Онлайн чтение книги Серые Рыцари Grey Knights
4. ШЛЕЙФ СВЯТОГО ЭВИССЕРА

Шлейфом Святого Эвиссера назывался небольшой мрачноватый участок на краю галактического запада Солнечного Сегмента, неподалеку от центра средоточия Экклезиархов, обосновавшихся вокруг Гаталамора и Чироса. Шлейф состоял из двух дюжин заселенных миров, двигающихся по длинному запутанному маршруту вокруг туманности и астероидных полей, словно по пути паломничества самого святого Эвиссера.

Перед отправлением Лигейя отобрала и взяла с собой некоторые исследовательские труды. Часть времени в путешествии Аларик потратил на их прочтение. Как оказалось, когда-то Шлейф был средоточием культа Императора. Это был сверкающий образец благочестия с соборами и храмами в каждом из миров, многочисленным харизматическим духовенством и налетом неумеренно щедрой экзальтации, благодаря чему все кафедральные шпили были покрыты позолотой. Жители каждого мира соревновались в проявлении поклонения, пока шествия Адептус Министорум не превратились в недельные фестивали с процессиями, пересекающими целые континенты. Во внешних проявлениях благочестия и материальных восхвалениях Императора они соперничали с хранителями мощей Себастиана Тора.

Но с тех пор прошло немало столетий. Империум был огромным и постоянно изменяющимся организмом, и циклы нищеты и процветания, славы и забвения неуклонно сменяли друг друга в межзвездных мирах. Шлейф Святого Эвиссера оказался почти забытым — просто еще один мир, где миллиарды граждан Империума проживали свои жизни. Численность населения, как понял Аларик, снизилась на четверть от самого высокого уровня. Густонаселенный когда-то Вулканис Ультор теперь наполовину опустел, а многие сельскохозяйственные миры и вовсе оказались заброшенными.

Религиозная лихорадка. в конце концов, пошла на спад, что позволило значительно продвинуться силам варпа. Это привело к окончательной изоляции Шлейфа. По сравнению с прошлыми временами, космические корабли почти не заходили в этот район, и от былого Шлейфа Святого Эвиссера осталось одно название.

Ударный крейсер Серых Рыцарей «Рубикон» был очень быстроходным судном, но даже ему потребовалась не одна неделя, чтобы добраться до Шлейфа. Лигейя отправила астропатическое послание органам Инквизиции, которые контролировали Шлейф. После этого оставалось только молиться, тренироваться и ждать.

Аларик и Лигейя каждый вечер встречались в парадных залах «Рубикона» — роскошно убранных помещениях, отделанных деревянными панелями. Если бы не отсутствие окон и не постоянный монотонный шум варп-двигателей крейсера, эти помещения походили бы на залы дворца правителя.

— Что ты помнишь? — спросила как-то Лигейя, после того как Аларик вернулся с тренировки Серых Рыцарей. — Что ты помнишь из своей прежней жизни?

Аларик, сняв доспехи, в обычном сером одеянии сидел напротив инквизитора. Лигейя накрыла стол для ужина — как всегда, изысканными деликатесами с миров на противоположной стороне Империума. Аларик, по своему обыкновению, ел мало.

— Ничего, — ответил он.

— Ничего? — Лигейя удивленно подняла бровь. — Мне в это трудно поверить. Именно то, что я делала еще до того, как впервые услышала об Инквизиции, сделало меня инквизитором.

— У Серого Рыцаря должен быть непоколебимый стержень веры. — Аларик положил на серебряную тарелку филе рыбы-демона. По правде сказать, правосудору было неловко среди роскоши, которой окружала себя Лигейя. — Стержень, крепкий, как скала в океане. Именно это мы учим в первую очередь, хотя никто из нас и не помнит, как это происходило. Понимаешь, мы не можем представить, как это — жить без веры. Если бы мы это помнили, в стержне появилась бы трещина. Через нее могло бы проникнуть что-то постороннее. У нас нет места для воспоминаний.

Лигейя наклонилась вперед, на лице мелькнула слабая улыбка. Сейчас в ней было что-то от девчонки, которая секретничает со своей подружкой.

— Но ты был кем-то другим, Аларик. Интересно, кем?

Аларик покачал головой:

— Это был совсем другой человек. Ордо Маллеус применяет самые совершенные методы укрепления психики. После них ничего не остается. Я мог быть членом банды в каких-нибудь трущобах, или охотником в диком племени, или кем угодно. Орден набирает рекрутов с сотен самых разных планет. Кем бы я ни был — меня выбрали еще подростком, а потом превратили в кого-то другого.

Лигейя отпила глоток вина.

— Может показаться, что это слишком высокая цена.

Аларик посмотрел в ее лицо. Он знал, что Лигейя играет с ним. У нее было ненасытное любопытство, и Серые Рыцари стали очередным объектом изучения.

— Цена не может быть слишком высокой, — сказал он. — Если бы не мы, никто бы не стал этого делать. Хаосу всегда не хватает самой малости, чтобы поглотить нас, и отсутствие посторонних мыслей — ничто по сравнению с нашим поражением.

— Я должна признать, — сказала Лигейя, — что мы сражаемся совершенно различными методами.

— Я понимаю, что ты не сразу была призвана в Ордо Маллеус, — продолжал Аларик, уступая собственному любопытству. — Насколько я знаю Инквизицию, это не совсем обычно.

— Сначала меня взяли на службу в крепость Ордо Еретикус, что на Гаталаморе.

Не переставая говорить, Лигейя уверенно разрезала рыбу на своей тарелке, и Аларик мысленно представил, какую школу она прошла, чтобы получить подобную привычку. Его слегка удивляло, что в благородном семействе душной атмосферы Гаталамора могла появиться такая свободомыслящая женщина.

— Они посчитали меня полезной, — продолжала Лигейя. — Будучи псайкером, я могла извлекать информацию независимо от формы, в которой она была записана. А Ордо Маллеус… Они сделали предложение, и я его приняла. Было некоторое сопротивление, но у Ордо Маллеус есть свои методы решения подобных проблем.

Лигейя искоса взглянула на Аларика и загадочно улыбнулась.

— Сопротивление? — спросил Аларик. — Похоже, я знаю об Инквизиции меньше, чем предполагал.

— Возможно, это делается намеренно, правосудор. Наша политика может быть очень сложной, а ты не политик, ты — оружие. Тебе незачем разбираться в наших постоянных интригах и распрях. Все они в основном — предмет гордыни и догм. Но можешь мне поверить: людей вроде Валинова гораздо больше, чем признает любой из нас.

— Ты очень откровенна, — заметил Аларик.

Забыв о вежливости, он проглотил кусок рыбы-демона. Вкус был немного острым и насыщенным — ничего похожего на сбалансированную, но совершенно безвкусную кормежку, которую синтезировали для Серых Рыцарей на Титане. Ему не понравилось. Такие ужины казались Аларику чем-то неестественным, вроде проявления гордыни. Он считал, что слишком много космодесантников уже погибли из-за гордыни, чтобы гнаться за подобными удовольствиями.

— Я доверяю тебе, правосудор, — ответила Лигейя. — Мы зависим друг от друга. Ты не можешь проводить исследования, а я, безусловно, не в состоянии сражаться. Так что нам остается, если не доверять друг другу?

В качестве личной охраны Лигейя взяла с собой шестерых культистов смерти. Они и сейчас стояли в сумрачных углах ее покоев — в облегающих черных комбинезонах и масках, вооруженные десятками клинков. Все они были прекрасно натренированы и каким-то образом связаны лично с Лигейей. Аларик ни капли не сомневался, что с их помощью инквизитор сможет постоять за себя даже под пулями.

В вокс-сети «Рубикона» раздался звонок, извещающий о получении астропатического послания. Астропаты на службе у Серых Рыцарей были не более чем шифровальщиками, и после каждой миссии их мозги подвергались чистке, чтобы никто не смог воспроизвести ценную информацию. После звонка раздался голос, тусклый и невыразительный:

— Астропатический канал открыт. Крепость Инквизиции планеты Трепитос заявляет о своей юрисдикции, запрашивает маршрут следования, декларацию пассажиров и цель поездки.

Лигейя поднялась из-за стола, разгладила длинное синее платье и щелкнула пальцами, подзывая колесного сервитора-лакея, чтобы тот убрал остатки ужина. Затем она тщательно вытерла пальцы салфеткой, и Аларик счел это еще одним проявлением гордыни, поскольку Лигейя за едой брала в руки лишь серебряные приборы.

— Мы почти прибыли. Теперь, боюсь, наступает черед той самой политики, о которой я говорила. Инквизиторы Ордо Еретикус, курирующие Шлейф Святого Эвиссера, базируются в этой крепости Трепитоса. Если я хочу свободно действовать в пределах их влияния, следует соблюсти некоторые формальности.

— Пойду скажу своим воинам, что мы скоро будем на месте, — отозвался Аларик.

— Хорошо. Пусть они сияют своими доспехами, правосудор. Вид сверкающих Серых Рыцарей только поможет нам действовать увереннее.

Аларик окинул ее взглядом.

— Мои десантники исправно исполняют обряды ухода за своим военным имуществом, инквизитор.

Лигейя улыбнулась:

— Конечно. А теперь, прошу меня извинить, но я могу понадобиться на капитанском мостике.

Она вновь щелкнула пальцами. Культисты смерти плавно вышли из тени и превратились в почетную стражу — шестеро одетых в черное убийц, двигающихся с кошачьей грацией. Каждый из них держал одну руку на рукояти оружия. Лица по-прежнему закрывали маски. Аларик сознавал, насколько устрашающий эффект произведет их появление, и в очередной раз задумался, где их нашла Лигейя. Вряд ли подобные телохранители могли быть проявлением гордыни аристократической дамы.

На мгновение правосудор задумался, кем мог быть раньше… Когда-то, ребенком, его забрали к себе Серые Рыцари или Черные Корабли Инквизиции, а потом бесконечные сеансы укрепления психики стерли из его памяти все детали прошлой жизни. Кем бы он стал, если бы не был Серым Рыцарем?

Кем бы он ни был, это не шло ни в какое сравнение с нынешним Алариком. Так ему всегда говорили, и в это он твердо верил. Он выбросил эти мысли из головы и поспешил на тренировочную палубу, чтобы провести смотр своим боевым братьям.

За последние несколько столетий на планете Трепитос «Рубикон» был лучшим из всех кораблей, встававших в доке. Его корпус сиял оружейной броней и выведенными золотом защитными молитвами. Корабль представлял собой улучшенную версию ударных крейсеров, используемых космодесантниками Адептус Астартес. Он отличался увеличенным отсеком для десантных капсул, отлично укрепленным помещением для штата Инквизиции и сетью гексаграмм охранительных оберегов, встроенных в каждую балку и каждую переборку.

Крепость на Трепитосе знавала и лучшие дни. Это был величественный замок из темного гранита, с внушительными укреплениями, где скрывались лазерные орудия обороны планеты и ракетные комплексы. Под их защитой из цитадели инквизиторов Ордо Еретикус велось наблюдение за всеми мирами Шлейфа Святого Эвиссера. Вокруг крепости располагались полуразрушенные строения, когда-то бывшие процветающим и богатым городом. Отсюда аристократы Шлейфа наблюдали за службой офицеров армии и флота, а также за многочисленными представителями Экклезиархии.

Трепитос был средоточием власти всего Шлейфа, но теперь он пришел в упадок. И больше всего этому способствовало снижение интереса к самому святому Эвиссеру. Живописные окрестности, ранее заселенные аристократами, предпочитавшими охоту и прогулки, теперь совершенно одичали и срослись с вымирающими городами. Население еще кое-где сохранялось, и присутствие Ордо Еретикус было призраком прошлого могущества в высокой, но почти опустевшей цитадели.

«Рубикон» перешел на низкую орбиту. Сквозь мрачные серые тучи торчал причальный шпиль крепостного дока. Открылись бортовые шлюзы, и, пока крейсер пополнял запасы топлива, инквизитор Лигейя, ее телохранители и правосудор Аларик на представительском челноке спустились на поверхность, чтобы посмотреть, в какое состояние пришел Шлейф Святого Эвиссера за несколько столетий упадка.

Инквизитор Ламерриан Клаэс поджидал их в продуваемом сквозняками, огромном приемном зале в самом сердце крепости. Помещение, судя по количеству скамей, было рассчитано на многие сотни посетителей. Раньше здесь собиралось высшее общество миров Шлейфа, чтобы обсудить свои дела или выслушать эдикты Инквизиции. Теперь зал большую часть времени оставался пустым и тихим, как и все остальные помещения крепости.

Гигантский пикт-экран, установленный под самым потолком, был затянут темной, изрядно запылившейся тканью. Углы помещения скрывала темнота; лишь в самом центре зала полукругом стояли регистраторы и накопители информации, наполнявшие воздух бледным зеленоватым сиянием. Здесь работал инквизитор Клаэс. Несмотря на скудность оставшегося в крепости штата и гарнизона, он и в одиночку трудился так же эффективно, как прежде.

Тощий, угловатый и беспокойный Клаэс больше был похож на адепта Администратума, чем на инквизитора. Если бы не меч с резной рукоятью на поясе и печать Инквизиции на шее, его вполне можно было бы принять за одного из миллиардов писцов, которые обеспечивали работу бюрократической машины Империума.

Аларика и Лигейю в зал проводил один из штурмовиков гарнизона Ордо Еретикус. Клаэс, окруженный мониторами и стопками отпечатанных сводок, при появлении гостей раздраженно поднял голову. Но, завидев Аларика, он удивленно выпрямился. Конечно, Лигейя была права: Аларик, почти трех метров ростом, в массивных сверкающих доспехах, выглядел впечатляюще.

— Инквизитор Лигейя, — пронзительным и удивительно сильным голосом заговорил Клаэс и встал, приветствуя коллегу. — Я вас ждал. — Затем кивнул Аларику.— Правосудор.

Аларик в ответ тоже кивнул. Очевидно, что Клаэс не ожидал появления Серого Рыцаря.

— Боюсь, наш приход помешал вашим занятиям, — сказала Лигейя, кивая на светящиеся экраны и не перестававшие печатать принтеры.

На экранах отображалась информация с камер слежения, колонки статистических данных и бесконечные страницы текста. Печатающие устройства выбрасывали заполненные листы прямо на пол.

— Информация — это источник нашей жизненной силы, инквизитор, — заметил Клаэс. — Даже в настоящее время Шлейф Святого Эвиссера выдает массу различных данных. Я здесь единственный наделен достаточной властью, чтобы принимать меры, так что обязан просматривать все.

— Значит, нам придется тесно сотрудничать, инквизитор Клаэс, — ответила Лигейя. Она подошла к рабочему месту Клаэса и взяла в руки один из листков. — У нас есть причины считать, что где-то в Шлейфе Святого Эвиссера появилась или может появиться в скором времени демоническая угроза. Моя работа состоит в том, чтобы ее выявить, а с помощью правосудора Аларика и его воинов — уничтожить.

Клаэс подошел к Аларику. Увидев на рукояти меча инквизитора геральдический крест, Аларик задумался, какое из благородных семейств так многим обязано Клаэсу, что передало ему семейную реликвию.

Клаэс протянул правосудору руку, и тот ответил рукопожатием.

— Для меня это большая честь, правосудор. Я слышал о Серых Рыцарях, но в нашем Ордо Еретикус подобные встречи весьма редки. Добро пожаловать на Шлейф Святого Эвиссера, что бы вас сюда ни привело.

— Нам почти нечего сказать, инквизитор, — промолвил Аларик, чувствуя себя неуютно на этой дипломатической встрече. — Моя цель проста. Мы солдаты и, как всякие солдаты, нуждаемся в поддержке.

— Да, конечно. Но вы понимаете… — Клаэс повернулся к Лигейе. — Упадок Шлейфа начался очень давно, теперь я здесь единственный постоянный представитель Инквизиции, и мои возможности невелики. Я могу обратиться к Адептус Арбитес, чьи отряды гораздо многочисленнее, чем гарнизон Ордо Еретикус, но они и сами порядком заняты. После того как вся знать разлетелась, они взяли на себя управление несколькими мирами. А теперь, когда Абаддон пробивается сквозь Кадианские Врата, здесь не осталось ни одного космодесантника. Я готов оказать посильную помощь, но Шлейф давно пришел в упадок. Если он когда-нибудь и возродится, нам придется долго ждать этого.

— Как раз времени нам и не хватает, — сказала Лигейя. — Мне потребуется доступ ко всем донесениям о культах и любой другой подозрительной активности. Мне нужны подробности. Встречи с дознавателями, если это возможно. Боюсь, мне понадобится доступ ко всем материалам. Полноценные полномочия.

— Многие из наших дознавателей работают под прикрытием, и я не рискну добраться до них в короткие сроки. Остальных можно пригласить, но при этом мне придется нарушить строгие инструкции и отвечать перед Конклавом. Я должен знать, о какой угрозе идет речь.

— Гм… — Лигейя ненадолго задумалась. — Если вы готовы нарушить протокол, я отвечу тем же. Существо, за которым мы охотимся, известно под именем Гаргатулот. Правосудор Аларик может рассказать о нем лучше, чем я. Прошу, правосудор.

Аларик никак не ожидал, что ему будет отведена роль рассказчика. Но он понимал, что Лигейя права: для Серых Рыцарей история о грандмастере Мандулисе и Тысячеликом Принце Гаргатулоте была почти религиозной притчей. Лучший пример сверхъестественного зла и самопожертвования в борьбе с ним, достойного каждого Серого Рыцаря.

Он поведал Клаэсу историю гибели Мандулиса и изгнания Гаргатулота так же, как ее рассказывали капелланы, когда сам Аларик был зеленым новичком и с благоговением ждал своей очереди стать Рыцарем.

Рассказ был закончен; инквизитор Клаэс сел перед экранами и некоторое время молчал, даже не глядя на постоянно поступавшие данные.

— Наши архивы в весьма плачевном состоянии, — заговорил он наконец. — Адептус Механикум еще два столетия назад перестали обслуживать лексикомеханические устройства. У меня были дознаватели, которые пытались разобраться с неполадками, но только сделали еще хуже.

— При мне у вас с этим не будет проблем. Информация — моя специальность.

— Хорошо. Тогда вы узнаете все, что известно нам. Я познакомлю вас с провостом Марешалем, это высший чин среди наших Адептус Арбитес. Вряд ли он будет благодарен мне за это, но не сомневайтесь: ему известны ваши полномочия и он окажет любую помощь. Могу предложить вам место на стоянке здесь и в любых доках Шлейфа, имеющих возможность принять ударный крейсер, но их не так уж и много. Я прикажу обслуге приготовить для вас комнаты в крепости, а правосудор может занять казармы, все равно они наполовину пусты.

Лигейя любезно улыбнулась, что, как успел убедиться Аларик, у нее получалось отлично.

— Я рада, что вы понимаете значение нашей миссии, инквизитор. Я должна приступить к работе немедленно. Как только заберу своих людей с «Рубикона», сразу же займусь записями.

— Я пошлю с вами проводника, — предложил Клаэс. — Учитывая состояние крепости, думаю, это будет не лишним.

Под началом инквизитора Клаэса в крепости служили около двухсот человек, в основном набранных из рядов Администратума и Адептус Арбитес. Гарнизон состоял из трех сотен штурмовиков Ордо Еретикус. Архив крепости оставался на попечении небольшой группы архивистов и исследователей, ранее состоявших в Администратуме. Их опыт, приобретенный на службе необычайно сложной бюрократии Империума, позволял работать с обширным потоком информации, предоставляемой мирами Шлейфа.

Едва увидев архив, инквизитор Лигейя заметила его плачевное состояние. Сокращенный штат не мог справиться с огромным количеством гроссбухов, электронных блокнотов и рукописных донесений. Множество записей оставалось не внесенными в каталоги, заполняя подгнившие и прогнувшиеся полки. Они громоздились в сводчатых катакомбах продуваемой сквозняками крепости, теряясь во тьме под потолком. Каждая запыленная желтоватая люмосфера давала света не больше обычной свечи, и в вечном сумраке слабо мерцали остатки позолоты корешков книг.

— Поначалу Адептус Механикум поддерживали здесь порядок, — сказала архивариус. Это была молодая, быстроглазая женщина с бледной от недостатка солнечного света кожей, в серой форме служащей Администратума. — А без их лексикомеханики слишком трудно разобраться. Сюда поступают рапорты Арбитес, данные астропатических наблюдений, донесения дознавателей, статистика со всего Шлейфа. Мы стараемся отсортировать самую важную информацию от обычных докладов и хранить ее отдельно, но ускользает от внимания так много, и вы знаете, инквизитор…

— Наша работа зависит от деталей, — сказала Лигейя. — Сколько здесь всего таких комнат?

Лигейя показала на помещение, до самого потолка занятое книжными стеллажами, от которых распространялся запах пыли и гниения.

— Семнадцать, — ответила архивариус. — Мы так думаем. Большая часть этой информации относится к расцвету Шлейфа. Несколько помещений затопило, а двадцать лет назад семейство крыс прогрызло сотни книг. И мы постоянно ищем место, куда складывать записи, поскольку помещения архива давно переполнены.

— Сначала я должна взглянуть на разобранные документы, — сказала Лигейя, сняла бархатные перчатки, и тотчас кожа рук покалыванием отреагировала на насыщенный словами воздух. — Я попрошу предоставить всю информацию, касающуюся исчезнувших еретических культов. Особенно меня интересуют апокалиптические секты. Выясни, нет ли на Шлейфе оставшихся в живых заключенных. Я начну отсюда.

— Конечно, инквизитор, — кивнула архивариус, не в силах скрыть смущение.

Едва женщина покинула комнату, Лигейя вытянула руки перед собой. Она ощущала груз информации, скопившейся под сводами хранилища, — в основном скучной и ничего не значащей. Но в толще сведений, словно прожилки в мраморе, встречались трещинки жестокости и ереси. Затем ее мозга коснулось слабое эхо ушедшего величия Шлейфа. Хоть его миры и населяли миллиарды граждан Империума, он уже постепенно умирал и тосковал по утраченному процветанию и благочестию. Война не могла не оставить своих следов в Шлейфе: народы некоторых планет пытались получить независимость от имперского ига, и легионы мужчин и женщин сгинули в сражениях, постоянно сотрясавших разные районы Империума.

Лигейя начала обзор с того мира, в котором находилась в данный момент. Его особенности были видны из записей об инвентаризациях и содержании самой крепости. Лигейя выяснила, что светское общество почти покинуло Трепитос, оставив лишь холодное, алмазно-твердое ядро Инквизиции. Оно становилось все меньше и меньше, но до сих пор отчаянно пыталось удержать Шлейф.

Инквизитор позволила Трепитосу выскользнуть из зоны ее внимания и перешла к самому значительному из миров — Вулканису Второму. Это был старый, медлительный и раздражительный мир. Но несмотря на ветхость, он еще хранил потенциал для последней битвы. Некоторые из его городов-ульев почти опустели, другие были переполнены сверх меры, словно горожане пытались найти безопасность в общей массе. Над Вулканисом раскинулся бархатный покров Экклезиархии. Власть над планетой, принадлежащая кардиналам, была реликвией религиозного прошлого всего Шлейфа.

Мир-кузница Магнос-Омикрон сотрясался от работы заводов по изготовлению оружия, которое сейчас же отправлялось в Око Ужаса. Но Адептус Механикум были крайне замкнутым сообществом, и грузовые корабли, посещавшие этот мир, не приносили никакой выгоды остальным жителям Шлейфа. Лигейе эта планета казалась темной и закрытой тучами. Проскальзывали только отдельные вспышки технической информации: новые модели танков или лазерных ружей, выходящие с производства, неудавшиеся дипломатические переговоры о приведении Магнос-Омикрона под юрисдикцию властей Шлейфа. Механикумы держали свой мир в изоляции от остальных производств Шлейфа. Насколько поняла Лигейя, этот мир был одним из немногих здесь, кого не коснулись упадок и разложение.

Наполовину заселенные или совсем обезлюдевшие миры не производили никакой информации и отбрасывали лишь тень неведения. Садовый мир Фарфаллена сиял яркой звездочкой. Он был слишком малолюден, чтобы оказывать какое-то влияние, но славился красотой. Скучные серые сельскохозяйственные миры поведали лишь о количествах вырабатываемой продукции и уровне церковной десятины. Металлический блеск выдавал присутствие наблюдательных станций на орбитах более значительных систем: они производили лишь поток слепых цифр, поступающих с различных датчиков.

Экстрасенсорные способности Лигейи позволяли ей получать данные от любых медиумов. Здесь, под крепостью Трепитоса, ее взору открывался весь Шлейф. Она могла видеть висящие в пространстве планеты, и потоки их историй беспрепятственно вливались в сознание. Замеченные культы представлялись колодцами злобы и развращенности. Ответные действия Империума наносили глубокие раны, источающие стремление к возмездию. Но этого было недостаточно — Лигейе требовались детали.

Она подошла к ближайшей полке, и подол дорожного платья инквизитора тотчас покрылся слоем слежавшейся пыли. Первая взятая книга оказалась сборником ежегодных отчетов Медицинского департамента Виллендиона — сельскохозяйственного мира на самом краю Шлейфа — за последние тридцать лет. С пожелтевших страниц поднялся поток болезней и отчаяния.

Лигейя положила ладони на обложку и впустила информацию в свои мысли.

Молча, используя способности, шокирующие светское общество, из которого она вышла, Лигейя начала работу.

Аларик вытянулся, почти поднявшись на цыпочки, и напряженно поводил руками, готовый в любое мгновение нанести удар. Он двигался так, как его учили; усиленные мускулы готовы были в долю секунды уклониться или атаковать.

Танкред, командир отделения терминаторов, был выше, и потому он немного пригнулся, готовясь использовать преимущество в росте. Все десантники обладали большим ростом, и Серые Рыцари — не исключение, но Танкред был не только выше остальных, но и шире, с огромной грудной клеткой, прикрытой имплантированным черным щитом, с длинными руками, готовыми схватить и швырнуть. Голову Танкреда покрывала сплошная путаница шрамов, на шее висела серебряная цепь с терминаторским крестом.

Аларик ринулся вперед и замахнулся ногой по колену Танкреда. Противник заметил его движение и отреагировал так, как и надеялся Аларик, — он повернулся и отступил на полшага, чтобы избежать удара. Аларик проскочил мимо Танкреда и стукнул того локтем в спину, выводя из равновесия.

В следующее мгновение Аларик навалился на Танкреда сверху, изо всех сил стараясь опрокинуть более крупного противника. Танкред, падая на пол, сумел перевернуться. Ловкость огромного воина, как и всегда, казалась пугающе неправдоподобной. Ноги Танкреда уперлись в живот Аларика. В тот момент, когда спина терминатора коснулась пола из заклепанных стальных листов, Танкред резко выпрямил колени, и Аларик полетел спиной на пол.

Он перевернулся со всей скоростью, на какую был способен, и был готов ринуться вперед, чтобы прижать Танкреда к полу, но внезапно ощутил тяжесть на шее — нога Танкреда не давала подняться. Противник стоял над ним, словно охотник над добычей.

— Правосудор, ты убит,— раздался раскатистый бас.

Танкред убрал ногу с шеи, и Аларик смог подняться. В схватке он сильно запыхался, но Танкред дышал ровно и даже не вспотел.

— Хорошо, — продолжал Танкред. — Ну и чему ты научился?

— Не пытаться победить тебя в рукопашном поединке.

— А кроме этого?

Танкред был настоящим ветераном, весь покрыт шрамами и по праву командовал штурмовым отделением терминаторов. Он был старше Аларика, дольше сражался и знал абсолютно все о рукопашных боях и индивидуальных схватках.

— Не вступать в бой с превосходящим по силе противником на его условиях.

— Неверно.

Танкред вышел из тренировочного круга и шагнул в почерневшую от времени стальную арку, ведущую к кельям. При постройке «Рубикона» была спроектирована целая палуба, где располагались кельи, в которых боевые братья проводили редкие минуты свободного времени, часовня, тренировочные арены, оружейная мастерская, небольшой апотекарион и все остальное, что необходимо для поддержания здоровья тела и мыслей. Серые Рыцари были отделены от остальной команды «Рубикона», состоящей из искусных механиков и артиллеристов, целиком принадлежащих к Ордо Маллеус.

— Вот тебе урок, — продолжал Танкред, пока оба десантника шли по сумрачным коридорам корабля. — Надо пользоваться имеющимися преимуществами. Я сильнее и тяжелее. Ты меньше и быстрее. Я использовал свое преимущество, а ты — нет.

Аларик покачал головой.

— А ты когда-нибудь проигрывал?

— Да. Брату-капитану Стерну,— ответил Танкред. — Он оказал мне честь, сломав нос.

Брат-капитан Стерн был одним из самых заслуженных воинов среди всех Серых Рыцарей. То, что он превзошел Танкреда в борьбе, не удивило Аларика.

— Что говорят твои люди? — спросил Аларик.

У Танкреда не было таких задатков лидера, как у Аларика. Ветеран уже долгое время оставался правосудором, зато его связь с воинами терминаторского отделения была необычайно крепка. Танкред всегда прекрасно знал состояние морального духа своих воинов.

— Я чувствую, что они предпочли бы отправиться к Оку Ужаса, — печально сказал Танкред. — Они ничего не говорят, но я ощущаю их сомнения. Они не считают Лигейю воином.

— Она и не воин, — ответил Аларик. — И не старается быть похожей на воина. Я ей доверяю.

— Значит, и они будут доверять. Но если мы и дальше останемся здесь, не сражаясь с Врагом, это не приведет ни к чему хорошему.

Танкред предпочитал не произносить имя Гаргатулота. Это было скорее привычкой, чем исполнением приказа: все имена демонов считались нечистыми.

— Мы даже не уверены, что он находится в пределах Шлейфа, — сказал Аларик. — Но даже если его здесь нет, это место слишком долго оставалось без внимания Императора. Я чувствую, что нас скоро призовут.

Вскоре они дошли до кельи Танкреда — небольшой комнаты с приколотыми на стенах цитатами из «Истребления демонов». Строгие слова обряда Отвращения были первым, что видел Танкред после пробуждения, и последним перед погружением в полусон. В одном углу были сложены терминаторские доспехи Танкреда: тщательно отполированные изогнутые пластины брони тускло мерцали в сумеречном свете. На плече был укреплен Знак Отваги, выполненный в форме щита и содержавший личный геральдический знак Танкреда. Одна половина поля оставалась непроницаемо-черной, что символизировало космос; другая была красной, усеянной белыми звездами. По звездочке за каждую операцию на поверхности планет:

— Прочитай со своими людьми Катехизис Нетерпимости, — предложил Аларик. — Мне кажется, это самые подходящие молитвы для Шлейфа. Я проведу с отделением Санторо стрелковые обряды. Когда придет наше время, это будет не лишним.

— Санторо — надежный человек, — сказал Танкред и взял личный экземпляр «Истребления демонов», постоянно лежавший рядом с доспехами. — Крепкий. И Генхайн тоже потерял боевого брата на Поясе Гаолвен, он тоже захочет отомстить. Мне кажется, ты правильно выбрал правосудоров для этой миссии.

— Танкред, дело не в отмщении. Наша задача — остановить Гаргатулота.

— Возможно, — кивнул Танкред. Он перелистал страницы «Истребления демонов» и открыл изрядно запятнанную страницу Катехизиса Нетерпимости. — Но мысль о мести очень помогает.

Камера IX почернела от крови.

Ордо Маллеус обладал лучшим персоналом дознавателей и самым совершенным пыточным оборудованием в Империуме. Камеры пыток видели не одну тысячу психологических идей, осуществленных на практике.

Например, психохирургия, при помощи которой в голову пленника внедрялась новая, покорная личность.

Или сложная последовательность стрессовых ситуаций, способных убедить человека в том, что Вселенной настал конец, а дознаватели стали богами. Или полное разрушение личности, затрагивающее все грани человеческого разума, кроме той, что содержала нужную Маллеус информацию.

Как правило, дознаватели начинали с каких-нибудь старомодных приемов. И этим объяснялось обилие крови.

На Голике Рен-Саре Валинове, содержащемся в камере IX, были испробованы все традиционные методы. Дознаватели трудились несколько недель, но он не сломался. При тщательном обследовании его тела можно было найти едва заметные хирургические шрамы, где пришлось исправлять нанесенные повреждения. Ордо Маллеус не допускал проявлений злобы, чтобы не покалечить своего противника.

Допросы Валинова были почти формальными действиями. Он получил закалку инквизитора, идеологическую обработку и богатый опыт. Традиционные методы вряд ли могли сломить его волю. Персонал Мимаса с угрюмой деловитостью продолжал работу, прерываясь только для того, чтобы задать вопросы. На кого работал Валинов? Что связывало его с Гаргатулотом? Зачем ему понадобился том «Codicium Aeternum»? В конце концов, настало время переходить к следующей стадии, одобренной самим лорд-инквизитором.

Экспликатор Риггенсен принадлежал к небольшому персоналу псайкеров, разум которых сочли достаточно крепким, чтобы развивать и совершенствовать найденный у них дар. Их отдали под начало Ордо Маллеус. Риггенсен был телепатом: под руководством инквизитора Котеаца он учился использовать свою силу, чтобы проникать в мысли упорствующих пленников. Немногочисленных мужчин и женщин, обладавших подобными способностями, присылали на Мимас добывать необходимую информацию из мыслей самых стойких заключенных Ордо Маллеус.

Камеры наблюдения, установленные в комнате дознавателей, передавали изображение в крошечную смежную комнату. Большое окно соединяло оба помещения, и сквозь него был виден обнаженный Валинов, сидящий в пустой камере. Экраны на стенах повторяли это изображение в разных ракурсах, еще несколько мониторов отображало данные о физическом состоянии пленника. На стенах комнаты наблюдения висели обереги против демонических и экстрасенсорных воздействий, выполненные в виде благочестивых текстов и печатей чистоты. Риггенсен под охраной двух вооруженных сервиторов просматривал записи предыдущей психологической атаки. Он был не первым экспликатором, которому достался столь психически неподатливый пленник.

Двое дознавателей следили за физическим состоянием Валинова и поддерживали связь со штаб-квартирой инквизиторов на Энцеладе. Несмотря на то, что самые яркие личности Ордо Маллеус находились на передовой или были на пути к Оку Ужаса, во дворце на Энцеладе не утихала деятельность. Оставшиеся там инквизиторы следили за происходящим на Мимасе дознанием.

— Снимайте защиту, — произнес Риггенсен, и дознаватель рядом с ним отключил встроенные в стены обереги.

Риггенсен прикрыл глаза и мысленно устремился вперед. Камера виделась ему унылой; в ней пульсировала перенесенная боль, и стены были покрыты многовековой кровью. Валинов представлялся мысленному взору сложным живым узлом с тонким, но алмазно твердым стержнем упрямой решительности. Риггенсен и раньше ощущал несгибаемую волю пленника и всегда знал, что именно ему предстоит попытаться ее сломить. И еще экспликатор был уверен, что потерпит неудачу. Но до уничтожения пленника надо было воспользоваться любым шансом получить как можно больше информации, и Риггенсен, возможно, был последней надеждой Ордо Маллеус расколоть Валинова.

— Открывайте, — скомандовал Риггенсен.

Передняя стена комнаты наблюдения медленно отошла в сторону, и Риггенсен вошел в камеру. Под ногами блестели пласты засохшей и почерневшей крови, воздух пропах застарелым потом.

Валинов поднял голову. Инквизитор-отступник был лишен еды и сна, но словно из гордости не допускал, чтобы его здоровье пошатнулось.

— Экспликатор? Значит, вы совсем отчаялись. А я гадал, сколько это займет времени.

— Этого можно было бы избежать, инквизитор, — сказал Риггенсен.

— Не стоит. Пусть все идет своим чередом. Вы делаете все возможное, чтобы выкачать из меня как можно больше, а потом убить. Так что, приступай — и давай скорее покончим с этим.

Риггенсен протянул руку к самому лицу Валинова и сконцентрировал энергию, чтобы направить поток в мозг пленника.

Валинов сопротивлялся, и его противодействие оказалось сильным. В голове этого человека Риггенсен видел целые поля ненависти и бушующий шторм высокомерия. Валинов опирался на те же убеждения, что и любой другой инквизитор, — на абсолютную веру, которую невозможно поколебать. Но вера Валинова принадлежала тьме. Он весь провонял Хаосом. В немногих участках памяти, куда изменивший Инквизиции Валинов допустил экспликатора, звучали запрещенные имена богов.

Валинов издевался над ним. Риггенсену еще никогда не приходилось сталкиваться с такой силой мысли. Валинов не мог скрыть измены, но мог произвольно выбирать детали и позволять Риггенсену вытаскивать их на поверхность. Он и не думал сдаваться. Алмазный щит силы воли закрывал все. О том, что Валинов мог быть псайкером, не существовало никаких свидетельств, только его решимость казалась нечеловеческой.

Внезапно Валинов нанес ответный удар. Встречный поток энергии мысли был так силен, что отшвырнул Риггенсена через всю камеру и бросил обратно в комнату наблюдения. Экспликатор свалился на пол и сбил двух дознавателей. Сервиторы с сердитым урчанием направили ружья и на Риггенсена, и на Валинова.

Риггенсен успел отгородиться от атаки Валинова, прежде чем та лишила бы его сознания. Он поднялся на ноги и увидел разгромленную комнату наблюдения с искрящимися от перегрузки приборами.

— Прекратить! — крикнул один из дознавателей и протянул палец к кнопке включения оберегов во всей камере.

— Нет! — воскликнул Риггенсен, схватив его за руку.

Валинов поднялся на ноги и медленно прошелся по камере.

— Я убил миллионы вредителей по одному только знаку вашей Инквизиции, а они посылают ко мне мальчишку. — Он презрительно фыркнул. — Этот разум никогда не расколется, неужели вы не видите? Мне уже нечего бояться.

Риггенсен послал в мозг Валинова раскаленный добела луч и увидел, как тот вырвался из комнаты наблюдения и вонзился в лоб узнику. Валинов конвульсивно вздрогнул: части мозга, отвечающие за контроль над мыслями, испытали колоссальную перегрузку. Но луч разбился о стержень решимости пленника.

Мысли Риггенсена растеклись по разуму Валинова, но обнаружили только кипящие озера ненависти. В ответ Валинов бросил безмолвные оскорбления. Он называл экспликатора слабаком. Ничтожеством. Неудачником. Ребенком. Пустышкой.

Тогда Риггенсен послал в мозг Валинова молитву. Слова, которые могли исторгнуть слезы у демонов, омывали бушующий шторм ненависти. Валинов вцепился в копье психического зонда Риггенсена, и они схлестнулись. Сила воли Валинова противостояла психической мощи Риггенсена. Валинов, стоя на коленях, усмехался стиснутыми зубами. В углах его рта показалась кровь, но мысль осталась незатронутой.

— Показатели жизнедеятельности неустойчивы, — раздался голос дознавателя где-то на самом краю сознания Риггенсена.

Экспликатор слышал тревожные сигналы прибора, говорившие о том, что у Валинова слабеет сердечная и дыхательная деятельность. Но Валинов продолжал бороться.

Яркие вспышки боли осветили мысленное поле битвы, когда тело Валинова подошло к пределу возможностей. Риггенсен ощущал сердце Валинова — оно билось неровно и слишком часто — и агонизирующие рывки легких, пытающихся вобрать воздух.

Риггенсен, прихрамывая, вошел в камеру. Сопротивление Валинова было подобно порыву сильного ветра. Валинов метнул в него молнию беспредельной злобы, и Риггенсена отбросило к стене камеры. Он отскочил от нее и ударился о противоположную стену. Риггенсен продолжал удерживать мысль Валинова, цеплялся за нее, а сильнейшая психическая воля, с которой ему не приходилось сталкиваться, подобно дикому зверю, рвала его на части.

— Показатели на критическом уровне! Зовите команду апотекариона! — закричал кто-то.

Риггенсен не слушал. Все, что он презирал, смотрело ему в лицо огромными горящими глазами ненависти. Разложение. Предательство. Капитуляция перед извечным Врагом. Валинов был полон ненависти, но и Риггенсен тоже.

Риггенсен призвал последние капли своей силы воли и мысленным кулаком обхватил алмаз в сердце разума Валинова. В глазах его помутилось, но Риггенсен напряг волю сверх всех своих возможностей и попытался сокрушить алмаз.

Струпья высохшей крови слетали со стен. Вслед за ними стали осыпаться белые плитки облицовки, взрываясь на полу снежными вихрями. Сервиторы гудели клаксонами, требуя приказа стрелять. Приборы, регистрирующие показатели, пронзительно выли, предвещая скорую смерть Валинова. Дознаватели выкрикивали приказы. Какофония звуков разрасталась все сильнее и сплеталась с грохотом, который извергали мысли Валинова.

А когда звуковой вихрь поднялся до оглушительного крещендо и Риггенсен почти потерял сознание, Валинов раскололся.

Алмаз решимости треснул, и его осколки пробили разум Валинова. Сам он опрокинулся на спину, из ушей и носа хлынула кровь, окровавленные губы беспомощно хватали воздух.

— Говори, — едва дыша, приказал Риггенсен.

Мысли Валинова открылись настежь. В отвратительных картинах воспоминаний Риггенсен увидел разложение и жестокость. Кричащие лица. Потоки крови. Гибель целых миров прошла перед мысленным взглядом Риггенсена.

— Принц восстанет, — слабым голосом произнес Валинов. — Тысяча лиц обратится к Галактике, и она станет нашей. Принц передаст человечество Повелителю Перемен, и Галактика под его взглядом обратится в Хаос.

— Еще.

— Ему… подвластны приливы судеб, в его руках люди станут оружием, течение времени будет изменяться по его желанию, все, что создает тебя и решает твою судьбу, станет орудием его правления…

— Еще. Скажи мне все. Все.

Валинов закашлялся, и новая волна крови выплеснулась на его подбородок.

— Мой принц Гаргатулот никогда не умрет. Только сверкающая молния может очистить эту реальность от Гаргатулота, а молния погребена так глубоко… Там нет ни времени, ни пространства, ни судьбы, ни воли, только Хаос… Молния погребена так глубоко…

Валинов забился в конвульсиях и не смог больше говорить. Риггенсен ощутил слепой ужас, завладевший его мыслями, и понял, что пленник говорил правду. Он ужаснулся своему поражению и испугался, что выдал так много. Это означало, что в его словах таилась великая и ужасная тайна, которую Валинов поклялся хранить.

Риггенсен обернулся к дознавателям в комнате наблюдения. Они все были ранены осколками мониторов, но продолжали оставаться на своих местах.

— Это передано на Энцелад? — спросил Риггенсен.

— Все передано, — ответил один из дознавателей. — Записано и отослано. Система связи никогда еще не подводила.

— Хорошо. Необходимо сделать копию для астропатов, чтобы они переслали это инквизитору Лигейе. — Риггенсен снова взглянул на Валинова, у которого едва хватало сил дышать. — И позовите сюда бригаду апотекариев. Перед уничтожением он должен быть здоров.