Онлайн чтение книги Девушка и ночь La jeune fille et la nuit
1. Вишневая кока-кола

1

«София-Антиполис»

Суббота, 13 мая 2017 года

Я припарковал взятую напрокат машину под соснами возле автозаправки, в трех сотнях метров от входа в лицей. Приехал я прямиком из аэропорта, с рейса Нью-Йорк – Ницца, так и не сомкнув глаз за весь перелет.

Получив накануне по почте статью, посвященную пятидесятой годовщине моего бывшего лицея, я спешно покинул Манхэттен. Конверт со статьей мне отправил через почтовое отделение моего издательства Максим Бьянкардини, мой старый добрый друг, с которым мы не виделись целых двадцать пять лет. В конверт он вложил и номер своего мобильного телефона, но набрать его я не решался, пока не понял, что теперь мне не отвертеться.

– Читал статью, Тома? – спросил он меня без околичностей.

– Поэтому и звоню.

– Знаешь, что это значит?

В голосе его угадывались прежние знакомые интонации, только теперь к ним прибавились незнакомые возбужденность, торопливость и страх.

Я не сразу ответил на его вопрос. Да, я знал, что это значит. Это был конец нашей прежней, так хорошо знакомой жизни. И следующую ее часть нам суждено провести за решеткой.

– Тома, тебе надо приехать на Лазурный Берег, – после короткого молчания выпалил Максим. – Надо придумать, как из этого выкрутиться. Надо что-то делать.

Я закрыл глаза, прикидывая в уме последствия этого дела: масштаб скандала, юридическую подоплеку, неприятности для наших родных.

В глубине души я всегда знал: когда-нибудь этот день все-таки настанет. Я прожил почти двадцать пять лет – вернее, притворялся, что жил, – с дамокловым мечом над головой. Я постоянно просыпался в холодном поту среди ночи, вспоминая те давние события и неизменно думая о том, что однажды все раскроется. По ночам я глотал седативы, запивая их каруидзавой[2]Сорт японского виски., но заснуть снова мне редко когда удавалось.

– Надо что-то делать, – твердил свое мой друг.

Я понимал: он тешит себя иллюзиями. Ведь бомбу, грозившую обратить нашу жизнь в прах, мы сами и заложили тогда, декабрьским вечером 1992 года.

И мы оба понимали: обезвредить ее невозможно никакими силами.

2

Я закрыл машину и направился к автозаправке. Это был маленький супермаркет, наподобие американского, который все называли «У Дино». За бензоколонками располагалась крашеная деревянная постройка – здание в колониальном стиле, где помещались магазинчик и уютное кафе с обычной просторной террасой под навесом.

Я толкнул ходящую взад и вперед дверь. Внутри почти ничего не изменилось – время совсем не тронуло это заведение, со всеми его причудливыми особенностями. В глубине магазина, в окружении высоких табуретов, помещалась беленая деревянная барная стойка со стеклянными колпаками в дальнем ее конце, под которыми, точно в ларцах для драгоценных камней, лежали разноцветные пирожные. Оставшуюся часть помещения, как и террасу, занимали диванчики и столики. На стене висели эмалированные таблички с рекламой старых, ныне уже не существующих торговых марок, а также плакаты с изображениями Ривьеры в «безумные» годы[3]Имеется в виду период 1919–1929 годов.. Чтобы вместилось побольше столиков, убрали бильярд с игровыми автоматами, в которых я оставил кучу денег в бытность мою фанатом «Автогонок», «Арканоида» и «Уличного хулигана-2». Остался только настольный футбол – старенький «Бонзини» с протертым чуть ли не до дыр полем.

Я не удержался и погладил футбольный стол из крепкого бука. За этим самым столом мы на пару с Максимом часами напролет снова и снова переигрывали все крупные матчи с участием ОМ[4]Футбольный клуб «Олимпик Марсель» (сокращенно ОМ).. На меня потоком нахлынули воспоминания: хет-трик[5]В футболе три гола, забитые в одном матче одним игроком. Папена в Кубке Франции 1989 года; игра рукой Ваты в матче против «Бенфики»; удар Криса Уоддла внешней стороной правой стопы в игре против «Милана» в тот достопамятный вечер, когда на стадионе «Велодром» вырубился свет. К сожалению, мы с ним так и не отпраздновали долгожданную победу в Лиге чемпионов в 1993 году. В то время я уже покинул Лазурный Берег – уехал в Париж учиться в коммерческой школе.

Я впитывал в себя атмосферу кафе. Максим был не единственный, с кем я имел обыкновение захаживать сюда после уроков. Самые яркие воспоминания у меня были связаны с Винкой Рокуэлл, девчонкой, в которую я был тогда влюблен. В нее были тогда влюблены все мальчишки. Это было вчера. С тех пор прошла целая вечность.

Направляясь к стойке, я чувствовал, как волосы у меня на руках встают дыбом по мере того, как в голове возникают мгновенные, но все более отчетливые образы. Я вспоминал чистый смех Винки, щелочки между ее верхними резцами, ее воздушные платья, непостижимую красоту, отстраненный взгляд на вещи. Помнится, летом здесь, «У Дино», Винка пила вишневую колу, а зимой заказывала по несколько чашек горячего шоколада с плавающими на поверхности мелкими зефирками.

– Что будете заказывать?

Я глазам своим не верил: в кафе все так же заправляла итало-польская чета Валентини. Глянув на хозяина, я тут же вспомнил его имя. Дино (ну конечно…) оторвался от чистки кофемашины-эспрессо, завязав со мной разговор, а Ханна между тем продолжала листать местную газету. Он раздобрел и полысел, а ее кожа больше не была золотисто-желтой, и у нее изрядно прибавилось морщин. Впрочем, со временем Дино и Ханна, казалось, стали еще больше подходить друг другу. Сказывался эффект старости – она обесцвечивала слишком яркую красоту и вместе с тем придавала легкий налет лоска самым обыкновенным физическим чертам.

– Мне кофе, пожалуйста. Двойной эспрессо.

Подумав мгновение-другое, я решил окунуться в прошлое, вызвав в памяти призрачный образ Винки:

– И вишневую колу со льдом и соломинкой.

Тут мне показалось, что один из Валентини вроде бы признал меня. Мои родители директорствовали в Сент-Экзе с 1990-го по 1998 год. Отец руководил лицеем, а мать заведовала подготовительным отделением, на основании чего они пользовались служебной жилплощадью на территории кампуса. Поэтому я был здесь частым гостем. В обмен на пару-тройку бесплатных заходов в «Уличного хулигана» я иногда помогал Дино убирать в подвале или готовить его знаменитый замороженный заварной крем, рецепт которого он унаследовал от своего папаши. Покуда его жена все так и сидела, впившись глазами в газету, старый итальянец получил от меня деньги и подал мне напитки, но при этом в его усталом взгляде не мелькнуло ни искорки.

Три четверти зала пустовало, и это было удивительно, тем более для субботнего утра. В Сент-Экзе немало учеников жили при лицее, и в мое время большинство из них оставались там и на выходные. Воспользовавшись этим обстоятельством, я направился к нашему с Винкой любимому столику – последнему, в самом конце террасы, под благоухающими ветвями сосен. Поскольку звезды тяготеют друг к другу, Винка всегда предпочитала сидеть лицом к солнцу. С подносом в руках я сел на свое обычное место – спиной к деревьям. Поставил перед собой чашку с кофе, а стакан с вишневой колой водрузил перед пустовавшим стулом напротив.

Из динамиков лилась старая популярная песня группы R.E.M. «Теряю веру» – слушая ее, многие думали, будто она про религиозную веру, хотя на самом деле в ней говорится про горькую, неразделенную любовь. Про то, как парень в отчаянии кричит любимой девушке: «Эй, гляди, вот он я! Ну почему же ты меня не замечаешь?» В этих словах – вся история моей жизни.

Слабый ветерок слегка трепал ветви деревьев, солнце освещало покрытые пылью половицы. За несколько мгновений случилось чудо, и я перенесся в начало девяностых. Прямо передо мною в пронизывающем ветви деревьев свете возник призрак Винки, и до моих ушей донеслось эхо наших воодушевленных разговоров. Она с увлечением рассказывала мне про «Любовника»[6]Автобиографическая повесть французской писательницы Маргерит Дюрас (1914–1996), опубликованная в 1984 году. и «Опасные связи»[7]Роман в письмах французского писателя Шодерло де Лакло (1741–1803), опубликованный в 1782 году.. А я в ответ расписывал ей «Мартина Идена»[8]Роман Джека Лондона, впервые напечатанный в журнальном варианте в 1908–1909 годах и вышедший отдельной книгой в 1909-м. и «Любовь властелина»[9]Роман швейцарского писателя Альбера Коэна (1895–1981), изданный в 1968 году.. За этим же столом мы обычно часами обсуждали фильмы, которые смотрели вечерами по вторникам в кинотеатре «Стар», в Каннах, или в «Казино Антиб». Она была без ума от «Пианино»[10]Фильм новозеландского кинорежиссера, сценаристки и писательницы Джейн Кэмпион (р. 1954), выпущенный в 1992 году. и «Тельмы и Луизы»[11]Фильм британского кинорежиссера Ридли Скотта (р. 1937), вышедший в 1991 году., а мне нравились «Ледяное сердце»[12]Фильм французского кинорежиссера Клода Соте (1924–2000), вышедший в 1992 году. и «Двойная жизнь Вероники»[13]Фильм польского кинорежиссера Кшиштофа Кесьлевского (1941–1996), вышедший в 1991 году..

Песня закончилась. Винка надела солнцезащитные очки «Рэй-Бэн», втянула через соломинку глоток колы и подмигнула мне из-за цветных стекол. Ее образ поблек, а потом и вовсе пропал, подведя черту под нашим чудесным отступлением.

Мы уже не томились под беспечным зноем лета 1992 года. Я остался один-одинешенек, мне было грустно и с трудом дышалось после погони за химерами утраченной юности. Я не видел Винку вот уже двадцать пять лет.

Впрочем, ее вообще никто не видел вот уже двадцать пять лет.

3

В воскресенье 20 декабря 1992 года Винка Рокуэлл, девятнадцати лет, сбежала в Париж вместе с Алексисом Клеманом, двадцатисемилетним преподавателем философии, с которым она поддерживала тайную связь. Последний раз их вдвоем видели на следующее утро в гостинице Седьмого округа, возле базилики Святой Клотильды. Потом все следы их пребывания в столице были потеряны. С тех пор они больше не объявлялись и не связывались ни с друзьями, ни с родными. Они буквально испарились.

Такова официальная версия.

Я достал из кармана статью из «Нис-Матен», которую перечитывал уже раз сто. За внешней обыденностью в ней скрывались сведения, повлекшие за собой драматические последствия, которые ставили под сомнение то, что все уже знали об этом деле. Сегодня принято уповать на правду и открытость , но правда на поверку редко бывает таковой – и в этом конкретном случае она не сулила ни умиротворения, ни безутешной скорби, ни истинной справедливости. Правда обещала только беду, погоню и клевету.

– О, простите, мсье!

Проносясь между столами, неловкий лицеист задел рюкзачком стакан с колой, но я, мгновенно среагировав, подхватил его, не дав разбиться вдребезги. Потом сгреб в кучу салфетки и вытер стол, но колой залило мне брюки. Я прошел через кафе к туалетам. Мне понадобилось добрых пять минут, чтобы оттереть все пятна, и еще столько же времени, чтобы просушить брюки. Лучше было вообще не ходить на встречу бывших учеников, не то все подумают, что я обмочился.

Вслед за тем я вернулся на свое место за пиджаком, висевшим на спинке стула. Глянув на стол, я почувствовал, как у меня заколотилось сердце. В мое отсутствие кто-то сложил вдвое ксерокопию статьи и положил сверху солнцезащитные очки. «Рэй-Бэн Клабмастер» с цветными стеклами. Кто же сыграл со мной эту злую шутку? Я огляделся кругом. Дино болтал с каким-то типом возле бензоколонок, а Ханна поливала герани на другой стороне террасы. Кроме троих уборщиков, коротавших рабочий перерыв за барной стойкой, среди посетителей кафе было несколько лицеистов – они сидели, уткнувшись в свои «Макбуки» или мобильные телефоны.

Черт!..

Пришлось потрогать очки руками – только так я убедился, что они мне не привиделись. Подняв их, я заметил на газетной вырезке пометку. Короткое слово, выведенное аккуратным округлым почерком:

Месть .