Онлайн чтение книги Горький вкус времени
7

Площадь окружали тридцать шесть великолепных домов, легких и игривых, с остроконечными крышами, однако каждый отличался уникальной отделкой… и своими тайнами. За их кирпичными и каменными фасадами раскинулись восхитительные дворы и роскошные сады с фонтанами, бьющими вверх ослепительно серебристыми струями. Здесь можно было посидеть на мраморной скамье, вдыхая пьянящий аромат роз и фиалок.

Откуда мне известно об этих садах? – тупо недоумевала Катрин. Потом она вспомнила: в одном из этих домов жил Жан-Марк. Они стояли перед дверью его дома на Королевской площади, и Франсуа колотил во входную дверь, Катрин была здесь последний раз три года назад. Тогда Жан-Марк пригласил ее сюда на Рождество и преподнес ей сюрприз – великолепное голубое платье, сшитое по меркам, полученным портнихой от матери-настоятельницы. Катрин жалела, что с ними не было Филиппа и он не видел ее в этом платье, а ему нравится, когда она в голубом, и она…

Филипп.

Катрин пронзила боль, и она поспешила отгородиться от нее туманом оцепенения.

Франсуа пришлось стучать довольно долго, прежде чем дверь чуть приоткрылась и за ней появилось испуганное лицо мужчины преклонного возраста. Его худое лицо было изрезано морщинами, к блестящему розовому черепу прилипли редкие прядки седых волос. Увидев в щель Франсуа, старик сделал попытку закрыть дверь.

Франсуа рывком распахнул ее и ступил в мраморный вестибюль.

– Приготовьте две спальни. – С этими словами он втащил в дом Катрин и Жюльетту. – Эти дамы останутся здесь на несколько дней. Но для других в доме по-прежнему никто не живет. Понятно?

– Послушайте, почему вы врываетесь и… – Старик встретился взглядом с Франсуа, и слова застряли у него в горле. Он отвел глаза от молодого человека и взглянул на девушек, подняв выше массивный подсвечник с одной свечой.

– Мадемуазель Катрин?

Жюльетта выступила вперед.

– Ее покалечили, и она нуждается в уходе. Как вас зовут?

– Робер Демеро. Я старший садовник у месье Андреаса, еще присматриваю за домом, когда он в Марселе. – Старик по-прежнему не сводил глаз с Катрин. – Бедная малютка. Она такая бледная…

– Робер. – Затуманенный взор Катрин остановился на изборожденном морщинами лице. – Фиалки. Вы подарили мне белые фиалки.

Старик кивнул:

– Ребенком вы любили эти цветы.

– Они казались такими… чистыми. Словно к ним ничто не прикасалось с сотворений мира. Я думала… – Катрин покачнулась и упала бы, не подхвати ее молодой человек и не поддержи. Она не могла вспомнить, кто он. Франсуа, да, вот как его зовут. Они с Жюльеттой спорили в экипаже…

– Спальню! – коротко приказал Франсуа, поднимая Катрин на руки.

Робер кивнул и заковылял впереди через вестибюль вверх по лестнице.

Франсуа крепко прижал к себе Катрин и направился следом. Катрин увидела их отражение в зеркале, висящем на дальней стене. Она едва узнала себя, оборванную и грязную, а он отражался в зеркале крепким, смуглым – настоящим мужчиной. Катрин охватила паника. Она не должна позволять ему дотрагиваться до себя. Она не должна позволять ни одному мужчине дотрагиваться до себя. Боль. Грязь. Она никогда не станет снова чистой.

– Перестаньте дрожать. Я вас не обижу. – Низкий голос мужчины был грубым, но в его словах была такая успокаивающая сила, что Катрин расслабилась. Жюльетта шла по лестнице за ними. Если бы от этого мужчины исходила угроза, она не позволила бы ему нести ее. Если Катрин и не доверяла мужчине, державшему ее на руках, то подруге она доверяла.

Он очень сильный, как в тумане подумала она, такой уверенный. Его шея была всего в нескольких сантиметрах от ее глаз, и Катрин могла видеть, как бьется голубая жилка во впадинке. Она зачарованно смотрела на это ритмичное пульсирование. Жизнь. Его лицо было жестким, замкнутым, и эти сияющие зеленые глаза на бесстрастном лице выдавали беспокойную мужскую энергию.

Мужчина. Катрин содрогнулась – неожиданно эти горящие глаза устремились к ее лицу. С минуту он пристально смотрел на нее, потом перевел взгляд на Робера, уже одолевшего лестницу.

Минуту спустя Робер открыл третью дверь слева и провел их в спальню.

– Вы помните эту комнату, мадемуазель? Вы всегда любили ее. Здесь окна выходят в мой сад.

Да, Катрин смутно вспомнила картины на стенах, покрывало из голубого муарового шелка с лилово-серебряной каймой, декоративную тарелку севрского фарфора на стене. Когда-то она часами сидела у этого окна, наблюдая за Робером, работающим в саду.

– Боже, какая здесь затхлость! – Жюльетта пересекла комнату и распахнула створчатое окно.

– Дом закрыт уже больше года, – обиделся Робер. – Вы ведь не предупредили нас. И не можете рассчитывать, что он…

– Мне потребуется горячая вода и чистое полотно, что-нибудь для нас обеих. На чем спать и что надеть завтра. Сойдет все, что найдется, – прервала его Жюльетта. – Есть в доме еще слуги?

– Моя жена Мари. Она еще в постели и…

– Я не смогу все сделать одна для мадемуазель Катрин. – Жюльетта пошла к двери. – Идемте, поднимем вашу жену с постели.

Жюльетта снова отдает приказания, смутно подумала Катрин. Бедный Робер, надо действительно кое-что сказать Жюльетте.

– Что вы стоите и держите ее? – бросила Жюльетта через плечо Франсуа. – Положите на постель. – Жюльетта решительно вышла из комнаты.

Франсуа что-то пробормотал сквозь зубы и направился к кровати.

– Не сердитесь на нее. Такая уж она есть, – прошептала Катрин, когда он уложил ее на шелковое покрывало.

– Мегера.

– Нет, она хочет как лучше. – Катрин закрыла глаза и попыталась вернуться в успокаивающий, бездумный туман, которым сумела окутать себя в экипаже.

Из забытья ее вывел голос молодого человека:

– У вас вид трупа.

Катрин открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее.

– Прошу прощения. Вы лежали как мертвая. Боль пройдет. Женщина и создана для того, чтобы принимать мужчину в свое лоно. Вы исцелитесь.

Катрин покачала головой. Она всегда будет нести на себе это тошнотворное пятно.

– Вы ошибаетесь.

– Нет, я прав. Не будьте дурочкой. Это была не ваша вина, и у вас нет причин стыдиться. Вы остались прежней, а то, что сделали с вашим телом, не изменило вас, вы не стали хуже.

Катрин озадаченно смотрела на него. В его глазах была та же тихая страстность, что подействовала на нее внизу.

– Вы меня слышите? У вас не отняли ничего, что имело бы какое-то значение.

– Что вы кричите на нее? – В комнату вернулась Жюльетта, неся таз с водой и чистую одежду. – Вы что, ничего не соображаете? Она достаточно настрадалась, чтобы еще вы ее изводили.

– Я не кричал.

Жюльетта уселась на кровать рядом с Катрин.

– Уходите. Мне надо вымыть ее и уложить в постель. Подождите меня внизу.

Прежде чем повернуться и выйти из комнаты, Франсуа окинул Катрин долгим спокойным взглядом.

Я не должна лежать и позволять Жюльетте ухаживать за собой, подумала Катрин. Она плохо выглядит. Темные круги под глазами делали лицо Жюльетты совсем худеньким, а глаза пугающе огромными. Руки ее, когда она опустила тряпку в таз, дрожали. Ужасы этой ночи сказались и на силах Жюльетты.

Катрин протянула руку к тряпке.

– Я могу сделать это сама.

Жюльетта отбросила ее руку.

– Лежи смирно. – Глаза ее блестели от слез. Она на мгновение крепко зажмурилась… – Матерь Божья, прости меня!

– Нет, это я должна просить прощения, – прошептала Катрин. – Я доставляю тебе столько хлопот. Я постараюсь помочь…

– Тише, – неуверенно улыбнулась Жюльетта. – Ты поможешь мне, если не будешь противиться тому немногому, что я могу для тебя сделать. У меня уже не осталось сил спорить.

Некое подобие улыбки коснулось губ Катрин.

– Как странно! Никогда бы не подумала, что услышу от тебя такое.

– Видишь, ты еще можешь улыбаться, значит, все не так ужасно. Просто полежи смирно и дай мне помочь тебе.

Катрин закрыла глаза и позволила туману сомкнуться вокруг, а Жюльетте – заботиться о ней.

* * *

– Ну и что вы собираетесь делать? – Жюльетта решительно вошла в салон почти через час и остановилась перед Франсуа. – Вы не можете оставить ее здесь одну, без защиты.

– У нее есть вы, – отозвался Франсуа. – Удивительно, вы считаете, что ей нужен кто-то еще?

– Я не настолько глупа, чтобы думать, что без вас смогу ее вывезти из Парижа. – Жюльетта встретилась глазами с Франсуа. – Ведь здесь мы не будем в безопасности, не так ли? Вы говорите, ваш Дантон – один из героев революции. Если такие всесильные личности ввязываются в то, что произошло сегодня ночью… – Она остановилась, охваченная нахлынувшими воспоминаниями, и глубоко вздохнула. – Тогда весь мир спятил. – Франсуа промолчал, и Жюльетта собралась с силами для новой атаки. – Мне надо знать, против кого я сражаюсь. Кто были эти бандиты, напавшие на аббатство? Дюпре называл их марсельцами.

– Они наемники из Марселя и Генуи. Большинство из них – тюремное отребье. Жирондисты наняли их, чтобы те, придя в Париж, защитили их от Национальной гвардии Парижской коммуны. Однако Марат, пламенный демагог, сумел переманить марсельцев, и теперь они принадлежат ему.

– А как же жирондисты?

– В монастыре вы должны были слышать о них.

– С какой стати мне интересоваться вашей идиотской политикой? Расскажите.

– Законодательное собрание управляется депутатами, принадлежащими к различным политическим клубам. В нем, по сути, три основные партии. Жирондисты – умеренные республиканцы, поначалу они были самыми влиятельными. Они хотят сохранить и конституцию, и монархию, чтобы легче было перейти к идеальной республике. Якобинцы – ярые республиканцы, они одолеют жирондистов и не остановятся ни перед чем, впрочем, как и другие партии.

– А что такое Парижская коммуна?

– Она сыграла свою роль в революции. Большинство в ней – кордельеры. Они контролируют Национальную гвардию и, стало быть, Париж и требуют самых суровых мер против врагов революции. – Франсуа криво усмехнулся. – Они опираются на парижское простонародье. Угроза мечом для них более убедительна, чем пламенные речи ораторов.

– Дюпре – кордельер? Франсуа кивнул.

– Жан Поль Марат руководит Парижской коммуной, а Дюпре – его агент.

– А к какой партии принадлежит ваш великий Дантон?

– Он глава кордельеров. – Молодой человек поспешно продолжал:

– Но он не относится к радикалам. Он верит только в то, что будет лучше для революции.

– А зверское убийство женщин – это прекрасно для революции? – Жюльетта отмахнулась от протестов Франсуа. – Я могу обратиться за защитой к жирондистам?

– Они горячие патриоты, много говорят, да вот делают мало.

– Очевидно, мне нечего рассчитывать ни на одну из ваших правящих партий. Они и друг друга передавят. Нам с Катрин придется самим защищать себя. – Жюльетта нахмурилась. – Вы должны устроить так, чтобы никто нас здесь не обнаружил. И постараться найти для нас возможность как можно скорее покинуть Париж.

– Да что вы! И зачем же мне все это делать? Вам посчастливилось, что я вообще счел возможным вмешаться.

– Я не считаю, что мне посчастливилось. – Жюльетта сжала руки. – Кто-то должен заплатить за страдания тех женщин. Вы должны заплатить.

– Почему?

– Потому что вы были в аббатстве. Вы видели это зверство. – Девушка мрачно усмехнулась. – Есть и еще причина, по которой вам надо помочь нам! Сегодня я убила негодяя, изнасиловавшего Катрин. Думаете, ваша коммуна спокойно отнесется к тому, что вы помогли убийце одного из ее членов?

Франсуа развернулся на каблуках и зашагал к двери.

Жюльетта бросила ему вслед:

– Поговорите с этим стариком, Робером. Не помешает, если вы пригрозите ему.

– У меня нет привычки запугивать стариков.

– По-моему, вы привыкли запугивать всех, кто встает на вашем пути.

Франсуа помедлил у двери.

– Старик не опасен. Похоже, он привязан к вашей подруге.

– Страх сделает его язык более осторожным, чем привязанность.

– Какой у вас мягкий характер, гражданка.

– Катрин мягкая. Разве это спасло ее? – Жюльетта потерла пальцами виски и устало сказала:

– Я никому не могу доверять по-настоящему. Все теперь по-другому, не так ли?

Франсуа с минуту смотрел на нее.

– Да. – Он отвернулся. – Я переговорю с Робером.

Молодой человек вышел, а Жюльетта почувствовала, как силы оставляют ее: голова кружилась, перед глазами все медленно плыло. Она протянула руки и схватилась за стоящий рядом стол. Она не должна поддаваться слабости. Катрин нуждается в ней, и, видит бог, больше рассчитывать ей не на кого. Франсуа Эчеле в любой момент может от них отказаться. Дантон будет помогать только в том случае, если его сможет уговорить Эчеле. Жан-Марк Андреас неизвестно где обитает, в то время, когда Катрин нуждается в нем. Эти чужаки никак не связаны с Катрин, но у Жан-Марка были по отношению к ней определенные обязательства. Почему же он не приехал за ней в аббатство до этого чудовищного преступления?

Приступ гнева ненадолго прогнал усталость. Ей бы продержаться еще чуть-чуть, поговорить с Мари и Робером и подыскать себе спальню. Она вымоется и заснет. Для завтрашнего дня ей понадобятся силы.

Жюльетта взяла со стола подсвечник и уже направилась к двери, как вдруг ее внимание привлекло мерцание красок. Жюльетта резко остановилась, устремив взгляд на стену слева от двери.

– Танцующий ветер! – Она подошла ближе к картине.

Сейчас она написала бы ее лучше, но и та попытка была неплоха. И все же картина не так прекрасна, как пейзажи Франсуа Буше, Дуайена, бытовые сценки Оноре Фрагонара и других художников, чьи работы украшали стены. Жюльетта озадаченно нахмурилась, оглядывая салон. Все здесь говорило об изысканности вкуса его хозяина. Тогда зачем Жан-Марк Андреас повесил на видное место ее картину? Жюльетта тревожно повела плечами. Если уж на то пошло, зачем она написала ее для него? Он ведь хотел иметь настоящий Танцующий ветер, а не его изображение. Жюльетта говорила себе, что ей только хотелось как-то выразить свою благодарность Жан-Марку за то, что он устроил ее в аббатство, но, может, ею двигало что-то другое? А может, тревожат память дни и ночи в гостинице, когда она за ним ухаживала? Неужели этой картиной она хотела напомнить о себе?

Чепуха. Ее просто поразило его лицо, и она подумывала написать его портрет. И ничего больше. Она уплатила свой долг, и они теперь квиты. Жюльетта быстро вышла из комнаты, вернув Танцующий ветер в темноту.

* * *

– Пристроил своих бездомных овечек? – спросил Дантон, когда Франсуа добрался до экипажа.

Тот коротко кивнул.

– Похоже, ты не рад, что отделался от них.

– Не тут-то было! Жюльетта де Клеман только что изволила сказать, что убила одного из людей Дюпре, прежде чем покинуть аббатство.

Дантон тихонько присвистнул.

– Значит, мы помогли не только врагу революции, но и убийце ее героя. – Он коротко рассмеялся. – Признаюсь, я уважаю нашу маленькую аристократку. У нее есть когти, и она жаждет ими воспользоваться.

– Против нас.

– Известно, что Дюпре идет на сделки. Ты мог бы выдать, навести его на их след в обмен на то, что он позабудет о нашем участии в их побеге.

Франсуа вспомнил беззащитность Катрин Вазаро, выражение ее лица перед приходом Жюльетты. Он хорошо знал, каково ей придется в руках Дюпре.

– Итак?

Франсуа забрался на козлы и сел рядом с Дантоном.

– Ты хочешь, чтоб над нами на волоске висел дамоклов меч и в любой момент Дюпре опустил его на нас? Он не должен ни о чем знать. Разумнее вывезти их из Парижа в безопасное место.

Дантон бросил на Франсуа проницательный взгляд.

– А мы оба – разумные люди, не так ли? – Его губы скривились в иронической усмешке. – А иначе почему мы оба здесь? – Дантон взмахнул кнутом, и лошади рванулись вперед. – Поступай как знаешь. Но если ты потянешь меня за собой, я отрекусь от тебя.

– Как Петр от Иисуса?

– Именно.

Франсуа медленно покачал головой.

– Нет, ты бы от меня не отрекся.

– Ты так считаешь?

– Ты мог бы проклясть меня, проломить мне дубиной голову, но не оставил бы меня. – Франсуа бросил на Дантона взгляд и тихо сказал:

– Как по-твоему, почему два года назад я пришел именно к тебе по прибытии в Париж? Все знают, какой ты верный человек, Жорж Жак.

Дантон повел плечами.

– В жизни не все так просто. Бывает, что в час испытаний верность отказывает.

Франсуа ничего не ответил.

– Послушай меня, ты, упрямый идиот. Я такой же, как и все другие люди. Меня одолевают страх, усталость и жадность. А кто лучше тебя может знать, насколько продажным я могу оказаться? Не доверяй мне. Не доверяй никому.

Франсуа лишь улыбнулся.

Дантон вздохнул:

– Отлично. Как ты собираешься вывозить их из Парижа?

Эчеле взглянул на Дантона.

– Что-нибудь да придумаю.

– Что ж, тогда поторопись со своим обычным замысловатым планом. И кто только выдумал, что баски – простой народ? Ты же никогда не пойдешь прямым путем, если отыщешь извилистую тропу.

– Извилистая тропа бывает не такой скучной и в итоге оказывается более безопасной.

Дантон покачал головой и подстегнул лошадей.

* * *

– Сгинула и не оставила следов гражданка Справедливость, – сообщил Пирар Дюпре. – Я послал людей обыскать прилегающие деревни. Но не волнуйтесь, мы найдем ее.

– Я и не волнуюсь. Пешком эта стерва далеко уйти не могла.

Пирар поигрывал цепочкой с золотым кулоном. В его толстых пальцах с обкусанными ногтями прекрасное женское украшение выглядело пугающе хрупким. Дюпре взял кулон себе. Подержал в ладони, как бы взвешивая.

– Вы нашли его рядом с Мальпаном? В склепе?

– Под его телом, – уточнил марселец. – Видите, кровь запеклась на этой штучке.

– Что-нибудь еще?

– Картину с намалеванным аббатством. – Пирар хохотнул. – Наваждение какое-то – все это в склепе монашки. У нее, должно быть, не в порядке с головой, если она рисует в склепе, правда, гражданин?

– Да. – Голос Дюпре звучал рассеянно. Он рассматривал украшение. Цепочка так изящна и тонка, что достойна шейки принцессы, подумал он.

– Картину бросить в фургон для коммуны вместе с другими трофеями из аббатства?

– Что? Да-да, валяй!

– А украшение?

Рука Дюпре властно сжала тончайшую цепочку. Этот кулон, наверное, принадлежал девочке из славной семьи, привыкшей к обществу королей и королев. Если он отдаст его, кулон скорее всего будет расплавлен или украден, чтобы украсить толстую шею жены какого-нибудь владельца магазина. Такое украшение заслуживало лучшей доли.

– Забудь о нем. Я найду ему лучшее применение.

Пирар лукаво усмехнулся.

– И мы увидим его на груди той маленькой актрисы?

Дюпре метнул на Пирара презрительный взгляд. Неужели он не понимает, что такая добыча должна быть отдана человеку, достойному ее? Камилла Кадо занимала в его жизни тайное и темное место. Пирар был не только дурак, но и оскорбительно фамильярен. Таким он стал с тех пор, как его избрали лейтенантом в войске Дюпре. Надо что-то делать с этим парнем.

– Нет, я не собираюсь дарить его Камилле. – Он велит почистить его, починит цепочку и отполирует золото так, чтобы оно заблестело, как в ту пору, когда его могли носить в Версале. – Я подарю его единственной женщине во Франции, безупречной настолько, чтобы с честью носить его.

– И кто же она?

Дюпре вынул из кармана отделанный кружевом платок и стал тщательно стирать пятно застывшей крови на веточке сирени, выгравированной на золотой поверхности.

– Моя мать.

* * *

Катрин пронзительно кричала.

Жюльетта вскочила с постели и только на середине комнаты проснулась, не сразу поняв, где она. Что это могло быть теперь?

У двери спальни Катрин, которую Жюльетта оставила приоткрытой, стоял Робер Демеро. Он заломил руки.

– Мадемуазель Катрин, она не…

– У нее жар. – Жюльетта пробежала мимо старика. – Я займусь ею. Идите назад в постель.

– В постель? – спросил Робер высоким, удивленным голосом. – Моя Мари и я садились ужинать, когда услышали крики мадемуазель Катрин.

Ужинать? Значит, полумрак, окутывающий коридор, был не рассветом, а сумерками. Они проспали целый день.

Катрин снова закричала.

– Вы мне не нужны. – Жюльетта распахнула дверь. – Принесите супа и вина мадемуазель Катрин, как покончите с ужином. – Она захлопнула дверь, стук ее отозвался пульсирующей болью в висках.

Катрин застонала, повернулась на другой бок, но не проснулась.

Жюльетта подбежала к постели.

– Окна открыты. Ты что, хочешь, чтобы все соседи узнали о нас? Проснись! – Она схватила Катрин за плечи и резко встряхнула ее. Веки Катрин затрепетали, открыв дикие блестящие глаза, и все раздражение Жюльетты тут же растаяло. – Ты теперь в безопасности. Во всяком случае, настолько, насколько возможно в этом городе безумцев.

– Жюльетта? – прошептала Катрин. – Мне снился сон… – Она содрогнулась. – Но ведь это было наяву, не так ли?

Жюльетта села на постель рядом с подругой.

– Это было наяву.

– Они сделали мне больно. – Голос Катрин звучал недоуменно, как у ребенка. – Так же, как Анриетте и сестре Матильде?

– Да.

Жюльетта сжала руку Катрин.

– Они разорвали мою одежду, а потом разорвали… меня.

– Да. – Пальцы Жюльетты крепче стиснули ее руку. – Но ты жива, а я убила того негодяя.

– Убийство. – В глазах Катрин заблестели слезы. – Это смертный грех. Я заставила тебя совершить смертный грех.

– Нет, не ты. Я сама так решила.

– Не правда, это я виновата. Ты бы никогда…

– Я хотела это сделать, – прервала ее Жюльетта. – И сделала с наслаждением. Жаль, что я не смогла убить их всех.

– Ты это серьезно?

– Серьезно, – свирепо заявила Жюльетта. – Я хочу, чтобы они все были мертвы. Чтобы все они горели в аду. Неужели, по-твоему, я должна простить их? Ты собираешься отпустить грехи мерзавцу, который тебя изнасиловал?

– Я… не хочу о нем думать. – Катрин обратила взгляд на окно. – Я не хочу думать ни об одном из них.

Жюльетта замерла. Они?

– Катрин, сколько мужчин… тебя?

Голос Катрин звучал еле слышно:

– Двое.

Жюльетта задохнулась от ярости, кровь бросилась ей в голову, застучала в висках.

– В склепе был только один.

– Перед ним был другой. Он ушел после того… – Голос Катрин оборвался. – А второй остался. Он вонзался в меня снова и снова, пока я…

– Ш-ш-ш. Спи. – Жюльетта заключила ее в крепкие объятия. – Теперь он ничего и никому не сделает. Он мертв.

– Он снился мне. Он насиловал меня. Мне было очень больно. Он смотрел на меня, но у него не было лица. – Катрин трясло. – Не было лица!..

– У него было лицо. Просто в склепе слишком темно, чтобы его разглядеть.

– Они были тенями. Будь у них лица, я бы по их выражению поняла, почему они делают это со мной, какой в этом смысл. – Катрин тяжело дышала. – А потом я почувствовала, что у меня тоже нет лица. Я была чем-то, что используют и отбрасывают. И неважно, что они со мной делали, потому что я уже была так измазана, что просто не могла стать более грязной, более вонючей…

– Это не правда, – оборвала ее Жюльетта. – Ты не виновата.

– Какая разница! Долг женщины – сохранить себя в чистоте для мужа. Неужели ты думаешь, что какой-нибудь мужчина возьмет в жены женщину, которой так воспользовались?

Жюльетта заколебалась. Она не могла солгать Катрин, сказав ей, что это не имеет значения. Мир не был ни добр, ни справедлив к женщинам, а мужчины в отношении целомудрия были особенно несправедливы.

– Нет необходимости, чтобы кто-то знал об этом. В Версале применялись разные способы, с помощью которых женщины обманывали женихов, заставляя поверить, что те взяли в жены девственницу. Мы могли бы…

– Я не смогла бы. Я и так уже достаточно запятнана, чтобы добавлять к моему греху еще и ложь. Кроме того, я теперь никогда не выйду замуж. – Глаза Катрин закатились, как у животного в смертельном ужасе. – Не хочу, чтобы кто-нибудь снова ко мне притрагивался.

Жюльетта пыталась сглотнуть комок в горле.

– Никто не собирается причинять тебе боль. А теперь попытайся уснуть. Робер принесет суп и вино.

– Я не голодна. Ты ведь меня не оставишь? – прошептала Катрин, закрывая глаза. – Я боюсь снов…

Жюльетта считала, что после такого страшного потрясения для Катрин было естественным желание спрятаться, однако она принимала сон с такой готовностью, что это вызывало беспокойство.

Неожиданно Катрин открыла встревоженные глаза.

– Жюльетта, а тебе они не причинили боль? Ты спаслась, и они не успели…

Кровь.

Преподобная мать, стоящая на коленях перед трибуналом.

Золотой потир для святого причастия.

Изнеженная рука Дюпре, машущая мужчине в красной шапке.

Жюльетта стряхнула воспоминания и улыбнулась Катрин.

– Разумеется, нет. Неужели ты думаешь, что меня так легко поймать?

Катрин расслабилась.

– Нет, я так не думала. Ты бы никому не позволила напасть на себя. Ты такая сильная.

Кровь.

Жюльетта погладила Катрин по волосам.

– Ты тоже сильная, Катрин. Ты переживешь это.

– Он так и сказал. – Катрин говорила едва слышно.

– Кто?

– Тот мужчина, Франсуа.

Эчеле не произвел на Жюльетту впечатление человека, раздающего слова утешения. Скорее он считал, что каждый человек должен переносить несчастья с той же стойкостью, какая была присуща его характеру.

– Стало быть, он разумнее, чем я думала.

– Он был сердит. Я не знала, почему…

– Не беспокойся об этом. – Жюльетта встала. – Ни о чем не волнуйся. Я посижу в кресле у тебя в комнате и…

– Он исчез. – Катрин схватилась за высокий ворот ночной рубашки. – Мой медальон. Его нет!

Холодный пот страха прошел по спине Жюльетты. Как же прошлой ночью она не заметила, что медальона нет на шее Катрин? Если Дюпре найдет его рядом с телом в склепе, то у него в руках окажется портрет Катрин! Она не должна поддаваться панике. Украшение могло быть потеряно где угодно, и, даже если его найдут, миниатюру могут не обнаружить. Застежку на медальоне найти было трудно, а шов на нем был почти не виден.

– Я люблю свой медальон. Я хотела носить его всю жизнь, а теперь его нет.

Катрин, по-видимому, не связала опасность потери с трупом в склепе, а Жюльетта не собиралась привлекать к этому ее внимание.

– Я напишу тебе другую миниатюру.

– Это будет другая. – Катрин закрыла глаза и отвернулась. – Ничего уже не будет по-прежнему.

Жюльетта опустилась в кресло и устало откинула голову на высокую спинку. Она пожалела, что не может поспорить с подругой, но какие можно найти слова, если та говорила правду?

* * *

Над ее кроватью горела свеча – мерцающая капля золотистого топаза в бархатной темноте. Как мне научиться писать пламя? – сонно подумала Жюльетта. Несколько раз она пыталась это сделать, но пламя как живое трепетало, вздымалось вверх и опадало, его язычок колебался от малейшего дуновения воздуха. И цвет его непрестанно менялся – от янтарного к золотому, от тревожно-красного к бледно-желтому. Нет, игра свечи ей неподвластна. Портреты…

– С вами все в порядке?

Глубокий мужской голос, хриплый от напряжения, раздался откуда-то из-за пламени.

Взгляд Жюльетты метнулся к лицу позади свечи. Высокие интригующие скулы, дерзкие черные глаза, этот прекрасный циничный рот.

Жан-Марк!

Жюльетту охватила безумная радость – столь же инстинктивная, сколь и озадачивающая. После всех этих лет ожидания он был здесь, рядом!

– Что вы молчите?

Жюльетта села на постели. Резкий тон его голоса моментально вырвал ее из полусонного забытья, и она бросилась в атаку:

– Почему вы не приехали за ней? Вы за Катрин в ответе, и с вашей стороны было недопустимо…

– Тише. – Пальцы Жан-Марка дрожали, когда он прижал их к ее губам. – Ради всего святого, не набрасывайтесь на меня. Я только что из аббатства, я считал, что вы обе погибли. Я помчался сюда и… Значит, Филипп прибыл вовремя?

– Филипп?

– Я послал Филиппа в… – Голос Жан-Марка оборвался при виде озадаченного лица Жюльетты. – Боже, он не приехал за вами!

– Я же сказала, никто не приезжал за Катрин. – Жюльетта свирепо смотрела на Жан-Марка. – Вы дали этим негодяям изнасиловать ее. А если бы они еще успели убить ее, это все было бы по вашей вине. Ежедневно приезжали экипажи и увозили учениц, но за Катрин никто не явился.

Жан-Марк был потрясен.

– Изнасиловали? – Яркий оливковый цвет его лица стал серым в свете свечи. – Господи, это… дитя.

– Они насиловали старух и детей.

– А как же вы? С вами все в порядке?

– Как со мной может быть «все в порядке» после того, что я видела?..

– Проклятие! Жюльетта, они вас обидели?

– Катрин изнасиловали двое мужчин, и она…

– Вы уже рассказывали о Катрин. Я спрашиваю о вас. – Жан-Марк схватил Жюльетту за плечи и заставил посмотреть ему в глаза. – Скажите мне, вас изнасиловали?

– Нет.

Дыхание с хрипом вырвалось из груди Жан-Марка, и он ослабил хватку на плечах девушки.

– И на том спасибо. Меня и так корежит чувство вины – не хватало, чтобы еще и с вами случилась беда.

– Вины у вас больше чем достаточно. Почему вы не приехали?

– У меня были срочные дела в Тулоне. Когда пришло письмо от преподобной матери, я заехал в Вазаро и послал Филиппа в аббатство за вами и Катрин. Он должен был приехать много дней назад и вывезти вас оттуда.

– Возможно, у него тоже были «дела», и он не счел благополучие Катрин достаточно важным, чтобы тратить на нее свое драгоценное время.

– Не знаю, почему его нет. – Губы Жан-Марка сжались в полоску. – Но я намерен отыскать его.

– Зачем? Вы опоздали на два дня. – Жюльетта почувствовала слезы на глазах и заморгала, пытаясь справиться с собой и не заплакать. – Они причинили ей такую боль, Жан-Марк!

– Я знаю. – Жан-Марк пристально посмотрел на девушку. – Я буду сожалеть об этом до конца своих дней. Теперь все, что я могу сделать, – это попытаться как-то исправить причиненный вред. Вы уверены, что с вами ничего не случилось?

– Ничего существенного. – Жюльетта нахмурилась. – Ах да, забыла! Мне пришлось убить бандита.

Еле заметная улыбка тронула суровые черты Жан-Марка.

– Вы не считаете важным убийство человека?

– Он был негодяем. Он насиловал Катрин.

Улыбка слетела с лица Жан-Марка.

– Сожалею, что вы лишили меня этого удовольствия.

– Там был и другой. Если узнаете, кто он, сможете убить его.

Жан-Марк поклонился.

– Какое великодушие, Жюльетта! А теперь поведайте, как вам удалось спастись от резни в аббатстве.

Девушка коротко рассказала ему о происшедшем и о помощи Франсуа Эчеле и Дантона.

– Франсуа Эчеле… – задумчиво пробормотал Жан-Марк. – Я перед ним в долгу.

– Уверяю вас, он помог нам очень неохотно.

– Охотно или нет, он спас вас.

– Верно. – Жюльетта откинула одеяло и выпрыгнула из постели в белой ночной рубашке с высоким воротом и длинными рукавами. – Нам надо поговорить. Пойдемте на кухню, я поищу вам что-нибудь поесть.

– И мне будет даровано прощение?

В голосе Жан-Марка за насмешкой скрывалась глубокая усталость и печаль. Жюльетта впервые заметила темные тени под его глазами и слой пыли, покрывавший элегантный темно-синий плащ. Она неожиданно ощутила острое желание оберечь его. Ее гнев и возмущение вдруг испарились.

– Вы любите Катрин. И никогда не причинили бы ей вреда. Просто по глупости вы доверились легкомысленному Филиппу.

Легкая улыбка тронула его губы.

– Я и забыл ваш острый язычок. Помнил только… – На мгновение Жан-Марк замолчал, глядя на Жюльетту. – Как любезно с вашей стороны не подозревать меня в злом умысле, а только в глупости!

– Но вы сами обязаны были приехать за ней. Какие дела могли быть важнее этого, что вы…

– В прошлом году Национальное собрание конфисковало у меня для своего флота восемь кораблей, – прервал ее Жан-Марк. – Я надеялся спасти часть своих грузов, что оставались на складах в Тулоне, прежде чем эти все пожирающие ублюдки заграбастают и их. В тот момент это показалось мне очень важным.

– Восемь кораблей? Но это же очень много!

– Они бы забрали все, если бы я, предвидя это, не отослал большую часть флота Андреасов в чарлстонскую гавань два года назад.

– Вы знали, что они заберут ваши корабли?

Жан-Марк мрачно кивнул:

– О да, при первой же возможности или под любым предлогом. Большинство блистательных членов их Национального собрания так же продажны, как аристократы, которых они свергли. Единственный способ справиться с ними – подкупить их или уклониться от обязательств.

Жюльетта вздрогнула.

– Похоже, мир полон воров и убийц. Франсуа пытался объяснить мне, почему напали на аббатство, но я так и не смогла этого понять. И никогда не пойму.

– Как можно понять безумие? – пояснил Жан-Марк. – Бог мне свидетель, Жюльетта, я послал Филиппа отвезти вас обеих в Вазаро, потому что в Париже было неспокойно. Если бы я только предположил, что на аббатство может быть совершено нападение, а вам грозит опасность, я бы примчался сам. – Его губы скривились. – Вы правы, я поступил глупо.

– Может быть, вы не так уж и виноваты. – Жюльетте было больно слышать, как он бичует себя.

– Вы смягчились? – Жан-Марк покачал головой. – Вина лежит на мне, и вы вправе сердиться. – Он протянул руку к крутому локону на левом виске Жюльетты. – Под шипами у вас притаилось нежное сердце.

Кончик его указательного пальца слегка касался щеки Жюльетты, поглаживая шелковистую прядь. Какое наслаждение ощущать эту дивную кожу! Он старался не дышать, боясь выдать свое волнение.

– Вздор! – отрезвил Жан-Марка голос Жюльетты. Глаза Жан-Марка притягивали ее взгляд.

– Не показывайте своего сердца и никогда не позволяйте мне видеть вашу слабость, Жюльетта.

– Я не… понимаю, о чем вы говорите.

– Знаю, что не понимаете. – Жан-Марк цинично улыбнулся и отпустил локон – тот тут же свернулся в крутой завиток. – Один бог ведает, зачем я это говорю. Должно быть, угрызения совести и потрясение делают меня таким растерянным. Обещаю вам, отдохнув, я снова стану самим собой и вы найдете во мне готового к бою противника.

– Противника? – Жюльетта пожала плечами. – У меня нет желания с вами сражаться.

– Вы сражались со мной с первой встречи, – мягко произнес Жан-Марк. – Все это – часть игры.

– Игры?

Жан-Марк направился к двери.

– Не теперь.

– Я не понимаю и десятой доли того, о чем вы говорите. Вы меня ужасно злите. – Жюльетта поспешила к нему, увидев, что он открывает дверь. – И вы сейчас не можете уйти. Я поищу вам что-нибудь поесть, а потом мы должны поговорить о Катрин.

– Сию минуту у меня нет ни малейшего желания обсуждать что-либо. Я сейчас слишком устал, чтобы есть или думать, – твердо объявил Жан-Марк. – С тех пор, как я покинул Тулон, я скакал день и ночь и уверен, что половина грязи с этой дороги все еще липнет ко мне. Я собираюсь вымыться и проспать следующие двенадцать часов.

– Двенадцать часов! Вы не можете этого сделать! Нам надо обсудить, что делать дальше с Катрин!

– Моя дорогая Жюльетта. – Ласковый тон не скрывал стальной решимости в его голосе. – Хорошо бы вам сразу уяснить, что я поступаю только так, как хочу, и питаю отвращение к словам «не можете».

Это она могла понять, с неохотой признала Жюльетта. Она и сама не любила этих слов.

– Я тоже, но если бы вы…

– Завтра. Спокойной ночи, Жюльетта. – Дверь за Жан-Марком тихо закрылась.

Жюльетта забралась в постель и медленно натянула на себя одеяло. Она забыла, что Жан-Марка невозможно заставить что-то сделать против его воли.

Жюльетта повернулась на бок, и ее пронзило острое возбуждение, навалилась истома, сладко заныло внизу живота. Он здесь! Красивый, блистательный и такой же таинственный и загадочный, каким она его помнила. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до необычной линии его скул, до крепких мышц его бедер.

Дотронуться? Жюльетта тут же поспешила найти приемлемое объяснение своему желанию. Ею движет лишь любопытство художницы к строению и линиям мужского тела.

Жюльетта закрыла глаза и приказала себе спать.

* * *

Руки Жан-Марка, когда он стоял, глядя на Катрин, медленно сжались в кулаки. Зачем он здесь? Ему следовало отправиться прямиком в постель, как он и сказал Жюльетте. Он не собирался будить Катрин и встречаться с ней до завтрашнего утра. И все же он у ее кровати.

Катрин никогда не обвинит его в преступной небрежности. Она так похожа характером на его отца. И так же молча будет страдать и погибнет прежде, чем произнесет хоть слово осуждения.

Жан-Марк знал, почему он здесь. Он хотел убедиться, что все не так страшно, что Катрин не уничтожена насилием. Этого подтверждения он не получил. От хрупкой бледности Катрин щемило сердце. А Жюльетта не утратила своей живости, некстати подумал он.

Жюльетта!

Судьба вновь привела ее под эгиду его власти, как это уже случилось в гостинице много лет назад. И черт побери! – ее уязвимость защищала Жюльетту от него так же, как когда-то оберегало от него ее четырнадцатилетие. Это почти заставило. Жан-Марка поверить в ангела-хранителя невинных мира сего.

Почти. Катрин также была невинна, но ангелы не защитили ее.

Жан-Марк протянул руку и ласково погладил светлые волосы Катрин, разметавшиеся по подушке. Он оказался не тем опекуном, каким хотел бы видеть его отец. Он всегда был слишком занят, слишком нетерпелив, все время торопился с места на место. Даже когда Катрин приезжала домой из аббатства, он уделял ей лишь мимолетное внимание.

Жан-Марк, пытаясь справиться с болезненным комком в горле, отвернулся. Самобичевание теперь не поможет. Слава богу, что Катрин и Жюльетта остались живы!

Они должны примириться с тем, что произошло, и найти способ продолжать жить.