Онлайн чтение книги Горький вкус времени
18

Франсуа медленно открыл глаза, и его взгляд остановился на Катрин, сидевшей от него поодаль.

– Как вы себя чувствуете? – Голос девушки выражал сочувствие.

Франсуа осторожно приподнялся на локте – он лежал на диване с парчовыми подушками – и поднес руку ко лбу.

– Так, словно меня огрели дубиной. – Язык у него заплетался. – Проклятие, голова раскалывается!

– Уверена, завтра вы будете уже совсем здоровы. – Катрин поднялась. – Я велела приготовить вам комнату. Позвольте помочь вам подняться по лестнице.

– По-моему, вы мне уже достаточно помогли. – Франсуа спустил ноги на пол и с трудом сел. – Вино. Я не ожидал, что это будет вино. – Он встретился взглядом с Катрин. – Очень мудро было со стороны Жан-Марка использовать вас.

– Это не правда. Я ничего не знала об этом. – Катрин сжала губы. – Вы гость в моем доме, и Жан-Марк не имел права так поступать с вами.

Франсуа с минуту всматривался в девушку.

– Матерь Божия, я верю, что вы действительно ничего не знали!

– Разумеется, нет. – И Катрин поспешно прибавила:

– Но это не значит, что я считаю, что Жан-Марк был совсем не прав, пытаясь избавиться от вас, раз вы за ним шпионили. Вам не следовало…

– Я тоже.

– Что?

– Я не виню его за попытку отделаться от меня. Я поступил бы точно так же. По правде говоря, в течение всего нашего путешествия из Парижа я ждал, когда он предпримет попытку избавиться от меня. – Франсуа поморщился и снова потер висок. – Жаль только, что он выбрал способ, вызывающий эту дьявольскую головную боль.

– Жан-Марк сказал мне, что у него был выбор между ударом и вином, – медленно произнесла Катрин. – Вы на него не сердитесь?

– С какой стати? Я же сказал – на его месте я поступил бы так же. – Франсуа бросил взгляд на часы, стоявшие на каминной доске. – Четвертый час утра. Это означает, что Андреас уже далеко в море.

Катрин кивнула:

– Он уехал сразу же после того, как вы уснули.

– А Жюльетта?

– Я нашла в ее комнате записку с сообщением, что она отплывает с Жан-Марком. – И Катрин торопливо прибавила:

– Но я уверена, что она не знала о плане одурманить вас.

– Может быть, и нет. – Франсуа улыбнулся. – Однако держу пари, она не стала бы так расстраиваться, как вы, из-за выбранного Жан-Марком способа и места.

– Наверное, не стала бы. – Лицо Катрин озарила улыбка. – Но она, без сомнения, больше склонялась бы к удару по голове. В Жюльетте мало возвышенного. – Улыбка сошла с лица девушки. – Что вы собираетесь делать?

Франсуа пожал плечами.

– А что я могу сделать? Жан-Марк, как видно, победил. К тому времени, как я доберусь до Испании, он уже отыщет Танцующий ветер и спрячет его. А если я спрошу его прямо, ответит, что я спятил, а он ездил в Испанию по делам. У меня ведь нет доказательств, что он отправился за статуэткой. Хотя, как я вижу, вы этого не отрицаете.

– Но и не подтверждаю.

– Я не пытаюсь обманом заставить вас выдать Жан-Марка. Я уважаю преданность. – Франсуа осторожно встал на ноги и выпрямился, покачиваясь. – А теперь я попрошу вас показать комнату, о которой вы говорили. У меня до сих пор такой дурман в голове, что я могу думать только о сне.

– Давайте я помогу вам. – Катрин взяла со стоявшего рядом с ней столика серебряный подсвечник и быстро подошла к молодому человеку. Положив его руку к себе на плечо, она обхватила его за талию. – Обопритесь на меня. Я достаточно сильная. И держите подсвечник.

Франсуа лукаво взглянул на нее.

– Вижу.

Катрин повела его к двери салона.

– Если вы не собираетесь догонять Жан-Марка, то что будете делать?

– Вернусь в Париж.

– Вы не опираетесь на меня. Это очень глупо. Нам еще надо подняться по лестнице, а вы ни за что не сумеете одолеть ступеньки сами.

– Извините. – Они прошли через вестибюль и стали подниматься по лестнице, и здесь Франсуа позволил себе перенести частицу своего веса на девушку. – Я не привык на кого-то опираться.

– Это совершенно очевидно. Вы всегда начеку?

– Да. – Франсуа сделал еще два шага. – От вас пахнет сиренью.

– Это новые духи, разрабатывает их месье Огюстэн. Мишель говорит, в них не хватает еще аромата корицы.

– Неужели? А я и не знал.

Они добрались до лестничной площадки, и Катрин помогла Франсуа пройти по коридору.

– Дантон на вас рассердится?

– Он будет не в восторге, но предпочтет видеть Танцующий ветер в руках Жан-Марка, а не Марата. По крайней мере равновесие сил останется прежним.

Они остановились у второй по коридору двери, и Катрин потянулась к фарфоровой дверной ручке.

– Вам следует спать весь день, а если не станет лучше, я пошлю за врачом в Грасс.

– У меня просто сильно болит голова.

– Вам был причинен вред в Вазаро. Я не допущу, чтобы вы уехали отсюда больным. – Катрин открыла дверь и вошла в спальню. – Вам понадобятся свечи?

– Нет. – Франсуа отдал девушке подсвечник. – Вы сами ложитесь. У вас измученный вид.

– Я не могу. Скоро рассветет. Сборщики выйдут в поле.

Франсуа нахмурился.

– Вы устали. Вам надо отдохнуть.

– Я сегодня поеду по разным полям и буду только присматривать за работой. Это нетрудно. – Катрин устало вздохнула. – Так много дел, а я еще не все знаю.

– Разве это не входит в обязанности Филиппа?

– Я отослала Филиппа навестить семью.

– Правда? – Глаза Франсуа остановились на лице девушки. – Интересно, почему же вы так поступили?

– Потому что мне так захотелось. – Катрин помолчала. – Вы уверены, что вам больше не понадобится помощь? Уголок его рта приподнялся в намеке на улыбку.

– Конечно. Вы выполнили свой долг хозяйки Вазаро.

Рука Катрин крепче сжала подсвечник. Зеленые глаза Франсуа блестели в мерцающем свете свечи, и девушка снова ощутила странное притяжение.

– Если я вам понадоблюсь, позовите. Я оставлю дверь своей комнаты приоткрытой.

– Буду иметь это в виду. – Франсуа шагнул в спальню. – И если что и помешает мне спать в моем нынешнем состоянии, так именно мысль об этом.

Катрин озадаченно нахмурилась.

– Но сон будет полезен для вашей головы.

– Неважно. У меня язык сейчас так же заплетается, как и мысли. Увидимся, когда проснусь. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. – Катрин направилась в свою спальню, расположенную дальше по коридору. Франсуа Эчеле был сложным человеком. Он был более чем загадочным, но сейчас Катрин слишком устала для головоломок.

Она вошла к себе и, поставив подсвечник на столик у двери, подошла к открытому окну. Темное небо уже розовело, и, как она уже сказала Франсуа, не было смысла ложиться спать. Скоро она сменит шелковое платье на старое шерстяное и отправится в поле. Катрин села у окна и оперлась о стену алькова.

Путешествия. Жюльетта с Жан-Марком направлялись в Испанию. Филипп по пути в Марсель, наверное, остановился на ночлег в гостинице. Завтра Франсуа вернется в Париж. Катрин не завидовала этим поездкам. Ей хотелось только оставаться в Вазаро, где было ее место, ухаживать за землей и наблюдать за вечной борьбой рождения и обновления, которую показал ей Мишель.

Катрин бросила взгляд на письменный стол, где лежал дневник, подаренный Жюльеттой. Подруга стремилась освободить ее от кошмаров, но Катрин пока не могла начать его. Вазаро помог затянуться ране, но прикосновение к свежему шраму было еще слишком болезненным. И все же Катрин дала обещание Жюльетте, что непременно воспользуется дневником, и она не могла нарушить слово.

Девушка неожиданно для себя поднялась и подошла к столу. У нее еще оставался час до выхода на поле. Катрин села за стол и открыла дневник. Она пропустит первые страницы и начнет его со дня приезда в Вазаро – с того дня, когда ее жизнь началась по-настоящему.

Катрин помедлила, устремив невидящий взгляд на страницу и вспоминая, как улыбался ей в тот день Филипп. Она-то думала, что он так же прекрасен, как цветы, но его красота находилась только на поверхности, а под ней не было земли, чтобы можно было пустить корни. Если она годами обманывалась насчет Филиппа, то как могла она доверять своим суждениям?

А сегодня Катрин была сбита с толку поведением Франсуа. Почему он согласился просто уехать в Париж и признал себя побежденным? Франсуа был сильным, решительным человеком, и то, что он так быстро сдался, выглядело как-то неразумно.

Почему ее беспокоят причины, движущие поступками Франсуа? Ей бы быть благодарной, что он не бросился догонять Жан-Марка, и она, конечно, будет рада, что он уедет из Вазаро в Париж. У нее нет времени вычислять, почему он повел себя не так, как она ожидала, или волноваться из-за собственного отношения к нему.

Понять цветы было гораздо легче, чем людей.

* * *

Франсуа пустил галопом коня к золотому полю ракитника, где он видел знакомую фигуру Катрин у тележки с цветами.

Господи, уже почти полдень, а она, наверное, так и не отдохнула со вчерашнего утра. При его приближении девушка обернулась, и Франсуа увидел усталые складки у ее рта и темные круги под глазами. Серо-голубое шерстяное платье девушки потемнело от пота, и контраст между этой женщиной и окутанной шелками хозяйкой Вазаро показался Франсуа почти невероятным. И все же обе эти женщины, так непохожие друг на друга, обладали волей, достоинством и красотой, при виде которых Франсуа волной окатило желание. Желание и разочарование. Он резко остановил коня перед ней и приказал:

– Отправляйтесь в дом и ложитесь.

– Прошу прощения?

– Я сказал – в постель. Вы совершенно измучены и не желаете в этом признаваться. – Франсуа бросил взгляд на сборщиков у ракитника. – Я останусь и сделаю все, что нужно. Что здесь надо делать? Похоже, они достаточно быстро собирают эти желтые цветы.

– Они хорошие работники и знают свое дело. Филипп сказал: все, что необходимо, это присутствие, сознание того, что кто-то присматривает за… – Девушка умолкла. – Я не могу позволить вам помогать. Это моя работа.

Франсуа улыбнулся, глядя на нее.

– Я не пытаюсь отнять у вас ваше дело. Просто хочу быть полезным, пока я в гостях в Вазаро. Боюсь, мне придется еще некоторое время пользоваться вашим гостеприимством. Сегодня я чувствую себя не так хорошо, как предполагал.

Катрин вскинула на него глаза.

– Вы больны?

Франсуа пояснил;

– Просто я еще не в состоянии предпринять долгое изнурительное путешествие в Париж. Не сомневаюсь, что через несколько дней я оставлю Вазаро.

– Мы вам рады, разумеется.

– Тогда позвольте мне выступить в качестве должностного лица, а сами ступайте и немного отдохните. Скажите вознице, что вы возлагаете на меня эти обязанности на несколько дней. – Франсуа вкрадчиво улыбнулся. – Заверяю вас, это избавит меня от невыносимой скуки. Вдали от парижской суматохи я чувствую себя неважно.

– Правда?

– Правда. Кроме того, это даст вам возможность обсудить управление Вазаро с вашим месье Огюстэном и попытаться составить в какой-нибудь форме планы на будущее. Вы же не хотите, чтобы Вазаро страдал, пока вы будете учиться тому, что вам необходимо знать и уметь.

– Это верно. – Катрин поколебалась. – Вы уверены, что хотите этого?

Франсуа кивнул.

– Если вы окажете мне такую честь.

Катрин направилась было к тележке, но вернулась.

– Вы никому не скажете, что мы женаты?

– С какой стати? Теперь уже нет того, что нас связывало, нет и необходимости говорить.

Катрин одарила Франсуа ослепительной улыбкой и заспешила к вознице.

«Какого черта я здесь делаю?» – озадаченно подумал Франсуа. Садясь на коня, он намеревался попрощаться и немедленно отправиться в Париж. У него масса других дел, помимо того, чтобы прогуливаться в этом райском саду.

– Вы ведь месье Эчеле, правда?

Франсуа обернулся и увидел маленького оборванного мальчика, чье лицо показалось ему смутно знакомым.

– Да.

Смотревшие на него голубые глаза мальчика были серьезны, а выражение лица – сосредоточенным, словно он пытался разгадать Франсуа. Затем мальчик улыбнулся.

– Привет! Меня зовут Мишель. Хотите сегодня пособирать со мной цветы?

Андорра

– Какие последние новости? – спросил Дюпре.

– Через два дня полковник Мигель де Гандория уезжает в Сан-Исадоро осматривать укрепления. Его не будет по меньшей мере две недели, – сообщил ему солдат Педро Фамиро.

Две недели – на такой срок он даже не рассчитывал.

Солдат спросил:

– Вы этого хотели?

Дюпре дал ему золотую монету.

– Ты молодец. Сообщи, когда полковник уедет из Андорры, и получишь еще одну.

Фамиро похотливо ухмыльнулся.

– Не хотите, чтобы вас застали с женщиной Гандория? Говорят, он ревниво относится к своей собственности, а в том, что он умеет обращаться с мечом, могу поклясться.

Дюпре глотнул вина.

– Развлечение с женским телом стоит многого, но не того, чтобы быть заколотым.

Фамиро поднялся.

– Верно. Положитесь на меня, а я позабочусь о вашей шкуре и о том, чтобы ваше мужское достоинство позволяло кувыркаться с маркизой.

Дюпре любезно улыбнулся.

– О, я тебе доверяю, мой друг.

Фамиро вышел из кафе и зашагал по улице. Наблюдая за ним из окна, Дюпре решил, что Фамиро придется умереть. Об этой мелочи он позаботится непосредственно перед отъездом из Андорры. Дюпре не желал оставлять свидетелей после своего отъезда, он не мог допустить, чтобы на него пало хоть малейшее подозрение после выполнения им секретной миссии.

За последние недели у Дюпре вошло в привычку каждый вечер сидеть в кафе у окна и рассматривать красивый дом маркизы. Ему нравилось представлять себе, как она продолжает жить своей жизнью, не ведая, насколько ненадежны его стены.

Еще два дня. Дюпре проторчал в этой чертовой дыре уже три недели, и теперь должен быть вознагражден за свое терпение. Он подождет отъезда Гандория из Андорры и убьет повара. Ограбление и убийство на улице далеко от дома маркизы не вызовут ненужных подозрений.

Взгляд Дюпре стал почти ласкающим – он ощутил, как от возбуждения напрягаются его чресла. Еще два дня.

Вазаро

Шел сильный дождь, омывая траву на холмах, превращая ее в блестящую зелень, а цветы на полях – в жемчужины.

Сборщики по дороге направлялись в деревню, чтобы переждать дождь.

Медленно возвращаясь вместе с Франсуа в усадьбу, Катрин бросила на него взгляд и покаянно засмеялась.

– Я знаю, очень глупо с моей стороны радоваться, что мы не можем сегодня собирать цветы, но я впрямь люблю, когда в Вазаро идет дождь.

– Вижу, что любите.

Дождь покрыл ее кожу жемчужными капельками, глаза сияли мягким светом.

– Вы ведь баск, правда? У вас в горах бывают такие дожди?

– У нас дожди не такие мягкие. Они обычно сильные, резкие и вызывают сели, которые сползают в долины.

– Но вам там нравилось?

– Там красиво и дико… Да, я любил горы.

– А Вазаро вам нравится больше? – быстро спросила Катрин.

Франсуа спрятал улыбку. За последнюю неделю он обнаружил, что Катрин пылко и ревниво относится к своему поместью. Каждый должен был любить его так же, как она.

– Вазаро мне нравится гораздо больше, – серьезно сказал он.

Катрин удовлетворенно кивнула.

– Кто угодно предпочтет Вазаро суровым горам. – Она помедлила. – Почему вы никогда не рассказываете о себе?

– Боюсь наскучить вам. Я ведь совсем не интересен.

Катрин не смотрела на него.

– Я… считаю, что вы интересный.

Сердце подпрыгнуло в груди Франсуа. Она ничего не хотела этим сказать, умерил он свою надежду.

– Вы очень добры.

Катрин неожиданно озорно улыбнулась.

– Я не добрая, а просто любопытная.

– Что же вы хотите знать?

– Если вы любите горы, почему решили оставить их и приехать в Париж?

– Из-за революции.

Улыбка сбежала с лица Катрин.

– Я все время забываю про революцию.

– Я и сам здесь о ней и не вспомнил. По-моему, Вазаро – это что-то вроде вод Леты.

– Вы мне очень помогли за эту неделю, – запинаясь, сказала Катрин. – Но я полагаю, теперь, когда вы поправились, вам не терпится вернуться в Париж.

Он и должен был рваться в Париж. Франсуа знал, что он уже и так пробыл здесь слишком долго. С каждым днем ему будет все труднее покинуть Катрин, благословенный Вазаро.

Катрин обернулась, чистая, сияющая, ее блестящие глаза смотрели вопросительно.

Франсуа оторвал от нее взгляд.

– Можно и на следующей неделе, – грубовато сказал он. – Если вы позволите мне остаться.

Лицо девушки осветилось радостной улыбкой.

– О да, я позволю вам остаться.

Андорра

Маркиза пронзительно завопила.

– Не делайте этого! – Дюпре приставил дуло пистолета к горлу женщины. – От вас у меня уши болят. Для криков еще будет время. Вставайте, нам надо заняться делом.

Он поставил подсвечник на ночной столик рядом с кроватью маркизы и окинул ее оценивающим взглядом. Даже растрепанная, сонная, Селеста де Клеман была поразительно красива – с расширенными от страха фиалковыми глазами, с сияющей, как великолепный лионский шелк, кожей плеч и груди.

– Кто вы такой? – Голос маркизы дрожал от гнева и страха. – Как вы смеете врываться в мой дом среди ночи и грозить мне пистолетом! Вы хоть знаете, кто я?

– Знаю. – Дюпре нахмурился. – Вы попусту тратите мое время, гражданка. Прошу вас, вылезайте из постели.

– Маргарита! – злобно закричала маркиза.

– Вы зовете женщину, похожую на черную ворону? – Дюпре сокрушенно покачал головой. – Боюсь, она не придет. Я не люблю зрителей, когда работаю. Это лишает ситуацию некой интимности. – Он отошел на два шага от постели. – А теперь, прошу вас, вставайте, иначе мне придется выстрелить. Я вас не убью, но могу заверить, что это будет очень больно.

Селеста де Клеман медленно спустила ноги на пол и встала.

– В чем дело?

– Мне нужна статуэтка Танцующий ветер. Вы не выполнили своего обещания, и гражданин Марат крайне раздражен вашим поведением.

– Вы не можете забрать его у меня.

– О, я-то как раз могу. Где он?

– Я вам не скажу. Скоро вас насадят на вертел, как цыпленка для жарки. – Маркиза победоносно улыбнулась. – Здесь Испания, и у меня есть защита в высоких кругах.

– Полковник занимает не столь высокое положение, и его защита не поможет вам из Сан-Исадоро.

Улыбка маркизы исчезла.

– Вы хорошо информированы. – Она пожала плечами. – Он скоро вернется.

– Вовремя его не будет. – Дюпре отступил в сторону и сделал знак маркизе идти вперед. – Полагаю, мы спустимся в столовую. Я видел там предмет обстановки, который может оказаться полезным.

Маркиза повернулась и вышла из спальни.

Дюпре следовал за ней, не сводя глаз с прямой, гордой линии ее спины. Маркиза не лишена храбрости, удовлетворенно подумал он. Такие женщины для него всегда были более интересны.

– Я не скажу вам, где он, – бросила маркиза через плечо. – С тем же успехом возвращайтесь к своему негодяю и передайте, что у вас ничего не вышло.

– У меня все выйдет. – Дюпре последовал за ней по коридору. – Вы будете умолять меня позволить вам сказать, где он.

Маркиза недоверчиво посмотрела на него.

– Вы шутите.

Дюпре улыбнулся.

– О нет. Я никогда не шучу.

* * *

Женщина снова рыдала.

Она умоляла его позволить ей сказать, где она спрятала Танцующий ветер.

Умоляла выпустить ее из темноты, из сундука.

Дюпре улыбался, поднося к губам бокал с вином; откинувшись в кресле, принесенном из столовой, он удобно расположился на примыкающей к ней веранде. Здесь он мог наслаждаться свежим воздухом, смотреть на раскинувшийся внизу город и одновременно слышать всхлипы, глухо доносившиеся из столовой.

– Пожалуйста, я не могу… – Она в голос кричала. – Проклятие, я не могу этого вынести!

Скоро он позволит ей сообщить ему нужную информацию. Дюпре уже стала надоедать эта волокита. Эта женщина сломалась уже больше двух дней назад, и ее кураж не придал ей того мужества, на которое он надеялся. С ней все оказалось так же легко, как с остальными, и этой победой так же, как и всеми другими, он был обязан своей матери. Это мать открыла Дюпре тайну, как управлять душой.

Хлыст – это грубо, горящий факел – противно, а вот темнота…

Ах, темнота оказалась непревзойденным средством управления людьми и подчинения их чужой воле!

* * *

В фонарях, подвешенных рядом с литыми чугунными воротами, свечи не горели. За сводчатыми окнами дома не мелькал свет.

Натянув поводья перед чугунными воротами, Жюльетта ощутила страх и нетерпение. Скоро она снова увидит мать и заберет сокровище, украденное Селестой. Ей придется выслушать от нее колкие и резкие слова. Господи, почему через столько лет материнского равнодушия это все еще волнует ее!

Жан-Марк, спешившись, бросил взгляд на девушку.

– Мы можем пойти в гостиницу и подождать до завтра…

– Я хочу сделать это сейчас, – перебила его Жюльетта. – Хочу покончить с этим.

– Дом выглядит брошенным.

Жан-Марк снял Жюльетту с кобылы и привязал обеих лошадей к стволу пробкового дерева, росшего справа от ворот. Машинально он их толкнул, и они тотчас отворились.

– Странно, ворота не заперты.

Жюльетта последовала за ним во двор. Дом кажется всеми покинутым, подумала она. И все же двор не выглядел неухоженным, а из бело-зеленого мозаичного фонтана в его центре по-прежнему струилась вода сверкающим каскадом, стекая в глубокий бассейн внизу. Жюльетта подошла к фонтану, глядя на темные окна дома. Она подставила руку под бьющую струю воды, пропустила ее сквозь пальцы и опустила их в бассейн.

– А что, если она уехала?

– Тогда мы поедем за ней. – Жан-Марк зажег фонарь. – Но для этого нам необходимо выяснить, куда она направилась. Давайте посмотрим, нет ли здесь слуг… Господи, в чем дело?

Жюльетта в ужасе смотрела в бассейн.

– Маргарита! – Ей показалось, что она выкрикнула это имя, но получился лишь хриплый шепот. – Я чуть не дотронулась до нее. Маргарита…

Жан-Марк подошел ближе, и свет фонаря заиграл на чистой воде.

Голова Маргариты Дюкло торчала над водой, ее темные волосы плавали на поверхности словно водоросли. Она находилась всего в десяти сантиметрах от места, куда Жюльетта погрузила руку. Открытые глаза Маргариты незряче смотрели в пространство. Лицо исказила гримаса ужаса. Черное платье надулось парусом и плавало вокруг застывшего тела.

– Я чуть не дотронулась до нее, – тупо повторила Жюльетта.

Жан-Марк оттащил девушку прочь.

– Вам лучше вернуться на улицу и подождать там меня.

– Зачем? – Жюльетта вскинула глаза на Жан-Марка и тут же ответила на свой вопрос:

– Вы думаете, ее убили.

– Фонтан – не самое обычное место, где может умереть женщина. – Жан-Марк повернулся к двери.

– Я иду с вами. – Жюльетта бросила взгляд на плавающие волосы и содрогнулась.

– Нет. – Жан-Марк поднял руку, и свет фонаря прорезал тени двора. – Куда ведут дорожки по обе стороны дома?

– На веранду, что выходит на горы и город. Дедушка любил иногда там ужинать.

Жан-Марк тронул ручку, и входная дверь распахнулась.

– Если не хотите выходить на улицу, оставайтесь здесь. Я не знаю, что мы там еще обнаружим.

Ее мать. Он боится, что найдет мать мертвой, поняла Жюльетта.

Жан-Марк тихо проскользнул в дом и закрыл дверь.

Жюльетта смотрела на фонтан. Она не могла понять, почему испытывает чувство потери. Она страшно не любила Маргариту, но та была такой неотъемлемой частью ее детства, что, казалось, у девушки украли кусок ее прошлого.

– Боже мой, не могу поверить в свою удачу!

Жюльетта круто развернулась к западной части двора.

Дюпре.

Она не могла поверить в реальность происходящего. Такой же изысканно элегантный, каким Жюльетта видела его в аббатстве, Дюпре стоял у начала дорожки – он явно только что вышел с обратной стороны дома. В одной руке он держал фонарь, в другой – пистолет. Пистолет был направлен Жюльетте в сердце.

Дюпре шагнул к ней и улыбнулся.

– Жизнь действительно необыкновенна и удивительна, не правда ли? Я-то думал, что мои удовольствия здесь окончены. Не сообщишь ли ты мне, почему я тебя здесь застал?

Жюльетта не ответила.

– Ну нет, снова неповиновения от тебя я не потерплю, гражданка Справедливость.

– Маркиза – моя мать.

– И ты полагаешь, твоя любящая матушка собиралась поделиться с тобой своим сокровищем? – Дюпре противно хихикнул. – Боюсь, что она передумала и отдала мне Танцующий ветер. – Он кивнул в сторону дубового ящика, стоявшего неподалеку. – Она еще умоляла меня избавить ее от статуэтки.

– Вы лжете.

– О нет. Она стояла на коленях у моих ног, целовала мне руки и молила забрать Танцующий ветер. Она предлагала мне свое тело и любые услуги, какие я пожелал бы от нее получить, лишь бы только я забрал его. Естественно, я не мог отказать. – Дюпре плотоядно посмотрел на Жюльетту. – Я позволил ей многократно доставить мне удовольствие, в котором ты, гражданка Справедливость, мне отказала, прокусив горло.

– Вы убили Маргариту.

– Четыре дня назад. Она мне была ни к чему. – Дюпре вздернул голову. – Скажи мне, ты одна?

– Да.

– Другой бы не поверил, что ты будешь в состоянии приехать сюда без сопровождающих, однако ты обладаешь храбростью, какой я не видел ни у одной женщины. Твоя мать также проявила необыкновенное мужество. Хочешь увидеть ее? Она в столовой за верандой.

– У меня есть выбор?

– Нет. – Дюпре махнул пистолетом. – В дом.

Жюльетта с минуту смотрела на него, затем повернулась и направилась к окованной бронзой двери, отворила ее… Если она заставит Дюпре говорить как можно дольше, возможно, Жан-Марк услышит, и это позволит предупредить его.

– Зачем вы сунули Маргариту в фонтан?

Дюпре вошел вслед за девушкой в уютный вестибюль.

– Из-за вони. Мне предстояло провести здесь несколько дней. И я не намерен был отравлять свое пребывание здесь. Знаешь, я ведь много думал о тебе с тех пор, как мы расстались. Я по-настоящему оценил наше знакомство.

– Насколько я понимаю, вы даже назначили за него цену.

Дюпре коротко рассмеялся и подтолкнул Жюльетту пистолетом к большой столовой слева от вестибюля.

– Какая ты умная девочка! Да, я не мог пережить нашей разлуки, не попытавшись вернуть тебя себе. Скажи-ка, как звали ту крошку, что сбежала вместе с тобой?

Жюльетта не отозвалась.

– Верность. Какая великолепная добродетель! Однако я, знаешь ли, все равно найду ее. Она обронила безделушку со своим прекрасным портретом.

– Медальон?

– Я лишь недавно обнаружил миниатюру, однако, возвратившись, найду ей хорошее применение.

Они вошли в столовую. Жюльетта помедлила на пороге. Эту комнату она едва помнила. Они с матерью провели здесь всего несколько месяцев, и девочку всегда кормили наверху в детской. Длинный поблескивающий стол красного дерева с тонкой замысловатой резьбой в виде цветочного рисунка и двадцать стульев из красного дерева, обитых алой парчой. В одном конце стоял прекрасный буфет красного дерева, а между двумя дверями, выходившими на веранду, находился сундук, покрытый той же резьбой, что и стол.

– Не правда ли, великолепная комната? – Дюпре подтолкнул Жюльетту. – Я провел здесь много счастливых часов. – Он поставил фонарь на стол и распахнул двери. – Иди сюда. Давай посмотрим на чудесный вид города. – Дюпре вытащил девушку на веранду, поставил перед низкой балюстрадой. Огни Андорры мерцали где-то метрах в шестидесяти внизу.

– Где моя мать?

Дюпре улыбнулся Жюльетте.

– Разве ты не слышишь ее? Прислушайся.

Шелестел только ветер, запутавшийся в соснах, росших на холме.

Нет, шелест доносился не от деревьев, а из столовой. Жюльетта медленно повернула голову.

– Да, – негромко произнес Дюпре. – Она ждет тебя. – Его рука сомкнулась на плече девушки и подтолкнула ее снова к столовой. – А теперь пусть тебя ведет твой слух.

Шелест раздался снова – громче, ближе.

Из покрытого замысловатой резьбой сундука!

В мерцающем свете свечи сундук длиной в полтора метра и высотой более метра поблескивал темной красотой красного дерева.

Шелест прозвучал снова – словно падали осенние листья, гонимые ветром.

– Открой его. – Глаза Дюпре были прикованы к лицу Жюльетты. – Она ждет.

Жюльетта сглотнула слюну, ноги ее налились свинцовой тяжестью. Еле передвигаясь, она остановилась перед сундуком.

Шелест раздался снова.

Дюпре угрожающе поднял пистолет.

Жюльетта медленно наклонилась, подняла крышку.

И пронзительно закричала.

И с грохотом захлопнула крышку.

– Какого… – Полузадушенный крик Дюпре за спиной Жюльетты вывел ее из страшного оцепенения, в которое ее повергло то, что она только что увидела. Жюльетта повернулась как раз в тот момент, когда Жан-Марк, схватив Дюпре за горло, выволок его через открытую дверь на веранду.

Глаза Дюпре вылезали из орбит – он силился обрести дыхание. Жан-Марк еще крепче стиснул его горло и выбил пистолет из слабеющей руки Дюпре.

– Я видел тебя в Конвенте. Ты Андреас. Я тебя запомню. Я не забуду… – Дюпре еще пытался угрожать Жан-Марку.

– Вспоминай меня в аду. – Прижав пистолет к боку Дюпре, он нажал на курок.

Дюпре взвыл.

Жюльетта содрогнулась. Она никогда не слышала такого крика – тонкого, пронзительного, воющего, исторгнутого из самых глубин раненой плоти. Крика ярости, бешенства, разочарования и боли.

Жан-Марк поднял Дюпре над балюстрадой и перебросил его через нее.

Жюльетта медленно подошла к перилам и посмотрела вниз. Дюпре лежал безмолвный и неподвижный на скалистом склоне метрах в десяти под ними.

– Он мертв? – запинаясь, спросила девушка.

– Если и нет, то скоро умрет. Из него хлестала кровь, как из недорезанной свиньи, а этого падения достаточно, чтобы убить любого человека.

– Он не человек, он чудовище. – Жюльетта закрыла глаза. – Я узнала это еще в аббатстве…

– В аббатстве?

– Это был Дюпре.

– Я так и чувствовал, что узнаю его. Должно быть, его послал Марат.

Жюльетта открыла глаза.

– Моя мать – в том сундуке.

– Я боялся этого и хотел вас уберечь от страданий. Я спрятался рядом с домом, когда он притащил вас сюда. – Жан-Марк вдруг притянул к себе дрожащую Жюльетту. – Девочка моя. Я не мог стрелять в него, он держал тебя под пистолетом. Пришлось ждать, пока его что-нибудь отвлечет.

Жюльетта прижалась к нему. Ужас холодом студил ее тело и душу. Она вздрагивала и безуспешно пыталась справиться с губами. Они ее не слушались.

– Он хотел, чтобы я увидела ее, – все-таки выговорила она.

Жан-Марк ласково гладил ее по плечам.

– Ш-ш-ш. Девочка, родная. Я с тобой. Я позабочусь о тебе.

– Она всегда была так красива. А теперь она совсем другая… – Жюльетту непроизвольно трясло. – Она лежит в том сундуке. Она голая, и по ней ползают змеи и тараканы. Они у нее в волосах, во рту…

– Матерь Божия! – Жан-Марк крепко прижал к себе девушку, словно хотел защитить от пережитого ужаса, а потом ласково отстранил. – С вами ничего не случится, если я оставлю вас на минутку?

Жюльетта открыла глаза.

– Куда вы идете?

– К вашей матери. – Он повернулся и пошел в столовую.

Жюльетта вцепилась руками в шершавые камни балюстрады, когда услышала, как снова открывается сундук. Донеслось проклятие Жан-Марка, потом шелест, какие-то звуки.

Через десять минут Жан-Марк вернулся на веранду.

– Идемте со мной.

Жюльетта позволила провести себя через дом вверх по лестнице.

– Куда мы идем?

Жан-Марк открыл дверь комнаты.

– Я хочу, чтобы вы взглянули на свою мать и простились с ней.

– Нет! – Девушка сделала попытку вырваться. – Только не это! Я не…

Жан-Марк втолкнул ее в комнату и придержал за плечи.

– Проклятие, я не желаю, чтобы вы запомнили ее лежащей в сундуке на всю оставшуюся жизнь! У вас сейчас и так хватает жутких воспоминаний.

Ее мать лежала на кровати, накрытая белой шелковой простыней. Ее глаза и рот были закрыты, лицо хранило спокойное выражение. Она наверняка жаждала смерти в эти последние дни, тупо подумала Жюльетта.

– Как она умерла? Змеи?

– Змеи были безвредны, – отозвался Жан-Марк. – Дюпре заколол ее.

– О! – Жюльетта должна была что-то сделать, но не могла вспомнить, что именно. – Да. Похороны. Мне придется пойти к священнику и договориться…

– Нет, – возразил Жан-Марк. – Нельзя, чтобы нас здесь обнаружили. Уже сам факт, что мы французы, наведет их на мысль под любым предлогом бросить нас в тюрьму. Мы остановимся у церкви и оставим записку и деньги священнику с подробными указаниями.

Жюльетта еще раз взглянула на мать и отвернулась.

– Делайте так, как вы сочтете нужным. Мы можем теперь идти?

Жан-Марк поколебался.

– Совсем скоро. Дайте мне время поискать статуэтку.

– Она в ящике во дворе, – сказала Жюльетта. – Он собирался уезжать, когда мы пришли. По-моему, он как раз покончил… – Ей пришлось замолчать, чтобы справиться со своим голосом. – Пожалуйста, мне сейчас правда хотелось бы уйти.

Жан-Марк взял девушку за руку и вывел из комнаты, вниз по ступенькам и прочь из дома.

– Ступайте к лошадям, – мягко сказал он. – Я только проверю, там ли Танцующий ветер, и через минуту присоединюсь к вам.

Жюльетта кивнула и пошла через двор, старательно избегая смотреть в сторону фонтана. Жан-Марк присоединился к ней спустя несколько минут. Ящик со статуэткой он привязал к спине своего жеребца.

Он подсадил девушку в седло и сообщил:

– Дюпре мертв.

Жюльетта содрогнулась.

– Разве такое зло когда-нибудь может умереть?

– Не думайте о нем. – Жан-Марк шлепнул кобылу Жюльетты по крупу ладонью и пустил своего коня рысью. – Постарайтесь ни о чем не думать.

* * *

Дорога к побережью заняла у них полночи.

– Мы отдохнем здесь до рассвета. – Жан-Марк снял Жюльетту с лошади. – Проклятие, вы замерзли! Почему вы молчали? – Он плотнее запахнул на девушке шаль, а потом завернул ее в одеяло. – Сидите здесь, пока я поищу хворост для костра.

– Я не почувствовала холода, – Жюльетта сидела, закутанная в одеяло, по-прежнему лишь смутно ощущая пронизывающий ее холодный ветер. Это было ничто по сравнению с холодом внутри ее.

Земля была каменистой, лишенной всякой растительности, а ночь – беззвездной и ледяной. Жюльетта слышала завывание ветра на перевалах в скалистых черно-синих горах к северу.

Дюпре взвыл так же, когда Жан-Марк выстрелил в него.

– Идите сюда.

Жюльетта подняла голову. Жан-Марк распахнул свой плащ, и на мгновение ветер подхватил его и раздул, словно крылья парящего в небе ястреба.

Черный бархат.

Он выглядит сейчас так же, как тогда, когда она впервые увидела его, вяло подумала Жюльетта. Он опустился на колени, заключил ее в объятия, в свои надежные крылья.

Холод, цепкими руками сжимавший Жюльетту, немного отступил, а потом растаял.

– Костер…

– Я разведу костер после того, как вы заснете. Жюльетта спрятала лицо на его плече.

– Знаете, она ведь не любила меня, я вечно ей мешала. Когда я была совсем маленькой, я каждый раз перед сном утешала себя: «Завтра она меня полюбит. Завтра…» – Жюльетта покачала головой. – Все было напрасно. Она и родила меня, потому что надеялась подарить моему отцу сына.

Жан-Марк крепче сжал Жюльетту в объятиях.

– В аббатстве я сказала себе, что моя мать ничего для меня не значит. Так я думала. – Жюльетта замолчала. – Но, должно быть, я ошибалась. В душе я… Она моя мать. Я чувствую себя такой… опустошенной. Я помню ее при дворе. Она была такая красивая, что всем хотелось хотя бы дотронуться до нее. Королева целовала ее руку и называла очаровательной. Я часто смотрела на нее и удивлялась…

– Чему?

– Почему никто не видел, что у нее пустая душа? – Жюльетта нахмурилась. – Но, может быть, для всех остальных она была другой. Может, она просто не могла испытывать ко мне никаких чувств. Я никогда не была милым ребенком.

– Вы были ее ребенком. – Жан-Марк укачивал Жюльетту с грубоватой нежностью. – Этого должно было быть достаточно.

– Я раньше всегда была так во всем уверена. Считала, мне никто и ничто не нужно, кроме моей живописи. Я думала, что легко вычеркну всех и буду жить в своем мире. А теперь я уже ни в чем не уверена.

– Завтра вы снова станете сама собой.

– Правда? Я чувствую себя так странно. Одиноко. Теперь у меня никого нет, кроме Катрин, но она взрослеет и отдаляется от меня.

– Вздор. Она по-прежнему любит вас.

– Она нашла кое-что… – Жюльетта закрыла глаза. Жан-Марк нежно прижал ее щеку к своему плечу.

– Мне ни в коем случае не следовало брать тебя сюда. Дюпре мог убить тебя.

– Ты не мог меня остановить. Она была моей матерью, и я не могла допустить, чтобы она обокрала королеву, которая была единственным человеком в Версале, кто был добр ко мне. Она была единственной, кто у меня был все эти годы. По-моему… я, наверное, люблю ее, Жан-Марк. – Жюльетта заставила себя улыбнуться. – Прежде я даже себе не могла признаться в том, что кого-то люблю. Я всегда слишком боялась этого.

– Боялась?

– Любить – это больно… – Жюльетте было мучительно слушать тоскливое завывание ветра. У нее внутри гулял холод. – Я не хочу любить ее. Разве можно испытывать чувство к тому, кто не любит тебя по-настоящему? И во всем я сама виновата. Даже маленькой девочкой я знала, что не должна любить бабочку.

– Иногда не можешь заставить себя не любить того, кого не должен любить.

Жюльетта едва расслышала его слова.

– Ты как-то говорил, что бабочке нельзя разрешать править величайшей страной в Европе. Ну вот, а теперь она уже в тюрьме, так ведь? – По щекам Жюльетты катились слезы, и она нетерпеливо вытерла их о его рубашку. – Не знаю, почему я плачу. Наверное, в мыслях я все время путаю свою мать с королевой. Зачем реветь? Нет никаких причин. Не могла же я ожидать от королевы, что она будет меня любить, а своей матери я даже не нравилась. Видишь, какая я глупая?

Жан-Марк просто держал Жюльетту в объятиях и ласково гладил ее волосы до тех пор, пока она наконец не погрузилась в сон.

* * *

Дюпре услышал суетливое движение среди скал, и паника быстро привела его в чувство. Тараканы. До него доберутся тараканы.

Он перевернулся и пронзительно вскрикнул от страшной боли.

Из плеча торчала кость, поблескивая в лунном свете. Из раны в боку лилась кровь.

Он умирал.

Он снова услышал суетливое движение.

Нет, он не может умереть. Если он будет лежать неподвижно, они начнут ползать по всему его телу. Заберутся в волосы, в рот…

Дюпре оторвал лоскут от рубашки и затолкал в рану.

Снова боль.

Он открыл рот и завыл от страшной боли – челюсть его была сломана.

Дюпре пополз к более мягкой земле под деревьями, прочь от тараканов, таившихся под скалами.

Левая нога была сломана, и оттого, что он волок ее за собой по неровной земле, у него кружилась голова от боли.

Он не мог остановиться.

Он дополз до деревьев и лег, скуля от гнева и боли. Опять его мать так жестоко поступила с ним, заперев его в темноте, а ведь он только хотел порадовать ее!

Нет, в этот раз это была не мать. Это были другие.

Дюпре снова услышал суетливое движение. Они действительно были здесь или это его воображение? Неважно. Он не мог рисковать. Дюпре сантиметр за сантиметром стал подниматься по холму. Свет. Он должен добраться к свету. На свет они за ним не последуют.

Он не мог умереть здесь, в темноте.

Он хорошо знал порождения ночи.

Если он будет лежать неподвижно, они выследят его и сожрут.