?

— Собирать кокосовый волос… Самый сухой и самый тонкий… Его нужно много… Начнем!

Молодые люди принялись за работу. Не прошло и четверти часа, как они собрали целый ворох. Часть его Тотор свалил около нарвала, выбрал самые длинные волокна, раздергал их и превратил в невесомую, пушистую массу, похожую на нащипанную корпиюnote 74Корпия — раздерганная на нитки ткань, которая употреблялась вместо ваты для перевязки ран..

— Отлично, — проговорил он, заканчивая, — должно загореться в мгновение ока.

— Как это? — спросил Меринос с еще большим замешательством.

— Так вот, дорогой мой принц шерсти, знай, что глазной хрусталик представляет собой природную двояковыпуклую линзу, с теми же физическими свойствами, что у стеклянных или кристаллических линз. Понимаешь? note 75Автору известно, что у птиц и рыб глазной хрусталик сферический. Однако нарвал — китообразное и, стало быть, млекопитающее, и его хрусталик двояковыпуклый, как у его сородичей. (Примеч. авт.)

— Ну и что?

— Чтобы зажечь эту груду волокон, за неимением стеклянной линзы, я обойдусь линзой природной… хрусталиком.

— Как это?

— Что-то ты сегодня туго соображаешь! Смотри!

Парижанин подошел к нарвалу и рассек ножом левое глазное яблоко. Глаз был виден целиком, страшный, размером с два кулака.

— Эй, что ты делаешь?! — озадаченно воскликнул американец.

— Не видишь? Удаляю нарвалу катаракту и забираю у него хрусталик.

— О, Тотор, мой дорогой Тотор! А мне-то показалось, что ты спятил! Да ты просто гений!

Парижанин ответил с обезоруживающим хладнокровием:

— Похоже, одно недалеко от другого! Ну, займемся операцией!

Остекленевший глаз был тверд как камень. Острым, хорошо наточенным ножом юноша ловко сделал надрез. Осторожно расширил рану и кончиком пальца исследовал ее.

Нащупав что-то упругое, он прошептал:

— К счастью, пациент не дергается и не кричит. И я не боюсь, что он окривеет.

Юный препаратор расширил отверстие, дал вытечь жидкости, затем запустил палец поглубже. Нажал — и внезапно нечто прекрасное, сверкающее чистотой, прозрачное, как хрусталь, упало ему в руку. Это что-то было чуть больше стекла карманных часов и около двух сантиметров толщиной в середине.

Парижанин извлек хрусталик нарвала.

Впрочем, Тотору некогда было рассматривать его. Он не без основания опасался иссушающего действия атмосферы по отношению к поверхности этой органической, такой уязвимой линзы.

Над головой, в раскаленном добела небе пылало ужасное солнце экватора. Тотор подставил под солнечные лучи еще влажный хрусталик. В нескольких сантиметрах под ним находился ворох размочаленных, превращенных в пух кокосовых волокон.

Прерывисто дыша, морщась, обливаясь потом, Гарри молча наблюдал за необычной операцией, от которой зависело их существование.

Совершенно спокойный Тотор направил сконцентрированные хрусталиком лучи на тоненькие волоконца.

О, чудо! Под хрусталиком появилось рыжее пятно с разводами всех цветов радуги по краям.

Парижанин хладнокровно определил фокусное расстояние, при котором спроецированное лучами пятнышко имело бы наименьшую площадь.

Но время торопило. Под неумолимым жаром солнца оболочка хрусталика уже потускнела, затуманилась, скоро она покоробится, потеряет прозрачность.

Меринос затаил дыхание. Его товарищ наводил линзу еще две секунды. Готово!

Ожидание стало невыносимым. Лупа покоробилась, сморщилась.

О, Боже! Сколько находчивости, сколько мужественных усилий — и все впустую?

… Появился небольшой дымок и, закручиваясь в спираль, поднялся в красноватом пучке света. Запахло гарью.

Среди тончайших волокон возникала черная точка, она увеличивалась, растягивалась, плавилась и потрескивала. Края ярко светились. Вдруг наружу выбился огонек, он выплескивался языками, увеличивался… Хрусталик больше непригоден, но чудо уже свершилось!

Меринос, вне себя от радости, больше не сдерживался. Испуская неистовые вопли, он прыгал и скакал, крича:

— Ура Тотору! Да здравствует Тотор! Totor for ever!

Гарри хохотал и плясал как одержимый, пока парижанин не заметил:

— А ведь это ты спятил!

— Да, да, спятил от радости и восхищения! Во всем мире не сыскать такого, как ты!

— Спасибо! Ты сама любезность. Только не слишком дергайся, на таком солнце это вредно. Нам удалось, и я счастлив! Я верю в будущее, теперь можно подумать и о настоящем.

— Ты прав! Хотя и меня можно понять.

— Особенно когда ты выражаешься жестами, свойственными краснокожим, танцующим вокруг скальпа, да еще в этом остроконечном колпаке! Только хватит шуток, нужно поддерживать огонь, собирать пальмовый волос, подбирать листья, ветки, подтаскивать упавшие от старости стволы, короче — все, что может гореть.

— Правильно, и этого еще мало, чтобы создать между нами и крабами огненную преграду.

— К вечеру устроим большой костер, полукругом. А теперь — за работу.

— Но я же умираю от голода! — воскликнул Меринос.

— Ладно, ладно, за работу, нам есть чем заняться.

Тотор подошел к нарвалу и ловко отрезал чуть ниже ребер огромный кусок мяса.

— Тут не меньше десяти фунтов… Нацепи-ка это на вертел и сунь в огонь.

Американец посмотрел на толстый, плотный, малоаппетитный кусок мяса и проворчал:

— Должно быть, как подошва.

— Молчок! При наших-то зубах и голодном брюхе! Еще бы щепотку соли кинуть, так только пальчики оближешь! Живей к плите, поваренок!

— Но я пить хочу!

— Я тоже. И неудивительно, крутиться у такого огня, да еще при сорока градусах!.. Черт побери, да мы идиоты!

— Ну уж, клевета!

— Нет, повторяю: круглые дураки! Нам даже в голову не пришла самая очевидная вещь.

С этими словами Тотор подошел к пальме, глубоко прорезал кору и пояснил:

— Похоже, тут много сока. Говорят, он начинает течь, как только проткнешь кору. Это называется пальмовое вино. Неплохо будет получить полштофа, чтобы оросить наше жаркое!

Прошло несколько минут. Вскоре жидкость, прозрачная, как ключевая вода, потекла из надреза тонкой струйкой.

Тотор всосал ее губами, причмокнул языком и воскликнул:

— Потрясающе! Божественный напиток! Прохладный, сладкий, вкусный и в горло проскальзывает, как бархатный.

— Да ты прямо дьявол!

— Не льсти мне! Давай прикладывайся к крану! Не захлебнись и, главное, не задирай носа, а то шибанет если не в голову, то в нос!

И пока его друг жадно пил, неисправимый болтун продолжал:

— Хм, кто бы сказал, что мы получим пальму в кормилицы, когда у нас уже усы пробиваются!

— Благодаря тебе, мой дорогой, мой славный Тотор, мы стали весьма достойными робинзонами, и я вновь начинаю надеяться.

— Что это, аперитив на тебя так подействовал? Ну, тем лучше. А теперь за работу!

Утолив жажду, Гарри умело приступил к установке вертела. А парижанин занялся не столь приятным делом. Он возвратился к нарвалу и решительно вспорол ему брюхо. Часть кишок выпустил наружу, быстро отсек несколько метровых кусков, разрезал их в длину на тонкие ремни, натер жиром и принялся мять, размягчать, и пробовать на прочность, затем намотал на камни и наконец сказал:

— Будет прекрасная бечева! Есть уже двадцать пять или тридцать метров, sufficit! note 76Достаточно (лат.).

Проделав все это, парижанин проговорил:

— Теперь нужно изготовить иглу. Конечно, не стальную, хотя бы деревянную.

Он отрезал от пальмового листа кусок стебля длиной сантиметров двадцать пять и с одного конца проделал дырку — ушко будущей иглы. Потом заострил другой конец, тщательно отполировал свой инструмент и заключил:

— Ей-богу, похоже на кинжал.

Юноша продел конец кишки в эту монументальную иглу и подошел к шкуре нарвала, погребенной под грудой водорослей. Шкура сохранилась свежей и мягкой.

Тотор расправил ее и покачивая головой, сморщил лоб, будто обдумывал план работы. Потом принялся обрезать кожу возле головы животного, после чего сшил разрезанную шкуру, при этом размышляя вслух:

— Ничего не получится! Будет пропускать воду, как корзина. Ну-ка, а если так?

Парижанин поднял спасательный пояс, их единственное имущество, и вынул кусок пробки. Разрезал его на части толщиной в один сантиметр, обложил ими обе половины шкуры и все вместе прошил.

Работа продвигалась медленно, но зато шов стал абсолютно непроницаем для воды.

Тем временем подоспело жаркое. Меринос принес его прямо на вертеле, пахнущее дымом. Озабоченный Тотор молча поглощал кусок за куском, потом сказал Мериносу:

— Нам потребуется штук двадцать больших пальмовых ветвей, самых крепких и самых длинных.

— К чему ты клонишь?

— Я же сказал — сюрприз!

Вскарабкаться на деревья, подобно мартышкам, обломать ветви, спустить их на землю, ровно обрезать, убрать листья, затем согнуть ветви на огне — все это заняло у «робинзонов» остаток дня.

До того, как солнце исчезло за горизонтом, они успели только приготовить новое жаркое и разложить костер.

Разбитые усталостью, друзья бросились на листву и заснули как убитые. Под утро они проснулись еще до рассвета и увидели, что окружены раскаленными углями, а крабы наступают с неслыханной храбростью. Штук пятьдесят, подталкиваемые, вероятно, сородичами, уже упали в огонь и тут же поджарились.

Это обеспокоило Тотора.

— О, мерзкие твари! Их миллионы, и если они все сползутся сюда, то погасят огонь и пройдут, тогда нам крышка! Меринос, старина, придется вкалывать, как никогда! А сейчас слопаем поджарившихся, ведь о нарвале уже нечего мечтать, он протух!

Каждый подобрал по копченому крабу. Оказалось, что это великолепное блюдо, и друзья с аппетитом позавтракали.

Теперь — за работу! Все готово. Стебли, согнутые накануне в полукольцо, Тотор вставил в огромный карман из сшитой шкуры нарвала. Расположил он их перпендикулярно по всей длине шкуры на расстоянии тридцати сантиметров одно от другого.

Крепко натянутая на тонкую арматуру мягкая и гибкая шкура превратилась в длинное, вытянутое тело, напоминающее туловище нарвала. Одним словом, получился прочный, легкий, водонепроницаемый корпус.

— Я уже давно догадывался, — вскричал Гарри, — это лодка!

— Да, вроде эскимосского каяка! Если бы было побольше времени, я бы построил образцовое судно! Но эти сволочи крабы меня напугали.

— Тотор, ты неподражаем!

— Молчок! Некогда паясничать, за работу! Минуты сейчас стоят часов, а часы — дней! На запах гниющего нарвала сюда сбегутся все чудовища островка.

ГЛАВА 7

Тотор-корабел и Меринос-конопатчик. — Когда не стоит иметь тонкое обоняние. — В сумерках. — Добыча. — Скелет. — После испытаний. — Смотри-ка, мадам Жонас! — В стране грез. — Ужасное пробуждение. — Окружены! — Бегство со всех ног. — В море. — Шторм. — Без пищи. — По воле волн.

Часы проходили в нечеловечески трудной работе. Еще не были смонтированы основные части хрупкого сооружения, которому они доверят свои жизни.

Тотор разрывался на части, за всем следил и обо всем заботился сам.

— Гоп-ля! Меринос, конопатим, смазываем, закрепляем! Вот видишь, уже на что-то похоже! Мы с тобой — инженеры-судостроители, рабочие верфей, изобретатели! И мы сами сооружаем орудие нашего спасения без инструмента, без бюджета, без плана, без жалованья, почти без пищи и из фантастических материалов!

— All right!.. Ты великолепен, друг Тотор!

— Ты тоже молодец!

Друзья весело болтали, как будто им не грозила ужасная опасность: они работали, словно не зная, что смертельный солнечный удар может их испепелить, и скорей были похожи на двух больших детей, играющих в потерпевших кораблекрушение.

Американец и француз ели кое-как, страдали от жажды, изнывали от пота, были возбуждены пальмовым вином, лохмотья едва прикрывали их от вертикальных солнечных лучей, но тем не менее оба сохраняли удивительную работоспособность.

О, прекрасный возраст, когда сила и энергия неисчерпаемы! Можно двигаться без передышки, поглощать самую немыслимую пищу, крепко спать и смеяться над трагическими обстоятельствами жизни. А если случится оступиться на трудном пути, запросто поднимаешься, не теряя надежды, какой бы химеройnote 77Химера — в древнегреческой мифологии — огнедышащее чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы, хвостом дракона; здесь: несбыточная (химерическая) мечта. она ни была.

Вперед же, молодые люди, скорей, скорей за работу, время не ждет!

… Теперь нужно было закрепить верхнюю часть шпангоутовnote 78Шпангоут — ребро корпуса корабля., чтобы они не смещались по борту. Этим занялся Тотор. С помощью самодельной деревянной иглы он накрепко пришил бечевой с обеих сторон все черешки, толщиной чуть шире большого пальца.

Еще предстояло смазать жиром лодку изнутри и снаружи. Эта отвратительная работа досталась Мериносу. От разлагающегося нарвала исходил отвратительный запах, но миллиардер-конопатчик, не обращая внимания, изо всех сил втирал руками протухшее сало в корпус лодки, чтобы сделать его водонепроницаемым. Конечно, Гарри морщил нос, но улыбался, вспоминая свой дорожный несессерnote 79Несессер — футляр с туалетными принадлежностями., серебряную ванну, тонкие духи, опьяняющий запах которых так любил, все прихоти юного щеголя с неистощимым кошельком.

— God! Как скверно пахнет этот зверь! — ворчал Меринос, стараясь держать голову подальше от рук.

— Еще не самое страшное. Вонь все больше привлекает крабов. Ты видишь, даже днем они тычутся в огонь. Смотри, еще один лопнул!

И в самом деле, огненная преграда уже не могла сдержать привлеченных запахом разложения гигантских ракообразных. Во что бы то ни стало нужно предоставить им добычу на приближающуюся ночь. Молодые люди спешно изменили расположение огромного костра. Оставив в стороне нарвала, они окружили себя тройным кольцом огня и запаслись сушняком на ночь. Осталось бросить последний взгляд на лодку, чей удлиненный силуэт вырисовывался на берегу. Все в порядке, бояться нечего. Обессиленные «робинзоны» улеглись, но на этот раз, несмотря на усталость, не могли уснуть от беспокойства.

Едва мрак окутал островок, отвратительные крабы, все как один, устремились за добычей.

Несмотря на свою доказанную уже храбрость, Тотор и Меринос дрожали от страха, слыша рядом странные, отвратительные звуки. Клацанье клешней, хруст челюстей, стук сталкивающихся панцирей огромного числа невероятно прожорливых мерзких тварей. И никаких других звуков в ночной тишине.

В самом деле, было отчего прийти в смятение даже человеку с железными нервами!

Время от времени друзья поддавались усталости, их глаза на мгновение закрывались. Но тяжелый, населенный кошмарами сон вскоре прерывался гулом осатаневшей орды.

Восход солнца принес облегчение. Но как только рассвело, друзья вскрикнули. Нарвал исчез, изъеденный, разорванный на мелкие кусочки тысячами изголодавшихся ракообразных.

От огромной туши остался всего лишь ослепительной белизны скелет, остатки мяса с которого жадно поглощали последние участники пира!

Тем не менее на первый раз добыча удовлетворила аппетит членистоногих. Но завтра! Что будет следующей ночью?

— Черт возьми, — проговорил Тотор, — тут не до шуток! У нас всего двенадцать светлых часов, а еще столько предстоит сделать!

Прежде всего, нужна пара весел, во что бы то ни стало. Для этого сойдут опять же две пальмовые ветви — опять они! С большими усилиями Тотору удалось расщепить концы ветвей. Известно, что они достигают пяти или даже шести метров в длину. Затем юноша вставил в разрез две перекладины, по двадцать и тридцать сантиметров, привязал их последними кусками кишок и на каждую из этих рамок натянул по куску кожи. К счастью, у него осталось достаточно бечевы, чтобы закрепить обтяжку лопастей со всех четырех углов.

Это все, на что хватило сил. Все эти приспособления выглядели, конечно, примитивно, но они должны были сослужить свою службу.

Теперь осталось спустить лодку в воду и убедиться, что она управляема и выдержит двух человек, не утонет.

Суденышко было легкое, и столкнуть его не составило труда.

— Браво! Держится на воде, как поплавок. Не хватает скамеек. Ну и ладно, обойдемся и так!

Тотор влез в лодку и уселся по-турецки. Меринос передал ему весла и устроился рядом.

Отчалили. Гарри, умелый гребец, первый опустил весло в воду. Тотор, как капитан, скомандовал:

— Греби, матрос, греби потихоньку!

Лодка тронулась с места, парижанин ловко правил веслом.

— Прямо сама плывет! Смелей, матрос!

Вот они уже посреди бухты. Раздались радостные крики восхищенных друзей. Спасены!

Однако кит, о котором юноши уже забыли, не покинул бухту. Два фонтанчика, поднявшиеся из воды и рассыпавшиеся брызгами неподалеку, указали на его присутствие.

— Смотри-ка, Ионаnote 80Иона — библейский пророк, в наказание за неповиновение воле Бога будто бы проглоченный китом и проведший в его животе три дня. резвится.

— Почему Иона?

— Да так, шучу. Это я в память о пророке, которого когда-то кит проглотил, а на третий день изрыгнул.

— Ты все смеешься!

— Плакать, что ли? Боишься, что он и нас проглотит?

— Нет, но если он примет лодку за нарвала и повторит свой slap… note 81Шлепок (англ.).

— Черт возьми! Раздавит нас, как лягушат! Вот он приближается! Тсс… Иона, без глупостей!

Гигантское млекопитающее плыло в большом водовороте, отдуваясь и наполовину высовываясь из воды. Лодочники заметили теперь и китенка, забившегося под плавник.

— Да это мать семейства, мадам Жонас! note 82Мадам Жонас. — По-французски Жонас соответствует имени Иона. (Примеч. перев.) С нею малыш, и она прогуливает его по бухте.

— Yes! Бухта — это whale-square! note 83Парк для прогулок китов (англ.)

Кит не был настроен враждебно. Удовлетворив свое любопытство, он снова стал отдуваться, резвясь, подпрыгивая на волнах.

— Какой он игривый и, кажется, не желает нам зла! — заявил Тотор.

— Какой великолепный буксир получился бы, если бы он захотел!

— Нарвал на буксире у кита! Вот было бы здорово!

— Стоп! «Нарвал» — подходящее имя для судна. Ты будешь крестным отцом!

— Прекрасно, да здравствует «Нарвал»!

— Ну вот, теперь, когда мы испытали наш корабль и дали ему имя, пора вернуться на землю.

— Да, все прекрасно, лучше и быть не могло!

— Хм! Весла яйца выеденного не стоят, а судно неустойчиво, и еще я боюсь, что в открытом море его будет захлестывать вода.

— Возможно! Но что же делать?

— Вот увидишь.

Путешественники без труда пристали к берегу и вытащили «Нарвал» на сушу.

Веревок из кишок больше не осталось; парижанин сплел кокосовые волокна и умело подтянул ими края бортов, оставив ровно столько места, чтобы обоим поместиться в лодке. Для прочности он пристроил вокруг каждого места спасательные пояса.

— Вот так! Меньше будет качки.

Работу двух друзей легко описать в нескольких строках, на самом деле это трудное дело заняло почти весь день. Они едва выкроили время, чтобы поесть. Кстати, пора было подумать о съестных припасах.

Но где их взять? Может быть, выручат кокосовые орехи? А как их открыть? Захватить воды? Во что налить?

Тотор соображал.

— Ладно, погрузим все те же орехи, они послужат балластом, а потом как-нибудь проткнем скорлупу. Главное, у нас есть нож. Добавим и крабов, попавших в огонь. Ракообразные в собственном соку и собственном изготовлении. Забавная кулинария!

Но им не везло. Нашелся только один свежий орех в волосяной оболочке. Меринос положил его в лодку, находившуюся на песке у самой кромки, и сказал:

— Завтра продолжим погрузку.

— Правильно, завтра. Сейчас успеем только собрать дрова: их потребуется много для адского огня. А потом перекусим.

Последние минуты дня были посвящены этим заботам. С бешеным аппетитом друзья уплели жареного краба, выпили пальмового вина и улеглись в нескольких шагах от костра.

В предыдущую ночь им едва удалось сомкнуть глаза, а тут еще и усталость валила с ног, они сразу же крепко заснули под защитой пляшущих огненных языков.

Сколько времени продлился этот здоровый, несмотря на жесткое ложе, восстанавливающий силы сон, трудно сказать. Тотору приснилось быстроходное судно, которое он строит и которым командует; приснился кит, стремящийся проглотить корабль и капитана; нарвал, протыкающий корабль своим гигантским мечом; колоссальный краб клешнями, как ножницами, хотел разрезать Тотора пополам, и у этого чудовищного краба

— человеческое лицо, бритое, корректное, загадочное лицо мистера Дика, странного и таинственного похитителя «Моргана».

Но тут парижанин вскрикнул от острой боли. Он проснулся и вскочил на ноги. Меринос уже вопил как одержимый, прыгал, отбивался.

Что случилось? Что происходит? Какая ужасная драма разыгрывается во внезапно опустившейся тьме?

Страшная действительность предстала перед беднягами.

Пламени уже не было, виднелись лишь умирающие огоньки, хотя топлива — дров, ветвей, волосяных оболочек, кокосовой скорлупы было хоть отбавляй. Вся земля вокруг кишела крабами.

Членистоногие сбежались отовсюду тысячами, как вчера на тушу нарвала.

Они уже отведали мяса, и теперь ничто не могло их остановить. Последние неумолимо толкали вперед первых, уже преодолевших барьер огня. Сотни погибли, задохнувшись или сгорев, и тела их в конце концов погасили пламя. Живые, презрев страх и опасность, взбирались по сгоревшим. Они просто кишмя кишели, их становилось все больше и больше.

Тотор, с искусанными ногами, прыгал, кричал, метался. Меринос, прокушенные руки которого уже кровоточили, вопил и расшвыривал ногами поганых тварей.

— Крабы! О, Боже! Крабы!

Перед взорами подростков предстал совершенно белый скелет нарвала, препарированный ужасными челюстями, которого крабы сожрали в одну ночь.

Куда бежать? Что делать? Они окружены, их растерзают в клочья! Остается одна надежда: лодка. Но успеют ли добежать?

— В лодку, быстро в лодку! — завопил Тотор.

Он бросился через шевелящееся кольцо, оступился, упал, поднялся, за ним — Гарри, который прыгал, тоже оступался, спотыкался о панцири.

Как удалось преодолеть десять метров, которые отделяли их от «Нарвала», одному Богу известно.

Искусанные, в изодранных штанах, с исполосованной кожей, беглецы добрались до лодки. Не сговариваясь, поволокли ее к берегу и отчаянным усилием столкнули в воду.

«Робинзоны» спасены! Сухопутные крабы еще могут преодолеть огонь, но никогда не приближаются к воде, испытывая к ней непреодолимое отвращение.

Меринос и Тотор забрались в «Нарвал», нашли весла, устроились по-турецки на дне и испустили вздох облегчения.

— Уф! Знаешь, Тотор, я не трус, но меня просто мороз по коже продрал!

— А мне ее крабы уже продрали! Проклятье! Шкуру содрали прямо до ляжек.

— И мне! Кровь идет…

— Хорошо еще, что морская вода прижжет. Но все равно, мы удачно выкрутились!

— Увы, нет провианта!

— Есть — один кокосовый орех! Мы поболтаемся на рейде до рассвета, а там высадимся и поищем еду.

— Если у крабов будет не такое каннибальское настроение.

— Смотри-ка! На это мы не рассчитывали!

— Да, поднимается ветер…

— И небо заволакивает. Только бы шквал не налетел!

Действительно, подул свежий ветер. Волны становились все выше. «Нарвал» плясал, переваливаясь с борта на борт, но в общем вел себя замечательно.

Понемногу ветер в бухте стих. Чего не могли предусмотреть два друга, так это очень сильного отлива. А он неотвратимо понес их в открытое море. Внезапный вихрь подхватил лодку как перышко и под раскаты грома унес прямо через отмель, наполовину прикрывавшую вход в бухту.

И вот суденышко посреди бурунов, в облаках пены. Оно выделывает пируэты в протоках между камнями, и мало-помалу рев прибоя остается позади. Путешественники в открытом море!

Их качает, мотает, они промокли, не в состоянии управлять лодкой, стали игрушкой волн, но плывут. Плывут с неслыханной скоростью через неизвестность мрака и океана!

Иногда молодые люди слышали справа или слева, спереди или сзади неумолчный шум прибоя. Они различали движущиеся силуэты волн, разбивающихся о скалы. Лодка то и дело стрелой проносилась мимо рифов.

Так продолжалось всю ночь. Всю ночь ревела буря и раздавались чудовищные раскаты грома.

Наконец последний порыв ветра разорвал тучи. Светало. «Нарвал» с приличной скоростью шел по течению на север. Молодые люди определили направление по солнцу, которое вставало справа по борту.

Мало-помалу море успокоилось. Вдали смутно виднелись очертания голубоватых берегов. Эта относительная близость твердой земли принесла надежду.

— Ну, как тебе приключение? — спросил Тотор.

— Совершенно выдающееся событие! Very prominent! note 84Весьма примечательно! (англ.)

— По-нашенски — сногсшибательное! Однако согласись, дело могло кончиться скверно.

— О да! Я до сих пор дрожу!

— Точка! Не будем больше об этом. Когда идешь навстречу приключениям, не надо ни теряться, ни шапки вверх кидать… тем более кидать придется наши остроконечные колпаки.

— Если б у нас была еда! Хотя бы немного воды! Я задыхаюсь от жажды!

— У меня будто соль на языке.

— Что, если пристать к берегу?

— Это не просто! Смотри, какое сильное течение. Бьюсь об заклад, что скорость больше шести мильnote 85Морская миля — 1 км 852 м или 1 км 853 м (английская миля). в час.

— Все же попробуем!

— Давай!

Юноши согнулись в дугу над веслами в попытке направить нос к далекому берегу. Невозможно! Слепая сила непреклонно возвращала их в течение.

— Черт возьми! — проворчал раздосадованный Тотор. — Все впустую, нас будто нечистая сила несет.

Внезапно какой-то водоворот вспенил воду слева, метрах в шестидесяти.

— What is this? note 86Что это? (англ.) — удивился Меринос.

— Подводный камень? Косяк сардин? Водоросли?

— Нет, кит!

— Вот это да! В самом деле, мадам Жонас со своим малышом! Да она нас полюбила и не хочет покидать! И похоже, она в прекрасном настроении. Хотелось бы и мне поплавать так вольно. А тебе, Меринос?

— Я бы сто тысяч долларов отдал за это!

ГЛАВА 8

Китиха завтракает и развлекается. — Танталовы муки. — Пелагии. — Морская манна. — Добыча чудовищ. — Планктон. — Что Тотор называет «пюре с гренками». — В водорослях. — Буксир. — Бешеная гонка. — Берег близко. — Китиха выброшена на отмель.

Как выразился Тотор, китиха со своим отпрыском пребывала в отличном настроении и не скучала. Казалось, она очень довольна и радуется жизни. Мягко увлекаемая течением, китиха лениво переваливалась в волнах, делая лишь необходимые движения, чтобы сохранить направление.

Малыш разделял настроение матери и резвился со свойственной его возрасту живостью: отплывал, выпрыгивал из воды, кружил вокруг матери, потом снова забивался в свое любимое место — под ее плавник. Нашалившись всласть, будто шла игра в прятки, оба выбрасывали большие фонтаны, рассыпавшиеся мелкими брызгами.

— Ну и ну! — удивился Тотор. — Они вовсю веселятся, эти киты!

Время от времени мать открывала пасть, огромную, как пещера или пропасть.

— Да, — кивнул Меринос, — она веселится, а заодно плотно завтракает. Хотел бы и я последовать ее примеру!

— Вот это глотка! И какой аппетит! Должно быть, желудок у нее не маленький!

— Что же она ест?

— Не знаю, нужно посмотреть.

Тотор склонился над водой, посмотрел против света и вскрикнул от удивления. Все вокруг и в глубине моря было буквально забито плавающими телами. Миллионы этих тел, стиснутые так, что касались друг друга, образовали жидкое месиво. Были они чуть больше апельсина, желтоватые, с едва заметными оттенками розового и лилового. Из-под сферического купола видны были грациозно изогнутые в виде грибных шляпок завитки маленьких щупальцев, которые проворно вытягивались и убирались.

Но щупальца эти были едва видны из-под купола, и само животное сверху казалось полупрозрачным студенистым шаром.

— Ей-богу, — воскликнул Тотор, — не будь они такие легкие, я бы сказал, что это морская картошка!

— Да нет, они шевелятся, это животные!

— Их-то она и глотает! Черт возьми, какое жерло, настоящий туннель!

— Хотелось бы узнать, что это за странные существа и нельзя ли их есть.

— Не знаю, не стоит рисковать.

Тотор серьезно занимался механикой, но не слишком был силен в зоологии. Впрочем, не стоит корить его за незнание. Эти плавучие тела

— простые пелагииnote 87Пелагии — род медуз класса сцифондных., примитивные организмы, которые в определенное время года размножаются в неслыханном количестве. А об их свойствах Мериносу вскоре довелось узнать.

Американец хотел есть и упорно держался мысли, что эти странные животные съедобны. Ведь он пробовал морских ежей, моллюсков, — все разнообразие frutti di marenote 88Дары моря (ит.)., представляющих собой изысканное лакомство.

Тогда почему бы этим плавучим апельсинам не стать если не слишком плотным блюдом, то хотя бы достаточным, чтобы обмануть голод? Почему то, что хорошо для кита, не сойдет и для человека? Гарри опустил руку в воду и схватил одну пелагию. Животное тотчас съежилось, втянуло щупальца и свернулось шаром. Оно оказалось холодным, липким, дряблым, студенистым, словом, очень противным.

Вдруг Меринос вскрикнул: ему обожгло пальцы. Кожа мгновенно покрылась красной сыпью, волдырями. Отбросив пелагию, он тряс рукой и кричал:

— God bless me! note 89Господи! Спаси меня! (англ.) У меня все пальцы онемели. Жжет, будто за крапиву схватился!

— Ладно, придется положить зубы на полку. Так я и думал. Обойдемся без завтрака, подождем другого случая.

— Увы, ничего не попишешь.

Между тем Тотору показалось, что мало-помалу скорость «Нарвала» замедляется. Сомнений не было, течение становилось менее быстрым. Вода приобрела блеклый, зеленоватый цвет и стала похожа на жидкую, маслянистую кашу; надо полагать, что и плотность ее изменилась.

Пелагий по-прежнему было очень много, но они как бы растворились в этом месиве.

— Вот это да! — удивился Тотор. — Море превратилось в настоящее пюре с гренками.

Кит по-прежнему глотал с поразительным прожорством. Его гигантские челюсти ритмично, без остановки, двигались, поглощая целые колонии медуз, которые исчезали в его пасти, как в бездне.

Но кит оказался не единственным гостем на этом роскошном пиру. Подводный мир возникал из пучин. Со всех сторон к добыче поспешали чудища всех форм и размеров, безобидные и хищные, плотоядные и травоядные, одинокие и семейные, медленные и быстрые, кольчатые и щупальцевые, длинные, плоские, заостренные, короткие, круглые, изящные, несуразные, отливающие, как драгоценные камни, разными цветами, и темные, как скалы, — все это перемешивалось, перепутывалось, давилось, сталкивалось, забывая врожденные страхи и свирепые вожделения перед этой манной небесной, перед небывалым пиршеством, устроенным отцом Океаном своим обитателям.

За бортом виднелись лишь дрожащие плавники, трепещущие хвосты, конвульсивные подскоки и разомкнутые челюсти… Головокружительная гимнастика, безумное обжорство; жадное, зверское беспощадное поглощение — непрестанное и неутолимое.

Несмотря на свое отчаянное положение, молодые люди с изумлением и любопытством наблюдали это зрелище. К тому же они ничем не рисковали. Чудища таинственного моря, поглощенные грандиозным обедом, соблюдали лучшее и самое надежное из перемирий — на время приема пищи.

Тотор смотрел во все глаза; его друг, по натуре не столь восторженный, тоже был восхищен.

Глубины моря буквально выворачивались наизнанку. Свесившись над пучиной, парижанин закричал:

— Старина, мне сейчас голову до плеч отхватят! Нет, в самом деле, такого на Монмартре и вообразить не могли! Знаешь, я бы никому не уступил своего места! Ради одного этого стоило прыгать в воду, сражаться с крабами, подвергаться опасностям и всему прочему! Сам отец, который столько повидал, не слыхивал о таком! Вот это пирушка! Пятьсот миллионов глоток пожирают шарики… гренки из пюре.

— Пюре! Сидим мы с тобой по уши в этом… пюре!

— Ого, и чистокровный американец пускается в игру словами!

— Стараюсь, как могу.

— Значит, у тебя отличное настроение, поздравляю!

— Ах, если бы игра слов могла заменить завтрак!

— Терпение! Раз мы по-прежнему движемся, значит, доплывем до мест, где есть еда и питье. А пока я хотел бы узнать, почему и как все обитатели моря сбегаются на этот пир Валтасараnote 90Пир Валтасара. — Здесь: пышный, изобильный пир. Валтасар, сын последнего царя древней Вавилонии Набонида, погиб при взятии Вавилона персами в 539 году до н.э. В Библии содержится описание пира у Валтасара, во время которого на стене появились огненные слова, предвещающие гибель..

Это неведение огорчительно со всех точек зрения. К сожалению, обстоятельства против Тотора. На «Нарвале» отсутствует библиотека и нет необходимых источников, а между тем достаточно нескольких строчек, чтобы просветить читателя.

Субстанция, которая слегка сгущает морские воды на большом пространстве, то есть вещество, прозаически называемое Тотором пюре, — это планктон, нечто вроде светлого бульона, скопление органических частиц, микроскопических водорослей, самые большие из которых, гиганты этого вида, едва достигают половины миллиметра в длину. Планктон состоит из бесчисленных видов простейших животных и растений, образующих однородную массу.

Микроскопические существа, чрезвычайно быстро размножающиеся, буквально переполняют некоторые части океана. Их масса не смешивается с водой, не растворяется, сохраняет собственные свойства, подхватывается ветрами и течениями и перемещается на разных глубинах, иногда на поверхности.

Этот богатый питательными веществами бульон, это желе из организмов — неисчерпаемый источник пищи для обитателей моря. Все морские животные, от кита до простейших, жадно поедают его. Можно сказать, что это их эликсир жизниnote 91Эликсир жизни — в средние века так называли фантастический напиток, якобы продлевающий жизнь и сохраняющий молодость., в котором рождаются, пассивно живут и умирают миллиарды странных созданий.

Их можно найти и в полярных морях, и в экваториальных водах, повсюду, где планктон появляется и исчезает по воле течений и штормов.

В один из таких потоков и попали по воле случая Тотор с Мериносом.

Планктон увлекал с собой несметные колонии пелагий, для которых он родная стихия и пища. А пелагии придают остроту похлебке, весьма ценимой всеми морскими чудищами.

Инстинкт помог пелагиям быстро обнаружить присутствие столь питательной массы. Потому и собрались они со всех сторон и жадно кормились, на зависть обоим друзьям.

Ожидание длилось долгие часы. Знойное солнце отвесно пускало свои огненные стрелы. Ослепительный свет отражался в мелкой зыби, на которой плясал «Нарвал». Жара становилась удушающей.

Обливаясь потом, сгорбившись и опустив головы, бедные путешественники буквально запекались в вонючей шкуре, превращенной выдумкой Тотора в корабль. Не стоит и говорить, как жестоко они голодали и как чудовищно хотели пить!

Усталые, изможденные, друзья уже не могли двигаться, и лишь гордость не давала вырваться стонам из груди.

В голубоватой дали время от времени возникали берега, но прихотливые волны не давали к ним пристать. Раз двадцать гребцы пытались выйти из течения, раз двадцать принимались бешено работать веслами, чтобы выбраться в спокойное море, и каждый раз поток неумолимо отбрасывал их.

Исчерпав силы, мореплаватели снова отдались дрейфу, рассчитывая теперь только на случай.

К вечеру море понемногу изменялось. Время от времени поверх планктона появлялись плавающие водоросли. Поднимался свежий ветер. Он вертел лодку, нес ее боком, ускорял ход. Подталкиваемый таким образом «Нарвал» догонял водоросли и вскоре застревал в их перепутанных стеблях. Обессиленные Тотор и Гарри не обращали на это никакого внимания. А между тем им стоило быть повнимательней. Среди водорослей есть странное растение огромной длины. В некоторых местах оно полностью покрывает океан. Например, в Саргассовом мореnote 92Саргассово море — море в центральной части Атлантического океана, получившее название от больших скоплений плавающих саргассовых водорослей, препятствующих судоходству., где остановились когда-то корабли Христофора Колумба во время славного плавания к неведомым берегам Америки.

Это морское растение цвета желтой охры называется Fucus natansnote 93Плавающий фукус (лат.).. Оно часто достигает длины в три, четыре и пять метров. Несмотря на такие размеры, диаметр его мал — не толще палки. Оно круглое, гладкое, кое-где есть утолщения, откуда отходят тонкие веточки, усеянные маленькими черными ягодами. У этого рода растений много видов, сходных внешним обликом и очень разных по свойствам. Одни из них хрупкие и ломкие, другие прочные, как канаты.

Внезапно кит, который не отставал от лодки, оказался посреди этих гигантских трав, расстелившихся по поверхности. Вынужденный всплыть, чтобы перевести дыхание, он запутался в них, стал ворочаться, барахтаться, шумно дышать.

Эти звуки, водовороты и хорошо знакомый фонтан пробудили от дремы совершенно разбитого Тотора.

— Смотри-ка, опять мадам Жонас!

И тут юноше показалось, что некоторые фукусы, задевающие «Нарвал», быстро обгоняют его. Они скользили вдоль корпуса и убегали, убегали вперед по непонятной причине.

Инстинктивно, еще не зная, зачем, парижанин схватил пару водорослей обеими руками.

Лодка тотчас развернулась против течения и пошла с предельной скоростью, будто ее кто-то взял на буксир.

— А ну, Меринос, ну-ка, старина! Ухватись со мной за эти веревочки! — завопил Тотор, изо всех сил вцепившись в стебель.

— А? Что такое?

— Кто-то на том конце тянет, и сильно! Мы идем под сорок миль в час. Выше нос!

Совершенно сбитый с толку американец в свою очередь схватил фукусы и сжал что было силы.

Путешественники почувствовали резкие рывки, отчаянные прыжки, но мужественно терпели. А «Нарвал» как сумасшедший мчался по волнам. Иногда бешеная гонка ненадолго замедлялась, но тотчас возобновлялась со всеми вольтами, резкими остановками и скачками.

Гарри не мог уразуметь, в чем дело.

— Честное слово, ничего не понимаю, — пробормотал он, — кажется, я с ума схожу.

— Это все штучки нашей подружки.

— Что? Whale? Миссис Жонас?

— Наверное, да!

— Она попалась на удочку?

— Не знаю. Странное дело. Если она заглотнула конец веревки, ей бы ничего не стоило выплюнуть его. Наверное, не обошлось без крючка.

— Загадка. Но она так тянет, эта добрая миссис Жонас! Боюсь, выпустим удочку из рук.

— Ни в коем случае! Я что-нибудь придумаю!

О, у бравого Тотора всегда что-то припасено! Его выдумка проста и хитроумна. В мгновение ока парижанин упер оба весла в сделанные для них отверстия, затем несколько раз обернул вокруг весел водоросли и сильно прижал их. Трение не давало им смещаться, и тяга стала автоматической.

— Готово! И руки у нас свободны!

— All right!

Лодка быстро шла вперед. Время от времени кит в сотне метров от них шумно отдувался, затем снова нырял. Но присутствие малыша сдерживало мать: легкие детеныша больше нуждаются в воздухе, и она не решалась погрузиться в пучину. Приходилось держаться почти на поверхности воды.

Наконец китиха покинула поток планктона, выплыла за пределы течения и направилась к далеким берегам, едва видневшимся на северо-востоке.

Ничто не могло ее удержать — ярость, а еще более испуг гнал животное вперед. При всей несравнимости размеров гигант морей был похож на собачонку, к хвосту которой жестокие мальчишки привязали кастрюлю: она бросается бежать, обезумев, несется без оглядки напрямик, ничего не соображая, пока, выдохшись, не упадет. Точно так же перепуганная мадам Жонас неудержимо стремилась вперед и тянула за собой дьявольский снаряд, от которого не могла избавиться. Тотор и Меринос отчетливо видели ее в чистых уже волнах. В десятый раз они задавались вопросом: «Каким же образом, черт возьми, мы за нее зацепились? »

Через несколько часов жестоких страданий все стало ясно. Кит заметно уставал, тяжело дышал, а скорость замедлялась. Он все ближе подходил к берегу, куда его подталкивал начинающийся прилив. Берег вырисовывался ясней, вскоре показались привычные кокосовые пальмы, песчаный берег, над которым возвышались скалы. Вот и тихая бухта.

Тотор, заметив красный след на боку кита, воскликнул с жалостью:

— Бедная зверюга, она истекает кровью!

Большой вал подхватил кита, перевернул и потащил в бухту. Волна отступила, и кит оказался на рифах, которые зажали его.

— Ура, мы спасены! — закричал американец.

ГЛАВА 9

Загадка разъясняется. — Тотор и Меринос упиваются молоком. — Тотор-хирург. — Песчаные блохи. — Невзгоды. — Через лес. — Пальмовые черви. — Неожиданное лакомство. — Дни нужды. — Неизвестность. — Спасательная операция. — Чудовище. — Золотые часы. — Бриллиантовая монограмма.

Осознав, что спасены, два друга вновь обрели бодрость. Солнце клонилось к закату, но оставался еще час светлого времени. Целый час! Это даже больше, чем требуется двум таким молодцам, чтобы выкрутиться.

Земля близко, совсем близко, в нескольких сотнях метров. Они отшвырнули ставший ненужным буксирный «трос» и взялись за весла. Но прежде, чем отплыть, парижанин осмотрел кита.

Как мы помним, его наполовину выбросило на берег, перевернуло, и он застрял в острых рифах. Сейчас была видна левая часть живота.

Первое, что заметил Тотор, было нечто белое, жесткое, вроде рогатины, косо торчавшее из бока кита.

— Бедняга! — пожалел молодой человек. — Он нас спас. Не будем же неблагодарны, подплывем поближе и посмотрим, нельзя ли помочь.

— Yes! Подплывем, только осторожно… Стоит ему ударить хвостом…

Они подгребли к киту. Исполин смотрел на них своим маленьким, чуть больше, чем у быка, глазом, но не шевелился.

— Это же бивень покойного нарвала. От него и кровотечение, — установил Тотор. — Видишь, обломок высовывается наружу на метр под углом сорок пять градусов. А в теле еще по меньшей мере два метра. Великолепный удар! Теперь я понял! Все объясняется!

— Что?

— Плавающие водоросли-канаты зацепились за этот «гарпун», когда мы проходили отмель.

— Похоже, что так.

— Когда их сопротивление стало беспокоить кита, он помчался как безумный, таща за собой связку водорослей. Парочку из них я подхватил на ходу, и мадам Жонас, у которой защекотало еще больше, стала удирать. Вот она — разгадка буксира! Стебли так крепко обмотались вокруг бивня, что невозможно было отодрать. Я уже не удивляюсь, что бедная пришпоренная зверюга так мчалась, и в конце концов рана стала кровоточить.

— Верно.

— Надо попробовать выдернуть обломок. Хоть это мы должны сделать для нашей спасительницы.

— Согласен заняться хирургией, но только чуть позже.

— Почему?

— Ты еще спрашиваешь, изверг! Я умираю от голода и жажды! Прежде всего хочу молока, упиться потоками молока, а потом хоть лопнуть!

— Ты свихнулся?

— А ты ослеп? Молоко! Оно бьет из сосцов миссис Жонас!

— Тысяча чертей! Ты прав, а я — простофиля! Куда только смотрел!

Меринос не ошибся: придавленные к скале сосцы источали ручьи молока, которое, смешиваясь с морской водой, окрашивало ее в опаловый цвет.

Тотор подвел лодку к скале и причалил. Затем ухватился обеими руками за молочную железу размером побольше бочки. Меринос не медля сделал то же самое, и оба принялись пить с неистовой жадностью, большими глотками.

Они укрылись за выступом мадрепоровых кораллов, и мадам Жонас больше не видела их. Оглушенное животное оставалось спокойным во время великолепного и комичного обеда спасенных мореплавателей, которые пили и не могли оторваться.

Боже, какое упоение! Какое блаженство! О, это замечательное молоко, густое, сладкое, теплое, пенящееся, столь же питательное и вкусное, как у коров в долине Ож.

Невольные робинзоны были ненасытны. Но их можно понять, если вспомнить о постигших их лишениях и страданиях.

С тех пор как друзья покинули «Морган», юношам не приходилось пить ничего, кроме кокосового молока, которое им осточертело, и пальмового вина, горячившего их кровь.

Почти четверть часа Тотор и Меринос с жадностью упивались молоком. Наконец Тотор остановился и проговорил, размазывая по лицу живительную влагу:

— Уф! Больше не могу. Надулся до безобразия, как теленок.

— А я как young whalenote 94Китенок (англ.)..

— Да, как китенок, это точней. Прекрасный обед! Ах, мадам Жонас, дорогая благодетельница, как вы милосердны! А ты, дорогой мой отец, герой легенд! Если бы ты мог взглянуть на своего малыша! А вы, король шерсти! Почему не дано вам лицезреть вашего наследника в шутовском колпаке, сосущего кормилицу-китиху!

Меринос, который вновь обрел хорошее настроение, расхохотался и продолжал:

— Это уж верх несуразицы! Как жаль, что нечем сфотографировать! Какую открытку можно было бы послать! А то на слово никто не поверит.

— Черт возьми, наше слово твердо! И если кокосовая пальма служила нам соской, почему бы не взять в кормилицы китиху? Не поверят — тем хуже для них! А теперь будем оперировать мадам Жонас.

Парижанин крепко ухватил обеими руками длинное костяное острие и потянул изо всех сил, а Гарри, упершись в скалу, удерживал лодку.

— Черт возьми, глубоко сидит.

Китиха шумно дышала и вздрагивала.

— Ну-ну, не шевелитесь, мамаша Жонас, это для вашего же блага!

Тотор снова дергал, качая острие из стороны в сторону. Бивень шатался в ножнах из живой плоти. Обильно текла кровь, забрызгивая хирурга, который тужился, стонал и кряхтел.

— Пошло, пошло! Держись, старушка! И главное, чур, без оплеух!

Тяжелый бивень стал понемногу подаваться и наконец неожиданно выскочил из раны.

Китиха содрогнулась всем телом.

Плюх! Бивень упал в воду, увлекая за собой парижанина, который барахтался и кричал:

— Не было бобо! Прошло как по маслу! Прекрасная ванна! Заодно можно поплескаться в приливе. Отведи лодку к берегу, а я за тобой вплавь.

Через пять минут друзья выбрались на берег. Ничуть не расслабленный послеобеденным купанием, Тотор встряхивался как собачонка, вытягивая «Нарвала» на сушу.

— Солнце садится, пора в постельку.

— Жестковата эта bednote 95Кровать, постель (англ.), но мы слишком устали.

На берегу — тонкий песок, усеянный кусками белых, как снег, кораллов. Молодые люди раскидали ногами мадрепоры, расчистили себе маленькие площадки, улеглись и тут же заснули.

Утром они позавтракали молоком: мадам Жонас все еще лежала на берегу. Путешественники получили обильную и питательную еду.

Насытившись, они наполнили свое судно песком и кораллами, чтобы не дать ему пересохнуть. Этот тяжелый труд из-за отсутствия инструментов занял почти весь день. Вечером друзья рассчитывали вплавь добраться до китихи и попросить у нее ужин, но она уже снялась с мели и резвилась посреди бухты, высоко выбрасывая фонтан и медленно выбираясь в открытое море.

— Не повезло! — пожалел Тотор. — А я-то надеялся приручить мадам Жонас и устроить здесь образцовый молочный завод! Мы бы делали китовые сыры типа грюйера, камамбера, честераnote 96Грюйер — сорт швейцарского сыра; камамбер — французский сыр, приготовленный из цельного коровьего молока; честер — английский сыр, который впервые стали изготовлять в городе Честере. и двойного сливочного. Увы, несбыточные мечты.

— Придется лечь без ужина.

— Аминь!

Путешественники снова улеглись на песке, но бесчисленные жгущие, колющие укусы мешали им сомкнуть глаза. Накануне вечером Тотор и Гарри настолько устали, что ничего не почувствовали, но сегодня! Легионы песчаных блох накинулись на них, кусали, свербили — поистине адская мука.

Устав ворочаться, друзья поднялись, отступили во мрак на несколько сот метров, и повалились на слой ила.

Восход солнца принес избавление.

В одном лье от бухты начинался лес. Пустые желудки погнали подростков к огромной зеленой стене, закрывавшей окрашенный пурпуром горизонт.

Несмотря на весь свой оптимизм, парижанин начал роптать:

— Все-таки надоедает постоянно бороться за похлебку. Хочется минуту побыть жалкими путешественниками-любителями, людьми на прогулке, которые могут и порадоваться жизни! В Австралии были еще цветочки!

— О да, дружище, то были цветочки! Мы — робинзоны волн, робинзоны песков, робинзоны лесов, бродячие робинзоны… да, наша жизнь сурова. Ох, попадись мне этот мерзавец Дик!

— Думаю, он от нас не уйдет. Вот тогда ему придется дорого заплатить за наши беды и невзгоды! А пока суд да дело, нужно что-то придумать.

Придумать-то нужно, но им не везло.

Вскоре путешественники были уже в лесу — великолепном, но совершенно бесплодном.

В зарослях мускатных деревьевnote 97Мускатное дерево (мускатник) — вечнозеленое дерево семейства мускатниковых, включающего около 120 видов. Культивируется в тропиках из-за мускатных орехов и мускатного цвета, используемых как пряности. находят себе пищу голуби самой разнообразной расцветки, взлетающие стаями с шумом громового раската. Среди них — голубые с пурпурной шапочкой, зеленые с сапфировым хохолком, фиолетовые с блестками золота. Чудесная россыпь драгоценных камней, под которой живая плоть, сочная и душистая.

— Я бы их прямо сырыми съел! — сглотнул слюну Тотор. — Эх, где ты, мое ружье!

Тут и там возвышались огромные тиковые деревья, эвкалиптыnote 98Эвкалипты — вечнозеленые деревья семейства миртовых. Высота до 100 м. Обладают ценной негниющей древесиной. Листья и масло из семян используют в медицине., голубые камедные деревьяnote 99Камедные деревья — невозможно определить, какие именно деревья имеет в виду автор, так как упругую и клейкую смолу — камедь дают многие деревья и кустарники., магнолииnote 100Магнолии — деревья семейства магнолиевых с крупными душистыми цветами и блестящими восковатыми листьями., усыпанные нежными фиолетовыми цветами, утыканные шипами акации, гигантские папоротники, саговникиnote 101Саговники (цикадовые) — тропические и субтропические древовидные голосеменные растения (около 130 видов), высотой до 20 м со стволами необычной формы (редькообразными, колоннообразными и т.п.)., хвощиnote 102Хвощи — многолетние травянистые растения, сильно разветвленные, с листьями, превратившимися в чешуйки., казуарины… note 103Казуарины — деревья семейства казуариновых (около 60 видов), высокие, с тонким и стройным стволом.

— Ничего стоящего нет, пошли дальше!

По земле стелились мхи, нога погружалась в них чуть не до колена, росли огромные, как зонтики, грибы, поляны заполняли плауны-ликоподиумыnote 104Плауны-ликоподиумы — споровые травянистые растения. с мелкими листочками, потом появились заросли неизвестных растений, в которых изредка проскальзывала игуанаnote 105Игуана — тропическая ящерица семейства игуан, включающего до 700 видов. Длина от нескольких сантиметров до 2 м; многие игуаны ярко окрашены, имеют на спине пластинчатый гребень., змея или просто пальмовая крыса.

Истекая потом, измученные невыносимой жарой, с урчащими от голода животами молодые люди уже начали отчаиваться.

Но зоркий, внимательный глаз парижанина заметил каких-то толстых белых червей, скорее гусениц, карабкающихся по ветвям невысокой, не более пяти метров, широкоствольной пальмы.

Личинки красивого белого цвета с перламутровым оттенком, длиной сантиметров тридцать пять и толщиной в ружейный ствол обгладывали пористую кору и устраивали себе просторные гнезда.

— Повезло! — Тотор подскочил от радости. — Наконец есть чем перекусить… Думаю, не слишком рано для завтрака?

— Питаться червями, гусеницами? Мерзость! Тьфу!

— «С удовольствием» или «тьфу» — это уж как тебе нравится, дружище. Но вкусно! Это пальмовые черви, их пища — все то же вино, что мы пили, живут они в коре, как крысы в норах.

— Ты уверен?

— Отец их ел. Когда рассказывал, у него слюнки текли. Начали! Раз-два!

Он схватил личинку, напоминающую ломоть колбасы, не колеблясь, отхватил зубами изрядный кусок и тут же радостно проглотил его.

— Ну как? — спросил Меринос, кривя рот.

— Потрясающе! Сладко, изысканно, прекрасно пахнет. Можно подумать

— макароны с сахаром, ванилью и взбитым белком. Давай, не бойся, делай как я!

— Придется, потому что я умираю от голода.

И без малейшего энтузиазма американец принялся за червяка, который корчился, складываясь вдвое, извивался.

— Да не глотай ты его целиком! А то бунт поднимет у тебя в желудке! А сейчас, черт возьми, не время принимать рвотное!

Лицо Мериноса понемногу светлело. Он жевал с растущим удовольствием и вскоре воскликнул с набитым ртом:

— Ты прав, Тотор! Это изысканное блюдо!

— Правда? Мне кажется, я сто порций съем! Забавно, что жизнь дикаря преподносит такие сюрпризы. Мы в конце концов еще не вышли из детского возраста и, ей-богу, от сладостей не откажемся!

Наевшись досыта, друзья нашли родник и с наслаждением утолили жажду. И вот Тотор с Мериносом, снова полные отваги и сил, строят новые планы, с надеждой смотрят в будущее, ищут выход.

Прежде всего: где они находятся? Возможно, на западном берегу Новой Гвинеи. Затерянная страна, вдалеке от проторенных морских путей, без связей с цивилизованными странами; короче — неизвестность, пустыня!

Молодые люди вынуждены рассчитывать только на самих себя, они могут лишь с трудом поддерживать свое существование без провианта, постепенно теряя силы, а возможно, и надежду.

Им придется предпринимать сверхчеловеческие усилия, приспосабливаться, нужно найти местных жителей, добиться помощи от них. Только кто эти жители? Может быть, каннибалы?

— Ну, хватит! — беззаботно подвел итог Тотор. — Нечего пугать самих себя! И с каннибалами договоримся! Папа в свое время укротил тигра и орангутанга, а мы… разве не собирались мы дрессировать кита?

Планы, конечно, разумные, но выполнить их не так-то легко. Затерянные в лесу, утонувшие в огромном и бесплодном море растительности, Тотор и Меринос плутали бесцельно и бессмысленно.

Время уходило на то, чтобы урвать у природы необходимую пищу. Их неотступно преследовали голод и жажда, мучила усталость, подавляла жара. Одежда превратилась в лохмотья, кожа была иссечена шипами, лица сожжены солнцем, путешественники отощали и стали похожи на дикарей. Потеряв счет дням и неделям, они уже не знали, давно ли блуждают по лесу.

Бодрость испарилась, веселость улетучилась, друзья лишь изредка обменивались короткими фразами. Опустив руки, они брели согнувшись, едва держась на ногах, в поисках плода, ягоды, личинки, насекомого, почки, думая лишь об одном: как утолить голод, ужасный, непрерывно терзающий голод.

Огромный лес держал наших героев в плену и не хотел отпускать. Сколько они еще выдержат? Страшно и подумать о будущем.

Однажды утром они настолько ослабли, что не смогли встать, и долгие часы лежали под голубоватым кустом с красными ягодами, где провели ночь. Над головами — шелестела ветвями стая падких до ягод райских птицnote 106Райские птицы — семейство птиц отряда воробьиных с необычно ярким и красивым оперением; 42 вида этих птиц обитают в основном в горных лесах Новой Гвинеи и в Австралии., оглушая друзей назойливыми криками. Вдруг ужасный вопль заставил обоих вскочить. Никакого сомнения, это был зов человека.

Из последних сил юноши побежали на крики. Тотор переложил нож в руку, Меринос размахивал дубиной.

В пятидесяти шагах раскинулась небольшая поляна. На ее краю каталась по земле одетая в яркий саронг note 107Саронг — мужская и женская одежда в Юго-Восточной Азии, полоса ткани, обертываемая вокруг тела. женщина. Она извивалась, выла, отбиваясь от чего-то отвратительного и страшного, прилипшего к ее лицу… Это нечто походило на огромную гусеницу сантиметров пятнадцати толщиной и примерно тридцати сантиметров длиной, с жестким, длинным, черным ворсом.

Чудовище присосалось с такой силой, что руки жертвы не могли его оторвать.

Незнакомка погибнет, если ей не помочь.

Преодолевая отвращение, Тотор вонзил свой нож в мохнатую спину мерзкой твари.

Брызнул поток черной серозной жидкостиnote 108Серозная жидкость — жидкость, образующаяся в организме из сыворотки крови и облегчающая движение внутренних органов.. Существо сжалось и тяжело упало на землю.

На лице женщины оказалось более дюжины ран, из них на грудь тонкими струйками текла кровь.

Несчастная с трудом переводила дух, а ее глаза с благодарностью смотрели на спасителей.

Концом палки Меринос перевернул чудовище. Показалось отвратительное брюхо, гладкое, мягкое, бледно-желтое с голубоватыми пятнами, с двойным рядом мощных присосков и хоботков.

Вот почему это ужасное животное прилипало с такой силой. Несчастная непременно оказалась бы его жертвой: она была бы высосана добела, а потом задушена.

Женщина приподнялась, села, наконец встала на ноги. Вытирая тыльной стороной ладони все еще сочившуюся кровь, она внимательно слушала Мериноса, похоже, понимая его.

Американец обращался к ней по-английски. Стоун подошел поближе и внезапно побледнел: на шее у туземки на золотой цепочке висели небольшие часы. На их корпусе переплетались две алмазные буквы. Отвесно падающие солнечные лучи отражались в бриллиантах ослепляющим светом.

Гарри растерянно посмотрел на Тотора и едва слышно произнес:

— Посмотри! На монограмме Н и С — инициалы Нелли, а сами часы… подобных им на свете нет, они мне знакомы, это мой подарок сестре… На «Моргане» они были у нее!

— О, Боже!

ГЛАВА 10

Женщина с отрезанным языком. — В пути. — Обереги. — Перед дверью. — Трудный вход. — Впереди море. — Те, кого не ждали. — Сюрприз за сюрпризом. — Вместе! — Все больше тайн. — Обыкновенный дом. — Немая охрана.

Гарри был потрясен, узнав часы своей сестры на шее негритянки.

Сомнений быть не могло — это те самые часы, которые он купил за умопомрачительную цену у первого ювелира Нью-Йорка. Каприз миллионера. Шедевр роскоши и тонкого вкуса.

Но как попали часы к туземке, женщине из племени лесных каннибалов? Задаваясь этим вопросом, Гарри содрогался от страха и душевной боли. Слезы показались на его глазах.

— Сестра моя! Бедная Нелли! — всхлипывал он. — Добрая, нежная — во власти чудовищ! Быть может, искалечена или погибла! О, Боже, какой ужас! Я этого не вынесу! Тотор, друг мой, у меня в сердце гробовой холод, будто я умираю! Ах, сестра, моя сестра!

У Тотора тоже увлажнились глаза и стеснило горло. Он взял руки Гарри в свои и шептал ободряюще:

— Нет, не верю я в эти ужасы! Не может быть! Я даже чувствую, что это добрый знак. Смотри, женщина, похоже, не злая, кроткая. Она чисто одета. Наверняка люди ее племени вовсе не жестокие выродки. Несомненно, твоя сестра живет у них. Кто знает, — кораблекрушение или «Морган» стоит у берега… Во всяком случае, я надеюсь и верю, что наши беды кончатся.

— Добрый мой Тотор, как бы я хотел, чтобы это было правдой!

— Давай расспросим женщину. Мы ей оказали большую услугу, она нам все скажет.

Медленно, четко выделяя слова, Гарри спросил туземку по-английски, кто она, откуда, кто дал ей часы и, наконец, знает ли она их владелицу — белую девушку с волосами солнечного цвета.

Папуаскаnote 109Папуаска — представительница коренного населения Новой Гвинеи. Буссенар ошибочно называет папуасов неграми, они относятся даже к иной расе — австралоидной, в то время как негры — к негроидной. внимательно слушала, ее большие карие глаза с эмалево-белыми белками искрились умом. Ей было на вид лет двадцать, недурна собой, светло-шоколадного цвета.

Кровь уже не текла по лицу, но изуродованная присосками кожа вздулась большими пузырями, продырявленными посредине, словно пробойником. Должно быть, обнажившаяся в этих местах розовая плоть очень болела.

Женщина еще дрожала, грудь ее вздымалась, она отвечала жестами, сопровождая их тихими хрипами и не произнося ни слова.

К несчастью, ничего понять не удавалось.

Туземка подошла к друзьям и бесцеремонно провела рукой по лицу Гарри, погладила его рыжие, слегка вьющиеся волосы, осторожно, наивным жестом ребенка, рассматривающего картинку, обвела кончиком пальца голубые глаза и улыбнулась, покачивая головой.

— Можно подумать, она тебя знает, — проговорил парижанин, — или, скорее всего, ты кого-то напоминаешь ей. Конечно, она видела мисс Нелли — ты ведь на нее так похож!

— Странно, что она ничего не говорит!

Обращаясь к молодой женщине, Гарри начал снова:

— Вы меня слышите? Вы понимаете меня, не так ли? Прошу вас, ответьте.

Гортанно рассмеявшись, незнакомка отрицательно качала головой. Потом совершенно непринужденно и естественно она широко раскрыла рот с белыми, по-кошачьи острыми зубами.

Оба друга испуганно вскрикнули.

— Бедняжка! — произнес потрясенный Меринос. — У нее отрезан язык! Впрочем, сделали это очень давно, и папуаска, кажется, спокойно относится к своему увечью.

— Значит, мы ничего не узнаем, — горестно заметил американец.

— Нужно пойти с нею, пусть приведет нас к своим.

Будто угадав их желание, туземка подобрала плетеную корзину, до половины наполненную ярко-красными ягодами, и знаком пригласила следовать за ней.

Конечно, друзья очень ослабли, едва держались на ногах от голода и усталости, но так встревожились, что готовы были отправиться куда угодно, как в давние дни, когда были крепки и полны бодрости.

Впрочем, расстояние невелико. Не более километра лесом, редеющим на глазах. Бесплодные растения девственных джунглей уступили место плодовым деревьям. Посаженные рукой человека, они быстро распространились благодаря естественному самосеву и образовали настоящий оазис. Тут росли бананы, саговые пальмы, апельсины, хлебные деревья, цитроныnote 110Цитрон — вечнозеленое дерево семейства рутовых; из плодов варят варенье, делают цукаты., манго, а за ними — старые посадки ямсаnote 111Ямс — растение рода диоскорея со съедобными клубнями., аронникаnote 112Аронник — многолетняя трава семейства аронниковых; ядовита, но при высушивании теряет ядовитые свойства; мука из высушенных клубней съедобна., тароnote 113Таро — многолетнее клубневое растение семейства ароидных; клубни съедобны., бетеляnote 114Бетель — кустарник семейства перечных, листья которого используют для приготовления жевательной смеси, возбуждающей нервную систему (в смесь входят также семена арековой пальмы и известь)., табака, огурцов и дынь.

Маленькая группа продвигалась вперед и подошла к длинному ряду хижин, построенных на больших деревьях. Поднимались в них по бамбуковым лестницам.

Странно, но просторные хижины оказались пустыми. Это был настоящий некропольnote 115Некрополь — буквально (с греч.): город мертвых., подступы к нему загромождали человеческие останки.

Целые скелеты, чьи кости держались на сухожилиях, крутились на тростниковых подвесках, зловеще раскачиваясь от ветра.

Далее головы с пустыми глазницами гримасничали на шестах, затем показались скелеты птиц, зверей и рептилий. Нескладные эмуnote 116Эму — австралийский страус., безобразные кенгуру, черепахи в панцирях, крокодилы в бугорчатой шкуре — все это болталось, вертелось, позвякивало, медленно кружась в страшном, зловещем танце.

Тут же валялось оружие туземцев: дротики, луки, дубины, копья с кремневыми остриями, каменные топоры, рядом — цветные лохмотья грубой ткани, уродливые идолы, вычурные сосуды, пробитые тамтамыnote 117Тамтам — барабан; обычно — выдолбленный обрубок дерева, с обеих сторон обтянутый кожей., — мрачная фантасмагория, отвратительный хлам, вероятно, означающий табуnote 118Табу — система запретов на употребление каких-либо предметов, на определенные слова и т.п. Нарушение запретов, по верованиям папуасов, карается сверхъестественными силами..

Известно, что туземцы испытывают неодолимый страх при виде таких таинственных предметов — настоящих пугал, помещаемых в то или иное место, чтобы сделать его абсолютно недоступным.

Это и были оберегиnote 119Обереги — то же, что амулеты; предметы, которым приписывается сила оберегать человека от опасности, болезни, злой воли других людей. — грозная, дьявольская защита, более мощная, чем самые крепкие стены и непроходимые преграды.

Круг оберегов непреодолим! Изобилие амулетов, идолов объясняло заброшенность и безлюдье округи.

Тем не менее молодая женщина шла смело, не колеблясь, не дрожа. Вероятно, она была приобщена к тайнам этих мест или просто не верила в них.

Тотор и Меринос, возбужденные, молчаливые, голодные, до крайности встревоженные, следовали за ней. Вот они подошли к изгородям из тиковых деревьев, оплетенных ротанговыми прутьями, образующими дорогу шириной всего в два метра, — идеальное место для разбойничьей засады. Через триста метров дорога привела их к массивной двери, окованной железом.

Оба молодых человека подумали одно и то же: «Вот это да! Обработанное железо!»

К двери был подвешен широкий бронзовый гонг. Женщина ударила молотком по металлическому диску, раздались вибрирующие гулкие раскаты.

— Наконец хоть что-то увидим и узнаем, — сказал Тотор.

Бесшумно, как во сне, дверь открылась. За нею — абсолютная темнота. Лишь где-то, очень далеко, мерцал слабый огонек.

Вперед, вперед!

Дверь неслышно закрылась за ними.

— Тайн все больше, — прошептал Тотор.

После яркого солнечного света друзья ничего не видели в пещерной тьме. Еще несколько неуверенных шагов, и грубые руки схватили их, стиснули. Они не могли пошевелиться, даже крикнуть и потеряли точку опоры. Их подхватили, снова повалили как вязанки хвороста и с необычайной скоростью поволокли куда-то во мраке. Вскоре бешеная гонка прекратилась. Несколько сильных толчков, затем их прислонили к чему-то, друзья испытали мучительное ощущение падения с высоты, будто находились во внезапно оборвавшемся лифте.

Затем пленники почувствовали под ногами колеблющуюся палубу судна. Небольшая зыбь, слышно, как работают весла.

— Где же мы, черт возьми?! — воскликнул Тотор.

Острый нож, приставленный к его горлу, принудил юношу к молчанию.

Заскрипели шкивы, судно остановилось. Молодых людей вытолкнули на сушу, загрохотал засов.

Задыхающихся под наброшенной на них тканью пленников сурово подтолкнули в спину. Кляпы и повязки упали!

Они вскрикнули от внезапно ослепившего их солнечного света. Свежий воздух обволакивал друзей мягкими волнами. Перед ними, насколько хватало глаз, расстилалось море, оно с шумом билось о тысячи рифов.

Пленники были одни или им казалось, что они одни на укрытой тенью больших деревьев отвесной скале, образующей мыс шириной метров в триста. Шестьюдесятью футами ниже красивый паровой катер с тентом на корме изящно покачивался на волнах, вздымавшихся на всю длину якорной цепи.

Сзади возвышалось что-то вроде покрытого дерном вала, с прорубленной в нем дверью, только что закрывшейся за ними.

— Что это? — воскликнул Тотор. — Мне мерещится? Или я сошел с ума? У меня галлюцинации, бред?

А Меринос, глаза которого еще ни на чем не остановились, воздев руки, с силой топнул ногой.

— Да, это видение, бред воспаленного мозга, и мы проснемся в лесу или под кокосовыми пальмами, а может быть, даже на борту «Моргана»!

— Мы оба бредим, или я сошел с ума?

— Стой, я вижу… Даже не решаюсь тебе сказать…

— Что ты увидел?

— Нет, невозможно! Было бы слишком жестоко, если это галлюцинация. И все же… Смотри! Смотри сюда!

Американец обернулся и испустил радостный вопль, смешанный с болезненным изумлением:

— О, Боже! Она! Невероятно!

Две одетые по-европейски женщины сидели в качалках под белыми зонтиками спиной к путешественникам. Восклицание Мериноса заставило их вздрогнуть и быстро встать. Они увидели двух человек — бледных, худых, оборванных, в нелепых колпаках.

Одна из них в свою очередь вскрикнула и кинулась навстречу, отбросив зонтик, который упал ручкой вверх.

— Боже, Гарри! Мой брат, Гарри!

— Нелли, сестричка!

Брат и сестра протянули друг другу руки, обнялись, целуясь и рыдая.

— Гарри, дорогой брат! Я уж не надеялась увидеть тебя больше! — шептала девушка. — Ты жив! Гарри! Я думала, они тебя убили и море стало твоей могилой… Я так плакала по тебе!

— Нелли! Наконец-то я тебя нашел! Нелли, сестренка!.. О, как мне было тяжело без тебя! Не могу поверить своему счастью! Как ты здесь оказалась? У меня голова кругом идет!

Потрясенный, сияющий Тотор скромно держался в стороне. «Это посильней, чем в самых закрученных романах, в самых невероятных мелодрамах! note 120Мелодрама — в литературе так называют пьесы о борьбе добра и зла, действующие лица которых проявляют повышенную и бурную чувствительность; Буссенар употребляет слово для определения напряженной ситуации. — думал он. — Теряются неизвестно как, находятся неизвестно почему, ищут друг друга и не находят, а находят — не ища. Смысла тут нет, все это нескладно, как бег дромадераnote 121Дромадер — одногорбый верблюд.. И так же невероятно, как «появление жирафа в Палате депутатов».

Еще дрожа от волнения, со слезами в прекрасных глазах, девушка разняла объятия и улыбнулась парижанину; затем протянула ему обе руки и проговорила с глубочайшей искренностью:

— Ах, мистер Тотор, поверьте, я так рада… Я не смогу этого объяснить, вы — друг необыкновенный…

Юноша был так взволнован, что чуть не расплакался, однако ни за что на свете не выдал бы своего смущения. С серьезным видом он снял остроконечный колпак, раскланялся и сказал:

— Мисс Нелли, позвольте нижайше приветствовать вас.

Меринос вмешался:

— Знаешь, сестренка, путешествие по Австралии — пустяки! Там Тотор был героем, но здесь он оказался еще на сто голов выше, если это только возможно.

— Не верьте ему, мисс Нелли. Герой — это он! Только подумайте: смело пожертвовал собой ради меня, ради дружбы. Когда меня собирались убить, не колеблясь бросился в море через иллюминатор «Моргана». Вот это подвиг! О да, чертовский подвиг, и герои древности по сравнению с ним — ничто.

Американец с дружеской бесцеремонностью прервал друга. Радость от встречи с сестрой вернула ему хорошее настроение.

— Да замолчи же, болтун! В краску меня вгонишь, — сказал Гарри с нервной усмешкой. — Ты возносишь меня на пьедестал, подвергаешь испытанию мою скромность и забываешь, что мы голодны.

— Это точно! И уж не знаю сколько дней, потому что всякое представление о времени потеряли, но мы буквально погибаем от голода.

— Три недели тому назад вы покинули «Морган», а мы прибыли сюда неделей позже. Правильно, Мэри?

Спутница Нелли, скромно стоявшая в стороне, подошла ближе:

— Да, мисс Нелли, мы здесь ровно две недели.

Меринос дружески протянул ей руку:

— Мисс Мэри, простите меня, огромное счастье увидеть вновь сестру помешало мне сразу сказать, как я рад видеть и вас.

— Вы очень добры, мистер Гарри, — ответила девушка, — но…

Растроганная Нелли перебила ее:

— Если б ты знал, Гарри, как добра она была ко мне, нежна и преданна, какое участие приняла во мне, как меня поддерживала, ободряла, утешала! Мери, дорогая Мэри, я счастлива сказать брату и его лучшему другу, что, когда несчастья обрушились на нас, я умерла бы без вас от страха и отчаяния!

— Я лишь выполняла свой долг, мисс Нелли, а почтив меня дружбой, вы отплатили за мои незначительные заслуги так, как я не могла и надеяться! Но господа голодны, позвольте мне позаботиться о них.

Все четверо покинули террасу и направились к двери. А Тотор удивлялся про себя легкости речи и достоинству, с которым держалась девушка довольно скромного положения.

По дороге вопросы так и сыпались — многочисленные, торопливые. Друзья хотели бы все узнать сразу. Столькими новостями нужно было успеть обменяться!

— Сестренка, как вы здесь оказались?

— А вы?

— Слишком долго рассказывать; правда, Тотор? Поговорим во время еды.

— Мы — пленницы.

— Чьи же?

— Не знаю! Но, по крайней мере, обращаются с нами хорошо.

Дверь открылась. Они вошли в просторный зал, обставленный простой, но чистой и, главное, удобной мебелью. Плотные циновки, стол, стулья из бамбука, одно кресло-качалка, буфет, посуда, короче — случайный, безличный инвентарь какой-нибудь фактории. Ничего, что могло бы сказать хоть что-то о хозяевах.

Папуаска, похожая на ту, которую друзья спасли, принесла огромную корзину великолепных фруктов и испеченного в золе ямса, поставила все на стол и ушла, ни слова не говоря.

Как настоящие голодающие, Меринос и Тотор набросились на еду и принялись уписывать съестное за обе щеки.

— А теперь, — попросил американец с набитым ртом, — расскажи, пожалуйста, сестренка, обо всем, что произошло на «Моргане» после нашего вынужденного… отплытия.

— Но я ничего не знаю, дорогой Гарри! Услышав бряцание оружия, крики, угрозы, я хотела выйти, но меня затолкали обратно. И мы с Мэри целую неделю оставались пленницами в наших каютах. Потом они спустили в море шлюпку, нас, несмотря на наши крики и мольбы, посадили в нее и доставили сюда.

— Ты ничего не заметила?

— Заметила! Матросы и капитан были не из экипажа «Моргана», они нам абсолютно неизвестны.

— А здесь?

— Мы не знаем, где и у кого находимся. Нас не обижают, мы ни в чем не нуждаемся, но не видим никого, кроме сторожей. К тому же невозможно даже словом перекинуться с ними, потому что все — и мужчины и женщины — немы. У них отрезаны языки.

Конец первой части