Онлайн чтение книги
Классическая драма Востока
Бхавабхути. Малати и Мадхава
Фрагменты
Действующие лица
Сутрадхара.
Парипаршвака, его помощник.
Камандаки, буддийская монахиня, воспитательница Малати.
Авалокита, ученица Камандаки.
Малати, дочь Бхуривасу, министра в царстве Падмавати.
Мадаянтика, сестра царского фаворита Нанданы, подруга Малати.
Лавангика, сводная сестра Малати.
Саудамини, ученица Камандаки.
Буддхаракшита, ученица Камандаки.
Мандарика, служанка Камандаки.
Капалакундала, йогини, ученица Агхорагханты.
Мадхава, сын Девараты, министра в царстве Видарбха.
Макаранда, друг Мадхавы.
Калахамсака, слуга Мадхавы.
Нандана, фаворит царя страны Падмавати.
Бхуривасу, отец Малати, министр царства Падмавати.
Деварата, отец Мадхавы, министр царства Видарбха.
Агхорагханта, могущественный волшебник, преданный кровавой богине Чамунде.
Пролог
Храни вас Ганеша, кивая, когда возглашают неистово "Слава" [56] Слава! — Собственно, здесь звукоподражательное "читкара", означающее торжество, победу, полную удовлетворенность.!
Когда, разъяряясь, обладатель Трезубца запляшет и Змей
затрепещет,
Напуган павлином в жужжанье пчелином, когда разбудил
тамбурином
Ликующий Нанди весь мир, так что в хобот Винаяке змей
заползает.
И еще:
Да хранят вас огнистые волосы бога змеиным извивом,
Воды сквозь ожерелие из черепов изливая потоком,
Со своими сполохами молнию третьего глаза сливая,
Хоть нежнее цветка полумесяц на светлом челе властелина.
После нанди
Сутрадхара. Не будем медлить! (Глядя перед собой) . Вот на небо восходит божественный властитель Сурья, светоч, озаряющий сиянием все страны света. Вознесем же ему хвалу!
(Склонив голову.)
Этот мир — проявленье твое, ты, возвышенно-благостный!
Совершенство в искусстве даруй недостойному, смилуйся!
Истреби ты пороки во мне, просвети меня, грешного!
Совершенство придай, всеблагой, представлению нашему!
(Заглядывая за занавес.) Все приготовления к нашему представлению успешно завершились, Мариша. Из разных стран сюда собрались люди полюбоваться шествием могущественного Калаприянатха. Совет мудрейших повелел, чтобы для их развлечения представлена была какая-нибудь необычайная пьеса. Так чем же недовольны господа актеры?
Парипаршвака (выходя на сцену) . А нам не понятно, почтенный, о каком сочинении, обладающем достоинствами, желательными Совету, идет речь?
Сутрадхара. Тогда скажи мне, Мариша, какие, к примеру, достоинства имеют в виду благородные ученые и почитаемые нами брахманы, земные боги.
Актер
Многообразие чувств и желаний,
Хитросплетение дивных событий [57] Многообразие чувств и желаний, // Хитросплетение дивных событий… — Такова формулировка основных требований, предъявляемых к драматургическому произведению в соответствии с эмпирически установившимся и закрепленным в ряде трактатов каноном.,
Одушевленье волнующей страсти,
Очарование сладостной речи.
Сутрадхара. А, вспомнил наконец!
Актер. Что же вспомнил, почтенный?
Сутрадхара. Есть в южных краях[58] Есть в южных краях… — Здесь, в пространной реплике Сутрадхары приведены те основные сведения о драматурге, которые и по настоящее время остаются наиболее значительным источником для его биографии. Из них, в частности, выясняется определенная полемическая заостренность его пьесы. Когда он заявил, что в пьесе не прибавится достоинств, если ее автор изучит "веды и упанишады, йогу и санкхью", то уже самим таким заявлением противопоставил себя господствующей брахманской ортодоксии. По его мнению, самое главное для пьесы — талант поэта, который и обеспечивает и глубину мысли, и силу поэтического выражения, и искусное владение языком., в стране Видарбха, город Падмапура. В нем живут брахманы из рода мудреца Кашьяпы, умудренные знанием "Яджурведы" — книги о святых жертвоприношениях, почитающие пять священных огней, освящающие всех, с кем общаются, пьющие сому и твердые в обетах, преданные Брахме и зовущиеся удумбарами.
Истину в ведах священных находят,
Лишь величайшего блага желают,
Жертвуют нажитым честно богатством,
Долго живут, чтобы дольше молиться.
Внук славного Бхатта Гопалы, чья память священна, отпрыска этого славного рода, сын Нилаканты, чья слава безупречна, Бхатта Шрикантха, более известный под именем Бхавабхути, сын благородной Джатукарни, наделенный поэтическим даром, питает неизменное чувство дружбы к актерам и поэтому жертвует нам свое творение, обладающее почти всеми достоинствами хорошей пракараны. Вот как сильно сказано им:
Если даже слывут знатоками хулители,
Не для них сочиненья мои предназначены,
Потому что ценитель однажды появится
На бескрайней земле в нескончаемом времени.
К тому же:
Не помогут ни веды, ни упанишады, ни санкхья, ни йога,
Никакая наука не в силах помочь, если действо хромает.
Мощь словесная, речь безупречная, смысл бесконечно
глубокий, —
Вот призванье поэта, его дарованье, наука поэта.
Вот поэтому я и намерен всех, кто сюда собрался по случаю шествия Калаприяпатха, порадовать представлением сочиненной Бхавабхути пракараны о Малати и Мадхаве, дружески подаренной нам достойнейшим.
Актер (с удовлетворением) . Ваше повеление будет исполнено. Ведь вы, наверное, уже распределили роли и показали всем сотоварищам, что и как надобно делать. Вам самому роль первая досталась — буддийской странницы, старой Камандаки, а мне — ее ближайшей ученицы Авалокиты.
Сутрадхара. Так! А дальше?
Актер. А дальше я спрашиваю, как быть с ролью Мадхавы, возлюбленного Малати и героя пракараны?
Сутрадхара. А это мы решим, когда появятся на сцене Калахамса и Макаранда.
Актер. Так что ж, приступим и покажем собравшимся здесь зрителям наше представление.
Сутрадхара. Отлично. Вот я обращусь в Камандаки.
Актер. А я стану Авалокитой.
Оба поворачиваются и уходят.
Действие первое
Вишкхамбака
Затем появляются они в ролях Камандаки и Авалокиты, облаченные в шафранно-красные одежды [59] Шафранно-красные одежды. — Обычно буддийские монахи носили рясы шафранно-красного или оранжевого цвета. Кундипапур — древняя столица царства Видарбхи; Падмавати, или Иадампур — родной город Бхавабхути, находившийся в 70–80 км от современного Нагпура..
Камандаки. Доченька Авалокита.
Авалокита. Да повелит почтенная!
Камандаки. Должно быть, все-таки состоится давно задуманный союз Малати и Мадхавы, детей блистательных министров Бхуривасу и Девараты.
(Изображая подергивание левой брови, с радостью.)
Левое дрогнуло веко!
Это к добру, несомненно.
Левое веко сегодня
Дрожью сулит ликованье.
Авалокита. Душа почтенной преисполнена тревогой за их союз! И вот что еще удивительно, что сам Бхуривасу обратился за помощью к тебе, носящей эту ветхую рясу, страннице, питающейся лишь тем, что бросят ей в плошку. Удивительно и то, что ты, избавившись от уз земных, препятствующих спасенью, так близко к сердцу приняла это дело.
Камандаки. Не надо, не надо так говорить, милая.
Это дело мне вверено другом достойнейшим,
И была бы я жизнью готова пожертвовать,
Лишь бы только сбылось наше давнее чаянье
И была бы достигнута цель долгожданная.
Да ведь ты, наверное, не знаешь, что мы, живущие ныне в разных странах, учились вместе. Однажды Бхуривасу и Деварата при мне и Саудамини поклялись: "Непременно мы детей наших свяжем брачными узами!" Хорошо поступил достойный Деварата, министр царя Видарбхи, что послал своего сына Мадхаву из Кундинапура сюда, в Падмавати, учиться логике.
О клятве напомнить он другу решил.
Поэтому сына послал он сюда.
Достойному юноше тоже пора
На мир посмотреть и себя показать.
Авалокита. Но почему же Бхуривасу не выдаст Малати за Мадхаву, а вмешивает достойнейшую в затею с тайной свадьбой?
Камандаки
Ласкатель царёв, государев любимец,
Устами царёвыми Нандана просит красавицу в жены.
Отказом разгневать недолго владыку.
Избрали мы путь безопасный, сулящий нам благо.
Авалокита. Но как же не удивляться! Бхуривасу так невозмутим, как будто ему неведомо и имя Мадхавы!
Камандала. А это, милая, одно притворство. Ведь
Малати чувства не скроет,
Мадхава неосторожен,
И не открыл Бхуривасу
Юным свой замысел тайный.
И еще потому, что
Этой любовью взаимной
Вызваны разные слухи.
Это нам на руку тоже:
Перехитрим государя!
Сама посуди:
Себя не уронит разумный, достойно ведет он себя;
Скрывая свои помышленья, таит он стремленья свои;
В своем равнодушье притворном соперника перехитрит,
И, как полагается, молча достигнет он цели своей.
Авалокита. Как ты и велела, я под всякими предлогами заставляла Мадхаву прогуливаться по той царской дороге[60] …по той царской дороге… — то есть по главной дороге города, начинавшейся от царского дворца., что проходит прямо под окнами дворца Бхуривасу.
Камандаки. Лавангика, кормилица Малати, уже мне рассказала:
Из окна с высоты посмотрела на улицу Малати,
И увидела дева: гуляет по улице Мадхава.
Так, наверное, Рати глядела на Каму воскресшего.
И, любовь затаив, истомилась прекрасная Малати.
Авалокита. Все это точно так. Она даже нарисовала себе в утешение портрет Мадхавы, а сегодня Лавангика взяла этот портрет и отдала Мандарике.
Камандаки (подумав) . Умно поступила Лавангика — ведь слуга Мадхавы Калахамсака влюблен в Мандарину, монастырскую служанку. Лавангика хочет, чтобы портрет дошел до Мадхавы и еще пуще разжег бы огонь любви.
Авалокита. Разжегши любопытство Мадхавы, я побудила юношу пойти в сад Маданы, сладостного бога, — ведь сегодня начинается праздник во славу Маданы. Непременно пойдет туда и Малати — пусть они там встретятся.
Камандаки. Хорошо, милая, хорошо! Своим усердием к моим начинаниям ты словно бы моя прежняя ученица Саудамини.
Авалокита. Это та, что обрела дивную волшебную силу и теперь на горе Шрипарвата блюдет обет капалики?
Камандаки. Откуда такая весть?
Авалокита. Есть в нашем городе обширное кладбище, а там высится капище Чамунды, которой поклоняются здесь под именем Каралы.
Камандаки. Рассказывают смельчаки, что в жертву ей приносят живых существ — людей, животных и прочих.
Авалокита. Там живет могущественная ученица украшенного черепами Агхорагханты, жаждущего овладеть с помощью заклятий верховной властью. Явился он с горы Шрипарваты и поселился, бодрствующий по ночам, в роще неподалеку от кладбища. Вот откуда эта весть.
Камандаки. Да, с Саудамини случиться может всякое.
Авалокита. Вот и всё об этом. А если бы еще Макаранда, с младенческих лет друг Мадхавы, женился бы на Мадаянтике, сестре Нанданы, то Мадхаве это было бы приятно.
Камандаки. За этим присмотреть я поручила Буддхаракшите, ее милой подруге.
Авалокита. Прекрасно поступила достойнейшая.
Камандаки (подумав) . Теперь пойдем, — узнав о Мадхаве, посмотрим, чем занята Малати.
Обе встают.
(Как бы размышляя.) Весьма высокого рождения Малати, и потому, коль я взялась за это дело, надо нам его искусно осуществить.
Да будет он счастлив, да будет красавица счастлива с ним!
Так лотос холодною ночью луна поцелуем целит.
Да будет оно плодоносно, искусство благое творца!
Да сбудется все, что мне сердце всеведущее предрекло!
Обе уходят.
Конец вишкхамбаки.
Входит Калахамсака с портретом Мадхавы, посланным Малати в подарок возлюбленному.
Калахамсака. Где бы мне разыскать благодетеля Мадхаву, смутившего душу Малати красой, заставившей померкнуть красоту самого бога любви? (Сделав несколько шагов.) Отдохну-ка я в этом саду, а уж потом разыщу благодетеля Мадхаву, усладу Макаранды. (Садится.)
Макаранда. Мне Авалокита сказала, будто Мадхава направился в сад Маданы. Ну, что ж, зайду сюда и я. (Входит, осматривается.) О, благодарение судьбе — сюда идет мой друг. Но что за вид у него!
(Изображая.)
Медленно шествует он; увядает он, мрачный и скорбный.
Он беспрестанно вздыхает, неведомым горем томимый.
Всюду любовь, и страдает везде беззащитная юность.
Нежный и пылкий пропал: уязвимых казнит Камадева.
Появляется Мадхава как раз в таком виде.
Мадхава
(про себя)
Ненаглядной луною навеки прельщенная,
Безвозвратно душа меня, видно, покинула:
Забывая приличия, бредит, бесстыдная:
Предаваясь мечтаньям, вконец обезумела! —
И разве неудивительно:
Увидала душа ненаглядную Малати,
И воспрянула, как бы амритой омытая,
А потом разболелась душа моя скорбная,
Сжалась, будто потрогала уголь пылающий.
Макаранда (направляясь к нему) . Сюда, сюда, Мадхава!
Мадхава (подходя) . Как оказался здесь мой друг Макаранда?
Макаранда. Солнце беспощадно палит! Давай зайдем в этот сад и посидим немного.
Мадхава. Если хочешь!
Калахамсака (наблюдая встречу Мадхавы и Макаранды) . Вот и сам благодетель Мадхава вместе с Макарандой украсили собою сад, полный юных деревьев бакула. Теперь я покажу Мадхаве его подобие, доставляющее счастье взору Малати, истерзанной страданиями любви. Хотя… пусть пока насладится отдыхом.
Макаранда. Присядем здесь, под канчапарой, напоившей сад свежительным благоуханием своих цветов.
Оба усаживаются.
Друг мой Мадхава, вижу, что ты, благодетель мой, стал каким-то другим с тех пор, как вернулся с прогулки в сад Камы, бога любви, где все еще длится радостный праздник в его честь, собравший красавиц со всего города. Уж не задела ли тебя слегка стрела Разжигающего страсть?
Мадхава смущенно потупляет голову.
(Улыбаясь.) Что ж ты стоишь, склонив сладчайший лотос твоего лица? Ты ведь знаешь, что
Бог, рожденный в душе, поражает безжалостно
Всех, кто мраком и светом объят в мироздании.
Он, творца не помиловав, ранит всевышнего,
И, поверь мне, стыдиться влюбленному нечего.
Мадхава. Почему бы, друг мой, не рассказать тебе об этом? Что ж, слушай, что случилось. Пошел я в храм бога любви после того, как Авалокита разожгла мое любопытство. Вдоволь нагулявшись и насмотревшись, я устал и остановился подле рощицы юных бакула, росших на берегу пруда — прекрасном месте для прогулок — осыпанной, словно драгоценными украшениями, гроздьями бутонов, покрытых роями пчел, привлеченных сладостно-хмельным благоуханием. Собрав с земли опавшие полураскрытые бутоны, начал я сплетать венок с затейливым узором. Вскоре из храма вышла какая-то красавица благородного облика, окруженная множеством слуг. И была она словно стяг, украшенный рыбой, — знамя бога любви, возглашающее победу его над миром, меж тем одежды и наряды ее говорили о девичестве.
Как богиня, царит она в мире чарующем.
Бог любви, создавая такую красавицу,
Перевил волоконцами тонкими лотоса
Лунный свет, напоенный амритой живительной.
Когда же преданные ей служанки, страстно желавшие развлечься собиранием цветов, упросили ее позволить им эту забаву, она направилась к подножью дерева бакула. Тогда-то я заметил, что она, как показалось мне, уже изнемогла от причиненных ей Камой и тщетно скрываемых терзаний любви к какому-то счастливо рожденному юноше. Ведь
В истоме клонилась она, словно сломанный лотос,
Внимала подругам рассеянно и безучастно.
Ланиты светились прозрачною бледностью лунной,
Как светится бивень слоновый на свежем изломе.
И стоило только мне ее увидеть, как глаз моих будто коснулась кисть, смоченная в амрите, порождающей беспредельную радость, и красота ее неотвратимо-властно увлекла меня, как внутренняя сила неуклонно влечет кусок железа к магниту. Что мне тебе сказать? Обреченное, к ней мое сердце привязано.
Впереди вереница скорбей нескончаемых.
Мне страдать госпожою судьбою поведено.
Осчастливить могла бы меня полновластная.
Макаранда. Уж такова любовь, друг Мадхава, — в ней и надежда, в ней и отчаянье. Ты видишь:
Всё в мире сплетенье причин потаенных и явных,
От века на свете одна лишь любовь беспричинна;
В сиянии солнечном лотосу время раскрыться,
А в лунном сиянии лунному камню померкнуть.
А что же было потом?
Мадхава. А потом:
"Вот он!" Быстрые взоры служанок догадливых
На меня показали движеньем стремительным.
С недомолвками дружные, взоры лукавые
Усладительным смехом, казалось, насыщены.
Макаранда (про себя) . Уж как тут не узнать!
Мадхава. По пути домой они игриво и шумно переговаривались, хлопая лотосоподобными ладонями, заставляли звенеть ряды браслетов на руках. В такт их изящной походке, подобной поступи гусей, охваченных страстью и внезапно вспугнутых, звенели сладкозвучные браслеты на ногах, и им откликались бубенцы на опояске. Девушки, указывая на меня пальцами, подобными побегам нежным лотоса, твердили при этом: "Мы счастливы, дочь Повелителя! Кажется, кто-то здесь нужен кому-то!"
Макаранда (в сторону) . О, вот и проявление народившейся любви.
Калахамсака (вслушиваясь) . Да это же и чувствительный и приятный разговор о красавицах.
Макаранда. Но дальше, дальше!
Мадхава. И тогда
В ней сказалось веленье Манматхи могучего,
Победившего разум своим обаянием;
И от этой победы смятенье душевное,
И в мечтанье податливом речи бессвязные.
А потом:
Лианы бровей не скрывали застенчивых взоров,
Которые льнули ко мне, расцветая, взлетая,
От взоров ответных спасаясь в бутонах укромных:
В глубоких очах, от волнения полузакрытых.
И теми
Призывными взорами в этом восторге пугливом,
Упорными, робкими, нежными в сумраке смутном,
Очами под сенью густою ресниц беспокойных
Похищено, вырвано, выпито скорбное сердце.
Столь щедрое цветение чувств смутило мне душу — оно шепнуло о том, что, может быть, прелестная почувствовала любовь ко мне, и я был покорен. Растерянный, я все же пытался окончить начатый венок из цветов бакула. Тем временем она, окруженная свитой евнухов, вооруженных бамбуковыми палками, поднялась на слониху и озарила ведущую в город дорогу лунным сиянием своего лица.
И проехала мимо подобная лотосу,
Уязвив мое сердце своими ресницами,
Опалив мое сердце отравой погибельной,
Упоив мое сердце отрадой целительной.
Недуг непостижный постиг меня, смысл потеряли слова,
И я не испытывал, кажется, сроду напастей таких.
Я, ввергнутый в бездну смятенья, рассудком оставлен моим.
То жар меня жжет нестерпимый, то в холод бросает меня.
И еще к тому же:
Знакомых вещей распознать я не в силах сегодня вблизи.
Как марево, мир повседневный сегодня морочит меня.
Студеного озера мало горячке моей при луне.
Потерянное, заблудилось в отчаянье сердце мое.
Калахамсака. Конечно! Он не только душой, но и телом уже похищен. Кем? А, верно, Малати.
Макаранда (про себя) . Вот сила любовной напасти! Как бы мне избавить друга от нее? Впрочем,
"Бог, рожденный в душе! Не казни беззащитного!"
"Страсть нечистая! Не затуманивай разума!"
Заклинанья подобные вовсе бессмысленны
Там, где бог ненасытный сопутствует юности.
(Вслух.) А известно другу моему, какого она рода и как ее имя? Мадхава. Послушай, друг, что я тебе поведаю. В то время, как она садилась на слониху, красавица из цветника ее подруг, собирая цветы юной бакулы, приблизилась ко мне и заговорила со мной о венке: "Как хорошо, достойнейший, подобраны цветы и как красив рисунок, в котором цвет каждого цветка в лад другому! Нашей госпоже поправился венок. Никогда не видела она столь искусно подобранных цветов. Да увенчается успехом твое искусство! Да будет плодотворна прелесть творения творца! И да украсит этот со вкусом сделанный венок шею нашей повелительницы!"
Макаранда. Речь ее искусна!
Мадхава. Когда же спросил я о роде и имени ее госпожи, то красавица сказала: "Она дочь министра Бхуривасу, а зовут ее Малати. Что ж до меня, то я ее молочная сестра, и имя мне Лавангика".
Калахамсака (радостно) . Так ее зовут Малати! Воистину, могуч наш цветолукий бог! Победа нынче — наша!
Макаранда (в сторону) . Так она дочь высокочтимого министра Бхуривасу! Та, которой восхищается достойная Камандаки. Да, что еще? Болтают всюду, будто сам царь сватает ее за Нандану.
Мадхава. И по ее просьбе покорно снял я с шеи гирлянду из цветов бакулы и отдал ей. Хотя из-за того, что смотрел я на Малати, руки мои со счета сбились, и с одной стороны гирлянда оказалась неровной, Лавангика расхвалила мою работу и, принимая гирлянду, молвила: "Вот истинно великая милость!" Когда же она исчезла среди сумятицы шествия, ушел оттуда и я.
Макаранда. Все хорошо, мой друг. Ведь Малати раскрыла свою любовь к тебе. По многим признакам, таким, как бледность ее щек, и прочим, ясно, что уже давно ее томит недуг любовный, и ты тому виной. Лишь одного я не пойму, где ж она могла тебя прежде увидеть? Да, столь благородные девушки, когда они полюбят, то на других и смотреть не станут. Об этом говорят
Быстрые взгляды смышленых подружек,
Распознающих влюбленного сразу,
И в недомолвках шутливых намеки:
"Кажется, кто-то здесь нужен кому-то!"
Мадхава. А что еще?
Макаранда. Да речь Лавангики, ее молочной сестры, полная намеков.
Калахамсака (подходит) . И вот это. (Показывает портрет.)
Макаранда. Калахамсака, кто нарисовал портрет Мадхавы?
Калахамсака. Та, кто похитила его сердце.
Макаранда. Так это Малати!
Калахамсака. А кто же еще?!
Мадхава. Твоя догадка почти верна, друг Макаранда.
Макаранда. Как он попал к тебе, Калахамсака?
Калахамсака. Ко мне? Из рук Мандарики. А к ней — от Лавангики.
Макаранда. Скажи-ка нам, не говорила ли Мандарика, зачем Малати нарисовала Мадхаву?
Калахамсака. Затем, наверное, чтобы тоску утишить.
Макаранда. Успокойся, Мадхава.
Та, в которой ты видишь сияние лунное,
Несомненно, счастливец, тобой очарована.
Единение ваше судьбой предначертано,
Счастью вашему явно способствует Мадана.
Прекрасен ее облик, так поразивший тебя, — возьми и нарисуй ее.
Мадхава. Как пожелает друг. Дай мне дощечку и резец.
Макаранда приносит.
(Рисуя.) Друг Макаранда,
Слезы взор застилают, как только я вспомню прекрасную;
Каменеет злосчастная плоть, весь в поту содрогаюсь я;
Содрогаются пальцы, противятся всякому замыслу.
Что мне делать? Подобный рисунок едва ли под силу мне.
Но все-таки я попытаюсь кончить. (Продолжает рисовать и наконец показывает.)
Макаранда (наслаждаясь рисунком) . Сколь совершенно выражена здесь твоя любовь! ( Удивленно.) Как! Ты успел и шлоку сочинить и записать ее?!
(Читает.)
Много прекрасного в мире. Прекрасное многообразно.
Праздник, единственный в жизни моей, наступает, великий,
Лишь засияет она, как луна, в благосклонной прохладе,
Взор зачарованно-пристальный светом своим услаждая.
Внезапно появляется Мандарика
Мандарика. Что это ты так занят разглядыванием своих ног? (Заметив Мадхаву и Макаранду, смущенно.) Как, здесь и эти благородные господа? (Подбегая к ним.) Склоняюсь перед вами!
Мадхава и Макаранда. Присядь, Мандарика.
Мандарика (присаживаясь) . Калахамсака, отдай портрет.
Калахамсака. Возьми его.
Мандарика. Послушай, Калахамсака, кто и зачем нарисовал здесь Малати?
Калахамсака. Наверное, тот, кого изобразила Малати, и с той же целью.
Мандарика. Благодарение судьбе! Вот плод премудрости творца, того, кто все это задумал.
Макаранда. Мандарика, скажи, правда ли то, что говорит твой милый?
Мандарика. А что, благородный?
Макаранда. Где Малати могла увидеть Мадхаву?
Мандарика. Когда смотрела на улицу из окна — так болтает Лавангика.
Макаранда. И правда, друг. Ведь мы же часто ходили по дороге, идущей мимо дворца Бхуривасу. Так и должно было случиться.
Мандарика. Да позволят мне благородные — я поспешу все рассказать моей милой подруге Лавангике о добром деле, совершенном благостным богом Маданой!
Макаранда. Для этого самое подходящее время.
Мандарика уходит, унося портрет.
Мой друг, Властитель тысячи лучей, палящих беспощадно, уже достиг вершины дня. Пойдем-ка мы домой. (Подымается, собравшись уходить.)
Мадхава. Вот что я думаю:
Жгучая, жаркая влага
Блещет у ней на ланитах.
Утром служанки напрасно
Их расписали шафраном.
А ветер, -
Блуждающий всюду, насыщенный духом жасминным,
Настигнув красавицу вдруг, чьи тяжелые груди
Ей стан тяготят и трепещет во взорах разлука,
Настиг меня ветер теперь, не дает мне покоя.
Макаранда
(в сторону)
Камадева жестокий разит беспощадно.
Нежный Мадхава, сам на себя не похожий,
Лихорадкой сражен. Так в лесах изнывает
Юный слон, пораженный смертельным недугом.
Что ж, нам остается уповать на достойнейшую Камандаки.
Мадхава (в сторону) . Не удивительно ли?!
Впереди, позади, вдалеке и поблизости,
Вне меня и во мне днем и ночью мне видится
Дивный лик, золотое подобие лотоса,
Очи в блеске томительном, в беге стремительном.
(Вслух.)
Не ведаю, друг, что такое со мною творится.
Недугом пронизано тело, душа в лихорадке;
Мешаются мысли, тоска сотрясает мне душу,
Любовь неизбывная заживо сердце сжигает.
Все уходят.
Так кончается первое действие, называющееся "Дорога, усаженная бакулой".
В короткой правешаке ко второму действию служанки сплетничают о новостях, уже известных зрителю и читателю. Одна из них сообщает, что минувшим утром царь сватал Малати за своего любимца Нандану, а Бхуривасу ответил царю, что он — хозяин его дочери. Но так сильна любовь Малати к Мадхаве, что она навечно останется копьем, пронзившим ее сердце. "Что ж, — отвечает на это другая, — теперь почтенная Камандаки должна будет явить свои сверхчеловеческие силы!"
А после этого само второе действие открывается тем, что Лавангика отдает Малати плетеницу, сплетенную Мадхавой, рассказывает, как он терзается любовью, и показывает нарисованный им портрет Малати. Малати читает строфу, написанную Мадхавой на портрете, и выражает надежду, что он будет счастлив в жизни. Но ее собственная страсть к нему терзает ее еще больше, и она изливает Лавангике свои страдания. Та советует ей соединиться с Мадхавой в браке по любви. Малати отвергает даже саму мысль об этом и говорит, что ей лучше умереть, чем совершить поступок, недостойный девушки благородного происхождения.
Тем временем приходит Камандаки, сопровождаемая ее ученицей Авалокитой, повидать Малати. Камандаки встревожена, видя девушку в смятении, порожденном любовными страданиями. Малати горестно шепчет: "Как случилось, что отец принес меня в жертву желаниям царя? Утехи властителя моему отцу дороже дочери!"
Камандаки же, беседуя с Авалокитой и Лавангикой в присутствии Малати, рассказывает о том, что у Девараты, министра царя Видарбхи, есть сын, обладающий множеством всяческих достоинств, и что зовут его Мадхава. Рассказ ее наполнен тонкими намеками, рассчитанными на то, чтобы еще пуще разжечь страсть девушки и подготовить встречу влюбленных.
В правешаке к третьему действию другая ученица Камандаки, Буддхаракшита, обменивается с Авалокитой репликами, из которых выясняется, что, по желанию их наставницы, они содействовали предстоящей встрече Малати и Мадхавы у храма Шанкары в четырнадцатую ночь темной половины месяца [61] …в четырнадцатую ночь темной половины месяца. — Индийский лунный месяц делится на светлую половину, когда луна прибывает, и на темную, когда она убывает. Четырнадцатая ночь темной половины месяца благоприятна для успеха тайных замыслов: в эту ночь особенно действуют духи предков и вообще умерших.. Кроме этого, становится ясно, что наставнице не безразличен успех Макаранды, друга Мадхавы, влюбленного в Мадаянтику, подругу Малати. Буддхаракшита делает все, чтобы в сердце Мадаянтики укрепилось чувство любви к Макаранде и жажда встречи с ним.
После этого в саду при дворце Бхуривасу сама Камандаки открывает третье действие словами о том, как повлияла она на Малати. Приходят в сад и Малати с Лавангикой и начинают собирать цветы. Незаметно для них в сад приходит Мадхава — для его влюбленных очей Малати кажется еще более прекрасной, чем прежде, ее красота разжигает пожар в душе юноши, и она же исцеляет его глаза.
Камандаки просит Малати остановиться и не собирать больше цветов, так как это утомительное занятие может повредить ее здоровью. Когда монахиня и девушки усаживаются, Камандаки в весьма возвышенном стиле рассказывает Малати о любовных терзаниях Мадхавы. Ей возражает Лавангика, не менее возвышенно описывающая бедственное состояние влюбленной Малати. Камандаки выражает тревогу по поводу судьбы Мадхавы.
Беседа прерывается голосом из-за кулис, вещающим о смятении в городе из-за того, что тигр вырвался из клетки, и предупреждающим горожан о том, чтобы каждый позаботился о спасении своей жизни. Вбегает Буддхаракшита с мольбой о спасении Мадаянтики, на которую напал тигр. Все кидаются на помощь, но видят, что их опередил Макаранда. Их радость сменяется печалью — от ран, причиненных когтями тигра, Макаранда падает без памяти. Мадхава, видя это, тоже теряет сознание.
В четвертом же действии оба приходят в себя, и мало-помалу беседа возобновляется. Появляется скороход и, обращаясь к Мадаянтике, произносит: "Сам Нандана, министр, твой старший брат, тебе шлет весть, что ныне царь пожаловать изволил во дворец к нему и, изъявив доверье к Бхуривасу и к нам благоволенье, объявил, что Малати нам в жены отдает. Скорее возвращайся, чтобы разделить восторг и ликованье с нами".
Отчаяние охватывает Малати и Мадхаву, а Камандаки пытается утешить их, поясняя, что, когда Бхуривасу говорил царю, что тот — хозяин его дочери, министр имел в виду, что царь хозяин своей дочери. Монахиня уверяет Мадхаву, что устроит его свадьбу с Малати, даже если ей самой это будет стоить жизни. Камандаки зовут к царице, и она вместе с Малати спешит на зов.
Мадхава, сетуя на судьбу, угрожающую погубить его любовь к Малати, обменивается взорами с Малати, шепчущей про себя: "О благородный, свет моих очей, тебя я вижу в последний раз!" Мадхава в отчаянии решает стать продавцом человеческого мяса, на кладбище, то есть тем самым обратиться к самым крайним средствам, к помощи злых духов, чтобы достичь желанной цели.
Действие пятое
Влетает по воздуху Капалакундала, одетая в ужасающе сверкающие наряды.
Вишкхамбака
Капалакундала
Властителю сил в окружении сил [62] Властителю сил в окружении сил… — Капалакундала и Агхорагхапта были последователями одной из так называемых тантристских сект, особенно распространившихся в конце I тысячелетия. Тантризм — совокупность учений этих сект, суть которых сводится прежде всего к почитанию бога, как материнского начала, в той или иной шакти (женской ипостаси данного бога), осмыслявшейся как его супруга. В данном случае Малати должна быть принесена в жертву богине Чамунде, одной из ипостасей супруги бога Шивы. Тантристы обычно устраивали свое поклонение тайно, сопровождая его всякими мистическими и сексуальными обрядами. Особый упор в их культе делался на магическое значение мантр (молитвенных формул), биджа (особых слогов, приуроченных к каждому божеству), янтра (особых диаграмм), мудра (различных положений пальцев рук) и ньяса (прикосновение изображения божества к разным частям тела); все это должно способствовать прежде всего лицезрению избранного божества, а затем и полного отожествления верующего с ним. вездесущих,
Властителю сильных, которые в нем пребывают,
Властителю сведущих, истинный путь находящих,
Тебе, обитающий в сердце и в жилах, победа!
Вот теперь,
В средоточии жизненных сил сокровенный, ты в облике Шивы
Явлен лотосом сердца мне, слитой с тобой, так что я прилетела,
Пять начал подавив, духом верным в шестнадцати
жизненных силах,
Силой мысли моей безо всяких усилий грозу обгоняя.
И при этом:
Наслаждение мне доставлял в поднебесье
Этот яростный лязг с неумолчным трезвоном,
Потому что в полете гремит и трезвонит
Ожерелье мое: черепа с бубенцами.
А также:
На север, на юг и на запад волосья мои на лету развевались.
Бубенчик, болтаясь на посохе, взвизгивал дико на все мирозданье.
Полотнища ветер трепал, в исступленье хлестал он бегучие тучи.
Огни задувал, черепа задевал он, в глазницах пустых завывал он.
(Прохаживается, всматриваясь и принюхиваясь.)
Здесь, неподалеку, у дороги на кладбище, где сжигают трупы, стоит храм Каралы, — доносится оттуда дым погребальных костров, несущий запах чеснока, изжаренного на протухшем масле из семян нимбы. Тут мне и надлежит, по повелению наставника Агхорагханты, все сделавшего, чтобы с помощью заклинаний обрести волшебную силу, приготовить то, что нужно для принесения жертвы[63] …то, что нужно для принесения жертвы. — То есть необходимые сосуды и инструменты.. Вот что он мне говорил: "Доченька Капалакундала, сегодня блаженной Карале должны мы принести обещанную раньше жертву — красавицу из красавиц, живущую как раз в этом городе". Вот я и ищу ее.
(С любопытством всматриваясь.)
Но кто это, суровый и прекрасный, со вздыбленными волосами, с мечом в руке вступает на кладбище? Кто ж это?
Телом он темен и бледен, как синий застенчивый лотос;
Шествует он, как плывет над землею заоблачный месяц.
Левая только рука, позабыв дерзновенно смиренье,
Мясом прельщает людским, человеческой кровью
прельщает.
(Всмотревшись.)
Да это Мадхава, сын приятеля Камандаки, торгует человечьей плотью. Зачем он здесь? Пусть его. Займусь-ка я желанным делом. Уже настал урочный час. Смотрите-ка:
Кругом наподобие черных цветов расцветают исчадия мрака;
Земля погружается в зыбкую глубь, словно падает в бездну
глухую;
И в темных чащобах темнеет, сгущается сумрак во мрак
непроглядный,
Как будто ползет, надвигаясь клубами зловещими, дым отовсюду.
(Выходит.)
Конец вишкхамбаки
Входит Мадхава в том виде, в каком он описан в вишкхамбаке.
Мадхава
Ах, обнять бы прекрасную мне, испытать бы мне хоть на
мгновенье
Страсть в объятиях сладостных этих, которые даже в мечтанье
Несказанно блаженною близостью вдруг зачаровывать могут
На мгновение, так что сказаться нельзя сокровенному чувству.
Да хорошо бы
Целовать ненаглядное сладкое ушко,
Целовать ее грудь, где моя плетеница
И поныне, наверное, благоухает,
Жемчугами ничтожными пренебрегая.
Но пока, увы, до этого далеко. Но вот чего хотел бы я сейчас, так это увидеть ее лицо.
Бестелесным самим облюбованный, лик ее виден во мраке,
Порожденный сиянием юного месяца, праздник для взора,
Порождающий страсть, порожденный наитием Страсти
небесной
И в сердцах ненасытных людских порождающий столько
блаженства!
Но только, по правде говоря, если я ее и увидел бы, ничто б не изменилось. Ведь то и дело на память мне приходят наши прежние встречи: тревожат сердце мысли о совершенстве ее красоты и рождают ее образ. Беспредельность помыслов о любимой словно бы созидает ее присутствие в моей душе.
Видно, в сердце моем воцарилась она и в душе растворилась,
Отраженная, неискаженная, преображенная мыслью,
Возлелеяна, к сердцу приклеена, памятью в сердце зашита,
Словно стрелами — всеми пятью! — дивный образ привил мне
Манматха.
За сценой слышен шум.
(Вслушиваясь.) Как мерзко кладбище и эта толчея нечистых духов! Ведь здесь
Тьма, которую не пересилить печальным кострам погребальным,
Чьи бессильные проблески, правда, заметней во тьме вездесущей.
С визгом, с плачем, со всхлипами, с воем кишат омерзительным
роем
Вурдалаки во мраке: на игрище мчится и мечется нечисть.
Пусть их! Но должен я к ним обратиться. (Кричит.) Эй вы, кладбищенские жители! Вы, упыри, веталы, духи злые[64] Вы упыри, веталы, духи злые! — Индийская демонология крайне разнообразна; среди всех сверхъестественных существ, связанных главным образом с Шивой, особенно важными представляются веталы, обладающие способностью вселяться в мертвые тела и заставлять их проделывать все, что проделывает живой человек; за ним следуют якши, своевольные существа, охраняющие клады, гухьяки-духи тьмы и т. д. Их внешний вид довольно красочно описан Мадхавой далее.!
Эй, налетайте, хватайте!
Кто человечины хочет,
Свежей, нетронутой вовсе
Кровопролитным оружьем [65] …нетронутой вовсе//Кровопролитным оружием? — Для жертвоприношения не могла быть использована плоть человека, павшего в бою или сраженного в поединке.?
Снова шум за сценой.
Каково! Лишь только я крикнул, и все кладбище, черное от углей, загудело ужасающе громовым и неясным ревом злых духов и ветал, то там, то сям меняющих мгновенно свое об лично! Вот диво —
Даже в небе великое множество духов: отвратные рожи
Разевают зубастые рты, изрыгают зловонное пламя;
Извиваются в корчах тела, увиваются друг подле дружки.
Мельтешат брови, бороды, зенки, волосья пучками сполохов.
Да что!
Налетают, как волки голодные, в воздухе жалобно воют,
Человечину, чавкая, жрут, полусгнившие клочья сдирают
С костяков, сухожильями только скрепленных под кожею черной.
Эти кости берцовые, кажется, пальм длинностволых длиннее.
(Осмотревшись вокруг, смеется.) Но что за дикие у них повадки!
Вот эти
Долговязые духи с пещерами ртов,
Где трепещут, во тьме затаясь, языки.
Так в деревьях пожарами выжжены дупла,
Где гнездятся громадные хищные змеи.
(Делает несколько шагов, присматривается.) О, ужас! Невозможно без омерзения смотреть!
Как целую тушу, взвалив на колени себе полусгнившее тело,
Пирует упырь; потроха раздирает он, ягодицы пожирает;
Он бедра грызет, он кусает лопатки, как будто, зловонные, сладки.
И снедь ему нравится, жрет он и давится, лязгая жадно клыками!
А там
Они волокут из костров погребальных, не брезгуя смрадною
смертью,
Одетые дымом, омытые пламенем трупы, с которых свисает
Паленое мясо клоками, суставы безжизненные обнажая.
Тут, кажется, каждая гадина жаждет кипящего костного мозга.
(Усмехнувшись.)
Что за гнусно-мерзкие забавы у их подруг!
Глаз дурной отвращая, красотки по-своему принарядились;
Из кишок ожерелья, сердца вместо лотосов для плетеницы,
Пальцы женские — серьги в ушах, кровь засохшая — для
притираний,
Костный мозг в черепах, как вино, для таких вот счастливых
влюбленных.
(Делает несколько шагов, крича при этом.)
Эй, налетайте, хватайте!
Кто человечины хочет,
Свежей, нетронутой вовсе
Кровопролитным оружьем?
(Делает еще несколько шагов, приходя в отчаяние.)
Что это вокруг случилось? Почему внезапно все эти злые духи смолкли, прекратив чудовищный шабаш? О, как гнусно их безумье!
(Осматриваясь, безнадежно.) Все кладбище я осмотрел, и вот всего лишь предо мной
Исступленная бьется река и, не зная покоя, бушует,
Потому — что поток многоводный навек запружён черепами;
Вечно бьется река в берега, где голодные воют шакалы
И, в заклятой чащобе гнездясь, полуночницы-совы хохочут.
За сценой раздается крик: "Безжалостный отец!
Ты мной пожертвовал царю в угоду, и вот я гибну!"
(Внимательно вслушиваясь.)
Что со мной? Как знаком этот голос мне, звонкий и сладостный, Нежный, жалобный, словно рыдание птицы подстреленной, Так что сердце мое встрепенулось в груди, пробужденное, И неверен мой шаг, будто ноги мои отнимаются.
Стон этот жалобный слышен,
Кажется, в храме Каралы,
Где надлежит совершиться
Жуткому богослуженью.
Пойду и посмотрю. (Уходит. Затем появляются занятые поклонением божеству Капалакундала и Агхорагханта вместе с Малати, вид которой показывает, что ее обрекли на принесение в жертву.)
Малати. Безжалостный отец! Ты мной пожертвовал царю в угоду, и вот я гибну! Ах, матушка, тебя, чье сердце исполнено любви, убьет злая насмешка судьбы! О почтеннейшая, отбросившая все прочие заботы лишь ради блага Малати, — теперь ты из-за этого будешь долго горевать! Увы, подруга моя, милая Лавангика, теперь только во сне ты можешь меня увидеть!
Мадхава (быстро возвращаясь) . Конечно же, это она, та самая газелеокая! Сомнения нет, это она! Теперь, пока она еще жива, на помощь к ней, на помощь!
Агхорагханта и Капалакундала (вместе) . Слава тебе, Чамунда, слава тебе!
Слава пляскам твоим, от которых колеблется все
мирозданье,
Так что чудом Вселенная держится на черепахе.
Слава пляскам твоим, восхищающим свиту великого
Шивы
И тебе в преисподнюю рта низвергающим семь океанов.
Слава тебе, Чамунда!
Нам на благо, богиня, на радость нам пляски твои
громовые,
При которых тебя на земле превозносят, напуганы
смехом
Черепов, пробужденных в твоем ожерелье амритой
целебной,
Потому что исходит амритою месяц, пронзенный ногтями.
Заплясав, ты расшвыриваешь высочайшие горы,
Если только взмахнешь ты руками, весь мир поразив
языками
Ядовитого пламени, так как, свирепо раздув капюшоны,
Кобры черные вместо браслетов запястья тебе обвивают.
Все круги мировые сливаешь ты пляской своей воедино,
И заискрится вдруг, загорится единственный круг,
воцарится,
Как твоя голова, пламенея лучами, сверкает очами,
И созвездия в ужасе мечутся, стяг твой победный завидев.
Исступленною пляской твоей наслаждается Шива
могучий,
Упоенный в объятиях Гаури, чьи содрогаются серьги
В лад, как только начнут вурдалаки неистово хлопать
ладоши,
Одержимые, неудержимые в яростно-радостном буйстве.
(Самозабвенно пляшут.)
Мадхава (всматриваясь) . Какое гнусное безумье!
Да ведь это она! Неужели? В руках нечестивцев
преступных
Обреченная днесь, облеченная тканями в пятнах шафрана,
Это дочь самого Бхуривасу, подобная лани прекрасной,
Над которою волки глумятся по воле судьбы беспощадной.
Капалакундала. Подумай, милая девушка, о том, кого ты любила в этом мире. К тебе спешит безжалостная смерть!
Малати. О Мадхава! Любимый! Пусть не сотрется в твоей памяти душа, ушедшая на тот свет. Ведь тот, кого помнит любящий, не умер!
Капалакундала. Бедняжечка! Да она в Мадхаву влюблена!
Агхорагханта (занесши меч) . Что быть должно, пусть то случится! Сейчас я лишу ее жизни!
Славься, царица Чамунда!
Жертву прими благосклонно!
Жертвою мы подкрепляем
Нынче заклятия наши.
Мадхава (бросается к Малати и защищает ее рукой) . Прочь, прочь, злодей! Твой умысел, презренный капалика, разрушен!
Малати (при виде Мадхавы кричит с надеждой) . Спаси, спаси меня, благородный!
Мадхава. Не страшись, любимая, не бойся!
Превозмогла ты любовью отчаянье смертного часа.
Друг твой с тобою теперь, ты поверь мне, страшиться не
надо!
За красоту твою друг твой заступится, друг твой не
дрогнет.
Яростный недруг пожнет урожай своего злодеянья.
Агхорагханта. Кто этот грешник, дерзнувший стать препоной на моем пути?
Капалакундала. Да это, почтенный, Мадхава, предмет ее любви, торговец человечьей плотью, отпрыск приятеля Камандаки.
Мадхава (горестно) . Как ты здесь очутилась, прекрасная моя?
Малати (после долгого молчания) . Я ничего не знаю. Только помню, благородный, что спала на крыше, а проснулась здесь! Но как случилось, что ты тоже оказался тут?
Мадхава
(смущенно)
Не увенчанный в жизни тобою, желанная,
Я в отчаянье бросился было на кладбище.
Упырей накормить я хотел человечиной
И услышал поблизости голос твой жалобный.
Малати (в сторону) . Из-за меня, пренебрегая своей жизнью, он очутился здесь?
Мадхава. Как это странно! Все равно как если бы ворона свалила пальму[66] Все равно как если бы ворона свалила пальму. — Форма уничижительного преуменьшения.!
Что мне делать? Мой дух опален пламенеющим негодованьем,
Уязвлен состраданьем глубоким, в слезах ослеплен
изумленьем,
Упоен ликованьем теперь, когда мерзостный меч не
достигнет
Ненаглядной моей, не получит луны свирепеющий Раху.
Агхорагханта. А, ублюдок брахманский!
Мне, которому сладко заклать человека, теперь ты попался,
В лапы тигру попался, как пылкий олень из-за нежной
подруги.
На алтарь возолью кровь твою перед грозною матерью
нашей;
С плеч до бедер в бою раскрою тебя сразу, мечом
размахнувшись.
Мадхава. Ничтожество, подлейшее из подлых, изувер,
Как смеешь вселенную грабить, как смеешь прекрасное
красть,
Как смеешь ты небо и землю всемирного света лишать,
Как смеешь ты, смерть накликая, глумиться над богом любви,
Весь мир превращая в пустыню для наших бесплодных
очей?
Так берегись, греховный,
Ударю тебя, нечестивец, как смерть беспощадная бьет,
За то, что дерзнул замахнуться ты, бешеный, на красоту,
Чье нежное тело болело, когда за игрою, шутя,
Цветами, легчайшими в мире, подруги бросали в нее.
Агхорагханта. Посмей ударить, нечестивец! Ударь! И вот тебя и ноту!
Малати. Сдержись, мой доблестный защитник! Ужасен проклятый негодяй. Спаси меня от него. Избавь от этого безумного наваждения!
Капалакундала. Спокоен будь, мой повелитель. Покончи с этим трусом!
Мадхава и Агхорагханта
(вместе, обращаясь соответственно к Малати и Капалакундале)
Не страшись! Не спастись твоему ненавистнику!
Разве на водопое оленя пугается
Лев, чьи грозные когти, бывало, как молнии,
Лбы могучим слонам сокрушали без промаха?
Шум за сценой — все прислушиваются.
Голоса за сценой. Почтенная Камандаки, чей духовный взор никогда не затемняется, подбадривающая Бхуривасу, присоединилась к вам, воины, ищущие Малати, — чтобы окружить храм Каралы.
Агхорагханта жестокий
Это злодейство затеял:
Вновь человеческой жертвой
Жаждет почтить он Каралу.
Капалакундала. Нас окружили!
Агхорагханта. Тем больше нужно теперь и мужества и силы!
Малати. О отец мой! О благословенная Камандаки!
Мадхава. Теперь, отдав любимую под защиту ей дорогих, сражу немедля этого злодея.
Мадхава и Агхорагханта
(свирепо глядя друг на друга)
Пусть меч мой тяжелый разрубит со скрежетом кости
твои
И, в мышцах упругих помешкав, пронзает пускай потроха,
Как в мягкую липкую глину, пускай погружается в них,
И в прах, перемешанный с грязью, развалится тело твое!
Так кончается пятое действие, называющееся "Описание кладбища".
Действие шестое
Вишкхамбака
Появляется Капалакундала.
Капалакундала. А, гнусный Мадхава, убивший из-за Малати моего наставника! Хоть яростно я на тебя набрасывалась, но ты меня презрел лишь потому, что я женщина! (Злобно.) Теперь берегись! Ты непременно отведаешь от плодов гнева Капалакундалы!
Знай: человеку, сразившему змея,
Лучше забыть, что такое беспечность:
Подстерегает змея, настигает;
Скорбь ядовитая в сердце змеином.
Голоса за сценой
Повелители мира, внемлите велению мудрости!
Усладите нас, боги земные [67] …боги земные… — то есть брахманы., на празднике мантрами!
Пусть на сотни ладов прозвучат песнопенья заздравные!
Достославные! Мешкать не время: жених приближается!
Почтеннейшая Камандаки повелела, чтобы юная Малати отправилась, дабы не погублено было ее счастье, в храм божества, охраняющего город, и оставалась там, пока не придут родные, и ожидает, пока провожающие не принесут ей свадебные украшения и наряды.
Капалакундала. Пускай! пускай! Уйду отсюда — здесь нынче соберется множество людей, все будут суетиться, готовясь к свадьбе Малати. Меня ждет отмщенье Мадхаве! (Уходит.)
Конец чистой вишкхамбаки
Входит Калахамсака.
Калахамсака. Мой хозяин Мадхава, укрывшийся вместе с его другом Макарандой в храме божества — покровителя города, велел мне — узнай, дескать, не вышла ли процессия Малати. Сейчас я его порадую.
Появляются Мадхава и Макаранда.
Мадхава
С той поры, как узрели глаза мои деву с глазами газели,
От озноба и зноя не знала покоя душа, изнывая.
Так нежданно-негаданно ранит нас Мадана! Хоть бы сегодня
Счастье выпало мне! На моей стороне прозорливая мудрость.
Макаранда. Как может не увенчаться успехом замысел почтенной, наделенной таким умом?!
Калахамсака (приближаясь) . Тебя, мой повелитель, ожидает счастье. Уже отправилась Малати со своей свитой.
Мадхава. Да правда ли это?
Макаранда. Зачем ты сомневаешься? Она не только двинулась в путь, но уже совсем близко. Но
На земле потрясенной мы слуха лишаемся,
Если радостней многоголосого вестника
Приближается гром на конях ослепительных, —
Грозный, в тучах стремительных, ветром разорванных.
Подойди сюда. Посмотри на процессию из этого решетчатого окна.
Калахамсака. Смотри, смотри, мой повелитель. Вот несут множество белых зонтов, подобных лотосам с мощными стеблями, что колышутся посреди синего озера бескрайнего неба, по которому волнами ходят ряды знамен, вздымаемых порывами ветра, а опахала в воздухе красиво парят, словно белые лебеди. А вот теперь, бренча бесчисленными золотыми бубенцами, усыпавшими их сбрую, идут слонихи. На их спинах полным-полно красавиц — они украшают само небо многорадужным сверканием украшений с драгоценными камнями, осколками лука Индры! Они поют и умножают веселый шум нестройным пеньем благовестных песен — их рты набиты бетелем!
Мадхава и Макаранда с интересом смотрят.
Макаранда. Воистину завидны богатства Бхуривасу! Ведь
Оперенье камней драгоценных, лучи в светозарном паренье,
Золотое горенье сокровищ несметных в лучах разноцветных,
Словно райская птица крыла напрягла, золотая, взлетая,
Словно радуга рада играть в переливах китайского шелка.
Калахамсака. Что там случилось? Поспешно расступились слуги и служанки и стали в круг, отмеченный бамбуковыми палками в золотых и серебряных листьях! А, появилась Малати! Она сидит на спине черной, как ночь, слонихи. Словно тонкий серп луны, прекрасна девушка; лицо ее и бледно и исхудало. Могучая слониха покрыта попоной с украшениями, подобными созвездьям. Ее морда густо умащена шафраном и напоминает цветом небо на закате.
Макаранда. Вглядись, мой друг, получше!
Бледностью блеск дорогих украшений украсила дева,
Словно в цветах изобильных лиана, зачахшая томно.
Праздником близким чело несказанно прекрасной чарует,
Только незримо тревогою сердце прекрасной томимо.
Но что это? Слониха преклонила колени.
Мадхава (радостно) . Что это? Лишь только она склонилась, как почтенная Камандаки и Лавангика поспешили к Малати,
Появляются Камандаки, Малати и Лавангика.
Камандаки (в сторону, радостно)
Достойным на благо пускай завершится прекрасный обряд!
Достигнуть возвышенной цели пусть боги сподобят меня!
Пускай повенчаются дети моих благородных друзей!
Пускай увенчаются благом заветные мысли мои!
Малати (про себя) . Как мне достичь блаженства, которое может принести лишь смерть?! Но даже она бежит от несчастных, молящих о ней!
Лавангика (в сторону) . Как огорчена моя любимая подруга всем этим, не зная, что это препятствие поможет достичь цели!
Входит служанка, держа в руках ларец с драгоценностями.
Служанка. Почтеннейшая, министр велит, чтобы Малати была наряжена перед очами божества в эти свадебные драгоценные наряды и украшения, посланные царем.
Камандаки. Ко времени пришло веление министра, и место вполне благоприятно. Покажи-ка нам, что это за наряды.
Служанка. Вот чоли[68] Чоли — короткая кофта. из белого шелка. А здесь красно-шафранная шелковая ткань, которая должна служить покрывалом. Вот разные украшения. Тут и жемчужное ожерелье, и сандаловое притиранье, венок из белого жасмина…
Камандаки (в сторону) . Вот уж полюбуется Мадаянтика Макарандой, когда он нарядится во все это! (Принимая вещи, громко.) Да будет так, как повелел министр!
Служанка. Как повелит почтеннейшая! (Уходит.)
Камандаки. А ты, Лавангика, ступай вместе с Малати в храм.
Лавангика. Где изволит быть почтеннейшая?
Камандаки. А я тем временем посмотрю, все ли драгоценности в нарядах положены по правилам.
Малати (про себя) . Вот и осталась я одна с моей Лавангикой.
Лавангика. Здесь вход в храм. Войдем в него.
Входят.
Макаранда (Мадхаве) . Давай укроемся за этою колонной и подождем, что будет.
Лавангика. Подруженька моя, вот притирания для тела, а вот цветочные гирлянды.
Малати. Ах, что мне в них?
Лавангика. Подруженька, матушка послала тебя сюда, чтобы ты поклонилась божеству ради благополучного начала свадебного обряда и чтобы счастье твое было совершенным.
Малати. Что же ты снова и снова меня, злосчастная, терзаешь? Ведь душу мне и так нестерпимо жжет все то, что случилось по злобной прихоти судьбы. Кто знает, что еще ужасное она готовит мне?
Лавангика. Что хочешь ты сказать?
Малати. А то, что скажет человек, чей удел в раздоре с желанием сердечным, которому не суждено сбыться.
Макаранда. Ты слышал, друг?
Мадхава. Я слышал, но сердце все еще в сомненьях!
Малати (обнимая Лавангику) . Истинная сестра моя, подруга милая, Лавангика, вот беззащитная твоя подруга, уже приготовившаяся к смерти, тебя обнимает, исполненная доверия, — ведь ты неустанно заботилась обо мне с самого дня моего рождения, — и молит тебя вот о чем. Если ты можешь мне помочь, то помни обо мне, когда смотреть ты будешь на радость приносящий лотос лица достойного Мадхавы, единственно достойное обиталище богини счастья и красоты. (Плачет.)
Мадхава. Друг Макаранда,
Как я счастлив! Услышал я слово целебное,
И цветок увядающий вновь распускается.
Эликсира волшебного сердце отведало,
Упивается жизнь моя новою радостью.
Малати. И сделай так, чтобы мечта всей моей жизни не мучилась из-за моей кончины ни телесной, ни душевной болью. И чтобы, когда меня не будет средь живых, он, помня обо мне и обо мне беседуя с друзьями, не прерывал бы долго свой земной путь. Когда ты мне окажешь такую милость, Малати будет навечно благодарна.
Макаранда. Увы, как горестно все это слышать!
Мадхава
Ах, как жалостно плачет газель безутешная!
И, такою тоскою в слезах очарованный,
Заблуждением тем же сраженный и нежностью,
Торжествуя, скорблю и в отчаянье радуюсь.
Лавангика. О госпожа, по ведь беды твои окончились! Ах, ты ничего не хочешь слушать!
Малати. Вижу я, что ты любишь не Малати, а только жизнь ее.
Лавангика. Вот глупости!
Малати (показывая на себя) . Ты говоришь мне все это, чтоб поддержать во мне надежду и жизнь, и — вновь и вновь проводишь меня сквозь вереницу мучений. А я хочу лишь одпого — раз совершила я преступленье против властителя моей души, позволив отдать себя другому, — я не должна, более жить! Прошу тебя — не мешай мне умереть. (Падает к ее ногам.)
Макаранда. Что может быть выше такой любви!
Лавангика делает Мадхаве знак приблизиться.
Макаранда. Спеши туда и встань вместо Лавангики.
Мадхава. Я так взволнован, что лишился сил.
Макаранда. Сама природа подает тебе знак приближения доброй удачи.
Мадхава осторожно становится вместо Лавангики.
Малати. О, согласись, подруга! Будь милостива ко мне!
Мадхава
Забудь, простодушная, замысел страшный,
Внушенный отчаяньем, к нашему счастью, пока не
свершенный!
Помедли, прекрасная, грех торопиться!
Разлука страшит, сокрушит она сердце мне вскоре.
Малати. Подружка, ты не отвергай мои моленья.
Мадхава
(радостно)
Что мне сказать, я не знаю.
Муки разлуки грозят мне.
Так поступай же как знаешь!
Только обнимемся прежде!
Малати (с облегчением) . Как благодарна я тебе! (Подымаясь.) Вот я обнимаю тебя, а увидеть твое лицо мешают слезы. (Обнимает, радостно.) Прикосновение тела твоего, упругого, словно маковка созревшего лотоса, доставляет мне прохладу. (Со слезами.) Но вот что ты еще скажи ему, как будто я сама, молитвенно сложив ладони и подняв их к своему лицу: "Не мне, злосчастной, насладиться вдоволь твоим лицом луноподобным, похищающим радость Лакшми — красоту расцветшего лотоса. Сердце мое, осаждаемое тщетными надеждами, было в постоянном страхе, что они так никогда и не сбудутся. Снова и снова испытывала я телесные страданья, ввергавшие моих подруг в безмерную тревогу. Едва переносила я бессмысленную цепь мучений от палящих лучей луны и губительного ветра с гор Малая. А ныне я полна отчаянья и горя!" Ты же, подруга моя, всегда должна обо мне вспоминать. А вот эту, сплетенную руками самого Мадхавы, гирлянду считан не отличимой от самой Малати и носи ее всегда на сердце. (Снимает гирлянду с шеи и одевает ее на Мадхаву, внезапно вздрагивает и стоит, дрожа от возбуждения.)
Мадхава (отвернувшись) . Хвала богам!
Услаждают меня эти груди упругие
Камфарою, сандалом, цветами целебными,
Жемчугами, снегами, волокнами лотоса,
Излучением лунного камня прохладного.
Малати (про себя) . Ой! Меня обманула Лавангика!
Мадхава. Ты знаешь лишь муку своего сердца и знать не хочешь терзаний другого!
Разве я не томился в недуге мучительном,
Не сгорал днем и ночью в губительном пламени,
Лишь в мечтах услаждаемый нашею близостью,
Лишь надеждами робкими вознаграждаемый?
Лавангика. Что ж, подружка, что заслужила, то и получила!
Калахамсака. Как все сошлось прекрасно в этом месте!
Макаранда. Все так, как рассказал мой друг.
День-деньской повторял он с тоской: "Незабвенная!"
Сокровенная боль — провозвестница радости.
Нитью свадебной руку повяжут [69] Нитью свадебной руку повяжут… — На левую руку жениха повязывают в знак пожелания счастья шерстяную нитку. влюбленному.
Исцеленному благо: надежды сбываются!
Лавангика. Великодушная, вот перед тобой человек, который в душе своей не против, чтобы ты сама его избрала. Что же ты медлишь и не повязываешь ему свадебную нить?
Малати. Ай, мне кажется, она советует сделать что-то, недостойное честных девушек!
Камандаки (входя) . Что, робкая, с тобой?
Малати, дрожа от волнения, обнимает Камандаки.
(Подняв ее за подбородок.) Милая,
Однажды тебя увидал он, и ты увидала его.
Потом, как цветок, увядал он, и ты увядала в слезах.
Теперь не стыдись! Наконец, во взаимном влеченье сердец
Нам явлен творец: торжествующий Мадана вознагражден.
Лавангика. Почтеннейшая, а ведь он и есть тот отчаянный, что бродил по кладбищу в четырнадцатую ночь темной половины месяца, тот самый, что предотвратил гнусное и ужасное злодейство свирепого нечестивца и сразил его в схватке. Поэтому, верно, моя подруга трепещет от страха!
Макаранда (про себя) . Отлично, Лавангика, прекрасно! Воистину, вот случай, связавший воедино и великую любовь, и великий долг!
Малати. О мой отец! О матушка моя!
Камандаки. Любезный Мадхава!
Мадхава. Повелевай!
Камандаки. Вот Малати, единственная дочь министра Бхуривасу, у которого ногти больших пальцев ног отполированы до блеска цветочной пыльцою из плетепиц, украшающих горделивые головы подвластных правителей. Творец, любящий соединять достойное с достойным, Манматха, и я тебе вручаем ее, любимое сокровище Бхуривасу. (Плачет.)
Макаранда. Так нас вознаградила милость почтеннейшей!
Мадхава. Но по какой причине святая плачет?
Камандаки (вытирая глаза полой рясы) . Хотела я достойному почтительно сказать…
Мадхава. Скорее — повелеть.
Камандаки
Природа твоя такова, что нежней год от года
Ты будешь любить, потому что душа не забыла
Ни прежнего пыла, ни страсти: когда почитаешь
Меня, как тебе подобает, над нею ты сжалься!
(Хочет склониться перед ним.)
Мадхава (удерживая ее) . О, привязанность ее к Малати столь сильна, что заставляет переступить пределы!
Макаранда. Почтеннейшая,
И прекрасна она и знатна, благонравная!
Так она привлекательна, так добродетельна,
Что, питомицей милой своей очарована,
Умолять за нее не преминет наставница.
Камандаки. Дорогой Мадхава!
Мадхава. Повелевай!
Камандаки. Возьми ее!
Мадхава. Она моя!
Камандаки. Милый Мадхава, дорогая доченька Малати!
Мадхава. Повелевай!
Малати. Повели, почтеннейшая!
Камандаки
Нет на свете богатства желаннее,
Нет на свете родства неразрывнее,
Нет на свете союза надежнее,
Нет содружества крепче супружества.
Макаранда. Истинно так.
Лавангика. Все так, как повелит почтеннейшая.
Камандаки. Сынок Макаранда, надень-ка ты венчальные наряды, присланные для Малати, и отправляйся замуж. (Передает ему ларец с украшениями.)
Макаранда. Как повелит почтеннейшая! Пойду за этот цветастый занавес и облачусь в венчальные наряды. (Уходит, как сказал.)
Мадхава. Почтеннейшая, ведь легко случится, что мой друг попадет в ненужную беду!
Камандаки. А ты кто такой, что вмешиваешься в это дело?
Мадхава. Но ведь почтеннейшая меня знает!
Макаранда (входит, улыбаясь) . Мой друг, я — Малати.
(Все смотрят на него с изумлением и любопытством.)
Мадхава (обняв Макаранду, со смехом) . Воистину, Нандана благословен, что хоть на мгновенье полюбит всей душой такую прелестную подругу.
Камандаки. Малати и Мадхава, дорогие дети мои, оставьте это место, ступайте вдоль аллеи. Там, за длинным прудом, есть сад — в нем все Авалокита приготовила для свершения свадебного обряда.
И пускай защитит вас живая ограда укромного сада,
Где земные дары, так что птицы небесные словно хмельные,
Где в таком изобилье плоды, что деревьям нельзя не сгибаться,
Потому что в придачу к лианам на пальмах арековых бетель.
А как туда придете, то подождите, пока не появятся Макаранда с Мадаянтикой.
Мадхава (радостно) . Один успех увенчает другой.
Калахамсака. Ну, коль судьба захочет, то все так с нами и приключится.
Камандаки. Да разве можно в этом сомневаться?
Лавангика. Слушаюсь и повинуюсь.
Камандаки. Мой сын Макаранда, доченька Лавангика, теперь мы отсюда уходим.
Малати. Подружка, ты меня покидаешь?
Лавангика (смеясь) . Теперь не следует нам здесь оставаться.
Уходят Камандаки, Лавангика и Макаранда.
Мадхава. А теперь,
Словно слои изнуренный, срывающий в озере
Красный лотос, до корня покрытый ворсинками,
Взял я руку желанную, благоуханную,
Словно пальцы — тычинки сладчайшего лотоса.
Уходят все.
Так кончается шестое действие, называющееся "Тайная свадьба".
Буддхаракшита в правешаке к седьмому действию с восторгом рассказывает, как ловко Макаранда изобразил во время свадебного обряда Малати и как домогательства Нанданы, распаленного страстью и спешившего осуществить права супруга, были решительно отвергнуты Макарандой. Тогда Нандана, заикаясь от ярости, с глазами, готовыми вылезти от досады, поклялся, что больше ничего не пожелает от своевольной девчонки, и ушел на свою половину дворца. Сама же Буддхаракшита спешит привести к Макаранде Мадаянтику.
Макаранда в наряде Малати и Лавангика обсуждают, как развивается замысел Камандаки. Слышны шаги — это идут Буддхаракшита и Мадаянтика, которой пока не известно, что под нарядами Малати скрыт Макаранда, Мадаянтика собирается отругать подругу за ее грубое обращение с Нанданой. Лавангика и Буддхаракшита в беседе искусно возлагают вину на него, но Мадаянтика с горячностью защищает брата, говоря, что даже если он и был обидчиком, то виновата в этом сама Малати, чрезмерно много говорившая о своей любви к Мадхаве.
Лавангика и Буддхаракшита ловко переводят разговор на Макаранду, вынуждают Мадаянтику признаться в том, что она влюблена в Макаранду, и подготавливают ее к тому, чтобы она согласилась на брак с ним по обычаю гандхарвов. Когда Макаранда слышит из ее уст слова, подтверждающие, что она готова ради него на все, он сбрасывает наряды Малати, появляется перед Мадаянтикой в своем настоящем виде и, взяв ее за руку, ласково говорит с ней. Лавангика предлагает им поспешить под покровом ночи туда, где скрываются Малати и Мадхава. Все покидают дворец Нанданы потайным ходом и спешат в обитель Камандаки.
Восьмое действие происходит в роще около обители. Оно открывается правешакой всего лишь из одной краткой реплики Авалокиты: "Я поклонилась почтеннейшей, которая вернулась из дворца Нанданы. Теперь пойду-ка я к Малати и Мадхаве — вот они сидят на камне на берегу пруда, после того как совершили омовенье после столь жаркого дня. Поспешу к ним". И тогда после слов Мадхавы, обращенных к Малати, при свете луны начинается само действие. Авалокита шутливо упрекает Малати за ее нерешительность в отсутствие Мадхавы. Но разговор обращается к судьбе Макаранды и Мадаянтики, и Мадхава выражает сомнение в успехе предприятия Буддхаракшиты. Авалокита рассеивает его сомнения и спрашивает, какую награду он дал бы за известие о том, что Мадаянтика выиграла.
Тем временем слышатся шаги, и появляются Буддхаракшита, Лавангика и Мадаянтика, сопровождаемые Калахамсакой. Они в смятении — во время бегства своего они столкнулись с городской стражей, и безоружный Макаранда вступил в схватку со стражниками. Мадхава бросается вместе с Калахамсакой на помощь другу. Малати посылает Авалокиту и Буддхаракшиту к Камандаки уведомить о схватке Макаранды со стражниками, а Лавангику — вслед Мадхаве с наказом, чтоб был он в схватке осторожней.
Когда же Малати остается одна с Мадаянтикой, влетает Капалакундала, хватает Малати и улетает с ней на гору Шрипарвата с тем, чтобы предать ее жестокой смерти и тем самым отомстить за Агхорагханту. Является Калахамсака, полный восторга от успешного исхода схватки и от разумности царя, вознаградившего Макаранду и Мадхаву за доблесть. Вслед за слугой приходят и оба героя, собирающиеся сами рассказать возлюбленным о случившемся. Они находят Авалокиту и Лавангику в тщетных поисках Малати, а те ничего не могут ответить. Макаранда предполагает, что Малати могла пойти в храм Камы, и все, полные недобрых предчувствий, отправляются туда.
Пространный монолог Саудамини, прилетевшей, чтобы успокоить Мадхаву относительно судьбы Малати, составляет вишкхамбаку, предваряющую девятое действие. Она, ученица Камандаки, прилетела в Падмавати с горы Срипарвата для того, чтобы все поставить на свое место. Но монолог ее посвящен лишь описанию красот окрестностей Падмавати.
Она уходит, и на сцене снова Мадхава и Макаранда. Мадхава скорбит по исчезнувшей Малати, а Макаранда пытается отвлечь его. Но печальная красота природы во время сезона дождей столь безмерно усиливает скорбь Мадхавы, что он от горя теряет сознание. Макаранда разражается над ним горестными рыданиями, а тем временем его друг приходит в себя. Но, кажется, у него помутился разум — в отчаянии он обращается к облаку с мольбой, что если тому придется встретиться с Малати, то пусть оно ее успокоит и расскажет, в каком горестном состоянии он, Мадхава, находится. Ему чудится облик ее, мелькающий в чаще леса, он молит павлинов, кукушек, обезьян, слонов и всех, кого только видит, рассказать что-нибудь о ней, наконец, молит Макаранду, приняв его за Малати, об объятиях и снова теряет сознание.
Горестно оплакивает Макаранда судьбу друга и сам готов броситься в воды Паталавати. Внезапно перед ними является Саудамини и удерживает его, сообщая, что Малати невредима и что у нее есть дар для Мадхавы. Саудамини и Макаранда спешат спасти Мадхаву; он приходит в себя и снова начинает спрашивать ветер о вестях о Малати, а Саудамини бросает ему в руки гирлянду, сплетенную из цветов бакулы. После этого Саудамини улетает, взяв с собой Мадхаву, а Макаранда спешит найти Камандаки, чтобы сообщить ей счастливые вести.
Действие десятое
Входят Камандаки, Мадаянтика и Лавангика.
Камандаки (рыдая) . Где ты, где ты, дитя мое Малати? О, молви мне, украшавшая мои колени,
Где же, где же теперь твои детские шалости,
Каждой малости сладостный смысл даровавшие?
Где же, где же, разумница, голос твой слышится?
Тяжко дышится мне; как в огне, убиваюсь я.
Ах, доченька,
Помню лик твой младенческий, нежный бутон,
Помню первые зубки твои, лепестки,
Расцветавшие радостно в первых улыбках;
Помню слезы твои, помню лепет невнятный.
Мадаянтика и Лавангика (горестно) . Подружка, красавица, с лицом, подобным радостной луне, куда ты скрылась? Какая прихоть злой судьбы похитила тебя, чье тело нежно, точно цветок шириши? Какое, достойный Мадхава, тебя постигло горе! Весь мир так радовался твоему торжеству, а ныне он погрузился в безысходную печаль!
Камандаки (с еще большим горем) . Ах, дорогие дети!
Союз ваш блаженный, такой совершенный,
Любовь заключила; однако счастливых судьба
разлучила
Незримым своим, нестерпимым ударом,
Как ветер лиану и дерево вмиг разлучает.
Лавангика (в отчаянии) . Как ты жестоко, проклятое сердце! Ты, видно, из железа! (Бьет себя в грудь и падает навзничь.)
Мадаянтика. Лавангика, подруга дорогая, молю тебя, успокойся хоть на мгновенье.
Лавангика. Что мне поделать, подруженька? Не оставляет меня жизнь, словно приклеена ко мне каким-то железным клеем!
Камандаки. О нежная Малати, от самого рождения Лавангика была тебе милой подругой. Что же не сжалишься ты над ней, несчастной, готовой расстаться с жизнью?
Брошена в мире тобою,
Меркнет подруга, мрачнеет,
Словно бессильный светильник,
Брошенный собственным светом.
Зачем, счастливица, ты меня покинула? Ведь в тепле моих объятий, укрытая полою моей рясы, ты росла и хорошела!
Отнимали от груди тебя; ты была словно куколка;
Я с тобою играла, тебя воспитала, взлелеяла,
Обучила тебя, обручила тебя я с достойнейшим.
Больше матери было бы должно любить меня
Малати.
Богиня дерева. Гиараспур. IX–X в.
(В отчаянии.) О луноликая, судьба отвернулась от меня, и я совсем утратила надежду
Увидать у тебя на руках твоего первородного
Ненаглядного сына, сосущего грудь материнскую;
Видеть, как он смеется, когда на младенческом
темени
Зерна белой горчицы, отборные, чтобы не сглазили.
Лавангика. Прости, почтеннейшая. Невыносимо бремя жизни, единственное мне утешенье — броситься со скалы[70] …броситься со скалы. — Самоубийство с религиозной целью издавна практиковалось в Индии, причем способы могли быть избраны самые различные. Если оно совершалось на каком-то святом месте, то и сам акт самоубийства приобретал особо добродетельный смысл. В данном случав если отец Малати решился броситься в огонь, который священен сам по себе, то Камандаки и подруги Малати решаются броситься с горы, которую омывает священная река Мадхумати.. Благослови меня, святая, чтобы в другом рождении мне было суждено встретиться с милой подругой!
Камандаки. Нет, нет, Лавангика. И я не стану жить в разлуке с Малати. Одна и та же боль терзает нас. И, знаешь,
Если в грядущих рожденьях
Карма друзей разлучает,
Все же кончина — причина
Нашего освобождения.
Лавангика. Как изволишь повелеть!
Камандаки (глядя с сожалением) . Милая Мадаянтика.
Мадаянтика. Что повелишь своей служанке? Я слушаю.
Лавангика. Смилуйся, подруга, не убивай себя. Помни о своем любимом.
Мадаянтика (гневно) . Не хочу тебя слушать!
Камандаки. Увы, она решилась тоже.
Мадаянтика (про себя) . Властитель мой Макаранда! Слава, слава тебе!
Лавангика. Почтеннейшая, вон видна вершина горы, обвитой священным течением вод Мадхумати.
Камандаки. Все решено. Не будем медлить.
Все жаждут броситься с горы.
Голоса за сценой. Чудо! Чудо!
Мгновенная молния мрак пронизала мгновенный.
В таком озаренье утратили зрители зренье.
Воистину так! Это воля великой ведуньи,
Искусно владеющей вечными тайнами йоги.
Камандаки (всматриваясь, с удивлением и восторгом) . Что это?! Мой милый сын здесь!
Макаранда (входя) . Может ли быть иначе? Ведь здесь во всем величии великая мастерица йоги!
Голос за сценой
Услыхав, что пропала прекрасная Малати,
Сокрушенный, отчаяньем обуреваемый,
Бхуривасу в огонь вознамерился броситься
И, взыскуя погибели, в храм направляется.
Мадаянтика и Лавангика. Едва открылось нам, что мы сможем встретиться с Малати и Мадхавой, и вот новая беда!
Камандаки и Макаранда. О, радость! О, горе! Как странно!
Несчастью сегодня сопутствует счастье.
Дождь маслом сандаловым раны кропит и слепит нас
мечами.
Из ясного неба невиданный ливень:
Амрита целебная смешана с ядом смертельным.
Сварила судьба небывалое зелье,
В котором веселье и горькая скорбь: не без яда
отрада;
И солнечный свет с темнотою густою,
И вместе с луною гроза, предваренная громом [71] И солнечный свет с темнотою густою, //И вместе с луною гроза, //предваренная громом. — В этих противопоставлениях содержатся намеки на некоторые мифы. См., например, в "Словаре" — "Амрита"..
Голос за сценой. Остановись, отец, остановись! О! Я так жажду узреть твое лицо! Смилуйся! Верни меня к жизни! Как?! Из-за меня ты бросаешься в огонь, ты, единственный благодатный светоч рода, ты, чья слава безупречна во всем подлунном мире?! Опять, без жалости и без стыда, покидаешь меня?!
Камандаки. Ах, Малати, милая,
Судьба спохватилась: ты здесь очутилась,
Однако другая беда налетела, грозя и пугая.
Неистовый, так появляется Раху
И в гневе глотает луну беззащитную в небе.
Другие. О милая подруга!
Появляется Мадхава, неся на руках Малати, потерявшую сознание.
Мадхава. Вот горестный удел!
Горе сменяется горем;
Вновь угрожает ей горе,
И неужели удара
Предотвратить невозможно?
Макаранда. А где же, друг, та йогини?
Мадхава
С высот Шрипарваты я быстро спускался.
Нес Малати я на руках, окрыленный, в стране
отдаленной.
Отшельник меня дружелюбно приветил,
И я не заметил, как йогини мудрая скрылась.
Камандаки и Макаранда (просительно, в пространство) . О достойная, спаси нас еще раз! Зачем ты исчезла?
Лавангика и Мадаянтика. О милая подружка Малати, к тебе взываю, тебя молю! (С мольбой.) Спаси, почтеннейшая! Давно уже она не дышит, и сердце перестало биться. О достойный Бхуривасу! О прекрасная Малати! Вы стали причиной смерти друг друга.
Камандаки. О дитя мое, Малати!
Мадхава. Увы, любовь моя!
Все впадают в печальное молчанье, затем приходят в себя.
Камандаки (взглянув вверх) . Что случилось? Словно поток воды пролился на нас с небес, чистых от дождевых туч, и освежил нас!
Мадхава (со вздохом облегченья) . Малати приходит в себя —
Грудь колыхнулась, дыханье вернулось, и сердце забилось;
Пусть не очнулась, очнется; безжизненный сумрак покинул
Дивное это лицо, так что скоро сиянье вернется:
Вновь на заре встрепенется, сияя, воскреснувший лотос.
Голос за сценой
Не внимая смиренной царевой мольбе,
Бхуривасу в огне пожелал умереть;
К счастью, внял напоследок он все-таки мне
И теперь в изумлении возликовал.
Мадхава и Макаранда (глядя вверх, радостно) . Возрадуйся, почтеннейшая!
Ведунья спускается к нам с небосвода,
Летит, облака рассекая, откуда целительным ливнем
На нас низвергаются дивные речи
Целительней, благостней, сладостней влаги небесной.
Камандаки (радостно) . Нас осенило счастье!
Малати. Как хорошо, что снова я живу!
Камандаки (плача от радости) . Приди ко мне, родная!
Малати. Как? Почтеннейшая здесь?! (С этими словами падает в ноги Камандаки.)
Камандаки (подымает и обнимает Малати, затем целует в голову)
Долгий век проживи, в детях жизнь продли!
Осчастливь ты своих, детям жизнь даруй!
Жизнь даруешь ты мне за мою любовь,
Снегом плоти твоей усладив меня.
Мадхава. Макаранда, друг, теперь и Мадхаве стоит жить!
Макаранда (радостно) . Воистину так!
Мадаянтика и Лавангика (друг другу) . Подруга дорогая, та, чей облик превзошел то, что в сердце живет, может быть, и нас почтит объятьем?
Малати. Подружки милые! (Обнимает обеих.)
Камандаки. Но объясните мне, сыновья мои, что же случилось?
Мадхава и Макаранда. Почтеннейшая,
Капалакундала в гневе
Гибелью нам угрожала.
Лишь Саудамипи мудрой
Мы спасены, без сомненья.
Камандаки. Как все это таилось, словно колос в зерне, в убиении Агхорагханты!
Мадаянтика и Лавангика. О, чудо! Судьба, прежде чрезмерно жестокая, ныне стала благосклонной.
Входит Саудамини.
Саудамини (приближаясь) . Достойная Камандаки, прими поклон от твоей давней подруги.
Камандаки. О добрая Саудамини!
Мадхава и Макаранда (удивленно) . Так, значит, Саудамини училась вместе с почтеннейшей! Теперь все становится ясным!
Камандаки
Подойди, подойди ты ко мне, благодатная!
Сколько жизней спасла ты своей добродетелью!
Нет, не кланяйся, милая! Лучше обнимемся!
Услади меня ласковым прикосновением!
К тому же:
Это ты поклоненья достойна, премудрая!
Разве ты не возвысилась над бодхисаттвами [72] Бодхисаттва. — В буддизме — человек, достигший высочайших добродетелей ради спасения всех существ?
Совершенная, разве в себе не взрастила ты
Плодоносное дерево, дерево дивное?
Мадаянтика и Лавангика. Вот благородная Саудамини!
Малати. Конечно же! Такова Саудамини — ведь она, достойная подруга почтеннейшей, сумела одолеть Капалакундалу и, укрыв меня в своем жилище, утешила меня так, как сама почтеннейшая! А как она вовремя бросила гирлянду из цветов бакулы, вас всех уберегла от смерти!
Мадаянтика и Лавангика. Мы очень благодарны нашей младшей наставнице!
Мадхава и Макаранда. Как не дивиться!
Камень волшебный причудлив:
Требует он заклинаний.
Йогини чудом спасала
Нас безо всяких молений.
Саудамини (про себя) . От этих неумеренных похвал мне стыдно! (Громко.) Почтеннейшая, вот здесь послание от повелителя Падмавати, подкрепленное согласием переполненного радостью Нанданы, написанное в присутствии Бхуривасу и посланное царем Мадхаве, да живет он вечно! (Вручает послание.)
Камандаки (берет послание и читает) . "Да будет вам всем благо! Верховный повелитель уведомляет, что,
Благосклонствуя ныне тебе, благородный наш,
благословенный,
Добродетельный, доблестный, великодушный и верный
избранник,
Твоему дорогому, достойному другу навек мы даруем
Мадаянтику, чье драгоценное сердце давно покорил он".
(Обращаясь к Мадхаве.) Слушай, слушай, сынок!
Мадхава. Я выслушал, и всем доволен я и за все благодарен.
Малати. Вот, наконец, и из моей души вырван дротик недовольства!
Лавангика. Теперь уж без остатка все желанья достойных Мадхавы и Малати исполнились.
Макаранда (всматриваясь) . Там, кажется, показались Авалокита и Буддхаракшита, а вместе с ними Калахамсака. Увидев нас, они исполнились восторга и, приплясывая от радости, идут сюда.
Затем появляются Авалокита, Буддхаракшита и Калахамсака.
Все трое (приплясывая, приближаются к Камандаки и делают поклон) . Победа почтеннейшей, сокровищнице деяний! (То же перед Мадхавой.) Победа тебе, Мадхава, благодетелю Макаранда, светлый месяц! Да сопутствует тебе удача!
Лавангика. Верно, верно! Разве была когда-нибудь и по какому-нибудь еще поводу представлена столь занимательная, столь преисполненная чудесами и увлекательная пракарана?
Саудамини. Она еще более увлекательна потому, что в ней исполнилось давно задуманное желанье министров Бхуривасу и Девараты соединить своих детей узами брака.
Малати (про себя) . Как же это?
Мадхава и Макаранда (с любопытством) . Как же, почтеннейшая, слова благородной противоречат тому, что случилось с нами.
Лавангика (в сторону) . Что же она ответит?
Камандаки (про себя) . Теперь уж благодаря тому, что с помощью Мадаянтики мы уговорили Нандану, все препятствия устранены. (Вслух.) Дети мои, события шли положенным путем, и нету здесь противоречий. Еще когда учились мы, то в присутствии моем и Саудамини они решили: "Мы клянемся, что станем родными в наших детях". Главная же причина всех осложнений — гнев царя — теперь устранена.
Малати. О, вот в чем причина!
Макаранда и Мадхава (удивленно) . Побеждают великие, те, кто замысел скрывают и приводят его к успеху!
Камандаки. Дети!
Ваш союз, ожидаемый мною давно, столь желаемый мною,
Наконец-то теперь заключен; мне судьба воздает по
заслугам.
С Мадаянтикой друг обручен, преуспели мои ученицы.
Счастлив Нандана, рад государь. Не сбываются разве
желанья?
Мадхава (радостно, с поклоном) . Воистину, почтеннейшая, я вполне счастлив. А все же по милости твоей
Пусть вовеки не ведают бедствий и горестей добрые люди!
И пускай государи царят на земле, соблюдая законы!
И пускай проливается дождь плодородным полям на потребу!
И пускай, окруженный своими навек, человек торжествует!
Так кончена пракарана "Малати и Мадхава".
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления