6. Китайский квартал

Онлайн чтение книги Сентрал-парк Central Park
6. Китайский квартал

Стареть – значит больше не бояться прошлого.

Стефан Цвейг

Автомобиль пересек улицу Бауэри и повернул к Мотт-стрит. Алиса нашла местечко для парковки возле лавки, где продавались китайские лекарственные травы. Узковатое местечко, но ей удалось безупречно вписаться между «Газелью» и фуд-траком, продающим димсам.

– Если память мне не изменяет, ростовщик живет чуть подальше, вниз по улице, – уточнил Гэбриэл, хлопнув дверцей «Хонды».

Алиса заперла машину и двинулась вслед за ним.

Они спешили и шли очень быстро по главной артерии квартала. Мотт-стрит – узкая улица, всегда оживленная, всегда бурлящая народом. Она похожа на коридор между жилыми домами из темного кирпича с пожарными лестницами и пересекает весь китайский квартал с севера на юг.

Для пешеходов – это бесконечная череда лавчонок с самыми разнообразными витринами и вывесками, тут и салон тату и акупунктуры, тут и украшения, тут и фальшивые предметы роскоши, бакалейные магазинчики, кулинарии с выставленными черепаховыми панцирями и связками уток лаке на шестах.

Довольно скоро Алиса с Гэбриэлом добрались до дома с серым фасадом, на котором красовался гигантский неоновый дракон. Вывеска «Ломбард. Купля. Продажа. Кредит» мигала в сером утреннем свете.

Гэбриэл толкнул дверь и вошел. Алиса за ним. Сумрачный коридор привел их в довольно большую комнату без окон, освещенную тусклым светом. Прогоркло пахло затхлостью.

На металлических полках стеллажа вдоль стены теснились самые неожиданные вещи. Телевизор с плоским экраном соседствовал с дорогой дамской сумочкой, музыкальные инструменты – с чучелами зверей и абстрактными картинами.

– Ваши часы, – проговорил Гэбриэл и протянул руку.

Алиса застыла у стены, охваченная сомнениями. После смерти мужа она поспешно избавилась от всех вещей, которые напоминали о том, кого она так любила. Рассталась с его одеждой, книгами, даже с мебелью. Теперь у нее остались только его часы, «Патек Филипп», червонного золота с календарем, показывающим фазы луны. Полю они достались от дедушки.

Мало-помалу часы стали ее талисманом, зримой связью с ушедшим мужем. Алиса надевала их каждый день, повторяя движения, которые каждое утро делал Поль, – надевала на запястье кожаный браслет, подтягивала его, застегивала, заводила часы, протирала циферблат.

Часы действовали на Алису успокаивающе, приносили ощущение, пускай обманчивое, что Поль все еще с ней, что он где-то рядом…

– Прошу вас, – настойчиво напомнил Гэбриэл.

Они двинулись к стойке-витрине, защищенной армированным стеклом, за которой стоял молодой китаец, очень ухоженный, с внешностью андрогина: модельная стрижка, гиковские очки, джинсы в обтяжку, распахнутая узкая куртка и футболка с флуоресцентным рисунком Кита Харинга.

– Чем могу быть полезен? – осведомился китаец, заправляя длинную прядь за ухо.

Стильный, холеный, он словно бы подчеркивал грязь и убогость окружающей обстановки. Алиса скрепя сердце сняла часы и положила на стойку.

– Сколько?

Ростовщик взял бесценные часы и внимательнейшим образом их осмотрел.

– У вас есть документ, подтверждающий их подлинность? Сертификат фирмы? – осведомился он.

– Не при себе, – отозвалась молодая женщина, не глядя на него.

Китаец продолжил знакомство с хронометром, подвигал стрелки, покрутил колесико завода.

– Осторожнее, часы очень хрупкие! – вскинулась молодая женщина.

– Я исправил дату и время, – ответил китаец, подняв голову.

– Исправили? Ну и оставьте их в покое! Говорите, берете или нет?

– Я могу предложить вам за них пятьсот долларов, – сказал китаец.

– Вы что, больной?! – взорвалась Алиса, забирая часы со стойки. – Они коллекционные! Стоят в тысячу раз больше!

Она уже пошла к выходу, но Гэбриэл удержал ее за рукав.

– Прошу вас, давайте поспокойнее, – попросил он, отводя Алису в сторону. – Вы же не продаете часы вашего мужа, понимаете? Просто-напросто отдаете их в залог. Мы их сразу же выкупим, как только все у нас наладится.

Алиса, не соглашаясь, покачала головой.

– Не может быть и речи. Будем искать другое решение.

– У нас нет другого решения, и вы это прекрасно знаете, – отчеканил Гэбриэл, повысив голос. – Послушайте! Время не ждет. Нам нужно хоть что-то поесть, чтобы восстановить силы. Мы ничего не сможем предпринять без единого цента в кармане. Подождите меня здесь и дайте мне возможность поторговаться с этим типом.

С неизъяснимой горечью в душе Алиса протянула Гэбриэлу часы-браслет и вышла из лавочки.

Стоило ей выйти на улицу, как у нее перехватило дух от острого запаха пряностей, копченой рыбы, тушеных грибов. А еще несколько минут назад она ничего этого не замечала. Внутренности у нее резко скрутило, и она вынуждена была наклониться над урной и опять выплюнуть едкую горькую желчь, которую выделил пустой желудок. Выпрямившись, Алиса прислонилась к стене, пытаясь справиться с головокружением.

Гэбриэл прав. Необходимо хоть как-то подкрепить силы.

Алиса протерла глаза и с удивлением обнаружила, что по щекам у нее текут слезы. Ноги ослабли, колени подламывались. Ей было очень плохо на этой ароматной улице, того и гляди потеряешь сознание. Сейчас она начала расплачиваться за сверхусилия этого утра. Распухшее запястье горело как в огне, мышцы руки болели.

Но главным было не это. Одиночество, неприкаянность – вот что больше всего угнетало молодую женщину. Она была одна – и в отчаянии.

Ослепительные вспышки воспоминаний загорались у нее в мозгу. Расставание с часами оживило мучительное для нее прошлое. Оно вернуло ей Поля. Их первую встречу. Ее безоглядную влюбленность. Ее ослепление. Счастье. Неистовую любовь, дававшую ей силы преодолевать любые страхи.

Воспоминания потекли потоком. Забили гейзером.

Воспоминания о счастливых днях, которые никогда не вернутся.

Я вспоминаю…

Три года назад

Париж

Ноябрь 2010

Потоки воды, дождь льет как из ведра.

– Поворачивай направо, Сеймур, это и есть улица Святого Фомы Аквинского.

Дворники работали изо всех сил, стараясь справиться с ливнем, который обрушился на Париж. Несмотря на работу резиновых лап, полупрозрачный занавес почти тотчас же снова опускался на ветровое стекло.

Наша машина свернула с бульвара Сен-Жермен на узкую улицу, которая привела к площади с церковью.

Черные тучи затянули небо. Со вчерашнего вечера бушевала гроза, заливая Париж дождем. Казалось, что заодно размылось и все, что мы видели вокруг. Фасад церкви тонул в тумане. Серая пелена скрыла барельефы, спрятала каменную резьбу. Меж водяных струй виднелись лишь каменные ангелы по углам.

Сеймур объехал маленькую площадь и припарковался возле магазина прямо напротив гинекологического кабинета.

– Как думаешь, это надолго? – спросил он меня.

– Минут на двадцать, не больше. Врач подтвердила мне время приема по электронке. А я ее заранее предупредила, что заеду во время работы.

Сеймур взглянул на экран телефона, выясняя, какие получил сообщения.

– Слушай, тут неподалеку есть пивной бар. Я съезжу туда и куплю себе сэндвич, пока буду тебя ждать. Заодно позвоню на работу и узнаю, как дела у Савиньона и Крюши. Может, появилось что-то новенькое после допроса.

– О’кей. Сбрось мне эсэмэску, если будут новости. До скорого и спасибо, что проводил, – сказала я и вылезла из машины.

И сразу на меня обрушились потоки воды. Я натянула на голову куртку, стараясь хоть как-то защититься от дождя, и бегом пробежала десять метров, которые отделяли машину от гинекологического кабинета. Впустили меня сразу, и секунды ждать не пришлось. Войдя в холл, я увидела, что секретарша болтает по телефону. Полуулыбкой она извинилась передо мной и указала на дверь приемной. Я вошла и уселась в кожаное кресло.

С самого утра я жила в полном кошмаре – замучил цистит. И, надо сказать, острейший. Беда да и только. Больно, противно, каждые пять минут тянет в туалет, а писать-то как больно! И страшно становится, когда видишь кровь в моче.

Между нами говоря, только цистита мне сейчас и не хватало! Его одного, голубчика! Последние сутки моя группа работала на разрыв. Мы потели на допросах убийцы, добиваясь от него чистосердечного признания, потому что улик явно не хватало. А тут свалилось еще одно убийство.

Убитую, молодую женщину, нашли в ее квартире по адресу улица Фэзандри, в 16-м округе. Учительница начальной школы была зверски задушена чулком. Время уже шло к трем, а мы с Сеймуром работали на месте преступления с семи утра. Сами расспрашивали всех соседей, сами обошли все окрестности дома. Я ничего не ела, меня тошнило, а каждвя попытка пописать – будто ножом режут.

Я достала из сумочки пудреницу, которую всегда ношу с собой, поглядела в зеркальце и попыталась хоть немного причесаться. Я была похожа на зомби, насквозь промокла, и мне казалось, что от меня несет псиной.

Я постаралась дышать поглубже, чтобы хоть немного успокоиться. От цистита я страдаю не в первый раз. Правда, сейчас прихватило совсем уж сурово. Но как бы паршиво ни было, я прекрасно знала: попьешь денек лекарство, и все как рукой снимет. Я так и собиралась сделать, сразу пошла в аптеку напротив дома. Но фармацевт заупрямился, ему, видите ли, нужен рецепт. Тоже мне формалист проклятый!

– Мадемуазель Шафер?

Услышав мужской голос, я подняла голову от пудреницы и взглянула на человека в белом халате. Вместо моей врачихи передо мной стоял красавец с крупным лицом, матовой кожей, вьющимися светлыми волосами и смеющимися глазами.

– Доктор Поль Малори, – представился он и поправил на носу очки в черепаховой оправе.

– Но мне назначено на прием к доктору Понселе…

– Моя коллега в отпуске. Разве она не предупредила вас, что я ее замещаю?

Я занервничала.

– Нет, не предупредила. Наоборот, подтвердила по электронной почте, что примет меня.

Я достала телефон и стала искать сообщение своей докторши в качестве подтверждения. Но когда перечитала, обнаружила, что парень прав. Кроме готовности принять меня в такой-то час, там еще говорилось, что моя врачиха в отпуске.

«Вот черт!»

– Проходите, – мягко пригласил он меня.

Честно говоря, я была не готова и колебалась. Я слишком хорошо знаю мужиков, чтобы пожелать себе мужика в качестве гинеколога. У меня не было никаких сомнений, что женщина женщину поймет гораздо лучше. Особенно в интимных, чувствительных, психологически некомфортных ситуациях. В общем, меня все это напрягло, но я вошла в кабинет, решив свести свой визит к минимуму. И сразу взяла быка за рога:

– Я вас не задержу, доктор, мне нужен всего-навсего рецепт на антибиотик от цистита. Обычно докор Понселе выписывала мне…

Доктор посмотрел на меня, нахмурив брови, и оборвал мою тираду:

– Простите, но мне кажется, что вы готовы даже рецепт выписать вместо меня. Надеюсь, вы понимаете, что я не могу выписать вам лекарство, даже не осмотрев?

Понимая, что все идет не по моему сценарию, я страшно разозлилась, но постаралась взять себя в руки.

– Я же сказала, у меня хронический цистит. Никаких других диагнозов быть не может!

– Нисколько не сомневаюсь, мадемуазель, но лечащий врач здесь я.

– Разумеется, я не врач, а полицейский детектив, но у меня работы выше крыши. Прошу вас, не заставляйте меня тратить время на дурацкие обследования, которые займут кучу времени!

– И тем не менее придется их пройти, – отрубил он, протягивая мне контейнер для мочи. – И еще вы сдадите в лаборатории цитобактериологический анализ.

– Простите! Но может, вы не будете упираться, а? Пропишите мне антибиотик, и мы покончим с этим делом!

– Что вы зациклились на антибиотике? На свете много разных лекарств. Не упрямьтесь, давайте вести себя разумно.

Внезапно я почувствовала, до чего устала и какая я бестолковая дура. Низ живота снова скрутило болью. Утомление, которое копилось во мне с того самого дня, когда меня назначили руководителем опергруппой, нахлынуло на меня, словно лава вулкана. На меня навалились все бессонные ночи, ужасы, страхи, призраки, которых невозможно прогнать.

Я чувствовала, что я на грани срыва, опустошена, обессилена. Что мне нужно солнце, горячая ванна, новая стрижка, более женственная одежда и две недели отдыха подальше от Парижа. Подальше от самой себя.

Я смотрела на доктора. Элегантный, ухоженный, спокойный. Красивое лицо дышит доброжелательностью, на губах ласковая улыбка. И чарующая. А его светлые волнистые волосы меня просто заворожили. И какие чудесные морщинки бегут у него от глаз к виску. А я такая уродина. И к тому же идиотка. Дура, которая пришла жаловаться на проблемы с мочевым пузырем.

– Вы достаточно пьете воды? – стал расспрашивать он меня. – Имейте в виду, что циститы часто излечиваются, если пить по два литра воды в день.

Я его не слушала. У меня есть одно полезное свойство: упадническое настроение если и приходит, то тут же и улетучивается.

В голове вспышками загорались картины. Труп женщины на месте преступления, где мы работали сегодня утром. Клара Матюрэн, варварски удавленная нейлоновым чулком. Ее выкатившиеся глаза. Лицо, искаженное ужасом. Я не имею права терять время. Не имею права расслабляться. Я должна найти убийцу до того, как он совершит новое преступление.

– А лечение травами? – задал новый вопрос красавец-блондин. – Вы знаете, что травы могут совершать чудеса? В вашем случае, например, очень помогает клюквенный сок.

Я резко и совершенно неожиданно для него встала, взяла с его письменного стола блок рецептов и оторвала один.

– Вы совершенно правы, я сама выпишу себе рецепт.

Он был так обескуражен, что пальцем не шевельнул, чтобы мне помешать.

Я развернулась на сто восемьдесят градусов и вышла, хлопнув дверью.

* * *

Париж, 10-й округ

Месяцем позже

Декабрь 2010

7 часов утра

«Ауди» выезжает в потемках на площадь Колонель-Фабьен. Городские огни отражаются в окнах красивого здания из стекла и бетона, главной резиденции Коммунистической партии. Холод адский. Я включила отопление и объехала вокруг площади, собираясь свернуть на улицу Луи-Блан. Переезжая через канал Сен-Мартен, включила радио.

–  Новости Франции. Семь часов утра. В студии Бернар Томассон.

–  Здравствуйте, Флоранс, здравствуйте все. Похоже, что накануне праздника Рождества главной новостью будет непогода. Метеорологическая служба Франции только что предупредила о снежной буре, которая собирается обрушиться на Париж ближе к полудню. Снег сильно помешает движению на дорогах области Иль-де-Франс…

Черт бы побрал это Рождество! Черт бы побрал семейные обязательства! Какое счастье, что Рождество бывает только раз в году. Но для меня и одного раза слишком много.

В этот ранний час в Париже еще тихо и спокойно, о буране только объявили по радио. Но ждать его осталось недолго. Воспользовавшись полупустыми улицами, я мчусь мимо Восточного вокзала, сворачиваю на бульвар Мажента и пересекаю весь десятый округ с севера на юг.

Ненавижу мать, ненавижу сестру, ненавижу брата. Ненавижу ежегодные семейные встречи, которые всегда превращаются для меня в кошмар. Береника, моя младшая сестра, живет в Лондоне. У нее там художественная галерея на Нью-Бонд-стрит. Фабрис, старший брат, финансист, работает в Сингапуре. Каждый год он с супругой и детишками приезжает на два дня на виллу матери возле Бордо, чтобы встретить с ней Новый год, а потом отправляется дальше, в более солнечные и экзотические страны – на Мальдивы, остров Морис, Карибы.

– (…) Метеослужба рекомендует не пользоваться автомобилями в Париже и его окрестностях, а также в департаментах, которые прилегают к столице с запада. Хотя трудно предположить, что кто-то будет осторожничать в этот предпраздничный день. Городские власти выражают также озабоченность, опасаясь не только снега, но и гололеда вечером на дорогах, так как температура обещает быть ниже нуля.

Улица Реомюр, затем улица Бобур. Я пересекаю Марэ с запада и выезжаю на площадь Ратуши, которая сверкает огнями иллюминации. Вдалеке на темном еще небе вырисовываются массивные башни собора Нотр-Дам.

И в этот год, как во все предыдущие, я буду зрителем и участницей все того же спектакля, который с небольшими вариациями обязательно разыгрывается в эти два дня. Обожаемая мамочка будет возносить хвалы успехам Береники и Фабриса, их жизненному выбору, их карьере. Будет млеть, глядя на их детишек, расхваливать чудесное воспитание и школьные достижения. Все разговоры будут вертеться вокруг одних и тех же тем: иммиграция, налогообложение, French bashing.

Меня для моей семьи не существует. Я человек другого круга. Девочка, которая должна была родиться мальчишкой. Не изысканная, не умеющая быть элегантной. Не сделавшая карьеры неудачница. Дочь своего отца.

– Затруднения могут коснуться некоторых линий метро и РЭРа. То же касается и авиалиний. Аэропортам Парижа грозит черный день, тысячи пассажиров не смогут вылететь и будут вынуждены дожидаться летной погоды.

Зато от холода и снега будет избавлена долина Роны и Средиземноморское побережье. В Бордо, Тулузе и Марселе температура будет колебаться от пятнадцати до восемнадцати градусов тепла. А в Ницце и Антибе вы сможете завтракать на террасе. Столбик термометра поднимется до двадцати градусов.

Ей надоело, что ее судят эти жлобы. Она устала от их одинаковых вопросов: «Ты по-прежнему одна?» «Неужели ты не хочешь иметь детей?» «Почему ты всегда так безвкусно одета?» «Неужели не надоело жить как подросток?»

Ее тошнит от их вегетарианских обедов. Все во имя здоровья и красивой фигуры! Птичьи зернышки, тошнотворная киноа, соевые галеты, пюре из цветной капусты…

Я поехала по улице Кутельри, собираясь пересечь набережные и проехать по мосту Нотр-Дам. Чудесное место: слева старинные здания Отель-дьё[2]Старейшая государственная больница Парижа., справа фасад Консьержери и крыша Часовой башни.

Каждое возвращение в родительский дом отбрасывает меня на тридцать лет назад, воскрешает все обиды детства, все раны подросткового возраста, оживляет противостояние с братом и сестрой, возвращает ощущение абсолютного одиночества.

Каждый год я говорю себе, что приезжаю сюда в последний раз, а на следующий год приезжаю снова. Сама не знаю почему. Одна моя половинка жаждет сжечь все мосты окончательно и навсегда, а другая готова потерпеть, чтобы увидеть, как у них вытянутся лица, когда я явлюсь одетая как принцесса под руку с мужем, безупречным во всех отношениях.

Левый берег. Я рулю вдоль набережной, потом поворачиваю налево на улицу Сен-Пер. Торможу, зажигаю аварийку и останавливаюсь на углу улицы Лиль. Хлопаю дверцей машины, надеваю на плечо оранжевую повязку и звоню в домофон красивого, недавно отремонтированного жилого дома.

Я держу палец на звонке секунд тридцать, не меньше. В начале недели мне в голову пришла одна мыслишка, которая, однако, потребовала кое-каких дополнительных сведений. Я понимаю, что совершаю безумство, но этого понимания маловато, чтобы я на него не пошла.

– Кто там? – спрашивает сонный голос.

– Поль Малори? Полиция. Извольте, пожалуйста, открыть.

– Конечно, но…

– Полиция, месье Малори, открывайте!

Домофон крякнул, и я открыла одну из тяжелых дверных створок. Я не стала садиться в лифт, помчалась через четыре ступеньки на третий этаж и забарабанила в дверь.

– Иду же! Иду!

Дверь открыл мой красавец гинеколог, но ранним утром он выглядел куда менее импозантно: спортивные штаны, старая футболка, взъерошенные светлые кудри, на лице удивление, усталость, беспокойство.

– Да я же вас знаю! Вы…

– Капитан Шафер, опербригада уголовного розыска. Месье Малори, сообщаю вам, что вы взяты под стражу с сегодняшнего числа, четверга двадцать четвертого декабря с семи часов шестнадцати минут. Вы имеете право…

– Простите, но это какая-то ошибка. Скажите, по крайней мере, причину!

– Подлог. Использование фальшивых документов. Прошу следовать за мной!

– Вы шутите?

– Не вынуждайте меня просить подняться сюда моих коллег, месье Малори!

– Можно мне по крайней мере надеть брюки и рубашку?

– Одевайтесь быстрее. И возьмите теплую куртку, у нас в камерах проблемы с отоплением.

Пока он одевался, я оглядела комнату. Квартира времен Османа переделана в студию. Все излишества убраны. Сохранились только два мраморных камина с лепниной, перегородки сняты, на полу светлый паркет в елочку.

За дверью я заметила молодую женщину, рыженькую, лет двадцати. Завернувшись в простыню, она смотрела на меня круглыми от изумления глазами. Ожидание затягивалось.

– Шевелитесь, Малори! – крикнула я, стукнув кулаком в дверь ванной. – Сколько времени можно одеваться?!

Доктор вышел из ванной одетым с безупречной элегантностью. Он снова был в строгом пиджаке, клетчатых брюках, сияющих ботинках. Накинул габардиновое пальто, несколькими словами успокоил рыжую и вышел со мной на лестницу.

– И где же ваши коллеги? – осведомился он, когда мы вышли на улицу.

– Со мной никого нет. Не буду же я привозить весь уголовный розыск, чтобы поднять вас с постели.

– И машина вовсе не полицейская!

– Машина приближена к городской. Не поднимайте шума, садитесь на переднее сиденье.

Поколебавшись, он в конце концов сел рядом со мной.

Я включила зажигание, и мы молча двинулись в путь под светлеющим небом. Пересекли шестой округ, потом Монпарнас, наконец Поль попросил:

– Вы можете мне объяснить, к чему весь этот цирк? Вы прекрасно знаете, что я мог в прошлом месяце подать на вас в суд за кражу рецепта. Можете поблагодарить мою коллегу, она отговорила меня, найдя для вас кучу смягчающих обстоятельств. Если уж говорить начистоту, она употребила даже эпитет «чокнутая».

– Я тоже собрала о вас сведения, Малори, – сообщила я, доставая из кармана фотокопии документов.

Он взял в руки пачку бумаг и принялся читать, хмуря брови.

– И что это, собственно, доказывает?

– Доказывает, что вы выдали фальшивое свидетельство двум малийкам без документов о том, что они живут у вас, с тем чтобы им разрешили дальнейшее пребывание во Франции.

Он не собирался ничего отрицать.

– И что в этом такого? Неужели дружба, обычные человеческие отношения теперь считаются преступлением?

– Гражданский кодекс подобные действия квалифицирует по-другому. Подлог и использование подложных документов наказуются тремя годами тюремного заключения и штрафом в сорок пять тысяч евро.

– А мне-то казалось, что у нас в тюрьмах и так не хватает места! Скажите, а с каких пор уголовная полиция занимается гражданскими делами?

Мы уже были неподалеку от Монружа. Я срезала по Марешо, немного проехала по периферийке и выехала на А6, чтобы попасть на «Аквитанию», автостраду, которая ведет из Парижа в Бордо.

Когда Поль разглядел теплообменник в Виссу, он в самом деле забеспокоился:

– Скажите честно, куда вы меня везете?

– В Бордо. Я уверена, что вы любите вино и…

– Нет, я серьезно!

– Отпразднуем Рождество у моей матери. Вас очень хорошо примут, вот увидите.

Он обернулся, посмотрел, не сопровождает ли нас другая машина, потом пошутил, чтобы как-то успокоиться:

– Я все понял, ваша машина есть тюремная камера, так? Ведь в полиции тоже есть камеры для подследственных?

Мы продолжали ехать, и я не пожалела нескольких минут и объяснила ему комбинацию, которую задумала. Я закрываю глаза на историю с фальшивой пропиской, а он за это исполняет роль моего жениха на Рождество.

Несколько минут он молчал и внимательно смотрел на меня. Поначалу он просто не поверил во всю эту историю, но постепенно до него дошло.

– Господи! Самое ужасное, что вы не шутите! Неужели вы затеяли всю эту катавасию только потому, что вам не хватает мужества отстоять ваш жизненный выбор перед вашей семьей? Черт побери! Да вам нужен не гинеколог, а психоаналитик!

Я вытерпела его атаку и спустя несколько минут даже согласилась с ним. Так и есть, он прав, конечно. Я просто трусиха. И на что я, собственно, рассчитывала? Что его позабавит участие в моей маленькой постановке? Я почувствовала себя дурой из дур. Моя сила и моя слабость в том, что всегда, в первую очередь я слушаюсь интуиции, а не рассудка. Благодаря интуиции мне удалось распутать несколько очень сложных дел, что и позволило мне в тридцать четыре года оказаться в уголовной полиции. Но иногда интуиция подводит, увлекает неведомо куда. Идея представить красивого доктора моему семейству показалась мне теперь полным идиотизмом и нелепостью.

Покраснев, как помидор, я пошла на попятную:

– Вы совершенно правы. Простите меня. Сейчас развернусь, и вы вернетесь домой.

– Сначала остановимся у ближайшей автозаправки. У вас бензин почти на нуле.

* * *

Я залила полный бак лучшего бензина. Руки у меня стали липкими, а от запаха бензина закружилась голова. Когда я вернулась к машине, я не нашла Поля Малори на пассажирском месте. Подняла голову и увидела, что он в кафе и машет мне, чтобы я шла к нему.

– Я заказал вам чай, – сказал он, приглашая меня сесть.

– Неудачный выбор, я пью только кофе.

– Нет ничего проще, – улыбнулся он, вставая. И отправился к стойке, чтобы взять для меня кофе.

Этот парень обезоруживал меня своим спокойствием, каким-то английским джентльменством и умением сохранять класс при любых обстоятельствах.

Он вернулся две минуты спустя и поставил передо мной большую кружку с кофе и положил круассан в бумажном пакетике.

– Конечно, не от Пьера Эрме, но куда вкуснее, чем обещает внешний вид, – пообещал он, стараясь разрядить возникшее между нами напряжение.

И в подтверждение своих слов откусил от венской булочки, постаравшись как можно незаметнее подавить зевок.

– Подумать только! Вытащить меня в семь утра из кровати, когда я мог бы еще спать и спать!

– Я же сказала, что отвезу вас обратно. И вам уже ничего не помешает спать сколько угодно вместе со своей дульсинеей.

Он отхлебнул чай и спросил:

– Если честно, я вас не понимаю: к чему встречать Рождество с людьми, которые доставляют больше неприятностей, чем радости?

– Забудьте, Малори. Вы совершенно справедливо заметили, что вы не психотерапевт.

– А что думает об этом ваш отец?

– Мой отец давным-давно умер.

– Кому вы это говорите?! – воскликнул он и протянул мне свой смартфон.

Я посмотрела на экран, прекрасно зная заранее, что там увижу. Пока я заправлялась, Малори залез в Интернет. Поиски очень быстро привели его к газетному сообщению о неприятностях с моим отцом.

Бывший «суперполицейский»

Ален Шафер приговорен к двум годам заключения

Три года назад арест Алена Шафера произвел эффект разорвавшейся бомбы среди полицейских города Лиля. Ранним утром 2 сентября 2007 г. комиссар Ален Шафер был арестован у себя на квартире полицейскими из генеральной инспекции служб, которые потребовали у него отчета по поводу его деятельности и его знакомств.

После следствия, длившегося не один месяц, полиция, расследующая преступления полицейских, смогла доказать существование коррупционной схемы, которая была организована этим высоким полицейским чином.

Полицейский, до этого вызывавший восхищение и уважение коллег, запятнал честь мундира, став своим «по другую сторону барррикад», завязав дружеские связи с крупными криминальными авторитетами. При изъятии наркотиков он не отправлял кокаин и анашу в вещдоки, а поощрял ими информаторов.

Вчера уголовный суд Лиля признал бывшего полицейского виновным в «пассивной коррупции», «пособничестве преступникам», «торговле наркотиками» и «нарушении профессиональной тайны».

На глаза у меня навернулись слезы. Уж кто-кто, а я наизусть знала все грехи моего отца!

– Вы просто жалкий проныра и ничтожество!

– Да неужели? И от кого же я это слышу?

– Да, мой отец в тюрьме, и что дальше?

– Может быть, вам лучше повидаться на Рождество с отцом?

– Знаете что? Не суйте нос в чужие дела!

Но он не отстал от меня:

– А могу я узнать, где он находится?

– Да вам-то какое дело?

– Он в Лиле?

– Нет, в Люине, возле Экс-ан-Прованса. Там, где живет его третья жена.

– Почему бы вам не поехать и не навестить его?

Я перевела дыхание и жестко сказала:

– Потому что я с ним больше не разговариваю. Из-за него я решила стать полицейским. Он был моим идеалом, единственным человеком, которому я доверяла, и он предал мое доверие. Он лгал всем. Я никогда его не прощу.

– Ваш отец никого не убил.

– Вам этого не понять!

Вспыхнув, я вскочила со стула, готовая любой ценой вырваться из ловушки, куда сама себя загнала. Поль удержал меня за рукав.

– Хотите, я поеду с вами?

– Послушайте, Малори! Вы необыкновенно любезны, милы, вежливы и похожи на последователя далай-ламы, но мы с вами совершенно чужие люди. Я плохо поступила с вами, но я попросила у вас прощения. А если я вдруг захочу повидаться со своим отцом, то обойдусь без вас, договорились?

– Как хотите. Но Рождество такое время… Мне кажется, момент самый подходящий. А вам так не кажется?

– Мне кажется, что вы действуете мне на нервы! И мы с вами не в диснеевском мультике!

Он сочувственно улыбнулся. И я, сама того не желая, невольно призналась ему:

– Даже вздумай я туда поехать, это не так-то просто делается. С улицы в места заключения не войдешь. Нужно разрешение, нужно…

Он тут же воспользовался тем, что я приоткрылась.

– Но вы же работаете в том же ведомстве! Вы можете все уладить по телефону.

Я перестала обсуждать эту тему и решила переключиться на самого Поля.

– Будем говорить серьезно, – сказала я. – До Экс-ан-Прованса на машине не меньше семи часов. А в Париже ожидается снежная буря, так что вернуться нам будет трудно.

– А мы попробуем! – весело возразил он. – Не будем упускать шанса. Поведу я.

В груди у меня будто вспыхнул огонь. Я растерялась. И несколько секунд сидела в нерешительности. Я вдруг поняла, что готова поддаться его уговорам, но не могла понять, почему. Потому ли, что в самом деле хочу увидеться с отцом? Или потому, что хочу еще несколько часов провести с этим незнакомым человеком, который не осуждает меня, что бы я ни говорила, что бы ни делала?..


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
6. Китайский квартал

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть