Онлайн чтение книги Круг Cirkeln
II

13

Она бежит в столовую вниз по лестнице, даже не бежит, а летит, как на крыльях. Она даже не смотрит под ноги. Боязнь споткнуться как ветром сдуло – как будто ее никогда и не было.

Очередь начинается еще в коридоре. Девчонки, стоящие в самом конце, оборачиваются и широко улыбаются, увидев ее. Она идет дальше, сопровождаемая приветственными возгласами. Ребята кивают ей, здороваются. Некоторые парни смущенно отводят глаза, когда она встречается с ними взглядом. Она знает, что они в нее влюблены.

Она подходит к Кевину Монсону и Робину Сеттерквисту, которые стоят у стойки с подносами, столовыми приборами и тарелками. Эрика Форслунда с ними нет. Он почти не появляется в школе, с тех пор как намочил штаны на школьном дворе.

– Держи, – говорит Кевин, протягивая ей свой поднос и пропуская вперед себя.

Она, не отвечая, берет поднос и накладывает себе еду.

Ее тело изменилось, стало другим. И ей это очень нравится. Она – хозяйка своему телу. Твердые шаги. Прямая спина. Собранные в хвост волосы покачиваются в такт шагам. Вся она – сама свобода, легкость, уверенность. Она счастлива.

– Классно выглядишь! – говорит Фелисия, когда она подходит к их столу.

Они едят в комнате, отделенной от общего зала. Здесь стоят шесть столов для самых «крутых».

– Спасибо, – говорит она и садится.

И Фелисия, и Юлия смотрят на нее с обожанием. Они похожи на щенков, прыгающих у ног своей хозяйки. Если бы у них были хвосты, они бы вертели ими сейчас во все стороны.

– Мы с Фелисией только что говорили: такое ощущение, будто мы дружим с тобой сто лет, – говорит Юлия.

– Да, не могу поверить, что на самом деле это всего несколько недель, – вторит ей Фелисия.

Анна-Карин улыбается:

– Я тоже не могу.

К ним приближаются Кевин и Робин. Эти два парня всегда считались самыми крутыми в классе и даже, может быть, во всей школе. Кто так решил, спрашивает она себя. Кто и когда их короновал?

Но теперь это не имеет значения. Их время ушло. Об этом позаботилась Анна-Карин.

Робин и Кевин подходят к столу, где сидят девочки. Анна-Карин смотрит на Юлию и Фелисию и картинно закатывает глаза. Они отвечают ей тем же.

– Можно к вам? – спрашивает Робин.

Кевин выдвигает стул рядом с Анной-Карин и собирается сесть. Она пристально смотрит на него и отчетливо слышит, как Юлия и Фелисия затаивают дыхание.

– Думаю, нельзя, – говорит она коротко, и Кевин отдергивает руку от стула, точно обжегшись.

– Может, в другой раз? – спрашивает Робин.

– Может, да, а может, нет, – говорит она.

Робин думает, что со стороны не заметно, как он расстроен. Но Анна-Карин видит все.

– До свидания, – говорит она и демонстративно машет рукой.

– О’кей. До свидания, Анна-Карин, – вздыхает Робин и шаркает прочь, Кевин за ним.

Фелисия и Юлия фыркают им вслед.

– Вот придурки, – говорит Фелисия достаточно громко, чтобы парни ее услышали.

– Как дети малые, – морщит нос Юлия.

Анна-Карин берет ложку и начинает есть коричнево-зеленый гороховый суп. Он выглядит отвратительно, но теперь она ест все. Тело настойчиво требует пищи. Интересно, сколько энергии уходит на то, чтобы поддерживать ее магическую силу? Анна-Карин едва сдерживает себя, чтобы не поднять тарелку и не выпить суп через край.

– Куда вы делись после урока истории?

Ида ставит свой поднос напротив Анны-Карин, однако делает вид, что ее не замечает. Недовольный взгляд Иды устремлен на Юлию и Фелисию.

– Мы сразу пошли сюда, – говорит Юлия.

– Чтобы занять хороший стол, – добавляет Фелисия.

Ида хмурится:

– Убежали и меня не дождались!

– Мы не убегали, – огрызается Фелисия.

– Ох, ну извините, – говорит Ида и наконец поворачивается к Анне-Карин.

Взгляд Иды излучает ненависть. Ну и ладно. Ида знает, что с ней может сделать Анна-Карин, если она будет ее провоцировать. Анна-Карин может заставить ее раскрыть свои самые сокровенные тайны. Танцевать стриптиз на столе. Да что угодно. Так что Ида просто делает большой глоток воды и отводит взгляд. Она знает: ей не выиграть.

Фелисия и Юлия откровенно страдают. И придумывают, что сказать, чтобы нарушить давящую тишину. Но Анна-Карин им не помогает, а, напротив, всем своим видом подчеркивает, что Ида здесь лишняя. Непрошеный гость.

Фелисия лихорадочно ищет повод для разговора. Тут ее взгляд падает на Ванессу, стоящую возле стойки с салатами.

– Ну и видок! – фыркает Фелисия.

Юлия и Ида истерически хихикают. На Ванессе розовая майка и мини-юбка, больше похожая на пояс.

– Я вообще не понимаю, что она здесь делает, – говорит Ида, сверля Ванессу взглядом. – Чтобы детей рожать, гимназия не нужна.

Ванесса оборачивается и смотрит прямо в их сторону. Юлия и Фелисия покатываются от смеха. Но Ванесса и бровью не ведет. Она смотрит только на Анну-Карин, и та вынуждена отвести глаза.

Взгляд Ванессы говорит о многом. Анна-Карин может обманывать остальных. Но Ванесса знает, что это блеф. И Анна-Карин тоже знает.

В ней просыпается прежняя боязливость, и хочется, распустив волосы, спрятаться за ними.

Но Анна-Карин стала другой. Она не идет на поводу у ситуации.

– Я считаю, что Ванесса крутая, – говорит Анна-Карин. – У нее есть свое мнение.

– Да. Я тоже так думаю. Раньше не думала, а теперь думаю, – быстро говорит Фелисия.

Анна-Карин смотрит на Иду. Губы Иды плотно сжаты. Она поднимается из-за стола.

– Ну и мерзость, невозможно есть. Вы идете или?..

Юлия и Фелисия демонстративно смотрят в свои тарелки. Ида ждет ответа чуть дольше, чем следовало бы. Накручивает на палец цепочку, которая висит у нее на шее. Потом резко отпускает – серебряное сердечко подпрыгивает и переворачивается. Во взгляде Иды мелькает не свойственная ей раньше неуверенность. И когда Ида уходит, никто не смотрит ей вслед.

* * *

Красно-желтая листва в лесу вокруг «Болотных Копей» пламенеет в лучах закатного солнца. Мину сидит на краю сцены и смотрит на Ребекку, стоящую в центре старой танцплощадки. Около Мину башня из разноцветных кубиков, взятых «напрокат» у сестричек Ребекки. Зеленый квадратный кубик вращается в воздухе над башней и осторожно опускается поверх остальных с едва слышным стуком.

Ребекка потирает лоб. Потом моргает и направляет взгляд на пластиковый контейнер. Ярко-желтый кубик выплывает из контейнера. Он висит какое-то время в воздухе и затем медленно отправляется к вершине башни.

На полпути вверх он натыкается на синий кубик, и вся конструкция, пошатнувшись, разваливается. Кубики рассыпаются по сцене. Ребекка коротко ругается.

– Но у тебя получается все лучше и лучше, – говорит Мину.

– Ты не представляешь, как это сложно, – говорит Ребекка.

Ее слова задевают Мину. Да, она этого не представляет. Она до сих пор не имеет ни малейшего понятия о том, что чувствует человек, вдруг обнаружив у себя сверхъестественные способности. Что же касается ее мозга, то от него пока никакой особой пользы нет. Она часы напролет сидела в Интернете и библиотеке, но ничего полезного не нашла. Информация о сверхъестественных явлениях разрозненна, противоречива, а то вовсе не заслуживает доверия.

Вот способности Ребекки, допустим, подпадают под категорию психокинеза. Но Мину не представляет, где искать связь между Ребеккой, ею самой и остальными. Как узнать о таинственном пророчестве? Где могут быть эти позарез нужные им листы пергамента и древние фолианты?

С той ночи в парке не произошло ничего нового. Больше не было никаких мистических ночных прогулок, никаких снов и никакого запаха гари по утрам. Но вместо того чтобы успокоиться, Мину тревожилась еще больше. Ей казалось, что они сидят на бочке с порохом.

А их так называемый провожатый давать советы не торопился.

Через несколько дней после тех знаменательных событий Мину пришла в школу пораньше, чтобы поговорить с Николаусом. В школе было очень тепло, но он сидел в своей комнатушке, обложившись памятками и документами, в темно-синей вязаной кофте и туго затянутом галстуке брусничного цвета.

Когда Мину закрыла за собой дверь, он подпрыгнул так, будто она зажгла у него в кабинете фейерверк.

Николаус выскочил из-за стола, и Мину увидела, что на нем бордовые вельветовые штаны, совершенно не сочетающиеся с галстуком.

– Уходи! – театрально прошептал он. – Здесь опасно!

– Может, встретимся вечером? В парке отдыха. Нам есть о чем поговорить.

Николаус наморщил лоб, вид у него был несчастный.

– Я не могу… В смысле… Я ничего не знаю… Я не знаю даже, кто я.

Мину вдруг поняла, что по полу движется темная тень. Это оказался черный, как уголь, кот. Там, где когда-то был глаз, зияла дырка с неровными краями.

Мину отвела взгляд. Казалось, что заболеть лишаем можно от одного вида этого взъерошенного и плешивого животного.

Кот запрыгнул на стол и прошелся наискосок по бумагам, Николаус без сил опустился на стул.

– Я не знаю, откуда взялось это чудовище, – пожаловался вахтер. – Он преследует меня повсюду.

Кот, разлегшийся возле телефона, повернул голову и посмотрел своим единственным глазом на Мину.

– Что вы имеете в виду, когда говорите, что не знаете, кто вы? – спросила Мину, с отвращением отвернувшись от лишайного кота, который спокойно начал вылизывать свою плешивую шерсть.

Николаус глубоко вздохнул.

– Мое имя Николаус Элингиус. Оно значится в моих документах о приеме на работу и тех справках, которые подтверждают, что я владею моим скромным жилищем уже в течение года. – У вахтера задрожал голос. – Но я не помню, чтобы я покупал квартиру. Не помню ничего из того, что было до службы вахтером. Не помню ни отца, ни матери. Я не помню, кого любил, кого ненавидел, не помню, были ли у меня дочери или сыновья… Не помню, жил ли я вообще… Не помню, зачем оказался здесь…

Он закрыл лицо руками и пробормотал несколько старомодных фраз, которые Мину едва могла понять.

– Значит, вам известно одно: вы – наш провожатый, – осторожно сказала она.

Тогда Николаус поднял голову и взглянул на нее с выражением неизбывного горя.

– Я лишился этой привилегии. Я находился здесь, в школе, когда Элиас был умерщвлен. И не предотвратил этой трагедии.

– Вы не знали…

– Дорогое дитя, – прервал ее Николаус, – разве ты попросила бы слепого быть поводырем слепых?

С каждым днем Николаус становился все более рассеянным. Один раз он стоял в коридоре и смотрел, как загипнотизированный, на лампу, в то время как ученики смеялись за его спиной. Потом он вообще куда-то пропал.

Ребекка подходит к краю сцены и ловко забирается наверх. Они вместе собирают кубики и кладут их в пластиковый пакет.

– Плохо, что мы здесь не все, – говорит Ребекка.

Она часто говорит это. Мину опускает в пакет последний кубик. Ребекка попыталась собрать всех в парке, но никто, кроме Мину, не выказал особого интереса.

– В конце концов они поймут, – говорит Мину.

– Что должно случиться, чтобы они поняли? – спрашивает Ребекка со злостью. – Нужно, чтобы еще кто-нибудь умер? Мало им Элиаса?

Мину не хочется, чтобы она упоминала его имя. Имя вызывает в памяти картинку, которую она всеми силами старается забыть: бледное лицо, перерезанная рука, кровь на полу и на кафеле.

– Но что мы можем сделать? – говорит Мину, стараясь прогнать воспоминание. – Ну в смысле… Нам говорят: боритесь со злом! Предотвратите конец света! И все. Хоть бы задание какое-то дали!

– Но ведь в том-то и дело! – говорит Ребекка. – Это и есть наше задание. То, что мы делаем сейчас. Мы должны получше узнать друг друга. Должны развивать свои способности. Это то, что сказала Ида. В смысле, когда она была не Ида.

– Мы знаем, что, во всяком случае, Анна-Карин свои способности развивает, – говорит Мину.

– Я должна убедить ее, что это опасно. Я должна попытаться еще раз поговорить с ней, – отвечает Ребекка, снова потирая лоб.

– Как ты? – спрашивает Мину.

– Ничего. Уже лучше. Раньше меня хватало только на несколько минут, потом начинала болеть голова. А теперь даже когда болит, проходит быстрее.

Мину плотнее запахивает куртку. В воздухе свежо и сыро, холод пробирает до костей.

– Есть еще кое-что, – говорит Ребекка.

Она снова берет один из кубиков и кладет его на пол между ними.

– Только я не знаю, смогу ли сейчас, – говорит она.

Глаза Ребекки сужаются от напряжения. Мину смотрит на кубик, гадая, что же сейчас случится. Кубик не двигается с места, и Мину успевает подумать, что Ребекка, наверное, очень устала.

Даже потом она не сразу понимает, что произошло. Струйка дыма такая тоненькая, что ее сдувает слабым ветром. Но вот дыма становится больше, и один из уголков кубика загорается.

Ребекка смотрит на Мину, и Мину вдруг делается страшно, что сейчас Ребекка подожжет и ее. Она едва удерживается от того, чтобы закрыть лицо руками.

– Офигеть, да? – говорит Ребекка.

Мину не может не согласиться. Маленький синеватый язычок огня скоро разрастается до светло-желтого пламени. Захватывает две стороны кубика. Ребекка наклоняется, чтобы задуть огонь.

– Когда это началось? – спрашивает Мину.

– Вчера. На столе стояла свеча, и я почему-то решила погасить ее. Это было несложно. Нужно было как будто… защипнуть огонь. И тогда я попробовала зажечь свечу. После этого у меня очень сильно заболела голова. Густав так испугался.

– Он ведь не видел…

– Нет, конечно нет, – говорит Ребекка и смотрит в никуда. Она втягивает руки в рукава куртки. – Но мне все труднее таиться от него. Ведь это такие потрясающие ощущения!

– Ему нельзя ничего рассказывать!

Голос Мину взвивается. Она не привыкла кричать. Но слова Ребекки вызвали у нее панику. Ребекка что, не помнит? Не доверяйте никому… Даже тем, кого любите больше всего на свете.

– Я знаю, – говорит Ребекка.

Она долго молчит.

– Просто мне и так многое приходится от него скрывать, – затем произносит она.

Мину понимает: наступил решающий момент, когда два человека могут стать друзьями по-настоящему.

– Ты наверняка слышала то, что обо мне говорят, – продолжает Ребекка.

Мину колеблется, не зная, стоит ли подтверждать слухи о Ребекке, которые доходили до нее на протяжении всех последних лет. Говорили, что у нее анорексия.

– Это правда? – спрашивает она.

– Да. Это продолжается до сих пор. То есть я всегда помню, что это может вернуться. Сейчас мне лучше, чем весной. Но я продолжаю думать об этом. Часто.

– А что говорит Густав?

– Мы никогда об этом не разговаривали. Но он наверняка знает. – Ребекка поднимает глаза и встречается взглядом с Мину. – Я боюсь, что если он узнает, то не захочет быть со мной. Ты первая, кому я об этом рассказываю.

Мину хочет сказать что-нибудь умное. Хочет показать, что заслуживает доверия, помочь Ребекке массой полезных советов, пообещать, что все будет хорошо. Но она тут же понимает, что сейчас лучше помолчать. Дать Ребекке выговориться.

– Когда я думаю, как жила раньше, до того, как стала встречаться с Густавом, мне все видится в черно-белом цвете, как старый фильм. С Густавом моя жизнь стала разноцветной. Но мне кажется, я до сих пор принадлежу черно-белому миру, и Густав в любую минуту может осознать, что я… что я бесцветная. И когда он увидит это, все разрушится.

– Но он любит тебя. Это видно. Может, ты просто-напросто должна поверить ему?

– Как бы я хотела, чтобы все было «просто-напросто», – говорит Ребекка.

– С моим опытом общения с парнями только советы давать! – говорит Мину, и Ребекка смеется.

– Ладно, теперь твоя очередь. У тебя есть какая-нибудь большая тайна?

Мину колеблется.

– Ну, я типа безответно влюблена, – говорит она. – Бред, в общем.

– Ой, расскажи. В кого?

– Пообещай, что никому не расскажешь. Ну, то есть я в этом и так не сомневаюсь, но вроде когда говоришь: «Никому не рассказывай», чувствуешь себя увереннее.

Ребекка снова смеется.

– Обещаю, – говорит она.

Мину едва может выговорить его имя. Сейчас Ребекка поймет, какая она на самом деле наивная маленькая девственница.

– Макс.

Имя вырывается из нее как вздох. Мину готова провалиться сквозь пол, сейчас же, сию минуту, и пусть это место сразу заделают досками и ее, Мину, навсегда предадут забвению.

– А ты ему нравишься, как думаешь? – спрашивает Ребекка, как будто в том, что сказала Мину, нет ничего странного.

– Конечно нет, – отвечает Мину. – Но иногда он вроде смотрит на меня как-то по-особому. Хотя это, разумеется, только мои фантазии.

– А ты не хочешь поговорить с ним где-нибудь после уроков? Если ты чувствуешь, что между вами что-то есть, наверняка это так.

Она говорит об этом так естественно.

– Спасибо. Но думаю, лучше просто постараться его забыть.

– Ну-ну, удачи, – иронически говорит Ребекка, и Мину не может сдержать улыбки.

14

Городской торговый центр – Галерея – средоточие всего, за что Ванесса ненавидит Энгельсфорс. Пустой и некрасивый, он символизирует несбывшиеся ожидания.

Его открыли шесть лет назад, помпезно и торжественно, детям подарили воздушные шарики. А теперь здесь только закрытые двери магазинов и любимая забегаловка алкашей – «Sture&Co». Все здание погружено в постоянный полумрак, потому что никто больше не меняет перегоревшие лампы на потолке. Открытие «Хрустального грота» – первое событие за последние два с лишним года.