Онлайн чтение книги Кайтусь-чародей Kaytek the Wizard
Глава 15

В семимильных сапогах на концерт Грея. Похищение. Мысль. Во дворце миллионера

Наконец-то. Фильм «Сын гарнизона» закончен. Вечером готовится приём для редакторов газет и кинозвёзд. Сцена, когда маленького лазутчика ведут на расстрел, а солдаты плачут, получилась просто великолепно. Директор киностудии благодарит Кайтуся.

— Да ладно. Я есть хочу. Пошли домой, — говорит Кайтусь. Подъехал автомобиль. Режиссёр помогает Кайтусю сесть в машину. Чего это он? Кайтусь и сам может сесть. Рядом садится секретарь. Автомобиль трогается.

— Всё заплатили? — интересуется Кайтусь.

— Всё. Сегодня я отправил последние двадцать тысяч долларов, которые ты был должен директору. Завтра подпишешь договор на новый фильм — «Гулливер в стране великанов».

Кайтусь зевает. Лениво глядит на дома и сады, небрежно отвечает на поклоны. Его тут знают и раскланиваются. Страшная тощища: всё время приходится снимать шляпу и ещё улыбаться.

Нет, обедать он не будет.

— Ты же говорил, что хочешь есть.

— Мало ли что говорил.

Черепаховый суп ему не по вкусу, мясо серны слишком мягкое, компот слишком сладкий, в креме слишком много ванили. Поэтому он съел лишь две порции мороженого.

— Полежи после обеда, отдохни, — говорит доктор. — Приём кончится поздно, а ты утомился.

— Не лягу, — отвечает Кайтусь. — Пусть мне приготовят маленький автомобиль.

— Опять сам поведёшь?

— Я же умею.

— Ты очень неосторожно ездишь. Недавно чуть в дерево не врезался.

— Буду осторожней.

— Я еду с тобой.

— Нет. Я хочу один.

Секретарь мигнул доктору, чтобы тот не раздражал Кайтуся.

— Обещай, что не станешь купаться в море.

— Обещаю.

— К вечеру вернёшься?

Кайтусь промолчал. Сел он в машину, уехал и ни вечером, ни ночью, короче, вообще не вернулся.

Машину вскоре нашли на берегу — там, где Кайтусь обычно отдыхал после утомительных съёмок. Под деревом валялась газета, которую он взял с собой. И ещё тросточка с серебряным набалдашником. Трава примята: Кайтусь сидел и читал. Следы ведут к шоссе, а не к морю.

Привезли полицейских собак-ищеек, но они чуть понюхали след, заскулили и не стронулись с места.

Если Кайтусь утонул, купаясь, где одежда? А если его похитили ради выкупа, почему нет никаких признаков борьбы, нет следов других людей и отпечатков шин чужого автомобили? Неясно — жив он или пет?

А Кайтусь жив. В семимильных сапогах-скороходах он помчался в Нью-Йорк. На концерт Грея. Ему вдруг захотелось послушать прославленного скрипача.

Учитель музыки гордился, что был учеником Грея, и часто вспоминал его.

— Тот, кто хоть раз услышит Грея, становится совсем другим человеком, лучше, чем был. Если бы все любили музыку, все могли послушать его, не было бы на свете злых и несчастных людей. Грей не просто музыкант, он — волшебник. И даже больше, чем волшебник.

Как же не побывать на его концерте, особенно сейчас, когда Кайтусь решил начать новую жизнь.

Ещё когда он не был чародеем, а обыкновенным мальчиком, шаловливым и задиристым, ему часто хотелось перемениться, исправиться.

«Больше я не буду таким. Всё будет по-другому. С завтрашнего дня. С понедельника. После праздников. Через месяц. Совсем по-другому».

А когда он стал чародеем, то тоже чувствовал, что существует нечто большее и лучшее, чем волшебство. Ведь вот и сейчас на него жалуются: капризный, упрямый, недисциплинированный.

Не желает он быть ни боксёром, ни кинозвездой. Хочет быть, как Грей, то есть больше, чем волшебником. Или как 3ося. А вдруг Зося и вправду фея?

И тут всё получилось как-то странно.

Кайтусь, полный беспокойных мыслей, уселся на морском берегу, бросил взгляд на первую страницу газеты и сразу наткнулся на два объявления. Одно гласило:

ФИЛЬМ «СЫН ГАРНИЗОНА», КОТОРЫЙ ВСЕ ОЖИДАЮТ С НЕТЕРПЕНИЕМ, ЗАВЕРШЁН.

А во втором, набранном крупным шрифтом, сообщалось:

СЕГОДНЯ В НЬЮ-ЙОРКЕ ВЕЛИКИЙ ГРЕЙ ДАЕТ КОНЦЕРТ В ПОЛЬЗУ БЕЗРАБОТНЫХ.

Кайтусь взглянул на часы. Решение пришло мгновенно. Успеет! Но разумеется, не автомобилем и не самолётом.

Удастся или нет?

«Желаю и повелеваю».

Да и что такого? Он хочет всего-навсего послушать музыку, послушать прекрасного скрипача. И только.

«Хочу, желаю и повелеваю. Пусть семимильные сапоги перенесут меня в Нью-Йорк».

Подождал Кайтусь. Глубоко вздохнул. Взглянул на ноги. Повторил заклятье.

Надвинул поглубже на голову шапку-невидимку, и вот уже его несёт — не ветер, не ураган — над полями, лесами, горами.

Прекрасный, безумный полёт!

Час прошёл, второй подходит к концу — дома уже беспокоятся, почему не возвращается Кайтусь? Третий час пошёл — доктор и секретарь решают отправиться на поиски. Кайтусь, надо думать, как всегда у моря… К концу подходит четвёртый час — Кайтуся уже ищет весь город и вся полиция.

Наступают сумерки. На берегу зажигают костры, в море выплывают рыбаки с сетями: может, Кайтусь поплыл на лодке и его унесло, а может, волной лодку захлестнуло. Носятся машины, трезвонят телефоны.

А Кайтусь, целый и невредимый, приземлился в Нью-Йорке.

Снял он шапку-невидимку и сапоги-скороходы. Незримый портной в один миг переодел его в новый костюм.

Сел Кайтусь в такси и велел везти его на концерт Грея.

Расплатился с шофёром. Купил все места в ложе напротив сцены. И вот он уже сидит на концерте.

Устал Кайтусь после долгой дороги и откинулся в кресле. Сам не заметил, как закрыл глаза и задремал.

Сон ему снится или наяву он это видит? А может, слышит? На земле он или на небе? Кажется ему, будто он плывёт и его покачивают волны музыки.

Открыл глаза Кайтусь, озирается.

Кто там стоит вдали? Человек. Грей! Держит в руке небольшую деревянную коробочку. Ведь скрипка — это же деревянная коробочка. И водит по струнам палочкой — ведь что же такое смычок, как не палочка?

А в тысячи сердец вливаются тихие голоса — воспоминаний, печали. Неведомые слова велят что-то непонятное. Удивительный свет и тепло, и тишина, и красота, и нежность.

— Да, это больше, чем волшебство.

Слушает Кайтусь.

И вдруг ему пришло в голову, что всё это кончится. Грей перестанет играть. Жалко.

Кто-то мешает Кайтусю. В соседней ложе человек, ещё молодой, но волосы седые. Один, весь в чёрном. Видно, что богатый. В галстуке булавка с большим бриллиантом.

И смотрит он на Кайтуся печальным взглядом.

Кто-то так уже смотрел на него.

Кто?

Бабушка.

Кайтусь тревожно заёрзал в кресле. Встал.

«Хочу скрипку. Хочу скрипку».

Пальцы дрожат. Сердце колотится. Кайтусь чувствует удивительное тепло в пальцах и в сердце. Оно идёт от скрипки. Сердце колотится. Пальцы дрожат.

Кайтусь начинает играть. Тихо-тихо. И вот уже звучит дуэт: на сцене — Грей, в ложе — Кайтусь.

— Можно? — робко спрашивает скрипка Кайтуся.

— Можно. Пожалуйста, — отвечает скрипка Грея.

А в зале заслушались и не замечают, что играет дуэт. Никто, кроме седоволосого господина с печальными глазами, не обратил внимания на мальчика в ложе.

Кайтусь играет всё смелей, всё звучней. Играет и улыбается: ему явилась бабушка. Ласково смотрит она на Кайтуся и шепчет: «Будь добрым. Помни, главное богатство человека — чистая совесть».

Кайтусь играет всё громче. А Грей всё тише, едва касается смычком струн.

Видится Кайтусю широкая река, а над ней город. Что за город? А, Варшава. Что за река? Серая Висла. А вот и бедная улица, и знакомый дом, а в доме — скромная комната. Видит Кайтусь стол, за которым делал уроки, видит свою кровать и цветок на окне, видит маму и папу.

Рванул он смычком по струнам — увидел своего двойника.

Кайтусь играет свою школу, шумный школьный двор. Играет шумную переменку. Видит свою парту. Рассказывает про директора школы, какой он справедливый. Далеко это всё, далеко…

Играет он сказки, которые слушал, когда был маленьким и ещё не ходил в школу. Играет про Красную Шапочку, Золушку и Кота в сапогах. О гномах и доброй фее, о сиротке Зосе и её маме. Видится Кайтусю кладбище и бабушкина могила. И он на скрипке рассказывает про добрую, дряхлую, сгорбленную бабушку.

Две слезы набухли у него в уголках глаз, и он ресницами колышет их: вверх — вниз, вверх — вниз.

Поёт скрипка Кайтуся про дедушку, который был, как порох, про таинственные часы, про дикий виноград, про собаку и курицу, которая перестала нестись. Давно… невообразимо давно…

— Кто ты? — спрашивает скрипка Грея.

— Отгадай, — отвечает Кайтусь.

И снова заводит о Висле, про деревянные рыбачьи хижины над Вислой. Хижин становится всё больше, потом вырастают дома и дворцы. Шумят ещё деревья, но всё больше редеет бор над серой Вислой. Давно это было… страшно давно.

Скрипка Кайтуся играет военный сигнал. Ржут кони, развеваются знамёна.

— Это кто?

— Король!

Кайтусь играет битвы и схватки, поражения и победы, набеги и пожары, жестокую неволю, войну, возрождение.

— Откуда ты? — тихим шёпотом струн спрашивает Грей.

— Из Польши, — отвечает Кайтусь.

Он уже устал, хочет закончить, да не может.

Серая Висла течёт, как текла века и века назад. Шумит лес, над лесом курлыкают журавли. Течёт Висла — в горах шумная и бурливая, а на равнине привольная и величавая — стремится к морю.

— Мой город. Моя река. Я.

Кончил Кайтусь играть. Тихо. Никто не решается хлопать.

И тут внезапно, мгновенно, молниеносно…

Сильные руки хватают Кайтуся, поднимают и выносят из ложи.

Он хочет крикнуть, но тяжёлая ладонь зажимает ему рот.

Усталый, он не способен произнести заклятье. И даже не пытается.

Кайтусь, теперь уже опытный чародей, знает, когда стремительная мысль способна к волшебству, а когда — вялая ничего не может совершить.

Мысль! Могучая, юная, богатая. Мысль! Чистая, светлая, пылкая. Мысль! Мудрая, отважная, дерзкая. Мысль! Строптивая, гордая, свободная, своя.

Мысль! Тихая, добрая, грустная. Мысль! Боязливая, испуганная, скованная. Мысль! Слабая, сонная, грузная.

Кайтусь страшно — невыносимо — устал. Устал, и его чародейская мысль стала ленивой. Ленивой и бессильной.

Его тащат. Ну и пусть! По коридору, вниз по узкой лестнице. И пускай. Их четверо — взрослых сильных мужчин, а Кайтусь — мальчик. У них револьверы. А Кайтусь безоружен. Даже скрипку и смычок вынули у него из рук.

— Не бойся.

Вовсе он не боится.

— Ничего плохого тебе не сделают.

Нет, он не испуган и не удивлён.

Их четверо.

Они выбегают на улицу. Один несёт Кайтуся. Двое по бокам. Четвёртый распахивает дверцу автомобиля.

Полицейский смотрит. Поздно!

Кайтусь уже в машине между двумя похитителями. Третий напротив на откидном сиденье. Четвёртый рядом с шофёром.

Мелькают ярко освещённые дома, магазины. Кайтусь всё видит, глаза открыты, но мысль его дремлет. Ему всё безразлично.

Похищен!

Едва автомобиль затормозил перед оградой обширного парка, ворота сами отворились. Только подъехали к дому, загорелся свет на мраморной террасе и во всех окнах.

Лакей склонился в низком поклоне и по мягкому ковру провёл Кайтуся в кабинет.

— Подождите, пожалуйста, — сказал он, забрал со стола телефон и вышел.

Кайтусь остался один. Как хорошо!

Одну стену занимают шкафы, заполненные книгами. На столе тоже книги в роскошных переплётах. На трёх остальных стенах картины. На письменном столе чернильный прибор, пресс-папье, пепельница, множество дорогих безделушек. А над ним висят два портрета: на одном изображена молодая женщина, на другом мальчик.

Уселся Кайтусь в удобное кресло возле стола, смотрит картинки в книжке. Одни интересные, другие нет. Нетерпеливо, невнимательно листает он страницы, ждёт, поглядывает на стену.

Кто этот мальчик? На кого он похож, кого напоминает? Где-то Кайтусь уже видел эти глаза.

Кайтусь потягивается. Зевает. Ему скучно. И мысль его дремлет.

Мысль! То всё она помнит, то путается и ничего не знает. Мысль! То всем она интересуется, хочет знать и ищет, стремится, зовёт, то вдруг прячется и укрывается, не умеет и не желает.

Мысль! То послушно трудится, то упрямо отказывается повиноваться.

Двери тихонько отворились, и Кайтусь увидел того самого господина из соседней ложи, а рядом с ним Грея.

Грей подходит к Кайтусю, пожимает ему руку, не выпускает из своей.

— Как хорошо, что мы с тобой встретились. Я давно жду тебя.

— Вы ждали меня? — переспрашивает Кайтусь.

— Удивляешься? — говорит Грей. — Сейчас всё поймёшь, я объясню. Ведь ты играл не по нотам, по памяти? И если я сейчас попрошу тебя повторить, ты ведь не сможешь, да? И даже не сумеешь сказать, что ты играл? Что ж, тогда я тебе скажу. Эта песня называется «Печаль». Эта песня называется «Томление». В печали и томлении дух человека либо увядает, либо расцветает. А цветок духа — это вдохновение.

— А нам в школе говорили, что вдохновение — это когда поэты пишут стихи.

— О, нет! В миг вдохновения человек не только пишет, но играет, танцует, познаёт и предчувствует. В миг вдохновения человек находит друга, открывает новые для себя истины, молится своими собственными словами. В миг вдохновения он беседует с душами тех, кто уже умер или ещё только родится, беседует и клянётся в верности тем, кого никогда не видел, и ощущает себя братом человека, собаки, звезды, камня, цветка. Теперь понимаешь, почему я, не зная, кто ты и где живёшь, тосковал, искал и ждал тебя?

— Может, только самую чуточку понимаю, — отвечает Кайтусь. — То, что вы говорите, мистер Грей, очень трудно и ново для меня.

Лакеи внёс на серебряном подносе ужин. Только сейчас Кайтусь почувствовал, как он голоден: ведь за весь день он съел всего две порции мороженого.

— Ну, хорошо, — говорит Кайтусь. — Я здесь ужинаю с вами. Всё очень вкусно — и сардины, и торт, и икра. Я сижу в удобном кресле в красивом кабинете. Мне тут нравится. После долгой и трудной дороги вдохновение утомило меня. Мне приятно здесь отдыхать. Мне ничто здесь не грозит. Вы не сердитесь на меня, мистер Грей?

—За что?

— Я помешал вам на концерте. Извините меня.

— Ну что ты! За прекрасный поступок не надо извиняться.

— Хорошо. А теперь объясните мне, что произошло, кто были эти люди, почему меня похитили? Где я?

— Во дворце миллионеров.

— Да, я действительно миллионер, — тихо подтвердил господин, что сидел в соседней ложе. — На стене ты видишь два портрета — моей жены и сына. Их нет в живых. Они погибли в автомобильной катастрофе. С тех пор я одинок среди чужих и недоброжелательных людей. Я очень богат и очень несчастен.

— Кажется, я понимаю. Поэтому и велели меня похитить?

— Да. Я хочу, чтобы ты остался со мной. Я куплю тебе всё, что захочешь. Дам всё, что пожелаешь. Буду исполнять все твои прихоти, только скажи. Сейчас я покажу тебе твои комнаты — в них раньше жил мой сын. Я всё переменю в них, как ты велишь.

Если ты любишь путешествовать, мы поедем в путешествие: у меня собственный салон-вагон и собственная яхта. Мы можем жить у моря или в горах, в Америке либо в Европе. Я хочу, чтобы ты остался со мной.

Наступило долгое молчание. Только часы тикают.

— А кто эти… четверо?

— Мои детективы, моя охрана. Они следят, чтобы на меня не напали, не выстрелили в меня.

— У вас есть враги?

Богач горько усмехнулся:

— Многие враждебны ко мне. Голодные и безработные считают, что я виноват в их нищете, а богатые завидуют мне, потому что я богаче их. Они хотят иметь больше, а я им мешаю.

— А вы не мешайте им и дайте работу и хлеб тем, у кого их нет.

— Чтобы не мешать им, мне пришлось бы закрыть все мои шихты, заводы и склады. Потому что тот, кто покупает у меня, не покупает у них. Но тогда появятся новые тысячи безработных и голодных.

— Но те тысячи людей, что работают на ваших шахтах и заводах, любят вас?

— Нет.

— Может, вы им мало платите?

— Если я буду платить им больше, мне придётся дороже продавать уголь и железо; цена моего сукна, кофе и резины поднимется, и никто не станет покупать у меня. И я сразу разорюсь.

— Тогда почему… — начал Кайтусь и не закончил вопрос

Глаза у него открыты, он видит, слышит, чувствует, однако его усталая мысль дремлет.

Грей взглянул на часы.

— Поздно уже… Видишь ли, мальчик, люди думают, решают и действуют по-разному. Одни — потихоньку и трудно, другие стремительно и вдохновенно. Сейчас уже поздно. Если ты останешься тут, то вы с твоим опекуном часто будете разговаривать об этом. Он очень хочет, чтобы ты остался у него. Сейчас всё зависит от тебя.

Миллионер с беспокойством шевельнулся в кресле.

— Да, всё зависит от тебя. Я вижу, на столе нет телефона. Видимо, его унёс лакей. Нет, я не собираюсь держать тебя в заключении. Не хочу и не имею права. Можешь звонить, кому захочешь, можешь писать письма и сам опускать их в почтовый ящик. Можешь закрываться в своей комнате или ходить гулять в город. Не давай мне сегодня ответа. И даже завтра не надо. Подумай, реши, хочешь ли ты стать моим приёмным сыном. А теперь только один вопрос: ты не боишься спать в комнате один?

— Не боюсь, — ответил Кайтусь.

Миллионер позвонил лакею.