Онлайн чтение книги Бэббит Babbitt
3

Для Джорджа Ф.Бэббита, как и для большинства преуспевающих граждан города Зенита, собственный автомобиль был поэзией и драмой, страстью и героизмом. Контора была для него пиратским кораблем, поездка в автомобиле — опасной вылазкой на берег.

Самым решительным из всех решительнейших моментов дня был момент, когда заводилась машина. В холодное утро она заводилась плохо: жалобно и долго гудел стартер, время от времени приходилось подсасывать бензин, и это было настолько увлекательно, что во время завтрака Бэббит рассказывал о каждой капле истраченного бензина и вслух подсчитывал, во что эта капля ему обошлась.

В это утро он смутно ждал, что все пойдет не так, и был несколько обескуражен, когда зажигание легко и сразу включилось и машина даже не задела дверную раму, исцарапанную и ободранную крыльями, которые столько раз цеплялись, когда Бэббит выводил машину из гаража. Он даже растерялся. Оттого он и крикнул Сэму Доппелбрау «доброе утро!» гораздо приветливей, чем хотел.

Зеленый с белым дом Бэббита, построенный в голландском колониальном стиле, вместе с двумя другими занимал целый квартал на Чэтем-роуд. Слева от него проживал мистер Сэмюэл Доппелбрау — новый помощник директора процветающей фирмы санитарного оборудования. Дом у него был удобный, без всяких претензий — большой, бревенчатый, с низким мезонином и широкой верандой блестящего ярко-желтого, как яичный желток, цвета. Бэббит неодобрительно называл мистера и миссис Доппелбрау «богемой». Из этого дома далеко за полночь слышались музыка и непристойный смех, среди соседей ходили слухи о контрабандном виски и веселых катаньях на машинах. Об этой семье Бэббит любил вести долгие разговоры по вечерам, безапелляционно заявляя:

— Я не святоша и не возражаю, если человек изредка выпьет стаканчик-другой, но когда люди позволяют себе бог знает что и думают, что им все сойдет с рук, — этого я не терплю!

По другую сторону от Бэббитов жил Говард Литтлфилд — доктор философии. Его дом был последним словом архитектуры — нижний этаж из темно-красного матового кирпича с застекленным портиком, верх светло оштукатурен под мраморную крошку, крыша из красной черепицы. Литтлфилд был Великим Ученым этих мест, авторитетом по части чего угодно, кроме автомобилей, детей и кухни. Он получил звание бакалавра искусств при Блоджетском колледже и доктора философии — при экономическом факультете Йельского университета. Он служил директором-распорядителем и заведующим отделом рекламы зенитского акционерного общества городского транспорта. Он мог, если предупредить его не позже чем за десять часов, выступить перед собранием членов городского муниципалитета или перед сенатом штата и доказать абсолютно точно, с цифрами в руках и примерами из истории Польши и Новой Зеландии, что акционерное транспортное общество обожает своих акционеров и нянчится со своими рабочими, что всеми акциями общества владеют только вдовы и сироты и что все его начинания благодетельствуют домовладельцев, повышая ценность квартир, а беднякам помогают, снижая квартирную плату. Все знакомые обращались к Литтлфилду, когда им нужно было узнать год битвы при Сарагосе, значение слова «саботаж», будущий курс германской марки, перевод латинской фразы «hinc illae lacrimae»[3]вот откуда эти слезы (лат.) или количество производных антрацитовой смолки. Он вызывал глубочайшее уважение Бэббита, когда признавался ему, что часто сидит по ночам, разбираясь в цифрах и примечаниях к отчетам конгресса или просматривая (с легкой иронией по адресу невежественных авторов) последние книги по химии, археологии и ихтиологии.

Но главным образом Литтлфилд всем служил примером высокой религиозности и морали. Несмотря на свои необычайные познания, он был столь же строгим пресвитерианцем и столь же непоколебимым республиканцем, как Джордж Ф.Бэббит. И он поддерживал в деловых людях их веру. Эту их инстинктивную, горячую веру в то, что их коммерческая система и личное поведение — верх совершенства, доктор Литтлфилд подкреплял и доказывал ссылками на историю, экономику и на исповеди раскаявшихся радикалов.

Бэббит искренне гордился, что живет по соседству с таким ученым мужем и что Тед дружит с Юнис Литтлфилд. Хотя в шестнадцать лет Юнис не интересовалась никакой статистикой, кроме возрастов и окладов кинозвезд, она все же, как подчеркивал Бэббит, «была дочерью своего отца».

Разница между таким легкомысленным типом, как Сэм Доппелбрау, и таким поистине превосходным человеком, как Литтлфилд, сказывалась и на их внешности. В сорок восемь лет Сэм выглядел непозволительно молодо. Он всегда носил котелок на затылке, и его красное лицо вечно морщилось от бессмысленного смеха. Доктор Литтлфилд в сорок два года выглядел стариком. Он был высокий, широкоплечий, толстый. Казалось, очки в золотой оправе тонут в глубоких складках его длинного лица. Надо лбом вздымалась черная лохматая копна сальных волос. Беседуя с кем-нибудь, он пыхтел и мычал. Значок университетской корпорации Фи Бета Каппа сверкал на грязноватом черном жилете. Пахло от Литтлфилда застарелым табаком, и во всем его облике вообще было что-то похоронное и церковное: рядом с посредником по продаже недвижимого имущества и агентом по распространению санитарного оборудования он излучал какой-то дух святости.

В это утро он стоял перед своим домом, разглядывая газон между мостовой и широкой асфальтированной дорожкой. Бэббит остановил машину и, высунувшись, крикнул: «Доброе утро!» Литтлфилд вразвалку подошел к нему и поставил ногу на подножку машины.

— Славное утро! — сказал Бэббит, незаконно рано закуривая вторую сигару за этот день.

— Да, утро действительно хорошее! — отозвался Литтлфилд.

— Весна уже совсем близко!

— Да, теперь уже совсем весна! — подтвердил Литтлфилд.

— А ночи по-прежнему холодные. Сегодня пришлось взять на веранду запасное одеяло.

— Да, сегодня ночью было не слишком тепло, — согласился Литтлфилд.

— Но, пожалуй, больше настоящих холодов не будет.

— Пожалуй, нет, хотя в Тифлисе, штат Монтана, вчера шел снег, — изрек Ученый Муж. — Помните, три дня назад-на Западе была сильная буря, в Грили, штат Колорадо, выпало до тридцати дюймов снегу, а два года назад и у нас, в Зените, двадцать пятого апреля была настоящая пурга!

— Что вы говорите! Слушайте, друг, а какого вы мнения о республиканском кандидате? Кого выдвинут в президенты? Не думаете ли вы, что нам давно необходимо иметь по-настоящему деловое правительство?

— По моему мнению, стране прежде всего и в первую очередь нужное хорошее, здоровое, деловое управление. Нам… м-ммм-м… больше всего необходимо, так сказать, деловое правительство!

— Рад слышать это! Очень-очень рад слышать это от вас! Не знал, как вы к этому относитесь, все-таки вы связаны с учеными кругами и так далее, но я рад, что вы отнеслись к этому именно так. Стране нужнее всего, именно в данное время, не ученый президент и не возня со всякими международными вопросами, а настоящее, крепкое, деловое экономическое руководство, которое даст нам возможность повысить наши обороты.

— Правильно. Обычно забывают, что даже в Китае в последнее время ученые уступают дорогу более практическим деятелям, и, конечно, вы сами понимаете, что из этого следует.

— Что вы говорите! Как интересно! — вздохнул Бэббит. На душе у него стало гораздо легче, гораздо спокойней за весь ход мировых событий. — Всегда рад перекинуться с вами словечком. А теперь мне пора в контору, надо облапошить двух-трех клиентов! Всего лучшего, старина! Вечерком увидимся! До скорого свидания!



Да, немало они поработали, эти уважаемые граждане. Двадцать лет назад высокий склон, где теперь вырос район Цветущие Холмы — с новыми домами, безукоризненными газонами и потрясающим комфортом, — был покрыт буйной порослью самосева — тополями, кленами, дубами. И посейчас на вытянутых по струнке улицах встречались незастроенные, заросшие лесом участки и остатки одичалых садов. Утро было ослепительное; распускающиеся листья яблонь горели на ветвях зеленоватыми огоньками. По овражкам белели первые лепестки цветущих вишен и заливались малиновки.

Бэббит вдыхал запах земли, улыбался сумасшедшим руладам малиновок, как улыбался бы играющим котятам или смешному кинофильму. С виду он был стандартным дельцом, едущим в свою контору, — упитанный, в корректной темно-коричневой шляпе и в очках без оправы, он вел отличную машину по загородной аллее, куря огромную сигару. Но в нем жила неподдельная любовь к своему кварталу, своему городу, к своим близким и друзьям. Кончилась зима, пришло время строить, наблюдать, как растут дома, а для него это было счастьем. Вся утренняя хмурь прошла, и в самом бодром и веселом настроении он остановился на Смит-стрит, чтобы занести портному коричневые брюки и заправить машину у бензоколонки.

Привычная процедура еще больше подняла настроение: приятно было смотреть на высокую красную бензоколонку, на изразцы и темный кирпич гаража, на витрину с самыми соблазнительными деталями — сверкающими цилиндрами, автомобильными свечами в безукоризненных фарфоровых изоляторах, золотыми и серебряными снеговыми цепями для шин. Он был польщен радушием, с каким его встретил Сильвестр Мун, самый грязный и самый умелый механик на свете.

— Здравствуйте, мистер Бэббит! — сказал Мун, и Бэббит почувствовал себя важным лицом, чье имя помнят даже занятые по горло механики, а не каким-нибудь горе-спортсменом, который носится без толку на своей малолитражке. Ему нравился замысловатый счетчик на бензоколонке, отщелкивающий галлон за галлоном, нравился остроумный плакат: «Вовремя набрать — в пути не застрять. Обслужим в момент, бензин — тридцать один цент!» Нравилось ритмическое бульканье бензина, льющегося в бак, и равномерные точные движения Муна, поворачивающего ручку.

— Сколько нам сегодня? — спросил Мун тоном, в котором звучала и независимость великого специалиста, и приветливость доброго приятеля, и уважение к столь почтенному члену общества, каким являлся Джордж Ф.Бэббит.

— Наливайте доверху!

— Кого вы прочите в республиканские кандидаты, мистер Бэббит?

— Рано сейчас предсказывать. Впереди еще целых полтора месяца, нет, почти два — да, верно, почти два… словом, до съезда республиканской партии осталось не меньше шести недель, и, с моей точки зрения, надо без всякой предвзятости отнестись ко всем кандидатам — так сказать, проверить их, послушать, а потом уже обдумать и решить.

— Это верно, мистер Бэббит!

— Но я вам вот что скажу — кстати, я и четыре года назад и восемь лет назад думал так же, — да, и через четыре года, и через восемь лет я от своего не отступлюсь! Я всем говорю и всем буду втолковывать одно: нам прежде всего, в первую очередь нужно хорошее, здоровое, деловое правительство.

— Ей-богу, ваша правда!

— Взгляните-ка на шины, как они — в порядке?

— В порядке! У вас все в порядке! Нам, механикам, нечего было бы делать, если б все так следили за своими машинами, как вы!

— Стараюсь, сам во все вникаю! — Бэббит заплатил, бросил, как полагалось: — Сдачи не надо! — и поехал дальше, искренне восхищаясь собой.

С видом доброго самаритянина он окликнул солидного гражданина на трамвайной остановке:

— Подвезти? — и когда тот забрался в машину, Бэббит снисходительно спросил: — В центр? Всегда стараюсь подвезти человека, когда вижу, что он ждет на остановке, — конечно, если он не какой-нибудь бродяга!

— Хорошо, если бы все так щедро распоряжались своими машинами, — поддакнул пассажир, павший жертвой благотворительности.

— Нет, тут щедрость ни при чем! Суть тут в другом — я и сыну вчера как раз говорил об этом: всякий должен делиться с ближним всеми благами земными, и я просто из себя выхожу, когда человек вообразит, что он бог знает кто, и похваляется перед всеми только потому, что делает добро.

Жертва не знала, что сказать. А Бэббит пробасил, не ожидая ответа:

— Безобразно нас обслуживает Транспортная компания. Разве можно пускать трамваи на Портленд-роуд с перерывами в семь минут? Зимой, в холодное утро, пока ждешь на углу, всего насквозь продует.

— Правильно. А какое им дело до нас, этой компании? Надо бы ее хорошенько поприжать!

Но тут Бэббит испугался.

— Нет, нельзя обвинять только Компанию Городского транспорта и не понимать, в каких трудных условиях там работают, нельзя идти на поводу у всяких чудаков, которые требуют передачи транспорта муниципалитету. Вы только посмотрите, ведь это просто преступно так вымогать прибавку зарплаты, как рабочие, а мы с вами отвечай, плати по семь центов за проезд! В сущности-то обслуживание на всем транспорте превосходное!

— Как сказать, — нерешительно начал пассажир.

— Утро замечательное! — перебил его Бэббит. — Весна в полном разгаре!

— Да, совсем весна.

Жертва бэббитовской благотворительности была, как видно, лишена остроумия и смекалки, и Бэббит погрузился в молчание, развлекаясь тем, что обгонял трамваи на перекрестках: нажать, насесть ему на хвост, рывком проскользнуть между высокой желтой стенкой вагона и стоящими у обочины машинами и перед самой остановкой промчаться мимо, — это отличный спорт, требует смелости.

И все время он неустанно любовался Зенитом. Иногда по целым неделям он не видел ничего, кроме клиентов и досадных объявлений «Сдается внаем», вывешенных его соперниками. Сегодня, в непонятном смятении, он и радовался и сердился с одинаковой легкостью, а весеннее солнце так соблазнительно пригревало в это утро, что он все видел яснее, чем обычно.

Каждый квартал но знакомой дороге в контору имел для него свою особую прелесть: особняки, сады и извилистые аллеи Цветущих Холмов, одноэтажные магазины на Смит-стрит, блеск зеркальных витрин и нового желтого кирпича, бакалейные магазины, прачечные и аптеки для удовлетворения насущных потребностей хозяек восточного предместья, огороды в Датч-Холлоу, со сторожками в заплатках из ребристого железа и крадеными дверьми, афиши с божественными красавицами девяти футов роста и ярко-красного цвета, бесчисленные рекламы кинофильмов, трубочного табака и пудры, старинные «виллы» вдоль Девятой улицы на юго-востоке города, похожие на стареющих денди в несвежем белье; деревянные палаццо, превращенные в семейные пансионы, с запущенными дорожками палисадников за ржавой решеткой, гаражи, которые росли как грибы, тесня старые строения со всех сторон, дешевые многоквартирные дома, фруктовые киоски, где хозяйничали вежливые, хитроватые греки. За железнодорожными путями — заводы с высокими трубами и водокачками, заводы, где производили сгущенное молоко, картонные коробки, электрооборудование, автомобили. И наконец — деловой центр, шумное оживленное движение, толкотня у переполненных трамваев и огромные парадные подъезды из мрамора и полированного гранита.

Величественное зрелище, а Бэббит уважал величие во всем — будь то горы, бриллианты, мускулы, состояния, слова. Околдованный весенним днем, он в эту минуту был певцом и почти бескорыстным обожателем Зенита. Он подумал о загородных фабричных поселках, о реке Чалузе с причудливо размытыми берегами, о холмах Тонаванды, к северу от города, засаженных фруктовыми деревьями, обо всех сочных пастбищах, вместительных амбарах, тучных стадах. И, высаживая своего пассажира, он воскликнул:

— Честное слово, у меня сегодня неплохое настроение!



Вопрос — куда поставить машину — оказался не менее важным и волнующим, чем проблема — как ее завести. Поворачивая с Оберлин-авеню на Третью улицу, он напряженно искал глазами свободное место на стоянке. Он рассердился, когда перед его носом это место занял другой водитель. Но впереди какая-то машина отъехала от тротуара, и Бэббит затормозил, сделал предостерегающий знак рукой машинам, наседавшим сзади, махнул старухе, чтобы та посторонилась, увернулся от грузовика, наезжавшего сбоку. Задев передними колесами стальной буфер ближней машины, он остановился, судорожно сжимая руль, задним ходом протиснулся на свободное место и, оставляя между собой и соседней машиной не больше восемнадцати дюймов, подвел свою машину к тротуару. Это было настоящее мужское дело, и он выполнил его с честью. С удовлетворением он повесил стальной замок на переднее колесо и, перейдя улицу, вошел в Ривс-Билдинг, где на первом этаже помещалась его контора.

Это здание было огнеупорным, как скала, и точным, как пишущая машинка, — четырнадцать этажей из желтого прессованного кирпича, — ровное, прямое, без всяких украшений. В нем размещались приемные адвокатов, врачей, конторы агентов по распространению машин и точильных станков, проволочных решеток и горнорудных акций. На окнах красовались золотые надписи. Подъезд здания был вполне современный, без всяких колонн — простой, строгий, гладкий. На Третью улицу выходили окна почтово-телеграфного отделения Уэстерн-Юнион, кондитерской Блю-Дельфт, писчебумажного магазина Шотвелла и конторы по продаже недвижимого имущества «Бэббит и Томпсон».

Бэббит мог бы войти в контору с улицы, как входили клиенты, но он чувствовал себя своим человеком, проходя по длинному коридору через все здание, чтобы войти через боковую дверь. Тем более что тут его приветствовали все «туземцы».

Неизвестный мелкий люд, наполнявший коридоры Ривс-Билдинг, — лифтеры, механики, монтеры, охрана и подозрительный хромоногий тип, который ведал табачным и газетным киоском, — никак не могли считаться городским населением. Они были именно туземцами, которые жили в уединенной долине, интересуясь только друг другом и своей «деревней» — Ривс-Билдинг. Их «Главной улицей» был холл при входе, с каменным полом, мраморным, без украшений, потолком и внутренними окнами магазинов. Самым оживленным местом на этой «улице» была парикмахерская Ривс-Билдинг, что несколько смущало Бэббита, потому что сам он брился в сверкающей новой парикмахерской «Помпея», в здании отеля Торнлей, и всякий раз, проходя мимо парикмахерской Ривс-Билдинг, чувствовал, что изменяет, родной деревне.

Но сейчас его, как представителя касты хозяев, почтительно приветствовали местные жители, и он проследовал в свою контору, важный и спокойный, словно неприятности никогда и не начинались.

Впрочем, они тут же начались снова.

Стэнли Грэф, разъездной агент, разговаривал по телефону тем катастрофически неубедительным тоном, который никак не может воздействовать на клиента: «М-мм — так вот… понимаете… есть у меня для вас подходящий дом — Персиваль-Хауз, в Линтоне. Ах, видели? Ну, как он вам понравился?.. Что?.. Мммм-н-да… — и уж совсем нерешительно: — М-м… понятно…»

И, проходя в свой кабинетик — вернее, небольшой закуток, отделенный от общего помещения дубовой перегородкой с матовым стеклом, — Бэббит подумал, как трудно найти помощников, которые с такой же уверенностью, как он сам, умели бы уговорить покупателя.

Кроме Бэббита и его тестя, Генри Томпсона, очень редко заходившего в контору, там работало еще девять человек: Стэнли Грэф, разъездной агент — моложавый человек, заядлый курильщик и бильярдист, старый Мэт Пеннимен, выполнявший, всякую подсобную работу, он же сборщик квартирной платы и страховой агент, седой, забитый, молчаливый. Ходили слухи, что когда-то он был известным дельцом, занимался продажей недвижимости, владел собственной конторой в «самом» Бруклине. У Бэббита служили еще Честер Керби Лейлок, постоянный агент на строительстве в Глен-Ориоле, восторженный малый, с шелковистыми усиками и большой семьей, мисс Тереза Мак-Гаун, проворная и довольно миленькая стенографистка, мисс Вильберта Бенниген, низкорослая, медлительная и усердная бухгалтерша, и еще четыре разъездных агента, получавших комиссионные с прибыли.

Бэббит с грустью поглядывал из закутка на своих служащих: «Эта Мак-Гаун еще ничего — умница и хорошая стенографистка, зато Стэн Грэф и остальные…» Вся прелесть весеннего утра увяла в затхлом воздухе конторы.

Обычно он с удовольствием приходил в свою контору и сам удивлялся: неужели ему удалось создать это приятное, солидное учреждение. Контора никогда не надоедала, его радовала чистота и новизна обстановки, деловитый дух. Но сегодня все казалось невзрачным — кафельный пол, как в ванной, металлический потолок, выкрашенный охрой, выгоревшие карты на оштукатуренных стенах, стулья светлого полированного дуба, стальные конторки и шкафчики для картотек, покрытые мутно-зеленой краской. Настоящий склеп, стальная часовня, где всякое веселье и смех казались черным грехом.

Даже новый бачок с холодильником не доставил ему никакого удовлетворения. А бачок был первоклассный, наиновейшей конструкции, научно обоснованный, безупречный. И стоил он огромных денег (что само по себе уже было достоинством). В нем был герметический фибровый контейнер для льда, фарфоровый сосуд для воды (гигиеничность гарантирована), столь же гигиеничный, тугой, незасоряющийся кран, а сверху он был расписан трафаретом под золото, в два тона. Бэббит смотрел на беспощадно гладкие плитки пола, на бачок, доказывая себе мысленно, что ни у кого из обитателей Ривс-Билдинг не было такой дорогой машины, но чувство социального превосходства, которое в нем раньше рождала эта мысль, теперь исчезло. К собственному удивлению, он вдруг пробормотал:

— Уехать бы куда-нибудь в глушь, ни черта весь день не делать. А вечером — опять к Гэнчу, дуться в карты, ругаться на чем свет стоит и выхлестать сто тысяч бутылок пива!..

Со вздохом он просмотрел почту, потом крикнул: «Мисмган!» — что означало «мисс Мак-Гаун!» — и стал диктовать.

Вот как он продиктовал первое письмо:

«Омару Грибблу, пошлите к нему в контору, мисс Мак-Гаун, ваше письмо от двадцатого получил, хочу вам сказать вот что, ежели будем зевать, так непременно прозеваем торги Аллена. Вызывал Аллена позавчера, договорился обо всем, уверяю вас — нет, нет, не так, пишите: долголетний опыт мне подсказывает, он человек честный, деловой, я проверил его финансовое положение, вполне прилично — эта фраза что-то запутана, мисс Мак-Гаун, вы из нее выкройте, что надо, точка, абзац.

Он согласен учесть векселя, и можно будет без труда заставить его внести страховую премию, и, бога ради, давайте поскорей — нет, не так: давайте ближе к делу, надо поскорее взяться — нет, это все — можете подчистить, когда будете печатать, мисс Мак-Гаун — искренне ваш и прочее».

А вот каким он получил это письмо на подпись от мисс Мак-Гаун, перепечатанное на машинке:

«БЭББИТ И ТОМПСОН

Контора по продаже недвижимого имущества. Жилые дома.

Ривс-Билдинг, уг. Оберлин-авеню и Третьей улицы. Зенит.

ОМАРУ ГРИББЛУ, ЭСКВАЙРУ

567 Норс-Америкен-Билдинг. Зенит.cent

Многоуважаемый мистер Гриббл!

Мы получили Ваше письмо от двадцатого сего месяца. Должен сказать, что меня беспокоит, как бы мы не пропустили торги Аллена. Вчера я его вызывал к себе и договорился обо всем. Долголетний опыт мне подсказывает, что он — человек деловой. Я ознакомился с его финансовым положением и вполне удовлетворен.

Он согласен учесть платежные векселя, а заставить его внести страховую премию не представит особого труда.

Итак — ближе к делу!

Искренне ваш…»

Перечитав письмо, Бэббит поставил свою подпись — с деловитым росчерком, как он научился подписываться в колледже, и подумал: «Вот это письмо — ясное, четкое, ни слова лишнего. Что такое — разве я ей велел сделать третий абзац? Хоть бы она перестала править то, что я ей диктую! Не понимаю, почему это Стэн Грэф или Чет Лейлок не умеют писать такие письма — с огоньком, с душой!»

В этот день он продиктовал еще одно, самое важное, письмо. Это был рекламный проспект, который размножался и рассылался тысячам «возможных» клиентов. Реклама эта была составлена по образцу самых лучших литературных реклам, которые были в ходу, — всех этих «задушевных разговоров с глазу на глаз», «убедительных» писем, бесед на тему о «силе воли» и панибратских похлопываний по плечу — эти рекламы в изобилии выпускала новая Школа Поэтов Коммерции и Торговли. Бэббит старательно написал черновик и теперь декламировал его вслух, как самый утонченный, не от мира сего, поэт:

«Слушай, старина!

Не могу ли я сделать тебе огромаднейшее (так и напишите, мисс Мак-Гаун, — «о-гро-мад-ней-шее») одолжение? Ей-богу, я не шучу! Знаю — тебе хотелось бы купить дом, и не просто жилье, где бы приткнуть голову, а настоящее уютное гнездышко для жены с ребятишками — а может, и с пристанищем для машины во дворе, за огородиком. А ты когда-нибудь думал, что мы для того и существуем на свете, чтобы тебе помочь? — мы этим и на кусок хлеба зарабатываем, нам платят не ради наших прекрасных глаз! Так вот:

сядь-ка сейчас за свое шикарное бюро да черкни нам словечко — напиши, что тебе нужно, и, если мы найдем что-нибудь подходящее, мы сразу прибежим к тебе с хорошими новостями, а если нет — беспокоить не станем. Для скорости заполни прилагаемый бланк. По требованию высылаем бланки с описанием торговых помещений, которые имеются в продаже на Цветущих Холмах, в Серебряной Роще, Линтоне, Бельвю и во всех жилых кварталах восточной части города.

Готовые к услугам (подпись).

P.S. Предлагаем ознакомиться с описанием домов, которые нам сегодня предоставили для продажи — на выгоднейших условиях!

Серебряная Роща — прелестный четырехкомнатный домик, в. уд., гараж, тенистые деревья, шикарный район, удобное сообщение, 3700 долларов, 780 при въезде, остальное в рассрочку, на льготных условиях — только у Бэббита и Томпсона! Взносы дешевле квартирной платы!

Дорчестер — дешево и красиво! Изящный двухквартирный домик, дубовая облицовка, паркет, камин — под газ и под дрова, большие террасы, колониальный стиль, ОТАПЛИВАЕМЫЙ ЗИМНИЙ ГАРАЖ, почти даром — всего 11250 долларов!!!»

Окончив диктовку, из-за которой приходилось сидеть на месте и думать, вместо того чтобы бегать, шуметь и действительно что-то делать, Бэббит откинулся на спинку вращающегося кресла, так что оно затрещало, и улыбнулся мисс Мак-Гаун. Он заметил, как смиренно ложатся ее подстриженные волосы на щеки. Какая-то слабость, тоска, похожая на одиночество, потянули его к ней. И пока она ждала, постукивая острым карандашом по блокноту, ему почудилось в ней сходство с девушкой его грез. Он представил себе, как вдруг их глаза встретятся в испуганном признании, как он почтительно и робко коснется ее губ… «Дальше будете диктовать, мистер Бэббит?» — прощебетала она, и Бэббит буркнул в ответ: «Нет, пожалуй, хватит!» — и грузно повернулся в кресле.

Никогда, даже в мыслях, он не позволял себе ничего более интимного. Он часто размышлял: «Не забыть, как говаривал старый Джек Оффат: умный человек у себя в конторе или дома ни с кем любовь крутить не станет. Конечно, так-то оно так, неприятностей не оберешься. И все же…»

За двадцать три года супружеской жизни он не раз с опаской поглядывал на стройные ножки, на округлые плечи, мысленно холил их и нежил, но никогда не рисковал пойти на авантюру. И сейчас, высчитывая, сколько будет стоить ремонт дома Стайлсов, он снова томился, снова был недоволен неизвестно чем и, стыдясь своего недовольства, тосковал по юной волшебнице.


Читать далее

Синклер Льюис. БЭББИТ
1 12.04.13
2 12.04.13
3 12.04.13
4 12.04.13
5 12.04.13
6 12.04.13
7 12.04.13
8 12.04.13
9 12.04.13
10 12.04.13
11 12.04.13
12 12.04.13
13 12.04.13
14 12.04.13
15 12.04.13
16 12.04.13
17 12.04.13
18 12.04.13
19 12.04.13
20 12.04.13
21 12.04.13
22 12.04.13
23 12.04.13
24 12.04.13
25 12.04.13
26 12.04.13
27 12.04.13
28 12.04.13
29 12.04.13
30 12.04.13
31 12.04.13
32 12.04.13
33 12.04.13
34 12.04.13

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть