Онлайн чтение книги Белые линии
«ДЬЯВОЛЫ» ДОКТОРА ПАСТОРА

Среди преступников, сколачивавших в республике банды террористов, было немало специально обученных агентов иностранных разведок, заброшенных на нашу территорию в основном в первой половине пятидесятых годов. Поэтому не случайно рядом с музейными экспонатами, повествующими о террористических актах, выставлены предметы и документы, связанные с деятельностью шпионов в Чехословакии, в том числе фальшивые паспорта, радиопередатчики, фотоаппараты, пистолеты, резиновые перчатки, фотокопии шпионских сведений, кусачки для проволочных заграждений. Когда-то эти предметы принадлежали агентам-ходокам. Пограничники, служившие тогда на границе, называли их «дьяволами». Об истории двух таких «дьяволов» в музее мы узнаем следующее.

1

В пятницу 7 августа 1953 года в Борованах около Ческе-Будеевице был арестован человек, имевший при себе паспорт на имя Йозефа Гахи. Судя по данным паспорта, его владелец родился 1.12 1922 года в Яловце, работает учителем и живет в Ческе-Будеевице, улица Чешская, 50. Фотография соответствовала личности арестованного. На первый взгляд, с паспортом у задержанного было все в порядке.

На первый взгляд...

В действительности же человек, сидевший перед следователем, не был Йозефом Гахой, да и остальные сведения в паспорте тоже были фальшивыми. Правильные данные арестованный продиктовал позднее при составлении протокола. В нем говорилось:

«Станислав Сосина, родился 24.4 1920 года в Пршедборжице, район Милевско, служитель римско-католической церкви, по национальности — чех, чехословацкий гражданин, холост, последнее место жительства — Италия, Рим».

Когда следователь поинтересовался подробностями биографии задержанного, он услышал следующие показания:

«В Пршедборжице у Седльчан я закончил начальную школу и городское училище. Потом закончил шесть классов гимназии в Ческе-Будеевице, где в 1939 году получил аттестат о среднем образовании. С ноября 1939 года до сентября 1945 года я находился в Риме, где изучал философию и богословие. Затем вернулся в ЧСР и работал до октября 1947 года капелланом костела в Писеке. В это же время в течение года изучал частным образом теологию на богословском факультете в Праге. В сентябре 1948 года меня перевели администратором в Бенешов-над-Черной...»

2

Бенешов-над-Черной...

Когда-то это был оживленный пограничный городок,

В 1930 году в нем насчитывалось около 1700 жителей. В то время когда сюда приехал Станислав Сосина, чтобы принять доверенный ему приход, здесь осталось всего 600 человек. По сравнению с довоенным временем эта цифра невелика, но вполне достаточна для того, чтобы Станислав Сосина начал осуществлять планы своей церкви, ради которых его, собственно, и перевели в Бенешов-над-Черной.

Ческе-будеевицкий епископ Глоуха, обсуждавший с ним вопрос о переводе из Тргове-Свини в этот приграничный город, не прибегал на этот раз к своим излюбленным иносказаниям. Он говорил Сосине откровенно:

— Для церкви, сын мой, наступили тяжелые времена. С коммунистами разговаривать стало трудно, и, если мы хотим сохранить церковь в этой стране, мы должны с ними бороться. Твое место будет на границе. Ты будешь помогать тем, для кого пребывание в этой республике станет невыносимым, и им придется уходить за границу. Нам нужно создать для них надежный путь, а твой будущий приход должен стать одной из первых станций на этом пути. Найди там среди верующих тех, кто предан нашему делу, и будьте готовы помогать нашим друзьям...

С такой миссией, а также с ненавистью ко всему, что происходило в республике после февраля 1948 года, администратор Станислав Сосина приезжает в Бенешов-над-Черной. И соответственно начинает действовать. Уже с первых дней своего пребывания в этом селе он устанавливает контакты с лицами, которые, как он полагает, думают так же, как и он. В протоколе значатся следующие его показания:

«Приехав в Бенешов-над-Черной, я стал подбирать среди верующих нужных мне лиц, с которыми в будущем смог бы решить задачи, поставленные передо мной епископом Глоухой. Первым человеком, с которым я установил тесный контакт, была Маркета Ентшерова. Она регулярно посещала церковь, и я вскоре узнал, что к существующему государственному строю она настроена враждебно. Более тесную связь с ней я установил во время крещения ее последнего ребенка в январе 1949 года. Поскольку мне было известно, что после февральских событий 1948 года ее муж нелегально бежал за границу, я стал оказывать ей финансовую помощь. В течение 1949-1951 годов я передал ей около восьми тысяч крон и некоторые продукты: мясо, сало, масло, яблоки. Тем самым я привлек Ентшерову на свою сторону и мог уже ей полностью доверять. Она относилась ко мне так же. Через Ентшерову я познакомился поближе еще с одной женщиной, по фамилии Крейзлова, которая на упомянутых крестинах была кумой. С помощью этих двух женщин я впоследствии организовал первый нелегальный переход через границу. Это было в феврале 1949 года, когда туда перешли супруги Розсыпал.

В то время ко мне в приход пришел молодой человек, представившийся Борживоем Розсыпалом. Он сказал, что обращается ко мне от имени моего знакомого, священника Йозефа Ирана, и просит помочь ему нелегально перейти через границу. Как он сообщил мне, Ирана он знает еще по Праге, где они в 1947-1948 годах учились на богословском факультете. Розсыпал сообщил, что он оставил богословие, что в настоящее время его разыскивают органы безопасности и ему грозит арест за антигосударственную деятельность. Я устроил так, чтобы Розсыпал и его жена спрятались у Крейзловой, поскольку ее муж в 1948 году тоже бежал за границу и в доме свободного места было достаточно. Потом я попросил Ентшерову организовать переход за рубеж супругов Розсыпал при помощи ее мужа, который, как мне было известно, время от времени нелегально переходил границу, чтобы повидаться с семьей. Ентшерова пообещала мне сделать это. Действительно, через несколько дней, во второй половине февраля, эти люди были переведены через границу каким-то австрийским парнем, о котором мне известно лишь то, что он из Линца.

Постепенно круг моих помощников расширялся. К обеим женщинам добавился сначала почтовый служащий Ондржей Галачек, потом лесоруб Ян Эндлвебер и их жены. Особенно полезным для меня оказался Галачек. Впоследствии они вместе с Эндлвебером обеспечивали нелегальные переходы через границу многих людей. Среди них были, например, священники Штефан Нагалка и Ярослав Шубрт и двое студентов, которые их сопровождали. Галачек, работая на почте, располагал отличной информацией обо всем происходящем о деревне: что думают люди о готовящейся организации сельхозкооператива, как они оценивают политическое положение. Часто ему удавалось узнать и то, что обсуждалось на собраниях местной организации КПЧ. Я собирал у него подобные сведения и соответственно строил свои проповеди или же беседы с верующими...»

Каково было содержание этих проповедей, стало ясно позже из рассказов некоторых свидетелей. Станислав Сосина в бенешовской церкви не только открыто агитировал против организации кооператива, против коммунистов и членов народной власти, читал верующим издания антигосударственного содержания, но и всеми силами старался повлиять на настроения учеников местной школы в духе собственных реакционных взглядов.

Как показал один из свидетелей, Вацлав Кучера, Сосина наставлял детей в школе не принимать участия в воскресниках по уборке урожая. Тех, кто осмеливался ослушаться, он клеймил в проповедях в церкви или во время уроков закона божьего. На этой основе возник конфликт между священником и родителями этих детей, во время которого Сосина поносил наш государственный строй.

Но Станислав Сосина не ограничивался одними словами. Через Крейзлову он установил контакт с ее мужем — беженцем Крейзлом, который нелегально посещал Бенешов-над-Черной. На этих встречах Сосина передавал им сведения шпионского характера, предназначенные для Ватикана.

Естественно, что такое поведение бенешовского священника привлекло внимание жителей пограничной деревни. Они стали говорить об этом. Неудивительно, что вскоре Сосиной заинтересовались органы безопасности.

Но «дьявол в сутане священника», как кто-то в Бенешове назвал Сосину, учитывал и такую возможность. Он уже давно договорился с Ондржеем Галачеком, что в том случае, если ему будет угрожать опасность, он уйдет за границу тем же путем, который он до сих пор использовал для своих друзей.

3

Станислава Сосину должны были арестовать 31 октября 1952 года. Но этого не случилось. Почему его не арестовали, он сам расскажет на допросе спустя десять месяцев:

«Вечером 29 октября 1952 года ко мне в костел пришел Ондржей Галачек и предупредил, что в ближайшее время меня должны арестовать. Он якобы подслушал на почте телефонный разговор, где шла речь о моем аресте. Мы условились с Галачеком о том, что в случае, если мне будет грозить опасность и я не смогу его найти, я уйду из деревни в лес и вечером того же дня мы встретимся на склоне горы Томаша. А оттуда пойдем к Эндлвеберу.

В пятницу 31 октября после обеда в Бенешов-над-Черной приехала машина госбезопасности. В это время я был в школе, куда и прибежала одна из моих прихожанок предупредить, что меня разыскивают. Я немедленно отправился к условленному месту. Вечером туда пришел Галачек, и мы вместе пошли в Черную долину к дому Эндлвебера. Это было примерно в десять часов вечера. После короткого разговора с Эндлвебером мы направились к государственной границе. Там я простился со своими проводниками, дал им примерно тысячу крон, которые у меня были с собой, и направился в Австрию».

Тогда, в конце октября 1952 года, Станиславу Сосине удалось избежать ареста. Но ненадолго. Он собирался снова вернуться в республику, чтобы пожать посеянные им здесь плоды.

И действительно, он вернулся, получив соответствующие указания, на этот раз не от епископа Глоухи, а от других лиц. Между тем прошел почти год, который у Станислава Сосины был заполнен деятельностью против своей родины. Но давайте проследим за делами Сосины после его нелегального бегства за границу.

4

Ноябрьский вечер 1952 года.

Из поезда, прибывшего на венский вокзал из Гмюнда, выходит мужчина с белым воротничком священника.

Это Станислав Сосина.

Так же быстро, как он добрался сюда от чехословацкой государственной границы, устраивает Сосина свои дела и в Вене. Ночь он проводит у одной из своих приходских овечек, которая несколько месяцев назад переселилась из республики в Австрию. Утром следующего дня он является в главную резиденцию австрийской епархии. Ее работники хотя и не встретили его с распростертыми объятиями, тем не менее выразили готовность оказать ему помощь. Правда, с одним условием: Сосина должен ответить на все интересующие их вопросы.

Бывший бенешовский священник охотно принимает это условие. В течение трех дней он рассказывает священнику, которого остальные называли «герр доктор», все, что этот «духовный отец» хотел слышать: о политическом и экономическом положении Чехословакии, об уборочной кампании на юге Чехии, о методах создания единых сельскохозяйственных кооперативов, о положении церкви в республике, о воинских частях и аэродромах, о новых мерах чехословацкого правительства по охране государственной границы. Пана доктора интересуют фамилии функционеров КПЧ, органов народной власти в районе Ческе-Будеевице, а также люди, не согласные с после-февральским режимом и готовые работать против него. «Духовного отца» интересует и многое другое, о чем Сосина ему с готовностью рассказывает.

«Герр доктор» исповедует Сосину, а человек в штатском, присутствовавший на всех их встречах, тщательно все записывает. Только потом бывший бенешовский священник узнает, что этот человек в штатском — представитель «американской католической епархии». Но пока Сосину это не особенно интересует. Свои сребреники за представленную информацию он уже получил: нижнее белье, мыло, зубную щетку и 300 шиллингов. За сведения, переданные «герру доктору», это низковатая плата. Но господа из епархии, видимо, знают, что делают.

Выяснив все, что требовалось, они передают беглеца из Чехословакии другому учреждению, которое тоже весьма интересуется информацией Сосины. Человек, представляющий эту организацию, назвался инженером Колманом. Он достает Сосине документы и организует переезд в Зальцбург. А там уже Станислав Сосина встречается со своим старым знакомым, мужем своей бывшей сотрудницы из Бенешова-над-Черной, Карелом Ентшером, а также знакомится с его шефом из так называемой «координированной разведслужбы НАТО» — доктором Пастором.

И вновь повторяется то, что было в Вене. С той лишь разницей, что доктора Пастора интересует более подробная информация Сосины о военных делах. И беженец буквально из кожи вон лезет. Он чертит планы военных объектов, на которых ему приходилось бывать, рассказывает об офицерах, пришедших служить на государственную границу, сообщает адреса лиц, на которых можно рассчитывать в случае антикоммунистического выступления. В отличие от венского «духовного отца» доктор Пастор более щедр. Сосина получает 100 марок наличными, а кроме того, агенты из «координированной разведслужбы НАТО» достают ему разрешение на выезд в Ватикан.

Говорят, что все плохое случается трижды. И в случае с Сосиной эта поговорка подтвердилась. На этот раз в Риме. Здесь он опять попал к «духовным отцам», теперь уже в лице монсеньора Бафилы из Ватиканского государственного управления, и к шефу ватиканского радиовещания на чешском языке иезуиту Фершту.

Для этих господ Сосине пришлось написать трактат почти на тридцати страницах, содержащий как церковные, так и светские данные. В этом докладе, по сути дела, было обобщено все, что Сосина рассказывал в Вене и доктору Пастору. А то, о чем он забыл написать, было дополнено во время бесед со священнослужителями.

И за эту услугу Станислав Сосина получает награду. Ему разрешено жить в чешском колледже Непомука в Риме, а со временем его переводят в католический дом Нативита.

Но там он не задерживается надолго. Уже через полгода Сосина каким-то образом получает из Чехословакии известие, что его мать серьезно больна и хотела бы встретиться с сыном. Иезуит Фершт, принесший эту весть, свое дело, видимо, знает хорошо и ждет решения священника. Он дает ему два дня на размышление и между делом напоминает, что если, мол, Сосина решит поехать к матери, то перед поездкой он должен встретиться с монсеньером Бафилой.

Сосина принимает решение, которое эти господа ждут и приветствуют. Тем более что с поездкой шпиона особых забот у них не предвидится. Все необходимое, связанное с нелегальным переходом Сосины, брала на себя «координированная разведслужба НАТО».

5

В середине июля 1953 года Станислав Сосина прибывает в Зальцбург, а вскоре после этого в Розенхейм и опять попадает в общество Карела Ентшера и доктора Пастора. На этот раз больше говорит доктор Пастор, а не священник. Он соглашается достать Сосине фальшивые документы, необходимые для пребывания в Чехословакии, но за это требует определенную услугу.

Сосина принимает предложение Пастора без размышлений.

А потом уже «дьявол в сутане священника» проходит тщательное обучение для того, чтобы выполнить поставленную перед ним задачу. Об этом говорится в его показаниях:

«В субботу 18 июля 1953 года доктор Пастор начал меня готовить для моей предстоящей работы в Чехословакии. Сначала он познакомил меня с тем, как сделать чернила для тайнописи с помощью квасцов, фруктового сока, молока, лимонной кислоты и бромистого калия, и объяснил мне, как ими пользоваться. Потом он научил меня фотографировать шпионские сообщения. После этого технического курса Пастор меня проинформировал, как «координированная разведслужба НАТО» будет связываться в Чехословакии с людьми, которых я во время своего пребывания завербую.

На следующий день доктор Пастор познакомил меня с порядком составления и шифровки шпионских сообщений. Для шифровки мы пользовались книгой Эрбена «Букет». Эту же книгу я должен был достать и для людей, которых завербую, и обучить их правилам шифровки. После изучения этих вопросов Пастор проинструктировал меня о деталях шпионских заданий.

Прежде всего мне предстояло организовать подпольную группу. В связи с этим я назвал ряд лиц, на которых, по моему мнению, можно было опереться, и мы договорились о кличке для каждого из них. Затем доктор Пастор изложил, какие сведения его интересуют в первую очередь. Они были из области промышленности и военного дела. Он интересовался металлургией и рудными шахтами, тяжелым машиностроением и электропромышленностью, химической и топливно-энергетической промышленностью. Другие вопросы, полученные мною от Пастора, были связаны с производством машин и самолетов, Некоторые из данных я должен был сообщить лично ему сразу же по приезде из Чехословакии, другие должны были постепенно собирать люди, которых мне удастся завербовать для сотрудничества. От доктора Пастора я получил также адреса нескольких агентов, которых я должен был разыскать, чтобы передать различные поручения. Их имена я уже называл в прошлых показаниях.

На следующий день доктор Пастор стал проверять, насколько я понял и усвоил его инструкции. Вечером 20 июля он передал мне миниатюрные снимки шпионских заданий, которые мне предстояло выполнить, затем я получил небольшое увеличительное стекло для чтения фотоснимков, фальшивый паспорт на имя Йозефа Гахи, который я дополнил отпечатком правого большого пальца и подписал. В этот вечер доктор Пастор передал мне две вырезки из карты Южной Чехии и пограничной зоны Австрии, где мне предстояло перейти границу, компас, резиновые перчатки и кусачки для колючей проволоки. Наконец, я получил от Пастора 2300 крон в новых чехословацких деньгах и 30 марок. Кроме того, он обещал мне, что попытается найти какого-нибудь человека, который проводит меня к границе. В связи с этим он сообщил, что в настоящее время перейти нелегально на территорию Чехословакии гораздо труднее, чем тогда, когда я работал в Бенешове-над-Черной, так как пограничные части были значительно усилены...»

В ночь на 23 июля 1953 года священник переходит в Чехословакию, получив инструкции по ведению шпионажа.

«Дьяволу», снаряженному доктором Пастором, в эту июльскую ночь везло. Можно сказать, чертовски везло. Ему удалось ускользнуть от чехословацких пограничных дозоров и перейти на территорию республики.

6

Работать в Чехословакии Станислав Сосина начал там же, где и десять месяцев назад, — на хуторе у Эндлвебера. Тот позаботился о том, чтобы к Сосине пришла его верная овечка Маркета Ентшерова, пришла не столько для того, чтобы получить известие от своего мужа, сколько для того, чтобы помочь Сосине установить контакты с единомышленниками. И Ентшерова действительно сделала все, что было в ее силах.

Сначала она обеспечила Сосине пристанище в Боровани близ Тргове-Свини, а потом и безопасный переход в это убежище.

Домик двух одиноких борованских женщин на несколько дней превратился в базу для осуществления шпионских целей Сосины. Отсюда шли указания в Ческе-Будеевице, в Суликов в Моравии и в Тргове-Свини. Сюда приходили бывший воспитанник францисканского монастыря Алоиз и борованский священник Сукдол, суликовский учитель и сестра епископа Глоухи. Приходили и другие лица, на которых Сосина рассчитывал. «Дьявол» раскидывал свои сети, соблазнял, обещал, угрожал, обучал, организовывал. Он вдруг совершенно забыл о своей больной матери и совсем не спешил в Милевско. Гораздо важнее для него было задание, которое ему дали монсеньор Бафила, иезуит Фершт и доктор Пастор,

Блокноты Сосины в эти дни разбухают от полученной информации, постепенно расширяется и круг людей, готовых в будущем работать на доктора Пастора...

Но всему приходит конец. Уже с момента нарушения чехословацкой государственной границы в операцию включились несколько десятков человек. Им становится известно, что преступник, перешедший границу неподалеку от горы Томаша, — это священник, ускользнувший от правосудия в прошлом году.

В пятницу 7 августа 1953 года в Боровани около Ческе-Будеевице был арестован человек, имевший при себе паспорт на имя Йозефа Гахи. Доктор Пастор и монсеньор Бафила хлопотали напрасно.

7

Со времени ареста Станислава Сосины прошло неполных три недели. Все еще идет август 1953 года.

В одном из домов на окраине Франкфурта-на-Майне в строго обставленной чердачной комнате сидят двое мужчин и ведут степенный разговор. Доктор Пастор угощает своего коллегу из американской разведслужбы коньяком, сигаретами и делится информацией.

— Я получил через Ватикан сообщение о том, что в Чехословакии арестован некий пастор, который должен был выполнить и наше задание. Похоже, что не выполнит...

— Ходок? — коротко спросил Аллен Браун, собеседник Пастора, имея в виду агента-пешехода.

— Да, ходок. Но в отличие от других подавал неплохие надежды. Интеллигентный человек, имевший широкие контакты со священниками не только в Южной Чехии, но и в Моравии.

— Но теперь, раз он попался, все контакты полетят к черту, доктор. Вы хотели что-то узнать?

— Вот именно! Когда вы в ближайшее время отправляете человека за «занавес»? И кого?

— В ближайшее время никого... Есть тут, правда, у меня один парень, который прошел курс полетов на шарах в Англии, но похоже, что он отправится не раньше чем через месяц.

— Значит, прилично подготовлен?

— Учитывая вложенные в него средства, вполне сносно. Мы рассчитываем, что он сколотит в Чехословакии группу надежных людей, которая будет заниматься, главным образом, военными вопросами.

— Это и нам пригодилось бы.

— Что пригодилось бы?

— Тот ходок, который уже не вернется, имел задание установить связь с одним человеком в Таборе, который довольно свободно разбирается в авиации. Этот человек законсервирован у нас с сорок восьмого года, и пока мы его не трогали. Теперь бы он нам очень пригодился, да вот пастор провалился...

— А вы хотели бы, чтобы направляемый нами человек выяснил, видал ли пастор вашего агента в Таборе?

— Неплохо бы.

Аллен Браун отхлебнул глоток коньяка из рюмки, закурил сигарету и важным тоном, не соответствующим его положению, сказал:

— Что касается меня, то я ничего не имею против. Но вам, доктор, конечно, придется договориться с Моравецем, которому подчиняется этот парень. Насколько мне известно, Бероун не так далеко от Табора, чтобы из-за этого возникли какие-либо проблемы. Кроме того, Моравец, может быть, и будет рад оказать вам услугу.

— Этот парень будет работать в районе Бероуна?

— Где-то в тех местах.

— Прекрасно. С Моравецем, я думаю, договоримся. А знаете, Браун, мне с вами хорошо работается...

Они разговаривали еще долго. В том числе говорили и о судьбе человека, который должен был приехать во Франкфурт-на-Майне, чтобы оттуда отправиться дальше на Восток.

8

До полуночи остается немногим более часа. А в лесах, раскинувшихся восточнее западногерманского пограничного городка Арцберг, у группы из шести человек еще полно работы.

Трое американских военнослужащих на склоне горы готовят к запуску небольшой шар, еще трое, в штатском, стоят перед военной палаткой и разговаривают.

— Можете готовиться, минут через пятнадцать полетите, — глуховатым голосом произносит мужчина, передавший перед этим Ладиславу Крживачеку штурманские принадлежности и метеорологическую карту. — Кажется, полет будет удачным. Часа через три приземлитесь. Не забывайте только следить за высотой. Тысяча шестьсот метров, не больше и не меньше.

— Понятно, Вилли. Тысяча шестьсот, не больше и не меньше. Ну, пока!

Вилли дружески хлопает Крживачека по плечу, а третий из штатских, Аллен Браун, протягивает ему руку:

— Ни пуха ни пера, Лацо! И не забудь про голубей. Идашека пошлешь сразу же, как приземлишься, а Златоглавека — когда немного осмотришься и определишь место посадки.

— Ясно, Браун. Ну, я пойду.

Ладислав Крживачек усаживается в небольшую корзину под шаром. Через несколько минут солдаты отвязывают канаты. Шар устремляется вверх и берет направление на восток. Сидящий в нем человек таким путем возвращается в страну, где он родился двадцать два года назад.

Родился Крживачек под знаком Скорпиона 31 октября 1931 года. Ровно через двадцать лет, тоже в октябре, он бежал из Чехословакии на Запад. И вот теперь, спустя два года, в последний день октября, он вновь возвращается в республику. Аллен Браун, готовивший его для этого путешествия, утверждал, что люди, рожденные под знаком Скорпиона, — дети фортуны. У них, мол, выходит все, за что они принимаются, потому что они отважны и хитры.

Когда Ладислав Крживачек впервые услышал эти слова Брауна, он сразу им поверил. Но теперь, когда он никак не может избавиться от неприятного ощущения где-то в груди и временами в горле, он начинает сомневаться в их достоверности.

«Это, наверное, просто слова, которыми Аллен пытался придать мне уверенности, — думает Крживачек. — Если бы я действительно был дитя фортуны, то не лишился бы в семь лет отца. И наверное, не сидел бы сейчас в этой проклятой скорлупке, которая тащит меня бог знает куда. Конечно, это были просто слова, хотя... Фактом, однако, остается то, что кое-что в моей жизни могло бы сложиться еще хуже. Когда отец в тридцать восьмом году умер, меня взяла к себе бабушка. И мне с ней жилось неплохо. Она дала мне все, что могла. Дала, несомненно, больше, чем в то время могла дать мне мать. Да и торговую школу я закончил благодаря бабушке. А потом стал служащим славной бероунской больничной страховой конторы. Это, конечно, не бог весть что! Хорошо еще, что в то время у меня была своя скаутская компания и был еще аэроклуб. Это хоть чуточку поддерживало интерес к жизни. Там я познакомился с Иркой Ржигой и еще несколькими ребятами, которым жизнь при коммунистической диктатуре не нравилась так же, как и мне. Они не признавали ее. Не могли признавать, потому что она лишила их возможности заниматься предпринимательством. Всех пас лишила возможности найти себе применение — дантиста Климека, Поспишила, у которого была своя авторемонтная мастерская, дочь аптекаря Иржину и меня тоже. Уже служа в своей конторе, я все поглядывал, не подвернется ли где какой бизнес. А при моих способностях я вполне мог бы этим заняться, но после сорок восьмого года с частной торговлей стало плохо, и мне не оставалось ничего другого, как распределять больничные пособия. Противная поденщина. И разве удивительно, что я оттуда сбежал? От больничных листков и из республики вообще... Мы направились с Иркой Ржигой на Запад. И нам повезло, что на границе нас не схватили. Но потом...»

Потом за границей удача отвернулась от Ладислава Крживачека. Его представления о жизни на Западе растаяли как осенний снег. Вместо свободного предпринимательства, на поиски которого он отправился, ему предложили работу в лесу или в карьере. Это при его-то образовании и способностях...

Но об этом теперь, во время своего путешествия на воздушном шаре, Ладиславу Крживачеку думать не хотелось. Ничего приятного в этом не было, и вспоминать об этом он не любил.

Не любил... И все-таки скоро этот безрадостный период своей жизни ему придется воскресить во всех подробностях. Сделает он это перед следователем, когда будет давать показания. Кроме всего прочего, он сообщит:

«...А потом западногерманская полиция передала нас американцам. Они сначала взяли у нас отпечатки пальцев, сфотографировали, а затем приступили к допросам. Нас расспрашивали о личной жизни, о родственниках, о взаимоотношениях на работе и по месту жительства, о том, что мы знаем о военных объектах, и о многом другом. Меня спрашивали об аэродромах, поскольку я был членом аэроклуба.

Это продолжалось несколько дней, а потом нас передали в лагерь для беженцев «Война». Там нас опять стали расспрашивать журналисты, которые говорили, что они из радиостанции «Свободная Европа». Может быть, они действительно были оттуда, но их вопросы подозрительно смахивали на те, на которые мы уже отвечали американцам. Мы с Ржигой искали хоть какую-нибудь работу и попросили журналистов нам помочь. Только все было напрасно. Потом начальник барака сказал, что одной строительной фирме нужны рабочие. Мы пошли туда, но от нас потребовали документы и водительские удостоверения. Однако эти документы американцы отняли у нас при первом же допросе. Мы стали их искать, и тогда нам сказали, что эти документы уже ликвидированы и нам нужно в немецкой полиции получить новые. При этом мы познакомились с парнем, которого звали Ярда. Он предложил нам работать на американцев. Мы спросили, какую работу он имеет в виду, и он намекнул нам, что мы могли бы работать на одну шпионскую группу, которой руководит бывший чехословацкий генерал Моравец. Когда мы согласились, он рассказал нам подробности. Сказал, что мы пройдем специальный курс обучения, а потом нас с определенным заданием пошлют обратно в республику. Мы подписали заявления и с той поры стали получать 20 марок в неделю до конца января 1952 года, когда меня отвезли в Сонтхофен на курсы разведчиков.

Эти курсы назывались Отто-II, руководил ими американец, который представился нам как Джеймс Гранвилл. Но само обучение вели инструкторы-чехи из шпионской группы Моравеца. Во время обучения нас учили обращаться с буссолью и картой, ориентироваться на местности, закладывать сообщения в тайник и доставать их оттуда, писать донесения о наблюдаемых объектах; мы учились фотографировать, обращаться с передатчиком и стрелять из пистолета, винтовки и автомата.

Обучение продолжалось до сентября 1952 года. Потом нас перевели в Дизбург, где мы должны были ждать инструкций. При этом нас учили преодолевать различные препятствия, пользоваться надувными лодками и скафандрами, мы изучали организацию чехословацкой армии, воинские звания и вооружение.

В конце октября в Дизбурге меня вызвал начальник шпионской группы Моравец и спросил, чувствую ли я себя достаточно готовым для предстоящей заброски в Чехословакию. Я ответил, что готов. Он стал меня расспрашивать, как я знаю Прагу, кто у меня там есть из друзей, к которым я смог бы обратиться. Я сказал, что Прагу знаю, но люди, которые могли бы спрятать меня, живут только в районе Бероуна. Потом Моравец мне сказал, что сначала меня отправят в республику для проведения какой-то акции. Но этого не случилось. Не знаю почему. Наверное, раздумали, потому что, как мне потом сказал Браун, меня хотели использовать, учитывая мои успехи на курсах, для более крупной операции.

Аллен Браун приехал ко мне уже в Дизбург и сказал, что он мой начальник. Я с ним встречался каждый день, и однажды он сказал мне, что скоро я отправлюсь в Чехословакию. До этого мне предстояло закончить в Англии курсы полетов на воздушном шаре.

Вскоре мы с Брауном действительно улетели в Англию. Я получил заграничный паспорт на имя Йозефа Каплана и американские документы на имя Лацо Конрада. Неделю мы жили в Лондоне, а потом я стал тренироваться на воздушном шаре на аэродроме в Бедфорде.

В течение месяца я знакомился с метеорологией, теорией полетов, с правилами обращения с воздушным шаром и с навигацией. Я самостоятельно совершил шесть тренировочных полетов.

В середине августа 1953 года мы улетели обратно в Германию. Меня отвезли во Франкфурт-на-Майне. Там я получил точные указания, что буду делать в Чехословакии. Главной Моей задачей было организовать в районе Бероуна подпольную антигосударственную группу, инструктировать ее членов таким образом, чтобы они были готовы выполнять шпионские задания. Прежде всего речь шла о сведениях военного характера.

В том случае если такую группу организовать не удастся, я должен был сам получить информацию о военных объектах и аэродромах в Западной и Северной Чехии. Потом мне нужно было найти некоего Роберта Глобила в Таборе, передать ему таблицы с шифром и установить с ним сотрудничество.

Кроме того, на территории республики я должен был заложить ложный тайник. В случае ареста без шпионских сведений я должен был говорить, что в республике я первый день и что моей задачей было забрать сведения из тайника...»

Все это Ладислав Крживачек скоро будет рассказывать. А пока что он даже не подозревает, что его ждет. Он сидит в корзине воздушного шара, который плывет октябрьской ночью на юго-восток. Люди на государственной границе пока что не подозревают о том, что ее пересек еще один «дьявол» доктора Пастора.

9

До рассвета остается два часа, когда шар с Ладиславом Крживачеком приземляется на лугу неподалеку от села Добржина в районе Роуднице-над-Лабой. Несколько дальше, чем рассчитал Вилли. Но это идеальное место для человека, попавшего в эту страну нелегально. У него есть достаточно времени для того, чтобы замести следы.

Сначала Крживачек разминает затекшее тело, а потом достает из коробки голубя.

— Лети, Идашек, пусть там знают, что мы добрались счастливо, — довольно говорит Крживачек и быстро собирает вещи. Навигационные приборы, карты, передатчик. Портфель, из которого он предварительно достал пистолет и кинжал, он кладет рядом с шаром, который останется на лугу там, где он приземлился. В его корзине вместо балласта находятся пачки с литературой, чтобы обмануть органы безопасности, которые должны принять шар за один из тех, которые засылают из Баварии на территорию республики с антикоммунистическими листовками.

Ладислав Крживачек очень доволен. Теперь остается только сориентироваться, отправить второго голубя, спрятать передатчик — и к Бероуну.

«Да, Аллен Браун все-таки был прав, — думает Крживачек, стоя перед дорожным указателем, из которого следует, что он находится в нескольких километрах от Роуднице-над-Лабой. — Люди, рожденные под знаком Скорпиона, действительно дети фортуны. Самое плохое уже позади. Теперь около Бероуна я найду несколько человек, расскажу им, что и как, съезжу в Табор, а потом отправлюсь обратно во Франкфурт, где меня ждут конверт с марками и несколько недель беззаботной жизни».

Так думает Ладислав Крживачек, сидя утром в автобусе, направляющемся в Кладно, и потом, когда идет пешком к Нижбору.

На самом же деле все обернется совсем по-другому. Это следует из показаний Ладислава Крживачека:

«В Нижборе я хотел остановиться у Ярды Гурны, с которым встречался до своего отъезда за границу и который, как мне было известно, новый режим не любил. Но прежде чем попасть к Гурне, я случайно неподалеку от Унгоштя встретил другого своего знакомого — Миру Крчмаржика. Это было не слишком приятно, поскольку Крчмаржик знал, что я бежал из республики, и, насколько мне было известно, являлся коммунистом. Как только мы сказали друг другу несколько фраз, он сразу стал убеждать меня пойти вместе с ним в органы безопасности. Я отказался и, чтобы поскорее избавиться от него, пообещал, что сделаю это, но сначала хочу повидаться со своей матерью. Он, наверное, мне не поверил, потому что, когда мы расставались, прямо сказал мне, что все равно куда следует сообщит обо мне. Я учел это обстоятельство. Неподалеку от места нашей встречи я заложил ложный тайник, чтобы в случае ареста сказать, что оттуда я должен забрать информацию.

Потом я пошел в Нижбор и вечером разыскал Гурну. Ему я сказал, что приехал из-за границы, и попросил на время спрятать меня. Гурна не возражал, но его родители об этом и слышать не хотели. У меня было достаточно денег, и я пообещал за эту услугу хорошо им заплатить. Но они все равно отказались. Наконец я уговорил их позволить мне переночевать хотя бы на чердаке. За эту услугу я дал Гурне тысячу пятьсот крон, рассчитывая тем самым так связать всю семью, чтобы они по крайней мере не сообщили обо мне органам безопасности. Они действительно не сообщили, тем не менее поведение людей, на которых я рассчитывал, меня поразило. Это касалось не только Гурны. Когда я потом нашел других людей в районе Бероуна, которых планировал завербовать, я повсюду встретил негативное отношение. Тут я понял, что за прошедшие два года, пока я жил за пределами республики, мышление людей изменилось. Те, кто раньше ругал коммунистов и выступал против новых порядков, теперь стали другими. Пришлось мне изменить свой первоначальный план и начать выполнять второе задание — собирать сведения о военных гарнизонах в Западной и Северной Чехии. На этот случай Браун дал мне один адрес в Кадани, куда я должен был переместиться после выполнения задания в Бероуне и Таборе. В этот город в Южной Чехии я съездил, но Глобил по указанному адресу давно не жил. Из Кадани меня через ГДР должны были переправить в Западную Германию.

Тем не менее в Кадани все получилось удачно. Я поселился в квартире Франтишека Шестяка, постепенно перенес туда передатчик и остальные вещи, которые я спрятал около Роуднице. Потом начал собирать сведения. Я объезжал различные места и аэродромы и по вопроснику, полученному от Брауна, собирал необходимые данные. Так продолжалось до 14 ноября 1953 года.

Закончив сбор информации, я при помощи передатчика связался со своим Центром и получил указания о том, каким образом меня переправят через границу.

Ночью 14 ноября я уехал в Теплице, где меня ждал проводник. Он отвел меня куда-то в район Циновца, где я должен был переждать два дня. 16 ноября во время перехода границы нас арестовали...»

Эти показания Ладислав Крживачек даст во время первого допроса. Потом он расскажет следователю другие подробности: о шпионской подготовке на курсах, о встрече с доктором Пастором, о своих действиях на территории нашей республики. Из всего этого следовало, что шпионская группа бывшего чехословацкого генерала Моравеца уделила обучению Крживачека исключительное внимание и не жалела на его подготовку средств. Однако из этого ничего не вышло. Все шпионские знания и способности Крживачека, которые так ценились во время учебы, после непродолжительного пребывания на территории нашей республики оказались бесполезными.

И второй «дьявол» доктора Пастора не вернулся назад. А когда потом последовали другие провалы, от услуг доктора Пастора «координированная разведка НАТО» вообще отказалась. Вместо него пришли другие пасторы. Их «дьяволы» перестали летать на нашу территорию на шарах. Но с лица земли они не исчезли. Они остались. Остались и вопросники, по которым сосины и крживачеки пытаются собирать информацию. Но шансов на успех у них не больше, чем у «дьяволов» Пастора.