Онлайн чтение книги Мешок с костями Bag of Bones
Глава 7

Маленькая девочка, совсем кроха, вышагивала по разделительной полосе Шестьдесят восьмого шоссе, в красном купальнике, желтых пластиковых шлепанцах и бейсболке с эмблемой бостонских «Красных носков», повернутой козырьком на затылок. Я как раз проехал мимо супермаркета Лейквью и авторемонтной мастерской Дикки Брукса, на подъезде к которым стоял знак, предписывающий сбросить скорость с пятидесяти пяти до тридцати пяти миль. Слава Богу, я выполнил указание. Иначе мог бы и задавить девочку.

То был мой первый день на озере. Поднялся я поздно, большую часть утра провел в лесу, что подступал к берегу, отмечая, что осталось прежним, а что изменилось. Уровень воды вроде бы понизился, и лодок на озере оказалось меньше, чем я ожидал, особенно для самого большого летнего праздника, а в остальном я словно и не уезжал. Вроде бы я отгонял и убивал тех же самых мух.

Часов в одиннадцать желудок напомнил мне о том, что я забыл позавтракать. И я решил, что самое время нанести визит в «Деревенское кафе». В ресторане «Уэррингтона» кормили, конечно же, лучше, но там бы на меня все глазели. Так что для моих целей – просто поесть – «Деревенское кафе» смотрелось предпочтительнее. Если, конечно, оно еще работало. Да, характер у Бадди Джеллисона был не сахар, но зато в западном Мэне никто не мог сравниться с ним в умении жарить бургеры. А мой желудок просто требовал большого, сочащегося жиром «вилладжбургера».

Вот по пути мне и встретилась маленькая девочка, шагающая по белой разделительной полосе, словно марионетка, ведомая невидимой ниткой.

На скорости тридцать пять миль в час я увидел девочку загодя, но летом по шоссе машины сновали одна за другой, и редко кто подчинялся ограничительным дорожным знакам. Все знали, что в округе Касл всего двенадцать патрульных машин, и в Тэ-Эр они приезжали только по вызову.

Я съехал на обочину, поставил «шевроле» на ручник и вылез из машины, прежде чем начала оседать пыль. День выдался сумрачным, воздух застыл, облака прижимались к земле. Ребенок, крохотная блондинка с курносым носиком и поцарапанными коленками, стояла на белой полосе и без всякого страха наблюдала за моим приближением.

– Пьивет, – поздоровалась она со мной. – Я иду на пляж. Момми не захотела отвезти меня, и я безумно йазозлилась. – Она топнула ножкой, показывая, что отлично знает, о чем говорит. Я решил, что ей три или четыре года. Очень разговорчивая, очаровательная, но все равно не старше четырех лет.

– Конечно, куда еще можно идти Четвертого июля, как не на пляж, – кивнул я, – но…

– Четвейтое июля плюс фейейвейк, – напомнила она.

– Но если ты и дальше будешь шагать по дороге, то, скорее всего, попадешь в больницу Касл-Рока.

Я не собирался стоять с ней на проезжей части и вести светскую беседу в пятидесяти ярдах от крутого поворота, который многие лихачи любили проскакивать на скорости шестьдесят миль в час. Я, кстати, уже слышал приближающийся рев мотора. И по звуку чувствовалось, что водитель тормозить не намерен.

Я подхватил девочку на руки и отнес на обочину, где на нейтральной скорости тихонько мурлыкал мой «шевроле». Девочке явно нравилось сидеть у меня на руках, она нисколечко не испугалась, и все равно я ощутил себя Честером-Растлителем, как только ее попка устроилась на моей руке. Я отдавал себе отчет, что всем клиентам автомастерской Брукса, оформляющим заказы или дожидающимся, пока им выкатят автомобиль, достаточно выглянуть в окно конторы, чтобы увидеть меня. Такова уж особенность наших дней: мужчине средних лет нельзя прикоснуться к чужому ребенку без опасения, что другие увидят в этом прикосновении что-то похотливое. Да и ты сам подсознательно задаешься этим вопросом. Но с проезжей части я девочку унес. Не мог поступить иначе. Пусть этим и навлек на себя праведный гнев всех матерей западного Мэна.

– Ты отвезешь меня на пляж? – спросила маленькая девочка. Сверкая глазками, улыбаясь. Я предположил, что она успеет забеременеть к двенадцати годам, особенно если и дальше будет подобным образом носить бейсболку. – У тебя есть плавки?

– Честно говоря, плавки остались дома. Извини, что так вышло. Милая, а где твоя мама?

Словно отвечая на мой вопрос, из-за поворота выскочил автомобиль, который возвещал о своем приближении ревом мотора. Джип «скаут» с заляпанными грязью боками. Мотор ревел, как разъяренный зверь. Из бокового окна высовывалась женская головка. Мама малышки так перепугалась, что не могла сидеть. И если бы в этот самый момент по встречной полосе ехала другая машина, моя приятельница в красном купальнике скорее всего осталась бы сиротой.

«Скаут» резко затормозил, голова исчезла, раздался скрежет, водитель переключал скорости, пытаясь как можно быстрее разогнать свою колымагу. Я не сомневался, что полетела трансмиссия, но нет, джип понесся дальше.

– Это Мэтти, – пояснила девочка. – Я йазозлилась на нее. И убезяла, чтобы пьовести Четвейтое на пляже. Если она злится на меня, я уйду к моей седой нанни.

Я понятия не имел, о чем она говорит, но подумал, что эта кроха наверняка своего добьется и проведет Четвертое июля на пляже. Пока же я отчаянно махал свободной рукой, пытаясь привлечь внимание водителя джипа.

– Эй! – кричал я. – Эй! Она у меня!

«Скаут» промчался мимо, женщина за рулем все сильнее вжимала в пол педаль газа. Из выхлопной трубы валили клубы сизого дыма. Вновь заскрежетала старая трансмиссия джипа. Я словно попал на очередной выпуск телевикторины «Давай поспорим»: «Мэтти, тебе удалось включить вторую передачу… Ты хочешь на этом остановиться и получить вот эту красивую посудомоечную машину или попытаешься включить третью?»

Я не смог придумать ничего другого, как вновь выйти на проезжую часть, повернуться лицом к уезжающему от меня джипу (выхлоп у него вонял ужасно) и поднять девочку высоко над головой, в надежде что Мэтти увидит ее в зеркале заднего обзора. Теперь я уже полагал себя не Честером-Растлителем, а жестоким аукционистом из мультфильма Диснея, предлагающим самого красивого из всего помета маленького поросенка тому, кто назовет самую высокую цену. Моя попытка удалась. Зажглись тормозные огни «скаута», яростно завизжали по асфальту шины схваченных тормозными накладками колес. Если б эту сцену лицезрели местные сплетники, им бы было о чем посплетничать. Особенно им понравился бы тот эпизод, когда мамаша, крича во все горло, потребовала от меня опустить ее ребенка на землю. Когда возвращаешься в летний коттедж после долгого отсутствия, всегда приятно отметить свой приезд хорошеньким скандалом.

Тормозные огни сменились огнями заднего хода. Джип надвигался на нас со скоростью двадцать миль в час. Теперь в скрежете трансмиссии слышался откровенный страх: она явно просила пощады. Задний борт «скаута» мотался из стороны в сторону, словно хвост веселящегося щенка. Я, словно загипнотизированный, наблюдал за его приближением. Вот он на моей полосе движения, вот на противоположной, снова на моей, теперь зацепил обочину.

– Мэтти едет быстйо, – буднично так изрекла моя новая подружка. Одной рукой она обнимала меня за шею. Клянусь Богом, мы уже стали закадычными друзьями.

Слова ребенка помогли мне очнуться. Мэтти едет быстро, слишком быстро. И скорее всего снесет задний бампер моего «шевроле». А поскольку я стоял на пути джипа, меня и девочку размазало бы между автомобилями.

И я начал пятиться, не отрывая взгляда от джипа и крича: «Сбавь скорость, Мэтти! Сбавь скорость!»

Девчушка тут же присоединилась ко мне.

– Сбавь скойость! – прокричала она, тут же начала смеяться. – Сбавь скойость, стайюшка Мэтти, сбавь скойость!

Вновь жалобно завизжали тормоза. Джип дернулся назад, но колодки крепко держали колеса. Задний бампер «скаута» замер, не дотянувшись до заднего бампера моего «шевроле» самую малость. Зазор можно было перекрыть сигаретой. Жутко воняло гарью. Девочка театрально замахала ручонками, начала кашлять.

Дверца со стороны сиденья водителя распахнулась, Мэтти Дивоур выскочила из кабины, как цирковой акробат выскакивает из пушечного ствола, если вы, конечно, можете представить себе циркового акробата в старых шортах из пестрой ткани и топике. Поначалу я подумал, что это старшая сестра девочки, которую оставили присматривать за малышкой, и Мэтти и Момми – два разных человека. Я, конечно, знал, что маленькие дети часто зовут родителей по именам, но это блондинистое создание с побледневшим лицом выглядело на двенадцать, максимум на четырнадцать лет. Я даже решил, что ее экзотическая манера управления «скаутом» обусловлена не боязнью за ребенка, а элементарным недостатком водительской практики.

Признаю, я сделал еще одно допущение. Грязный вседорожник с приводом на четыре колеса, старые шорты, топик, от которого за милю несло «Кей-мартом»[40]Сеть универмагов, продающих товары по сниженным ценам., длинные светлые волосы, перехваченные красными эластичными закрутками, отсутствие должного присмотра за ребенком, что в первую очередь и привело к тому, что трехлетняя девчушка оказалась на дороге… все это подводило меня к однозначному выводу: трейлерные бродяги[41]Малоимущие, проживающие в домиках на колесах.. И у меня были основания для такого заключения. Все-таки я ирландец, черт побери! И мои предки были теми самыми трейлерными бродягами, когда место трейлеров занимали запряженные лошадьми фургоны.

– Фу, как плохо пахнет! – Девочка все махала пухлой ручонкой. – «Скаути» ужасно йазвонялся!

И тут ее вырвали из моих рук. Теперь, когда Мэтти оказалась совсем рядом, у меня возникли серьезные сомнения в том, что она – старшая сестра крохи. Конечно, зрелого возраста она могла достичь только в следующем столетии, но я видел, что ей не двенадцать и даже не четырнадцать. Скорее двадцать, может, на год меньше. А когда она выхватывала у меня ребенка, я заметил обручальное кольцо на ее левой руке. Не укрылись от моего внимания и темные мешки под глазами. Да, выглядела она очень молодо, но, думаю, я узнал усталость и материнские ужас и тревогу.

Я думал, она отшлепает свое сокровище, потому что именно так реагируют трейлерные бедняки, если их дети выкидывают какой-нибудь фортель. Думаю, я попытался бы ее остановить, отвлечь, дать ей излить свою злость на меня. И не потому, что хотел как-то помочь ребенку. Нет, просто мне не хотелось, чтобы на него кричали, его шлепали и трясли в моем присутствии. Все-таки я в городе первый день. Так охота ли мне тратить время, наблюдая, как какая-то шлюха наказывает своего ребенка за собственную ошибку?

Но вместо того чтобы как следует тряхнуть девчушку и заорать: «Куда это ты направилась, маленькая дрянь?», Мэтти крепко прижала ребенка к груди (а девочка, не выказывая ни малейшего страха, тут же обхватила ее ручонками за шею), а потом начала покрывать ее лицо поцелуями.

– Почему ты это сделала? – воскликнула Мэтти. – Что на тебя нашло? Я чуть не умерла, когда увидела, что тебя нигде нет.

И Мэтти разрыдалась. Девочка в купальном костюме вытаращилась на нее с выражением крайнего изумления на лице. А потом заплакала. Я стоял и смотрел, как они плачут и обнимаются, и мне стало стыдно за мои поспешные выводы.

Проезжающий мимо автомобиль сбавил ход. Пожилая пара, которая, наверное, отправилась в магазин за праздничной коробкой сладостей, уставилась на нас. Я нетерпеливо замахал руками, показывая, что мы прекрасно обойдемся без их любопытных взглядов. Водитель нажал на педаль газа, но я не увидел, как надеялся, номерных знаков другого штата. Парочка жила здесь, а потому всей этой истории суждено было стать достоянием общественности. Мэтти, молодая жена, и ее маленькая дочка (несомненно, зачатая на заднем сиденье легковушки или в кузове пикапа за несколько месяцев до церемонии бракосочетания), плачущие навзрыд на обочине дороги. В компании незнакомца. Ну, не совсем незнакомца. Майка Нунэна, заезжего писателя.

– Я хотела пойти на пляж и по-по-плавать! – всхлипывала маленькая девочка.

– Я же сказала, что отвезу тебя во второй половине дня. – Мэтти еще плакала, но уже пыталась взять себя в руки. – Больше этого не делай, малышка, пожалуйста, не делай. Момми очень напугалась.

– Не буду. Правда не буду. – Девочка обнимала Мэтти за шею, прижимаясь к ней всем тельцем. Бейсболка свалилась на землю. Я поднял ее, чувствуя себя посторонним. Начал совать сине-красную бейсболку в руку Мэтти, пока ее пальцы не сомкнулись на козырьке.

Я даже подумал, что все обернулось как нельзя лучше, и, возможно, имел право так рассуждать. История получалась забавной, правда, из тех, что кажутся забавными, когда все позади. А в процессе такие истории скорее тянут на ужастик. Допустим, из-за поворота выскочил бы грузовик? Да еще на предельной скорости?

И тут из-за поворота действительно выехал автомобиль. Старый пикап, но с мощным мотором. Еще двое местных вылупились на нас.

– Мэм? – обратился я к молодой маме. – Мэтти? Я, пожалуй, поеду. Очень рад, что все так хорошо закончилось.

Едва эти слова сорвались с моих губ, как меня чуть не разобрал смех. Я без труда представил, что держу эту речь перед Мэтти (отличное имя для вестернов вроде «Непрощенный» или «Настоящий смельчак»), засунув большие пальцы за ремень кожаных штанов, и в сбитом на затылок стетсоне, дабы все видели мой благородный лоб. Меня так и подмывало добавить: «Вы очень милы, мэм. Вы, часом, не наша новая учительница?»

Она повернулась ко мне, и я увидел, что она действительно очень мила. Не портили впечатления даже мешки под глазами и висящие патлами светлые волосы. Я решил, что держится она очень хорошо, учитывая, что по возрасту ей еще не нальют спиртного в баре. Во всяком случае, девочку она не отлупила.

– Большое вам спасибо. Она шла прямо по шоссе? – «Скажите, что нет, – умоляли глаза Мэтти. – Скажите, что она шла по обочине».

– Ну…

– Я шла по той линии. – Девочка указала на разделительную полосу. – Она же белая. – В голосе ее звучала уверенность. – А раз белая, значит – безопасная.

Щеки Мэтти, и без того бледные, сделались совсем бескровными. Просто удивительно, что она не лишилась чувств. И мне очень не хотелось, чтобы в таком состоянии она ехала домой, да еще и с ребенком.

– Где вы живете, миссис…

– Дивоур, – представилась она. – Я – Мэтти Дивоур. – Она перекинула девочку на одну руку, а вторую протянула мне. Я ее пожал. Утро выдалось теплое, день обещал быть жарким, отличная пляжная погода, но я прикоснулся к ледяным пальцам. – Мы живем вон там.

Она махнула рукой в сторону поворота. Сразу за ним к шоссе подходил проселок, Уэсп-Хилл-роуд. Длиной в полмили, он соединял Шестьдесят восьмое шоссе и Среднюю Бухту. В двухсот ярдах от шоссе проселок огибал сосновую рощицу, а в ней стоял большой трейлер. Ситуация прояснялась. Я вновь оказался рядом с озером Темный След. А уж около озера спасать маленьких детей – мое призвание.

И все-таки я облегченно вздохнул, узнав, что она живет совсем близко от того места, где, едва не соприкасаясь задними бамперами, стояли наши автомобили. И тут же понял, что по другому и быть не могло. Эта маленькая красотуля в купальнике и не могла уйти далеко от дома… хотя, при продемонстрированной ею решительности… Я подумал, что усталость, читаемая на лице молодой мамы, в определенной степени обусловлена этой самой решительностью. И порадовался, что слишком стар, чтобы стать ее будущим кавалером. Уж из них она будет веревки вить как в школе, так и в колледже.

Уж в школе-то наверняка. Потому что девочки из трейлеров, как правило, в колледж не попадают, за исключением, конечно, вундеркиндов. И веревки она будет вить из них до тех пор, пока из-за Великого Поворота Жизни не выедет прекрасный принц и не припечатает ее к дороге, прежде чем она поймет, что белая разделительная полоса – не самое безопасное место. А потом все повторится вновь.

Святый Боже, Нунэн, немедленно прекрати, приказал я себе. Ей всего три года, а ты уже видишь ее с тремя детьми, двое из которых со стригущим лишаем, а третий – умственно отсталый.

– Большое вам спасибо, – повторила Мэтти.

– Все нормально. – И я ущипнул маленькую девочку за вздернутый носик. И хотя на ее щечках еще не высохли слезы, в ответ она ослепительно улыбнулась. – Это очень разговорчивая маленькая девочка.

– Очень разговорчивая и очень своевольная. – На этом Мэтти тряхнула-таки дочь, но та не выказала никакого страха, как бы говоря, что обычно ее не трясут и не бьют. Наоборот, ее улыбка стала шире. Улыбнулась ей и мать. Тут уж я окончательно убедился, что она очень мила. А если одеть ее в платье для тенниса и пригласить в загородный клуб Касл-Рока (куда она могла попасть только горничной или официанткой), то там она смотрелась бы просто красавицей. Юной Грейс Келли[42]Келли Грейс (1929–1982) – звезда Голливуда 50-х годов, с 1956 г. жена князя Монако Ренье III. В 1982 г. погибла в автокатастрофе., никак не меньше.

Потом она посмотрела на меня, ее глаза стали серьезными.

– Мистер Нунэн, я не такая уж плохая мать.

Я, конечно, удивился, что ей известна моя фамилия, но лишь на секунду. Она достаточно взрослая, чтобы читать мои книги, и, возможно, предпочитала проводить вторую половину дня с ними, а не смотреть телесериалы вроде «Центральной больницы» и «Одна и единственная жизнь». Они, пусть и не намного, но получше.

– Мы с ней поспорили, когда идти на пляж. Я хотела повесить выстиранное белье, перекусить, а уж потом ехать на озеро. Кира же считала… – Она замолчала. – Что такое? Что я сказала?

– Ее зовут Киа? Правильно… – Тут и я не смог продолжать. Произошло нечто экстраординарное: мой рот наполнился водой. Меня охватила паника. Наверное, я оказался в положении человека, переплывающего океан, которого внезапно захлестнула волна. Только мой рот наполнила не соленая, а холодная. В ней разве что чувствовался слабый металлический привкус, как у крови.

Я отвернулся от них и сплюнул. Ожидал, что из меня хлынет целый поток, какой выливается изо рта едва не утонувшего человека. Но нет. Слюны хватило лишь на скромный плевок. И ощущение, что рот полон воды, пропало еще до того, как моя слюна долетела до обочины. Пропало напрочь, словно его и не было.

– Этот дядя плюнул, – деловито отметила девочка.

– Извините. – Я и сам не понимал, что со мной произошло. – Наверное, замедленная нервная реакция.

В глазах Мэтти отражалась тревога, словно она решила, что мне не сорок, а восемьдесят. Впрочем, подумал я, для ее возраста все одно, что сорок, что восемьдесят.

– Может, подъедем к нам? Выпьете стакан воды.

– Нет, я уже в норме.

– Отлично. Мистер Нунэн… я хотела только сказать, что такого никогда не случалось. Я развешивала простыни… она сидела в трейлере, смотрела мультфильмы про Микки Мауса по видеомагнитофону… а потом, когда я зашла за прищепками… – Она смотрела на девочку, которая больше не улыбалась. Вроде бы до нее начало доходить, чем все могло закончиться. Глаза округлились, готовые наполниться слезами. – Ее не было. Я думала, что умру от страха.

Тут рот ребенка задрожал, из глаз брызнули слезы. Мэтти погладила ее по волосам, прижала ее головку к кей-мартовскому топику.

– Все хорошо, Ки, – проворковала Мэтти. – На этот раз все обошлось, но ты не должна выходить на дорогу. Это опасно. Маленьких на дороге могут раздавить, а ты маленькая. Маленькая и самая моя любимая.

Девочка рыдала все сильнее. После таких рыданий ребенку следовало прежде всего поспать, даже перед походом на пляж.

– Ки плохая, Ки плохая, – твердила она, уткнувшись лицом в мамину шею.

– Нет, сладенькая, тебе же только три года, – успокаивала ее Мэтти, и от ее слов последние опасения в том, что она – плохая мама, развеялись как дым. А может, от них давно уже ничего не осталось: ребенок упитанный, ухоженный, развитой, без синяков.

Все это откладывалось на одном уровне сознания. А на другом я пытался понять, как такое вообще могло случиться: маленькую девочку, которую я унес с белой разделительной полосы, звали Киа, тем именем, которое мы собирались дать нашему ребенку, родись у нас девочка.

– Киа. – Я словно пробовал ее имя на вкус. Осторожно погладил по головке. По теплым, шелковистым волосам.

– Нет, – возразила Мэтти. – Это она так себя называет, потому что не выговаривает букву «эр». Она – Кира, не Киа. Греческое имя. Как у благородной дамы. – Она потупилась. – Я выбрала ее из книги детских имен. Проштудировала ее, когда была беременной.

– Прекрасное имя, – кивнул я. – И я не думаю, что вы – плохая мать.

Тут мне вспомнилась история, которую Френк Арлен рассказывал на Рождество. О Пити, младшем из Арленов. Стараниями Френка все, кто сидел за столом, покатывались со смеху. Даже Пити, заявлявший, что он ничего такого не помнит, смеялся до слез.

Как-то на Пасху, рассказывал Френк, когда Пити было лет пять, их родители устроили им охоту за яйцами. Днем раньше, отправив детей к бабушке и дедушке, родители спрятали в доме больше сотни крашеных яиц. А в пасхальное утро начались их поиски. И продолжались до тех пор, пока Джоанна, которая вышла во внутренний дворик, чтобы пересчитать свою добычу, не подняла голову и не закричала во весь голос. Потому что увидела Пити, ползущего по карнизу, аккурат в шести футах над бетонным полом.

Мистер Арлен спас Пити, в то время как остальные члены семьи, взявшись за руки, стояли внизу, замерев от ужаса. А миссис Арлен непрерывно молилась, причем произносила слова так быстро, что они налезали друг на друга и было совершенно непонятно, что она говорит. А когда сильные руки мужа схватили Пити и унесли в раскрытое окно спальни, она повалилась без чувств, разбив о бетон нос. Когда Пити спросили, что он делал на карнизе, тот ответил, что хотел проверить, нет ли яиц в сливной канавке, что шла по краю.

Я думаю, в каждой семье есть хоть одна похожая история. Выживание в таких ситуациях маленьких мальчиков и девочек – более чем убедительное свидетельство (во всяком случае, для родителей) существования Бога.

– Я так напугалась! – Мэтти вновь выглядела на четырнадцать лет. Максимум на пятнадцать.

– Все уже в прошлом, – успокоил ее я. – И Кира больше не будет выходить на шоссе. Не будешь, Кира?

Она замотала головой, не поднимая глаз. Я предположил, что девочка заснет, прежде чем Мэтти доберется до трейлера.

– Я и представить себе не могла, что такое может произойти. Один из моих любимых писателей появляется, как джин из бутылки, и спасает мою девочку. Я знала, что у вас в Тэ-Эр усадьба, старый бревенчатый дом, который все называют «Сарой-Хохотушкой», но люди говорили, что вы не приезжали сюда после смерти вашей жены.

– Я действительно давно не приезжал. Будь «Сара» моей супругой, а не домом, вы бы могли назвать мое появление здесь примирением по решению суда.

По ее лицу пробежала улыбка, но мгновение спустя исчезла.

– Я хочу попросить вас об одном одолжении.

– Просите.

– Пожалуйста, никому об этом не говорите. Это может повредить и мне, и Ки.

– Почему?

Они прикусила губу, уже собираясь ответить на мой вопрос, но в последний момент передумала.

– Не важно. Но я буду вам очень признательна, если в городе не узнают об этом инциденте. Более чем признательна.

– Нет проблем.

– Вы серьезно?

– Конечно. Я обычно приезжал сюда летом, в последние годы вообще не приезжал… так что знакомых у меня здесь немного. – Разумеется, я хорошо знал Билла Дина, но судачить с ним не собирался. Это, однако, не означало, что он остался бы в неведении. Если юная дама думала, что от местных жителей останется тайной поход ее дочери на пляж, она сильно заблуждалась. – Мне представляется, что мы уже находимся в центре внимания. Взгляните на автомастерскую Брукса. Не поворачивайтесь, посмотрите как бы невзначай.

Она посмотрела и вздохнула. Два старичка стояли на асфальте в том месте, где когда-то торчали бензоколонки. Один, похоже, сам Брукс: мне показалось, что я разглядел венчик рыжих волос. Второй, гораздо старше, опирался на трость с золотой ручкой, хищно, как мне показалось, наклонившись вперед.

– Тут уж ничего не поделаешь. – В ее голосе слышалась тоска. – Никуда от них не денешься. Наверное, я должна полагать за счастье, что сегодня – праздник и их лишь двое.

– Кроме того, – добавил я, – они скорее всего ничего не видели.

Я сознательно опустил два момента: во-первых, пока мы стояли на обочине, мимо проехало с полдюжины автомобилей, во-вторых, если Брукс и его пожилой спутник чего-то и не видели, они могли с радостью навыдумывать с три короба.

Кира уже сладко посапывала на плече Мэтти. Она поглядела на дочь и одарила ее улыбкой, полной любви.

– Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах и в ваших глазах я выгляжу дура-дурой. Я, между прочим, ваша давнишняя поклонница. В книжном магазине в Касл-Роке говорят, что этим летом у вас выходит новый роман.

Я кивнул:

– Он называется «Обещание Элен».

Мэтти улыбнулась:

– Хорошее название.

– Спасибо. Вам бы отвезти ребенка домой, пока у вас не затекла рука.

Есть люди, которые умеют задавать лишние вопросы, причем в самый неподходящий момент и, как говорится, не корысти ради. Для этого нужен особый талант, и он у меня есть. Тут уж ничего не попишешь. Этот вопрос я задал, когда мы шагали к «скауту». Я хотел открыть дверцу со стороны пассажирского сиденья, чтобы она могла положить на него малышку. Однако я не мог винить себя в том, что хотел еще больше огорчить Мэтти. В конце концов, я же видел на ее руке обручальное кольцо.

– Мужу вы скажете?

Ее улыбка поблекла. Губы затвердели. Если я бы мог снять вопрос, как снимают букву, слово, строку с дисплея компьютера, нажав на кнопку «Delete», я бы его снял.

– Он умер в прошлом августе.

– Мэтти, извините меня. У меня язык что помело.

– Вы могли и не знать. Девушкам моего возраста еще рано замуж, не так ли? И если она и замужем, то муж должен быть в армии или где-то еще.

Открыв дверцу, я увидел розовое детское кресло-сиденье, скорее всего тоже из «Кей-марта». Мэтти попыталась усадить в него Киру, той не хотелось отлипать от матери. Я подошел вплотную, чтобы помочь, протянул руку, чтобы ухватить девочку за пухлую ножку, и в этот момент тыльная сторона ладони коснулась груди Мэтти. Она не могла отпрянуть, не рискуя уронить Киру на пол, но я чувствовал, что она отметила мое прикосновение. Муж мертв, угрозы нет, вот известный писатель и думает, что имеет полное право полапать молоденькую женщину. А что я могу сказать? «Мистер Известный Писатель появился как нельзя вовремя и увел мою дочь с дороги, может, даже спас ей жизнь».

Нет, Мэтти, мне, конечно, еще сорок, а не сто, но лапать тебя я не хотел.

Разумеется, ничего такого я не сказал. Зачем усугублять и без того щекотливую ситуацию? Но почувствовал, как зарделись щеки.

– Сколько вам лет? – спросил я, когда ребенка усадили в кресло и нас разделило безопасное расстояние.

Она быстро глянула на меня.

– Достаточно, чтобы знать, что к чему. – Она протянула руку. – Премного вам благодарна, мистер Нунэн. Господь послал вас нам в самый нужный момент.

– Нет, Господь только сказал, что я должен съесть гамбургер в «Деревенском кафе», – улыбнулся я. – А может, его вечный оппонент. Скажите, пожалуйста, Бадди по-прежнему стоит за прилавком?

Улыбнулась и она. Улыбка сразу согрела ее лицо, чему я искренне порадовался.

– Он будет там стоять, даже когда дети Ки смогут покупать пиво, не показывая фальшивого удостоверения личности. Если только не приедет кто-нибудь из большого города и не закажет креветочный тетраззини. Если такое случится, он скорее всего умрет от сердечного приступа.

– Это точно. Ладно, когда я получу новый роман, одну книжку завезу вам.

В глазах Мэтти тут же появилась настороженность.

– Это не обязательно, мистер Нунэн.

– Не обязательно, но я завезу. Мой агент присылает мне пятьдесят экземпляров. И с годами мне все труднее раздаривать их.

Возможно, она уловила в моем голосе то, чего там не было и в помине. Такое, знаете ли, случается.

– Хорошо. С нетерпением буду ждать.

Я еще раз взглянул на ребенка, сладко спавшего в кресле, свесив голову на плечо, пуская слюни. Меня всегда поражала детская кожа. Такая гладенькая, без единой поры. Бейсболка Киры съехала набок. Мэтти наблюдала, как я протянул руку и поправил ее, чтобы тень от козырька падала на глаза.

– Кира, – проговорил я.

Мэтти кивнула:

– Звучит благородно.

– Киа – африканское имя, – пояснил я. – Оно означает «начало сезона».

С тем я и отбыл, помахав Мэтти рукой и направившись к «шеви». Я ощущал на себе ее любопытный взгляд, и почему-то мне казалось, что я сейчас заплачу.

Чувство это оставалось со мной и после того, как «скаут» и обе его пассажирки скрылись из виду; я держал путь к «Деревенскому кафе». Я въехал на земляную автостоянку слева от ряда новеньких бензоколонок, посидел, думая о Джо и тесте для домашней проверки на беременность, который стоил двадцать два доллара и пятьдесят центов. Маленький секрет, которым она не хотела делиться со мной, не убедившись наверняка, что у нас будет ребенок. Должно быть, так оно и было. Разве могло быть по-другому?

– Киа, – вырвалось у меня. – «Начало сезона».

И вновь мне захотелось плакать, поэтому я вылез из кабины и со всей силы захлопнул дверцу, словно желал запереть тоску в салоне.