Глава XVIII. ОХТЕРЛОНИ, А ТАКЖЕ ЧЕРНАЯ ЯМА

Онлайн чтение книги По экватору Following the Equator
Глава XVIII. ОХТЕРЛОНИ, А ТАКЖЕ ЧЕРНАЯ ЯМА

Головную боль не следует недооценивать. Когда она разыграется, ощущение такое, что на ней ничего не заработаешь; но зато, когда она начнет проходить, неизрасходованный остаток вполне стоит 4 доллара в минуту.

Новый календарь Простофили Вильсона

Семпадцать с половиной часов мы ехали по железной дороге со всеми удобствами, и вот мы в Калькутте, столице Индии и Бенгалии. Как и в Бомбее, здесь около миллиона местных жителей и кучка белых. Город большой, красивый; его называют городом дворцов. Он богат историческими воспоминаниями, в нем множество свидетельств британских достижений — военных, политических, коммерческих, и множество свидетельств чудес двух могущественных волшебников — я имею в виду Клайва и Гастингса. И еще там стоит поднимающийся к облакам памятник некоему Охтерлони.

Его высота 250 футов, и он напоминает нарезной подсвечник. Кажется, этот лингам — единственный большой монумент в Калькутте. Он изрядно украшает город и заставляет помнить Охтерлони.

Где бы вы ни были — в Калькутте и на целые мили вокруг, — вы его увидите, а увидев, обязательно подумаете об Охтерлони. И потом вам приходится круглые сутки думать об Охтерлони и пытаться угадать, кто он был такой. Хорошо, что Клайв уже не вернется на этот свет, — он обязательно решил бы, что эта штука сооружена в честь Плесси; и какое разочарование постигло бы его гордую душу, когда он убедился бы, что это вовсе не так. Клайв узнал бы, что памятник стоит в честь Охтерлони, и подумал бы, что Охтерлони — это битва. Да, великая это была битва, подумал бы он: «С тремя тысячами я опрокинул шестьдесят тысяч солдат, основал империю — и мне не поставили памятника; этот полководец, наверное, с десятком солдат разгромил целый миллиард и спас вселенную».

Но Клайв ошибся бы. Охтерлони — это не битва, а человек. Он хорошо и с честью служил — так же хорошо, как служили в Индии еще семьдесят пять или сто англичан — храбрых, честных и высокоодаренных деятелей. Индия была очень благодарной почвой для таких людей, она остается такой даже сейчас — для людей, великих во время войны и в мирное время и столь же скромных, сколь и великих. Но им не поставили памятников, да они этого и не ждали. Охтерлони тоже, наверное, не ждал, да и не хотел, чтобы ему поставили памятник, — во всяком случае, до тех пор пока нет памятников Клайву и Гастингсу. Каждый день Клайв и Гастингс смотрят с небесного парапета вниз, желая угадать, кому из них двоих воздвигнут этот памятник; они терзаются и мучаются, так как разглядеть ничего нельзя; поэтому небеса не приносят им покоя. Но Охтерлони другое дело. Охтерлони спокоен. Он не подозревает, что это ему воздвигли памятник. Он наслаждается на небесах миром и счастьем. Во всем этом есть что-то несправедливое.

Что и говорить, если бы в Индии всем ставили памятники за особые отличия, за честное выполнение долга и беспорочную службу, ее пейзаж стал бы слишком однообразен.

Горстка англичан в Индии управляет миллионами индийцев с видимой легкостью, без заметных трений — благодаря своей тактичности, опытности и необыкновенному административному искусству, соединенному со справедливым и свободным законодательством; а также благодаря тому, что англичане всегда держат слово, данное индийцу.

Англия находится далеко от Индии и не знает, как блестяще оправляются там со своими обязанностями ее слуги; ведь славу создают журналисты, а их посылают не в Индию, а только в Европу: сообщать о жизни разных мелких князьков и герцогов — куда кто поехал, кто на ком женился. Зачастую британский чиновник проживет в Индии тридцать — сорок лет, поднимаясь по служебной лестнице с помощью таких дел, которые прославили бы его где угодно; наконец он становится правой рукой вице-короля, управляет огромной областью и миллионами подданных; и вот он возвращается домой в Англию, а там его никто не знает и никто о нем ничего и не слышал; он селится где-то в глуши и исчезает... Лет через десять в лондонских газетах появляется некролог в двадцать строк и ошеломляет читателя невероятным послужным списком человека, о котором он раньше, кажется, и не слыхал. А вот зато о европейских князьках и герцогах он был осведомлен в мельчайших подробностях.

Невероятно, до чего доходит невежество среднего человека, когда речь идет о странах, лежащих далеко от его родины. При упоминании о них в его мозгу всплывут один-два факта, да еще, может быть, несколько имен осветят там, как фонарики, несколько дюймов, а прочее оставят во тьме. Упоминание о Египте вызовет в памяти что-нибудь из библии да пирамиды — и больше ничего. Упомянут о Южной Африке — Кимберли, алмазы — и точка. Раньше слово «Америка» вызывало у индийца в памяти имя — Джордж Вашингтон, и на этом его сведения о нашей стране исчерпывались. За последнее время его осведомленность возросли вдвое, так что когда теперь упоминают Америку, то в темных пещерах его сознания появляются уже два факела, и он говорит: «А, в этой стране великий человек — Вашингтон, и святой город — Чикаго». Он слышал о Конгрессе религий, и отсюда у него осталось ошибочное представление о Чикаго.

Когда гражданина какой-нибудь отдаленной страны спрашивают об Индии, он вспоминает Клайва, Гастингса, восстание сипаев, Киплинга и еще несколько известных фактов; упоминание о Калькутте непременно заставит его вспомнить Черную Яму. И если этот гражданин оказывается в столице Индии, он прежде всего идет поглядеть на Черную Яму Калькутты — и разочаровывается.

Черная Яма не сохранилась; ее уже давно нет. Это странно. Сама по себе она уже памятник, готовый памятник. Это был памятник завершенный, оконченный, созданный из материалов крепких и долговечных, его не надо было бы подновлять, ремонтировать — нужно было просто его не трогать. Это был первый кирпич, краеугольный камень, на котором воздвигнута была могущественная империя — Индийская империя Великобритании. Чудовищный эпизод с Черной Ямой возмутил англичан и заставил Клайва, этого молодого армейского вундеркинда, примчаться туда из Мадраса. Это было семенем, из которого проросло потом Плесси; а ведь именно это необычайное сражение, подобного которому не было со времени Азинкура, заложило крепкие и глубокие основания могущества англичан в Индии.

И однако еще при жизни наших современников Черная Яма была беззаботно сломана и снесена, как будто ее кирпичи были простой глиной, а не слитками золота истории. Поступки людей поистине непостижимы.

На том месте, где, как полагают, была Черная Яма, сейчас установлена надпись, выгравированная на доске. Я ее видел; это все же лучше, чем ничего. Черная Яма — это была тюрьма, правильнее сказать — клетка в восемнадцать квадратных футов, размер обычной спальни; и туда победоносный наваб Бенгалии втиснул сто сорок шесть пленных англичан. Им не хватало моста стоять и не хватало воздуха для дыхания; была знойная ночь. До рассвета все пленные, кроме двадцати трех, погибли. Подробный рассказ мистера Холуэлла об этом ужасном событии появился сто лет назад, но сейчас редко можно встретить в печати хотя бы выдержки из него. В нем среди прочих потрясающих подробностей есть следующая: мистер Холуэлл, погибая от жажды, спас себя тем, что стал высасывать из своих рукавов пропитавший их пот. Из этого можно составить себе ясное представление, в каком положении были эти люди. Он заметил, что, пока он высасывал спасительную влагу из одного рукава, какой-то молодой англичанин припал к другому рукаву. Холуэлл не был эгоистом, он отличался всегда самыми благородными побуждениями; при его жизни и после смерти все признавали за ним эти драгоценные редкие качества. Но когда он заметил, что происходило с его вторым рукавом, он поспешил высосать его досуха сам. Ужасы Черной Ямы изменили даже его натуру. Впрочем, юноша оказался в числе двадцати трех, которые выжили, и он признавался, что украденный пот спас ему жизнь. Я дам краткую выдержку из повествования мистера Холуэлла:

«Затем все стали молить небо, чтобы огонь справа и слева скорей подошел к нам и положил конец нашим страданиям. Но так как молитвы наши не были услышаны, те из нас, чьи духовные и телесные силы совершенно истощились, падали на своих товарищей и тихо умирали; другие, у которых еще оставалось сколько-нибудь силы и энергия, сделали последнюю попытку добраться до окон. Некоторые сумели туда взобраться, вскарабкавшись по спинам и головам тех, кто стоял ближе К окнам; они схватились за решетки, от которых невозможно было их оторвать. Многие справа и слева оказались под ногами и скоро задохнулись; от живых и от мертвых поднимались испарения, и это действовало на нас почти совершенно так, как если бы нам насильно прижимали голову к чашке с крепким нашатырным спиртом, пока мы не теряли сознания. Испарении людей смешивались; часто, когда тяжесть, давившая мне на голову и плечи, заставляла меня опускать голову, мне приходилось сразу же поднимать ее, хотя я был рядом с окном, ибо я опасался задохнуться. Вы не сможете отказать мне в сочувствии, дорогой друг, если я расскажу вам, что в таком положении мне пришлось выдерживать тяжесть грузного мужчины, стоявшего коленями на моей спине и всем телом давившего на мою голову, и хирурга-голландца, расположившегося на моем левом плече. Кроме того, какой-то топаз (чернокожий христианин-солдат) налег на мое правое плечо; это продолжалось от половины двенадцатого примерно до двух часов ночи, при этом я выдерживал только благодаря тесноте и напору окружавших меня тел. Я часто отталкивал голландца и солдата, давая им под ребра и перехватывая решетки, на которые я держался; но того, что был сверху, оторвать было невозможно, он намертво вцепился в две перекладины решетки.

Я снова призвал себе на помощь всю свою силу и мужество, но в конце концов меня совершенно истощили повторные попытки сбросить с себя невыносимую тяжесть, и к двум часам, увидев, что я должен или отойти от окна, или упасть на том месте, где я стоял, я решил сделать первое, и, в сущности, ради других я вынес, стремясь сохранить жизнь, гораздо больше, чем стоит самая лучшая жизнь на свете. Среди тех, кто стоял позади меня, был офицер с одного корабля, по имени Кери; во время осады он вел себя очень мужественно (его жена, женщина превосходная, хотя и родившаяся в сельской местности, не оставила его и последовала за ним в тюрьму; она осталась в живых). Этот несчастный долго кричал, прося воды и воздуха; я сказал ему, что не хочу больше цепляться за жизнь, и предложил ему занять мое место у окна. Когда я отодвинулся, он сделал тщетную попытку занять мое место, но его опередил голландец-хирург, который сидел у меня на левом плече. Несчастный Кери поблагодарил меня и сказал, что он тоже хочет проститься с жизнью, но нам стоило величайшего труда отодвинуться от окна (во внутренней части помещения некоторые, по-видимому, умерли стоя и не могли упасть из-за того, что их со всех сторон подпирали люди). Он лег и умер; мне кажется, смерть его была мгновенной, потому что он был низенький полнокровный толстяк. Он был очень силен, и, я думаю, если бы он не стал двигаться вместе со мной, я никогда не пробил бы себе дороги. В то время я не чувствовал никакой боли и очень мало тревожился; я не могу лучше дать вам понять свое положение, чем повторив свое сравнение насчет чашки нашатырного спирта. Я почувствовал, что быстро впадаю в оцепенение, и опустился на пол рядом с умершим преподобным мистером Джервасом Беллами, милейшим стариком, который лежал рука об руку со стоим сыном, лейтенантом, тоже мертвым, возле южной стены тюрьмы. Когда я пролежал там некоторое время, у меня еще оставалось довольно сознания, чтобы с тревогой подумать, что, когда я умру, меня будут так же топтать, как я сам топтал других. Я с трудом поднялся и занял прежнее положение, но сразу же потерял всякое ощущение происходящего; последнее, что я помню после того, как лег, это что меня давит мой ремень; я его расстегнул и отбросил. О том, что происходило потом, до времени моего воскресения после этой ямы ужасов, я уже не могу вам рассказать».

В Калькутте есть масса интересного, но времени у меня было слишком мало, чтобы все осмотреть. Я видел укрепления, построенные Клайвом, и место, где произошла дуэль между Уорреном Гастингсом и автором «Писем Юниуса»; и большой ботанический сад; и фешенебельные гуляния на Майдане; и общий смотр гарнизона утром на большой равнине; и военные состязания, в которых крупные части местных войск показывали свое искусство в обращении со всеми видами оружия, — эффектное и прекрасное зрелище, которое заняло несколько вечеров и закончилось инсценировкой штурма местной крепости, — штурм был совсем как настоящий, но всех подробностях, а по своей безопасности и удобству наблюдения даже лучше настоящего; благодаря любезности наших друзей мы предприняли приятную поездку на «Хугли», а остальное время посвятили светским приемам и Индийскому музею. В музее, этом зачарованном дворце индийских древностей, можно было бы провести месяц. Да что месяц — среди этих прекрасных и удивительных вещей можно было провести и год, и каждый день узнавать что-либо новое.

Была зима. Мы были как Киплинговы «толпы туристов, которые разъезжают по Индии в холодную погоду и всех учат, что надо делать». Здесь часто употребляют это выражение — «холодная погода» и думают, здесь такое есть на самом деле. Это потому, что люди провели здесь половину жизни и их восприятие притупилось. Когда человек привык к ста тридцати восьми градусам в тени, его представления о холодной погоде ничего не стоят. Я читал в истории, что англичане во время восстания сделали в июне переход от Лакхнау до Канпура как раз при такой температуре — сто тридцать восемь градусов в тени; но я думал, что это просто историческое преувеличение. Потом я снова прочел это, кажется в отчете майора Форбс-Митчелла о его участии в кампании по время восстания; и в Калькутте я его спросил, правда ли это. Он сказал, что да. Другой весьма высокопоставленный офицер, который побывал в самой гуще этого мятежа, подтвердил то же самое. Пока они говорили о том, что они сами знают, им можно было верить, и я верил; но когда они сказали, что сегодня «холодная погода», то я увидел, что здесь они вышли из сферы своей компетенции и блуждают в потемках. Вероятно, в Индии «холодная погода» — просто условное выражение: ведь нужно же как-нибудь отличать жару, расплавляющую бронзовые дверные ручки, от жары, которая их только размяг-чает. Я заметил, что, когда я был в Калькутте, у дверей были именно бронзовые ручки, а для фарфоровых было еще не время: фарфоровыми, мне сказали, их заменят только в мае. Но для нас эта холодная погода была слишком жаркой, так что мы отправились в Дарджилинг, в Гималаи, — дорога туда занимает двадцать четыре часа,


Читать далее

Марк Твен. По экватору
КНИГА ПЕРВАЯ 16.04.13
Глава I. МЫ ПЛЫВЕМ С МИЛЕЙШИМ КАПИТАНОМ 16.04.13
Глава II. КАК ПОСТУПИЛ БЕДНЯГА БРАУН 16.04.13
Глава III. ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД ГОНОЛУЛУ 16.04.13
Глава IV. «ЛОШАДИНЫЙ БИЛЬЯРД». МНЕ НЕ ВЕЗЕТ 16.04.13
Глава V. ЗАВЕРБОВАННЫЕ РАБОЧИЕ ИЛИ РАБЫ? 16.04.13
Глава VI. КАК КВИНСЛЕНД ИСТРЕБЛЯЕТ КАНАКОВ 16.04.13
Глава VII. НАМ ЖАЛЬ ЭКСПЛУАТИРУЕМЫХ ФИДЖИАНЦЕВ 16.04.13
Глава VIII. ПТИЦА МОА ОБГОНЯЕТ ПОЕЗД 16.04.13
Глава IX. ТАИНСТВЕННАЯ, ВЕЧНО НОВАЯ, УДИВИТЕЛЬНАЯ АВСТРАЛИЯ 16.04.13
Глава X. О НЕКОТОРЫХ ВАРВАРСКИХ АНГЛИЙСКИХ ЗАКОНАХ 16.04.13
Глава XI. СИДНЕЙ — АНГЛИЙСКИЙ ГОРОД С АМЕРИКАНСКОЙ ОКРАСКОЙ 16.04.13
Глава XII. ГАНУМАН СИЛЬНЕЕ САМСОНА 16.04.13
Глава XIII. ЧТО НАШЕЛ СЕСИЛЬ РОДС В БРЮХЕ АКУЛЫ 16.04.13
Глава XIV. УДИВИТЕЛЬНОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО ДВУХ КОЛОНИЙ 16.04.13
Глава XV. ИСТЕЦ ТИЧБОРН И ВАГА-ВАГА 16.04.13
Глава XVI. ВЕЛИЧАЙШИЙ ДЕНЬ В ГОДУ — РОЗЫГРЫШ КУБКА В МЕЛЬБУРНЕ 16.04.13
Глава XVII. ШИРОЧАЙШАЯ ТОРГОВЛЯ АВСТРАЛИИ 16.04.13
Глава XVIII. ГДЕ ПРОЦВЕТАЮТ ВСЕ РЕЛИГИИ 16.04.13
Глава XIX. НА ЧТО МОЖЕТ ПРИГОДИТЬСЯ ПЕРЕСМЕШНИК 16.04.13
Глава XX. ИНТЕРМЕДИЯ НА ЛИСЬЕЙ ОХОТЕ 16.04.13
Глава XXI. МЫШЬЯКОВЫЙ ПУДИНГ ДЛЯ ДИКАРЕЙ 16.04.13
Глава XXII. ВОЛШЕБСТВО АБОРИГЕНОВ 16.04.13
Глава XXIII. САМАЯ НЕПЬЮЩАЯ СТРАНА В МИРЕ 16.04.13
Глава XXIV. В БАЛЛАРАТЕ АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК БЕЗУПРЕЧЕН 16.04.13
Глава XXV. ЗАБАВНЫЙ МАРК-ТВЕНОВСКИЙ КЛУБ 16.04.13
Глава XXVI. ЧТО ТАКОЕ НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ 16.04.13
Глава XXVII. РОБИНСОН МИРОТВОРЕЦ 16.04.13
Глава XXVIII. ШУТКА, КОТОРАЯ СДЕЛАЛА ЭДУ КАРЬЕРУ 16.04.13
Глава XXIX. ХОБАРТ — САМЫЙ ОПРЯТНЫЙ ГОРОД 16.04.13
Глава XXX. ПРИРОДА ЖECTOKO ПОСТУПИЛА С ГУСЕНИЦЕЙ 16.04.13
Глава XXXI. «ГОСТИНИЦА В МЭРИБОРО — ЧЕРТ ЗНАЕТ ЧТО!» 16.04.13
Глава XXXII. КАК ЖЕНЩИНЫ ПОМОГАЮТ УПРАВЛЯТЬ НОВОЙ ЗЕЛАНДИЕЙ 16.04.13
Глава XXXIII. КАРЛСБАД АВСТРАЛАЗИИ 16.04.13
Глава XXXIV. ПЕРЕДАЧА МЫСЛЕЙ НА РАССТОЯНИИ. Я ОШИБСЯ 16.04.13
Глава XXXV. МАОРИ — ПАТРИОТЫ И ВОИНЫ 16.04.13
Глава XXXVI. ПОЭЗИЯ ТУЗЕМНЫХ НАЗВАНИЙ 16.04.13
Глава I. ЖЕМЧУЖИНА ВОСТОКА ЦЕЙЛОН 16.04.13
Глава II. БОМБЕЙ — ОЖИВШАЯ СТРАНИЦА ИЗ «ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ» 16.04.13
Глава III. СВИДАНИЕ С ЖИВЫМ БОГОМ 16.04.13
Глава IV. БАШНИ ВЕЛИКОГО БЕЗМОЛВИЯ 16.04.13
Глава V. В ТОЛПЕ ГОСТЕЙ, СВЕРКАЮЩИХ ВСЕМИ ЦВЕТАМИ РАДУГИ 16.04.13
Глава VI. ОБИТЕЛЬ ЧЕРНОЙ СМЕРТИ 16.04.13
Глава VII. КОЛЕСНИЦА ДЖАГГЕРНАУТА, САМОСОЖЖЕНИЕ ВДОВ И ТУГИ 16.04.13
Глава VIII. ПРОСТЫЕ, НО ПРИЯТНЫЕ СПАЛЬНЫЕ ВАГОНЫ 16.04.13
Глава IX. Я СОГЛАШАЮСЬ ПРОКАТИТЬСЯ НА СЛОНЕ 16.04.13
Глава X. ОПТОВЫЕ УБИЙСТВА 16.04.13
Глава XI. ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА ИЗ ЧИСТО СПОРТИВНОГО ИНТЕРЕСА 16.04.13
Глава XII. ВДОВА, КОТОРАЯ С РАДОСТЬЮ ВЗОШЛА НА КОСТЕР 16.04.13
Глава XIII. АЛЛАХАБАД И СВЯЩЕННАЯ ЯРМАРКА 16.04.13
Глава XIV. НЕПОСТИЖИМЫЕ ТАЙНЫ ИНДУССКОГО БОГОСЛОВИЯ 16.04.13
Глава XV. КАК ОБЕСПЕЧИТЬ СПАСЕНИЕ ДУШИ 16.04.13
Глава XVI. ВЕЛИКИЙ ОЧИСТИТЕЛЬ ГАНГ 16.04.13
Глава XVII. ПИКНИКИ В ТАДЖ-МАХАЛЕ 16.04.13
Глава XVIII. ОХТЕРЛОНИ, А ТАКЖЕ ЧЕРНАЯ ЯМА 16.04.13
Глава XIX. ГДЕ ЖЕ ПРЕДЕЛ НИЗОСТИ ЯЗЫЧНИКА? 16.04.13
Глава XX. ВЫСШЕЕ НАСЛАЖДЕНИЕ 16.04.13
Глава XXI. СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА ТИГРА СО ЗМЕЕЙ 16.04.13
Глава XXII. СТРАШНЫЕ ДНИ ВОССТАНИЯ 16.04.13
Глава XXIII. ВОСТОРГИ ПО ПОВОДУ ТАДЖ-МАХАЛА 16.04.13
Глава XXIV. САТАНА ПЬЯН И ЛИШИЛСЯ РАБОТЫ 16.04.13
Глава XXV. ЧИНОВНИКИ-ИНДИЙЦЫ ОШИБАЮТСЯ НИЧУТЬ НЕ БОЛЬШЕ НАС 16.04.13
Глава XXVI. НА СТРАННОМ МАВРИКИИ ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ 16.04.13
Глава XXVII. ГДЕ СПИЧКИ НЕ ЖЕЛАЮТ ЗАЖИГАТЬСЯ 16.04.13
Глава XXVIII. ЧТО СДЕЛАЛ БАРНУМ ДЛЯ ШЕКСПИРА 16.04.13
Глава XXIX. ОТЛИЧНАЯ РАБОТА СУРОВЫХ ТРАППИСТОВ 16.04.13
Глава XXX. ПРАВДА О НАБЕГЕ ДЖЕЙМСОНА 16.04.13
Глава XXXI. ПОЧЕМУ БУРЫ РАЗБИЛИ ДЖЕЙМСОНА 16.04.13
Глава XXXII. БУР, КАКОЙ ОН НА САМОМ ДЕЛЕ 16.04.13
Глава XXXIII. АЛМАЗЫ И СЕСИЛЬ РОДС 16.04.13
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 16.04.13
Глава XVIII. ОХТЕРЛОНИ, А ТАКЖЕ ЧЕРНАЯ ЯМА

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть