Глава двадцать третья

Онлайн чтение книги Барнеби Радж
Глава двадцать третья

Сумерки уже давно сменились вечером, но в некоторых кварталах Лондона жизнь еще кипела ключом, как в полдень. Эти кварталы удостоил своим пребыванием так называемый «высший свет» (который и тогда, как в наши дни, представлял собой весьма тесный круг), и в одном из них, Тэмпле, в этот вечер мистер Честер полулежал на диване в своей спальне и читал книгу.

Он, видимо, совершал свой туалет не спеша, постепенно, и когда был уже наполовину одет (очень изящно, по последней моде), решил сделать длительную передышку. Остальные части его костюма лежали наготове, оставалось только их надеть. Камзол был распялен на специальной подставке, напоминая нарядное чучело, жилет тоже разложен самым эффектным образом, и тут же в живописном порядке лежали другие элегантные принадлежности туалета, а мистер Честер развалился на диване и был поглощен чтением, как будто на сегодня уже покончил со всеми светскими обязанностями и собирался лечь спать.

— Честное слово, — сказал он, наконец, вслух, подняв глаза к потолку с видом человека, серьезно размышляющего о прочитанном. — Честное слово, я не знаю другой так мастерски написанной книги! Какие тонкие мысли, какие прекрасные правила нравственности и истинно-джентльменские чувства! Ах, Нэд, Нед, если бы ты мыслил и чувствовал так, мы с тобой всегда сходились бы во всем, на все смотрели бы одинаково!

Это замечание, как и вся тирада, обращены были в пространство: Эдварда здесь не было, и отец его разговаривал сам с собой.

— Милорд Честерфилд![47] Милорд Честерфилд — известный английский политический деятель и писатель-моралист Филипп Дормер Стенхоп, граф Честерфилд (1694—1773). Здесь речь идет о письмах лорда Честерфилда его сыну Филиппу Стенхопу, опубликованных в 1774 году вдовой последнего. Письма эти представляли собой свод житейских правил, которым следовала английская аристократия XVIII века. «Письма графа Честерфилда» в течение первого же года выдержали пять изданий и были очень популярны еще долгое время после выхода в свет. — продолжал он, чуть не с нежностью положив руку на книгу. — Если бы я мог в свое время использовать ваши гениальные мысли и воспитал сына в тех правилах, какие вы завещали всем мудрым отцам, Эдвард и я были бы сейчас богачами. Шекспир, без сомнения, очень хорош в своем роде, хорош и Мильтон, хотя он прозаичен, лорд Бэкон — глубокий мыслитель, но гордостью отчизны я могу назвать только одного писателя; лорда Честерфилда.

Он задумался и стал орудовать зубочисткой.

— Я считал себя достаточно светским человеком, — снова заговорил он. — Я льстил себя надеждой, что обладаю всеми светскими талантами и лоском, отличающими людей высшего круга от простонародья и освобождающими нас от тех недопустимо пошлых, плебейских черт, которые называются «национальным характером». Да, я верил, что я — подлинно светский человек, и вовсе не из естественного пристрастия к собственной особе. А между тем на каждой странице книги этого просвещенного писателя я нахожу примеры такого пленительного лицемерия, какое мне и во сне не снилось, или высшего эгоизма, до сих пор совершенно мне чуждого. Я должен бы краснеть за себя перед этим изумительным писателем, если бы сам он не учил нас никогда не краснеть. Какой замечательный человек, — настоящий аристократ! Король или королева могут любого сделать лордом, но только сам сатана да грации могут создать Честерфилда!

Люди пустые и лживые до мозга костей редко двигаются скрыть свои пороки от самих себя. Однако именно в том, что они откровенно признаются себе в этих пороках, они видят высшую добродетель, ту добродетель, которую якобы презирают. «Ведь моя откровенность с самим собой — это честность, это правдивость, — твердят они. — Все люди таковы, как я, но у них не хватает честности признать это». Чем энергичнее они отрицают искренность во всех людях, тем больше им хочется показать, что они сами искренни до дерзости. Таким-то образом эти философы бессознательно отдают должное Истине и, глумясь над всем, глумятся над самими собой.

После панегирика своему любимому писателю мистер Честер и порыве восторга снова взял в руки книгу, намереваясь дальше изучать изложенную и ней высокую мораль, но ему помешал шум у входной двери: по-видимому, его слуга не хотел пускать какого-то непрошенного посетителя.

— Для назойливого кредитора час слишком поздний, — пробормотал про себя мистер Честер, поднимая брови с таким беспечным выражением, как будто шум этот доносился с улицы и нисколько его не касался. Они обычно являются гораздо раньше. И всегда под тем же неизменным предлогом, что им предстоит завтра крупный платеж. Этот бедняга только потеряет даром время, а время — деньги, как говорит пословица, хотя мне в этом ни разу не пришлось убедиться. Ну, что там такое? Тебе же сказано, что меня нет дома.

— Какой-то парень, сэр, — доложил слуга, в совершенстве усвоивший себе холодно-небрежный тон своего господина. — Принес вам хлыст, который вы на днях где-то оставили. Я ему сказал, что вас дома нет, но он объявил, что не уйдет, пока я не отнесу вам хлыст.

— И прекрасно сделал, — отозвался мистер Честер. А ты — олух без капли сообразительности! Приведи его сюда — да пусть раньше чем войти, пять минут вытирает ноги.

Слуга положил хлыст на стул и вышел, А хозяин, который не потрудился даже обернуться, когда он вошел в комнату, и во время разговора ни разу не взглянул на него, продолжал свои размышления вслух, прерванные было его приходом:

— Если бы пословица «время — деньги» была справедлива, — промолвил он, вертя в руках табакерку, я легко пришел бы к соглашению со всеми кредиторами и мог бы выплачивать им,.. сейчас, прикинем, сколько же я мог бы им уделять в день? Ну, скажем, послеобеденный: сон — этот час я пожертвовал бы охотно, пусть берут и пользуются на здоровье. Утром, между завтраком и чтением газет, я тоже мог бы выкроить для них час, вече ром, до обеда, — так и быть, еще один. Выходит три часа в день. За двенадцать месяцев они таким способом взыскали бы с меня долг сполна, да еще с процентами; Пожалуй, предложу им… А, это вы, мой кентавр?

— Я, — ответил Хью. Он, широко шагая, вошел в комнату, а за ним шла собака, такая же угрюмая и взлохмаченная, как он сам. — Немалого труда мне стоило прорваться к вам! Вы сами велели мне прийти, а когда я пришел, держите меня за дверью, — это как же понимать?

— Очень рад вас видеть, милейший, — сказал мистер Честер, приподняв голову с подушки и меряя его с головы до ног равнодушным взглядом. — Ваше присутствие здесь — лучшее доказательство, что вас не держат за дверью. Как поживаете?

— Хорошо, — ответил Хью, не скрывая своего нетерпения.

— Вид у вас цветущий, настоящее олицетворение здоровья. Присядьте.

— Я уж лучше постою.

— Как хотите, как хотите, мой друг. — Мистер Честер встал, не спеша снял халат и сел перед зеркалом за туалетный стол. — Пожалуйста, не стесняйтесь.

Сказав это самым учтивым и ласковым тоном, он начал одеваться, не обращая больше внимания на гостя, который стоял растерянный, не зная, как быть дальше, и время от времени хмуро поглядывал на него.

— Что же, хозяин, вы говорить со мной будете? — спросил он после длительного молчания.

— Вы, видно, не в духе, любезный, немного раздражены. Я подожду, пока вы совершенно успокоитесь. Время терпит.

Этот тон подействовал на Хью именно так, как рассчитывал мистер Честер: он его смутил и лишил уверенности в себе. На грубость он сумел бы ответить тем же, за обиду отплатил бы с лихвой, но это холодно-любезное и равнодушно-пренебрежительное обхождение, спокойный и самоуверенный тон дали ему почувствовать его ничтожество лучше, чем самые красноречивые доводы. Все этому способствовало: контраст между его грубой и нескладной речью и гладкими, спокойными, но внушительными фразами мистера Честера, его неотесанностью и изысканными манерами этого джентльмена, его неопрятными лохмотьями — и элегантным костюмом того, не виданные им никогда роскошь и комфорт обстановки и наступившее молчание, во время которого он успел все заметить и почувствовать себя обескураженным… Это очень часто влияет даже на людей развитого ума, а на такого человека, как Хью, действует почти неотразимо, — и Хью был совершенно подавлен и усмирен; он понемногу придвигался все ближе к мистеру Честеру и, глядя через его плечо на свое отражение в зеркале, словно искал в нем ободрения. Наконец он сделал неуклюжую попытку умилостивить мистера Честера:

— Ну, как, вы мне скажете что-нибудь, сэр, или велите уходить?

— Говорите вы, — ответил тот. — Говорите, мой друг. Ведь я уже свое сказал, не так ли? Теперь я хочу услышать, что скажете вы.

— Послушайте, сэр, — отозвался Хью со все возрастающим замешательством, — не мне ли вы перед отъездом из «Майского Древа» оставили свой хлыст и велели его принести, когда мне надо будет потолковать с вами насчет одного дела?

— Именно вам, если только у вас нет брата-близнеца, — подтвердил мистер Честер, бросив взгляд в зеркало, где отражалось растерянное лицо Хью. — Но это, я думаю, мало вероятно.

— Ну, так вот я и пришел, сэр, — сказал Хью. И принес хлыст, да еще кое-что: письмо, сэр. Я его отнял у того, кто должен был его доставить.

Говоря это, Хью положил на туалетный стол то самое послание, пропажа которого так сильно огорчила Долли.

— Вы его силой отняли? — спросил мистер Честер, глянув на письмо без малейшего признака интереса или удовлетворения.

— Не совсем, — ответил Хью. — Только отчасти.

— А кто был тот посланец, у которого вы его отняли?

— Это женщина. Дочь слесаря Вардена.

— Вот как! — весело воскликнул мистер Честер. — И что еще вы взяли у нее силой?

— Что еще?

— Да, что еще? — повторил мистер Честер с расстановкой, таи как он в эту минуту наклеивал крошечную «мушку» из липкого пластыря на прыщик, вскочивший в уголку рта.

— Гм… Ну, еще поцелуй, — ответил Хью с запинкой.

— А еще что? — Больше ничего.

— Однако, — продолжал мистер Честер так же весело и непринужденно, улыбнувшись раз-другой, чтобы проверить, крепко ли пристала мушка, — помнится, мне говорили о какой-то побрякушке… но это такая безделица, что вы могли и забыть о ней. Не помните, что это было, браслет, кажется?

Хью пробормотал себе под нос какое-то ругательство, полез за пазуху и вытащил браслет, обернутый в клок сена. Он хотел положить и его на стол рядом с письмом, но мистер Честер остановил его.

— Вы же взяли эту вещь для себя, любезный друг, сказал он, — так и оставьте ее себе. Я не вор и не укрыватель краденого, незачем показывать мне вашу добычу. Спрячьте-ка ее поскорее. Я не хочу и видеть, куда вы ее спрячете, — добавил он, отвернувшись.

— Вы не берете краденого? — сказал Хью резко, не смотря на все возраставший благоговейный страх, который внушал ему мистер Честер. — А как же это, сэр? Он ударил мощным кулаком по письму.

— Это совсем другое дело, — сухо ответил мистер Честер. — И я вам это сейчас докажу… Слушайте, вам, на верное, хочется выпить? Хью утер губы рукавом и подтвердил, что хочется.

— Так подойдите к тому шкафу, в нем найдете бутылку и стакан. Принесите их сюда. Хью повиновался. Его покровитель следил за ним взглядом и усмехнулся у него за спиной, хотя все время, пока Хью мог его видеть, лицо мистера Честера оставалось серьезным. Когда Хью вернулся с бутылкой, он налил ему полный стакан, потом второй, третий.

— Сколько вы можете выпить? — спросил он, наливая четвертый.

— Сколько дадите. Лейте, лейте, доверху наливайте, вровень с краями! За добрую порцию такого вина я готов по вашему слову человека убить? — добавил Хью, опрокинув стакан в свою волосатую пасть.

— Я не собираюсь просить вас об этом, и вы, вероятно, и без моей просьбы этим кончите, если будете столько пить. Так что давайте, мой друг, прекратим это развлечение после следующего стакана, — с величайшим хладнокровием отвечал мистер Честер. — Вы, должно быть, выпили уже и перед тем, как прийти сюда.

— Я пью всегда, когда только удается, — с пьяной развязностью прокричал Хью, вертя пустым стаканом над головой и стоя в такой позе, словно собирался пуститься в пляс. — Я всегда пью. Да и как мне не пить? Ха-ха-ха! Разве есть у меня другая утеха в жизни? Нет, и не было никогда. Что согревало меня в студеные ночи и заглушало голод, когда нечего было есть? Что придавало мне силу и смелость мужчины, когда меня, малого ребенка, люди оставили умирать под забором? Если бы не вино, я давно подох бы в канаве, — только оно поддерживало во мне дух. Когда я был несчастным, хилым парнишкой и от слабости у меня подгибались ноги, а перед глазами стоял туман, — разве кто-нибудь хоть раз подбодрил меня? Никто, только вино. Пью за вино, хозяин! Ха-ха-ха!

— Вы, я вижу, весельчак, — заметил мистер Честер, неторопливо и сосредоточенно завязывая шарф на шее и осторожно поворачивая голову то влево, то вправо, чтобы узел пришелся как раз под подбородком. — С таким собутыльником не соскучишься!

— Видите эту руку, сэр? — И Хью обнажил свою мускулистую руку до самого локтя. — Она была когда-то кожа да кости и давно бы сгнила в земле на каком-нибудь погосте, если бы я не пил.

— Можете прикрыть ее, — сказал мистер Честер. — Она и в рукаве имеет достаточно внушительный вид.

— Если бы я не выпил, разве хватило бы у меня смелости поцеловать такую гордую красотку? — выкрикивал Хью. — Ха-ха-ха! Что за поцелуй! Сладкий, как лепестки жимолости, можете мне поверить! И за это тоже вину спасибо! Налейте еще стаканчик, хозяин, я выпью за вино! Ну, же! Только один!

— Вы подаете большие надежды, — сказал мастер Честер, пропустив мимо ушей эту просьбу и аккуратно застегивая жилет. — Столь большие, что я должен вас предостеречь: если будете так упиваться вином, то преждевременно угодите на виселицу. Сколько вам лет?

— Не знаю.

— Ну, во всяком случае вы еще достаточно молоды и раньше, чем умереть этой, я сказал бы, естественной для вас смертью, можете прожить немало лет. Так зачем же вы сами надеваете себе петлю на шею и целиком от даетесь в мои руки, хотя так мало меня знаете? Очень уж вы доверчивы!

Хью отступил на шаг и уставился на мистера Честера со смешанным выражением ужаса, гнева и удивления. А этот джентльмен, все с тем же безмятежным спокойствием смотрясь в зеркало, говорил так беспечно и плавно, как будто обсуждал какую-нибудь занятную городскую сплетню:

— Грабежи на большой дороге — дело очень опасное и рискованное, друг мой. Оно, должно быть, приятно, спору нет, но, как и многие другие удовольствия в нашем бренном мире, оно не вечно. И видя, как охотно вы со всем чистосердечием молодости поверяете другим свои тайны, я боюсь, что ваш жизненный путь будет весьма короток.

— Как так? — спросил Хью. — Вам ли это говорить, мистер? А кто меня толкнул на такое дело?

— Кто? — Мистер Честер круто обернулся и в первый раз посмотрел Хью в лицо. — Я не расслышал. Кто вас толкнул на это?

Хью замялся и буркнул что-то невнятное.

— Кто же, интересно знать? — продолжал мистер Честер удивительно мягко. — Какая-нибудь деревенская красотка? Берегитесь, приятель, не всем им можно доверять. Мой вам совет — будьте осторожны.

Сказав это, он снова повернулся к зеркалу и занялся своим туалетом.

Хью хотелось ответить ему, что это он и никто другой подучил его сделать то, что сделано, но слова застряли у него в горле. Исключительная ловкость, с какой этот джентльмен направлял весь их разговор, совершенно ошарашила Хью и опрокинула все его расчеты. Он не сомневался, что, если бы у нею вырвались те слова, которые были уже на Языке, когда мистер Честер обернулся и так резко задал ему вопрос, этот джентльмен немедленно позвал бы констебля, и его с украденной вещью в кармане потащили бы к судье, а уж тогда ему не миновать виселицы — это так же верно, как то, что он живет на свете. С этой минуты власть над молодым дикарем, которой добивался мистер Честер, была достигнута, и Хью окончательно укрощен. Он теперь ужасно боялся мистера Честера, он чувствовал, что попал в сети и ловкий вельможа одним движением опытной руки может послать его на виселицу. Размышляя так и все еще не понимая, каким образом он, пришедший сюда в самом воинственном настроении и гордый тем, что знает тайны мистера Честера, так быстро и окончательно покорен, Хью стоял съежившись и то и дело тревожно поглядывал на мистера Честера, пока тот одевался. Окончив свой туалет, мистер Честер взял со стола письмо, сломал печать и, усевшись поудобней, не спеша прочел послание мисс Хардейл.

— Превосходно написано, клянусь жизнью! Настоящее женское письмо, полное так называемой нежной любви, самоотверженности, мужества и все такое.

Он свернул письмо в трубочку и, бросив беглый взгляд на Хью, будто хотел сказать: «Видишь?», поднес его к свечке. Когда бумага ярко вспыхнула, он бросил ее в камин, где она тлела, пока не обратилась в пепел.

— Это письмо адресовано моему сыну, — сказал он, обращаясь к Хью. — И вы правильно сделали, что принесли его сюда. Распечатать его было моей отцовской обязанностью, и вы видели, что я с ним сделал… Вот вам за труды.

Хью подошел, чтобы взять деньги.

Сунув ему в руку монету, мистер Честер добавил:

— Если вам случится найти еще что-нибудь в таком роде или узнать новость, которую вы найдете нужным мне сообщить, приходите. Придете?

Это было сказано с улыбкой, в которой — по крайней мере так показалось Хью — читалась угроза: «Попробуй только отказаться — и тебе несдобровать!»

И Хью ответил, что придет.

— А ваша маленькая неосторожность, о которой сейчас шла речь, пусть вас не тревожит, — сказал его собеседник самым ласковым и покровительственным тоном. Не падайте духом, дружок, и будьте уверены, что в моих руках ваша шея в такой же безопасности, как если бы ее обвивали руки младенца… Выпейте еще стаканчик. Сейчас вы спокойнее, так что вам это не повредит.

Хью принял стакан из рук мистера Честера и, украдкой глянув в его улыбающееся лицо, молча выпил вино.

— Что же вы… Ха-ха-ха! Что же вы больше не провозглашаете тоста за вино? — с подкупающей любезностью спросил мистер Честер.

— Пью за вас, — хмуро отозвался Хью с неуклюжим поклоном. — За ваше здоровье.

— Спасибо, спасибо! А кстати, мой друг, как ваша фамилия? Я знаю, конечно, что зовут вас Хью, — ну, а дальше как?

— Никак. Фамилии у меня нет.

— Как странно! Что вы этим хотите сказать: что вы не знаете своей фамилии или вам не угодно, чтобы другие ее узнали?

— Почему же, я бы сказал вам, если бы знал, — быстро ответил Хью. — Но я ничего не знаю. Меня всегда называли Хью — и все. Я никогда в жизни не видел своего отца и не задумывался, почему это так. Я был мальчишкой лет шести — не больно-то взрослый! — когда мою мать повесили в Тайберне на глазах у нескольких тысяч зевак. Вешать ее было не за что — она была достаточно бедна.

— Ах, какая жалость! — воскликнул мистер Честер со снисходительной усмешкой. — Я уверен, что она была превосходная женщина.

— Видите моего пса? — отрывисто спросил Хью.

— Вижу. — Мистер Честер посмотрел на собаку в лорнет. — Должно быть, он вам очень предан и замечательно умен. Все одаренные и добродетельные животные — как люди, так и четвероногие, — обычно бывают безобразны на вид.

— Вот такая же собака, такой же породы, как эта, была единственным живым существом, которое, кроме меня, в тот день выло по моей матери, — сказал Хью. Больше двух тысяч человек смотрело, как вешали мою мать, — когда вешают женщину, народ всегда валом валит на место казни. А жалели ее только я да наша собака. Будь этот пес человеком, он рад был бы с нею расстаться, потому что матери нечем было кормить его и он у нас отощал от голода. Но это был пес, у него не было человечьего разума, — вот он и выл по ней.

— Да, глупая животная привязанность!.. Все животные глупы, — заметил мистер Честер. Ничего не ответив, Хью свистнул своей собаке, и, когда она, вскочив, подбежала к нему и стала весело вертеться у его ног, он простился со своим новым другом, мистером Честером, пожелав ему доброй ночи. — Доброй ночи, — ответил тот. — Так помните — вы за мной, как за каменной стеной. Я вам друг, пока вы будете этого достойны. Надеюсь, это будет всегда, и на мое молчание вы можете твердо рассчитывать. Но сами-то будьте осторожны, не забывайте, какая опасность вам грозила. Ну, прощайте, храни вас бог!

Испуганный тайным смыслом этих слов, перетрусив, как только может трусить подобный человек, Хью вышел с приниженным, покорным видом, совсем непохожим на тот, с каким он вошел, а мистер Честер, оставшись один, еще шире заулыбался.

— А все-таки, — сказал он вслух, беря понюшку табаку, — жаль, что его мать повесили. Я уверен, что она была красавица, — недаром же у сына такие красивые глаза. Впрочем, она, наверно, была вульгарна… и, может, у нее был красный нос или безобразные большие ноги. Нет, пожалуй, все к лучшему.

Придя к такому утешительному выводу, мистер Честер надел камзол, бросил последний взгляд в зеркало и кликнул слугу, который тотчас явился в сопровождении двух носильщиков с портшезом.

— Фу! — сказал мистер Честер. — Этот кентавр положительно оставил здесь запах тюрьмы и виселицы. Пик, обрызгайте пол духами. Да уберите стул, на котором он сидел, и проветрите его. Обрызгайте и меня тоже — я просто задыхаюсь.

Слуга сделал, как ему было приказано, и, после того как комната и ее хозяин избавились от чуждого запаха, мистеру Честеру оставалось только взять шляпу и, с небрежным изяществом держа ее под мышкой, усесться в портшез. Так он тронулся в путь, напевая модную песенку.


Читать далее

Чарльз Диккенс. БАРНЕБИ РАДЖ
Предисловие 09.04.13
Глава первая 09.04.13
Глава вторая 09.04.13
Глава третья 09.04.13
Глава четвертая 09.04.13
Глава пятая 09.04.13
Глава шестая 09.04.13
Глава седьмая 09.04.13
Глава восьмая 09.04.13
Глава девятая 09.04.13
Глава десятая 09.04.13
Глава одиннадцатая 09.04.13
Глава двенадцатая 09.04.13
Глава тринадцатая 09.04.13
Глава четырнадцатая 09.04.13
Глава пятнадцатая 09.04.13
Глава шестнадцатая 09.04.13
Глава семнадцатая 09.04.13
Глава восемнадцатая 09.04.13
Глава девятнадцатая 09.04.13
Глава двадцатая 09.04.13
Глава двадцать первая 09.04.13
Глава двадцать вторая 09.04.13
Глава двадцать третья 09.04.13
Глава двадцать четвертая 09.04.13
Глава двадцать пятая 09.04.13
Глава двадцать шестая 09.04.13
Глава двадцать седьмая 09.04.13
Глава двадцать восьмая 09.04.13
Глава двадцать девятая 09.04.13
Глава тридцатая 09.04.13
Глава тридцать первая 09.04.13
Глава тридцать вторая 09.04.13
Глава тридцать третья 09.04.13
Глава тридцать четвертая 09.04.13
Глава тридцать пятая 09.04.13
Глава тридцать шестая 09.04.13
Глава тридцать седьмая 09.04.13
Глава тридцать восьмая 09.04.13
Глава тридцать девятая 09.04.13
Глава сороковая 09.04.13
Глава сорок первая 09.04.13
Глава сорок вторая 09.04.13
Глава сорок третья 09.04.13
Глава сорок четвертая 09.04.13
Глава сорок пятая 09.04.13
Глава сорок шестая 09.04.13
Глава сорок седьмая 09.04.13
Глава сорок восьмая 09.04.13
Глава сорок девятая 09.04.13
Глава пятидесятая 09.04.13
Глава пятьдесят первая 09.04.13
Глава пятьдесят вторая 09.04.13
Глава пятьдесят третья 09.04.13
Глава пятьдесят четвертая 09.04.13
Глава пятьдесят пятая 09.04.13
Глава пятьдесят шестая 09.04.13
Глава пятьдесят седьмая 09.04.13
Глава пятьдесят восьмая 09.04.13
Глава пятьдесят девятая 09.04.13
Глава шестидесятая 09.04.13
Глава шестьдесят первая 09.04.13
Глава шестьдесят вторая 09.04.13
Глава шестьдесят третья 09.04.13
Глава шестьдесят четвертая 09.04.13
Глава шестьдесят пятая 09.04.13
Глава шестьдесят шестая 09.04.13
Глава шестьдесят седьмая 09.04.13
Глава шестьдесят восьмая 09.04.13
Глава шестьдесят девятая 09.04.13
Глава семидесятая 09.04.13
Глава семьдесят первая 09.04.13
Глава семьдесят вторая 09.04.13
Глава семьдесят третья 09.04.13
Глава семьдесят четвертая 09.04.13
Глава семьдесят пятая 09.04.13
Глава семьдесят шестая 09.04.13
Глава семьдесят седьмая 09.04.13
Глава семьдесят восьмая 09.04.13
Глава семьдесят девятая 09.04.13
Глава восьмидесятая 09.04.13
Глава восемьдесят первая 09.04.13
Глава последняя 09.04.13
Комментарии 09.04.13
Глава двадцать третья

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть