Онлайн чтение книги Девушка и ночь La jeune fille et la nuit
3. То, что мы сделали

1

Спортивный корпус представлял собой железобетонный шестигранник, построенный на площадке у кромки сосняка. Туда вел наклонный въезд, как бы зажатый между высокими известняковыми, белыми как мел скалами, отражавшими ослепительный солнечный свет. Поднявшись на автостоянку, я увидел грейдер и бульдозер, которые стояли возле какой-то модульной конструкции. Это был склад, и в нем помещалась целая батарея всяких инструментов: отбойные молотки, бетоноломы, ножницы для резки металла, грейферы и ковши. Директриса говорила правду: старый спортивный корпус доживал свои последние часы. Начало строительных работ было не за горами, как и начало нашего падения.

В поисках Максима я обошел спортивный корпус кругом. Не имея с ним никакой связи, я тем не менее следил издалека за перипетиями в его жизни с подлинным увлечением и определенной гордостью. Дело Винки Рокуэлл повлияло на его судьбу иначе, чем на мою. Если тогдашние события меня морально сломили и обескуражили, то Максима они раскрепостили – избавили от душевных оков, предоставив ему свободу написать собственную историю.

После того, что мы сделали , я уже никогда не был прежним. Я жил в страхе и душевном смятении, отчего позорно провалился на экзамене по высшей математике. Летом 1993 года я уехал с Лазурного Берега в Париж и, к величайшему сожалению моих родителей, перевелся во второразрядную коммерческую школу. В столице я томился четыре года. Прогуливал каждую вторую лекцию, а вечера коротал в кафе, библиотеках и кино по соседству с кварталом Сен-Жермен-де-Пре.

На четвертом году обучения школа отправляла учащихся на полугодовую стажировку за границу. Большинство моих однокашников устроились в крупные компании, а мне пришлось довольствоваться более скромным местом: я поступил помощником к Эвелин Уоррен, интеллигентной феминистке из Нью-Йорка. Уоррен, хоть ей и было восемьдесят лет, продолжала читать лекции в университетах разных городов Соединенных Штатов. Это была яркая личность и вместе с тем властная и капризная женщина, которую раздражало все на свете. Но меня она, бог весть почему, обожала. Быть может, потому, что я не обращал внимания на ее заскоки и не поддавался ее внезапным переменам настроения. Вовсе не претендуя на роль моей приемной бабушки, она просила меня вернуться к ней на службу после того, как я окончу учебу, и помогла мне получить грин-карту. Таким образом, я проработал помощником Эвелин Уоррен до самой ее смерти и все это время проживал в одной из комнат ее огромной квартиры в Верхнем Ист-Сайде[40]Респектабельный район Манхэттена..

В свободное время – благо его у меня было вдоволь – я предавался занятию, которое меня только и успокаивало: сочинял истории. Не в силах благополучно устроить свою жизнь, я придумывал ничем не омраченные миры, где не было места терзавшим меня тревогам. Волшебные палочки существуют. Лично для меня она обрела форму шариковой ручки «бик-кристалл». За франк с полтиной вы получали доступ к инструменту, способному преображать действительность, совершенствовать ее и даже перечеркивать.

В 2000 году я опубликовал первый свой роман, который благодаря толковой раскрутке вошел в число самых продаваемых. С той поры я написал десяток книг. Писательство и реклама отнимали все мое время. Я достиг настоящего успеха, однако моя родня полагала, что писательское ремесло никак нельзя отнести к числу серьезных профессий. «А ведь когда-то я думал, что ты станешь инженером», – с присущей ему деликатностью сказал мне как-то отец. Мало-помалу мои наезды во Францию становились все реже и теперь ограничивались одной неделей, которую я отводил себе на рекламу своих книг и раздачу автографов. Со старшей сестрой и братом я почти не виделся. Мари окончила Горную школу и работала на высокой должности в Национальном управлении статистики внешней торговли. Чем она занималась, я точно не знал, хотя предполагал, что ее работу никак нельзя было назвать самой увлекательной. Что до Жерома, его можно было по праву назвать гордостью семьи: он был детским хирургом и после землетрясения 2010 года работал на Гаити – координировал деятельность «Врачей без границ».

2

А еще был Максим.

Бывший мой лучший друг, которого мне так никто и не смог заменить. Мой сердечный друг. Я знал его целую вечность: родня его отца и родственники моей матери были из одной итальянской деревни Монтальдичо, в Пьемонте. До того как мои родители получили служебное жилье в Сент-Экзе, мы с ним жили по соседству в Антибе, на дороге Сюкетт. Из окон наших домов, стоявших бок о бок, открывался широкий вид на часть акватории Средиземного моря. На лужайках перед нашими домами, разделенных лишь низенькой стенкой сухой кладки, мы с Максимом гоняли в футбол, а наши родители устраивали барбекю.

В лицее Максим, в отличие от меня, учился плохо. Нет, его нельзя было назвать законченным бездарем: это был немного инфантильный мальчуган, который больше увлекался спортом и блокбастерами, чем тонкостями «Воспитания чувств»[41]Роман Гюстава Флобера (1821–1880), написанный в 1869 году. и «Манон Леско»[42]Имеется в виду «История кавалера Де Грие и Манон Леско» – роман Антуана Франсуа Прево д’Энзиля (1697–1763), написанный в 1731 году.. Летом он подрабатывал уборщиком пляжа у батарей Грайон, на мысе Антиб. Помнится выглядел он потрясающе: литой торс, длинные, как у заправского серфингиста, волосы, плавки «Рип Керл», кеды «Ванс» без шнурков. Это был простодушный, немного томный блондин – живое воплощение юноши из будущих фильмов Гаса Ван Сента[43]Гас Ван Сент (р. 1952) – американский кинорежиссер и сценарист..

Максим был единственным сыном Франсиса Бьянкардини, знаменитого на всю округу подрядчика, создавшего целую империю, хоть и местного значения, в те времена, когда правила распределения частноправовых сделок были более гибкими, чем сегодня. Мы с ним были хорошо знакомы, и я знал Франсиса как человека непростого, скрытного и неоднозначного. Но в глазах других людей он выглядел толстобрюхим мужланом, с ручищами каменщика и грубыми, неотесанными манерами, частенько бросавшимся словами, которых он понабрался в кабаках и которые можно было скорее услышать от каких-нибудь правых экстремистов. А заводился он, что называется, с пол-оборота. В его прицеле неизменно маячили все, кто, по его разумению, был повинен в упадке страны: «арабьё, социалисты, шлюхи и гомики». Это был властный светловолосый самец, эдакий здоровяк обыватель, который так и не понял, что его мир давно канул в вечность.

Находясь под подавляющим влиянием отца, которого стыдился и которым вместе с тем восхищался, Максим упорно искал свое место в жизни. И только после трагедии ему наконец удалось освободиться от своих оков. Превращение заняло двадцать лет, и происходило оно в несколько этапов. Поначалу он был нерадивым учеником, со временем взялся за ум и защитил диплом инженера-строителя. Потом он возглавил отцовское строительное предприятие и, приложив все старания, превратил его в ведущую местную экологическую строительную компанию. В дальнейшем он стоял у истоков создания Платформы-77, крупнейшего инкубатора новых идей и проектов на юге Франции. Помимо всего прочего, Максиму наконец пришлось смириться с тем, что он гомосексуал. И летом 2013 года, через несколько недель после того, как был принят закон об однополых браках, он заключил в мэрии Антиба союз со своим компаньоном Оливье Монсом – еще одним бывшим выпускником Сент-Экза, возглавлявшим муниципальную мультимедийную библиотеку.

Всю эту информацию я почерпнул на сайтах «Нис-Матен» и «Челленджес», а также из статьи в «Магазин дю Монд», посвященной «поколению Макрона». Оставаясь и по сей день простым муниципальным советником, Максим вступил в партию «Вперед!» сразу же после ее создания – то была партия будущего президента Республики – и одним из первых поддержал Макрона во время его избирательной кампании. Сегодня он претендовал на пост депутата от седьмого избирательного округа департамента Приморские Альпы под знаменем все того же Макрона. Народ, традиционно склонявшийся вправо, вот уже двадцать лет как выбирал в первом туре толкового кандидата от умеренных республиканцев гуманистического толка. До выборов оставалось еще три месяца, и никто представить себе не мог, что округ поменяет свой политический окрас, но той весной 2017 года страну накрыла энергия нового толка. Волна Макрона грозила все снести на своем пути. На предстоящие выборы кандидаты шли ноздря в ноздрю, однако у Максима были все шансы победить депутата, подлежавшего переизбранию.

3

Я заметил Максима – он стоял у входа в спортивный корпус и оживленно разговаривал с сестрами Дюпре. Я издалека хорошо разглядел его фигуру в холщовых штанах, белой рубашке и льняной куртке. У него было загорелое, с резковатыми чертами лицо, ясный взгляд и все такие же выгоревшие на солнце волосы. Леопольдина (мисс Косынка) и Джессика (мисс Бимбо) ловили каждое его слово, как будто он читал им монолог дона Родриго[44]Имеется в виду герой трагикомедии «Сид» Пьера Корнеля (1606–1684)., хотя на самом деле он всего лишь уверял их, что грядущее повышение ставок ВСС[45]Всеобщее социальное страхование. неминуемо приведет к увеличению покупательной способности всех наемных работников.

– Смотрите, кто идет! – завидев меня, воскликнула Джессика.

Я расцеловал близняшек – они тут же объяснили, что им поручено организовать прямо здесь танцевальную вечеринку, – и приобнял Максима. Возможно, у меня было что-то с головой, но, как мне показалось, от него исходил все тот же запах кокосового ореха, каким отдавал воск, с помощью которого он когда-то укладывал себе волосы.

Нам еще минут пять пришлось терпеть женскую болтовню. Леопольдина вдруг принялась уверять меня, что она просто без ума от моих романов, особенно от «Трилогии зла».

– Мне и самому нравится эта история, – отозвался я, хотя ее написал вовсе не я. – Что ж, непременно передам твои похвалы моему другу Шаттаму[46]Максим Шаттам (р. 1976) – французский писатель, мастер триллера..

Мое замечание, хоть и произнесенное шутливым тоном, задело Леопольдину. Наступила пауза – потом, под предлогом того, что им еще надо развесить светящиеся гирлянды, она потащила сестру в похожую на сарай пристройку, где хранились праздничные украшения.

Наконец мы с Максимом остались вдвоем. Избавившись от взгляда близняшек, он изменился в лице прежде, чем я успел спросить, как у него дела.

– Хуже некуда.

А когда я показал ему очки и записку со словом « месть» , которую нашел в кафе «У Дино», вернувшись из туалета, он совсем пал духом.

– Позавчера мне прислали такую же в контору, – признался он, потирая себе виски. – Надо было предупредить тебя по телефону. Прости, но мне показалось, что тогда ты можешь передумать и не приедешь.

– Есть предположения, кто нам это послал?

– Ни малейшего, но, даже если б мы знали кто, это бы вряд ли что-либо изменило. – Он кивнул в сторону бульдозера и склада с инструментами. – Работы начинаются в понедельник. Дело дрянь, ничего не попишешь.

Он достал свой мобильный телефон и показал мне фотографии своих дочерей – четырехлетней Луизы и Эммы, ее двухлетней сестренки. Несмотря на обстоятельства, я его поздравил. Максим преуспел там, где у меня ничего не вышло: он создал семью и собирался стать полезен обществу.

– Но ведь я же все потеряю, понимаешь? – в ужасе проговорил он.

– Погоди, не стоит проливать слезы раньше времени, – сказал я безо всякой надежды его успокоить, и, подумав мгновение-другое, добавил: – Ты был там?

– Нет. – Он покачал головой. – Тебя ждал.

4

Мы вдвоем зашли в спортивный корпус.

Он был все такой же огромный, каким я его помнил. Больше двухсот квадратных метров, поделенных ровно пополам: в одной половине зал для разных видов спорта, с тренировочной стенкой для скалолазания, а в другой – баскетбольная площадка, окруженная зрительскими трибунами. Ввиду предстоящего торжества – «вечера выпускников», о котором упоминалось в статье, – в зал притащили и сложили в кучу татами, гимнастические ковры, футбольные ворота и сети, чтобы оборудовать танцплощадку и подмостки для рок-группы. Теннисные столы были покрыты бумажными скатертями. Картину завершали самодельные гирлянды и украшения. Подходя к главному залу, устланному искусственным полом, я не мог избавиться от мысли, что сегодня вечером, пока рок-группа будет исполнять хиты INXS и Red Hot Chili Peppers, десятки парочек будут отплясывать рядом с трупом.

Максим проводил меня до стены, разделявшей многофункциональный зал и баскетбольную площадку с трибунами. На висках у него блестели капли пота, а на льняной куртке, под мышками, обозначились два круглых темных пятна. Последние несколько шагов он сделал пошатываясь, потом резко остановился, как будто ему не хватало сил идти дальше. Словно бетонная конструкция отталкивала его на манер одинаково заряженного полюса магнита. Я уперся рукой в стену, пытаясь отстраниться от нахлынувших переживаний. Это была не простая перегородка, а несущая стена, которая пересекала поперек весь спортивный корпус, имевший метров двадцать в ширину. И снова меня выбили из равновесия замелькавшие в моей голове вспышки – фотографии нескольких поколений подростков, которые приходили в этот зал тренироваться до седьмого пота, ни сном ни духом не ведая, что здесь, в стене, замуровано тело.

– Я муниципальный советник, и мне удалось поговорить с подрядчиком, который взялся разрушить спортивный корпус, – сообщил мне Максим.

– Как это будет происходить конкретно?

– С понедельника за дело примутся экскаваторы и камнедробилки. Эти ребята настоящие профи. У них грамотный персонал и первоклассная техника. Через неделю они сровняют коробку с землей.

– Значит, теоретически они могут наткнуться на тело послезавтра.

– Ну да, – шепотом отозвался он, делая знак, чтобы и я говорил потише.

– А они могут ничего не заметить?

– Смеешься? И не надейся, – вздохнул Максим и потер глаза. – Тело было завернуто в двойной строительный брезент, так что часть останков найдут целехонькими даже через двадцать пять лет. Работы немедленно приостановят и тут же начнут раскапывать другие улики.

– Сколько нужно времени, чтобы опознать труп с полной уверенностью?

Максим пожал плечами.

– Я не полицейский, но, думаю, со всякими там генетическими и стоматологическими экспертизами на все про все уйдет неделя. Беда в том, что между делом они наверняка найдут мой нож и твой стальной прут! И кое-что еще. Черт, не надо было торопиться! При современных методах расследования они запросто обнаружат наши следы ДНК и даже, наверное, отпечатки пальцев. А нет, на меня и так выйдут, ведь на рукоятке ножа вырезано мое имя…

– Подарок твоего отца… – припомнил я.

– Да, швейцарский армейский нож. – Максим нервно ущипнул себя за шею. – Надо заранее подстраховаться! – понуро проговорил он. – Сегодня же вечером возьму самоотвод. Партия должна успеть выдвинуть другого кандидата. Не хочу, чтобы эра Макрона начиналась со скандала, в котором буду виноват я.

Я попробовал его успокоить:

– Подожди немного. Я же не говорю, что все можно уладить за одни выходные, но нужно хотя бы постараться понять, что нас ждет.

– Что нас ждет? Убит человек, черт возьми! Убит и замурован в этом проклятом спортзале.