Онлайн чтение книги
Классическая драма Востока
Неизвестный автор. Убить собаку, чтобы образумить мужа
Пролог
Входит "чунмо" в роли Суня и "дань" в роли его жены Ян Мэй-сян.
Сунь. Моя фамилия Сунь, а имени два: Жуй и Сяо-сянь. Род мой из Нанкина. Наш дом стоит как раз за Земляной улицей. Жена из семейства Ян. Есть еще младший брат, подросток. Его зовут Сунь Чун-эр. Но, скажу вам, хоть он мне и родной, — плоть от плоти, кровь от крови, — глаза бы мои на него не глядели! Сегодня у меня день рождения. Ты, супруга моя, приготовила добрый праздничный стол, и барана зарезали и поросенка. Да вот беда: гостей нет как нет! Зато Лю Лун-цин и Ху Цзы-чжуань, два моих задушевных друга, — уже, наверно, пришли. Жена, встреть их да пригласи в дом выпить по чарке вина долголетия. Поди, поди к воротам: они уж наверняка здесь и ждут приглашения…
Ян Мэй-сян. Эх, юаньвай! Младшего братца своего Сунь Чун-эра ты презираешь, а к этим прохвостам так и льнешь душою… Прогнал из дома мальчишку, родного, из твоей же семьи!
Появляются два "цзина" в ролях Лю Лун-цина и Ху Цзы-чжуаня.
Лю Лун-цин
(говорит нараспев)
Хозяйствовать я вовсе не привык,
Зато в трудах вседневных мой язык:
То здесь, то там болтает без умолку,
Доверчивых людей сбивает с толку.
Право же, нет для меня другого такого золотого человека, как этот пьяница Сунь. Меня-то самого зовут Лю Лун-цином, а вот его, названого моего братца, — Ху Цзы-чжуанем. Сегодня день рождения юаньвая, а денег у нас, у горемычных, ну ни гроша. Идем мы в винную лавку, пьем полбутылки в долг — мало! Как быть?! Налили в бутылку воды. Сейчас придем отдавать поклон юаньваю и как бы нечаянно уроним бутылку. Тут он, конечно, вытащит деньги и попросит нас сходить за вином. Мы, само собой, исполним его просьбу, а в итоге юаньвай расплатится за прошлую выпивку и даст денег на предстоящую!
Ху Цзы-чжуань. Ваша правда, братец. Могу только следовать вашим намерениям.
Лю Лун-цин (заметив появившуюся Ян Мэй-сян) . Почтенная хозяйка! Дома ли наш старший брат, юаньвай? Два его младшие братца принесли бутылочку вина, дабы пожелать ему сегодня долголетия…
Ян Мэй-сян. Ну вот и дождались! Принимай, юаньвай, подношения — мясо и вино!
Сунь. Что ты говоришь, жена? Оба мои братца люди бедные, безденежные. Где им взять мяса и вина?! Почтительно позови их в дом, да пусть присаживаются к столу.
Лю и Ху. Смиренно поздравляем старшего брата с днем рождения! Сожалеем, что нет у нас достойного подарка. Можем лишь преподнести вам ничтожную бутылку слабого, молодого вина и пожелать долголетия! Уж вы не посетуйте на нас, старший брат!
Сунь. Братцы мои! Даже капля воды, подаренная вами от чистого сердца, для меня драгоценна. Вот вы преподнесли мне вино, но ведь если бы вы пришли и без него, а лишь с выражением своих братских чувств, — и то было бы довольно! А теперь прошу со мной к столу!
Лю Лун-цин, отдавая низкий поклон, роняет бутылку.
Лю Лун-цин. Ай-ай-ай! Единственная несчастная бутылка — и ту опрокинул! Ах, горе, ах, несчастье!
Xу Цзы-чжуань. Придется нам, видно, снова пройтись в винную лавку…
Сунь. Нет, нет. Ни в коем случае. Или у меня в доме не найдется доброго вина? Жена! Приноси нам вина!
Лю Лун-цин. О добрый Сунь! А вот мы, жалкие, такого скромного подношения не сумели донести в целости.
Ян Мэй-сян приносит вино.
Ян Мэй-сян. Эти двое заявились, а младшего брата мужа моего Суня все еще нет…
Входит "чжэнмо" в роли Сунь Чун-эра.
Сунь Чун-эр. Меня зовут Сунь Хуа, а дома называли Чун-эром. Отец и мать умерли, когда я был малолетком, и жил я у своего старшего брата и у сестрицы, его жены… Сестрица моя добродетельна и мудра, а вот брат Сунь Старший поверил наветам двух сплетников и лишил меня своего крова, и теперь я поселился в южном предместье, в заброшенной гончарной… Боюсь брату на глаза показаться — тут же начинает меня бранить, а то и прибьет. Сегодня у него день рождения. Мне, бедняку, нечего принести ему в подарок. Все, что я могу, — это не забыть о своем родственном долге отдать низкие поклоны брату и сестрице… Поэтому я и пришел к воротам дома. (Замечает Ян Мэй-сян.) Это я, почтенная сестрица!
Ян Мэй-сян. Наконец-то пожаловал, младший брат! Известные тебе проходимцы уже давным-давно пожаловали, а тебя все нет!
Сунь Чун-эр входит в дом.
Лю и Ху. А! Сунь Младший тоже пришел! Принимайте его приношения!
Сунь. Ну, Сунь Младший, коли уж ты пришел ко мне в день моего рождения, значит, принес подарки? Где твои мясо и вино?
Сунь Чун-эр. Ты же знаешь, что твой младший брат в бедности и холоде влачит свои дни. Где я достану мясо и вино?! Могу лишь низко поклониться старшему брату да старшей моей сестрице…
Сунь. А мне-то что с того, что ты низко поклонишься нам? Разве от твоих поклонов я буду сыт? Разве я от них буду пьян? Ах, как я поражен твоим благородством! А дело-то простое! Ты явился сюда для того только, чтобы вывести меня из терпенья! (Бьет Сунь Чун-эра.)
Сунь Чун-эр. Я никогда не говорил тебе дерзостей… За что же ты меня бьешь?
Сунь. А за то, что ты приблудный! За то, что ты шалопай, забывший о своем жизненном долге!
Сунь Чун-эр. Старший брат! Ты бьешь своего младшего брата! Но знай, Небо все видит!
(Поет.)
На мотив "Любуюсь цветами" в тональности "сяньлюй"
Бесчестного ль, бездельника ль,
Спесивца иль упрямца,
Кто воду баламутит,
Кто ветер поднимает —
Всех Небо различает…
Их не одни соседи,
Их вся округа знает!
Сунь. Ты чванишься своими высокими мыслями и презираешь родню, хоть и называешь себя младшим моим братом. Да ты, баламут, только того и стоишь, чтобы я тебя колотил.
Сунь Чун-эр
(поет)
На тот же мотив
Опомнись, старший брат!
В ком видишь баламута?
И поступать со мной
Зачем тебе столь круто?
На мотив "Одинокий"
От посторонних тут и там
не трудно услыхать,
Как домом нашим и добром
ты завладел один.
Но звал ты матерью, отцом
моих отца и мать.
И пусть ты первенец у них,
я, младший, — тоже сын!
Однажды я слышал, как люди на улице толковали, что Старший Сунь и я так похожи, словно были оттиснуты одной и той же печатью.
Лю и Xу. Вот еще! Как можно равнять одной печатью тебя, ничтожного, и нашего старшего брата, юаньвая!
Сунь Чун-эр
(поет)
На тот же мотив
Равняться с братом не могу.
Он так со мной жесток.
Нет, защититься от него
Ничем бы я не мог!
(Уходит.)
Сунь. Не обижайтесь, братцы мои…
Лю и Ху пьют вино.
Лю и Ху. Мы, наверно, уже прискучили нашему старшему брату. Мы уходим. Всенепременно и вскоре отблагодарим вас за все!
(Уходят.)
Ян Мэй-сян. Юаньвай! Завтра день поминовения предков. Я соберу жертвенную утварь, приглашу младшего братца, и мы все вместе отправимся к могилам…
Ян Мэй-сян и Сунь уходят.
Действие первое
На сцене Лю Лун-цин и Ху Цзы-чжуань.
Лю и Xу
(говорят нараспев)
Вчера мы день рожденья отмечали,
К могилам предков нынче нас позвали.
Как тени, мы, два названые братца,
Не будем с юаньваем расставаться.
Сегодня Сунь пригласил нас на могилы своих предков. Надо бы пойти и встретить его.
Лю и Ху встречаются с Сунем.
Сунь. Наконец-то пришли мои братцы! (Расставляет жертвенную утварь.)
Лю и Xу. Пусть отныне ваши предки будут и нашими предками. Давайте же все вместе и отдадим им поклоны! (Кланяются.)
Сунь. А теперь, когда мы совершили обряд поминовения предков, прошу вас, братцы, осушить чарки…
Пьют вино.
Ян Мэй-сян. У моего юньвая словно помутился разум! Он вынудил родного младшего брата жить отдельно от семьи, терпеть голод и холод. А сегодня, когда собрались на могилы предков, не захотел подождать его подольше. Думаю, усопшие родители под землей обеспокоены, видя, руками каких двух пройдох был совершен ритуал их поминовения. А ведь этим прощелыгам только и нужно, что напиться!.. Все глаза проглядела: что же не приходит Сунь Младший?
На сцене появляется Сунь Чун-эр.
Сунь Чун-эр. Я — Сунь Чун-эр. Пришел сюда, к могилам, с жертвенными деньгами и бутылочкой вина. Сегодня сто пятидесятый день поминовения предков — Праздник Чистоты и Света[158] Праздник Чистоты и Света — Цинмин, праздновался весной, в третьем месяце по лунному календарю. В этот день посещали могилы родственников и совершали жертвоприношения.… Остановлюсь здесь, около могилы родителей… (Ставит вино на землю.) А теперь в дар усопшим сожгу эти жертвенные бумажные деньги. Чтобы они жили там у себя спокойно и беззаботно! Древние люди говорили: совершай обряд при жизни родителей, совершай обряд при погребении их в могилу и впредь совершай обряд, поминая их… Я, Сунь Чун-эр, беден и несчастен, поэтому не в силах был подготовить достойных приношений. Со мной всего лишь вот эта бутылка вина. О, не корите, не упрекайте вашего сына, Сунь Чун-эра!
(Поет.)
На мотив "Алые губы" в тональности "сяньлюй"
С тех пор как лишился матери
и не стало отца,
Заботы о пропитании
гнетут меня без конца.
Не о богатстве думаю,
мне заиметь бы грош…
Шаришь вокруг да около
и — ничего не найдешь.
На мотив "Замутивший реку дракон"
Нельзя назвать семейство Сунь
безденежным иль бедным,
Но серебро течет в карман
двум жуликам зловредным.
Я жил в родительском дому, —
но злою волей брата
Ищу ночлег на стороне
и все бегу куда-то.
В гончарню старую прогнал
меня мой брат суровый.
Там голод, холод я познал —
и нищеты оковы.
А люди говорят: провел
старшой меньшого ловко,
Сам крышу прочную обрел,
а младший брат — циновку…
Однако, братством дорожа, —
родства не забывая,
Из-за такого дележа
вражду не раздуваю.
В единокровье рождены,
как день и ночь мы вроде:
Сияет солнце — нет луны
в тот час на небосводе.
Ян Мэй-сян. Младший братец, наконец-то и ты пришел к могиле!
Сунь Чун-эр. Не гневайтесь, сестрица, — винюсь, что пришел позже вас…
Ян Мэй-сян. Старший брат ждал тебя и, не дождавшись, совершил обряд. Ну, что же ты задержался?
Сунь Чун-эр. Сестрица! Старший брат ни за что ни про что побил меня в день своего рождения, и теперь я боюсь встречаться с ним. Как бы снова не поколотил.
Ян Мэй-сян. Не обижайся и не бойся, братец мой! Подойди ко мне да выпей винца. Ты же совсем продрог в своей бедной одежонке.
Сунь. А! Этот деревенщина тоже явился! Вот бродяга несносный!
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Полевой сверчок"
Бранится старший брат,
зовет меня бродягой.
Я сам бродить не рад:
в скитаниях ли благо!
Искать бы я не стал
на стороне приюта,
Когда б не поступал
со мною брат столь круто.
Я сам теперь истец,
сам пред собой в ответе.
О, если б жил отец
и мать жила на свете!
Почтенная Мэй-сян,
к чему мне жить изгоем
И вечно слушать брань
да счет вести побоям!
Сунь. Ты пришел сюда, чтобы встретиться со мной. Но какое родство может быть между нами?
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
Коли ты брата посчитал
всего лишь за бродягу,
Зачем же у могилы ждал
Ты все-таки беднягу?
Сунь. Только затем и ждал, чтобы наподдать тебе как следует!
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Радость Поднебесной"
Зачем человеком,
который по крови всех ближе,
Я так бессердечно
обруган, отвергнут, унижен?
Сестрица! Я не могу приблизиться к вам, — боюсь, старший брат опять с кулаками на меня полезет…
(Продолжает петь.)
На тот же мотив
Повинны во всем
безобразные два выпивохи
У брата всегда
под рукою шакалы-пройдохи.
Не нужно мне золота,
и серебра мне не надо,
А брата порадовать —
лучшая сердцу награда.
Сунь. Зачем ты пришел на могилу?
Сунь Чун-эр. Я пришел сюда, потому что я — твой младший брат.
Сунь. Надо же! У могилы моей семьи появляется какой-то простолюдин-деревенщина! Да какое же родство может быть между мною и этим дрянным человечком! Как он посмел прийти к могилам?
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Песнь Ночжи [159] Ночжа — в буддийской мифологии дух — защитник веры."
За брата меня не желая признать,
Твердит он, что мы — не родные.
Но оба мы — Суни!
Не хочет он внять,
Заладил одно: не родные.
А предки, которых мы чтили сейчас,
В конце-то концов не одни ли у нас?
Опять он свое: не родные!..
Где доводы взять мне иные?
Я — Сунь по рожденью — ему не родня,
Так кто я? Зачем же он гонит меня?!
Как жить мне, бедняге, на свете,
И кто ему пьяницы эти?
Сунь. Как ты смеешь равняться с моими дорогими братцами! До самой смерти наши узы не перервутся!
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
Ты важной персоной себя почитаешь,
И вот не себя ты — других осуждаешь.
Богатым — любовь и почтенье,
А к бедным ты полон презренья.
Сунь. А ты и за десять тысяч лет не продвинешься вперед ни на шаг!
Лю и Ху. Вы совершенно правы, наш старший брат. Этому низкому человеку никогда не продвинуться вперед. Что ему нужно? Найти местечко потеплее да посытнее и бездельничать — вот и все. Эх, гоните-ка вы его прочь!
Сунь. О, проклятие! Убирайся отсюда, проходимец несчастный! А вы, братцы мои названые, поднимите чарки да выпейте еще вина.
Сунь Чун-эр. Поглядите только! Эти разбойники пьют вино с моим старшим братом! Ну и веселье у них!
(Поет.)
На мотив "Сорока на ветке"
Льется в глотки двух молодчиков вино,
Уж пьяным-пьяны, а хлещут все равно!
Сунь. Хорошее вино, братцы!
Лю и Xу. Мы уже опьянели совсем…
Сунь Чун-эр
(поет)
На тот же мотив
Покосился с пьяных глаз у них восток,
Да и запад с места сдвинулся чуток.
Перепутали, где лбы, а где затылки —
Вот уж, право, генералы от бутылки.
Лю и Ху (пьяными голосами) . Эй, Сунь Чун-эр! Ах ты, бессовестный, ах ты, шлюхино отродье! Мы что — твое пьем? Не-ет! Мы ныне пришли к могиле предков по приглашению нашего дорогого юаньвая. И, не успели мы расположиться, ты тут как тут и мешаешься не в свое дело!
Сунь Чун-эр. Но ведь вы и вправду здесь, будто у себя дома, распоряжаетесь…
(Поет.)
На тот же мотив
Оскверняют здесь священные могилы
Безобразные пропойцы и кутилы!
Так-растак вас…
Не родней ли уж какой
Вы приходитесь нашедшим здесь покой?
Лю и Ху. Небывалое оскорбление! Старший брат! Вы только послушайте! Этот ничтожный маленький Сунь позавидовал, что мы вкушаем здесь вместе с вами вино! Он гнусно бранит нас! Мало того, он последними словами поносит ваших предков и родичей!
Сунь. Кто посмел так опорочить меня?
Лю и Xу. Кто ж иной, как не Сунь Младший!
Сунь (в порыве ярости) . Хорош, нечего сказать! Посмел назвать моих предков своими, мерзавец!
Сунь бьет Сунь Чун-эра.
Сунь Чун-эр. Не верь этой лжи! Как же мог я, твой младший брат, порочить тебя, старшего?
(Поет.)
На мотив "Худая трава"
Я уповаю, старший брат, на твой рассудок.
Законнорожденный ведь я, а не ублюдок.
Одна утроба нас двоих на свет явила,
Одним и тем же молоком нас мать вскормила.
Немного схожи мы с тобой лицом и статью,
И люди говорят про нас: родные братья.
Вот ты выходишь из ворот, степенный, сытый,
И гости следом за тобой толпятся свитой.
А после пьянки, где вино текло рекою,
Вернешься в дом — жена ведет тебя в покои.
Но младший брат твой не имел подобной чести:
В гончарне старой он живет, в глухом предместье.
Его и холод леденит, и голод гложет,
И одиночества тоска в ночи тревожит…
Земля, и слуги у тебя, и дом богатый,
Очаг остывший, нищета — в лачуге брата.
Сунь. Ох! Я совсем опьянел. Проводите меня, братцы, до дому… А ты, нищий побродяжка, запомни: коли снова осмелишься оскорблять меня, да еще здесь, у могилы моих предков, — ребра тебе переломаю. А придешь ко мне домой — получишь двести палок!
Лю и Ху. Так тебе и надо! Не станешь в другой раз являться туда, где тебе не место.
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Золотая чаша"
К могилам предков я пришел —
злонравье у могил царит,
А возвращенье в отчий дом
побои братние сулит.
Ведь никогда еще мой брат
свой грубый нрав не укрощал:
Коль на глаза ему явлюсь,
мне двести палок обещал.
Грущу поодаль от могил —
мне избиение грозит,
А в дом родительский войду —
так непременно буду бит.
Куда деваться? Всюду зло!
О, дайте, небеса, ответ.
Ни у могил и ни в дому —
ни тут, ни там мне места нет!
Старший брат не признает меня, а верит двум проходимцам и опять меня бьет. Я не смею подняться на могильный холм, чтобы добавить к нему земли, и могу лишь в стороне от могилы поклониться усопшим родителям. Не гневайтесь на меня, предки: ваш Сунь Чун-эр не виноват. Вот бумажные жертвенные деньги, вот бутылочка поминального вина — все мое приношение!
(Отдавая поклоны, поет.)
На мотив "Цветы во внутреннем дворике"
Держу в руках всего полчаши
простого кислого вина,
Есть для сожжения немного
рисованных бумажных денег.
Не раздражит усопших предков
моя сыновняя вина,
Они поймут, что очень беден
их сын, почтительный смиренник.
Сунь. Пейте, пейте, братцы мои, — пейте чарку за чаркой! Да ешьте, ешьте… закусывайте вино седлом барашка…
Лю и Xу. Ну-ка хватай баранину, разрывай ее на куски — нечего мешкать!..
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
А рядом пьют за чашей чашу,
уже и речь у них мутна.
Я в стороне сжимаю зубы,
печали одинокий пленник.
Там раздается хохот пьяный,
брань непристойная слышна,
А здесь вздыхаю я и плачу,
не нужный никому смиренник.
На мотив "Зеленый братец"
Отчего это, Небо, к иным
снисходительно ты, благосклонно?
И за что я тобой не любим,
обойденный судьбой, обделенный?
Брату шляпу послало ты
с красной кистью [160] Шляпа с красной кистью — знак обладания чиновничьим рангом., коня и платье,
Но в глазах его доброты
никогда не могу прочитать я.
Почему-то случилось так,
что он счел меня чужеродным,
Бить готов за каждый пустяк,
а бранится как только угодно.
Младший Сунь, я всех прав лишен
я брожу, не имея крова;
Прихожу — выгоняют вон.
Плачу… Участь моя сурова.
На мотив "Листья ивы"
Ужели вправду брату старшему
так я противен, так далек?!
Траву колышет над могилами
внезапный свежий ветерок.
Он то ленивый, то порывистый,
то вдруг подует, то замрет.
Зачем судьба богатство — старшему,
а младшему — беду несет?
Когда могли бы вы, родители,
восстать живыми из могил,
Всю б добродетель суд ваш поровну
меж мной и братом поделил.
Сунь. Посмотрите-ка, что там, за могилой, делает Сунь Младший?
Лю и Ху. Хорошо, старший брат. Мы пойдем и посмотрим. (Смотрят вниз.) Старший брат! Он сделал из бумаги семь человечков и теперь закапывает их в землю. Видно, мечтает о том, чтобы вы поскорее умерли, а он завладеет всем вашим богатством.
Сунь (разражаясь гневом) . Ах ты, бесстыжий наглец! (Бьет брата.) О! Я, кажется, до того напился, что от вина рукава рубашки мокры[161] …от вина рукава рубашки мокры… — О беспутном человеке принято было говорить, что он "живет среди вина и цветов". и от цветов края шляпы обвисли. Ладно, делай что хочешь, только к дому моему ни ногой!
Ян Мэй-сян. Юаньвай совсем пьян!
Лю и Ху уводят Суня.
Сунь Чун-эр. Брата увели, пойду на могилу, попрощаюсь с родителями, а затем поплетусь к себе в старую гончарню. По злобному навету двух проходимцев брат избил меня, но я не питаю к нему злобы.
Заключительная ария
Обруган я тобой тысячекратно,
Тобой побит раз тридцать, вероятно;
Пусть лязгают клыки у горла волчьи,
Терплю беду с достоинством и молча.
При матери с отцом все было б честно:
Владели б мы имуществом совместно.
Пусть старшему в семье дается право
Являть и щедрость и причуды нрава,
Иметь друзей, бесчисленных знакомых
И приглашать и днем и ночью в дом их.
Но рассуди, на что это похоже,
Коль брат родной не ближе, чем прохожий?
Ты золотом владеешь, серебром, Я
— обделен родительским добром…
В гончарне я средь битой черепицы
Вновь буду при луне всю ночь томиться.
Действие второе
Входят Сунь, Лю Лун-цин и Ху Цзы-чжуань.
Сунь. Вчера на могиле осушил я невесть сколько чарок, так что до сих пор в себя не приду. Однако вместе с моими верными братцами направляюсь в заведение дома Се, чтобы снова устроить выпивку.
Входят в кабак.
Лю и Ху. Старший брат! Давайте мы заключим братский союз, как в свое время Лю, Гуань и Чжан. Станем жить вместе, пока живется, а коль умирать, так и умирать вместе. У младших братьев несчастье — старший спасет; у старшего горе — младшие помогут; так и запишем в нашей клятве: стоять друг за друга не на жизнь, а на смерть!
Сунь. Совершенно согласен с вами, милые братцы!
Пьют вино и, захмелевшие, выходят из кабака; Лю и Ху волокут пьяного Суня, но тот падает и засыпает.
Лю и Ху. Послушайте, брат! Это же вам не постель, а улица! Нашли место, где спать! Разве не слышите, что уже ударили в колокол[162] …ударили в колокол. — В старину в китайских городах вскоре после наступления темноты запирались ворота между кварталами и жителям воспрещалось без важного дела ходить по улицам. О наступлении этого часа возвещали удары колокола., возвещающий ночь и запрет ходить по улицам? Пора возвращаться домой!
Сунь не просыпается.
Экий увалень! Крепко заснул. Буди не буди — не проснется. А погода внезапно испортилась, поднимается пурга, мы оба промерзли… Тащить его домой слишком долго, к тому же в эту пору нас могут застать стражи. Ему-то ничего, он богатый, откупится, а мы? Мы ведь бедняки, и если нас схватят — так уж не пощадят: прощай жизнь! Лучше всего махнуть на него рукой, — пусть валяется, а самим поспешить по домам… (Ощупывают Суня.) Ого! Да у брата в голенище пять серебряных слитков! Как говорится, увидел да не взял — хуже, чем потерял! Видно, само Небо дарит вам такое богатство: мы не возьмем — другие возьмут!.. (Забирают деньги.) Если же он замерзнет, — мы ни при чем! (Удаляются.)
Появляется Сунь Чун-эр.
Сунь Чун-эр. Какая пурга! Я, Сунь Чун-эр, ходил по улицам, чтобы заработать хоть несколько грошей перепиской бумаг. Теперь стемнело, и я возвращаюсь к себе в старую гончарню.
(Поет.)
На мотив "Осмотрительность" в тональности "чжэнгун"
В черном-черном, кромешном небе
тучи стылые все мрачнее;
В пустоте, в безлюдье пустынном
резкий ветер все холоднее;
Вихрь снежинок шестиконечных
все плотней, все чаще и гуще,
С ног сбивает жестокий ветер,
леденящий и вездесущий.
От колючего ветра и снега
мне, бедняге, некуда деться,
От промозглого холода-стужи
мне, бродяге, негде согреться.
На мотив "Катится вышитый мяч"
О снегопаде у богатых мненье —
дурные, мол, уносит испаренья;
Мол, снег — благое предзнаменованье,
мол, будет урожай и процветанье.
А вот бедняк, что наг и обездолен,
и рассуждал бы так, да нет, не волен!
Я вижу, обложили небо тучи,
И представляю каждое мгновенье,
Что с высоты летят, летят каменья,
Как ядра смертоносные, гремучи.
И голову я низко опускаю,
И, зябко ежась, поднимаю плечи,
Замерзшими ногами, как увечный,
Едва-едва в снегу переступаю…
Услышу ли я о весне известье?
Чтобы сугроб не стал моей постелью,
Брести придется мне, борясь с метелью,
Опять в гончарню старую, в предместье.
Увы! Это удел богатых — веселиться, когда идет большой снег. А такому бедняку, как я, большой снег лишь усугубляет горькую участь…
(Поет.)
На мотив "Бестолковый сюцай"
Я слыхал от господ немалых,
От людей высокого званья,
Что приятно в такую пору,
Снег собрать с дорожек, натаять,
Заварить душистого чаю
И в хранилище сесть за книгу.
Говорят еще, что недурно,
За расшитым пологом сидя,
Коротать ненастное время.
Предаваясь вину хмельному.
Но ведь все это, впрочем, доступно
Либо книжникам многоученым,
Подражателям древнего Тао [163] Тао — Тао Юань-мин (365–427), великий поэт, в стихах которого часто говорится о вине. Хань Синь . — См. прим. к с. 325. В молодости он был очень беден. Сунь Кан — примерный студент древности, от бедности читавший при свете, отраженном от снега. Хань Туй-чжи — Хэжь Юй (778–824), знаменитый литератор эпохи Тан. Мэн Хао-жань — выдающийся пол (689–740).,
Либо самым сановным лицам,
Составляющим цвет государства.
Ну а старый рыбак, который
Знает только мороз и голод
И, в плаще дрожа тростниковом,
По замерзшей реке стремится
Очутиться скорей под крышей, —
Что рыбак нам на это скажет?
О! Какой густой снег, какая пурга! Невольно вспоминается, что издревле бедные ученики и последователи Конфуция испытывали множество тягот…
(Поет.)
На мотив "Катится вышитый мяч"
За хворостом ходить во время вьюги, —
как ни гони, а не желают слуги.
В такой вот снег при всем своем желанье
Хань Синь не собирал бы подаянье.
Судейский — арестанта не повел бы,
Сунь Кан — строки единой не прочел бы.
Во время вот такого снегопада
Конь Хань Туй-чжи вперед бы не стремился;
Мэн Хао-жань с ослом бы не решился
Моста Балин преодолеть преграду.
Во время вот такого снегопада
Не знал Су Цинь [164] Су Цинь — государственный деятель (IV в. до н. э.). В молодые годы он, потерпев неудачу в столице, в большой снегопад вернулся в родное село, но был недоброжелательно встречен родными. Ван Цзы-ю — Ван Хуэй-чжи, деятель периода Цзинь (265–420), известный своими причудами. Однажды снежной ночью он поплыл в лодке навестить своего друга Дай Куя, но вернулся, не постучавшись в его дверь. "Захотелось поехать — поехал, захотелось вернуться — вернулся", — объяснил он друзьям. Юань Ань — жил при Восточной Хань (I–II вв.). Однажды в столице, Лояне, выпал большой снег. Многие жители вынуждены были просить милостыню, но Юань Ань, несмотря на бедность, остался в своей лачуге. Люй Мэн-чжэн — сановник Северных Супов (X–XI вв.). В юности претерпел немало лишений., куда ему податься.
Не стал бы в гости к Даю собираться
И Ван Цзы-ю, как ни брала досада!..
Спал Юань Ань во время снегопада,
Иных забот себе не представляя;
И люди знали: дверь его сарая,
Покуда спит он, отворять не надо.
Встарь Люй Мэн-чжен во время бури снежной
С жаровнею остывшей ночь возился…
А мне, что крова отчего лишился,
Мне погибать придется неизбежно.
…А вьюга-то все сильней и сильней! Иду-бреду по улице один-одинешенек! Ветер такой злющий, а снег бьет в лицо, так больно!.. А какая на мне одежда? Одно название! Легко ли мне, бедному, передвигать ноги! Зайду-ка за угол, в переулок, отдохну немного от ветра и снега… (Повертывается и спотыкается.) Однако что это тут такое?.. Обо что я споткнулся? Мешок — не мешок? Ах! Да это пьяный человек! Ай-ай-ай! Бедняга! Поменьше надо выпивать! Не буду бояться, помогу ему… Это я, видно, об его ноту споткнулся. Да кто же он такой? Наклонюсь да посмотрю как следует. (Наклоняется и в ужасе отшатывается.) Ай-я! Да ведь этот пьяница — мой старший брат! Понятно! Ты валяешься здесь потому, что напился с теми двумя мерзавцами! Они, конечно, удрали, а тебя бросили. Вот так закадычные друзья!
(Декламирует.)
Совершенный человек
Не корысти ради дружит;
Низкий просится в друзья
Неспроста: ищи подвох.
Брат мой, бросили тебя
Замерзать в метель и стужу…
Ныне ль подлость не поймешь
Двух приятелей-пройдох?!
(Поет.)
На мотив "Тупое оружие"
Мой братец с дружками напился вина,
В глухом переулке свалился спьяна.
Где бросили, там и обрел он ночлег,
Не чует, что сильный посыпался снег.
Боюсь только, колокол скоро пробьет
И двинутся стражи ночные в обход.
Сюда, в переулок-то, вряд ли свернут,
Надеюсь, что мы в безопасности тут.
Прохожих не видно, шагов не слыхать…
Ты что же, собрался в снегу подыхать?
Не чуешь, что весь обморожен, хмельной,
Что грязь на повязке твоей головной?
Совсем потеряли совесть эти негодяи! Ведь и одеты и накормлены они братом моим. И вот — удрали! Бросили его на произвол судьбы… Лежи тут по воле своих замечательных дружков! А не твои ли это слова.
(Продолжает петь.)
На тот же мотив.
"…Цветы потоптал я… Такое стряслось,
Что шляпа сползает с затылка на нос…"
А ныне, промерзший, лежишь ты в снегу.
И чем же теперь я тебе помогу?
Брат мой! Старший брат! Сказал бы хоть что-нибудь!..
(Продолжает петь.)
На тот же мотив
Скажи, не вчера ль признавался ты днем:
"Рубаха насквозь пропиталась вином"?
Вот ведь как: он их одел, напоил, накормил, а они напакостили ему! Пусть мой брат напился сегодня; гораздо хуже то, что вы, два негодяя, — бросили человека! Эх, вы! Тоже мне, младшие братья!..
(Поет.)
На мотив "Бестолковый сюцай"
С давних пор образцом являлась
Дружба крепкая Лэя и Чэна [165] Лэй и Чэнь — Лэй И и Чэнь Чжун, друзья, жившие при Восточной Хань. Когда первому было присуждено ученое звание, он отказался от него в пользу друга.,
Не похожа она на сговор,
Что с прохвостами заключил ты.
Братской дружбы Фаня и Чжана [166] Фань и Чжан — Фань Шн и Чжан Шао, современники Лэя и Чэня, прославлены в исторических преданиях как образец преданной дружбы.
Неразрывными были узы —
Болтовню ли твою напомнят
с Лю Лун-цином и Ху Цзы-чжуанем!
Если б не было, проходимцы,
Рядом с вами старшего брата,
Почернели бы с голодухи
Непотребные ваши лица.
Вы, поклонники винопийства,
Все вы высосали из брата.
И не стыдно вам было ночью
Пьяным бросить его на дороге!
Бессовестные люди! Разве достойно человека совращать пьянство моего старшего брата! И притом каждый день!..
(Поет.)
На мотив "Катится вышитый мяч"
Вы выглядите очень благородно,
но вам чужое только и угодно.
Винище пили, пищу пожирали,
где угощали вас, там вы и крали.
Узнай мой брат обычай ваш и норов,
не заключал бы братских договоров…
Не разглядел он ваше лицемерье,
Не оценил разбойничьей сноровки:
Вы применили хитрые уловки,
Он оказал вам полное доверье.
Для вас пускался на любые траты…
Те, что вчера могилы посетили,
Свидетелями этим тратам были.
А как же вы благодарите брата?
Он замерзал в снегу вдали от дома…
Вот так и в старой песне распевают:
Высоко в небо лебеди взмывают,
Когда вода ушла из водоема.
Если я на спине дотащу брата до дому, все равно он потом на ней же и отыграется. Но гораздо хуже будет, если он замерзнет, брошенный… Была не была! Понесу! (Подходит к дому Суня.) Вот и добрались наконец до дому… (Стучит в дверь.)
Везут плоды личжи. Гравюра в 'Изборнике юаньских драм'. 1617 г.
Появляется Ян Мэй-сян.
Ян Мэй-сян. Братец! Да вы, я вижу, помирились со старшим братом! (Замечает, что Сунь спит, свесив голову через плечо Сунь Чун-эра.) Что случилось? Почему это ты несешь его на спине?
Сунь Чун-эр. Дело было так, сестра Мэй-сян. Я возвращался к себе в старую гончарню, проходил переулок за Земляной улицей, остановился передохнуть… И вдруг вижу, на дороге кто-то валяется. Оказалось, что это старший брат. Он спал, занесенный снегом. Два негодяя бросили его. Я же, Сунь Младший, подумал: ведь мы единокровные братья, и мой братский долг — не допустить, чтобы он замерз на улице. Вот я поднатужился и донес его до дому. Он спит, сестрица, — вы его уложите, а я пойду…
Ян Мэй-сян. Погоди, братец. Одежонка на тебе ветхая, ты же совсем замерз… Выпей немного вина, поешь, — потом и пойдешь.
Сунь Чун-эр. А вдруг брат проснется? Тогда мне несдобровать!
Ян Мэй-сян. Не беспокойся. Уж коль проснется — тебя защищу.
Сунь Чун-эр. У брата крутой нрав. Что вы можете поделать, когда он начнет меня бить?
Ян Мэй-сян. Что-нибудь придумаю. Бояться нечего. (Слуге.) Принеси-ка моему брату лапши.
Сунь Чун-эр ест лапшу.
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Разносчик товаров"
Покуда, пьяный, спит он крепким сном,
Лапши поем я и согреюсь чаем…
Опомнится, пожалуй, завтра днем,
Но вдруг сейчас проснется невзначай он?
Сунь просыпается.
Сунь. Хорошо поспал!
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
Никак, мой братец вертит головой?
Вот с боку на бок он перевернулся…
Ведь только что лежал, как неживой,
Но, кажется, совсем теперь очнулся.
Сестрица! Он уже не спит!
Ян Мэй-сян. А ты не бойся, не бойся…
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Снимаю рубашку"
Сижу, напуган,
Сижу, изруган,
Забит совсем…
Сунь (приподнимается с постели) . Кто это там ест мою лапшу?
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
В ногах дрожанье,
Таю дыханье,
От страха нем.
Он смотрит злобно,
Звероподобно,
И трезв и пьян:
И трезвый крут он,
И пьяный лют он,
Глаза — капкан.
На мотив "Великое спокойствие"
Еду и питье принимаю спокойно
От щедрой и добросердечной сестрицы.
Ее угощенье и вправду достойно
Самой Люй-тайхоу [167] Люй-тайхоу — императрица Люй., императрицы.
Сестра Мэй-сян, брат проснулся! Заступитесь же за меня!
Ян Мэй-сян. Постой, посмотрим, что он будет делать…
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
Смотрите, мой старший брат пробудился,
Теперь умоляю вас о защите;
Я сам бы перечить ему не решился,
Уж вы за робость с меня не взыщите.
Руки дрожат, неловки движенья,
Словно дожил я до смертного часа;
И не поддастся изображенью
Лица испуганного гримаса.
Застряла в горле щепотка риса,
От страха ее проглотить не смею…
Хоть тысячеустым пред ним явись я,
И то от боязни тотчас онемею.
Сунь. Однако это кто же ест мою лапшу?
Ян Мэй-сян. Да это наш братец — Сунь Младший. На улице мороз, а ты свалился посреди дороги. Два негодяя бросили тебя и сбежали. Не случись тут проходить нашему брату, — не жить бы тебе, юаньвай!
Сунь. Помнится, в голенище у меня оставалось пять слитков серебра. Ну-ка, посмотрю… Гм… Где же они? Все ясно! Ты, Сунь Младший, нес меня и, видя, что я пьян, стащил деньги!
Сунь Чун-эр. Ты спал, старший брат. Я испугался, что ты можешь замерзнуть на морозе, дотащил тебя до дому. Ни о каких деньгах я и ведать не ведаю. И мог ли я своровать?
Ян Мэй-сян. А я так не сомневаюсь, что их у тебя вытащили два проходимца!
Сунь. Жена! Ты говоришь глупости! Мои названые братцы знают, что такое добродетель и справедливость. Не могли они забрать чужое и уйти. Лишь этот побродяжка Сунь Младший способен на такую низость!
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "За чтением книг"
Запорошивший весь белый свет
Снег смел с дорог человечий след.
Белым-бело и темным-темно.
Земля и небо слились в одно.
Продрогший, холодный, как этот снег,
К себе в гончарню я брел на ночлег,
И слезы капали мне на грудь,
И так хотелось чуть-чуть отдохнуть!
Но кто это, вижу сквозь снежный туман,
Лежит на дороге, мертвецки пьян?
Присел и — такое увидел вдруг,
Что до сих пор не унять испуг.
На мотив "Смеющийся монах"
Я,
как приговоренный к плахе,
Глядел и трясся молча в страхе.
И в мыслях не было такого,
Что встречу брата там родного.
В снегу его я не оставил,
А на спине домой доставил.
Уж он и не дышал как будто,
А пробудился — смотрит люто.
Не видит правых, виноватых,
Забыл он, что грешно, что свято…
Сунь. Пусть этот бродяга сдохнет на моих глазах! (Бьет Сунь Чун-эра.) Эй, гоните Суня Младшего за дверь, пусть стоит там на коленях в снегу.
Ян Мэй-сян тщетно пытается удержать Сунь Чун-эра в доме.
Сунь Чун-эр. Я тебя от мороза спас, а ты меня на мороз?!
(Поет.)
На мотив "Докучливая песенка"
Пронизывающий насквозь,
холодный дует ветер,
Мне нет спасенья от него
нигде, нигде на свете.
И этот колющийся снег,
что все быстрей кружится:
Во мрак он погрузил меня,
и от него не скрыться.
Рубашка тонкая моя —
увы, одни лохмотья.
А как хватил по ней мороз —
и тех не соберете.
Какие же разведал брат
за мною прегрешенья,
Что выгоняет на мороз
и ставит на колени?
Чем я покорней, чем смирней,
тем больше слышу брани,
Но до жестокости такой
Не доходил он ране!
Ян Мэй-сян. Эх, братец, братец! Слишком уж ты послушен! Юаньвай только пригрозил тебе, а ты тут же встал на колени! Разве могу я допустить, чтобы ты замерз на морозе?
Сунь Чун-эр. Спасите меня, сестрица…
Ян Мэй-сян (слуге) . Принеси скорее чарку горячего вина! Братец совсем продрог!
Сунь Чун-эр (выпивает вино) . Ох! Когда б не это горячее вино, — наверное, окоченел бы навек.
(Поет.)
На мотив "Шаловливое дитя"
Есть закон, не дающий нам совершать
"Десять зол" и "Пять преступлений" [168] "Десять зол" — тяжелые преступления (умысел против династии, измена, убийство ближайших родственников и т. п.), каравшиеся смертной казнью. "Пять преступлений" — в буддийском учении — тяжелейшие грехи, за которые не может быть прощения: умерщвление родителей, нанесение раны Будде, нарушение важнейших обрядов..
Не осмелюсь, сестрица, я нарушать
Брата старшего строгих велений.
Отношенья в семье и дела семьи
Предоставлены вашим заботам.
Устанавливать правила — каждый свои
Никуда не годится… Да что там!
Не позволю себе болтать языком,
Брат и старше меня и сильнее —
Утверждает он право свое кулаком,
И перечить ему я не смею.
Говорят же, однако: обидчик людей
Небеса-то обидеть не сможет,
День придет — и познает всю боль лиходей,
Боль, что так меня бедного гложет.
Я унижен, отвержен — поистине так!
К Небесам обращаюсь я с дрожью.
А для брата слова мои — сущий пустяк,
Называет их блажью и ложью.
Шестая ария от конца
Я скорблю о превратностях тяжких судьбы,
но дойдут ли до Неба мольбы?
Бедняков ли ему свысока замечать
и на просьбы ли их отвечать?!
Вот, бия себя в грудь, на коленях стою,
слезы лью, но напрасно их лью!
День за днем я все клянчу гроши на еду,
а иначе совсем пропаду!
Две монетки иль три — в день доход невелик,
вечный голод терпеть я привык,
Но ни разу на просьбу решиться не мог, —
чтобы братец мне старший помог.
Он, как встретит меня, засучит рукава, —
пропадай ты, моя голова!
Пятая ария от конца
Оскорбленья твои и гоненья твои —
мой удел.
Но прохвостов зато, пьяниц злостных зато
ты согрел!
Были б в дружбе верны… Но с тобой не дружны, —
сплошь обман!
Нужно клад обрести — могут и потрясти
твой карман.
Чтобы кашу сварить, где мне рису добыть? —
Не найдешь!
Чем наполню суму, где сегодня займу
жалкий грош?
Зол мой жребий и лих, об обидах моих
я кричу
От утра дотемна, даже ночи без сна
прихвачу.
Лишь притворство во мне, непокорство во мне
ты узрел,
А в страданьях помочь да не гнать меня прочь —
не хотел.
Четвертая ария от конца
Ты — не я, мы с тобой совсем непохожи.
Ты врага отличить не способен от друга.
Ты — не я… И меня постоянно тревожит
То, что старший мой братец — завзятый пьянчуга.
Разум свой пропивать — никуда не годится,
А прохвосты с тебя и рубаху-то стащат.
Ты обрек на печаль дорогую сестрицу,
Огорчаешь ты всех, человек ты пропащий!
Коченел ты под снегом, почти бездыханный.
Если б стража ночная на тело наткнулась,
Увидав, что лежишь ты бездомный и пьяный, —
Как не петлей бы дело твое обернулось!
Почему ж негодяев, что пили с тобою
И тебя подвели, не призвал ты к ответу?
Отчего же ты брата встречаешь хулою,
Не воздашь за добро мне добром и приветом?
Третья ария от конца
Невинного меня ты выгнал вон,
А сам ненастной ночью был спасен.
Тебя тащил я к дому на спине
И думал: благодарен будешь мне!
Не разглядев, где запад, где восток,
Ты добротой моею пренебрег,
Услугу, как проснулся, позабыл —
И даже в краже брата обвинил.
Да ты всего меня перетряхнешь,
А больше цзяо не найдешь на грош,
Прощупай платье десять раз подряд —
А что в нем, кроме дырок и заплат!
Вторая ария от конца
Ты снял с меня последнюю рубаху,
Лишил куска, из дома выгнал вон,
Бранить сплеча и бить готов с размаху…
За что же я любви твоей лишен?
Я вашего вина отпил полчаши, —
Не пьяным быть — согреться я хотел;
А если съел лапши немного вашей —
Поверь, я от нее не разжирел.
Ян Мэй-сян. Сунь Чун-эр! Не кори так своего старшего брата. Ведь он сам не ведает, что творит. Бери пример с меня! Я спокойна.
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На мотив второй арии от конца
Дает совет сестрица — не сердиться.
Нет, я не раб, меня не сторговать!
Но если младшим выпало родиться,
Свою обиду должен я сдержать.
Сестрица! Прошу прощения. Ваш Сунь Чун-эр уходит…
Заключительная ария
Он обижал меня и мучил,
рвал без стесненья узы братства,
И брань его я молча слушал,
Терпел без слов рукоприкладство.
В мороз у собственного дома
меня поставил на колени.
А я-то нес его средь ночи,
покинутого в опьяненье.
(Уходит.)
Появляются Лю Лун-цин и Ху Цзы-чжуань.
Лю и Ху. Вчера мы бросили на улице юаньвая Суня. Стащили у него пять серебряных слитков. Сейчас идем навестить его. Будем начеку: станет он говорить то-то, ответим так-то, а скажет так-то, ответим то-то. Вот и его дом. (Стучатся.)
Дверь открывает Ян Мэй-сян.
Госпожа, дома ли наш брат?
Ян Мэй-сян. Вчера вы все напились и двое бросили одного в снегу. Если бы Сунь Младший не принес его, наверняка замерз бы!
Лю и Xу. Ах, госпожа, да разве могли мы бросить нашего старшего брата? Мы благородные, порядочные люди. Мы собаку в беде — и ту не оставим. Старший брат наш и вправду много выпил. Но мы, на собственных спинах, доставили его к дому. Тут нам и встретился Младший Сунь. Все это истинная правда, госпожа! Вот мы и поручили брата Суню Младшему, чтобы тот бережно донес его до постели. Мы ведь тоже были пьяны и совсем выбились из сил, — путь-то был длинный. Впрочем, что это мы?! Вы все сами знаете от Суня Младшего. Он ведь шел от вас сейчас по улице?
Сунь. А я что говорю?! Мои братцы — люди достойнейшие! Пойдем сегодня в кабачок "Семейство Ли" и снова выпьем.
Лю и Ху. Вот увидите, тетушка: если наш брат снова напьется, мы его обязательно принесем, сил своих не пожалеем! (Уходят.)
Ян Мэй-сян. Мой юаньвай слепо верит двум мерзким прохвостам. А младшего брата то и знай бьет или бранит. И никак его не образумить — слушать не хочет! Но сегодня я, кажется, нашла выход и образумлю юаньвая во что бы то ни стало!
(Декламирует.)
Только единым живительным соком напившись,
Могут две ветки на дереве жить без печали.
Мудрость нужна и смекалка, чтоб тяготы жизни
Люди, стремясь к благоденствию, одолевали.
Жены издревле, являя в супружестве верность,
В доме делами семейными так управляли,
Чтоб посторонние сплетней досужей и глупой
Да пересудами дом и семью не пятнали.
Действие третье
На сцене появляется Ян Мэй-сян.
Ян Мэй-сян. Сегодня мой юаньвай опять пошел пьянствовать. Соседка, бабушка Ван, обещала мне продать собаку. (У двери соседки.) Бабушка Ван дома?
Бабушка Ван (за дверью) . Кто там стучится? (Открывает.) А! Это госпожа, Сунь! Столь драгоценная гостья — и в моем ничтожном жилище! Какое дело привело вас ко мне?
Ян Мэй-сян. Бабушка, я не потревожила бы тебя без дела. Ты обещала продать мне собаку. Я как раз пришла за ней.
Бабушка Ван. Это можно, госпожа. Бери на здоровье!
Ян Мэй-сян
(говорит нараспев)
Проделка хитрая
В моем уме созрела.
Возьмусь решительно
Сегодня же за дело.
Бабушка Ван
(говорит нараспев)
Богатым соседям
Собака во двор — благодать.
Когда бы не бедность,
Не стали б и мы продавать.
(Отдает собаку Ян Мэй-сян.)
Ян Мэй-сян возвращается домой.
Ян Мэй-сян. Отрублю собаке голову и хвост, натяну на нее одежду, нахлобучу шляпу и брошу около задних ворот. Передние же закрою на замок. Юаньвай наверняка пойдет через задние ворота. Посмотрим, что он будет говорить, когда увидит это чучело! Не поздоровится в этот вечер юаньваю от моего замысла!
Сунь в сопровождении Лю Лун-цина и Ху Цзы-чжуаня возвращается домой.
Лю и Ху. Сегодня наш брат снова напился. Мы, два его верных спутника, проводили юаньвая до дому.
Сунь. Дальше меня не провожайте, дорогие братцы. Я не так уж сильно пьян. Сам войду в дом. Спасибо вам за все, а завтра приходите пораньше.
Лю и Xу. В таком случае, брат, уж мы дальше не пойдем. (Уходят.)
Сунь. Ушли мои братцы. Жена закрыла сегодня передние ворота. Придется войти в дом через задние. (Спотыкается и падает.) Обо что это я споткнулся? Ну-ка, погляжу… (Вглядывается.) Ай-ай-ай! Человек! Это, вероятно, наш приемыш. Видать, выпил не в меру и завалился тут спать. (Толкает.) Эй, вставай! А он и не двигается! (Ощупывает тело.) Его, наверно, вырвало, и я обе руки измарал. Пойду-ка на свет и при луне посмотрю, в чем я измазался… (Смотрит и вскрикивает от испуга.) Что такое? На руках — кровь! Убийство! А кто убил? (Стучит в дверь.) Жена, отвори скорее!
Ян Мэй-сян открывает, в дом входит перепуганный Сунь.
Ян Мэй-сян. Почему так встревожен юаньвай?
Сунь. Жена! Я выпил вина и возвратился домой. Подошел к задпим воротам. И — кто бы мог подумать? У ворот убитый лежит! Жена! Я — сын хороших родителей, а завтра соседи поволокут меня в суд. Разве я выдержу пытки? Уж лучше сразу удавлюсь!
Ян Мэй-сян. Не надо так волноваться, юаньвай! Мы с тобой знаем, что у тебя есть два верных братца. Ты их и кормил и одевал. Они же перед Небом клялись, что будут тебе друзьями до смертного мига. Ты еще повторял их слова: братцам будет худо — старший брат выручит; старший брат попадет в беду — братцы выручат. Так ведь? Сейчас ты в беде. Значит, им нужно доказать верность клятве. Сходи-ка к ним потихоньку да попроси унести труп подальше от ворот нашего дома. Пусть они закопают его где-нибудь. Разве не правильно я говорю?
Сунь. Все правильно, жена. Пойду к ним. (Подходит к дому Лю Лун-цина.) Вот и дом Лю Лун-цина. (Стучится в ворота.) Братец дома?
Лю Лун-цин. Кто это в неурочный час стучится ко мне?
Сунь. Твой старший брат Сунь.
Лю Лун-цин. Ах, это вы, старший брат! Сейчас открою ворота. (Открывает.) Проходите, пожалуйста, в дом, старший брат! Жена приготовила бобы с чесноком, может быть, отведаете вместе со мной?
Сунь. Ничего, не беспокойся. У меня срочное дело. Один человек жестоко обидел меня.
Лю Лун-цин. Я, ваш младший брат, своей горячей кровью поклялся быть верным другом! Кто посмел обидеть моего старшего брата?
Сунь. В том-то и беда, что не ведаю. А пришел я попросить тебя об одной услуге. Только не перебивай меня. Я знаю, что ты меня не выдашь.
Лю Лун-цин. Конечно же, я ваш младший брат, человек надежный!
Сунь. Сегодня, когда мы разошлись после выпивки, вы с братцем Ху Цзы-чжуанем пошли по домам, а я направился к задним воротам своего дома. Подошел — и наткнулся на труп. Кто-то у моих ворот убил человека! Вот я и хочу попросить тебя отнести труп подальше и закопать его.
Лю Лун-цин (в сторону) . Этого еще не хватало! Сам убил человека, а я тащи его куда-то? Подумают, что я и убийца! (Обращается к Суню.) Будьте спокойны, старший брат! Услышав ваш взволнованный голос, я выскочил в одном исподнем. Вы подождите меня здесь, у ворот, а я пойду и оденусь.
Сунь. И потом вернешься?
Лю Лун-цин. Тотчас вернусь! (Скрывается за воротами.) Закрою-ка я ворота на засов, а вы, мой старший брат, послушайте стихи, которые я прочту нарочно для вас:
Не скрою, старший брат хитер,
Но ведь и я же не дурак;
Пусть душегуб ты, пусть ты вор —
Не попаду с тобой впросак.
Кому-то ты вспорол живот
И думаешь, что братец глуп:
Оттащит от твоих ворот
И сам зароет ночью труп.
Сунь. Лю Лун-цин отказался помочь мне. Пойду к Ху Цзы-чжуаню. (Стучит в дверь.)
Появляется Ху Цзы-чжуань.
Ху Цзы-чжуань. Это кто стучится?
Сунь. Это твой старший брат Сунь.
Ху Цзы-чжуань. О, старший брат! А я могу прочитать вам одно стихотворение, а потом открою дверь. Или сначала открыть, а потом прочитать?
Сунь. У меня к тебе срочное дело. Нет времени слушать стихи. Открывай дверь.
Ху Цзы-чжуань. Раз такое дело, буду открывать дверь и одновременно читать. Слушайте!
На ночь глядя что за срочные дела,
Что за спешка гостя в дом мой привела?
Для визитов время позднее теперь,
Но стучится юаньвай упрямо в дверь.
Я давно у братца старшего в долгу,
В чем могу, ему, конечно, помогу,
Все исполню — я сговорчив и не скуп,
Разве только не возьмусь припрятать труп!..
(Открывает дверь.) Старший брат, проходите и присаживайтесь. Вы знаете, что я беден, а сейчас глубокая ночь. И не только вина — даже чаю сейчас не достанешь!
Сунь. Не до угощений мне сейчас, братец! Я пришел попросить тебя об одной услуге. Только не бери примера со своего брата Лю Лун-цина.
Ху Цзы-чжуань. А мы с ним вовсе не от одного отца и матери: он сам по себе, я — сам по себе. Что же за дело? Я всегда к вашим услугам — могу в воду, могу в огонь.
Сунь. Вот видишь ли, около задних ворот моего дома кто-то убил человека. Прошу тебя, братец, отнеси труп куда-нибудь подальше и закопай.
Ху Цзы-чжуань (в сторону) . Он говорит, что убил одного, — вполне возможно, что и десятерых: теперь ему не хватает серебра, чтобы откупиться! Хочет, чтобы всю вину я взял на себя. (Суню.) А что в ответ на вашу просьбу сказал Лю Лун-цин?
Сунь. Он отказался. Поэтому я и обратился к тебе.
Ху Цзы-чжуань. Ах, так? Будьте спокойны, старший брат! Я — не Лю Лун-цин! Тот пройдоха нарушил слово верности! Сегодня старший брат в беде. Если младший брат не выручит, значит, он вовсе и не брат!
Сунь. Ты прав, братец. Только давай поторопимся.
Ху Цзы-чжуань. Не тревожьтесь! Подумаешь, всего один труп. Было бы десять — я бы и десять унес! У меня в доме есть холстяной мешок. Пойду его возьму, а если спросят, зачем беру, скажу, что надо отнести сено юаньваю Суню, хорошо?
Сунь. Согласен! Выноси скорее мешок! (Выходит.)
Ху Цзы-чжуань (закрывает за ним дверь на запор) . Ты убил человека, а меня подговариваешь относить да закапывать!
(Декламирует.)
Как же Старший Сунь свершить такое мог?
Да ведь это преступление, браток!
То-то в доме у него теперь хлопот:
Труп неприбранный откуда у ворот?!
Хлопочи — не хлопочи, а все равно
Правосудия избегнуть мудрено.
Ночь пройдет, и не твоя уж будет власть,
Оставаться ли в живых или пропасть.
Сунь. Оба мои братца отказались помочь мне! Ой-ой-ой! Остается только умереть!
Появляется Ян Мэй-сян.
Ян Мэй-сян. Не убивайся, юаньвай! Не хотят эти два негодяя убрать труп — без них обойдемся! У тебя же есть родной брат — Сунь Младший! Обратись к нему за помощью.
Сунь. Между мною и братом — пропасть, мы — как солнце и луна. И бил я его и ругал. И никогда не сказал ему сердечного слова! Теперь я попал в беду, и если попрошу его помочь, он, конечно, не захочет оказать мне услугу… Да мне и стыдно обращаться-то к нему…
Ян Мэй-сян. Не убивайся так, юаньвай! Мы вместе попросим его о помощи. (Уходят.)
На сцене — Сунь Чун-эр.
Сунь Чун-эр. Недавно я, Сунь Чун-эр, движимый самым добрым чувством, принес пьяного брата домой. А брат ни за что ни про что ударил меня. Брат мой! Ну, как ты не поймешь, что мы с тобой — одной плоти, одной крови!
(Декламирует.)
Видано ль где, чтобы кровные братья
Размежевались, как небо с землей?
Братские узы порушить — нарушить
Матери нашей могильный покой.
Ты не отказывал двум проходимцам
В ласке, в одежде, в еде и в вине,
Только о брате ты вовсе не думал,
Ты не заботился лишь обо мне.
(Поет.)
На мотив "Цветущая ветка" в тональности "наньлюй"
Солома в окнах и дверях —
вот какова моя лачуга!..
Здесь не нарушит тишины
ни смех, ни даже голос друга.
Хруст глины жженой под ногой
да треск обломков черепицы…
Нет, вешним солнечным лучом
жилье мое не озарится.
Пусть хор свирелей зазвучит —
увы, им отклика не будет.
Но ветерок донес в ночи
звук, что меня внезапно будит;
Соломой старой зашуршал,
и в то же самое мгновенье
Дрожит в светильнике огонь,
колеблется от дуновенья.
(Прислушивается.)
Нет!.. Я все так же одинок.
Луна сияет ночью звездной.
А ветер западный жесток —
промозглый, ледяной, морозный.
На мотив "Седьмая песня из Лянчжоу"
Я — новоявленный Фань Дань [169] Фань Дань — добродетельный муж времен Восточной Хань, отказавшийся от выгодной должности и живший в бедности. Чэнь Туань — отшельник (X в.), живший в горах и питавшийся, согласно легенде, одним воздухом.:
без денег жить куда как скверно!
Сравниться с Чэнь-Туанем мне —
и то бы нелегко, наверно…
Все безысходнее печаль,
я болен от забот и горя.
Вокруг меня совсем темно,
и рябь какая-то во взоре…
А в животе моем гремят
от голода раскаты грома —
Мне, Сунь Чун-эру, с давних пор
жизнь впроголодь, увы, знакома.
Пусть славен будет старший брат
на десять тысяч поколений,
Но младшему зачем терпеть
поток обид и оскорблений?!
Отец и мать — одни у нас,
я человек, а не букашка,
Однако каждый день и час
то плачу, то вздыхаю тяжко.
Входят Ян Мэй-сян и Сунь.
Сунь. Жена, уж постучи в дверь ты, а то мне стыдно перед младшим братом.
Ян Мэй-сян. Хорошо. Коли ты не решаешься, постучу сама. (Стучит.) Сунь Младший, открой дверь!
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
Чей голос слышится в ночи,
кто в поздний час ко мне стучится?
Ян Мэй-сян. Скорее же!
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
И не мужчина… Как могла
под дверью женщина явиться?
Ян Мэй-сян. Сунь Младший, открой дверь! Это я, твоя сестра…
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
Никак, сестрица там стоит?
Замужняя! Одна!! Средь ночи!!!
Что привело ее сюда?
Она ж сама себя порочит!
Сестрица, время за полночь! Годится ли мужней жене приходить в чужой дом об эту пору?
Ян Мэй-сян. Открой, Сунь Младший. Ведь я же твоя родственница, твоя сестрица Мэй-сян. Не бойся!
Сунь Чун-эр. Я, Сунь Чун-эр…
(Поет.)
На мотив "Гэ вэй"
Я ощущаю сил прилив подчас,
а то вдруг вялость в теле, расслабленье.
Казалось мне, что свет в душе погас,
внезапно наступило просветленье.
Надо бы открыть дверь и впустить ее, да ведь это нарушение приличий, и когда брат узнает, что я впустил в дом женщину, он наверняка меня изобьет.
Ян Мэй-сян. Открывай, Сунь Младший, да поскорее! Я пришла по просьбе твоего старшего брата, у меня важное дело.
Сунь Чун-эр
(поет)
На тот же мотив
Сегодня брат прислал вас по делам,
а завтра придираться станет шибко…
Сестрица! Ночью вы к моим дверям
пришли, быть может, просто но ошибке?
Ян Мей-сян. Нет, не по ошибке!
Сунь Чун-эр
(продолжает петь)
На тот же мотив
Согреться я не мог — я мерз всегда,
с тех пор, как был поставлен на колени.
Знакомы мне и горе и беда,
Судьба плачевна, бесконечны пени.
Ян Мэй-сян. Я же пришла не одна. Твой старший брат тоже здесь.
Сунь Чун-эр. Почему же вы сразу не сказали? (Открывает дверь, падает на колени.) Не бей меня, брат!
Сунь. Встань, встань, младший брат!
Сунь Чун-эр. Что за дело привело вас ко мне позднею ночью?
Ян Мэй-сян. Чун-эр, около наших задних ворот убитый человек. Мы просим тебя отнести его куда-нибудь подальше от дома и зарыть.
Сунь Чун-эр. Ох, что вы говорите, сестрица. Виданое ли это дело! Почему же старший брат молчит?!
Ян Мэй-сян (к Суню) . Юаньвай, скажи младшему брату. Видишь, бояться нечего.
Сунь. Скажи я ему хоть слово, он, пожалуй, тотчас от меня отвернется.
Ян Мэй-сян. Не таков твой младший брат, чтобы отвернуться от братниной беды.
Сунь. Послушай, братец… Твой старший брат с вечера опять пил вино, вернулся поздно, пришлось входить в дом через задние ворота. Вдруг — вижу, убитый лежит. Просил я этих двух негодяев, Лю Лун-цина и Ху Цзы-чжуаня, отнести труп, так они не пожелали. Нас же с тобой роднят братские чувства — мы вспоены молоком одной матери… Ты меня не выручишь — кто же тогда выручит?
Сунь Чун-ур. Да, такая уж у тебя судьба. Но ведь ты же из порядочной семьи. Как можно допустить, чтобы тебя подвергли допросу в суде по уголовным делам! А твои приятели-предатели хороши, нечего сказать, но ты сам виноват! Ты их кормил и одевал, а они не захотели выручить тебя в трудный час. И вот ты просишь, чтобы труп убитого отнес я. Что ж, мы вместе пойдем в присутствие…
Ян Мэй-сян. Пожалей хоть меня Чун-эр! Не сердись.
Сунь. Да, Чун-эр, виноват во всем я. Не гневись на меня, братец!
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Браню милого"
К власти, к богатству ты, брат мой, привык,
Ох, как нелегок твой нрав!
Ты человека, должно быть, убил,
Гнева, увы, не сдержав.
Если к ответу тебя привлекут,
Казни жестокой потребует суд.
Сунь. Да разве могу я загубить человека! Какая жестокая обида!
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Тронут монаршей милостью"
Ты возмущен, ты громко сетуешь:
ах, невиновен, ах, обижен!
Иголкой в сердце, ячменем в глазу
считал меня — и сам унижен!
Как временами слезы жгучие
всю душу мне огнем сжигали!
Но, пьянствуя с двумя прохвостами,
об этом думал ты едва ли.
Ты посетил мое убежище,
чтоб я, несчастный и гонимый,
Помог тебе теперь избавиться
от пагубы неотвратимой.
Тебе скрутить бы руки за спину,
без церемоний взять за ворот
Да отвести тебя, преступника,
в судебную палату, в город!..
Ян Мэй-сян. Братец, прости юаньвая, не будь таким сердитым…
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Песнь сборщиц чая"
Как не испытывать родственных чувств
К вам, дорогая сестрица!
Но наказания не избежать, —
Видимо, старшему брату.
Брат и сестрица! Ну, чего вы боитесь?
Сунь. Как же тут не бояться?
Сунь Чун-эр. Ты хочешь, чтобы я простил тебя?
Сунь. Да! да!
Сунь Чун-эр. Тогда не волнуйся более и ничего не бойся! Я все возьму на себя!
(Продолжает петь.)
На тот же мотив
Из Бяньлянчэна я вынесу труп,
Вас же прошу не страшиться,
Даже когда поведут меня в суд,
В страшную эту палату.
Пусть хоть пытают — я, брата любя,
Дело всецело приму на себя!
Все подходят к дому Суня Старшего.
Ян Мэй-сян. Вот здесь он лежит.
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Застава пастуха"
Кто мне скажет, что случилось у ворот?
Может, пьяная затеялась тут драка?
Кто их знает… А итог, однако, тот,
Что лежит мертвец, как дохлая собака.
Уже светает, сестрица. Давайте я понесу.
(Продолжает петь.)
На прежний мотив
Что за пса несу в мешке я на спине?
Руки это или лапы — думай всяко…
Тут вот рот иль чья-то пасть — неясно мне.
То ли это человек, то ли собака?
Почему собачьей шерстью труп оброс?
Человек — а пахнет псиною, однако.
Псовьи мухи налетели… Вот вопрос:
Что он делал тут, негодная собака?
А удар смертельный этот кто нанес?
Топором или ножом? Решай двояко…
Фу, зловоние какое!.. Вот вопрос:
А за что пропал он все же, как собака?
Совсем посветлело. Надо скорее отнести эту падаль.
На прежний мотив
Люди, псы ли были братья у него?
Дети блуда, от законного ли брака?
Молод, стар ли он — не знаю ничего.
Человек он иль паршивая собака?
Как он вел себя, собакочеловек?
Был тихоня он? А может забияка?
На хозяина ль трудился целый век?
Был он подлым или верным, как собака?
Но кого же скроет мерзлая земля —
Догадаешься ль под пеленою мрака?
Мир лишился суки или кобеля?
И достоин ли он памяти, собака?
Был он, видимо, разбойником лихим,
Хоть и нет к тому особенного знака.
Мерзкий пес! Доколе мне возиться с ним?
Нет сомненья, что разбойник он, собака.
Вот я и добрался до дамбы на реке Бяньхэ[170] Бяньхэ — река, на которой стоит Кайфын, столица Китая при Северных Супах (именовался также Бяньлян, Бяньцзин).. Зарою труп в безлюдном месте. И запомню это место.
Когда нужно будет доказать невиновность, припомню его. А теперь пойду домой…
В доме Суня.
Ян Мэй-сян. Устал, братец, утомился… Надень-ка эту куртку.
Сунь (сердито) . Какую ты ему даешь куртку?
Ян Мэй-сян. Как какую? Старую, конечно…
Сунь. Дай моему младшему брату новую куртку!
Сунь Чун-эр. Боюсь, стоит опять заявиться этим двум негодяям, и брат снова проникнется к ним верой.
(Поет.)
Заключительная ария
Мерзавцы! Словно в два гнилых колодца,
В них то вино, то чай без меры льется.
Их уподоблю я бездонной яме:
Что в ней пропало — все мы знаем сами,
Ты братьями считал их? — Заблужденье!
Затменье по причине самомненья.
Рассеялось, однако, наважденье,
Пришло к тебе иное озаренье:
Ты тратился — прохвостам на потребу;
Одаривал — поклоны били Небу;
Имея власть, добро б творить кому-то,
Но ловко ею пользовались плуты;
Ты пировал — и видел только лица,
За счет чужой готовых поживиться;
Ты пьян бывал, а проходимцы рады.
От пьяного щедрей идут награды;
Шатался ты, бывало, по притонам —
И тут была пожива пустозвонам.
Сунь. Отныне я никогда больше не стану якшаться с этими прохвостами!
Ян Мэй-сян. А я вспомнила вот какие стихи.
(Декламирует.)
Зачахнувший было среди плевел — о, чудо! —
раскрылся прекрасный цветок наконец.
Напев безмятежный я слышу откуда?
О, это созвучие братских сердец!
Сунь Чун-эр
Окончание заключительной арии
Когда б все было так, как говорится
В стихах, что прочитали вы, сестрица,
О госпоже, что дерево взрастила [171] О госпоже, что дерево взрастила… — У некой госпожи Тянь во дворе росло дерево; когда ее сыновья захотели разделить имущество, оно засохло. Сыновья устыдились и отказались от своего намерения.,
Которое детей ее стыдило!..
Семь поколений предков встань из гроба,
Но ты, мой брат, не слушал никого бы! Действие четвертое
Действие четвертое
Сунь Чун-эр. Сегодня старший брат поручил мне присмотреть за закладной лавкой. Посижу-ка.
Появляются Лю Лун-цин и Ху Цзы-чжуань.
Лю и Ху. Вот уже два дня юаньвай Сунь не выходит из дома. Не уважает нас. Наверно, потому, что той ночью мы не согласились унести труп от его ворот. Он убил человека, а хотел свалить вину на нас. Надо его отыскать сегодня. (Стучатся в дверь.) Юаньвай Сунь! Вы почему не выходите за ворота?
Сунь. Я боюсь вас. Не решаюсь выходить из дома.
Лю и Xу. Вы убили человека. Куда вы спрятали труп? Мы должны вместе с вами отправиться к судье.
Сунь. Не надо шуметь, власти могут услыхать. И вообще, что это на вас нашло?
Сунь Чун-эр. Вы, бездельники и негодяи, потеряли стыд и совесть! Да если бы я не выручил брата, кто бы его тогда выручил?
Лю и Ху тянут Суня в суд.
Сунь. Я вам вынесу денег, только пощадите меня…
Сунь Чун-эр. Ни в коем случае не делай этого, брат! Будем считать, что человека убил я, и судиться с этими двумя разбойниками буду тоже я!
Лю и Xу. Все понятно! Убийство — это дело рук их обоих!
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Белая бабочка" в тональности "чжунлюй".
Вымогатели,
В грехах нас уличая,
обвиненья предъявляют
Очень грозно.
Ты ж за это время,
Идет на чашку чая,
Дважды, трижды
Попросил пощады слезно.
Не мужчина ты, скажу тебе,
А просто…
Презирай
Все эти подлые уловки,
Пусть потешатся немного
Два прохвоста,
Пусть звучат в суде
Нелепые издевки.
Пусть подумают:
"Сунь Старший побоится!"
Преступленье небывалое
Навяжут… Ложь ли даст
Неправой силе укрепиться?
Нет, лжецов она
Как следует накажет!
На мотив "Опьянен весенним ветром"
Не обращай вниманья никакого
На посторонних, брат. Гони их прочь!
Твой младший брат, тебе даю я слово
Во всем, коли доверишься, помочь.
Ответчик — я, и мужества мне хватит
Пойти прямой дорогою в Юньян [172] Юньян — в юаньских драмах место совершения казней..
За брата брат и животом заплатит,
Навет разоблачая и обман.
За доброту, что ты являешь брату,
В ответ одну лишь преданность найдешь,
Бегом, "истцы", в судебную палату!
Покажет суд, где правда, а где ложь.
Лю Лун-цин. Человеческая судьба зависит от воли Неба, от него зависит и то, чьей голове лететь. Пойдем с тобой в присутствие по уголовным делам. Представим суду обвинение.
Ху Цзы-чжуань. Брат Лун-цин! А ведь если бы юаньвай вынес три тысячи лянов серебра, мы бы его, пожалуй, простили…
Уходят. Входит "вай" в роли Ван Ю-жаня.
Ван Ю-жань
(говорит нараспев)
Муж, и правдивый и прямой,
не ищущий казны богатой,
Лишь он и должен управлять
судебной, цензорской палатой.
Чист, как вода, я, и мои
решения неоспоримы.
Я всех виновных осужу
и накажу неотвратимо.
Моя фамилия Ван, имя Ю-жань. Я — начальник судебной палаты южного ямыня при управе города Кайфэна. Ныне на троне утвердился государь великой Сунской династии Жэнь-цзун. Я недавно возвратился из пограничных войск и вот сегодня буду разбирать судебные дела. Служители, объявите о начале присутствия.
Входят истцы и ответчики, становятся на колени.
Истцы, встаньте по правую сторону, ответчики — по левую. Какие распри возникли между вами? Не поделили вы тутовые деревья или спорите насчет земельных участков? Может быть, допущена несправедливость при разделе имущества? Говорите медленно, но торопясь, — я слушаю вас.
Лю Лун-цин. Ваша милость, я — истец, а вот он — ответчик. Это юаньвай Сунь, очень богатый господин. С нами, двоими бедняками, он заключил союз о братстве. Однажды, после крупной попойки, он возвращался домой и в винном угаре убил человека. Он просил, "чтобы я вместо него отнес от ворот его дома труп. Но как же, как же я мог нарушить закон и унести труп?! Таково дело.
Ван Ю-жань. Беззаконное дело! Мыслимо ли совершать убийства в нашем совершенном и спокойном мире!
Сунь. Я не виноват в убийстве! И действительно, я возвращался домой пьяный. И увидел около задних ворот своего дома убитого человека.
Ван Ю-жань. Вот ты сам и признался в преступлении! Если ты не убивал, как же труп убитого оказался около задних ворот твоего дома?
Сунь Чун-эр. Ваша милость! Не верьте этому негодяю Лю Лун-цину.
(Поет.)
На мотив "Туфли с красным узором"
Так дело повернул истец
и факты так он изложил,
Что ясно: все его слова
основаны на явной лжи.
Сужденья древних мудрецов
истцу, конечно, не пример;
К тому же этот человек —
бездельник, вор и лицемер!
Наносит в спину он удар
невинному из-за угла.
Необходимо, чтобы ложь
судом развенчана была!
Лю и Xу. Это говорит младший брат юаньвая Суня. Они оба и совершили убийство.
Ван Ю-жань. Почему ты вместе со старшим братом пошел на убийство? Лучше признай свою вину!
Сунь Чун-эр. Ваша милость, выслушайте меня, ничтожного!
(Поет.)
На мотив "Цветы граната"
Присягну, в Бяньлянчэне они проживают,
Тунеядствуют оба. Их жизнь такова,
Что в друзья не годятся они юаньваю,
Не имеют они с юаньваем родства.
Но, прикинувшись "братьями" и "добряками",
Залезали они к юаньваю в карман,
В кабаках и веселых кварталах с дружками
Юаньвай сплошь да рядом не в меру был пьян.
Струны циня звенели, им вторила флейта…
Так семью разорял, веселился мой брат;
Приходили и пили с ним плуты с рассвета,
А теперь — в преступлении тяжком винят.
Лю Лун-цин. Оба мы ученые сюцаи. Нелепо утверждать, что мы зарились на его имущество. Можете спросить о нас у кого угодно в Бяньлянчэне и в округе!
Ху Цзы-чжуань. У меня тоже не было причины ссориться с юаньваем. До тех пор, пока я не узнал, какое преступление он совершил, подняв руку на человека и сделавшись убийцей.
Ван Ю-жань. Так, значит, твой брат действительно совершил убийство?
Сунь Чун-эр. Нет, брат не виновен в этом преступлении. Все это преднамеренная клевета двух прохвостов. А цель у них одна — выманить деньги.
(Поет.)
На мотив "Дерутся перепелки"
Плуты, любители легкой поживы,
Вы прихлебательством только и живы.
Можете влезть человеку в доверье,
Что вы ни скажете — сплошь лицемерье.
Книги ли Песен [173] "Книга песен" — "Шицзин", древнее собрание песен и поэтических произведений, вошедшее в состав конфуцианского канона. Мэн-цзы — философ IV в. до н. э., виднейший из последователей Конфуция. прочтете вы строки?
Вам ли усваивать Мэн-цзы уроки?
Если глядите вы — злобно и косо.
Если вы пишете — только доносы!
Уши стыдятся речей сумасбродных.
Изображаете вы благородных.
Тщетно! Ведь суд все равно разберет,
Вы просвещенные люди иль сброд.
Оба они обманом вытягивали у старшего брата деньги. Когда же настал этому предел, они озлились и составили ложный донос!
(Поет.)
На мотив "Поднимаюсь на башенку"
Слово Правды — его не продашь,
Слово Чести — его не убьешь,
А у вас что ни слово — то блажь,
А у вас что ни слово — то ложь!
Сколько б вы ни болтали зазря,
Что вступаетесь, мол, за мораль,
К добронравью стремленьем горя, —
Вам притворство поможет едва ль…
Кулаками стучите вы в грудь,
Всем морочите головы… Но
Вам попранием Правды отнюдь
Свой навет доказать не дано!
Доведется отведать вам палок —
Будет вид ваш плачевен и жалок.
Теперь вам остается только одно:
(Продолжает петь.)
На прежний мотив
Вечно служит вам бойкий язык
Утверждению сплетни и лжи.
Не скрывайте ж ваш истинный лик:
Мы ученые, дескать, мужи!
Вань Ю-жань. Значит, Сунь не сознается! Слуги, принесите большую палку и задайте ему как следует.
Суня бьют палкой, Сунь Чун-эр загораживает брата.
Сунь Чун-эр. Брат не виновен! Я желаю держать ответ за него.
(Поет.)
На мотив "Одинокий"
Родные братья, вместе мы
Ответ держать должны.
Как нити шелковые, с ним
Мы вместе сплетены.
Из корня одного взросли,
Как волосы в хвосте.
Пусть судит справедливый суд
О нашей правоте.
Ван Ю-жань. В таком деле без палок признания не добьешься. Слуга! Продолжай бить большой палкой, да как следует!
Сунь. Я уважаю закон. Мог ли я быть убийцей?
Сунь Чун-эр. Старший брат невиновен, судите меня!
Ван Ю-жань. Если и младший брат в том же деле замешан, принеси, слуга, малую палку.
Ян Мэй-сян (вбегает в помещение суда) . Ваша милость! Умерьте пыл, погасите гнев! Позабудьте злобу, порожденную шакалом и тигром. В этом деле не повинны ни Сунь, ни его брат Сунь Чун-эр. Все это сделала я, низкая женщина.
Ван Ю-жань. Так! Выходит, что жена замешана в преступлении мужа. Это усугубляет его вину. Если б он один все совершил, еще могла бы идти речь о смягчении наказания. Теперь смертный приговор неминуем.
Ян Мэй-сян. Ваша милость! Издревле человеческие судьбы подвластны воле Неба и Земли! А я спрашиваю, почему же нет родственников убитого человека, а вместо них выступают здесь два отъявленных прощелыги? Вот что я хочу сказать суду. Семья Суней живет в городе Бяньцзине. Глава семьи Сунь Старший. Зовут его также Сунь Жун. У него есть брат Сунь Младший, которого зовут также Сунь Хуа. Они кровные братья. Родители у них давно умерли. Из-за наветов двух мерзких сплетников Сунь очерствел сердцем и изгнал брата из дому, и тот ютится теперь в заброшенной гончарне, что в южном предместье. Эти прохвосты отрывали Суня Старшего от дела, тянули его к беспутной жизни. Хозяйство зашаталось. Когда юаньвай встречался с младшим братом, он то и знай бранил его безвинно, а нередко и избивал. Я пыталась увещевать — напрасно. Тогда я решила во что бы то ни стало помирить братьев. Десять лет кряду ежевечерне зажигала я благовонные свечи, и вот однажды, когда я их зажгла, мимо курильницы прошла собака. Я узнала ее — собака принадлежала соседке, бабушке Ван. Я пошла к бабушке Ван и за пятьсот монет купила у нее собаку. Дома я отрубила ей голову и хвост, обрядила в платье, нахлобучила шляпу и бросила около задних ворот. В этот вечер юаньвай возвращался домой с очередной попойки и увидел там, как ему показалось, труп убитого человека. он очень испугался, и я посоветовала ему попросить Лю Лун-цина и Ху Цзы-чжуаня унести от дома труп. Оба наотрез отказались. Тогда мы пошли к Суню. Младшему и уговорили его унести этот труп. Он выполнил пашу просьбу и закопал его подле дамбы на берегу Бяньхэ. Если ваша милость сомневается в правдивости этих слов, то подтвердить мои показания может старуха Ван.
(Говорит нараспев.)
С юаньваем сущая беда
Жаль, повернулся он спиной к родным
Лицом к чужим.
Брат брата ни за что из дома гнал,
Бранил, ругал,
Порою избивая.
И слушать не желал он никого. —
В доверье были у него
Два прихвостня — два негодяя.
И то дружки к нему,
То он к дружкам,
И днем и ночью — все по кабакам!..
…Дом разорял,
На ветер шли достатки,
Хозяйство наше уж давно в упадке.
И мне,
Его жене,
В конце концов
С концами не свести концов.
Будь дальше так —
И ждать-то станет нечем…
Молилась я
— И зажигала свечи…
Потом пришла на ум одна затея. —
Худого ничего не разумея,
Хотелось мне
Вернуть супругу разом
И сердце доброе, —
И разум,
Ну, а семье былое положенье.
Коль ваше есть на то соизволенье,
Для целей
Справедливого дознанья
Соседка Ван
Дала бы показанья.
И стало б ясно всем к тому же:
На суд явилась верная жена.
А в чем ее вина?
Она,
Убив собаку, укротила мужа!
Ван Ю-жань. Но этого доказательства еще мало, чтобы судить…
Ян Мэй-сян. Раз ваша милость все еще сомневаетесь, пошлите кого-нибудь на берег Бяньхэ.
Сунь Чун-эр. Когда я относил труп, мне показалось странным, почему от него так и разит псиной…
(Поет.)
На мотив "Двенадцать месяцев"
Был труден дела этого разбор:
Здесь правда выставлялась на позор.
Задумался судья… Однако зло
Торжествовать над правдой не смогло.
Сестрица, брата старшего жена!
Прекрасна, словно ветвь в цвету, она:
Взяла на плечи хрупкие свои
И честь и благоденствие семьи.
И здесь конец истории о том,
Как в наше время борются со злом,
Что на семью обрушится порой, —
И кто наказан здесь, и кто — герой!
Ван Ю-жань. Однако, хотя дело обстоит и так, пусть слуга отправится к дамбе реки Бяньхэ и принесет в суд зарытый там труп убитой собаки.
Сунь Чун-эр
(поет)
На мотив "Песни времен Во"
В зал, где ныне свершается суд,
Труп собаки сейчас принесут,
И пускай наконец прояснится
Тайный умысел умной сестрицы.
Не вздыхай же, о старший мой брат,
Повинись там, где ты виноват;
Ну, а где не вина, а обман —
Есть свидетельство бабушки Ван.
О почтенный судья! Ваша честь!
Милость вашу спешу превознесть,
Но с решеньем, прошу, не спешите,
Не узнав подоплеки событий!
Слуга (входит в помещение суда) . Докладываю господину судье. Вот собака, которую вы приказали принести.
Ван Ю-жань. Итак, два негодяя преступили закон. Каждый приговаривается к девяноста ударам палкой. После чего предписываю принудить их к полезному для народа труду. Сунь Жун был нерадивым хозяином дома, вынудил родного брата жить отдельно, и его следовало бы приговорить к сорока ударам. Но жена его, урожденная Ян, добродетельная женщина, и потому он наказанию не подлежит. На воротах города сделать надпись, прославляющую ее имя. Сунь Хуа утвердить в должности уездного чиновника степени сянь-лин.
(Декламирует.)
Наш закон — для праведников благо,
Наш закон — о мудрецах забота;
В Баньлянчэне отыскались двое,
Что достойны славы и почета!
Всем воздал по истинным заслугам
Ван Ю-жань, рассматривая дело.
Обратите очи к государю,
Милость чья не ведает предела!
Сунь Чун-эр
(поет)
Заключительная ария
Выну я из собаки
Все кости и жилы,
Отделю ее шкуру
От мяса и жира,
И на улице
Чучело это повешу,
Чтоб всем низким оно
Устрашением было.
Главная сцена пьесы: "Сунь Чун-эр смело берет на себя вину".
Полное название пьесы: "Госпожа Ян убивает собаку, чтобы образумить мужа". [174]Примечания В. Сорокин
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления