Онлайн чтение книги
Избранные стихи из всех книг
Семь стихотворении из книги «Пять наций»
Крейсера
Пусть нас называют морской шпаной —
В нас кровь бригантины, бабки шальной.
Чтоб сбить с панталыку чужие суда,
Мы за нос их водим туда и сюда.
Ей-ей, ремесло отборного сорта —
От борта до борта, от порта до порта
Шныряем, девчонкам портовым сродни,
Когда на работу выходят они.
Линкору покорна наша дружина.
Чужак на рейде — попался, вражина,
Хана тебе, братец, бросай якоря,
А наша забота — удрать втихаря.
Сияя огнями, торговец-пройдоха
Вальяжно плывет, не чуя подвоха.
Мы, словно акулы, встаем пред купцом.
Выверни трюм — и дело с концом.
Обштопанный аспид, млея от страсти,
К хозяину чешет, развесив снасти.
Но, дыму глотнув, подставляет корму.
А мы затеваем опять кутерьму.
О планах болвана пронюхав заране,
Его стережем, хоронясь в тумане.
Тут же на берег шлем донос,
Чтоб ветер попутный мальца не унес.
И вновь на протравленном солью просторе
Под тусклым небом, на сером море
Несем себе кругосветный дозор,
Сбивая пену в грязный узор.
То брызги дождя, то слепящие блики,
То лунной дорожки след многоликий.
Мы стеньговым флагом знак подаем
Судам, что служить подрядились внаем.
Бывает, пред выходом новобрачных
Отпустят друзья пару шуточек смачных, —
Так и мы, ничего не имея в виду,
Двусмысленную несем ерунду.
Там вспышки зарниц иль сигналы тревоги?
Гром или пушки ревут о подмоге?
Дымок орудийный иль облака след?
Закатное солнце иль знак новых бед?
От миражей шалеют мозги.
Мы сами надуем, а нас не моги, —
На пушку возьмем, охмурим, обдурим
И в пекло полезем. Прочее — дым.
Нынче народы вдохновлены,
Поскольку мир — на грани войны.
Наша работа — весьма в чести.
Попутного ветра! Боже, прости.
Перевела О. Кольцова
Дворец[109] Дворец — самое значительное из т. наз. масонских стихотворений Киплинга, в котором сжато изложена одна из основ масонской идеологии. Масоны — общества т. наз. «вольных каменщиков», организации как благотворительные, так, изредка, и умеренно революционные, и отчасти мистического толка. Древнейшие документы, рассказывающие о жизни и деятельности английских строительных рабочих — это артельные уставы XIV и начала XV веков. Первые масонские ложи — это нечто вроде предшественников позднейших профсоюзных движений. Отсюда идет и строительная символика, используемая в масонстве, отсюда происходит и благотворительный характер деятельности масонских лож. С философской точки зрения, масонство — одно из ответвлений эзотерики. В центре внимания тут духовное самоусовершенствование. Аллегорически, каждый масон строит внутренний храм, совершенствуя свои морально-этические качества. Обязанность (очень важная по всем масонским уставам) хранить тайну проистекает в частности из следующих соображений. Масонство — движение филантропическое. Но «доброе дело, о котором объявили во всеуслышанье, служит не столько добру, сколько гордыне того, кто его сделал. Подлинная благотворительность должна быть анонимной». По мере роста числа лож возникала необходимость координировать их деятельность. Поэтому в Лондоне в 1717 году четыре ложи объединились и создали своеобразный орган надзора, Великую Ложу. 24 июня 1717 года Лондонская Великая Ложа Вольных Каменщиков начала открытую деятельность. Именно это — та дата, которую называют многие исторические исследования в качестве времени основания движения. В 1723 году в Англии была опубликована «Книга Уставов», написанная шотландским священником Джеймсом Андерсоном. Типографским способом эти «Уставы» были впервые изданы в Америке в 1734 году Великим Мастером масонов и всемирно известным ученым Бенджамином Франклином в Филадельфии. Масонское братство пустило корни и по всему европейскому континенту. К концу 30-х годов XVIII века ложи существовали уже в России, Италии, Бельгии, Германии, Швейцарии. К масонству принадлежали многие выдающиеся деятели человечества: композиторы Й. Гайдн, Л. Бетховен, В. А. Моцарт, Ф. Лист, Н. Паганини; писатели И. В. Гете, Вальтер Скотт, Марк Твен, Р. Тагор, Оскар Уайльд, поэты Роберт Бернс, Редьярд Киплинг. Масонами были такие известные люди, как У. Черчилль, Д. Астор и Г. Форд. Не менее выдающимися людьми были и русские масоны: А. Пушкин, А. Суворов, М. Кутузов — уже этих трех имен довольно, кстати, чтобы отбросить дурацкую идеологическую спекуляцию о «масонском заговоре против России». Да список известных русских масонов можно и продолжить: Сумароков, Новиков, Баженов, Воронихин, Левицкий, Боровиковский, Жуковский, Грибоедов, Волошин, Гумилев, М. Осоргин, Г. Газданов… Философско-этические взгляды Льва Толстого, кстати, были тоже очень близки к масонству, что он сам не однажды признавал.
Когда был я Царем и Строителем, испытанным в мастерстве,
Я повелел котлован копать, чтоб дворец построить себе.
Вдруг в раскопе открылись руины дворца, и когда отрыли порог,
Стало видно всем, что такой дворец только царь построить и мог.
Никакого не было плана, а стены — разбегались туда сюда,
То кривой коридор, то зал пятигранный, то лестница в никуда…
Кладка была небрежной и грубой, но каждый камень шептал:
«Придет за мной строитель иной — скажите, я это знал».
И стройка шла, и был у меня точный план всех работ,
Я спрямлял углы, я менял столбы, переделывал каждый свод,
Даже мрамор его я на известь пустил, от начала и до конца
Пересматривал я все и труды, и дары скромного мертвеца.
Не браня и не славя работу его, но вникая в облик дворца,
Я читал на обломках снесенных стен сокровенные мысли творца:
Где поставить контрфорс, возвести ризалит, я был в гуще его идей,
Прихотливый рисунок его мечты я читал на лицах камней.
Да, был я Царем и Строителем, но — в славе гордого дня —
Был исполнен Закон: из тьмы времен Слово дошло до меня.
И было то Слово: «Ты выполнил долг, дальше — запрещено:
Другому зодчему сей дворец, тебе продолжать не дано».
И я рабочих велел отозвать от мешалок, лебедок, лесов,
И работу свою поручил я судьбе неисчислимых годов.
И последнее дело свое свершил, на камне награвировал:
«Придет за мной строитель иной — скажите, я это знал».
Перевел В. Бетаки
Бремя белого человека[110] Бремя белого человека — взгляд Р. Киплинга на «Долг Колонизатора». Лучшим примером в этом был для поэта его друг, знаменитый завоеватель и позднее губернатор Капской провинции (теперь ЮАР) Сесиль Родс, по имени которого была позднее названа завоеванная им и отчасти цивилизованная его стараниями страна Родезия (при Родсе там было построено около 200 школ для местного населения).
Неси это гордое Бремя —
Родных сыновей пошли
На службу подвластным народам
Пускай хоть на край земли —
Хоть на каторгу ради угрюмых
Мятущихся дикарей,
Наполовину бесов,
Наполовину людей.
Неси это гордое Бремя —
Будь ровен и деловит,
Не поддавайся страхам
И не считай обид;
Простое ясное слово
В сотый раз повторяй —
Сей, чтобы твой подопечный
Щедрый снял урожай.
Неси это гордое Бремя —
Воюй за чужой покой —
Заставь отступиться Болезни
И Голоду рот закрой;
Но чем ты к успеху ближе,
Тем лучше распознаешь
Языческую Нерадивость,
Предательство или Ложь.
Неси это гордое Бремя
Не как надменный король —
К тяжелой черной работе,
Себя, как раба, приневоль;
При жизни тебе не видеть
Порты, шоссе, мосты —
Так строй же их, оставляя
Могилы таких, как ты!
Неси это гордое Бремя —
И будешь вознагражден
Придирками командиров
Да воплями диких племен:
«Чего ты хочешь, проклятый,
Зачем смущаешь умы?
Не выводи нас к свету
Из милой Египетской Тьмы!»
Неси это гордое Бремя —
Неблагодарный труд, —
Ведь слишком громкие речи
Усталость твою выдают!
Тем, что уже ты сделал
И сделать еще готов,
Молча народы измерят
Тебя и твоих Богов.
Неси это гордое Бремя —
От юности вдалеке
Забудешь о легкой славе,
Дешевом лавровом венке —
Тогда твою возмужалость
Твою непокорность судьбе
Оценит горький и трезвый
Суд равных тебе!
Перевел А. Сергеев
Дозор на мосту в Карру[111] Дозор на мосту в Карру — это и последующие три стихотворения ( Урок, Южная Африка и Пыль) написаны, что называется, по горячим следам на темы Англо-бурской войны (1899–1902), которую поэт считал позорным уроком для Англии (см. примечание к следующему стихотворению), хотя и участвовал в ней сам в качестве одного из основных военных корреспондентов.
Стремительно над пустыней
Смягчается резкий свет,
И вихрем изломанных линий
Возникает горный хребет.
Вдоль горизонта построясь,
Разрезает кряж-исполин
Небес берилловый пояс
И черный мускат долин.
В небе зажгло светило
Красок закатных гроздь —
Охра, лазурь, белила,
Умбра, жженая кость.
Там, над обрывом гранитным.
Звезды глядят в темноту —
Резкий свисток велит нам
Сменить караул на мосту.
(Стой до седьмого пота
У подножия гор —
Не армия, нет — всего-то
Сторожевой дозор).
Скользя на кухонных отбросах
На банках из-под жратвы,
На выгоревших откосах,
На жалких пучках травы —
Выбрав путь покороче,
Мы занимаем пост —
И это начало ночи
Для стерегущих мост.
Мы слышим — овец в краали
Гонит бушмен-пастух,
И звон остывающей стали
Ловит наш чуткий слух.
Воет шакалья стая,
Шуршат в песчаной пыли,
С рыхлых откосов слетая,
Комья сухой земли.
Звезды в холодных безднах
Мерцают ночь напролет,
И на сводах арок железных
Почиет небесный свод.
Покуда меж дальних склонов
Не послышится перестук,
Не вспыхнут окна вагонов,
Связующих север и юг.
Нет, не зря ты глаза мозолишь
Бурам, что пялятся с гор, —
Не армия, нет — всего лишь
Сторожевой дозор.
Перевел Е. Витковский
Урок (1899–1902, Англо-бурская война)[112] Урок (Англо-бурская война, 1899–1902) — жестокая правда об Англо-бурской войне, ясная тогда всему миру, но впервые высказанная Киплингом так резко и нелицеприятно, навлекла на поэта бурю газетных обвинений в «потере патриотизма».
Признаемся по-деловому, честно и наперед:
Мы получили урок, а впрок ли нам он пойдет?
Не отчасти, не по несчастью, не затем, что пошли на риск,
А наголову, и дочиста, и полностью, и враздрызг,
Иллюзиям нашим — крышка, всё — к старьевщику и на слом,
Мы схлопотали урок и, надо сказать, поделом.
Отнюдь не в шатрах и рощах изучали наши войска
Одиннадцать градусов долготы Африканского материка,
От Кейптауна до Мозамбика, вдоль и поперек,
Мы получили роскошный, полномасштабный урок.
Не воля Небес, а промах — если армию строишь ты
По образу острова семь на девять, смекай, долготы-широты:
В этой армии — всё: и твой идеал, и твой ум, и твоя муштра.
За это всё получен урок — и спасибо сказать пора.
Двести мильонов истина стоит, а она такова:
Лошадь быстрей пешехода, а четыре есть два плюс два.
Четыре копыта и две ноги — вместе выходит шесть.
Обучиться такому счету нужно почесть за честь.
Всё это наши дети поймут (мы-то с фактом — лицом к лицу!);
Лордам, лентяям, ловчилам урок — отнюдь не только бойцу.
Закосневшие, ожиревшие пусть его усвоят умы
Денег не хватит урок оплатить, что схлопотали мы.
Ну, получил достоянье — гляди его не угробь:
Ошибка, если усвоена, — та же алмазная копь.
На ошибках, конечно, учатся — жаль, что чаще наоборот.
Мы получили урок, да только впрок ли пойдет?
Ошибку, к тому же такую, не превратишь в торжество
Для провала — сорок мильонов причин, оправданий — ни одного.
Поменьше слов, побольше труда — на этом вопрос закрыт.
Империя получила урок. Империя благодарит!
Перевел Е. Витковский
Южная Африка[113] Южная Африка - стихотворение носит неявный, но определенно иронический оттенок, изображая колонию в виде любовницы (для сравнения см. здесь другие стихи о той же войне и прежде всего «Урок»).
Что за женщина жила
(Бог ее помилуй!) —
Не добра и не верна,
Жуткой прелести полна,
Но мужчин влекла она
Сатанинской силой.
Да, мужчин влекла она
Даже от Сент-Джаста [114] Сент-Джаст — город на западном краю Корнуэллского полуострова. То есть тут смысл «аж из самой глухой провинции пришлось призывать солдат»…,
Ибо Африкой была,
Южной Африкой была,
Нашей Африкой была,
Африкой — и баста!
В реках девственных вода
Напрочь пересохла,
От огня и от меча
Стала почва горяча,
И жирела саранча,
И скотина дохла.
Много страсти сберегла
Для энтузиаста,
Ибо Африкой была
Южной Африкой была,
Нашей Африкой была,
Африкой — и баста!
Хоть любовники ее
Не бывали робки,
Уделяла за труды
Крохи краденой еды,
Да мочу взамен воды,
Да кизяк для топки.
Забивала в глотки пыль
Чтоб смирнее стали,
Пронимала до кости
Лихорадками в пути,
И клялись они уйти
Прочь, куда подале.
Отплывали, но опять,
Как ослы упрямы
Под собой рубили сук,
Вновь держали путь на юг,
Возвращались под каблук
Этой дикой дамы.
Все безумней лик ее
Чтили год от года —
В упоенье, в забытьи
Отрекались от семьи,
Звали кладбища свои
Алтарем народа.
Кровью куплена твоей,
Слаще сна и крова,
Стала больше, чем судьбой
И нежней жены любой —
Женщина перед тобой
В полном смысле слова!
Встань! Подобная жена
Встретится нечасто —
Южной Африке салют,
Нашей Африке салют,
Нашей собственной салют
Африке — и баста!
Перевел Е. Витковский
Пыль (Пехотные колонны)[115] Пыль (Пехотные колонны) — в подлиннике «Boots» — башмаки. Рефрен этого стихотворения тут в порядке исключения приводится (в отличие от прочих переводов Ады Оношкович-Яцыны) не в том виде, как он был опубликован в первом издании ее переводов 1922 года, отредактированном М. Лозинским (и, по некоторым сведениям, до него — Н. Гумилевым). Тут я нарушаю общий принцип подхода к ее переводам и рефрен даю в том устоявшемся виде, в каком к этому тексту привыкли читатели разных поколений. Слишком уж знаменито это стихотворение именно в этом виде, и при всем уважении к истории перевода, я все же склонен согласиться с А. Долининым, который в своих комментариях к английскому изданию Киплинга (Poems, Short Stories, M., 1983) пишет, что в соответствии со стихом из Экклезиаста (Библия) слово discharge у Киплинга в данном стихотворении означает все же «отпуск» (вот контекст этого слова в «Экклезиасте»: «…над смертным часом нет власти, и отпуска нет на войне» (пер. ак. И. М. Дьяконова). Подробнее об этом стих. см. в статье. И вот еще интересное устное свидетельство Ирины Одоевцевой, рассказавшей автору этих строк примерно такую историю: «…увидев текст перевода Ады, Гумилев просто рассвирепел и, приказав нам обеим выйти в гостиную, начал яростно черкать и надписывать… Полчаса спустя он позвал нас в кабинет и, буркнув, что Ада арифметике не обучена, и что ему пришлось почти все стихотворение заново переписать, прочел нам с Адой уже тот самый вариант перевода, который Вы знаете по книжке 1922 года, а черновик Ады со своими переделками скомкал и отправил в корзину под столом. А про рефрен…ну, тут я точно не знаю, может Лозинский потом для советского издания сам переделал, а может и Фиш… Но Фиш мало что знал… Думаю, что это все же Лозинский…» (рассказ Одоевцевой я цитирую по памяти, как записал я его дня через два, уже вернувшись из Йера в Париж).
День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне.
Восемь-шесть-двенадцать-пять — двадцать миль на этот раз,
Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне.
Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
Все-все-все-все — от нее сойдут с ума,
И отпуска нет на войне.
Ты-ты-ты-ты — пробуй думать о другом,
Бог-мой-дай-сил — обезуметь не совсем.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне.
Счет-счет-счет-счет — пулям в кушаке веди.
Чуть-сон-взял-верх — задние тебя сомнут.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне.
Для-нас-все-вздор — голод, жажда, длинный путь,
Но-нет-нет-нет — хуже, чем всегда одно —
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне.
Днем-все-мы-тут — и не так уж тяжело,
Но-чуть-лег-мрак — снова только каблуки,
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне.
Я-шел-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь,
Там-нет-ни-тьмы — ни жаровен ни чертей,
(Но-пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне.
Перевела А. Оношкович-Яцына
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления