Онлайн чтение книги Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона. Том 5
Глава XI. ЦЕПЬ РАЗРУШЕНИЙ

Прямо перед палаткой, совсем близко от нее, между двумя деревьями протянулись плети дикого винограда. Это были большие камедные деревья, и ползучие растения, которые переплелись между стволами, образовали своими темными листьями непроницаемую сетку. Между листьями виднелись цветы; их было так много, что они почти закрывали листву, и казалось, будто между деревьями натянут яркий ковер. Цветы были разных расцветок: некоторые - белые, как звездочки, но в большинстве это были большие алые колокольчики бигнонии.

Франсуа, слушая своего брата, время от времени поглядывал в том направлении, как бы любуясь цветами. Вдруг, прервав разговор, он воскликнул:

- Посмотрите туда: колибри!

В Америке не так часто можно видеть колибри, как это предполагают по рассказам путешественников. Даже в Мексике, где существует много их пород, вы не каждый день увидите колибри. Правда, вы можете их просто не заметить, если только не ищете их специально. Это такие крохотные существа и они так быстро летают, порхая с цветка на цветок, с дерева на дерево, что вы можете пройти мимо и вовсе не увидеть их или принять за пчел. А в Соединенных Штатах, где до сих пор известна только одна порода колибри, увидеть их - большая редкость, и это обычно вызывает интерес. Поэтому в восклицании Франсуа звучало удивление и удовольствие.

- Где они? - с живостью спросил Люсьен, поднимаясь.

- Вон там, - ответил Франсуа, - около бигнонии. Мне кажется, я вижу нескольких.

- Осторожно, братья, - сказал Люсьен. - Приблизимся тихонько, чтобы не спугнуть их. Мне хочется понаблюдать за ними.

Говоря это, Люсьен осторожно продвигался вперед. Базиль и Франсуа следовали за ним.

- А, - воскликнул Люсьен, когда они подошли ближе, - теперь я вижу одну! Это рубиновая колибри. Она пьет сок бигнонии. Они любят эти цветы больше всех остальных. Смотрите, она забралась внутрь цветка. Вот она вылезла обратно! Послушайте, какой звук издают ее крылышки: как жужжанье большой пчелы. Отсюда и их название - «жужжащие птички». Посмотрите, как блестит у нее горлышко прямо как рубин!

- Вон и другая! - воскликнул Франсуа. - Взгляните наверх! Эта не такая красивая, как первая. Она другой породы?

- Нет, - ответил Люсьен, - это самка той же породы. Но ее оперение не такое яркое, и ты можешь заметить, что грудка у нее не рубиновая.

- Больше я не вижу колибри, - сказал Франсуа после некоторого молчания.

- Я думаю, тут только две, - заметил Люсьен, - самец и самка. Сейчас период выведения птенцов. Несомненно, где-то поблизости у них гнездо.

- Попробуем поймать их? - предложил Франсуа.

- Это можно бы сделать, будь у нас сеть.

- Я могу застрелить их дробью.

- Нет, нет, - сказал Люсьен, - самая маленькая дробинка разорвет колибри на куски. В них иногда стреляют семенами мака или водой. Но не нужно, я хотел бы понаблюдать за ними так. Я хочу удостовериться в одном своем предположении. А вы пока поищите гнездо - у вас зоркие глаза. Вы найдете его поблизости, в какой-нибудь обнаженной развилке, а не в ветвях или листьях.

Базиль и Франсуа принялись искать гнездо, а Люсьен продолжал наблюдать за поведением крошечных пернатых созданий. Наш молодой натуралист хотел удостовериться, едят ли колибри и насекомых или они питаются только цветочным нектаром. По этому вопросу между орнитологами шел спор.

Пока Люсьен стоял и смотрел, прилетел, жужжа, большой шмель и уселся на цветок. Едва его ножки коснулись ярких лепестков, как самец колибри напал на него, словно маленькая фурия. Враги вместе вылетели из цветка, продолжая на лету свою борьбу. После короткого состязания шмель пустился наутек и улетел с сердитым жужжанием, которое, конечно, происходило оттого, что, улетая, он еще быстрее работал крылышками.

Крик Франсуа известил, что гнездо обнаружено. Оно помещалось в развилине низкой ветки, но яиц в нем еще не было, иначе обе птички не летали бы вдали от него.

Братья внимательно осмотрели гнездо, но не тронули его. Оно было свито из тонких нитей испанского мха, которыми и было прикреплено к ветке, а внутри выложено шелковистым пухом анемона. Гнездо представляло собой полушарие в один дюйм диаметром, открытое сверху, и было такое маленькое, что, если бы это был кто-нибудь другой, а не зоркий Франсуа - знаменитый птицелов и открыватель гнезд, он принял бы его просто за выпуклость на коре дерева.

Все трое вернулись, чтобы продолжать наблюдение за птичками, которые, не заметив, что возле их гнезда побывали люди, по-прежнему порхали среди цветов. Мальчики подкрались как можно ближе, прячась за ползучими растениями. Люсьен был ближе всех; его лицо находилось в нескольких футах от крохотных созданий, и он мог наблюдать за каждым их движением. Вскоре он был вознагражден зрелищем, разрешившим вопрос, который его интересовал.

Внимание Люсьена было привлечено роем синекрылых мушек. Они летали среди цветов, то садясь отдохнуть, то перелетая с одного на другой. Он видел, что птички несколько раз бросались на мух с открытым клювом и хватали их.

Итак, вопрос был решен: колибри питаются насекомыми.

Через некоторое время самка колибри улетела к своему гнезду, оставив самца среди цветов.

Любопытство мальчиков было удовлетворено, и они уже хотели вернуться к палатке, когда Люсьен вдруг сделал им знак и шепнул, чтобы они молчали. Франсуа первый заметил то, что вызвало странное поведение брата, а потом и Базиль.

Какое мерзкое существо они увидели!

Притаившись в листве, то подползая боком, то делая короткие прыжки и затем снова прячась, ползло отвратительное существо. Оно было примерно такого же размера, как и птички, но выглядело далеко не так же. Тело его состояло из двух соединенных в середине частей и все было покрыто красновато-коричневой шерстью, или волосами, которые стояли вертикально, как щетина; так же волосаты были все его десять длинных кривых лап. Спереди у него было двое щупалец, загнутых, как клешни, а сзади - два длинных рога, и, если бы не поблескивающие глазки, было бы трудно различить, где голова, а где хвост.

Безобразное тело цвета ржавчины, волосатые лапки - все это придавало существу поразительно зловещий вид, каким обычно отличаются все представители рода пауков.

- Прыгающий тарантул! - шепнул Люсьен братьям. - Смотрите, он охотится за колибри.

Это было очевидно. Шаг за шагом, прыжок за прыжком - паук приближался к цветам, где находилась птичка. Тарантул жадно следил за ней и всякий раз, когда она взлетала, отрываясь от цветка, припадал, прячась в листве. Когда же птичка садилась и была поглощена едой, притаившееся существо старалось сократить расстояние между ними быстрой перебежкой или прыжком, а затем снова пряталось в ожидании следующего удобного случая.

Так как птичка часто порхала вокруг цветов, пауку приходилось все время менять направление в своем преследовании. Птичка после одного из коротких взлетов устроилась над цветком бигнонии, прямо перед тем местом, где притаился тарантул. Она не влезла в чашечку цветка, а оставалась над ней, балансируя на своих трепещущих крылышках, в то время как ее длинный цепкий язычок высасывал мед. Она не пробыла в этом положении и нескольких секунд, как тарантул прыгнул вперед и схватил ее своими щупальцами. Птичка отчаянно чирикнула, как раненый сверчок, и заметалась. Ее крылышки были еще свободны, и мальчики ожидали, что она унесет паука, который обхватил ее тельце. Однако случилось по-другому.

После того как птичка отлетела на несколько футов от цветка, стало видно, что ее полету вдруг начало что-то мешать, и, хотя она все еще держалась в воздухе, кидаясь во все стороны, было ясно, что что-то мешает ей улететь совсем. Внимательно приглядевшись, мальчики заметили, что между нею и деревьями тянется тонкая, будто шелковая ниточка. Это была паутина, и она-то и не позволяла жертве унести тарантула в воздух. Крылышки скоро перестали двигаться, и оба они - и птичка и паук - повисли на конце паутинки. Так они висели в воздухе несколько мгновений.

Мальчики видели, что птичка мертва и тарантул впился своими челюстями в ее сверкающее горлышко.

Франсуа хотел броситься и уничтожить убийцу, но Люсьен, который был слишком рьяным натуралистом, чтобы позволить кому-нибудь прервать свои наблюдения, удержал нетерпеливого братишку, и все трое продолжали стоять неподвижно.

Тарантул начал раскачиваться на своей паутине - он хотел утащить добычу в ветви дерева, где у него было гнездо. Мальчики взглянули наверх. Там, в тенистом уголке, между большой лианой и стволом камедного дерева, была натянута паутина; туда-то и полз паук со своей бездыханной жертвой.

Наблюдая за тарантулом, мальчики вдруг увидели блестящий предмет, который двигался по неровной коре лианы. Поскольку растение имело почти фут в диаметре и цвет его был красновато-коричневый, это существо было сразу заметно на темном фоне, так как отливало яркими красками. Это было животное из породы ящериц, и если какая-нибудь ящерица может считаться красивой, то эта принадлежала к их числу.

Животное, как мы уже сказали, отличалось чрезвычайно яркой окраской. Вся спина его была золотисто-зеленая и переливалась, как изумруд; зеленовато-белого брюшка не было видно, так как животное лежало на лиане, виднелась лишь часть туловища, окрашенная в чисто зеленый цвет. Особенно бросалось в глаза раздувшееся ярко-красное горло животного; при свете солнца оно казалось разрисованным киноварью. Глаза сверкали огнем; их радужная оболочка напоминала полированное золото, в середине которого блестели, как брильянты, маленькие зрачки. Передние лапки были такого же цвета, как туловище. На концах пальцев были плоские расширения. Строение лапок и раздутое горло указывали на род, к которому принадлежало данное животное: аноли из семейства игуан - единственная разновидность аноли, обитающая на территории Соединенных Штатов.

Все эти сведения Люсьен сообщил братьям шепотом, пока они наблюдали за животным, притаившимся на лиане. Базиль и Франсуа и раньше видели представителей этой породы и знали, что это зеленая ящерица, или «хамелеон», как его иногда называют. Животное было не более шести дюймов длиной, и по крайней мере две трети длины занимали большая голова и тонкий, как кнут, хвост. Аноли двигался вверх по лиане, извивающейся между деревьями. Он не видел мальчиков, или, во всяком случае, не обращал внимания на их присутствие, - это храброе животное не боится человека. Все это время он не видел и тарантула. Но, продвигаясь вверх, аноли вдруг заметил, как тот карабкается по своей шелковой лестнице. Аноли сразу остановился и припал к лиане. Цвет его внезапно изменился: красное горло стало белым, затем пепельно-бледным, а ярко-зеленый цвет тела постепенно перешел в темно-коричневый, напоминающий ржавчину, и скоро уже стало трудно различить животное на коре лианы. Если бы глаза наблюдателей не были прикованы к ящерице, можно было бы предположить, что она исчезла совсем.

После того как аноли пробыл несколько секунд в неподвижности, у него, казалось, созрел план атаки. Было ясно, что он собирается напасть на паука, который, так же как мухи и другие насекомые, является его обычной пищей. Он перебрался на противоположную сторону лианы и продолжал двигаться вверх, подбираясь к гнезду тарантула. Одним рывком аноли достиг своей цели, хотя все время полз вверх ногами. Это он мог сделать при помощи плоских расширений на концах пальцев, благодаря которым ящерицы из рода аноли могут двигаться вверх по отвесным стенам, по стеклу окон и даже по гладкому потолку.

Несколько мгновений аноли лежал тихо, притаившись в ожидании, когда паук приблизится, а тот, занятый своим делом, и не предполагал, что рядом находится в засаде враг. Тарантул, несомненно, предвкушал удовольствие напиться крови колибри, которую тащил в свое темное шелковое жилище. Но ему не суждено было добраться туда. Когда тарантул был уже в нескольких дюймах от входа, аноли выскочил из-за ветки, схватил паука своими широкими челюстями, и все трое ящерица, паук и птичка - упали на землю. При падении тарантул выронил птичку. Между ящерицей и тарантулом произошла в траве короткая борьба. Тарантул сражался яростно, но не мог сравниться с противником, который вскоре откусил ему ноги, и от паука осталось только беспомощное, недвижимое туловище. Потом аноли схватил свою жертву за голову, вонзил в нее острые зубы и таким образом прикончил тарантула.

Замечательнее всего было то, что, когда аноли прыгнул на свою добычу, его яркие краски вернулись подобно вспышке молнии: спина снова стала зеленой, а горло - красным, пожалуй еще более ярким, чем прежде. Теперь он тащил паука но траве, явно пробираясь к находившейся вблизи груде гнилых деревьев, наполовину скрытых ползучими растениями и вереском. Очевидно, там было его жилище.

На этот раз Франсуа не пытался и не имел желания вмешиваться. Он рассматривал смерть тарантула как справедливую кару. Кроме того, аноли, благодаря тому, что они обладают красивой окраской и ловкостью и не причиняют вреда человеку, пользуются всеобщей любовью. Дело в том, что Франсуа, так же как и его братья, часто наблюдал, как это маленькое существо прыгает среди листвы и кормится мухами и другими насекомыми, но никогда раньше не видел это пресмыкающееся в такой ярости. Мальчики одобряли аноли за то, что он убил страшного тарантула, и не хотели мешать ему унести добычу. Однако было суждено, чтобы препятствие возникло с другой стороны. Франсуа, зоркие глаза которого приглядывались ко всему окружающему, вдруг воскликнул:

- Посмотрите, братья, посмотрите: ящерица-скорпион!

Базиль и Люсьен взглянули туда, куда показывал Франсуа, - на ствол дерева, мимо которого сейчас полз хамелеон. В двадцати футах от земли в дереве было темное круглое отверстие - очевидно, бывшее гнездо красногрудого дятла. Однако птицы, свившие это гнездо, покинули его, так как теперь оно было занято существом совсем другого рода - ящерицей-скорпионом, чья красная голова и коричневая шея торчали в этот момент из дупла.

Каждый, кто путешествовал по бескрайним лесам Америки, знаком с подобной картиной, так как это пресмыкающееся можно часто видеть в таком положении. Редко встречается более неприятное зрелище. Ящерица-скорпион, с ее красной головой и оливково-коричневым телом, - очень некрасивое пресмыкающееся, но, когда оно вот так выглядывает из своей мрачной норы в стволе дерева, поводя из стороны в сторону острой мордочкой, на которой зловеще поблескивают злые глазки, трудно представить себе более отвратительное существо.

Двигающаяся голова ящерицы-скорпиона и привлекла внимание Франсуа. Она поворачивалась то вправо, то влево, когда пресмыкающееся высовывалось из дупла и глядело вниз. Животное смотрело на землю под деревом и явно собиралось спуститься. Шуршанье аноли по сухим листьям привлекло его внимание.

Вдруг ящерица-скорпион появилась на дереве и прижалась к коре. Задержавшись на мгновение, она быстро пробежала по стволу вниз и прыгнула на аноли. Последний, так неожиданно атакованный, выронил паука и сначала хотел отступить. Если бы он это сделал, ящерица-скорпион не последовала бы за ним, так как единственной ее целью было отнять добычу. Аноли, однако, мужественное животное, и, видя, что противник немногим крупнее его самого, он повернулся и приготовился к сражению. Горло аноли раздулось до предела и стало еще ярче.

Оба находились теперь друг перед другом в угрожающих позах на расстоянии дюймов двенадцати. Глаза противников сверкали, раздвоенные языки были высунуты и блестели на солнце, а головы то поднимались, то опускались, как у боксеров, вышедших на ринг.

Вот они кинулись друг на друга, разинув пасти, и стали кататься по земле, взмахивая хвостами; затем снова разошлись и приняли прежнюю вызывающую позу. Так они сходились и расходились несколько раз, и ни один из них, казалось, не мог взять верх.

Уязвимым местом зеленой ящерицы аноли является ее хвост. Это такая чувствительная часть тела, что даже от слабого удара маленького прутика хвост отделяется от туловища. Ящерица-скорпион, казалось, знала об этом, так как несколько раз пыталась обойти своего противника сзади, или, как говорится у военных, «зайти ему в тыл», и явно стремилась атаковать его с хвоста. Аноли, в свою очередь, прилагал все усилия, чтобы не быть обойденным «с фланга». Как ни старалась ящерица-скорпион, противник каждый раз встречал его своей алой грудью.

Поединок длился несколько минут. Маленькие существа эти проявляли такую ярость, как будто бились два крокодила. Наконец аноли начал сдавать. Горло его побледнело, зеленый цвет стал менее ярким, и стало ясно, что силы покидают его. Тогда ящерица-скорпион сделала прыжок и перевернула его на спину. Прежде чем аноли успел вскочить, противник схватил его хвост и откусил у самого туловища. Бедняга, чувствуя, что потерял больше половины своей длины, пустился наутек и спрятался в валежнике.

Как оказалось впоследствии, аноли посчастливилось, что он убежал, хотя бы и изуродованный; да и для ящерицы-скорпиона лучше было бы оставаться в своей норе. Сражаясь, они отдалились от того места, где началась их битва, и оказались под раскидистой шелковицей. И тут внимание мальчиков было привлечено каким-то движением в листве дерева. В следующее мгновение там мелькнуло что-то красное, и с дерева свесился предмет в фут длиной и толщиной с трость. Блестящая чешуя и то, что предмет извивался, ясно говорили о том, что это змея.

Она стала медленно опускаться, и скоро из листвы уже был виден целый ярд ее тела. Остальная часть тела змеи была скрыта густой листвой; хвостом она, несомненно, обвилась вокруг ветки. Та часть тела змеи, которая была видна, была кроваво-красного цвета, а живот, или нижняя часть, - намного бледнее.

- Смотрите, - тихо сказал Франсуа, - какая красная змея! Я никогда еще не видел таких.

- Я тоже, - отозвался Базиль.

- И я, - сказал Люсьен. - Но я слышал о них. Я легко узнаю ее по описаниям. Это красная змея Скалистых гор.

- О, - заметил Базиль, - я слышал рассказы о ней от охотников!

- Да, - добавил Люсьен, - это редкая порода, и встречается она только на Дальнем Западе... Смотрите, скорпион хочет убежать! И аноли тоже убегает. Без хвоста!

Ящерица-скорпион увидела длинное красное тело змеи, висящее над ней, и побежала, стараясь спрятаться в траве. Вместо того чтобы броситься к какому-нибудь дереву, где ее могло бы спасти то, что она проворнее змеи, испуганная ящерица растерялась и выскочила на открытое место. Змея спустилась с шелковицы и поползла за своей жертвой, высоко подняв голову и открыв пасть. Через одну-две секунды она догнала ящерицу.

Люсьен был в восторге от только что полученного интересного урока естествознания и опять удержал Франсуа, хотевшего выбежать вперед. Мальчики придвинулись немного ближе, чтобы получше рассмотреть движение змеи. Они старательно прятались за листьями и кустами.

Змея, убив ящерицу-скорпиона, осталась на земле и, вытянувшись на траве, начала пожирать ее. Змеи не пережевывают пищу - их зубы для этого не приспособлены, они могут ими только хватать и убивать. Красная змея не ядовитая, и поэтому у нее нет таких длинных зубов, как у ядовитых змей. Вместо них у нее имеется двойной ряд острых зубов. Она очень проворна и обладает достаточной силой, чтобы сжимать своими кольцами, чего не может делать почти ни одна ядовитая змея. Как и все другие, она глотает добычу в том виде, в каком убивает, - целиком.

Так вела себя и эта змея. Поместив ящерицу прямо перед собой, она разинула пасть во всю ширину, взяла в рот ее голову и начала постепенно заглатывать. Это была любопытная операция, и мальчики с интересом наблюдали за ней.

Но и другие глаза следили за пресмыкающимся. Его яркое, кроваво-красное тело, лежащее на траве, бросилось в глаза зоркому врагу, темная тень которого скользила сейчас по земле. Подняв глаза, мальчики обнаружили птицу, которая кружила в воздухе. По ее снежно-белой голове и груди, широко раскинутым заостренным крыльям и, самое главное, по длинному раздвоенному хвосту они с первого же взгляда определили, что это за птица. То был вилохвостый коршун.

Он кружил, или, вернее, летел по спирали, постепенно снижаясь и сужая круг. Центром этого круга было то место, где лежала змея. Приятно было видеть, как эта птица парила в воздухе. Ее полет был идеалом непринужденности и грации - в этом отношении ни одна птица не может сравниться с коршуном. Ни один взмах его больших остроконечных крыльев не выдавал того, что ему необходима их помощь: казалось, он гордится тем, что может держаться в воздухе и без них. К тому же движение крыльев, если бы он взмахивал ими, могло обратить на себя внимание намеченной жертвы и предупредить ее об опасности.

Коршун казался совсем белым, когда поворачивался к зрителям грудью, а когда наклонялся при повороте, на солнце сверкали его черная спина и пурпурные крылья.

Это было красивое зрелище, и юные охотники стояли в немом восхищении.

Базиль и Франсуа были удивлены, что коршун не бросился сразу на змею, так как полет его явно был направлен в ее сторону. Они видели, что так поступали другие хищные птицы, такие, как краснохвостый ястреб, сапсан и скопа, которые иногда бросаются на свою добычу прямо с высоты нескольких сотен футов. Люсьен, однако, был осведомлен лучше. Он знал, что подобный подвиг могут совершать только те хищные птицы, у которых хвост сплошной, не раздвоенный, - такие, как белоголовый орлан и птицы только что упомянутых пород. Их широкие хвосты сразу пресекают движение вниз и не дают им разбиться о землю. Коршуны же не обладают этим качеством, в чем Люсьен видел чудесный закон природы - она уравняла преимущества этих двух пород птиц.

Люсьен рассуждал так.

Ястребы, хотя и очень быстро летают и в состоянии совершать большие перелеты, не могут оставаться в воздухе долго. Они скоро устают и должны время от времени отдыхать, садясь на какое-нибудь дерево. Можно заметить, что ястребы часто выбирают засохшие деревья, стоящие на открытых местах. Они делают это, чтобы листья не мешали им осматривать окрестность и выслеживать добычу. Но даже этого им недостаточно, и, чтобы лучше обнаружить ее, им часто приходится подниматься в воздух.

Коршуны же всегда, или почти всегда, находятся в воздухе. Они фактически живут в небесных просторах: даже пищу свою они поедают на лету, держа ее в когтях. Таким образом, они имеют гораздо больше возможностей увидеть свою добычу, чем их собратья из породы ястребов. Если бы коршуны обладали способностью кидаться на добычу с такой же уверенностью, как ястребы, у них было бы большое преимущество перед последними: отсутствие же этой способности уравновешивает их. Как я уже сказал, Люсьен видел в этом известное «равновесие сил», которое часто наблюдают те, кто изучает природу.

Эти мысли промелькнули в голове Люсьена за те несколько секунд, которые прошли с момента, когда мальчики впервые заметили коршуна, парящего в воздухе, до того, как он пролетел над самыми кустами - так низко, что они могли различить красную радужную оболочку его блестящих глаз.

Тут только змея впервые заметила коршуна. До сих пор она была слишком занята добычей, которую наконец заглотала. Тень больших крыльев упала на освещенную солнцем траву, прямо перед глазами змеи. Она взглянула наверх и увидела своего страшного врага. Все ее длинное тело содрогнулось, и красный цвет вдруг поблек. Змея спрятала голову в траву, стараясь укрыться, но было поздно. Коршун снизился плавно и бесшумно, выпустив когти, и на мгновение замер в воздухе прямо над змеей... Когда он снова взмыл вверх, змея уже извивалась в его когтях.

Несколько взмахов сильных крыльев подняли коршуна выше самых высоких деревьев, но заметно было, что лететь ему тяжело. Он поднялся еще выше, и взмахи его крыльев стали более частыми и неровными. Очевидно, что-то затрудняло его полет. Змея больше уж не висела в когтях коршуна - она обвилась вокруг его тела. Блестящие кольца змеи, наполовину скрытые в белом оперении птицы, выделялись точно красные ленты.

Вдруг коршун беспорядочно замахал крыльями, затем одно из его крыльев исчезло из виду, и, несмотря на судорожные взмахи другого крыла, оба они - и птица и змея - тяжело упали на землю.

Они упали близко от того места, где поднялись. Ни тот, ни другая не были убиты при падении - казалось, они даже не ушиблись, так как, едва коснувшись земли, начали яростную борьбу. Птица стремилась высвободиться из обвивавших ее колец, а змея старалась удержать ее. Змея словно знала, что в этом ее единственная надежда: если бы она отпустила коршуна и попыталась уползти, тот опять схватил бы ее. Только потому, что змея спрятала голову в траву, коршуну не удалось схватить ее за шею и прикончить сразу. Возможно, что в данный момент ее противник был бы рад свести борьбу «на ничью», так как находился в еще худшем положении. При создавшейся обстановке змея бесспорно имела преимущество.

Борьба обещала быть длительной. Змея изо всех сил извивалась на земле, а птица все билась одним крылом, которое было еще свободно, и в положении сражающихся долго не было заметно никаких изменений. Они останавливались, чтобы передохнуть, через каждые две-три минуты.

Как же суждено было кончиться поединку?

Коршун не мог убить змею, так как ему не удавалось достать до нее ни клювом, ни когтями. Свою первоначальную хватку он утерял при падении и теперь уже не был в состоянии возобновить ее, так как змея очень плотно обвилась вокруг его тела.

С другой стороны, змея не могла убить коршуна, потому что, хотя и обладала известной силой для того, чтобы сжать своими кольцами птицу, силы этой было все же недостаточно. Ее хватало, чтобы удержать и до некоторой степени сжать своего врага, но не хватало, чтобы раздавить и задушить его.

В этот момент оба врага хотели бы находиться как можно дальше друг от друга, но не могли разойтись, не подвергаясь каждый большой опасности.

Коршун не мог вырваться, а змея не решалась выпустить его.

Как же суждено было этому кончиться, если не вмешается какая-нибудь третья сила? Этот вопрос задавали себе наши любители приключений, с интересом наблюдая за происходящим. Они строили следующие предположения.

Борьба кончится, когда кто-нибудь из двоих умрет с голоду. По кто погибнет первым? Хорошо известно, что коршун может прожить без пищи несколько дней. Но и змея тоже. Больше того: пресмыкающееся может прожить без пищи в десять раз дольше, чем птица, а змея только что пообедала - великолепно пообедала ящерицей-скорпионом, которая сейчас находилась еще не переваренная в ее желудке. Коршун же, очевидно, давно ничего не ел и был очень голоден, если решил попытаться съесть кроваво-красную змею в четыре фута длиной, так как его обычной пищей являются саранча, аноли и маленькие зеленые змейки. Следовательно, со всех точек зрения, у змеи было преимущество перед птицей и змея оказалась бы победительницей. Так бы и кончилось все происшествие, если бы противники были предоставлены самим себе.

К такому заключению пришли юные охотники и, понаблюдав борьбу и удовлетворив свое любопытство, хотели уже выйти из кустов и положить ей конец, когда новые действия сражающихся заставили мальчиков снова притаиться.

Коршуну удалось приблизить свою голову к голове змеи, и он ударял по ней открытым клювом, стараясь схватить ее за челюсти. Коршун лежал на спине - эти птицы лучше всего сражаются в таком положении. Змея изо всех сил старалась укусить врага и время от времени открывала пасть, обнажая двойной ряд острых конусообразных зубов. В один из таких моментов коршун нанес ей сильный удар и захватил в клюв нижнюю челюсть змеи. Та сейчас же закрыла пасть, но острые змеиные зубы не могли повредить твердый клюв, и птица не обращала на это внимания.

Коршун продолжал крепко держать змею своим мощным клювом. Теперь он завоевал преимущественное положение. Он не собирался медлить и хотел использовать свое превосходство. Быстро перевернувшись при помощи крыла, он впился в землю когтями одной лапы и стал подтягивать голову змеи поближе к себе, пока она наконец не оказалась в пределах досягаемости другой его лапы. Затем одним яростным ударом он захватил горло врага когтями и стал сжимать его, точно тисками.

Это положило конец борьбе. Красные кольца ослабли и соскользнули. Змея еще слегка шевелилась, но это были уже предсмертные судороги. Через несколько мгновений тело ее лежало, вытянувшись на траве, без сил и без движения.

Коршун вскоре вырвал клюв из челюстей змеи, поднял голову, расправил крылья, чтобы удостовериться, что свободен, и с победным криком поднялся в воздух, а за ним потянулось, точно шлейф, длинное тело змеи.

В это время другой крик достиг ушей юных охотников. Его можно было бы принять за эхо первого крика, но он прозвучал более дико и громко. Все устремили глаза туда, откуда он послышался. Мальчики хорошо знали, кто это кричит, они слышали подобный крик и раньше. Они знали, что такие звуки издает белоголовый орлан.

Юные охотники тут же и увидели его. Он парил высоко в голубом небе, распустив большой хвост и раскинув широкие - семи футов в размахе - крылья.

Орлан летел по прямой, направляясь к коршуну, и явно желал отнять у того только что завоеванную добычу. Коршун услыхал крик, прозвучавший как эхо его собственного, и, понимая его значение, сразу напряг всю силу крыльев, чтобы подняться повыше в воздух. Он, казалось, твердо решил не отдавать добычу, которая досталась ему с таким трудом, или, по крайней мере, не уступать ее без боя.

Птицам его породы иногда удается улететь от орла, то есть от некоторых орлов, так как эти царственные птицы отличаются друг от друга по быстроте полета, как собаки от лошади по быстроте бега. Коршуны тоже бывают разные, и тот, о котором идет речь, будучи абсолютно уверен в мощи своих крыльев, думал, наверно, что сумеет потягаться со своим преследователем, который мог оказаться слишком жирным, слишком старым или слишком молодым, для того чтобы обладать необходимыми для полета силами.

Во всяком случае, коршун решил заставить орлана погоняться за собой, предполагая, если тот догонит его, быстро положить конец преследованию, уступив врагу добычу, как частенько вынужден делать сородич коршуна - скопа. Поэтому коршун стал набирать высоту, делая круги по пятидесяти футов в диаметре.

Если коршун предполагал, что его преследователь слишком стар, молод и жирен или в какой-то мере медлителен, ему предстояло скоро в этом разувериться. Те, которые наблюдали за полетом этой птицы, не разделяли точки зрения коршуна, - наоборот, юные охотники подумали, что никогда еще не приходилось им видеть более замечательного представителя орлиной породы.

У орлана было пышное оперение, а голова и кончик хвоста - белые как снег. Крылья широкие, четкого рисунка. Птица была очень большая, и это доказывало, что перед ними самка, а не самец. Как ни странно, природа, кажется, изменила себе в отношении этих птиц; самки их всегда ярче по оперению, крупнее, быстрее в полете, сильнее и даже свирепее, чем самцы...

Коршун устремляется все выше, изо всех сил напрягая свои остроконечные крылья, - вверх по спирали, как бы ввинчиваясь в воздух. Вверх устремляется и орлан, тоже по спирали, но более широкими кругами, которые охватывают орбиту полета коршуна. Обе птицы летят концентрическими кругами. Вот орбиты их полета пересекаются; теперь они кружат параллельно. Коршун взлетает еще выше. Преследующий его орлан тоже взмывает вверх. Они все больше приближаются друг к другу. Круги их становятся все уже, но это только кажется, так как они поднялись очень высоко. Вот коршун превратился в точку и кажется неподвижным; вот он совсем пропал из виду. Орлана еще видно, но сверкает только маленькое пятнышко, точно кусочек белого облака или снега на голубом небе, - это кончик его хвоста. Наконец и оно исчезло - и коршун и орлан словно растаяли в воздухе.

Чу! Сс-сс-ш!.. Вы слышали этот звук, точно свист ракеты? Посмотрите, что-то упало на верхушку дерева и сломало несколько веток. Смотрите, это коршун! Он мертв, и из раны на плече сочится кровь.

Чу, опять! Фш-ш-ш! Это орлан. Видите, у него в когтях змея!

Орлан камнем ринулся вниз. Полет его был так стремителен, что за ним нельзя было проследить глазом. В двухстах-трехстах ярдах от земли он расправил крылья и распустил, как веер, хвост, что сразу затормозило его движение вниз. Затем несколькими размеренными взмахами крыльев он медленно поднялся над верхушками деревьев и уселся на вершину засохшей магнолии.

Базиль схватил ружье, чтобы выстрелить. Ему негде было спрятаться, так как дерево, на которое опустился орлан, стояло на голом месте. Юный охотник знал по опыту, что приблизиться к птице верхом на лошади было единственным шансом, поэтому он выдернул колышек, к которому был привязан Черный Ястреб, и, вскочив в седло, поскакал меж кустов. Не прошло и нескольких минут, как послышался выстрел, и орлан свалился с дерева.

Это было последним звеном в цепи разрушений.

Базиль возвратился, неся большую птицу. Это была самка, как и сказал Люсьен, очень крупная - более двенадцати фунтов весом, а размах крыльев ее равнялся семи футам. Обычно вес птицы этой породы редко превышает восемь фунтов и сами они бывают небольшими.

- Как цепь разрушений! - воскликнул Люсьен. - Одно существо служит добычей другому.

- Да, - сказал Франсуа. - И как интересно: это началось с птицы и кончилось птицей. Посмотрите на них обеих!

Говоря это, он указал на крошку-колибри и на огромного орлана, которые лежали в траве рядом и представляли собой резкий контраст по величине и внешнему виду.

- Ты забываешь, Франсуа, - сказал Люсьен, - что в этой цепи были еще два звена, а может быть, и больше.

- Какие же другие звенья? - спросил Франсуа.

- Колибри, как вы помните, подверглась нападению в то время, когда она сама являлась разрушителем - она убивала синекрылую мушку.

- Да, это, конечно, другое звено... Но кто убил орлана?

- Думаю, это Базиль. В таком случае, он является последним звеном в цепи разрушений.

- И, может быть, самым преступным, - сказал Люсьен, - потому что ему это было меньше всего необходимо. Остальные существа руководствовались лишь инстинктом к добыванию пищи, тогда как целью Базиля было стремление к бессмысленному разрушению...

- Я не согласен с тобою, Люс! - сказал Базиль, резко прерывая брата. Дело совсем не в этом. Я застрелил орлана за то, что он убил коршуна и отнял у него добычу, вместо того чтобы потрудиться самому и добыть себе пищу. Вот почему я добавил это звено к твоей цепи.

- С этой точки зрения, тебя, пожалуй, можно извинить, - отвечал Люсьен, улыбаясь брату. - Хотя трудно понять, почему орлан больше виноват, чем коршун: он взял только одну жизнь, так же как и коршун.

Базиль, казалось, был немного рассержен тем, что его обвинили в бессмысленной жестокости.

- Но, - возразил он, - помимо того, что орлан лишил жизни свою жертву, он обокрал ее. Он совершил грабеж и убийство, а коршун виновен только в убийстве.

- Ха-ха-ха! - рассмеялись вместе Люсьен и Франсуа. - Вот так рассуждение!

- Люс, - спросил Франсуа, - а что ты имел в виду, когда говорил, что в этой цепи могло быть еще много звеньев?

- Кто знает... может быть, синекрылая мушка сама питалась какими-нибудь другими, еще более мелкими существами, а те, в свою очередь, - другими, мельчайшими, которые, хотя и невидимы простым глазом, все же являются живыми существами. Кто знает, зачем природа создала эти существа... Чтобы они служили пищей друг другу? Вот вопрос, на который мы не можем найти удовлетворительный ответ.

- Как знать, Люс, - сказал Франсуа. - Как знать... Может быть, есть еще одно звено, по другую сторону этой цепи... Базиль, а что скажешь ты? Может быть, мы еще встретимся с медведями гризли? - И Франсуа рассмеялся.

- А если это произойдет, - ответил Базиль, - скорее всего, именно ты явишься этим последним звеном.

- Не говори так! - воскликнул Люсьен. - Я надеюсь, что в нашем путешествии мы не встретим ни гризли, ни индейцев.

- А я жажду сразиться с гризли! Что касается индейцев, я ни капельки их не боюсь, пока у меня есть вот это.

С этими словами Базиль достал из-за пазухи расшитый бисером мешочек, подержал его с минуту в руках и спрятал на прежнее место.

- Базиль, ну, пожалуйста, - воскликнул Франсуа, - расскажи нам об этом мешочке! Как он сможет спасти нас от индейцев? Мне очень хочется знать.

- Не сейчас, Франсуа, - ответил Базиль снисходительным тоном старшего. Не сейчас. Надо приготовить ужин и ложиться спать. Мы потеряли полдня, просушивая вещи, поэтому должны наверстать время, встав пораньше утром. А затем - в прерии!

- А затем - в прерии! - повторил Франсуа. - Да здравствуют прерии, мустанги, олени, антилопы и бизоны!