Онлайн чтение книги Дневник Diary
28 июня

Столовая в отеле Уэйтенси называется Залом Дерева и Золота, потому что там ореховые панели и золотая парчовая обивка. Каминная доска тоже из резного ореха, и полированные латунные подставки для дров. Камин надо топить, даже если дует ветер с материка и гонит дым обратно в зал. Сажа с дымом сочатся из камина, и приходится вытаскивать батарейки из каждого детектора дыма. К тому времени отель пахнет так, будто там маленький пожар.

Всякий раз, когда кто-нибудь просит девятый или десятый столик у камина, а потом жалуется на дым и жар и просит их пересадить, нужно чуточку выпить. Просто глоток, не важно чего. Твоей бедной жене сойдет и кулинарный херес.

Один день из жизни Мисти Мэри, королевы рабов.

Еще один самый длинный день в году.

Это игра, в которую может играть каждый. У Мисти есть собственная кома.

Пара глотков. Пара таблеток аспирина. Повторить.

В Зале Дерева и Золота, напротив камина, есть окна, которые смотрят на побережье. Замазка отвердела и раскрошилась, и теперь внутрь со свистом прорывается холодный ветер. Окна запотевают. Влага собирается на стекле и стекает на пол. Вскоре ковер начинает пахнуть, как кит, которого выбросило на берег в конце июля. Снаружи все до горизонта заполонили билборды – все те же марки фастфуда, солнечных очков, кедов, что валяются в мусоре вдоль линии прибоя.

В каждой волне плавают окурки.

Всякий раз, когда кто-нибудь просит четырнадцатый, пятнадцатый или шестнадцатый столик у окон, а потом жалуется на сквозняк и вонь, когда посетители скулят и просят пересадить их, нужно выпить.

Эти летние люди, идеальный столик для них как святой Грааль. Место силы. Позиционирование. Место, где они сидят, просто не может быть лучше, чем то, где их нет. А в столовой такие толпы, что когда проходишь по ней, тебя бьют в живот локтями и бедрами. Дамскими сумочками.

Пока мы не пошли дальше, постарайся потеплее одеться. И закупись витаминами группы B. Запасись дополнительными мозговыми клетками. Если ты читаешь это прилюдно, отложи книгу в сторону, пока не сможешь переодеться в свое лучшее белье, золотистое.

И, пожалуй, встань где-нибудь на очередь на донорскую печень.

Ты понимаешь, к чему все идет.

Куда идет вся жизнь Мисти Мэри Клейнман.

Есть масса способов совершить самоубийство без смерти как таковой.

Всякий раз, когда кто-нибудь с материка приводит толпу подруг, все стройные, загорелые, ахают при виде резного дерева и белых скатертей, хрустальных вазочек с розами и папоротником, антикварных серебряных подносов и прочего, всякий раз, когда одна из них возмущается: «Почему у вас телятина, а не тофу?» – сделай глоток.

Эти стройные женщины – на выходных иногда показываются их мужья, низкие и коренастые, потеющие так, что черное средство для имитации волос, которым они брызгают лысину, стекает по затылку. Густые струи темной жижи промачивают воротник.

Когда одна из местных морских черепах приходит, прижимая жемчуг к увядшей шее, какая-нибудь старая миссис Бертон, миссис Сеймор или миссис Перри, когда она видит стройных и загорелых летних женщин за своим любимым столиком с 1865 года и говорит: «Мисти, как ты могла? Ты же знаешь, что я всегда прихожу в полдень по вторникам и четвергам. Право же, Мисти…» Тогда надо сделать два глотка.

Когда летние люди просят кофе с молочной пенкой, хелированным серебром, порошком плодов рожкового дерева или чего-нибудь соевого, сделай еще глоток.

Если они не оставляют чаевых – еще один.

Эти летние женщины… Их глаза подведены так густо, что они как будто в очках. У них темный карандаш для губ, и когда они едят, помада внутри контура стирается. За столом остаются худые подростки с запачканными ртами. С длинными крючковатыми ногтями пастельных оттенков засахаренного миндаля.

Когда лето, но надо топить чадящий камин, сними один предмет одежды.

Когда идет дождь и окна гремят на холодном сквозняке, надень один предмет одежды.

Пара глотков. Пара таблеток аспирина. Повторить.

Когда мать Питера приходит с твоей дочерью, Тэбби, и ожидает, что ты будешь прислуживать собственной свекрови и дочке как личная рабыня, сделай два глотка. Когда они садятся за столик номер восемь и бабка Уилмот говорит Тэбби: «Твоя мама стала бы знаменитой художницей, если бы только постаралась!» – сделай глоток.

Летние женщины, их алмазные кольца и подвески, их теннисные браслеты, где алмазы потускнели под жирным кремом от солнца, когда они просят тебя спеть «С днем рожденья», сделай глоток.

Когда твоя двенадцатилетняя дочь называет тебя «мэм», а не мамой…

Когда ее бабка Грейс говорит:

– Мисти, дорогая, если бы ты вернулась к искусству, ты бы зарабатывала больше и так не унижалась…

Когда это слышит вся столовая…

Пара глотков. Пара таблеток аспирина. Повторить.

Каждый раз, когда Грейс Уилмот заказывает бутерброды к чаю категории «люкс», со взбитым творогом, козьим сыром и мелко нарубленными орехами, намазанными на тонкий, как бумага, тост, укусит пару раз, остальное выбрасывает, а счет за все это, включая чайник эрл-грея и кусок морковного торта, переводит на тебя, причем ты даже не в курсе, пока тебе не вручают семьдесят пять центов вместо зарплаты, а в некоторые недели ты даже должна Уэйтенси деньги – когда ты понимаешь, что стала издольщицей в Зале Дерева и Золота и так проведешь всю оставшуюся жизнь, сделай пять глотков.

Каждый раз, когда в переполненной столовой в каждом золотом парчовом кресле сидит какая-нибудь дамочка, местная или с материка, и все хором ворчат, что паром идет слишком долго, на острове мало мест для парковки, раньше заказывать столик на обед не надо было, почему некоторым дома не сидится, просто зла не хватает, – все эти локти и скрипучие голоса, которые требуют дорожных указаний, растительных сливок и летних сарафанов второго размера, а камин все равно должен пылать, потому что такая традиция отеля, сними с себя еще один предмет одежды.

Если к этому моменту ты не пьян и не полугол, ты невнимательно читаешь.

Когда Раймон, помощник официанта, застает тебя в холодильнике с бутылкой хереса и говорит: «Мисти, cariño. Salud!» [1]Милая. Привет! ( исп .)

Когда он так говорит, чокнись с ним и скажи: «За моего безмозглого муженька. За дочь, которую я никогда не вижу. За наш дом, который вот-вот отойдет католической церкви. За мою спятившую свекровь, которая грызет бутербродики с бри и шалотом!» Добавь: « Те amо [2]Люблю тебя ( исп .)., Раймон!»

И отхлебни еще разок.

Когда какая-нибудь окаменелость из старого островного семейства пытается тебе втолковать, что сама она из Бертонов, но ее мать была Сеймор, отец – Таппер, а его мать – Карлайл, что каким-то образом делает ее твоей троюродной племянницей, а потом пришлепывает холодную, мягкую, морщинистую руку к твоему запястью, пока ты счищаешь с тарелок салат, и говорит: «Мисти, почему ты больше не рисуешь?» – когда ты понимаешь, как с каждым днем стареешь все больше и больше, как вся твоя жизнь медленно катится под откос, глотни дважды.

Чему не учат в художественном колледже – никогда и никому не говорить, что ты хотела быть художником. Просто к сведению: всю оставшуюся жизнь тебя будут мучить рассказами, как ты раньше любила рисовать. Не рисовать – писать. Красками.

Пара глотков. Пара таблеток аспирина. Повторить.

Просто чтобы что-то написать: сегодня твоя бедная жена роняет нож в столовой. Когда она наклоняется за ним, в серебряном лезвии что-то отражается. Какие-то слова под столиком номер шесть. Она становится на четвереньки и приподнимает край скатерти. На столешнице, рядом с высохшей жвачкой и чьими-то козявками из носа, написано: «Не дай им снова тебя обмануть».

Там написано карандашом: «Выбери в библиотеке любую книгу».

Чье-то самодельное бессмертие. Чье-то наследие. Чья-то жизнь после смерти.

Просто чтобы что-то написать: погода сегодня пьяно-сопливая, с периодическими вспышками отчаяния и раздражения.

Записка под столиком номер шесть карандашными штрихами – под ней имя «Мора Кинкейд».