Онлайн чтение книги Игра в молчанку The Silent Treatment
6

Дейзи я не видел до следующего утра, когда она пришла в палату, чтобы в очередной раз снять показания приборов. В первые несколько секунд я видел ее не слишком ясно – мои глаза уже привыкли смотреть на небольшое расстояние, к тому же они опухли и болели, да и стекла моих очков за прошедшие дни покрылись пылью и сальными пятнами. Так всегда бывает, когда то и дело снимаешь очки, чтобы потереть глаза кулаком.

Не говоря ни слова, Дейзи положила на тумбочку рядом с койкой пачку бумажных салфеток и поправила на Мэгги простыню.

– А вам известно, что миссис Мэгги чувствует, когда вы рядом?

– Сомневаюсь в этом, – сказал я и тут же возненавидел себя за скепсис и цинизм.

– Она чувствует, можете мне поверить.

– Хорошо если так. – Я попытался улыбнуться, но получилось не слишком искренне.

– Я вижу это по показаниям приборов. Сначала были одни показания, а когда под утро вы заснули – другие. Снизились частота сердцебиений и кислородный обмен. Нет, Фрэнк, она очень хочет вернуться, но пока не может. И… ей очень приятно слушать все, что́ вы ей говорите.

– Да, я разговариваю с ней сколько могу, но… мне это нелегко дается. – Я сглотнул. Самое трудное было еще впереди, и я не представлял, хватит ли мне сил сказать то, что я хотел. Что должен был сказать. Так было всегда – каждый раз, когда я разговаривал с Мэгги, мне хотелось только одного: радовать или смешить ее, по возможности избегая неприятных тем.

– Я понимаю. Не вы первый, не вы последний.

– Послушайте, как вы вообще выдерживаете?..

– Вы имеете в виду мою работу?

Я кивнул.

– Что толку обманывать, иногда бывает действительно нелегко, но…

Я успеваю перехватить ее взгляд, прежде чем она успела отвернуться. Дейзи выглядит усталой и вымотанной: выбившиеся из-под резинки волосы курчавятся на висках, на халате, который я привык видеть накрахмаленным и отглаженным, появились резкие складки.

– Когда имеешь дело с больными, нередко видишь вещи неприятные и просто страшные. Этого не избежать, но бывают дни по-настоящему счастливые. Например, когда кто-нибудь выздоравливает… или выходит из комы. Такие вещи нужно помнить, чтобы не сойти с ума. Иначе здесь долго не продержишься.

Я не решился спросить, окажется ли Мэгги среди тех, кому повезло. Буду ли я среди тех счастливцев, кто отвезет своего близкого человека домой и будет до конца жизни думать, что ему приснился очень-очень страшный сон.

– Спасибо, Дейзи. – Мой голос звучит очень тихо, но Дейзи все равно остановилась как вкопанная, не дойдя до двери нескольких шагов.

– Спасибо за все, – продолжаю я. – И… вы были правы насчет того, что я должен разговаривать с Мэгги. Не знаю, слышит ли она меня, но надеюсь, что слышит. Я… я действительно должен сказать ей очень многое.

– Многие люди чувствуют то же что и вы, Фрэнк. Вам повезло – у вас еще есть время…

Время?.. Хотел бы я знать – сколько. А ведь я еще даже не приблизился к главному. Я еще не объяснил Мэгги, что мое молчание не имеет к ней никакого отношения. Я никогда не поступил бы с ней так жестоко. Дело было во мне, в моих промахах, в моих ошибках. В том, что я ее подвел. Предал. А еще в том, что я был уверен: Мэгги никогда не простит мне моего предательства.

– С вами все в порядке, Фрэнк?.. – Дейзи выдернула гигиенический пакет из пачки, которая лежала на нижней полке ее столика на колесах, и протянула мне. – Вот, возьмите… – Она сунула пакет мне в руки и успокаивающим жестом опустила ладонь мне на плечо. – Все кончится хорошо, Фрэнк. И для вас, и для миссис Мэгги. Только не отчаивайтесь.

Грубый, шероховатый гигиенический пакет, который я сжимаю в руках, пахнет сырой древесиной. От этого запаха моя тошнота только усиливается, но я сдерживаюсь из последних сил.

– У вас все получится, Фрэнк. Если другие могут, значит, получится и у вас. Миссис Мэгги вернется, обязательно вернется, и тогда вы отвезете ее домой и будете о ней заботиться. Не отчаивайтесь. Все будет хорошо, я уверена.

Все будет хорошо…

Когда-то я тоже так думал.

Когда я узнал о твоей беременности, ты была уже на третьем месяце. Мне ты сказала, что однажды перед нашим свиданием ты съела что-то не то, и тебя стошнило. Почему-то ты не сочла происшедшее достаточно серьезным и не задумалась о том, что принятая тобою противозачаточная таблетка может не подействовать. Хотел бы я знать, чему тебя учили на медицинских курсах, подумал я тогда, но промолчал.

Нашим родным мы решили сообщить только о помолвке, а о ребенке ничего говорить не стали. Сначала нам хотелось найти подходящее жилье и узнать, сколько времени придется ждать официальной регистрации в бюро записей актов гражданского состояния. Были и еще дела организационного, так сказать, плана, но главным, конечно, была квартира. Поисками и подбором вариантов пришлось заниматься мне. Я был уверен, что это займет порядочно времени, но ошибся. Тебе понравилась первая же квартира, которую мы поехали смотреть – как ты сказала, здесь нам будет просторно, да и солнце светит в окна гостиной как-то по-особому. Когда же сопровождавший нас агент по недвижимости ненадолго вышел якобы затем, чтобы проверить паркомат, ты повернулась ко мне и, раскинув руки, объявила квартиру нашим домом. Я, однако, едва не подавился, когда увидел в договоре об аренде сумму депозита. Первой моей мыслью было отказаться от столь безумно дорогой квартиры, но тут мой взгляд упал на тебя. Ты стояла у окна – того самого, в которое так чу́дно падал свет – и медленно вела пальцами по подоконнику. Этого оказалось достаточно, чтобы мои сомнения тут же растаяли, и я поставил под договором свою подпись. Через месяц мы могли въезжать.

Откровенно говоря, я был только рад выбраться, наконец, из своей убогой съемной комнатушки и начать новую жизнь. Жизнь с тобой, Мэгги. Никогда не забуду, как в преддверии переезда мы устроили набег на благотворительные лавки Оксфорда. Нашей целью была самая симпатичная и самая дешевая мебель, какую только можно было в них отыскать. В конце концов мы купили старенький диван, у которого отсутствовала одна из подушек (ты обещала, что сама сошьешь новую), и древний кухонный стол, сработанный, должно быть, еще на заре Промышленной революции, который ты поклялась собственноручно покрыть свежим лаком. Ни диван, ни стол так и не дождались обещанного ремонта, но… Сейчас я могу признаться, что они нравились мне и такими, какими они попали к нам.

Наш первый вечер в новой квартире был великолепен. Сидя на мягких «бобовых пуфах», мы ели пиццу, запивая ее прямо из банок тем отвратительным оранжадом, к которому ты пристрастилась в последние пару недель. В углу стоял единственный из нашего багажа предмет, который мы успели распаковать: небольшой ветвистый кактус, сплошь усыпанный мелкими красными цветочками, который я купил тебе во время одного из первых наших свиданий в Ботаническом саду. «Маленький и колючий, совсем как я», – сказала ты тогда.

За день мы, однако, так набегались, таская коробки с вещами, что ты заснула прямо с недоеденным куском пиццы в руке. Убрав остатки обратно в коробку, я расчистил место в углу и сдвинул наши пуфы так, чтобы на них можно было спать. Этой ночью мы укрывались колючим шерстяным одеялом, на который еще только предстояло надеть пододеяльник.

Да, Мегс, я готов вспоминать эту ночь без конца. Первую ночь нашей с тобой семейной жизни.

На следующий день ты проснулась очень рано и, пока я зевал и тер глаза, принялась распаковывать вещи, превращая квартиру в дом. Видя, что это занятие тебе по душе, я решил не мешать, но… Знаешь ли ты, что я до сих пор жалею, что я тогда тебе не помог? Бог свидетель, ты всегда была лучшей в мире хозяйкой, тогда как от меня в домашних делах проку было немного, и все же я обязан был подумать, не повредят ли тебе, учитывая твое состояние, многочисленные хлопоты, связанные с переездом. Увы, тогда это просто не пришло мне в голову.

Вооружившись отверткой, я подтянул пару разболтавшихся дверных ручек и смазал пару скрипучих петель. На этом моя работа закончилась, однако довольно скоро я заметил, что мое безделье действует тебе на нервы. В животе у меня уже давно бурчало, поэтому я вызвался сходить в магазин, чтобы прикупить кое-каких продуктов. Времени это заняло немного, но, как впоследствии выяснилось, отсутствовал я все же слишком долго. Непозволительно долго. И посейчас я нередко спрашиваю себя, когда я почувствовал, что что-то случилось? Когда ты не открыла на мой звонок? Или когда увидел, что тебя нет в гостиной? Как бы там ни было, обрушившаяся на меня тишина подтвердила: что-то не так.

– Мегс! Я до́ма! Я купил все, что нужно для чая и то́стов. Может, поедим прямо сейчас? Да где ты, Мегс?! Куда ты подевалась?.. – Я переходил из комнаты в комнату, но тебя нигде не было. Наконец я обратил внимание, что дверь ванной комнаты заперта. Я постучал, но ты не отзывалась.

– Эй, Мегс, ты там? С тобой все в порядке?

Тишина в ответ.

Я никогда не умел выламывать двери и не собирался этому учиться, хотя и испугался не на шутку. К счастью, спустя несколько мучительных секунд я услышал, как заскрежетал отодвигаемый шпингалет. Медленно, осторожно я приоткрыл дверь.

Ты сидела на унитазе, трусики спущены до лодыжек, голова опущена, пальцы судорожно вцепились в волосы. Когда отворилась дверь, ты даже не подняла головы. Проследив за твоим взглядом, я увидел алую лужу, растекавшуюся по светлой плитке пола.

Ты не произнесла ни слова, не издала ни звука. Ни тогда, ни в течение трех последующих дней. Но твое молчание оглушало сильнее, чем самый пронзительный крик, чем самое громкое рыдание.

Я открыл краны, чтобы наполнить ванну. Пока текла вода, я сорвал с тебя одежду и швырнул на пол, чтобы она впитала в себя кровавую лужу – страшное напоминание о том, что́ мы потеряли. Ты не реагировала. Казалось, ты вообще не понимаешь, что происходит. Я подхватил твое неподвижное тело на руки и как можно осторожнее перенес в ванну, невольно подумав о том, что по жестокой прихоти судьбы моим ребенком стала ты.

Ванну я наполнил меньше, чем на четверть, боясь, что ты не сможешь – или не захочешь – держать голову над водой и утонешь, стоит мне хоть на секунду отвлечься или просто моргнуть. На твоей коже чуть ниже груди желтело небольшое пятнышко – след от томатного соуса, которым ты капнула на себя вчера вечером. Я долго оттирал его подушечкой большого пальца, но и на это ты никак не отреагировала, и я растерялся. Что делать? Вызывать врача? Могу ли я сделать это без твоего согласия? Единственное, что меня немного ободряло, это то, что ты сама была медсестрой. Наверняка ты не раз сталкивалась с подобными случаями и знала, что нужно делать.

Стоя возле ванны на коленях, я сложил ладони ковшиком и лил на твое тело чистую теплую воду, которая сразу же становилась красной. Распаковать полотенца ты не успела, поэтому, когда я заметил, что вода начинает остывать, я вынул тебя из ванны и завернул в простыню. Закутанная в белый хлопок, ты была немного похожа на девочку, которой вздумалось поиграть в невесту, и только твое лицо было слишком по-взрослому искажено горем.

Наконец я перенес тебя в комнату, уложил на диван и задернул занавески. Повернувшись ко мне спиной, ты лежала в позе эмбриона и не шевелилась. Убедившись, что ты не собираешься вставать, я на цыпочках выбрался в прихожую и стал искать твою сумочку. Я по-прежнему не знал как быть, но мне пришло в голову позвонить Эди. Как я и надеялся, ее номер отыскался в твоей записной книжке. С соседями снизу мы еще не были знакомы, но мне срочно нужен был телефон, а моя неловкость, которую я испытывал, общаясь с посторонними людьми, бледнела по сравнению с необходимостью позвать кого-нибудь к тебе на помощь.

Слава богу, соседи были дома. Должно быть, мои чувства были ясно написаны на моем лице, поскольку открывший мне дверь хмурый подросток без лишних расспросов впустил меня в прихожую. Эди долго не брала трубку, и я почувствовал, как в груди у меня похолодело от страха. Никакого запасного варианта у меня не было.

Наконец в трубке раздался ее голос.

– Алло?..

– Эди, это я, Фрэнк. Ты можешь приехать? Это срочно!

– Что случилось, Фрэнк?

– Мэгги… у нее… Это насчет ребенка.

Я не знал как объяснить, что произошло, но Эди меня прекрасно поняла.

– Иди к ней, Фрэнк. Я сейчас буду. Оставь входную дверь открытой.

Когда Эди приехала, я сидел на краю дивана и осторожно гладил тебя по голове. В твоих волосах засохла кровь, и они стали темными и жесткими. Не тратя времени даром, Эди улеглась рядом с тобой, прижала к себе, а я… я почувствовал себя лишним. Пробормотав, что хочу прибраться в ванной, я вышел. До сих пор не знаю, должен ли был я сделать то же, что сделала Эди? Неужели и здесь я тебя подвел? Если так, прости меня, Мегс. Мне очень жаль, что я оказался таким тупым.

Я сидел на краю ванны, нехотя отскребая красно-коричневые следы на бортиках, когда в дверь заглянула Эди.

– Мэгги нужно отвезти в родильное отделение. Как раз сегодня там дежурит одна моя подруга, так что ее примут вне очереди. Сейчас Мэгги оденется, и я отвезу вас обоих в больницу.

Она сказала «вас обоих», но я по-прежнему не представляю, почему Эди решила захватить и меня – из вежливости или из жалости. Последнее, пожалуй, будет вернее. В конце концов то, что случилось, было и моим несчастьем.

Я хорошо понимаю, какой му́кой для тебя было оказаться там, куда ты должна была попасть только через несколько месяцев. Я понимаю, что́ ты испытывала, когда смотрела на молодых матерей, которых везли в колесных креслах к машинам, и какие чувства будили в тебе их ввалившиеся от усталости, но лучащиеся счастьем глаза. К счастью, твои силы тоже были не безграничны, так что в конце концов ты опустила голову и уставилась на свои туфли, но я все равно видел, что каждый раз, когда до тебя доносился крик очередного новорожденного младенца, ты морщишься как от удара.

На осмотр ты отправилась одна. Мы с Эди ждали в коридоре, а между нами стояло пустое пластиковое кресло, где только что сидела ты.

– Ты ее не бросишь, Фрэнк? – внезапно спросила Эди.

– Разумеется, нет.

– Но ваша свадьба…

– Я по-прежнему хочу на ней жениться.

– Я имела в виду, что… Сейчас, наверное, для этого не самое подходящее время. Когда вы должны были зарегистрироваться? Дней через десять, насколько я помню?..

Я кивнул.

– Я готов ждать сколько потребуется.

Эди вздохнула.

– Хороший ты человек, Фрэнк. И Мегс это знает.

Мне очень хотелось, чтобы это было правдой. Я не мог потерять еще и тебя.

Когда ты вышла из кабинета, на мгновение мне показалось, что ты как-то съежилась и стала меньше ростом. Твоя куртка была надета как попало, задорные ямочки на щеках стали глубже и напоминали провалы. Выглянувшая в коридор женщина-врач окинула нас взглядом и жестом пригласила в кабинет Эди, но я не чувствовал себя оскорбленным. Мне хотелось только одного – быть с тобой, и я, обняв за плечи, медленно повел тебя обратно к машине.

Я заметил, что ты плачешь, только когда мы выходили на стоянку. Там ты неожиданно вывернулась из моих рук и согнулась чуть ли не пополам. Плечи твои тряслись.

Нас снова было двое. По-прежнему двое.

Я ничего тебе не сказал ни тогда, ни в последующие дни. Не потому, что не хотел. Просто я очень боялся сделать ситуацию еще хуже. Я всегда этого боялся, боялся что-нибудь испортить. Это очень сильный страх, Мегс. Он парализует не только твое тело, но и твои мысли, и ты не можешь ничего сказать или сделать. Не можешь принять решение. Как бы я повел себя, если бы можно было вернуться в те дни? Думаю, как-нибудь иначе, но тогда… Я очень многое хотел сказать тебе, Мэгги – должен был сказать. «В этом нет твоей вины, Мэгги», – вот с чего мне следовало начать.